C92.0

На самом деле Дазай не смог сразу решиться на это. Он действительно стал писать сообщение Чуе, но затем стёр его и отбросил телефон куда-то на простыню, рядом с подушкой. Повалялся на кровати, подумал хорошенько и снова набрался храбрости, чтобы написать. …И всё же, написав первое слово, вышел из приложения мессенджера. Глубоко вздохнул, растер щёки до красноты и посмотрел в экран телефона, долго сверля взглядом одну точку на нём, параллельно думая. «Ладно, не проверю — не узнаю», — оборвал он собственную цепочку мыслей. Решил начать с малого.

«Привет»

«Спишь?»

«Ладно, наверное все нормальные люди, которым надо на работу, в это время спят»

«В общем-то, мне необязателен твой мгновенный ответ, я даже не уверен, что не удалю эти сообщения прямо сейчас…»

«Мне кажется я люблю тебя, Чуя»

«По-дурацки, непонятно для самого себя, но люблю»

«Не уверен в чувствах. Ни в своих, ни уж тем более в твоих, но высказаться хочется»

«Ты такой добрый…»

«Может быть, ты из жалости со мной общался, или просто боялся отказать… ахаха, психически нестабильному пациенту, но даже если так, хочется надеяться, что ты не убежишь от меня и не станешь игнорировать, как только прочитаешь написанное;)»

«У меня никогда не было друзей, с которыми я бы мог поделиться чем-то личным. Тем более, у меня никогда не было действительно любимого человека»

«Но мне кажется… им стал ты?»

«Мне хочется проводить с тобой время, рассказывать все, что бы ни случилось, просто потому что доверяю тебе и только тебе»

«Хочется просто общаться на самые обыденные темы, хочется касаться»

«Всего хочется»

«Я смею лишь думать об этом, но сделать не хватает храбрости»

Осаму тут же вспоминает ту ситуацию после прогулки в торговом центре и невесело хмыкает себе под нос.

«И уверенности»

«В том, что достоин чего-то такого»

«Прости, что не говорю все это в лицо, но мне правда боязно»

«Аж перечитать страшно всё что я тут понаписал»

«Оставляю на суд тебе»

«Всё.»

Сердце колотится, вырывается из груди. Он действительно только что признался. Пусть и не в лицо, пусть и не знает, каков ответ… Это лучше, чем молчать.

***

Чуя размыкает глаза утром с мыслью о том, что на работу идти желания нет. Его, так-то, никто не заставляет. Через пару минут, вспомнив о жестоком капитализме, правящем в современном мире, Чуя всё-таки решает, что жить в тепле и уюте ему нравится больше, чем скатиться до аморального поведения или умереть от голода, так что заставляет себя встать с постели и проверить телефон. Лучше бы, наверное, не проверял. Десятки сообщений, и все от одного Дазая. Стало плохо ночью? Внезапный приступ депрессии? Опять порезался?.. Руки покрываются мурашками, а ладони потеют от пронёсшихся в голове мыслей. Накахара заходит в чат и читает написанное. Начинается огромный поток обыденно, будто бинтованному стало просто скучно посреди ночи, а потому Чуя немного оттаивает и смело пролистывает вниз. — … Оу. Рыжий распахивает глаза, и, мельком прочитав лишь «люблю тебя, Чуя», быстро кидает телефон, словно горячую картошку, на постель. Тот немного не долетает и бьётся о самый угол матраца, рикошетит и с тихим стуком валится на пол экраном вниз. «В душ, срочно в душ. Помыться…» — думает он и пытается выкинуть из головы вид сообщения. Конечно же, у него не получается это сделать. «Люблю тебя, Чуя»

С одной стороны, чего-то подобного стоило ожидать. Всё шло к этому. Эти встречи, касания, улыбки и взгляды не могли остаться ничем, но Накахара и не думал, что Дазай созреет так скоро. Холодная вода отрезвляет, немного приводит в чувство и восстанавливает рассудок. Надо как-то ответить. Он ведь ждёт ответа… Но как? Чуя, положа руку на сердце, готов признаться: он испытывает нечто сродни тому же. Возможно, симпатию. Возможно и влюблённость. Но он не хочет отношений. Уж точно не сейчас, с Дазаем, который ещё недавно лежал в собственной крови — и, к тому же, чуть не умер — из-за небольшого конфликта. Не с тяжелобольным человеком, что сам тянет себя на дно. Нет. Абсолютное нет. Когда рыжий выходит из душа, то понимает, что всё это время стоял под ледяной водой, из-за чего окоченел. Он насухо вытирается полотенцем и быстрым шагом идёт обратно в спальню. Поднимает телефон и видит, что Дазай онлайн. Он написал ему ещё что-то. Чуя берет себя в руки и читает всё настроченное ещё вчера ночью. «Судить мне?», — мужчина поджимает губы, — «Прости, Дазай». Он начинает печатать ответ, прежде взглянув на то, что за сообщение пришло недавно.

«Не молчи, Чуя, пожалуйста. Я же вижу, ты прочитал!»

«Да, прочитал» «Дазай» И больше не печатает. Он думает, как помягче приподнести информацию, но понимает: всё одно. Стоит говорить прямо.

«Ответишь?»

«Ну Чуя!»

«Отвечу» «Нет» «Прости, Дазай, но нет» «Я не могу» «Понимаю, что испытываю нечто похожее, но не могу» «Мы, хоть и нашли общий язык, очень разные» «Мне нужна стабильность, которая в нашем случае невозможна» «Вдруг ты решишь умереть? Снова, как в прошлый раз. Сбросишься с крыши, наглотаешься чего-то» «Что я буду делать тогда?» «К тому же я врач, а ты пациент» «Это не этично» «И хотя это меньшая из существующих проблем…» «Она породит более серьёзные в дальнейшем» «Так что нет» «Прости меня ещё раз»

«Понял»

«Спасибо за честность, Чуя»

О нет, кажется, Накахара уже успел пожалеть. Лишь бы не сделал что-то с собой… «Дазай, прошу тебя, не расстраивайся» «Это может звучать так, будто я издеваюсь, но я совершенно не имею этого в виду» «Не делай с собой ничего» «Я правда жалею, что всё так, как есть»

«Ах, Чуя, не надо так!»

«Я расстроен, но не до такой степени»

«Я не наложу на себя руки, даже не думай!!!»

«(〃＾▽＾〃)»

«Ладно, пойду посплю ещё»

«Пока-пока!»

Чуя видит, как тот тут же выходит из сети. Чёрт. Он врёт, нагло врёт. Разыгрывает клоуна, как привык это делать. Пытается скрыть за маской истинные эмоции. Лучше бы он наплевал на всё и не отвечал прямо сейчас. Попросил бы подождать. Сказал бы, что нужно подумать. Или договорился о личной встрече. Глядя в глаза, догадаться о мыслях Осаму всё равно чуть проще, чем так, через Интернет. Как бы там ни было, Накахаре всё ещё нужно на работу, а потому он в спешке собирается, пытаясь думать о плохом поменьше.

***

Не могло всё быть так просто. Это очевидно. Однако Чуя понадеялся, что если Дазай и соврал, то не станет что-либо делать хотя бы из жалости к нему или к матери. Видимо, не стоило… Осаму ничего не написал в тот день. Впрочем, никто, наверное, не может оправиться от несчастья так быстро, поэтому врач решил подождать до следующего дня, чтобы проверить ожидания. Осаму не пишет и во второй день, из-за чего Чуя беспокоится. Мужчина звонит ему во время перерыва и слышит лишь автоответчик: «Абонент занят или находится вне зоны действия сети», — произносит голос из динамика. Громким ударом кулака о стол он пугает медсестру, сидящую в тот момент в кабинете, за что коротко извиняется и выбегает в коридор. Женщина пожимает плечами и решает не обращать внимания. Чуя обходит быстрым шагом весь коридор онкологического отделения и, в конце концов, заходит обратно к себе, приступая к бумажной работе. Осаму не пишет и на последующий, третий день. Он появляется в сети, но намеренно — так кажется Чуе — игнорирует его. Сначала рыжий хочет тоже ответить холодным игнорированием, но потом понимает, что поступает ещё более глупо, чем его пациент, а потому наоборот делает шаг навстречу и печатает в их чате: «Доброе утро!» «Как поживаешь?» «Я тебе звонил, но ты не ответил. С тобой ведь всё хорошо?» …Он не получает ответа до самого вечера. Измученный самим собой и негативными мыслями, Накахара несколько раз звонит Дазаю, но так и не добивается разговора. Зато через пару минут после последней попытки ему приходит уведомление.

«Всё ок»

«Я занят»

Врач честно еле-еле сдерживается от того, чтобы написать в ответ что-то вроде: «Чем ты там занят, важный хуй бумажный?! Решил заняться проблемой безработицы в Японии и трудоустроиться?», однако решает, что это будет слишком жестоко, а потому лишь шлёт эмодзи пальца вверх. Тут он вспоминает, что у Дазая запись на прием к нему, причём как раз завтра. Возможно, если тот все таки соизволит прийти, они обсудят произошедшее и расставят все точки над «и». Про себя он молится, чтобы всё так и было.

***

Ну конечно же этого не случается. Пока медсестра ворчит из-за того, что Дазай опаздывает на приём, Накахара уже тоно понимает — он не опаздывает, а просто не собирается приходить. Что ж, тогда пора обращаться к более действенным методам. Чуя с едкой ухмылкой ищет в базе данных больницы медкарту Осаму, чтобы найти там один конкретный столбец — «контактные данные». Он набирает номер его матери и ждёт ответа, пока, спустя три мерных гудка, телефон не вибрирует, оповещая о том, что на том конце линии его слушают. — Добрый день, госпожа Дазай. Это Накахара Чуя, врач-онколог вашего сына. Можно узнать, почему в этот раз он пропускает запись? Боже, как же это абсурдно! Словно Осаму — маленький ребенок, напортачивший в детском саду, не несущий ответственности за свои действия. Ещё никогда ему не приходилось нянчиться с пациентами… Ну, всё бывает в первый раз. Когда-нибудь и нечто подобное должно было случиться. — Ох, здравствуйте, Накахара-сэнсей! Прошу прощения за сына и за себя. Только хотела Вам сама позвонить. Мой сын снова показывает свой характер, — она нарочно выделяет последнее слово и говорит громче, будто желая, чтобы «сын», который, судя по всему, присутствует при разговоре, почувствовал стыд. Чуя как никто другой понимает — стыда от него явно не дождешься. — …Кхм, ясно. В таком случае, что я должен предпринять? Вы собираетесь исправлять ситуацию? «Ну да, это ведь не ты виноват», — говорит сам себе Накахара в мыслях. Для матери Дазая он чист, а потому имеет право на такую наглость. — Да, безусловно! Простите нас за предоставленные неудобства. Я понимаю, что с нашей стороны было некорректно занимать ваше время, Вы ведь профессионал своего дела. Могли бы вместо того, чтобы возиться с этим, лечить тех, кто действительно этого хочет. Осаму отказывается посещать Вас и настаивает на том, чтобы наблюдаться у другого врача. Мне придётся исполнить его прихоть и найти специалиста в другом учреждении. — … Блять. Это ещё хуже. Грёбаный бинтованный дурак! — Хорошо, удачи вам в поисках лучшего специалиста. — Я не сомневаюсь в Вашей компетенции, Накахара-сэнсей! Просто… — Я всё понимаю. Не стоит оправданий, я не держу зла. Все же нас связывали… сугубо формальные отношения, и это не должно отражаться на нашей жизни. Всего доброго. Чуя вешает трубку и нашаривает в кармане халата пачку сигарет. Медсестра замечает это и смотрит на него вопросительно — Я на улицу. Ненадолго. — А что с…? — спрашивает женщина с интересом. — Ничего. Он больше не будет ходить на приёмы. — Поняла. Накахара с хлопком закрывает дверь и оставляет её одну в кабинете. — Мда, веселье не заканчивается… — бормочет она себе под нос и достаёт из сумочки зеркальце, чтобы проверить состояние помады на губах.

***

— Сколько ты ещё будешь меня позорить? И где я найду тебе врача?! Фукудзава-сэнсей умер, Накахара-сэнсей не захочет больше иметь с нами дело. Ты вообще думаешь, прежде чем делать?! — мать Дазая кричит так, что аж слюна брызжет. Он же переворачивается на другой бок и закрывает голову подушкой, пытаясь заглушить звуки. Паршиво. Но ему хотя бы не надо будет видеться с Чуей. — Не ори. Ты же слышала, он сказал, что формальные отношения не должны влиять на нашу жизнь. Значит он не в обиде, — парирует Осаму, чувствуя тупую боль в груди, когда произносит это словосочетание. Формальные отношения. Неправда это, Дазай понимает. Он не настолько глуп. Но слышать такие слова из уст любимого Чуи всё равно непривычно, немного неприятно. — Не думай, что ты самый умный. Конечно, ты его оскорбил! Вот почему? Почему?! Чего тебе не доставало?! Ты же только стал поправляться, а тут… — Неважно. Не буду лечиться. Всё равно лучше уже не будет. — Осаму! Ты!.. Шатен закатывает глаза и уходит в другую комнату, запираясь там. Он снова закрывает уши, стараясь не обращать внимания на то, как мать дёргает ручку двери и стучит со всей дури. Перебесится. А Дазаю сейчас как никогда нужно одиночество. И время на подумать. Возможно, не стоило так делать. Тем не менее, он не смог бы смотреть в любимые глаза, зная, что взаимности не будет. Он не настолько хорош в самообладании. Ну, уже ничего не исправить.

***

Чуя всё же приходит к какому-то выводу, упорядочив в голове произошедшее. Курение, на удивление, часто ему помогает. Он не столько зависит от дыма в легких, запаха или того же никотина, который заставляет каждый раз покупать новую пачку и скуривать её, сколько от тех драгоценных минут тишины и спокойствия, которые дарит тлеющая сигарета. Если Дазай не хочет продолжать общаться, значит так тому и быть. Ему так лучше? Накахара за него рад. Как бы это ни отразилось на самом мужчине, главное, что Осаму будет чувствовать себя комфортно. Хотя найти такого же специалиста в столь узкой области в Йокогаме будет сложно, если понадобится, он может поискать его самостоятельно и договориться через Мори. Ради Фукудзавы он бы, скорее всего, согласился. В итоге Чуя ещё раз звонит матери Дазая и просит забрать карточку из больницы, а также написать заявление на отказ от нахождения на учете в их учреждении, прежде чем вернуться в кабинет. Это чистая формальность, но её необходимо выполнить, чтобы Осаму смогли поставить на учёт в другой клинике. Если Накахара сам «откажется», существует вероятность, что шатена могут и не принять в другом месте. Параллельно мужчина думает, что всё-таки стоило отказывать помягче. Тогда бы жизнь была лучше и трава зеленее, несмотря на то, что сейчас осень. Может, они бы не расстались на такой ноте… «С другой стороны, это не только моя вина», — напоминает себе Накахара. И это действительно так. Инфантильное поведение Дазая — вот что сыграло действительно большую роль в этой ситуации. Желание разыграть сцену, стать королевой драмы и насолить собственной матери, которая и так лезет из кожи вон, чтобы вырвать сына из лап смерти. Не было бы этого — Чуя и Дазай бы спокойно поговорили и пришли бы к соглашению. А какой был бы исход… знать такого не дано. — Нет, всё, надо прекращать, — твёрдо решает рыжий. — Что говорите, Накахара-сэнсей? — переспрашивает медсестра. — А? Нет, ничего, не обращайте внимания. Есть ещё на сегодня запись? — Да. — Тогда продолжаем приём.

***

Забыть всё не получается. Чуе снится какой-то очень мутный сон. В нём Дазай дарит ему тёплую улыбку и весь сияет, но затем исчезает в каком то тумане. Снится Кëка, белые хризантемы на её похоронах; батарея бутылок и тот запачканный чем-то матрац, который был у них с сестрой на двоих ещё в доме родителей. Словом, всё плохое, что Накахара предпочёл бы не вспоминать. Ну, за исключением улыбчивого Дазая. Его не получается стереть из памяти, рыжий думает о нём постоянно. Когда работает, когда спит. Каштановые кудри и бледная кожа с бинтами всегда перед взором. Чуя, пытаясь побороть стеснение, даже рассказывает всё Рюноскэ, на что тот, конечно, удивляется, но в конечном счете пытается рассуждать конструктивно и дать совет. — Я считаю так: на нет и суда нет. Он не сказал тебе в лицо ничего. Ни про чувства, ни про обиду. Прятался, поджав хвост, и показывал свое «фи», только и всего! Человек, ведущий себя так, не достоин твоих нервов, Чуя. Постарайся подумать об этом и расставь приоритеты. Что для тебя важнее: собственное благополучие и крепкий сон или человек, который даже объясниться не может? После разговора с Акутагавой становится правда легче. Накахара даже жалеет, что не рассказал ему всё с самого начала и терпел до последнего. Столько нервов бы сэкономил! Теперь мужчина спит относительно спокойно. Дазая вспоминает, но не постоянно. Времени на постоянное витание в облаках нет: ему надо работать, лечить уйму других пациентов. В свободное время он общается с троицей из кардиологии: Йосано, Рюноскэ и застенчивым ординатором, который со временем привык к Чуе и стал чувствовать себя лучше в его обществе. Так, за работой и вечерами с коллегами-друзьями проходит неделя. В один из дней Чуя спускается на первый этаж, чтобы, как обычно, покурить с Рю у заднего входа, и видит сидящую на диванчике и ждущую своей очереди в регистратуру мать Дазая. Женщина не виновата в поведении её уже взрослого сына, а потому Чуя здоровается с ней и завязывает разговор. — Здравствуйте! Вот, пришла забрать карточку. Скорее всего, придется обратиться в Токио за лечением… Сколько проблем создает Осаму, это ужас. Ещё и сидит целыми днями в своей комнате, будто мир ему что-то сделал. С чего бы он так поменялся?.. «Да, действительно», — говорит Чуя, но не вслух. Вместо этого он улыбается женщине. — Всё бывает. Может быть, просто такой период в жизни. Вы не думали отправить его к психологу? Или психиатру? — Если бы он еще согласился ходить… Простите ещё раз за него. Мне очень жаль, что мы теряем Вас как лечащего врача. Всё же вы заменяете самого Фукудзаву-сэнсея. — Не стоит. Я уже говорил: зла не держу и не обижаюсь. Они перебрасываются ещё парой слов, прежде чем Чуя всё-таки уходит на встречу с Рюноскэ. Он рассказывает ему о произошедшем, а Акутагава решает поведать ему о том, как Ацуши вчера поскользнулся на грязи по дороге домой и впечатался лицом в асфальт, причем явно с некоторым злорадством. — А вот нечего ворон считать! — Какой ты жестокий, Рю. Перекур заканчивается, как и рабочий день. По приходе домой рыжий плюхается на диван и понимает, что теперь окончательно оборвал связи с Дазаем Осаму. Он больше не пациент и не друг. Видимо, больше и не любимый человек. И не его проблема.