За плющовой занавесочкой

На следующий день, рано утром, за занавеску вошёл новый саних. Жители деревни потянулись туда. Пришедшим был приятного вида паренёк с длинными волосами, растрёманными в разные стороны и с весёлыми ярко-зелёными глазами. Выглядел он года на восемнадцать и единственным странным в нём была одежда: что-то изодранное, отдалённо напоминающее помесь толстовки и полотенца, висящее на трёх ниточках и едва не расползающееся на петли. Сам процесс принятия ритху прошёл как обычно, новую хижину построили на удивление быстро. И всё как-то быстро с ним происходило: например прозвище придумалось в первый же день, хотя многие ещё и имени нового саних не знали. Теперь вся деревня дружно звала его ТимиоγА — дождь [некоторые называли ЛихтимиоγА — Дождик], потому что пришёл он с началом очередного ливня. Гитхэ выковала новоприбывшему меч, нож и топор, Нэфэб сшила балахон. Щирифэб сработала стол, шкаф и скамейку. Весь день прошел в работе, а с наступлением ночи началась традиционная церемония знакомств. Лира подошла поговорить примерно в середине, около часу ночи. — Я Лира Воγасиг, умерла в июне от туберкулёза. — О, а я ШАцихэ Тимиоγа. Где ты живёшь? — Вон в той хижине, у которой над дверью колокольчики. Мы там вместе с Дэрим живём. — А мою ты наверное видела, только сегодня построили. Кстати, откуда ты? — Из Великого Новгорода. — Вау, мне там очень нравится! А я из Петербурга. — Красивый город. Ну, тебе, наверное, пора идти дальше. Лира пошла к избушке Шимирхэба. Там уже были остальные заговорённые мечи, Рихиþ, Рино, Гитхэ, Химмэ, Дэрим, Зхэ-Лоир и Нэфэб. В углу на полу откуда-то взялся Хитити, который не участвовал в разговоре, а просто существовал и грыз какую-то кость,как самый натуральный псих. — О, Рии! — обрадовался Хивации, увидев Лиру и наливая ей чаю. — Познакомилась? — Ага, — Воγасиг села на пол у стола, потому что на скамейке места уже не было. — И как он тебе? — поинтересовалась Нэфэб. — Ну, ничего такой. Весёлый, активный. — А что, правда никому не покащалось странным, что он не говорит, как умер? — недоумевающе спросил Титта. — Или кому-нибудь он всё-таки сказал? — Ну, по идее никому, — задумалась Минирмэ. — То есть ты реально думаешь, что он может что-то скрывать? Может, просто не хочет вспоминать, потому что смерть была очень неприятной. — Не, ну сам факт того, что он этогг не говорит, странный, — Титта стоял на своём. — Даже Рихиþ, у которой была смерть не из приятных, рассказала нам о ней. — Вообще-то это Лао рассказала, — огрызнулась Горрорэ. — Соглашусь с Титтой, — лаконично вставила Гитхэ. — Кстати, что тут делает Хитити? — спросила Лира. Иван-чай с пафосной серьёзностью ответил: — Это не Хитити, это моя собака Ёч [ритх. Скотина]. Видишь, кость жрёт. Хитити в знак согласия стал грызть кость ещё громче, а потом сделал "Ауф". Все рассмеялись. Продолжая смеяться, Зхэ-Лоир встал, поднял вверх кружку с иван-чаем и сказал: — За собаку Ёча! Все со смехом чокнулись и выпили по глотку. Хитити в углу сделал удовлетворённое "Авава" и продолжил жрать кость в режиме ультрагромкого фонового шума. Отсмеявшись, Титта высказал ещё одну гипотезу: — А имя Шацихэ вам ничего не напоминает? Все испуганно перегдянулись между собой. После минуты мёртвого молчания Рино протянула: — Ша-Цихэ... Пора-Снега... Ша-Цихэ... Пора-Снега... — То есть... Он знал ритху до попадения в деревню? — догадалась Дэрим. — На самом деле не обязательно, — отрезала Гитхэ. — Что ему мешало придумать имя со значением на ходу? — Нет, ну само-то значение вас не смущает? — на этих словах Титты собака Ёч сделала фэйспалм. — О боги, — Шимирхэб сделал еретический крест. — Ты же не намекаешь на то, что он хочет... — Снять заклятие! — меч Хау закончил за него. — Пора Снега — образно тяжёлое время. Он типично хочет попортить всем нам жизнь. А теперь вспоминаем про то, что он не говорит, как умер... — О боги! — все (в том числе собака Ёч) дружно сделали еретический крест. Теперь собака Ёч не выдержала и подала голос из угла: — То есть ты хочешь сказать, что Шацихэ не помнит, когда умер?