Stickers

      Щелкунчик возле бариста совсем не бесит, как в прошлый раз. Сейчас именно он, Юнги назначил встречу в этой кофейне. На подсосзнательном уровне, будто решил оставить всё неприятное в одном месте. Громкий звук капучинатора каждые пять минут разделяет гул разговоров на части.       Юнги спокоен. Его не тревожит яркая помада на чужом лице, дорогой маникюр с приклеенными, будто мармеладными, мишками, на летающих в воздухе руках. Девушка эмоциональная, громкая, словно ребёнок. Милая. Конечно, понятно, что Хёнджону в ней понравилось. Она говорит быстро, жестикулирует, хмурит брови. Правда — каннамская красотка. Наверное, хорошо зарабатывает, раз ходит с оригиналом сумочки люксового бренда. А может, обеспеченные родители. У Юнги нет к ней негативных чувств. Что даже удивляет. Казалось бы, вот она — разлучница. Вцепись ей в волосы и отходи по щекам.       А не хочется.       Юби красавица. Ухоженная, знающая себе цену. Немного наивная, наверное, раз пришла говорить с ним. И так живо всё разбалтывает. Где-то в глубине души лишь подъедает плоть маленький червячок. Юнги завидует.       Юби беременна.       Она написала ему сама. Потом рассказала всё здесь, в этой ароматной кофейне. Юнги думал, что разговор пойдет хуже. Но рядом с этой девочкой почему-то спокойно.       — Юби, постой.       Омега не использует даже уважительную форму, обращается как к младшенькой. Девушка затихает, поджимая губы. Длинные ноготки щёлкают по керамической высокой чашке с гляссе.       — Юби, я не злюсь на тебя. Перестань извиняться.       — Но Юнги-щи! Я же виновата перед вами! Но вот такая вот ситуация произошла, я подумала, что надо вам рассказать срочно! Я понимаю что я плохая в ваших глазах! Я же! Я же, — девушка сглатывает, — любовница…       Юнги улыбается. Почти по-родительский даже. Юби не знала о том, что Хёнджон в браке. Встречалась с перспективным холостым альфой, не планируя ничего серьезного.       — Юби, я просто хочу сказать, что я не претендую на Хёнджона. Но… ты знаешь, почему он в следственном изоляторе? Он рассказал тебе?       — Он сказал, что это какое-то недоразумение, а когда его искал мой папа, то…       — Я подал на него заявление, Юби.       — Вы?       Девушка встряхивает своим чёрным каре. Юнги кивает тихо, делает глоток сладкого латте. Сегодня захотелось помягче. Потом так же молча достаёт телефон, кладёт перед девушкой на стол. При ней заходит в диалог с Тэхёном. В имени важная приписка — «Адвокат». Юби рефлекторно отстраняется. Опускает изящные руки на колени, пальцами вцепляясь в черный твид юбки.       Юнги переходит в файлы диалога.       — Вот, можешь читать всё. Здесь копии и фотографии заявления, дела, дальше будет видео — тоже смотри. И бумаги на развод тоже там. Давай, читай, Юби.       Зачем он это делает? Юнги точно не знает. Может, хочет защитить девушку. Или её маленькое дитя внутри. Или обоих сразу. А может хочет, чтобы Хёнджон сидел. Чтобы не отмазался так легко. Беременная от него омега — облегчающее обстоятельство. При согласии омеги…       Всё в кучу. Юнги просто хочет, чтобы наивная девочка с чёрным каре и пухлыми блестящими губами не попала в лапы Хёнджона. Кто знает, когда в следующий раз он сорвётся. И на ком. На ней, или на беззащитном ребёнке.       Юби сначала ведёт от телефона носом, неосознанно показывая неприязнь. Потом на глаза попадают знакомые имена. Девушка склоняется над маленьким экраном. Вчитывается. Юнги молча пьет кофе. Когда Юби долистывает до видеозаписи, Юнги уводит взгляд. Смотреть неприятно.       — Юнги-щи…       — Он бросил меня с выкидышем в больнице. Я был в положении, что-то пошло не так, и всё оборвалось. Мы потеряли… Я потерял ребёнка. Он назвал меня бракованным, сказал, что едет в Пусан, в командировку, а сам проводил время с тобой, Юби. Моя мама вас застукала в нашей квартире… Вас ли? Я не знаю, сколько у него девушек. Было и есть.       Юби закрывает лицо руками. Красивые ногти поблескивают в свете рождественских гирлянд, развешенных по кофейне. Молчит долго.       Юнги не торопит. Он понимает, что сейчас, возможно, разрушил чужой мир. Понимает, что сейчас он — снег на голову девушке.       Чашка пустеет, на дне остается кофейная пыль — мелкие частички, что пробрались через ситечко холдера. Кружатся, словно снежинки в ту самую рождественнскую ночь. Приятные воспоминания. Греют, словно свитер.       Он берёт пальцами телефон со стола, смотрит на время. От обеда осталось 15 минут. Хотя уведомления от Намджуна гласят о том, что у него есть всё время мира, чтобы разобраться со своими делами, пользоваться расположением директора не хочется. Неловко перед коллегами.       От окна диалога с начальником отрывает поникший девичий голос.       — Юнги-щи… Оппа, можно я напишу вам позже? Я хочу подумать… И с папой поговорить.       Юнги улыбается на обращение. Испытывает удовлетворение от того, насколько спокойно прошёл разговор.       — Пиши, Юби. Если будет что-то нужно — спрашивай. Мы с тобой попали в сложности из-за одного и того же человека.       Девушка кивает. Глаза на мокром месте, видно, как ресницы цепляются друг за друга. Она осторожно встает, пытаясь не издавать шума. Сжимается в пространстве. Аккуратно берёт сумочку с кресла, поправляет короткую юбку на бёдрах.       — До свидания, Юнги-оппа. Спасибо вам.       Ботфорты цокают по полу. Юнги провожает девушку взглядом до машины. Отворачивается, видя как Юби утыкается в руль лицом.

***

      Чонгук улыбается, поднимая голову от экрана компьютера.       — Директор на месте?       Юнги с тонкой жёлтой папкой в руках — первое, что попалось под руку на столе. Не хотелось идти в кабинет к Нему просто так. Юнги вообще кажется, что все всё про них знают и смотрят исподтишка. Поэтому он придумывает причины и поводы теперь. Официальные, исключительно рабочие.       — Ага, должен отдыхать после обедика. Мы поели. Заходи.       Юнги кивает секретарю благодарно, скидывая ему на стол ненужную папку. Чонгук подмигивает, пряча документы к себе в стол.       Как только дверь за спиной светловолосого омеги закрывается, Чонгук тихонечко хихикает себе под нос. Юнги даже не старается от него ничего скрыть.

***

      — Директор Ким?       Намджун вскидывает взгляд на менеджера. Он в полосатом костюме, двубортный пиджак с серебристыми пуговицами расслабленно покоится на спинке дивана. Рукава белой рубашки закатаны по локоть, длинные ноги одна на другой, очки висят на кончике носа. В руках планшет с лентой новостей, Директор действительно отдыхал.       — Менеджер?       — Можно к вам, Директор?       На щеках альфы появляются ямочки. Девайс отправляется на журнальный стол. Юнги воспринимает этот жест как согласие, отрывается от пола у двери. Мягко подсаживается на диван рядом. Достаточно далеко, чтобы хотелось подвинуться ближе; и достаточно близко, чтобы сердце начало заходиться от жара.       — Чонгук у себя за столом? — Голос Намджуна низкий и спокойный. Запах недавней еды, феромонов, тембр голоса заставляют Юнги чувствовать себя уютно.       — Да, он мне подмигнул перед тем, как я зашёл.       —Тогда расслабься. Считай, что Цербер на службе. Мой брат умён.       Юнги сначала смотрит на Директора с усмешкой. Потом смысл слов доходит. Он кивает, откидывает голову на спинку дивана. Прикрывает глаза.       Намджун, будто и не собираясь играть в игру «далеко-близко», придвигается вплотную. Поворачивается боком, опираясь на локоть и закидывая колено на сиденье.       Разглядывает. Благодарит про себя, что Юнги даёт такую возможность. Кукольное лицо, бледное, уставшее, но безумно красивое и желанное. Руки горят от желания притронуться, очертить пальцем профиль. Юнги нежен и мягок сегодня. Молочная блуза из тонкого кружева, жемчуг на шее, мягкий кардиган, заправленный в светлые брюки с защипами. Тонкий поясок, обрамляющий хрупкую талию.       Юнги приоткрывает ресницы. Смотрит на мужчину совсем рядом. Кидает взгляд на закрытую дверь.       Цербер бдит.       Омега расслабляется, нагибаясь к мужчине. Прижимается головой к бицепсу, напряженному от позы. Льнёт боком к торсу. Альфа большой, горячий, вкусный.       Намджун лишь подхватывает порыв. Обвивает свободной рукой талию, крепкими пальцами вжимается в тело. Жасмин кружит голову. Юнги утыкается носом прямо ему в скулу. Дышит спокойно, размеренно. У Намджуна внутри ломаются собачьи клетки. Все пульсирует, будто безумие жаждет захватить власть. Юнги тонкими пальцами трогает грудь через натянутую ткань одежды, чувствует выброс феромонов.       — Намджун, сдержаннее, пожалуйста. Мы в офисе.       Альфа втягивает носом ароматный воздух. У него в голове не укладывается, что Юнги здесь рядом, сам идёт к нему в руки. Приходит за успокоением. Это так, Намджун знает, с кем встречался Юнги.       Желваки начинают ходить на лице от невозможности загрести человека рядом в охапку, исцеловать с ног до головы. Как же кружит голову адреналин.       — Если бы я предложил тебе уехать домой прямо сейчас, ты бы согласился?       Юнги отстраняется, заглядывает в тёмные глаза напротив. В голове проносятся десятки «нет», «нужно работать», «у вас расписание», «нельзя напрягать Чонгука», «что, если я не успею к дедлайну», «мы не можем пользоваться вашим положением». Только с губ слетает одно:       — Да.       Намджун встаёт стремительно, оставляя омегу на диване. Широченными шагами идёт к столу, собирая нужное. Хватает пальто, пиджак, целенаправленно идя к двери.       — Юнги.       Юнги вскакивает за ним без вопросов. Внизу живота завязывается узел.       — Чонгук, у меня срочная встреча, менеджер Мин со мной. Отмени показ у первой группы, проведём завтра после обеда. Как раз менеджер Хва выйдет с больничного. И отзвонись в Супериор, скажи, что условия нам подходят, назначь встречу.       Чонгук лишь слушает, запоминая каждое слово. Он прекрасно понимает, что за срочная встреча. Он не имеет права что-то сказать по этому поводу. Он должен выполнить свою работу.       Намджун на секунду задерживает взгляд на зеленой стене с растениями, будто вспоминая, что ещё нужно.       — Да, и вечером возьми служебную машину. Не задерживайся. Поужинай хорошо.       Не дожидаясь ответа, Директор срывается с места. Юнги закусывает губу, впериваясь взглядом в смешинки в глазах Чонгука. Кивает на прощание. Семенит за высоким мужчиной через весь офис. Стараясь не отставать, быстро тычет носком ботинка в кнопку на системном блоке своего компьютера, берёт сумку и кивает коллегам.       Ёнджун в другом конце офиса снова думает о том, что не хочет попадать к Директору в кабинет.       В лифте едут молча. Юнги постоянно сглатывает, пытаясь смочить пересохшее горло. Намджун то и дело сжимает ладони в кулаки. На подземной парковке Юнги достаёт телефон.

«В холодильнике панчаны и миёккук. В морозилке были токпокки. Поешь хорошенько. Я не приеду на ночь.»

      В офисе Чонгук пританцовывает на стуле, отправляя в ответ на сообщение сердечко.       Юнги вцепляется в сиденье, когда Намджун снова и снова топит педаль газа. Становится страшно, но хочется попросить, чтобы альфа ехал ещё быстрее. Не терпится. Юнги буквально мокнет.       Снова подземная парковка, лифт, лестничная клетка. Намджун отточенным движением раскрывает дверь квартиры, первым впуская омегу.       Юнги проходит, снимает обувь. Звук закрывающегося замка позади сносит внутренние блоки, наспех поставленные в офисе и кое как держащиеся до сих пор. Юнги разворачивается на месте, встречаясь с дикими чёрными глазами. Он не видит, но его — такие же.       В лёгких только феромоны.       Намджун хватает его, словно пушинку, поднимая в воздух. Юнги, не стесняясь, обвивает торс ногами. Губы наконец бьются друг о друга. Намджун не целует — поглощает омегу. Сразу лезет языком, поворачивает удобно голову. Глубже, больше, имитируя фрикции. Он сорвался.       Юнги отдаётся. Рвано вдыхает носом, в голову от этого лишь больше несёт. Чёрный чай терпко разливается через капилляры в артерии, заменяя кровь.       Намджун одной рукой держит ягодицы, другой голову, пресекая накорню возможные попытки вырваться. Юнги даже не пытается. Альфа несёт его в гостиную, по пути скидывая с ног туфли. Не существует ни огромных окон с красивым видом, ни краденой ёлки в углу.       Усаживает омегу на барную стойку. Отрывается на мгновения от губ, стаскивает пальто с хрупких плеч, скидывает вместе со своим прямо на пол. Юнги не может долго без альфы, тычется лбом в лоб, касается носом. Глаза в глаза — чернь в ночь. Безумие. Заплетающимися тонкими пальцами накрывает маленькие пуговицы мужской рубашки, на чистой удаче пластик вылетает из петель.       Юнги отключает социальное, —животное берёт верх. От этого трясет. Одежда падает под ноги бесполезными тряпками. Намджун резко дёргает тонкий ремешок в брюках омеги. Сильно, не рассчитывая, тянет на себя Юнги. Прямо в солнечное сплетение упирается его твёрдый пах. Намджун вздергивает голову, утыкаясь носом во влажные губы. Всё слишком близко, слишком рядом, слишком.       Ремешок поддаётся. Юнги опирается ладонями на мощные плечи, привстаёт, давая возможность стянуть с себя брюки. Намджун пальцами сдирает их вместе с бельём до колен. Аккуратный член шлёпает по втянутому животу. Ягодицы снова приземляются на холод барной стойки.       Они целуются опять. Мокро, с текущей по подбородкам слюной. Альфа прикусывает тонкие губы, подбородок, челюсть. Вылизывает тщательно шею под несдержанные стоны, собирает весь вкус. Игриво обводит языком жемчужные бусины, уложенные в межключичной ямке. Покрывает всего его собой. Лапает не стесняясь. Сжимает бока, грудь, задерживая большие пальцы на твёрдых сосках. Идёт ниже, давя большой ладонью на торс. Юнги укладывается спиной поперек стойки.       Намджун одной ладонью придерживает шею, массируя большим пальцем вздутую железу, не давая упасть, другой расставляет омежьи бёдра.       Альфа вбирает в рот всю длину сразу. Солоноватый вкус заполняет рецепторы, собственный член выталкивает порцию смазки в трусы. Юнги задерживает дыхание в немом крике. Неизведанное, странное, сумасшедшее.       Намджун двигает головой, обволакивая губами нежную светлую кожицу. Облизывает, собирает языком каждую каплю, появляющуюся из уретры. Юнги напрягает впалый живот, мышцы пресса выразительно проглядываются под кожей. Ему хочется видеть, как Намджун это делает. Он хочет видеть его лицо, глаза. Хочет убедиться, что происходит именно то. Спина округляется, позвоночник натягивает бархат цвета слоновой кости. Светлые волосы липнут к потному лбу. Юнги вцепляется в края столешницы, оставляя ногти белеть.       Намджун выпускает член изо рта, чтобы снова вобрать до основания, упирая в сжимающееся с непривычки горло.       Юнги запрокидывает голову, когда альфа подтягивает его таз ниже, буквально заставляя его висеть на копчике, в который впивается край стойки, и перехватывает молочные бёдра в свои руки, переключаясь с пениса ниже. Целует, зарываясь носом в поджатые яички. Вылизывает содрогающиеся мышцы, проталкивая кончик языка внутрь. Глотает смазку, что капает буквально на пол. Юнги кричит. Намджун довольно урчит.       Свои брюки кошмарно жмут и мешаются. Он чувствует, как липнет к члену промокшее бельё. Мучая омегу, закидывает обе его ноги к себе на плечи, освобождая руки. Расстёгивает ремень, пуговицу и молнию. Тянет всё вниз, наконец освобождая возбуждение от мешающей ткани. Отрывается от Юнги, лижет бёдра, так удобно разместившиеся по обе стороны от лица. Мягкие, шелковистые, покрытые тонким светлым пушком, что чувствительно щекочет нос.       — Я хочу войти в тебя. Ты готов?       Юнги лишь кивает, заглядывая в глаза.       — Смотри на меня, хорошо?       — Намджун…       — Здесь только я, Юнги, — стаскивает его со столешницы, поперёк спины прижимая к себе, — твой Намджун. Смотри мне в глаза. — Член прицельно умещается между влажных от смазки и слюны ягодиц.       Юнги раскрывает рот. Ресницы собираются в мокрые треугольники. Он смотрит на своего альфу, слушает его голос, принимает.       — Намджун…       — Да, Юнги, вот так.       Омега цепляется за крепкие шею и плечи, медленно усаживаясь на длинный член до основания. Брови заламываются у переносицы. Чувство наполненности отдается правильностью где-то глубоко внутри. Его член умещается на животе альфы, покрытом тёмными волосами.       — Давай пойдём в спальню, маленький, да?       Юнги на всё согласен. Что мешало уйти в спальню сначала, а потом начинать? Идиотский вопрос — они не думали.       Каждый шаг мужчины — толчок прямо по нервам, — надрывный вдох. Мягкое покрывало принимает два тела, забирая в контраст между жёсткой столешницей. Намджун сверху, входит под другим углом, выбивая стоны. Юнги в чувствах, то хнычет, то улыбается, подставляя потное лицо под пухлые губы.       Нащупывает слепым котёнком ямочки на щеках кончиками пальцев. Гладит стриженные на загривке волосы, путается в вихрах чёлки. Целует, куда попадётся. Дышит чаем, дышит альфой, дышит Намджуном. Его Намджуном. Он теперь так на подсознании записан. Юнги хорошо, будто от реальности оторван. Чувствует только как души соединяются, как тела привязываются друг к другу.       Им не нужно много времени. Юнги доведённый, Намджун слишком долго ждал. Омега кончает громко, ногтями впиваясь в мускулистую спину. Намджун сцеловывает всё с милого лица, растворяясь в приятном звуке. Не прекращает двигать бёдрами навстречу. Чувствует, как подкатывает тоже.       — Юнги, я сейчас тоже.       — Внутрь…       — Уверен?       В глаза, без колебаний. Перед ним его Намджун.       — Внутрь, Альфа.       Намджуну с этих слов срывает крышу. Он вгрызается в шею, оборачивая руки вокруг рёбер, прижимая к себе со всей силы. Вдалбливает последние движения в омегу, заливая нутро спермой. Громко рычит в ухо, скаля зубы. Ничего человеческого, чисто животные желания. Юнги растекается под каменным телом температуры кипятка. Чувствует, как разбухает узел внутри. Тащится от растяжения внизу. Льнёт лицом, подставляя щёки и веки под поцелуи.       Намджун сгребает омегу с постели, ловя момент, пока более-менее может двигаться внутри, не доставляя болезненных ощущений. Переворачивается на спину, меняя их местами. Юнги так будет легче.       Омега укладывается на широкую грудь. Заглядывает в глаза снизу вверх. Низ живота заполнен до отказа, но узел растягивает ещё. Приятно.       Юнги ладошкой убирает прилипшие ко лбу волосы.       — Мне хорошо. Я хотел чтобы ты сделал именно так.       Намджун кивает, растягивая красные опухшие от поцелуев губы. Юнги любит его ямочки.       — Мне так светло сейчас. Ни о чём, кроме тебя, думать не могу, Намджун.       Мужчина укладывает ладонь на взмокшую макушку. Гладит по голове, придавливая к себе.       Под рёбрами слева умиротворённо.

***

      Пушистый комок щёлкает коготками по паркету, сопровождая гостя между комнатами. Ёнтан за Чонгуком буквально следит. Вкусно пахнущий омега почему-то в доме хозяина свободно ходит, берет какие-то вещи, громко смеётся. Ёнтану непривычно, но этот человек уже не кажется таким подозрительным. Тем более, что омега просит у хозяина его вкусняшки, а потом угощает. И еще этот человек долго стоял рядом с хозяином у переносок и спрашивал, для чего каждая. А Ёнтан любит свои переноски.       Чонгук, вместо того, чтобы поехать домой на служебной машине, как наказывал старший брат, написал Тэхёну с предложением поужинать. Альфа забрал его прямо с работы.       — Чонгук, если хочешь, можешь переодеться.       Тэхён выходит в кухню в домашнем, шлёпая босыми ногами, когда Чонгук снимает крышки и плёнки с заказанной еды.       Омега застывает с упаковкой одноразовых приборов в руке. Разглядывает мужчину перед собой. Кажется, спортивные штаны и хлопковый лонгслив ничем не уступают классической тройке. Ткань кофты обтягивает широкие плечи, свободно облегает грудь. Ему нравится то, как выглядит альфа. Уютно.       Вообще, Чонгук не собирался оставаться с ночёвкой. Но это предложение переодеться — жирный намёк на продолжение. Иначе, он не знает, как трактовать это. Спрашивает прямо:       — Ты хочешь, чтобы я остался на ночь?       Тэхён не раздумывает, отвечает сразу:       — Да.       — Хорошо.       Чонгук снимает с себя водолазку в спальне альфы, слыша цокот коготков и приглушённый голос за дверью. Стоит по пояс голый, разглядывая аккуратно сложенную на постели клетчатую мягкую рубашку и простые серые шорты. Возле, на полу, стоят растоптанные тапочки. Видимо, единственные в доме Тэхёна, потому что сам он был босым. Милый жест пожертвования заставляет улыбнуться. Сердце легонько трепещет. Он нагой в доме альфы, наспех натягивает длинные рукава рубашки, не расстёгивая пуговиц — манжеты для него и так свободные.       Тэхёна он застаёт уже сидящим на полу в гостиной за низким столом. На телевизоре еле слышно включен музыкальный канал. Ёнтан мягко устроился на диване, глядит на человеческую еду свысока, наслаждаясь витаминной косточкой в лапах.       Чонгук усаживается напротив мужчины, сразу беря в руки металлические палочки. Стучит носиками по дереву стола, выравнивая в пальцах, а затем подцепляет пельмешку с пластиковой тарелки.       — Приятного аппетита! — уже жуя пельмень, воодушевлённо от вкуса, желает обоим напротив.       Пёс вгрызается в косточку. Тэхён на автомате отвечает, но мозгами находится в яремной впадине прямо между незастёгнутого до конца ворота его рубахи. Чонгук в его вещах, пахнет им. Шаркал его тапочками по паркету.       — Кушай, ты чего? Вкусненько, попробуй проростки. Какой-то интересненький маринад.       Чонгук держится хорошо. Прекрасно видит, куда направлен взгляд альфы. Чует носом на себе мёд, чувствует, как свежий терпкий разливается по пространству вокруг. Ему нравится, как он действует на нутро мужчины.       Тэхён начинает есть. Желваки ходят под кожей, он жуёт так тщательно, кажется, впервые в жизни. Проростки, на самом деле, обычные.       — Что там у той девушки? Козла посадят?       Чонгук решается увести разговор, дышать становится тяжело.       — Я об этом позабочусь. Он её с лестницы скинул, на последних месяцах беременности. Пользовался положением и инвалидностью.       — Она не могла ведь даже позвонить никому, какой мудила.       Ругательства из милых уст Чонгука для Тэхена звучат забавно. Он хмурит брови на переносице и дует губы, когда говорит о чём-то, что искренне ему не нравится.       Речь идёт о рождественской пациентке, которая нарушила тогда все планы на вечер. Чимин заподозрил неладное, в отделении удачно был юрисконсульт. Тэхён по глазам понял, что пациентка не просто упала. Он десятки таких глаз уже видел. Бегающих, плавающих в слезах. С ужасом глядящих в сторону одного единственного, кто должен был защищать. А в итоге сам оказался самым страшным чудовищем.       — У нас есть письменные показания потерпевшей, плюс я сохранил все бумажки, на которых она писала, пока муж уходил в туалет. Скоряки выступят свидетелями, доктор Сора, если нужно будет, попрошу Чимина. Ну и медосмотр, она вся в синяках разной степени старости.       — А родственники? Друзья? Разве не замечал никто ничего странного?       — Она отказница. Мать сдала в интернат в пять лет. Видимо, как стало понятно, что больше не заговорит.       — Боже…       — Запрошу опрос соседей, может они что-то слышали. Если что, сам обойду, вызову как свидетелей. Его сейчас прикрыли, а птички мне напели, что он какого-то адвоката хорошего нашёл. Весело будет.       — Ты так воодушевлённо говоришь о всяких страстях, жутко становится иногда.       — Ну, Чонгук, почему мне грустить? — Тэхён подкладывает Чонгуку в тарелку с лапшой кусочки мяса с зелёным луком. — Правда на нашей стороне. У меня всё буквально под кончиками пальцев.       Альфа откладывает палочки в сторону. Растопыривает длинные пальцы, показывая ладони Чонгуку.       — Судмедэкспертиза, заключения врачей. Показания медработников, записи со звонка в скорую, записи с камер уже в отделении! — Первая ладонь сжимается в кулак. — Показания потерпевшей, её уязвимое положение беременной омеги, ещё лучше, у неё инвалидность, и она буквально не способна просить помощи! Представь, какое впечатление на суд? А? А на таких делах присяжные. И судья обычно омега. Ну разве не прекрасно? Всё в руках, всё тут. — Вторая ладонь сжимается в кулак.       — Ты фанатик, адвокат Ким.       Альфа смеётся искренне, расжимая руки, и снова принимается за еду.       Рождество они отметили, очевидно, в больнице. Чонгук пил вино. Один, правда, прямо на крыше здания. Чувствовал себя немного подавленно. Но понимал, что нельзя мешать. Ни Чимину, ни Тэхёну. Они буквально спасали жизни. Не одну, а две. Было грустно и хотелось греться об кого-то. А в итоге грелся вином. А ещё было тяжело. Он ощущал, как по-разному и как одинаково тянет к обоим. И к Тэхёну и к Чимину. Что с этим делать, он до сих пор не решил.       После, Тэхён извинялся за то, что планы пришлось отменить, отвёз глубокой ночью омегу домой. Сам, видимо, тоже расстроился. Потом они больше не обсуждали это. Да и сейчас особо не хочется. Чонгуку нравится обстановка, и он не желает портить всё сожалением об упущенных шансах. Тем более, сейчас перед ним шанс не хуже.       — Постелишь мне? Раз хочешь, чтобы я остался.       — Уступлю свою кровать. — Тэхён смотрит прямо в глаза из-под кудрявой чёлки.       — Тогда можно сходить в душик? — Чонгук же делает вид, что очень заинтересован в еде. Хотя поджилки трясутся в ожидании.       — Да, поужинаем, и я покажу всё. Тебе нужно чистое постельное белье? — Спрашивает, в надежде на отказ. Одна мысль о том, что их запахи смешаются в спальне, сводит с ума.       — Нет. — Чонгук поднимает голову. Играть больше не выходит. — Я хочу спать с тобой.       Палочки замирают над столом.       — Спать, или наоборот, не спать?       — Мне хочется всего.       Тэхен не даёт сходить в душ. Не даёт доесть или убрать со стола. Поднимает омегу с пола за подмышки, припечатывая к себе, не давая шанса убежать.       Ёнтан прикрывает мордочку лапкой.       Тэхён фанатик. И это, кажется, касается не только работы. Фанатизмом веет от его одержимости запахом сочной зелени. Чонгук дрожит в его руках, захлёстываемый волнами феромонов. Одновременно страшно, одновременно хочется. С омегой уже было, но с альфой… Отдаться полностью, открыться. Необычно, любопытно, тревожно и желанно.       — Тэхён, стой, — Чонгук висит на его шее, прижимаясь пахом к животу, на пути в спальню. Тэхён целует, идёт почти на ощупь. — Стой.       — Что такое?       Альфа физически останавливается, слыша просьбу. Стоит, держась за ручку двери в спальню. Другой рукой обвивает омежью талию. Чонгук краснеет, понимает, что надо сказать, чтобы не было сюрпризов, но чувствует неловкость. Говорить подобные вещи вслух… Странно.       — Я должен предупредить…       — Чонгук, о чём?       Тэхён заглядывает в глаза, встревоженно осматривая лицо напротив.       — У меня ещё ни с кем не было такого. Я не особо… в этом разбираюсь. Ну, я смотрел и читал всякое, но на практике ещё не…       Тэхён сводит к переносице брови. Челюсти сжимаются. Чонгук, кажется, задыхается мёдом. Рука на талии затягивается железным обручем.       — Ты точно хочешь, чтобы я был первым? Ты уверен?       Чонгук сглатывает, ища ответы в глазах напротив. Он желает, больше никаким словом не может описать свои чувства.       — Да, точно. Хочу с тобой.       Тэхёну достаточно этих слов. Поведение его меняется. Шаги становятся медленне, дыхание глубже. Тэхён ощущает трепет по всему телу. Омега доверяет ему. В таком сокровенном, интимном вопросе, позволяет ему быть дебютом.       Он заносит Чонгука в спальню, нежно утыкаясь носом в щёки. Кладёт на заправленную постель, действуя не торопясь. Основательно, удостоверивается, что каждый сантиметр лица покрыт поцелуями. Прислушивается к чужому дыханию, чувствует каждый вздрог в утонченном теле.       — Говори, что чувствуешь. Понял меня, Чонгук-и? Всё, что нравится и не нравится. Не сдерживайся.       Омега лишь кивает, принимая ласку крепких рук.       — Говори, холодно или тепло, может быть больно, необычно, или наоборот очень приятно. Можешь толкать меня или отстранять. Делай то, что считаешь нужным. Наша задача сделать всё аккуратно и максимально приятно, хорошо? Никаких самопожертвований.       — Да, я понял. А тебе? Тебе будет приятно?       Тэхён расплывается от чувств. Ну как можно не хотеть этого человека? Как остаться равнодушным к этим огромным глазам и наивности?       — Чонгук, я готов кончить просто от того, что ты лежишь подо мной вот такой, что за вопросы…       Всё нежно. Медленно. С тихими разговорами и звуком шелестящих под телами одеял. Со стонами и удивлёнными возгласами. И тепло, а потом горячо. И так необычно. Глубоко, распирающе. Потно, кудряво под пальцами. Иногда странно и тянуще в животе. И до звёздочек перед глазами. До криков прямо в поцелуй. До царапин на широких плечах. Вкусно, аккуратно. Впервые.

***

      Хосок не знает, куда себя деть. Он не хочет быть ублюдком. И не хочет навязываться. Как поступить правильно сейчас? Что сделать, чтобы остаться честным перед собой и перед Йерим?       Хотя… о какой честности он может говорить?       Обманщик. Обманул родную мать! Он поступил ужасно глупо и неуместно. Они с Йери коллеги, каково будет девушке сейчас? Почему она вообще согласилась на это?       — Хосок-щи, вы меня звали? Сокджин-щи сказал к вам зайти.       Йерим очень милая девушка. Хосок никогда не общался с ней много, но поверхностно, на общих собраниях, на офисных вечера с соджу и посиделки с коллегами, Йерим всегда виделась ему милой, умной девушкой.       — Да, я бы хотел поговорить с тобой. О том, что произошло. Хочу тебя поблагодарить и разъяснить всё.       Йери проходит вглубь кабинета. Он меньше, чем директорский, от этого немного уютней. Окна, такие же как в их кабинете, во всю стену. Хосоку, наверное, по утрам жутко печёт спину, как и менеджеру Киму.       Хосок выходит из-за стола, рукой указывает на кресла с небольшим столиком у стены, приглашая сесть.       — Ты мне очень помогла с мамой.       Йери кивает, цепляя пальцами леденец из стеклянной круглой вазы на столе.       — Не знаю даже, как тебя благодарить… Честно говоря, — Хосок опрокидывает голову на спинку кресла, переводя взгляд в потолок. — Чувствую себя странно теперь, видя тебя в офисе снова, после того, что произошло.       — Ничего особенного, Замдиректора. Я помогла вам, вы помогли мне.       — Я? Чем я тебе помог?       — Хорошо провести Рождество. Мне было весело с вами и Мамой.       — Ты её так и продолжаешь называть мамой, будто и вправду невестка.       Йерим хихикает, катая леденец по зубам. Хосок снова думает, что она милая.       — Хосок-щи, всё нормально. Вам не нужно чувствовать себя так, как вы чувствуете.       — Думаешь? Я тебя будто использовал.       — Ну считайте, что я тоже использовала вас. Вкусно бесплатно поела и поучаствовала в праздничном представлении.       — Спасибо тебе.       Йери встаёт с кресла, оставляя замдиректора в одиночестве. Хосоку после разговора легче. Девушка подходит к двери, когда он задаёт вопрос:       — Может поужинаем? Хочу тебя отблагодарить. Говядинки, м?       Йери щурит глаза, берясь за дверную ручку. Смотрит на него через плечо.       — Забери меня после работы, милый!       Хосок остаётся со стучащим о рёбра сердцем один и покрывается пунцовой краской. На ужине с мамой «милый» от Йерим звучало… по-другому.