судьба, peach-coffee pie

15 лет спустя.

один день

Яркие лучи жаркого летнего солнца, преломляясь в цветочных витражах на панорамных стеклах, рассыпались тонкими полосами по мятым колючим простыням. Теплый, душный июльский воздух наполнил залитую светом спальную комнату. Кутаясь в мягкое одеяло, обнаженные тела нежились в отблесках рассветного солнца. — Слезай с меня, кабан, — хриплый недовольный голос был прерван долгим нежным поцелуем. Поцелуй не перешел во что-то другое, так как Стайлз пнул коленом Дерека под дых и выкарабкался из-под завала, созданного тяжелым одеялом и не менее увесистым альфой. — А как же сексапильные утренние ритуалы? — Ты как подросток в пубертате, успокойся. Мой утро начинается с кофе… — запинаясь, в попытках найти на полу любимые домашние штаны, скинутые вчера с мыслью «потом подниму», говорил омега. Дерек, свободно развалившись на освободившийся площади, метафорически выгнул бровь и, ухмыльнувшись, многозначительно стрельнул веселым взглядом. Своим любимым взглядом. — Мой утро? Мой кофе? Мой булка? Остановившись посреди комнаты, полуголый, сонный, стоящий в одной натянутой штанине, залитый косыми лучами утреннего солнца, Стайлз сердито и осуждающе уставился на невинно улыбающегося альфу. Иногда в речи омеги проскальзывали так называемые «речевые очепятки», но врачи советовали не заострять на них внимание, если он сам понимал, что ошибся. Однако чаще всего Дерек усердно исправлял любые речевые оплошности омеги. — И не тебе говорить о том, как себя чувствует альфа в период пубертата, — театрально вскинув ладонь к небу, Хейл произнес с лицом оскорбленной невинности, — Омеги понятия не имеют, какая эта мука. Стайлз прекрасно понимал, что Дерек шутит, но не мог сдерживаться и велся на эти детские манипуляции. Саркастично улыбнувшись, омега развернулся к выходу в коридор. — Ну так пойду узнаю у Эли. Флегматично зевая, Стайлз шлепал вниз голыми пятками по деревянным ступенькам. Мимо, чмокнув его в кончик уха, проскочил Дерек, непонятно когда успевший одеться и непонятно куда так спешащий. Пошатнув рамку, где под тонким стеклом красовалось семейное фото, альфа слетел по лестнице и скрылся в дверном проеме. Закатив глаза, Стайлз поправил фотографию и зашел на кухню. Панорамное окно в пол-помещения, дубовая столешница, декорированная гарнитура, милые дизайнерские передвижные светильники. — Хей, ковбой, что стряслось? — обеспокоенный участливый голос мужа переключил внимание Стайлза с любования кухней на сына, сидящего за столом с выключенным мобильником и убитым выражением лица. Переведя взгляд на родителей, альфа ужаснул их своими пустыми несчастными глазами. — Эли, что с тобой? Как ты себя чувствуешь? Стайлз подошел к сыну и приобнял его за плечи, положив сочувственную голову на чужую макушку. — Да ничего со мной… — немного погодя, он добавил, — Мелисса вчера встретила на какой-то посиделке с подругами своего истинного. Он оказался старшим братом их новенькой… Она мне утром позвонила… Дерек и Стайлз настороженно переглянулись. Мелисса, больше известная как «поцелуй через полчаса после начала первого свидания», была своеобразной нареченной протеже их сына, симпатичной девчонкой из соседней параллели Эли. Он долго придумывал план романтических действий по захвату её сердца. Стайлз с Дереком же считали, что банальные огромные букеты и коробки с конфетами не стоили того, потому что девушка и так была на всё согласна. — Она выглядела счастливой.. вроде мне правильно за неё порадоваться, а я не могу. Стайлз недвусмысленно уперся взглядом в мужа, как бы говоря «тут твоя очередь разбираться». Чуть-чуть потупившись, Дерек философски начал. — Эли, жизнь часто бывает несправедлива. Но баланс в ней возвращает сполна. Сейчас ты страдаешь, зато потом обретешь такую любовь, за которую благодарность… Альфа прервал его. — А если мне не нужна другая? — Понимаю, сейчас ты думаешь, что твоя жизнь закончилась, но это не так. Пройдет время, и ты поймешь, что любовь не может быть одна на всю жизнь. Тем более, когда ты подросток. Первая любовь самая сильная. Ты впервые пробуешь прожить такие чувства. Конечно сейчас тебе больно. Но природа устроена так, что будь ты хоть трижды идеальный альфа, омега выберет ограниченного олуха, у которого IQ равен собственному весу… Поняв по разъяренному молчанию Стайлза, что свернул не туда, альфа напрягся и сменил тему. — А вообще ты ещё встретишь свое счастье. Пусть эта балда шатается с кем хочет. Хочешь мы баллончиками с краской изрисуем машину её нового парня? Или у вас так уже не модно? — Дерек!! Напряженное молчание омеги, копившиеся внутри, вырвалось нарушу яростным потоком. Зато Дерек был доволен, потому что Эли усмехнулся. И хоть он до сих пор был подавленным, его глаза с интересом следили за немым примирением родителей. Альфа строил жалостливые глаза, как у голодного котенка, а омега, не способный долго злится на мужа, просто натянуло улыбался в ответ. — А сегодня тебе нужно развеяться! Давай украдем тележку из супермаркета? Или лучше сразу охранника?.. — Лучше сходите вечером на концерт ко мне в консерваторию, — оценив скучающие невосторженные взгляды, Стайлз поставил их перед фактом, — Вместо разгрома культурно просветитесь. Сегодня редкий хороший набор. Играем Моцарта, Гайдна и первый концерт Чайковского. Растянув на лице добросердечную улыбку, Дерек перевел заговорщический взгляд на сына. Тот усмехнулся, глядя на то, как отцу прилетает шуточный подзатыльник.

***

— Мы тут торчим уже 15 минут. Холодно вообще-то, — прижав к себе руки, Эли стоял посреди цветочного, как в окружении пестрого тропического сада, — Тебе не надоело каждый раз брать одни и те же цветы? Они такие блеклые и грустные… Дерек, побрившийся впервые за долгое время по причине похода на концерт классической музыки, возмущенно возразил на подобное замечание. — Протестую, они совершенно разные. Это белая — альстромерия, вон та розоватая — амариллис, та кругляшка — гиацинт, пушистая в углу — астильба, а вон — гортензия и лунария… — А это что? — Эли ткнул пальцем в декоративный ананас. Поняв, что сын его, как обычно, не слушал, Дерек, закатив глаза, саркастично предложил. — Тебе взять? Подаришь папе? — А что ты наезжаешь сразу? Я просто говорю, что к тебя цветы всегда либо цвета кожи трупа с почечной недостаточностью, либо цвета кожи поросенка, которого нашинковали на шашлык, предварительно выпустив всю кровь. «Вот это да… Суров бывает подростковый максимализм» Постояв недолго с потупившимся лицом, альфа любезно улыбнулся. — Отвергаешь — предлагай. Какие цветы у тебя «живого» цвета? — Ну вон те например, — Эли ткнул пальцем в страдальческий букет ядерно-красных роз, — Ну или вот эти, — следующий удар пал на ярко-оранжевые тюльпаны. Недолгая пауза. — Я всё же возьму те орхидеи персикового цвета, если ты не против. Можешь собрать лично от себя будет для папы, только я не при делах. — Почему ты говоришь так, будто меня Мелисса из-за тупых цветов бросила? — Заметь, у меня такого даже в мыслях не было. Просто тебе не кажется, что у папы немного другой.. вайб? Эли всегда смеялся от попыток отца быть на одной волне с подростками. Он заучивал фразы, которые проскальзывали в речи сына, иногда даже не понимая их значения. Потом усердно повторял. Иногда искал в интернете словарь молодежного сленга. Учил даже то, что сам альфа не знает, как использовать. Это было комично, но приятно.

***

— Ты куда? — Пять сек, я в туалет сбегаю, пока второго звонка не было. — Помнишь куда идти? — Алё, я в этой консерватории, как в родном доме. Я здесь с двух лет тусуюсь. У меня деменция по-твоему? По похолодевшему выражению лица отца, Эли понял, что сморозил глупость. Шутка была неудачной. С сожалением закусив себе губу, альфа вышел из зала. Папу наблюдали во время беременности, когда он был на седативных, и он был стабилен. То есть зона поражения не исчезала, но и болезнь не прогрессировала. Что удивительно, после родов и начала экспериментального лечения никакого развития заболевания не было. Болезнь просто закупорилась. Как нашли маленькую точку на МРТ, так она и осталась. Искали неисправности в аппарате, брали другие поверхности для просмотра. Нет и всё. Точка. Диагност, который до сих пор ведет историю папиной болезни, написал и защитил докторскую диссертацию и том, как гормональный фон беременных омег влияет на развитие мозговых заболеваний. Он был уверен, что изменившиеся в одно время с началом болезни гормоны, вызвали резкий скачок кортизола, который заблокировал разрушающиеся клетки. Врачи рекомендовали конечно принимать таблетки по расписанию, ходить на терапию, улучшать мелкую моторику, учить новые слова… В том числе и играть. Папа обожал музыку. Наверное он был одержим скрипкой. В хорошем плане. Он играл не только классику, он играл всё: от современных каверов модных исполнителей до джазовых импровизаций. Музыка всегда была отражением его души. Она была ему не как работа или учеба, а как часть жизни. Погруженный в свои мысли, Эли вдруг почувствовал какой-то до боли знакомый и домашний запах. Аромат был полон жаркого летнего дня, когда альфа был совсем маленьким и любил убегать на засеянное поле, где яркими цветами сушились пол лучами восходящего солнца разные травы. Над базовой нотой сухоцвета возвышался запах кислой облепихи, из которой папа всегда делал ему медово-имбирный чай, когда Эли болел. И тонкой пронизывающей линией шел запах соли. Соленых волн, слез счастья, шумного ветра и теплых вечеров. Альфа обернулся. С прищуром и нескрываемым интересом в глазах на него смотрела самая солнечная девушка, которую он когда-либо видел. Волнистые светлые волосы обрамляли хитрые зеленые глаза. Тонкие губы растянулись в полуулыбке. Он забыл, куда шел. — Привет. — Привет, — глупо повторил за ней. Он понял. Он всё понял. Это она. Та самая. — Знаешь, а ты пахнешь совершенно точно, как мой дом. Лен, имбирь и миндаль. Она счастливо улыбнулась, глядя на изумленного альфу. Над их головами прозвучал второй звонок. — Приятно, что мы познакомились в таком месте. Торжественная атмосфера… — она смущенно спрятала прядь завивающихся волос за ухо, — Тебе не кажется? — Кажется… так и должно было быть. Меня зовут Эли. — А я Дженнис. Приятно встретиться. Она неловко протянула ему руку для пожатия. Хотя явно хотела другое. Эли сделал шаг и обнял её. — Мы с подругой сидим в втором партере. Я поэтому пошла взять бинокль. А ты где сидишь? — У меня папа первая скрипка в оркестре, так что нам с отцом выделили место в первом ряду. — Правда? Я очень люблю классическую музыку. — Обменяемся номерами, пока не начался концерт? — Да, — она кинула на него смущено-восторженный взгляд, — диктую.

***

Сидя в концертном зале, невольно задумываешься о натуре человека. Помещение наполнено людьми. Акустика дает простор для всевозможных звуков: детских криков, смеха, светских разговоров, чихания, падения сумок, мобильных разговоров и так далее. Но стоит свету погаснуть. Стоит дирижеру поднять палочку. Тишина. Тысячи ртов замолкают. Абсолютное отсутствие шума. Полное уважение. Дисциплина, никто не шелохнется. Все замерли и готовы внимать прекрасное. Это радует.

***

— В общем я записал её номер телефона и проводил до партера. Потом пошел вниз. У меня руки дрожали, пока я шел. Ещё весь концерт оглядывался, думал, может она на меня сверху смотрит. Отец на меня шикал потом. Стайлз, в элегантном выходном смокинге, совершенно искренне и эмпатично улыбаясь, внимал рассказу, крутя пальцами листочки от букета, пристроенного на столе в резной стеклянной вазочке. После концерта они сели в небольшой итальянской остерии, которая была их любимым семейным местом. Тут праздновались почти все дни рождения. Официанты, проходящие мимо на улице, всегда здоровались, потому как знали постоянных клиентов в лицо. Приятная вечерняя полутьма разгонялась легким светом торшеров, украшенных плетеными узорами. Фоторамки с бывшими владельцами, первыми открытиями рябили на log style стенах. Декоративные инсталляции из бутылок вина, плетеные стулья с разноцветными шитыми сиденьями. А самое вкусное в этом всём — их домашняя итальянская кухня. — Видишь, как хорошо всё сложилось. А ты переживал. Всегда верь отцу. Гордо выпятив вперед грудь, Дерек улыбнулся. Эли аффектированно закатил глаза и ухмыльнулся в ответ. — Крис, а можно десертную карту? — Минуту, сейчас будет, — улыбнулся официант, убирающий пустые тарелки. — Опять хочешь полирнуть прием пищи сладким? — недовольно протянул Дерек. — Е, е, — Стайлз возмущено приподнял бровь, — у нас сегодня праздник, нам можно. Защищенный папиной позицией, Эли довольно закивал головой, как болванчик. — Спасибо, Крис, — приняв меню из рук официанта, альфа принялся рассматривать и так давно заученные позиции, — О, смотрите, у них летняя новинка! Эклер лаванда-пекан, эклер ваниль-миндаль и… кофе-персик! Хаха. — Серьезно? Кто такое придумал? — Дерек перетянул на себя меню, желая убедиться. — Видимо не такое уж и редкое сочетание, — простодушно улыбнулся Стайлз. И в чём-то он был прав.

Конец