Rowan blossoms in winter

       — Приказ императора! — громкий голос на площади столицы обращал на себя всеобщее внимание. — Наследный принц Пак Чимин болен, придворные лекари не справляются со своей задачей и император ищет лекаря, который сможет вылечить его сына от страшного недуга!

      Тэхён лишь хмыкнул, закатывая глаза и делая шаг назад, скрываясь под тенью деревьев, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. Однако, ради того, чтобы утолить своё любопытство, омега остаётся, прислушиваясь к разговорам.

      — Неужели наследник вновь заболел?

      — Я же тебе говорю, проклятье наслали на нашу империю, дети, как мухи мрут…

      — А что будет, если единственный наследник умрёт? Упаси его душу, великий небожитель…

      — Хватит судачить по посту, лучше идите работать!

      Омега сильнее натянул на лицо капюшон, проходя сквозь толпу, дабы пробраться к рынку и закупить кое-какие травы у приезжих купцов. Дальше ему было не интересно, исход всё равно будет один.

***

      Жизнь Чимина была идеальной, пока не стала омрачена страшным недугом, который не покидал тело юного омеги. Родители ввозили много хороших и опытных лекарей, с разных поселений, которые узнав про большое вознаграждение, сразу пытались проникнуть в главное императорское поместье и вылечить их младшего и единственного сына. В то время Пак не мог просто встать с кровати и был настолько слаб, что не держал в руках ложку, и матушке приходилось кормить его. Женщина была столь обеспокоена состоянием своего сына, что лекари посещали не только юного наследника, но и старшую госпожу, которая на нервной почве стала всё ронять из рук. Дрожь в руках появлялась резко и предугадать её появление было невозможно, что доставляло неудобства в жизни.       Несколько хвалённых лекарей приходили довольно долго, поскольку их снадобья помогали по началу, они вдвоём изготавливали их, вместе делали осмотр не только Чимина, но и его матери, помогали, пока в один момент Паку не стало ещё хуже. Тогда он впервые за год встал на ноги и проходил около недели, а после состояние ухудшилось в разы. Обмороки, постоянный и не сбиваемый жар, галлюцинации и несколько пятен на теле, которые со временем стали гноиться и распространяться на всё тело. Паника прошлась по поместью, подпитываемая сплетнями слуг о проклятье и нечисти, которой могла понравиться невинная и чистая душа Чимина, что всегда славился своей невинностью и наивностью.       Император с императрицей не сдавались, ища хоть кого-нибудь, кто мог бы помочь их сыну, готовы были прибегнуть к тёмным силам и обратиться не к великим небожителям, а к дьяволу, однако их вовремя остановили. Старая служанка рассказала о семье травников, которые живут на отшибе, но приходят на помощь в последний момент, когда надежда угасает и остаётся только тупая боль в груди. Та поведала, что слух наверняка дошёл до них и стоит лучше молиться на благосклонность богов, чтобы те пришли на помощь, а не подаваться дьявольскому соблазну ступить на тёмный путь.       В один из дней, когда на улице шёл снег, крупным хлопьями оседая на промерзлую землю, в императорское поместье пришла старуха с молодым юношей, который сразу произвёл странное, но запоминающиеся впечатление на императора с императрицей. Этот омега был по истине красив и чарующим, облачённый в чёрно-алое ханьфу с тёмной меховой накидкой. Тот стоял позади, не смотрел на императорскую семью, вместо этого рассматривая свои забинтованные руки и корзину. Перед ним стояла пожилая женщина, которая сгорбилась, укрываясь своей накидкой, но стоило ей поднять голову, как огонь в свечах забился. Один глаз той был слеп, белая пленка закрывала полностью глазное яблоко, пока во втором глазу бушевала тёмными волнами мудрость. Старуха одним своим видом отпугивала людей, но от чего-то хотелось ей верить. Было ли это отчаяньем?       — Мальчик ваш, за грехи ваши платит, — старуха подняла взгляд на императора, который нахмурился, но ничего не сказал. Она оглянулась на внука, рукой подзывая того подойти.— Тэхён осмотрит нашего наследника, если вы позволите.       Та нахмурилась в последний раз, от чего видящий глаз стал выражать ещё большую строгость, но отступила в сторону, позволяя выйти Тэхёну вперёд, чтобы его могли получше рассмотреть. Длинные волосы, тёмно-каштанового цвета были покрыты уже тающим снегом, от чего влажные пряди слегка прилипали к лицу, а алая заколка сзади в виде веточки рябины выглядывала. От главного камешка вниз на цепочке спадали маленькие камешки-рубины, стуча друг о дружку, когда омега наклонил голову набок, рассматривая пожилую пару. Его глаза, подведённые алыми тенями, смотрели пристально, словно всматривались в самую душу. Прищуренный взгляд, напоминал лисий, но он нисколько не пугал пару, наоборот, хотелось верить.       — Да, конечно, — императрица подалась вперёд, обеими руками беря Тэхёна за локти с надеждой, граничащей с отчаяньем, сжимала, с мольбой в тёмных усталых глазах смотрела на юношу. — Я очень надеюсь на тебя, пожалуйста, ему всё хуже и хуже, даже глаза уже открыть не может, а бледный…взглянуть страшно, как живой мертвец лежит.       Императрица утягивает Кима с собой, который успел лишь плетёную корзину взять. Она быстро вела его, что-то шепча. Судя по всему умоляя богов сжалиться над её сыном. Тэхён — последняя надежда, последняя звезда на, затянутом тучами, небе. Он одним своим присутствием вселял надежду, а запах трав, который окутывал его, успокаивал шальные нервы. Женщина даже слушать своего мужа не стала, слова ему не дала, отчаянье взяло над ней вверх и та подалась ему.       Уже в покоях наследника, Кима отпустили, позволив сесть рядом с кроватью лежачего омеги на колени, и достать с корзины несколько засохших трав с цветами, которые омега сразу начал рвать в небольшую пиалу, принесённую с собой. Он делал всё быстро и мастерски, не отрывая взгляда от тела Чимина, который болезненно сопел и стонал, дёргая пальцами под одеялом. Поставив пиалу на пол, Тэхён убрал одеяло в сторону, раздражённо цокнув. Хлопковое нижнее ханьфу было идеальным для сна, но не человеку, у которого по всему телу гнойные пятна идут. Эта ткань только усугубляет положение.       — Ханьфу нужно поменять, хлопок хорош для здоровой кожи, а с этими пятнами вызывает у него лишь зуд и усугубляет лихорадку, — спокойно говорит Ким, раскрывая одежды, чтобы увидеть ещё одну россыпь пятен разного размера и формы. — Я сделаю мазь, её нужно наносить три раза в день, не много, но чтобы пятно было полностью в ней, а так же давать сыворотку внутрь, она будет сбивать жар, как только жар спадёт, а пятна перестанут гноиться я приду вновь, к тому времени ваш сын уже будет в сознании и сможет ходить.       Женщина сзади поражённо ахнула. Много кто был столь самоуверен, но чтобы так бросаться словами и с таким уверенным тоном было первый раз. Императрица свела напряжённо брови, но на выжигающий взгляд омеги лишь смогла кивнуть, завороженно смотря на травника.       Тэхён взял ступу и пару маленьких флаконов с жидкостью, сначала размельчая траву с цветами, и понемногу добавлял капли грязно-серого цвета в пиалу, перемешивая всё вместе. Его губы едва заметно двигались, шепча что-то неразборчиво, а чёрные глаза были закрыты, лишь трепещущие ресницы нервно дрожали. Дыхание юноши участилось, от чего императрица заволновалась, но не смела подходить, её словно что-то удерживало на месте, не позволяя помешать омеге. Юноша был словно в трансе, не реагировал ни на что. Мать, чьё сердце разрывалось от боли, впервые почувствовала облегчение, смотря, как Ким шептал и мешал травы, делая вязкую субстанцию грязно-зелёного цвета.       Ким выдохнул, опустив голову. Его руки пробила дрожь, но он ничего не сказал, зачерпнув на два пальца мазь. Не прекращая шептать, омега начал намазывать мазь на пятна, которые больше всего гноились. Их было не так много, но они были страшными, только Тэхён не боялся и не испытывал отвращения, уверенно дотрагивался и мазал. Пока не заметил на плече метку: едва заметное родимое пятно в виде непрерывающегося круга. У Тэхёна было точно такое же, только на другом плече.       Отложив пиалу, он вытер руки о небольшую тряпочку, поворачиваясь к императрице, предварительно закрыв метку пепельными волосами омеги.       — Наносите мазь на главные пятна, они большие и гнойник от них опасен, поэтому уберём их, а мелкие не так важны, — тон омеги был спокойным, ровным и непреклонным. — Мазь осталась, но я сейчас сделаю ещё одну, чтобы был запас на случай непредвиденной ситуации, а так же сделаю отвар, который вам передадут. Его после еды два раза в день по половине чайной пиалы.       Женщина не могла сказать и слова, эти чёрные глаза буквально смотрели в душу, заглядывали в каждый уголок и считывали каждую тайну той. Они гипнотизировали, а ярко-алые тени на глазах придавали мистический облик травнику, что по возрасту был ровесником её сына, но выглядел куда мудрее и взрослее.       — Не мог бы ты остаться здесь?..       — Нет, — резко омега обрывает, даже не слушая дальше.       Тэхён отворачивается, начиная делать вторую мазь, повторяя каждое движение, вновь начиная шептать неразборчивую речь для госпожи. Омега вновь погрузился в транс, ни на что не обращая внимания.       Эффект от мази был волшебный. Через пару дней после применения, пятна стали исчезать, а от сыворотки температура стремительно спадала. По наставлению, омегу переодели в ночную ханьфу другой ткани, и раздражения на коже стали пропадать. Однако, ни император, ни императрица раньше времени не радовались. Они ждали с замиранием сердца и слепой надеждой. Если…если всё ухудшиться вновь слабый от рождения Чимин не переживёт и империя останется без наследника. Отвар, который Тэхён обещал сделать, принесли на следующий день после его ухода. Муж с женой долго спорили, не доверяя столь молодому юноше, но когда пятна стали исчезать, стали понемногу давать сыворотку. Однако, когда омега вновь пришёл, уже один, без старухи, его взгляд не предвещал ничего хорошего. Стоило ему только взглянуть на слабого Чимина, который пришёл в себя, но не встал на ноги, как сразу всё понял.       — Я говорил вам дозу для отвара, — он поворачивается к женщине, которая кивнула. — Но вы не сделали этого и уменьшили.       Ким не просто говорит, он поставил перед фактом, кидая взгляд на наследника, который закашлял и сжался на своей постели, закрыв нос руками. Тэхён никак не отреагировал на это, лишь кончиками пальцев дотронулся до лба, а после наклонился, чтобы коснуться его губами, дабы померить температуру. Только Чимин отпрянул, слабо, но отодвинулся, закрыв нижнюю часть лица воротником ночного ханьфу.       — От вас ужасно пахнет, — Пак фырчит, отворачиваясь от омеги, дотрагиваясь кончиками пальцев до огнём горящей метки на собственном плече. Дыхание сбивается, но от лихорадки ли? — Матушка, кто это такой?       — И вам доброе утро, наследный принц, — с некой издёвкой в голосе, Тэхён наступает, едва ли не нависая над омегой, который кажется опешил от такой наглости в свою сторону. — Я осмотрю вас и больше не будете задыхаться, хотя, если рябина для вас неприятна, то понятно, почему вы всегда хвораете.       Ким раскрывает ханьфу, чтобы осмотреть на чужой груди пятна, но его ударяют по рукам и закрываются, возмущённо открывая и закрывая рот. Чимин не думал, что кто-то способен на такую наглость, к тому же в присутствии императрицы с императором. Только те стояли и ничего не предпринимали, наблюдая за перепалкой двух омег.       Травник нахмурился, выпрямившись, складывая руки на груди. Амулет из засохших трав и одного большого клыка звякнул, привлекая внимание Пака, что продолжал фырчать и отворачиваться.       — Раз так, то я сделаю отвар из рябины, пускай пьёт трижды в день до еды, — на губах Тэхёна улыбка расплылась, когда наследник резко повернулся к нему, распахнув тёмные глаза. — Что? Раз не даёшь мне осмотреть тебя, то дам отвар, пей на здоровье, а потом мне скажут, помогло тебе или нет.       Чимин возмущённо открывает рот, но закрывает сразу же встречая возмущённый взгляд матери. ОН нехотя убирает руки, позволяя ханьфу спасть с его острых плеч на постель, открывая грудь омеги, на которой остались только следы от пятен. Холодный воздух облизывает нежную молочную кожу, не знающую что такое мороз и холод.       — То-то же, — буркнув себе под нос, Ким вновь двигается ближе, дотрагиваясь пальцами до самого видного следа, ведёт по нему круговым движением, а Пак в это время готов сквозь землю провалиться. Ему не нравится этот запах трав, эта резкая рябина и мороз, исходящий от пришедшего омеги. — Можно мне пиалу и ступу? Я сделаю мазь, нанесу и больше не буду приходить.       Слуги поспешно удалились выполнять поручение, родителей позвали на аудиенцию к приезжему торговцу, а Ким в это время снял накидку, оставаясь в алом ханьфу. Толстый ремень на талии делал её значительно уже, а нарукавники из кожи выглядели массивно и совсем не подходили для омеги, но на Тэхёне это смотрелось просто идеально. Все аксессуары в виде клыков и прочих амулетов, делали образ травника не только могущественным и запоминающимся, но и мистическим. Он не выглядел как омега, вполне можно было сказать, что Тэхён бета, но этот едкий аромат рябины, не подходящий альфам, сводил с ума и вводил в заблуждение.       Чимин смотрел, не в силах отвести взгляда. Этот человек привлекал и отталкивал запахом, а метка на плече рядом с ним разгоралась, словно поцелованная богом. Поняв, что он откровенно рассматривает того, Пак отвернулся, дуя пухлые губки, словно его чем-то обидели, а на бледных щеках румянец выступает.       — Почему больше не придёшь? А если мне хуже станет? — Решаясь отвести тему, Чимин неуверенно поворачивается, поднимая взгляд на омегу, из-под веера ресниц. — Ты же новый лекарь, так почему позволяешь себе такие вольности?       — Я не лекарь, — с тихим смешком, Тэхён подходит, садясь рядом на постель с озадаченным омегой, хлопает ладонью рядом и Пак беспрекословно слушается, подсаживается ближе, поправляя пепельные волосы, что водопадом струятся по хрупкой спине. — Дай я осмотрю пятна ещё раз и посмотрю температуру.       Наклонившись вперёд, Тэхён придерживает одной рукой амулеты на шее, касается губами чужого лба и довольно хмыкает, отстраняясь. Его совершено не волнует чужое смущение то, как остро Пак реагирует на каждое прикосновение, а у самого метка жалит, как раскалённое железо на коже. Он потом разберётся, потом всё узнает, а сейчас главное вылечить наследника.       Когда всё нужное принесли, Ким отсел к своей корзине, достав оттуда несколько засохших трав, начав их мелко крошить в пиалу, а после ступой размалывать до состояние порошка, по возможности добавляя пару капель жидкости, что делала субстанцию вязкой и липкой, прилипающей к стенкам пиалы. Тэхён всё мешал, шепча под нос слова, в которых Чимин не мог разобраться, но заворожено смотрел на каждое движение омеги, запоминая всё. Тэхён для него магнитом был, который притягивал, но запахом отталкивал.       — Чего смотришь так, — резко поворачивается к Паку, Тэхён по-лисьи улыбается, наклоняя голов уна бок, от чего заколка бренчит в волосах. — Ложись и не дёргайся, пахнет не очень, знаю.       Встав, травник подходит, держа в руках пиалу, от которой резко пахло травами, что разрезало слизистую. Тэхён садится рядом с Чимином, вопросительно поднимает брови и хлопает по постели, призывая лечь рядом, а не сидеть на месте. Но омега не двигается, зачарованно смотрит и только сглатывает, смотря точно в тёмные омуты глаз, которые пленяют и гипнотизируют. Чимин себя букашкой чувствует, которая в сети паука попалась. Ким хмыкает, рукой тянется и по носу чужому стукнул, не больно, но из оцепенения выводит. Улыбку на губах сдержать не может, когда смотрит на пыхтящего омегу перед собой, который ложится и закрывает глаза, поджимая губы.       Касания Тэхёна быстрые, едва заметные, но холод от чужой кожи обжигает даже на расстоянии. Чимин хочет дёрнуться, но тёмный взгляд прижимает к постели, вынуждая лежать и терпеть. Ким одним своим видом показывал властность и то, что не потерпит больше капризов. Этот омега был другим, производил впечатление сильного и независимого, но каждый раз, когда Пак засматривался на эти тонкие пальцы, на этот профиль лица и тонкую талию, утянутую ремнём.       — Пялишься, — спокойно говорит Тэхён, но его слова для Чимина каждый раз оглушающе звуча, так, словно омега под гипнозом и слушается только одного Кима. — Мазь я нанёс, если вновь будут появляться приходи уже сам ко мне, температуры быть не должно, но если поднимется сварите отвар, рецепт я оставлю.       — А куда приходить?       Ким поднимает голову, встречаясь взглядами, но Чимин сразу отворачивается, пока Тэхён хмыкает и убирает всё, вытирая руки о тряпку. Он бросил взгляд на оголённую грудь, которая вздымается часто, смотрит на пепельные волосы, которые своей мягкостью притягивают, но больше всего хочется до метки дотронуться.       — А уже собрался идти? — Хихикает, но не даёт возмущённым речам пролиться. — На отшибе деревни Лои, где бамбуковый лес простирается, в чаще моё поместье, придёшь туда, вороны вокруг сидят, но их не бойся, они ручные и не тронут тебя.       Омега встаёт, складывает свои вещи, оставляя на маленьком столике рецепт и маленький флакончик на которым аккуратными иероглифами написано «для императрицы».

***

      Тэхён сидел на полу, где вокруг всё было устелено подушками и мехами. От непривычного одиночества ему хотелось выйти в лес и освежиться, но не мог оставить отвар недоваренным. В ближайшей деревушке детей хворь забирает и обращаются толпой к нему. Изначально все приходили к его бабке, но после посещения императорской семьи её не стало. Теперь он совершенно один.       Ему не привыкать быть одному. Сколько себя помнил его воспитывала бабушка и вместо разрешения пойти с другими ребятами гулять, та заставляла его учить множество рецептов к отварам и мазям, обучала молитвам и знанию трав. Женщина хотела передать свои знания единственному внуку, который с рождения отличался особой сообразительностью и отличной памятью, однако несмотря на это, был довольно грубым и резким, чем зачастую вводил людей в заблуждение. Травник должен быть открытым, всегда готовым прийти на помощь, но Тэхён полная противоположность, пусть и омега.       — Малина, рябина, персик, — шёпотом повторяет, проверяя наличие сухих цветов и листьев, а после кидает взгляд на дверь, хмурясь, но отворачивается, продолжая в корзине перебирать растения.       Длинные тонкие пальчики ловко связывают травы в пучки, раскладывают по полу, на единственном чистом уголке без мехов и ковров. Внимания не обращает на то, что вороны за окном опасно каркают, крыльями хлопая. Он вновь в транс погружается, повторяя название растений, взглядом быстро смотрит и вздрагивает, когда дверь открывается, впуская в тёплое помещение холодный воздух и пару снежинок, которые сразу же тают. В нос ударяет запах спелых персиков, сладких и сочных. Тэхёну даже оборачиваться не нужно, что бы понять кто сзади него стоит, запыхавшись.       Ким медленно поворачивается, тёмным взглядом пронзая омегу перед собой. Пак мнётся у входа, губы свои кусает, а пальцами сжимает свою накидку белого цвета, с большим меховым воротником на капюшоне. Чимин кажется не ожидал, что маленькое снаружи поместье, внутри окажется довольно просторным, устеленным мехами и коврами, которые не под силу купить многой знати. А Тэхёну это приносят вместо платы, пусть он и отнекивался всегда. Его учили не брать взамен ничего за свою помощь, потому и у императрицы ничего не взял, мешочек с деньгами тогда так и остался лежать на столике.       — Зачем пришёл? — Ким встаёт, поправляя ханьфу, которое халатом закрывается, пояс сильнее утягивает, накидывая чёрную накидку без рукавов сверху, словно закрываясь от вошедшего. — Что-то беспокоит?       — Да, головные боли начались, и матушка жалуется на бессонницу, — отряхивая сапоги от снега, Чимин проходит дальше, полной грудью вздыхая аромат трав и рябины. Теперь она приобрела новые нотки, стала более морозной, но стала менее резкой. Омега сам не заметил, как стал глубже вздыхать чужой аромат, а поймав на себе прищуренный взгляд тёмных глаз, стыдливо опустил голову, пряча часть лица под накидкой.       — Понятно, проходи, — Ким разворачивается, отходит к стеллажу с множеством флакончиков и ищет что-то, пальцем указательным скользя по полкам, пока на корточки не садиться и на нижних полках не продолжает смотреть. — От бессонницы вот, а от головной боли сейчас сделаю.       Подойдя к омеге, травник вручает тому маленький флакончик с бумажкой, где дозировка напитка рассчитана, и кивает в сторону маленькой печи, где котёл маленький стоит с пиалой и ступой. Тэхён садится и по обычному уже хлопает ладонью рядом, призывая Пака сесть рядом.       — Я видел у тебя метку на плече, родимое пятно? — Складывая травы в пиалу, омега наклоняет голову, боковым зрением следя за тем, как эмоции на лице принца сменяются друг за дружкой, от замешательства до смущения. — Не трепещи, как птичка утром, я же тебе пятна твои мазал, пока ты без сознания лежал.       Между ними воцарилась тишина, лишь возмущенное дыхание Пака и удары ступы о деревянную поверхность слышатся, да как дрова в печи трещат. Чимин надулся, щёчки свои мило надувает, губки бантиком дует и короткими пальчиками край своего нежного ханьфу теребит.       — А что? Метка, чтобы судьбу свою найти!       — Тебе не идёт быть резким, даже не пытайся, — Ким не поворачивается, весело хмыкает, слыша возмущённые вздохи сбоку. — Судьбу говоришь? Интересная у судьбы шутка, сделав тебя судьбой другого омеги.       Слова тяжело повисли в воздухе, но Тэхён быстро перемолол травы, а после сделав несколько капель неизвестной Паку жидкости, которая загустила всё. Травник хмурится и еще немного добавляет, пока субстанция не стала жидкой. Однако, омега тянется к ягодам, берёт горсть рябины и тоже в пиалу бросает, перемалывает всё, от чего содержимое жидким стало от сока ягод.       — О чём ты говоришь? — Чимин ближе садится, выжидающе на омегу смотрит перед собой, на запах рябины морщиться, но взгляд опускает, смотря на вязкую жидкость, которая постепенно становится похожа на напиток. — Что это такое?       — Отвар из трав, которые головную боль снимают, а рябина, чтобы организм твой от болезни укрепить, пить ты должен по возможности, сразу, как голова заболит, пить по два глотка, — пропускает мимо ушей первый вопрос, отворачиваясь. — Ты всё? Ступай.       Тэхён переливает жидкость в пустой флакончик и вручает принцу, сразу встав. Он сам завёл себя в тупик, задав вопрос о метке. Проявил ненужное любопытство и теперь сам вынужден краснеть, благо из-за красных теней разобрать что-либо будет трудно.       — Ты не ответил на мой вопрос, — Чимин встаёт следом, берёт флакончик и убирает в потайной карманчик на своём ханьфу.       — А должен? — Резкий ответ травника ранит и омега это замечает, выдыхая сквозь сжатые зубы. — Ты должен кое-что увидеть.       Тонкие пальцы начинают расстегивать накидку, а после и ханьфу, бросая и его себе под ноги, оголяя грудь перед покрасневшим Чимином, что отпрянул назад, заикаясь хотя что-то ответить, но Тэхён палец свой к губам подносит в молчаливом жесте. Волосы свои в сторону убирает, за спину закидывает, открывая вид на ровный круг на другом плече, противоположном от чиминова. Пак неуверенно рукой тянется, пальцами касается чужой кожи, подушечками пальцев обводит ровный круг, идентичный своему. В тёмных глазах нерешительность и тревога. За что? Разве мог он быть от рождения столь грешен, что ему в пару достался такой же омега?       — Мне нет дела до отношений и совместной жизни, мы живём по традициям отдельно ото всех, придерживаемся одиночества. Тебе лучше найти себе хорошего мужа и забыть обо мне, — Ким отступает назад, но Чимин вперёд подаётся, за плечи голые хватает, сжимает с силой, но синяков не оставляет. Силёнок не хватает. — Что ты делаешь?       — Разве можешь ты такое говорить? — Чимин сам поражается отчаянью в голосе, за плечо свое хватается, там, где метка его горит, там где ровный круг обжигает кожу. — Разве нужен мне кто-то другой, кто судьбой не предназначен?       — Зачем тебе омега? По традициям…       — К чёрту традиции! Мы связаны судьбой, мы должны быть вместе несмотря ни на что! Может…может нам предначертан один альфа? — Чимин сказал это столь невинно, что Тэхён не сдержал смешка и наклонил голову в бок, смотря, как омега перед ним краснеет. — Чего ты смеёшься?       — Какая бурная у тебя фантазия. Многие омеги боятся делить с кем-то своего альфу, многожёнство ненавидя, а ты видимо этого желаешь, — сложив руки на груди, Тэхён вновь смеётся, ему хотелось ещё сказать, но рот поцелуем затыкают, таким робким, неумелым и смущен. Ким сам опешил от такого, замерев на месте, позволяя губы свои неумело целовать, а после сам подаётся, так же неумело отвечая.       Вся резкость распыляется, гордость уходит, а былая пылкость остывает. Тэхён чувствует на своей коже горячие касания омеги, который пробует, трогает, пальчиками новые владения свои осматривает. Его руки — огонь, а тело Тэхёна — ледяная статуя. Они противоположности с разными жизненными принципами. Киму суждено жить одному, в отрешении ото всех, а Чимин наследник, он всегда на глазах и во внимании окружающих. Тэхён не понимает, как они всё это совместят, как он вообще в глаза императору с императрицей посмотрит? Что теперь вообще делать? Но все вопросы с головы вылетают, как птицы за окном разлетаются. Чимин кусает, резко и неожиданно, от чего омега дёргается и морщиться, кусает в ответ, но сразу зализывает, прекращая поцелуй.       Оба дышат тяжело, смотрят друг на друга, краснеют и отворачиваются в разные стороны. Опять тишина, опять молчание между ними. Тэхён первый разворачивается, к одежде своей подходит, собирая её и кидая на подушки. Он так и стоит спиной к Паку, кажется задумавшись о чём-то.       — Уходи, — тихо, удивляя самого себя, травник садится напротив маленькой печки, возвращаясь к травам.       — Ты меня прогоняешь? — Чимин делает шаг, но останавливается, обиженно дуя губы, но другой омега этого не видит.       — Если нас увидят в таком виде, то будут вопросы не только ко мне, но и к тебе, — Ким поворачивает голову, глаза хмурит, а от былого любопытства и озорства и следа не осталось. — Давай ступай.       Травник маленький ножик берёт, себя в районе груди режет, маленько и тонко, чтобы кровь поступила, от чего у Чимина удивительный вздох срывается, но он уходит, оставляя Тэхёна со своими делами и травами. Его самолюбие задето. Он впервые сделал шаг, поцеловал, а его оттолкнули…выгнали. Только, выйдя за порог он действительно видит людей, небольшую семью, которая ребёнка больного несёт. Принц капюшон натягивает, к лошади своей идёт, которая недалеко стояла и уходит.

***

      Ещё неделя и ещё, все прошли одинаково. Чимин был занят уроками и вышивкой. В голове всё никак не укладывались последние события, связанные с Тэхёном. Казалось сном, бредом после температуры, но никак не реальностью. Мать с отцом ситуацию не улучшают, даже наоборот, подливают масла в огонь. Все семейные разговоры теперь проходят с темой о замужестве, от которой Паку не по себе. У него есть избранник, выбранной самой судьбой, других ему не надо. Правда единственным напоминанием об этом избраннике был только рябиновый отвар, который тот постоянно пил, поскольку головная боль была нестерпимой, а напиток не только убирал боль, но и давал воспоминание о чужих обветренных и искусанных губах во время их первого поцелуя. Рябина, горькая и не вкусная, от тоски стала слаще любого лакомства, которое только могли дать родители.       — Птичка наша, тебя совсем не слышно и не видно, неужели опять хворь наступает? Тогда нужно вновь травника позвать, — матушка обеспокоенно берет лицо сына обеими ладошками, губами, подмазанными алой помадой, ко лбу притрагивается. — Что же моё солнышко не улыбается? Что тебя ничего не радует? Мы с отцом волнуемся…       Её слова — кинжал по ране. Хочется сказать, чтобы не звали больше травника, обида жгучая его берёт, но и не может слов этих произнести — душа на части рвётся. Как же ему сказать матушке с отцом о том, что судьба его омега? Сильно ль злиться они будут? Что с Тэхёном сделают? Не подумают ли, что тот его околдовал? Ведь, проходя по деревне, в которой омега живёт, много слухов ходит о том, что Ким шаман, раз с природой хорошо беседы ведёт, травы редкие знает, никому неизвестные молвы богам читает.       — Всё хорошо, матушка, просто после болезни ещё не отошёл, — с натянутой улыбкой, Пак отводит взгляд на отца, который хмурится, но молчит. Вытащить и слова от этого мужчины невозможно, что не удивительно. — Я хочу немного прогуляться, в деревню Лои съездить.       — К травнику? — наконец подал голос мужчина. — Я отправлял ему пригласительные письма, но все они были обратно отправлены, вместе с тем же гонцом.       Император бородку редкую, козлиную, пальцами двумя гладит, брови густые сводит, взгляд свой задумчивый на жену обращает, а та в ответ только плечами жмёт, но разрешение даёт.       И Чимин едет. На следующий день с восходом солнца уезжает. Один, от охраны отказывается. Лишь бы увидеть его, увидеть того, кто вечно язвит и дразнит, как демон изводит. Только вопрос один был, не дающий покоя всё время. Но задав его, не ранит ли он Тэхёна?       Знакомое поместье, птицы вокруг напряжённо смотрят, крыльями махая. Солнце тут не видно, бамбуковые стебли свету не дают проникнуть. Мрачная атмосфера наседает, на плечи давит, но Пак идёт, лошадь свою оставляет и громко выдыхает. Он не знал, что скажет, какое объяснение своему приезду даст, но внутри сразу спокойней стало, когда поместье его судьбы видно, как силуэт в окне мелькает. Стройный, с распущенными волосами, наверняка никого не ждал.       — Заходи, коли пришёл, — вновь эта фраза, вновь тот взгляд в окне: резкий и опасный.       Чимин в ловушку попадает, готов уже прям сейчас тому о помолвке заявить, но разум отрезвляет, жгучей пощечиной бьёт и омега губу кусает, медленно шагает. Снег под его ступнями приятно хрустит, лошадь сзади фырчит и мнётся на месте, но стоит. Пак оборачивается на мгновение, с вороной лошадью взглядом встречается и отворачивается быстро, в тёплое поместье заходя и все вопросы мигом забывая.       Внутри так же травами пахнет, ничего не изменилось, только Тэхён стоял, сложив руки на груди. На нём только штаны и ночная рубаха с туго утянутым поясом, волосы длинные распущены, заколки привычной не видать, но глаза по прежнему красным подведены. Видимо он сегодня никого не ждал…       — Зачем пришёл? — Опять вопрос, который был и этот взгляд тяжёлый, но Чимин молча вперёд подаётся, в объятья чужие падает и хнычет, носом в чужую шею утыкаясь.       Ким не двигается. Замер на месте и, кажется, дышать перестал. У него внутри сердце с ритма сбилось, когда тонкие чиминовы руки обвили его за талию, а сам он прижался к телу Тэхёна. Сладкий персик сразу ударил в нос и омега невольно наклоняется к пепельным волосам, заплетённые в какую-то причёску-пучок, которую закрепляла нежно розовая заколка.       Они по телосложению одинаковы, но Киму кажется, что Пак меньше, намного меньше, когда вот так прижимается, лицом в изгиб шеи прячется, горячим дыханием опаляет.       — Ты чего это вдруг? Поплакаться пришёл? — Стараясь держать ровный тон, Тэхён руки на чужие плечи кладёт, но не отталкивает, наоборот, поглаживает и прижимает, ощущая на своей рубахе горячие капли слёз.       Чимин и сам не знал, почему заплакал…просто на душе тяжело, а запах рябины, этот взгляд Тэхёна — всё это пробудило в нём тоску и омежьи инстинкты, которые тянулись к своей половинке несмотря ни на что.       Пак обнимает, крепче прижимается собственным телом, в одно единое слиться хочет, но останавливает себя. Хныча, голову свою поднимает, глазами заплаканными смотрит и ничего не говорит, а Тэхёну и не надо. Он вздыхает только, голову чужую к себе на плечо укладывает и гладит по спине, что содрогается всё время от тихих рыданий. Ким не задаст вопроса о том, что случилось, не будет докучать своими вопросами и любопытством, но поддержку окажет своему омеге.

      Связаны навек.

Связаны судьбами.

Связаны сердцами.

      

      Тэхён осторожно уводит Пака на меха, усаживает на пол и садиться сам, а Чимин сразу опять обнимает, лица своего красного от слёз, не показывая. Он по прежнему плачет, рубаху Кима намочив, а после отстраняется, стыдливо глаза опуская вниз. Кончики ушей покраснели, а Тэхён лишь хмыкает, уголки губ в лёгкой кошачьей улыбке приподнимает. В его тёмных глазах утонуть можно, и Чимин тонет.       — Родители замуж выдать хотят, — говорит прямо, глаз не поднимая с пола, но чувствует, как сердце у Кима удар пропустило, только на лице травника это никак не отразилось. — Я не знаю, что мне делать. Не хочу ни за кого другого, хочу за тебя.       Омега оторопел от такой откровенности. Он смотрит на Чимина и видит в его глазах лишь искренность. Но разве так можно? Разве разрешено правилами и традициями однополые браки? Это может разгневать богов ещё больше, чем есть сейчас и тогда милости их не выпросить во век.       — Я уже говорил тебе, по традициям мы не можем…однополый брак запрещён, карается изгнанием и вечным проклятьем от небожителей. Это страшный грех, который только есть во всей Поднебесной, — начиная, Тэхён знал реакцию омеги: тот надуется и отвернутся — всё было в точности так, как он и предполагал. Пак отвернулся и нахмурился, надув губки бантиком.       — Но мы связаны меткой! — Чимин пытался возраить, но выглядело это так отчаянно, словно им двигала последняя надежда на лучшее. — Я объясню всё отцу с матушкой, они поймут!       — Не поймут, — под корень отрезал все прочие отговорки, Тэхён отвернулся, прикрыв глаза. — Это ты живёшь в золотой клетке, не видишь ничего, счастьем упиваешься, не знаешь о том, сколько людей умирают от приказов твоего отца. Твои родители добры только к тебе, потому что ты наследник трона, единственный их сын, а я? Что они со мной сделают, узнав, что мы истинные? Про меня и без того много слухов о колдовстве ходят, народ недолюбливает, а тут и вовсе на прилюдную казнь сошлют.       Чимин широко раскрыл глаза. Он не верил тому, что Тэхён только что сказал. Не мог его отец быть таким жестоким человеком? Не мог убивать людей…но осознание своего положения приходит. Не зря ему матушка запрещает в город выезжать или куда-то ещё без охраны — убить могут птичку императорскую, крылышки отрезать или изуродовать.       — Что ты такое говоришь? — Тёмные глазки широко раскрыты, в них слёзы не пролитые стоят. Он носом шмыгает, рукавом ханьфу стирая покатившую вниз слезу. — Они никогда так не сделают…они не тронут тебя, ты же спас мне жизнь, они хотят тебя в императорское поместье забрать…       — Вот именно, хотят забрать, а меня об этом даже не спросят! — Впервые за время общения Тэхён повышает голос, от чего Пак вздрагивает. Ким замечает, что в глазах принца страх появляется, а нижняя губа подрагивает, говоря о новом плаче. — Прости, я не хотел тебя напугать.       Ким встаёт, но его за руку хватают и на себя тянут, благо, он равновесие удерживает и, непонимающе на омегу вниз смотрит. Тэхёну на душе погано от мысли, что он напугал Пака своими возмущениями. Чимин же никогда не знал, что такое крик, что такое повышенный голос или наказание, его растили в ласке и заботе.       — Чимин, я не понимаю почему… Ты можешь выйти замуж, всё будет хорошо. Омеге положено быть с альфой, а травнику предрешена жизнь в одиночестве. Мы не можем быть вместе…это грех, Небожители не простят нас никогда. Мы и так навлекли на себя их гнев, поцеловавшись, — травник мотает головой, глаза закрывает и губы поджимает, хочет коротенький шаг назад сделать, но не получается. — Живи счастливо, хорошо? Мы с разных сословий. Император с императрицей никогда не одобрят брак и на это много причин, одна из которых будущий наследник. От двух омег не может быть ребенка, и ты это прекрасно знаешь.       — Не хочу ничего слышать… Тэхён, так не может быть. Я не верю, не хочу, — омега губы привычно дует и носиком шмыгает, вынуждая Тэхёна отвернуться и челюсти сжать. До невозможности милый в такой неподходящий момент. — Не хочу никого другого. Хочу тебя и буду только с тобой. Мне всё равно на волю небожителей, если что, с дома сбегу! Но с тобой буду…             Ким глаза прикрывает, обратно садится и руку чужую на своей щеке чувствует. Касание нежное, едва досягаемое, но такое тёплое… Сам Тэхён холодный, что по характеру, что по температуре тела.       — Беду навлечёшь такими обещаниями, — не открывая глаз, омега выдыхает, губы кусает, явно раздумывая, что же им делать. — Давай дадим время друг другу? Привыкнем, а потом будем уже решать.              — Но родители в этом году хотят меня замуж выдать!       — Подожди секунду, — Тэхён встаёт, подходя к большому сундуку, что стоит дальше ото всех. Оттуда он зеркало круглое достаёт, кривой кинжал и мешочек маленький. — Сейчас посмотрим, только никому и слова об этом не говори, понял меня? — Чимин кивает, а он хмыкает довольно. — Хороший мальчик.       Травник кладёт зеркало на меха, за свечами отходит, но возвращается быстро, с уже зажженными. Тэхён напротив Пака садится, взгляд свой лисий на него поднимает и щуриться хитро. Что-то точно задумал. Но глаза опускает, с мешочка тра́вы рассыпает так, чтобы они всю поверхность зеркала закрывали, а после берёт кинжал. На мгновение Ким замирает, однако, закрыв глаза, молитву шепчет, остриём водя по поверхности, вырисовывая своеобразные узоры. Раскрыв глаза, омега всматривается в узоры, сначала хмурясь, а после улыбаясь.       — Не хотят они тебя выдавать, пугают просто, — Ким всё в сторону убирает, предварительно острый кинжал в специальный чехол пряча и в сторону откидывая. — Нет у тебя жениха выбранного родителями и будущее у тебя бездетное, но счастливое будет. Зря волнуешься. Только, словом своим ты изменить ход судьбы можешь, помни это, Чимин.       Омега задумался, приложив маленький пальчик к своим пухлым губам. Тэхён невольно засмотрелся на это и слабо улыбнулся. Всё-таки метка творит чудеса. Она оттаивает ледяную душу Кима, раскрывает для принца со всеми потрохами, не утаивая никаких тайн.       — В таком случае, я хочу поцеловать тебя, — поднимая глаза, Чимин щуриться — повторяет за Тэхёном.       — Поцеловать?       — Да. Хочу тебя поцеловать, обнять, опять почувствовать твоё тепло и холод одновременно, — подаётся вперед, в губы самые шепчет, на чужие бёдра руками опирается. — Хочу опять попробовать тебя, насытиться тобой.       Тэхён немеет от этих слов. Ему никто никогда таких слов не говорил, от чего он впадает в замешательство, но Чимин этим пользуется и захватывает чужие искусанные губы в поцелуе и тянет Кима на себя, падая назад. Теперь Тэхён нависает над омегой, сам задаёт темп поцелую и сам напористее становится. Целует, слабо прикусывает, чтобы губы чужие не ранить. Они должны быть идеальными всегда. Он лишь помаду чужую слизывает, отстраняется на мгновение, но его обратно тянут на себя, в волосы вцепившись, на кулак наматывая.

      Даже в нежном создании, есть капля яда, которая отравляет вокруг всё.

      Травник не против такого яда. Он готов пить его и дышать только им, если этого потребуется. Если этого захочет Чимин.              Их поцелуй из нежного перерос в грязный и пошлый. Они языками сталкиваются, друг на дружку шипят, но от губ дальше миллиметра не отрываются. Вновь кусают, уже не сдерживаясь, руками по телу друг друга бегают, щупают, не стесняясь ничего.       Эту ночь Тэхён проводит не один. Ему уже не привычная чья-то компания, Чимин рядом, согревающий его грудь — самое лучше, что было в его жизни.       Они прижимаются друг другу, Чимин лицо в изгибе шеи тэхёновой прячет и мирно сопит, а травник ещё долго уснуть не может — запах персиков с ума сводит.

***

      За окном опять зима, которая у Чимина ассоциируется только с рябиной, её горьким вкусом и неприятным запахом, но уже таким родным. Весь прошлый год он провёл с Тэхёном, запах которого сначала вызывал рвотные позывы, но сейчас Пак готов уткнуться тому в шею и дышать только им. Готов терпеть только его руки на своей коже, ведь благодаря ему на теле наследника нет ни одного рубца и шрама. Чимин наизусть знает дорогу до дома на отшибе, в чаще леса, которая, словно, защищает двоих отшельников от мира остального.       Омега входит в маленькое поместье, снимая с себя накидку персикового цвета, которая мехами внутри усыпана, а капюшон полностью лицо скрывал. Только одному позволяет себя видеть любым. Только одному разрешает касаться себя. Только одному разрешает себя целовать. Холод чужой ничуть не отталкивает, а наоборот притягивает. Чимин, как мотылёк, слаб перед ярким свечением огня, а Тэхён яркое пламя, что так и светит лишь для него одного.       — Опять пришёл? — Тэхён даже не оборачивается, когда чувствует нежные руки на своей талии и острый подбородок на своем плече. Горячее дыхание обжигает открытую шею, но омега молчит, продолжая молоть травы в деревянной пиале. — Тебе уже лучше, недуг ушёл, но ты по прежнему бегаешь ко мне, что на этот раз? Головной боли нет, можешь даже не врать.       — Как ты понимаешь когда я вру, а когда говорю правду? — Чимин любопытно садится радом, на устеленный мехами пол, большие мягкие подушки лучше любого его матраса, лучше императорской кровати, потому что рядом Тэхён, который одним своим присутствием все болезни лечит, но одну не может.       — У тебя запах меняется, добавляются горькие нотки и персик кажется гнилым, — прямо отвечает, наконец-то поднимая голову на наследника. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он увидел надутые губы и обиженный взгляд. — Так зачем пришёл? Наверняка императрица опять волноваться будет и мне придётся делать ей отвар.       — Я хотел тебя увидеть, — шепчет на ухо, прикусывая мочку уха, пока руками по чужой груди ведет, ласкает, как зверька дикого к себе приучает, не спешит — боится спугнуть. — Я тебе писал, но ответа нет, матушка хочет, чтобы ты стал нашим лекарем, но каждое её приглашение было отправлено обратно. Тэхён, что ты за человек такой?       — Я свободный, Чимин, — шепчет в губы, нежно целует всего одно мгновение и отворачивается вновь. — Приходите, я помогу; узнаю, что не здоровиться — приду, но никогда не буду прислуживать.       Тэхён — лиса, юркая и неуловимая, а Чимин кролик, который попал под чары хищника. Он не слушает, делает так, как хочет сам, но не заигрывается. Сразу выставил свои правила, свои границы, которые слушают и уважают даже император с императрицей.       — Но я всё ещё болен, — дует пухлые губы, вновь подаваясь вперёд, упираясь ладонями в бёдра травника, который откладывает пиалу в сторону и наконец-то обращает своё внимание на гостя.       — И чем же моя ягодка больна? — Тэхён мурлычет, назад, на вытянутые руки, облокачивается, по-лисьи смотрит на фырчащего Чимина, который бровки сводит, краснеет, но поднимает руку к чужой груди, туда, где сердце медленно бьётся.       — Тобой. Где моё лекарство? Ведь ты с ума меня сводишь, со свету сживаешь, на грех толкаешь, а сам, как бес, крутишься, сердце моё в адской агонии биться заставляешь, — шепчет быстро, как заговор читает, заглядывая в эти глаза, опять подведённые красными тенями.       Пак сам на встречу идёт, первый чужих губ касается, не даёт этой слащавой улыбке на ней появиться. Целует напористо, с жадностью, чужие губы смакует, как сладкий плод. Второй рукой за чужие волосы цепляется, заколку снимает и в сторону на меха отбрасывает, залазит на чужие бёдра, чувствуя на своей талии чужую руку, а после и вторую. Они оба падают на пол, но друг от друга не отрываются. Мокро и грязно целуются, облизывая друг друга, не скрывая своего желания.

      Они грешны от рождения. Судьба сыграла с ними злую шутку, сделав истинными двух омег, двух противоположностей.

      Ким тянет на себя, руками под первый слой ханьфу залазит, снимает, к ремешкам тянется на чужой талии, их срывает, стягивает и рядом бросает, пока Пак сверху с него накидки снимает. Они едва не рвут одежду, сгорая от желания, которое по венам обжигающий лавой несётся.       Тэхён переворачивает их, нависая над принцем, целует в крылья острых ключиц, метку в форме круга выцеловывает, лижет, как кот сметану, спускается медленно ниже, не оставляя без внимания бусинки сосков, каждый целует, посасывает и на себя тянет, вызвая хриплые стоны омеги под собой. Чужое возбуждение ему в бедро упирается, а сам уже изнывает от желания, но терпит. На самом Тэхёне ещё штаны остались, пока на Чимине ничего.       — Ягодка, — шепчет, спускаясь влажными поцелуями ниже, низ живота особенно балует, выцеловывает лобок, спускаясь ниже, головку члена целует, ствол облизывает, как леденец.       Язычком слизывает предэякулят, ниже скользит, на сжатую дырочку дует слабо, видя, как смазка сама стекает, пачкая меха под собой. Тэхён двумя пальцами касается, набирает и ко рту подносит, слизывает, довольно глаза закатывает, пока Чимин стонет от одного только вида и ощущения. Он прям сейчас был готов кончить, только смотря на Кима, который его соки пожирает, а после и вовсе сползает ниже, пока язычком чужого входа не касается. Пака сразу неизвестное чувство прошибает, заставляет выгнуться в спине. Он руки заносит над головой, за меха цепляется и стонет. Ножки тонкие сводит, между бёдер омегу зажимает, не выпуская из своего плена.       Желание у обоих тугим узлом скручивается, спазмом болит и вместе с кровью по всему телу течёт. Тэхён довольно стонет, язычком слизывая смазку, чувствуя на плечах дрожащие бёдра. Его ягодка вкусная, спору нет. И он слизывает, пожирает этот сладкий плод, предназначенный ему. Омега проталкивает язык глубже, каждую частичку в себя забирает, глаза блаженно прикрывает. Он язычок проталкивает дальше, вынуждая Пака в спинке выгнуться и застонать, а от нарастающего возбуждения течь ещё сильнее, пачкая лицо Тэхёна, который глаза на Пака поднимает, облизывает дырочку, прикусывает маленькими клычками нежную кожу ягодиц, а потом вновь лижет.       — Тэхён! — Когда юркий язычок внутри стенки раздвигает, щекоча и одновременно с этим, принося адское удовольствие.       Омега не останавливается, он сильнее сжимает ягодицы, разводит их в стороны, лицом глубже зарываясь, стараясь своим языком протиснуться дальше. Он чувствует, как ноги на его плечах сильнее сжимают, зажимая чужую голову между своих бёдер. Тэхён сдавленно хрипит, не прекращая облизывать внутренние стенки омеги, а после с влажным звуком вытаскивает свой язычок, обводя контур сжавшихся мышц.       — Что такое, ягодка? — Целуя внутреннюю сторону бедра, Тэхён выпрямляется, стягивая с себя тонкие ночные штаны, полностью обнажая своё подтянутое тело. Вновь кидает взгляд на омегу перед собой, губы свои облизывает, специально язычком блестящим проходясь по всей нижней губе, на которой всё ещё чужая смазка блестит. — Нравится?       Пак кивает, не находя в себе сил, чтобы ответить. Язык заплетается от возбуждения, сказать ничего толком не может, разум весь затуманен похотью, а Ким, как демон искуситель, добавляет масла в огонь распаляет и без того адское пламя внутри принца.       — Я тоже хочу… — Чимин шепчет, губу нижнюю кусает, смотря на тело омеги напротив, который одним своим характером, одним колким и резким взглядом, но при этом до безумия хитрым, может заставить Пака течь так, словно течка пришла. — Я тоже хочу попробовать тебя…       Тэхён замирает на пару секунд, всматриваясь в раскрасневшееся личико своего истинного, в голове думает, как сделать так, чтобы исполнить просьбу того и при этом самому порадовать.Его тёмные глаза в душу Чимину заглядывают, выискивают всё, рыщат, как цепные псы, но находят только искреннее желание. Он сдаётся, и подползает ближе, сам румянцем заливается и перекидывает свою ногу через грудь Пака, раскрываясь перед его лицом, при этом сам напротив чужого члена оказывается. Тэхён первый раз в такой ситуации, вся его былая резкость в смиренность перешла, стоило только чужим пальчикам ягодиц его коснуться, до сжатой дырочки дотронуться и на пробу пальчик внутрь протолкнуть. Для самого травника такое впервой.       Его на себя подтягивают, от чего Ким бурчит недовольно, но в спинке прогибается, когда горячий язычок облизывает его, внутрь осторожно проталкивается, пробуя на вкус чужую смазку. Чимин лижет, слизывает, вынуждает Тэхёна назад податься бёдрами — самому на язык насаживаться. Первый сладкий и протяжный стон срывается с чужих губ, но омега сразу затыкает себя, вбирая в рот головку члена, заставляя уже Пака простонать, давая вибрацию по всему телу. Они оба извиваются, друг дружке на встречу подаются, синхронно стонут, животы втягивая от удовольствия.       Непристойные чавкающие звуки, стоны райского наслаждения, запачканные смазкой меха и лицо Пака, который юрким язычком всё глубже пытается дотянуться, вынуждая Тэхёна в спине гнуться, едва ли не полностью на чужое лицо сесть, но за бёдра фиксируют жёстко, что удивлённый вздох срывает. Чимин, всегда нежный и ранимый, в порыве страсти может усмирить даже напористого омегу такого, как Тэхён, которому словно ошейник на шею закинули и на коротком поводке держат. А Тэхён и не против. Его от этого сильнее заводит, заставляя едва ли не скулить от контроля, которым принц его награждает.       Ким головку сосёт, облизывает и целует, в рот полностью берёт аккуратный и небольшой омежий член, посасывая его, как сладость. Глазки прикрывает, щёки всасывает, от чего Пак под ним бёдрами подаётся вверх, полностью входя в горячий ротик, вызвав у Тэхёна хрип. Омега член со рта выпускает, глоток воздуха делает и назад оборачивается, встречается взглядом с Чимином, который за ягодицы его держит, мнёт их и разводит в стороны, не разрывая зрительного контакта и не прекращая вылизывать истекающую дырочку       Это было чертовски возбуждающе.       Травник глаза закрывает, взгляд в сторону отводит и может только слабо постонать, когда его за ягодицу укусили, слегка поранив нежную кожу. Молчаливый приказ продолжить свои действия. Всё-таки Чимин принц, он привык получать то, что хочет, а Тэхён и не против уже, что этот омега медленно, но завладевает его телом. Маленький, капризный принц, который всегда забирает своё. Даже строптивого и нелюдимого омегу к себе цапает в лапки, с родителями уже договорившись. Всё уже готово, ждали только когда Тэхён готов будет к браку и сейчас, как никогда.       А травник вновь член берёт, облизывает его язычком, полностью в рот вбирая и глазки закатывая. Пару секунд подождав, до первых встречных толчков, он начинает сам двигать головой, чувствуя, как по собственному бедру смазка стекает вместе с чужой слюной. Это заводит. Только Ким не отвлекается, головой работает, языком облизывает, пока омега под ним не кончает с громким стоном. А Тэхён всё проглатывает, ещё назад дразняще оборачивается и щурится по лисьи, смотря на лицо своего любовника, который под волной удовольствия может только дышать глубоко.       — О великие небожители, — шепчет надрывисто, не выпуская из рук чужие бёдра, лишь сильнее их сжимает, до алых отметин. — Тэхён…они так прекрасно смотрятся в моих руках, такие стройные, но в тоже время мягкие, хочу всегда их мять, хочу всегда быть между ними и наслаждаться гладкостью твоей кожи…       Шепчет, а Ким от этого шёпота готов водой стать. Он стонет, губы кусая, вперёд подаётся, вырваться желая, но его держат, а обессиленное возбуждением тело больше не сопротивляется. Пак вновь касается языком колечка мышц, что напряжённо сжимается и разжимается от подступающего оргазма и стоит только омеге вновь слизать каплю вытекающей смазки, как Тэхён с громким стоном кончает тому на грудь, совершенно ослаблено сваливаясь на бок, прикрыв глаза.       Пак к нему переползает, кошечкой ложится рядом, ластиться к чужой груди, словно пару секунд назад не удерживал его под контролем, словно не он управлял всем процессом. Он в глаза чужие смотрит, этот блеск в них Тэхёна в непонимание вводит. Что он задумал? Однако, задать вопроса ему не дают, палец к губам прикладывают.       - Теперь ты мой муж и это не обсуждается, моя ягодка, - Чимин повторяет собственное прозвище на Тэхёне, который вздрогнул и глаза прикрыл, явно борясь с нарастающим возбуждением, ведь то, как омега это сказал, сразу будоражит внутри всех бабочек. - Завтра ты поедешь со мной в императорское поместье, матушка с отцом будут очень рады видеть тебя в роли моего спутника жизни...       Пак сам глаза закрывает и сразу засыпает, пока Тэхён одеялом их укрывает, хотя в поместье его тепло. Они оба привыкли спать под одеялом и привычкам изменять не собирались.

      Чимин — двуличный, но милый. Для Тэхёна всегда будет лучшим. Уже навсегда и точно.