Когда любовь исчезнет

Фиолетовый сидел на диване, когда раздался стук в дверь. Он не ожидал никого, но подошел, чтобы открыть. На пороге стояли двое — его родственники, тетя Ану с дядей, и работник социальной службы, высокий мужчина с холодным взглядом. Атмосфера мгновенно стала напряженной. — Привет, Фил, — нерешительно начала тетя, её голос дрожал от волнения. — Понимаем, что тебе сейчас нелегко. Мы с твоим дядей решили, что будет лучше, если возьмём опеку над тобой.— Фиолетовый молча уставился на них. Внутри него всё кипело, но он не мог выразить ни одной эмоции. Тетя продолжила: — Социальная служба сказала, что тебе нужна поддержка. Ты же понимаешь, что одному тебе сейчас очень тяжело… Мужчина из социальной службы шагнул вперед, внимательно наблюдая за реакцией Фиолетового. — Мы также пришли убедиться, что у тебя всё в порядке, — сухо сказал он. — Мы можем предложить психологическую помощь, если тебе это необходимо. Фиолетовый отвернулся от их взглядов, чувствуя, как внутри всё сжимается. Он не хотел слышать их слова, не хотел принимать никакую помощь. В комнате казалось, что воздух стал тяжелее. Тишина затянулась, и она давила на всех, словно висела в воздухе, как нож, готовый упасть. — Мы понимаем, что тебе больно, но мы просто не можем оставить тебя здесь одного. Ты слишком много пережил. — Я справлюсь, — едва слышно выдавил он. Он не хотел уходить из этого дома, где всё ещё хранились воспоминания об Орхидее. Этот дом, хотя и был в беспорядке, был единственной связью с ней. — Тебе нужна помощь, — повторил мужчина из службы, присаживаясь напротив. — Потеря близкого — это всегда тяжело, и никто не ожидает, что ты справишься с этим сам. Но чтобы двигаться дальше, иногда стоит принять поддержку. Фиолетовый молчал. Слова сквозь его губы не проходили, и он просто покачал головой, отвергая любое предложение. Фиолетовый стоял на пороге, чувствуя, как страх и раздражение сжимаются в его груди. Мужчина из социальной службы продолжил: — Фиолетовый, я понимаю, что ты не хочешь ничего менять, но у тебя нет выхода. Ты несовершеннолетний, и мы не можем оставить тебя одного в таком состоянии. Я должен настаивать на опекунстве. Фиолетовый уставился на него с недовольством. Этот человек был для него незнакомцем, вмешивающимся в его жизнь в самый неподходящий момент. Он не хотел никаких опекунов, не хотел, чтобы кто-то вмешивался в его жизнь. — Зачем вам это? — спросил он. — Я не нуждаюсь в вашем опекунстве. Я сам справлюсь. Мужчина внимательно посмотрел на Фиолетового, прежде чем продолжить: — Ты в тяжёлой ситуации, и это нормально — попросить о помощи. Я здесь, чтобы убедиться, что тебе никто не причиняет вреда, и что у тебя есть поддержка. Я должен проверить условия, в которых ты живёшь. Фиолетовый нахмурился, его сердце забилось быстрее. — Я не позволю вам обыскивать мой дом, — пробормотал он. — Это не обыск, Фиолетовый. Это обязательная процедура для того, чтобы понять, в каких условиях ты живёшь, — ответил соцработник с терпением. — Мы должны быть уверены, что ты в безопасности. У тебя есть родители, которые о тебе заботятся, и сейчас ты один. Фиолетовый вздохнул, чувствуя, как в его груди закипает гнев. Он не хотел, чтобы кто-то вмешивался в его жизнь, даже если это делалось из благих намерений. — Вы не должны меня проверять. — резко сказал он. — Я понимаю, что это сложно, — продолжал мужчина, — но я не могу оставить тебя без внимания. Если ты не примешь нашу помощь, я буду вынужден сообщить о твоём состоянии в органы опеки. Фиолетовый сжал кулаки. Внутри него бушевали эмоции. — Вы не можете так со мной поступать! — закричал он, его голос срывался от ярости. — Я не хочу, чтобы вы вмешивались в мою жизнь! Но соцработник лишь кивнул, стараясь не дать провокации. Он произнёс: — Я понимаю, что это вызывает у тебя гнев. Но подумай о своей безопасности. Я хочу только лучшего для тебя. Давай посмотрим, что у тебя дома, и, возможно, мы сможем обсудить, что делать дальше. Фиолетовый колебался, осознавая, что у него нет выбора. Он наконец кивнул, не желая поддаваться на угрозы. Когда мужчина вошёл в квартиру, он осмотрел помещения, медленно обходя каждый угол. Фиолетовый следил за ним, сердце у него колотилось от стыда и раздражения. — Ты знаешь, что здесь не убирались, верно? — произнёс мужчина, заглядывая в комнату. Фиолетовый не знал, что ответить. Он чувствовал, как злость вновь поднимается, когда мужчина продолжал: — Ты не должен оставаться в такой среде. Это может негативно сказаться на твоём здоровье и психическом состоянии. У тебя должны быть поддержка и забота. Фиолетовый не мог больше слушать. Ему было сложно смириться с мыслью, что кто-то теперь решает, что с ним делать Стены были облуплены, в углах скапливался мусор, а на полу лежали разбросанные вещи. Работник заглянул в кухню. Старая посуда, оставшаяся от ужинов, покрылась налётом, и в воздухе витал запах затхлости. Он подошел к столу и заметил несколько забытых контейнеров с остатками еды, которая уже начала портиться. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как тревога за Фиолетового нарастает. Затем он направился в комнату, Социальный работник уселся рядом с Филом, пытаясь создать атмосферу доверия. — Ты не представляешь, как мне жаль видеть тебя здесь, — сказал он, стараясь смягчить тон. — Давай поговорим. Я хочу понять, что происходит. Фил молчал, не поднимая головы. Работник продолжал осматривать комнату. В углу стояли сломанные игрушки, а на стенах висели рисунки, которые, казалось, были сделаны в смятении и слезах. Работник подошел к кровати и заметил белые пятна на простыне. Он замер, задержав дыхание, затем перевел взгляд на фотографии Орхидеи, разбросанные по полу. На одной из них она улыбалась, её лицо было полным жизни, а Фил чувствовал, как его сердце сжимается от горя. Работник аккуратно поднял фотографию и, посмотрев на Фила, сказал: — Ты понимаешь, что это ненормально? — его голос стал более строгим, но все еще содержал нотки сочувствия. — После всего, что ты пережил, это может говорить о серьезных психологических проблемах. Тебе действительно нужна помощь. Фил попытался отвести взгляд, не в силах вынести этот осуждающий тон. Он чувствовал, как в груди поднимается волна стыда и паники. Работник, заметив его состояние, продолжал: — Я не могу оставить это без внимания. Ты не один, и я хочу помочь тебе. Тебе нужно обратиться к психиатру. Это не наказание — это шанс разобраться с тем, что происходит в твоей голове и сердце. Фил, охваченный страхом и стыдом, молчал. Он продолжал сидеть на полу, обняв колени, словно пытаясь защитить себя от всего этого. ... Фиолетовый сидел в комнате, чувствуя, как тревога нарастает с каждой секундой. Работник социальной службы не собирался оставлять это дело без внимания. Он тихо вышел на улицу, и вскоре вернулись родственники. Он рассказал им о состоянии Фиолетового, о его несчастье и о том, что ему нужно немедленно обратиться к психиатру. Сначала родственники смотрели на него с тревогой, но затем их лица изменились. Сочувствие и беспокойство быстро сменились осуждением. — Как ты мог так опуститься? — закричала тетя, её голос дрожал от гнева. — Мы все переживаем за тебя, а ты... ты делаешь такие вещи! — Ты не понимаешь, что творишь! — добавил дядя. — У тебя есть возможность изменить свою жизнь, а ты только портишь её! Фиолетовый сидел, не в силах ответить. Ему было стыдно, и каждое слово, которое звучало из уст родственников, вонзилось в его сердце, как острые иглы. Он опустил голову, не зная, как оправдаться за свои поступки. — Ты должен пойти к психиатру, — настаивал работник. — Это не стыдно. У всех нас есть проблемы, и помощь — это нормально. С каждой минутой Фиолетовый чувствовал, как растёт давление. Он понимал, что, возможно, помощь действительно нужна, но мысль о том, чтобы говорить о своих чувствах и переживаниях с незнакомцем, вызывала в нём панику. ... Вся дорога до клиники проходила в тишине, которая давила на него. Он сидел на заднем сиденье машины, глядя в окно, пытаясь игнорировать недовольные взгляды родственников. Когда они наконец прибыли, Фиолетовый вышел из машины, но, сделав шаг, словно почувствовал, как его ногу прижала невидимая сила. Каждый шаг к дверям клиники давался ему с трудом. Он знал, что впереди его ждет разговор о самых сокровенных и болезненных вещах, и это наполняло его страхом и неуверенностью. Когда Фиолетовый вошёл в кабинет психиатра, воздух казался тяжёлым, а тишина — угнетающей. Он сел на мягкий диван, стараясь скрыть своё беспокойство. Психиатр, человек средних лет с дружелюбным лицом, внимательно смотрел на него. — Как ты себя чувствуешь? — начал он, его голос был спокойным и уверенным. — Нормально, — буркнул Фиолетовый, не глядя на него, пряча руки в карманах. Он почувствовал, как сердце забилось быстрее, отказываясь открываться. — Что ты имеешь в виду под "нормально"? Фиолетовый снова отмахнулся. Ему было трудно говорить о своих переживаниях. Его слова были как ледяные комки, застрявшие в горле. — Ничего особенного, — пробормотал он, глядя на пол, где лежала его тень. — Я просто... Я скучаю по ней, — наконец произнёс он, и слёзы начали собираться в его глазах. Воспоминания о матери всплыли в памяти, как яркие, но болезненные моменты. — Чем именно ты скучаешь? — спросил психиатр, его голос оставался мягким и поддерживающим. Фиолетовый задумался, стараясь собрать свои мысли. — По её любви, — выдохнул он, и слёзы покатились по щекам, обжигая его, как горячие угли. — Я чувствовал себя любимым, когда она была рядом. Психиатр внимательно слушал, его выражение лица выражало понимание. Он знал, что Фиолетовому нужно было поделиться своей болью. — Что именно ты чувствовал, когда её не стало? — спросил он, стараясь углубить разговор. Фиолетовый, подавленный, посмотрел в пол, как будто там были ответы на все его вопросы. — Я не знаю… — тихо произнёс он. — Мне стало пусто. Я не мог поверить, что это случилось. Как можно продолжать жить, когда всё, что ты любил, исчезло? — Он ощущал, как его грудь сжимается от боли, и было так трудно дышать. — Я… я просто хотел, чтобы она была рядом, — сказал он, чувствуя, как слёзы продолжают катиться. — Я искал утешение, чтобы не чувствовать себя одиноким. Я не знаю, что делать без неё. — Фиолетовый, ты понимаешь, что твои чувства нуждаются в глубоком разборе? — произнёс он, глядя на Фиолетового прямо в глаза. — То, о чём ты говоришь, — это больше, чем просто тоска. Это не просто горе по утрате.— Фиолетовый сжался, чувствуя, как слова доктора давят на него всё сильнее. Голос психиатра словно пронзал его изнутри. — Ты не можешь скрываться от этого, — продолжал доктор, не оставляя ему пространства для побега. — Я вижу, что тебя тянет к этим мыслям о матери. И чем больше ты их скрываешь, тем больше они разрушают тебя. — Это не так, — прошептал Фиолетовый, уже теряя уверенность в своих словах. Его руки дрожали, а в груди всё сильнее нарастало чувство тревоги. — Ты совершаешь огромную ошибку, не признавая свои мысли полностью, — настоял психиатр. — Ты испытываешь влечение к ней, не так ли? Это не просто тоска по матери, это что-то глубже. И если ты не разберёшься с этим сейчас, эти мысли будут отравлять твоё сознание дальше. — Фиолетовый закусил губу, пытаясь не дать слезам хлынуть снова, но напряжение становилось невыносимым. — Ты понимаешь, что это ненормально? — резко добавил психиатр, усиливая давление. — Такие чувства к своей матери… Это не просто грусть. Ты должен осознать, что такое поведение — это сигнал. Сигнал, что тебе нужно гораздо больше помощи, чем ты себе позволяешь. — Я… я просто не могу, — голос Фиолетового дрожал, он уставился в пол, его тело будто сжималось от внутреннего ужаса. — Мне не хватает её… Я чувствую себя ужасно, я не знаю, как остановить это… — Эти мысли не уйдут сами по себе. Ты должен столкнуться с ними и признать их, как бы это ни было трудно. Тишина заполнила комнату, давя на Фиолетового со всех сторон. Теперь, когда доктор вывел на поверхность самые темные его чувства, он понимал, что путь назад закрыт. Психиатр сделал паузу... Его голос стал чуть мягче, но всё ещё серьёзен. — Фиолетовый, я знаю, как это тяжело. Ты чувствуешь вину, стыд, даже отвращение к себе. Но это именно те эмоции, которые нужно прорабатывать. Не прятать, не игнорировать. Фиолетовый сжал кулаки на коленях. Голова была опущена, и ему казалось, что все звуки вокруг стали приглушенными, как будто он погружен в туман. — Почему мне не помогло просто... Не знаю. Плакать? — пробормотал он едва слышно. — Я плакал каждый день, думал, что это отпустит, что станет легче. Но... это не проходит. — Плач не решает проблему. Он только временно снимает напряжение, — ответил психиатр, нахмурившись. — Но дело не только в горе. Ты привязан к матери слишком сильно. И эта привязанность приобрела искажённую форму. Фиолетовый просто сидел, глядя в одну точку, словно слова врача тонули в хаосе его собственных мыслей. — Признай это, — продолжал психиатр, ещё более настойчиво. — Только тогда ты сможешь двигаться дальше. Что ты действительно чувствовал по отношению к матери? Фиолетовый зажмурился, его лицо исказилось от напряжения. — Я... Я скучал по ней... Очень сильно. Она была единственным, что у меня осталось. Я просто хотел быть ближе к ней. Я думал, что она любит меня, но... — он запнулся, голос дрогнул. — Всё это слишком сильно. Мне казалось, что если я буду ближе, то смогу забыть про весь этот хаос вокруг. — И ты начал путать свою привязанность с чем-то большим, чем просто любовь к матери, — закончил за него психиатр. — Это не твоя вина, что ты оказался в такой ситуации. Ты потерял ориентиры, и вместо того, чтобы найти нормальную поддержку, ты закрылся в этих неправильных мыслях. Фиолетовый сдержанно кивнул, не в силах произнести что-либо ещё. Он чувствовал, как стены вокруг него сжимаются, и от этого становилось только хуже. ... Фиолетовый был тогда в третьем классе. Он не понимал многих вещей, но одно чувство было кристально ясно — впервые почувствовал нечто странное к своей однокласснице. Это была девочка с длинными, заплетёнными в косы темными волосами. когда София была рядом, всё вокруг казалось лучше. Она носила белый свитер, украшенный маленькими цветочками, и ярко-красный рюкзак, который всегда выделялся среди остальных. Фиолетовый часами думал о том, как бы ему начать с ней разговор. В голове он репетировал бесчисленные варианты: «Привет, как дела?» или «Тебе нравится математика?» — но когда она появлялась рядом, все слова будто растворялись, и он молчал, боясь сказать что-то глупое. Фиолетовый помнил, как однажды на перемене он решился подойти к ней, держа в руках маленькую открытку, которую сам сделал. Там были наивные детские слова и простенький рисунок — что-то вроде «Ты мне нравишься». Но он так и не смог её отдать. Стоя за углом, он наблюдал, как она разговаривала с другим мальчиком, и внезапно это чувство в груди стало холодным, неприятным. Сердце, которое так радостно билось секунду назад, застыло в груди. Он почувствовал, как его щеки заливаются жаром, а ноги словно приросли к полу. Он спрятал открытку в карман, так и не набравшись смелости. Всё это время он смотрел на свою парту, стараясь не думать о том, как легко он проиграл, даже не начав. ... Психиатр закончил записывать, отложил ручку и на мгновение задумался, глядя на Фиолетового. Ему было видно, что парень исчерпан как физически, так и морально. После продолжительной паузы доктор тихо вздохнул и сказал: — Фиолетовый, ты пережил огромное горе, и это отразилось на тебе сильнее, чем ты можешь себе признать. Потеря матери — всегда тяжёлый удар, особенно когда ты был с ней так близок. Я вижу, что тебе не хватает опоры, что ты утонул в своём одиночестве. Но жить дальше в таком состоянии невозможно. Ты должен дать себе шанс на восстановление. — Фиолетовый смотрел в пол, молча кивая. Он не мог найти силы для сопротивления, но его всё ещё охватывала подавленность от всего произошедшего. Психиатр продолжил: — Я настоятельно рекомендую пройти длительную терапию. Ты не должен справляться с этим один. И, возможно, будет лучше, если до совершеннолетия будет с родственниками или под присмотр специалистов. Фиолетовый резко поднял голову, услышав последнее. Внутри него вспыхнуло желание отказаться, но, посмотрев на спокойное и сосредоточенное лицо психиатра, он снова опустил взгляд. Он чувствовал, что уже ничего не контролирует в своей жизни, всё решается за него. — Я расскажу твоим родственникам и социальной службе о своих выводах, — спокойно добавил психиатр, — и мы решим, как лучше действовать дальше. Тебе не нужно будет сражаться одному. Психиатр вышел из кабинета, встретившись с родственниками Фиолетового и представителями социальной службы. Он взглянул на всех присутствующих, почувствовав напряжение в воздухе. Родственники стояли в ожидании, не зная, чего ждать после разговора с парнем. — Ситуация сложная, — начал врач, подбирая слова. — Фиолетовый переживает сильнейшую эмоциональную травму после смерти матери. Его состояние требует длительного наблюдения и психотерапии. Он в очень уязвимом положении и, к сожалению, испытывает одиночество и отсутствие поддержки, что усугубило его поведение. Родственники переглянулись, их лица отражали растущее беспокойство. Социальный работник кивнул, соглашаясь с выводами психиатра. — Мы видели, что дом находится в ужасном состоянии, — заметил один из родственников. — Он не убирался там с самого похорон... Мы понимаем, что ему тяжело, но... — голос дрогнул, но собеседник продолжил, — это уже выходит за рамки того, что мы могли ожидать. Психиатр кивнул, подтверждая их слова: — Именно поэтому я рекомендую вам взять опекунство над ним. Ему нужна поддержка семьи и профессиональная помощь, чтобы выйти из этого кризиса. Социальный работник добавил: — Я помогу организовать процесс, но в первую очередь нужно привести его дом в порядок. Он должен почувствовать, что рядом есть те, кто о нём заботится. Родственники, чувствуя свою ответственность, согласились, хоть и с явной тяжестью в голосе. Через несколько минут они направились в дом Фиолетового, собираясь помочь с уборкой. Войдя внутрь, они увидели привычный бардак — грязные тарелки на столе, вещи валялись где попало, повсюду был пыльный беспорядок. — Мы это исправим, — тихо сказала одна из тёток, подбирая разбросанные вещи. Остальные родственники присоединились, пытаясь сделать пространство хотя бы немного уютнее. Фиолетовый молча стоял в стороне, наблюдая за происходящим. Внутри него бушевали противоречивые чувства: с одной стороны, ему было стыдно за то, как он жил все эти дни, но с другой — он чувствовал холодную отчуждённость. ... Хотя родственники продолжали помогать Фиолетовому, напряжение было ощутимым. Несмотря на их усилия по уборке и поддержке, оставалась тень той информации, которую они узнали от социального работника и психиатра. Они не могли забыть о чувствах Фила к его матери — это ощущалось в их взглядах и недосказанных словах. Тётя, вытирая пыль с мебели, посмотрела на Фиолетового через плечо, её голос был мягким, но в нём слышалась неуверенность: — Фил, мы все пытаемся помочь тебе, но ты должен понять... Мы переживаем за тебя, за то, что происходило... Ты ведь понимаешь, о чём я? Фиолетовый молчал, стараясь избегать её взгляда. Он чувствовал их осуждение, хоть оно и не выражалось напрямую. Его внутреннее состояние не позволяло ему выразить что-то большее, кроме стыда. — Мы не можем просто закрыть на это глаза, — внезапно добавил дядя, поправляя одежду. — Это ненормально, и тебе нужно признать это, чтобы двигаться дальше. Мы будем рядом, но это нельзя оставлять без внимания. Фиолетовый почувствовал, как слова обжигают его. Ему казалось, что они смотрят на него не как на близкого человека, а как на кого-то, кого нужно исправить. Он молча опустил голову, снова избегая их глаз. Родственники продолжали помогать, но каждый их жест, каждая фраза сопровождалась оттенком неловкости и недоумения, как будто они не знали, как справиться с тем, что узнали о нём и его чувствах. ... После уборки, когда дом наконец-то приобрёл более опрятный вид, родственники снова обратились к Фиолетовому: — Мы позаботимся о тебе, — сказала тётя, мягко касаясь его плеча. — Ты не один в этом. Мы оформим опекунство и поможем тебе вернуться к нормальной жизни. — Я не хочу никуда уезжать, — резко прервал её Фиолетовый. — Этот дом — единственное, что у меня осталось от мамы. Я не могу просто так его оставить! — Мы понимаем твоё горе, — ответила тётя, подходя ближе. — Но ты не можешь оставаться здесь один. Ты нуждаешься в помощи, и мы хотим поддержать тебя. Фиолетовый покачал головой, его чувства смешивались между гневом и слезами: — Я не хочу, чтобы кто-то решал за меня! Я могу справиться! Я всё сделаю, только не забирайте меня из этого дома! Я не хочу, чтобы он стал чужим для меня! Дядя, наблюдая за нарастающим напряжением, осторожно вмешался: — Фиолетовый, мы просто хотим удостовериться, что ты в безопасности. Это не наказание. Мы понимаем, что тебе тяжело, но нужно подумать о будущем. Фиолетовый скрестил руки на груди, его лицо исказилось от боли: — Будущее? Для меня его уже нет! Всё, что было, — это моя мама, и я хочу быть здесь, чтобы чувствовать её, даже если её нет. Он отвернулся, не желая видеть сочувствующие взгляды родственников. Пара слёз скатилась по его щеке, и он вытер их с гневом. — Я не могу оставить это место, — прошептал он, полон отчаяния. — Здесь она все ещё со мной... Тётя, не в силах сдерживать эмоции, резко прервала молчание: — Ты неблагодарный извращенец! — выпалила она, её глаза сверкали от ярости. — Все стараются ради тебя, а ты только и делаешь, что прячешься в своём мире! Ты не видишь, как нам тяжело, как мы беспокоимся о тебе! — Я не извращенец! — вскрикнул он, ощущая, как слёзы снова наполняют глаза. — Я просто хочу остаться здесь! Не надо меня ненавидеть за это! Тётя подошла ближе, её голос стал чуть тише, но в нём всё ещё звучала агрессия: — Ты не понимаешь, каково это — видеть, как ты сам себя уничтожаешь? Этот дом не станет твоей утешительной подушкой! Ты не можешь оставаться здесь. Фиолетовый отвернулся. Он чувствовал, как злоба и грусть смешиваются, а в груди образовался тяжёлый ком: — Я не уничтожаю себя. Я просто хочу быть ближе к маме. Если вы заберёте меня отсюда, вы лишите меня последнего, что у меня осталось! Тётя, услышав это, замялась. Она не могла понять, как помочь ему. Она сделала шаг назад, поднимая голову с решимостью. Её лицо выражало твердое намерение, и она произнесла: — Ты не можешь продолжать так жить! Этот дом стал твоей тюрьмой, и ты не понимаешь, что это не поможет тебе исцелиться. Фиолетовый смотрел на неё с отчаянием и страхом. — Но тётя… — начал он, но она перебила его, поднимая руку. — Нет! — её голос звучал с неожиданной силой. — Ты не знаешь, что для тебя лучше. Я не позволю тебе остаться здесь, чтобы снова и снова страдать от своих воспоминаний! — Я просто хочу быть рядом с мамой. — Ты не можешь оставаться в этом доме, Фил. Это решение — не только для тебя, но и для всех, кто беспокоится о тебе. ... Фиолетовый остался один в тишине пустой квартиры, окружённой воспоминаниями о матери. Ночь окутала дом, погружая его в мрак, но даже в этом мраке всё ещё витал запах матери. Он, казалось, заполнил пространство, связывая его с теми мгновениями, когда они вместе смеялись, готовили и обсуждали всё на свете. Он подошёл к столу, где лежали фотографии Орхидеи. На них она была такой живой, с улыбкой, способной растопить любое сердце. Его глаза, полные слёз, остановились на одной из них, где она обнимала его, и сердце сжалось от тоски. Фиолетовый схватил фотографию, прижав её к груди. Его мысли вновь погрузились в воспоминания о том, как они гуляли по парку, как она рассказывала ему истории о том, как сильно любит его, несмотря на трудности жизни. Он вспомнил, как они вместе смеялись, и как он чувствовал себя в безопасности, когда она была рядом. Он сам не заметил, как его руки полезли под штаны.