12 пломб и 1 коронка

      Первый Новый год, который Сынмин ощутил во всей праздничной мере, был в общаге.       Сынмин, которому каким-то образом удавалось всё это время скрывать от родителей, что он за их деньги учится не на адвоката, выпустился из вуза. Выпустился громко, запоминающесе – словом, со скандалом.       Ибо всё тайное, как тому и полагается, стало явным: диплом написан, только даже не близко про какое-нибудь уголовное право, а про ортопедическую стоматологию. Результат был – вуз со своей задачей справился – а, значит, деньги за обучение было не вернуть даже за симестричек.       А деньги отдавались щедро. Родители действительно верили, что воспитали Сынмина точно никогда не пойдущем им наперекор. Итак, столь тяжелого предстальства господин и госпожа Ким вынести не смогли.       Итого картина достаточно одинокая: Сынмин кончательно поссорился со всеми своими родственниками, только что переехал в неизвестную комнату, которую должен делить напополам с таким же неизвестным человеком, нестабильно держался на работе после того, как родители в лицо главврача пообещали сделать всё, чтобы закрыть не только сынминов филиал, но и всю их «шаражкину франшизу» и до сих пор не был уверен в том, что будет даже завтра.       Но вот сегодня в жизни Сынмина были чипсы в пластиковой миске, кимпаб из круглосуточного, пара бутылок каникулярно-акционного соджу, чапчхе из доставки в бумажных коробках и комедия на экране ноутбука Минхо.       Может сейчас, спустя столько времени, это и не кажется солидным и праздничным столом для чего-то происходящего раз в год, но тогда – более чем. Они даже взяли лапшу с двойным топпингом говядины!       Минхо был сынминовым «неизвестным соседом», которого сам Сынмин боялся больше всего при переезде. Чёрт ведь знает, с кем придётся делить комнату: при худшем раскладе, Сынмин из одного ада попадёт в другой, но более дорогой. А договор на проживание действовал исключительно от трёх месяцев – до того он никуда бы не делся.       Но, когда Сынмин познакомился со своим сожителем, ему стало стыдно за всё, что он когда-либо успел понапридумывать и про вообще всех незнакомцев, и про грядущее соседство в частности.       Потому что только из-за Минхо Сынмин впервые узнал, как вообще может ощущаться жизнь. Как ощущается дом, свобода, друзья, возможность говорить и сближаться, не боясь при этом... Вообще всего.       Да, у Сынмина был Чонин, но они с Чонином были из одного мира. Выросли вместе, вместе в строгости и дисциплине (разве что Чонин, всё-таки, имел больше возможностей и свобод: например, ходить в школу и гулять с друзьями), да и о делах друг друга знали минимум – не было ни времени, ни того же родительского разрешения.       А вот Минхо был другим, ужасно свободным и приспособленным к жизни вне стен родительской квартиры.       Минхо оказался кем-то, кто провёл Сынмина во взрослую жизнь не только со стороны бесконечных сложностей и ответственности. Минхо стал тем, кого Сынмину всегда не хватало в семье. Конечно, глупо сравнивать его с матерью или отцом (да и это было бы очень оскорбительно по отношению к Ли), но.. может со старшим братом? Да, это, наверное, подходящее определение. Кто-то, кто взрослее и опытнее, но не настолько, чтобы чувствовать себя на фоне его совсем уж некудышным сосунком.       В какой-то неконкретный момент Минхо принёс в жизнь Сынмина ту домашнюю и ненавязчивую заботу, которая была нужна именно такому человеку, как Ким, принял, как давнего друга и порушил вообще все ожидания от переезда. В первые же дни он ввёл Сынмина в курс дела: рассказал о жильцах и каких-то своих лайфхаках по быту, расписанием выдал в какие часы какие общие зоны более или менее загружены и много спрашивал о самом Сынмине.       Сынмин понятия не имел, как на такое реагировать. Обычно он должен был сам всё знать и сам всё себе устраивать, реализовываться, где-то, серо, незаметно, где-то на фоне и чётко по регламенту – не более – и он всё зарывался и зарывался с головой в песок, а Минхо всё равно вытягивал его обратно на свет. Сходить вместе в какую-то дешёвую закусочную, дойти до корпуса с прачечными, прокатиться на чёртовых электронных самокатах до круглосутки через четыре квартала, потому что только там есть какой-то невероятно вкусный виноградный чай со льдом.       А потом Минхо и вовсе начал звать его тусить с его компаниями.       С нового года жизнь действительно потекла гораздо непонятнее и оттого счастливее. За учёбу в вузе Сынмин успел попробовать что такое «свобода», но ощутить её здоровой и полностью смог только сейчас – в комнате на 10 квадратов.       Жизнь Сынмина наладилась. Он научился думать о себе, научился спокойно общаться с другими, не подозревая ото всех постоянной угрозы, научился понимать, что чувствует. Но следующий запомнившийся настолько день случился только сейчас. И, иронично, снова в последний день года.       Предложение Минхо в самом деле плотно засело в голове Сынмина. Кофейня через дорогу от его работы, его завтрашняя смена как раз была во второй половине дня. Почему бы и не зайти?       Ведь в тот вечер они очень приятно разделили время. Продолжили делить его и с утра, и по дороге домой: Хёнджин рассказал о своём увлечении историей искусств и живописью, о Кками, о любимых масляных красках, о дороговизне холстов и кистей. Сынмин пролепетал о своей наивной детской мечте стать космонавтом или певцом, об учёбе в вузе, о собаках. Хёнджин его в этом удивительно понял.       Может, он будет не против увидеть Сынмина снова?

°°°

      За стойкой с кассой и десертами только одна фигура. У кофемашин тоже пусто. Сынмин оглядывается по сторонам, бегает глазами по залу и столам – всё ещё никого больше в характерных фартуке и кепке.       — Неужели Вы одна тут хлопочете? — бабуля в небольшой очереди из неё и Сынмина спрашивает с таким искренним беспокойством, что Сынмин невольно возвращает взгляд на происходящее у кассы.       — Да, — девушка смущённо улыбается и берёт в руки стилус от кассы. — Слушаю Вас, мэм, на вынос или на месте?       — На месте. Будьте добры, капучино. Без сахара! Но с вишневым трайфлом, – пожилая леди улыбается. — Так, и.. погодите, а у вас есть сиропы?       Сынмин замирает примерно здесь. «Одна»? Как «одна»? А Хёнджин?       Сердце хлопает всеми своими желудочками и грузным мешком падает вниз, натягивая за собой и лёгкие, и кишки, и печень, и вообще всё.       Не может быть, чтобы Минхо так подшутил над ним. Сынмин трёт глаза и проверяет экран телефона – может напутал что-то с датой, но всё остаётся прежним. Прежним правильным. Он не ошибся, смена была именно сегодня.       — Сонсенмин, Вам что-то подсказать?

Да, где я могу найти Хёнджина?      

      Сынмин вдруг замечает, что бабули перед ним больше нет, и переводит взгляд на девушку, которую теперь видно полностью. Бейджик гласит «Йеджи. Стажёр».       — Прошу прощения. Американо с собой. L размера, погорячее, если можно.       — Что-то ещё? Сиропы или.. Вот, только что привезли кремовые рулеты с клубникой, они мягкие-мягкие, во рту тают, — девушка красиво ведёт руками по витрине, демонстрируя ассортимент. — Но, если хочется чего-то менее сдобного, у нас есть фирменный шоколад, печенье...       — Спасибо, к сладкому я равнодушен, — Сынмин перебирает отделы бумажника и достаёт карту.       Колокольчик на двери звенит, и Сынмин вздрагивает от знакомого голоса.       — Боже, припрыгала, как косуля!       В зале, отряхивая брюки, стоит Черён. На её лице патчи от прыщей, а у челки огромная заколка набекрень. Кажется, она вообще не была готова сегодня выходить куда-то.       — Сразу, как кончился вебинар. Прости, Йеджи, просто он стоил мою месячную ставку!       Когда Черён скрывается за дверью для персонала, пазл в сынминовой голове наконец доскладывается. Идиота кусок.       — Хотя.. — он оттягивает от терминала карту и без интереса кладёт глаза на витрину. Простите, пожалуй я всё-таки возьму тот рулет. Всё с собой.       Пожалуй, Сынмин сегодня нажрётся. Прямо на обеденном перерыве. Алкоголь он пил только в праздники, поэтому нажрётся он в прямом смысле. Все равно по научным исследованиям сахарная зависимость по своей необратимости стояла наравне с алкогольной.       — О? Отлично, секунду! — и Йеджи снова тыкает что-то в мониторе. — Ага, можете оплачивать. Подходите по сигналу пейджера!

°°°

      Сынмин уныло запихивает новую вилку рулета в рот, плоско всматриваясь в ленту новостей своих знакомых. Мерзотно-приторная сладость. В смысле рулет.       Возможно, Сынмин слишком много надеется. По жизни.       Идеальной прожарки тосту с красиво отваренным яйцом всмятку и хорошими ломтиками бекона не нужен незрелый безвкусный авокадо, да?       Если Минхо и Хёнджин действительно говорили обо всём, что произошло в тот новогодний выезд, то Хёнджин точно должен быть в курсе и о том, как близко находятся их работы. Предупреждён – вооружён. Он вполне мог перевестись в другой филиал или уволиться вовсе.       Минхо хорошо знал Сынмина. Знал, что Сынмин придёт в эту кофейню, даже если будет до последнего упираться в обратном. И мог сказать об этом Хёнджину – хотя бы просто намекнуть в своей манере.       С чего бы Хёнджину в самом деле хотелось бы общаться с ним? Он просто был вежлив с ним тогда, потому что они были на тусовке, предполагающей совместное веселье в один из главных праздниковв году, вот и всё. Что-то вроде регламентированной модели поведения. Так поступил бы любой.       Ещё одна вилка сладкой дряни отправляется в рот.       — Ээ, профессор, неужели в одного собираетесь это втоптать?       Над головой появляется ехидная морда с горшковой стрижкой.       — Бомгю, полчаса назад ты в одной упаковке смешал три лапши, затем полностью съел это, пока смотрел оппенинг магической битвы и на остальную серию растянул вчерашний кимпаб Джису из холодоса. Только не говори, что те-       — У меня растущий организм! Мне нужны питательные вещества, чтобы стать большим и сильным! — ребячески тянет Бомгю.       Сынмин смотрит на него – чёртового двухметрового эмо – задрав голову как на башню, очень осуждающе моргает пару раз и возвращается к уничтожению рулета.       Бомгю хмыкает, а потом берёт одноразовую вилку с ординаторского стола, чтобы тоже присоединиться.       — Фу, фисташка, — и морщит лицо как от лимона.       Сынмин смотрит на упаковку. Да, действительно: рулет с малиной и фисташкой. Он как-то не обратил внимание в кофейне, просто взял, что первым попалось, а до вкуса и подавно не было дела. Он просто жевал и жевал. Бомгю, впрочем, жевал тоже, хотя и терпеть не мог орехи. Особенно фисташки и арахис. Растущий, блин, организм. У голодающего последние трусы отберёт и ещё себя же пожалеть заставит.       — Хён, как новый год проходит? Как отпраздновал?       Сынмин сёрпает остывшие остатки американо. Вот, же, ни о чём другом не мог спросить.       — Чонин рассказывал, что вы вместе были в доме какого-то богатого чеболя, ииии, — о нет. — там был тот твой клиент! Этот! Ээ..       Сынмин стоически-спокойно выслушивает попытки Бомгю вспомнить имя Хёнджина и делает глубокий вдох.       — Да, он был там со своим другом. Бывают же совпадения, да? — изображая самую безразличную интонацию говорит Сынмин. — А ты, как отпраздновал? Получилось встретиться с Ынче?       Ынче – девушка, с которой у Бомгю почти завязались отношения ещё в старшей школе, но потом Бомгю испугался, наделал глупостей и попал во френдзону, с которой отчаянно борется до сих пор. И с тех же пор тема Хон стала одной из тех, о которых тот мог говорить без остановки часами.       Трюк срабатывает. Бомгю слишком быстро переключается на Ынче, начиная плакаться о том, как замешкался подойти к ней в самрм начале и в итоге опоздал, так что весь вечер кусал локти смотря на неё в компании какого-то Ники, про которого Сынмин даже спросить не успел, унесённый потоком мысли Чхве: от Ники он как-то перешёл к гадине-Техёну, который и позвал того на тусовку, от тусовки свернул к своим школьным впискам, вписки снова напомнили ему Ынче, и он снова начал плакаться, боль в носу от подступивших соплей напомнили ему о том, как он случайно стошнился Ёнджуну на его штаты со стразами и после этого у него так же болел нос...       Сынмин начал отсчитывать через сколько ещё поворотов темы Бомгю дойдёт до Гитлера, но, к счастью, их монолог прервал звонок у админской стойки. Бомгю сунул ещё вилку рулета в рот и убежал выкидывая её по пути.       Сынмин встаёт, раздражённо выдыхая скорее уже ради традиции, чем от действительной злости: Бомгю вилкой в мусорку, как и всегда, не попал.

°°°

      Сынмин больше не говорил о Хёнджине ни с кем.       Может, он и хотел быть как Бомгю, который мог часами говорить о своих же косяках на личном фронте, но сейчас для него это было каким-то непостижым искусством. Всё, о чём он мог думать, был только страшенный выжигающий стыд. Стыдно было в принципе осознавать, что Сынмин всерьёз думал, что мог кому-то понравиться. Типа, не много ли о себе возомнил? Вот он вот? С его-то брекетами, соломенными волосами и хабальным характером?       Дни снова скатились в серую безынтересную кучу. Сынмин ходил на работу, обслуживал пациентов, приходил домой, спал и снова шёл на работу.       Потом внезапно съехал Дэхви. Сынмин не был об этом предупреждён – только поставлен перед фактом. Фактом, кстати, оказалась вдруг пустая половина комнаты и маленькая записка с благодарностями, прикреплённая к обменной закуске.       Почему Дэхви съехал никто не знал. Сынмин надеялся, что тот нашёл место получше или съехался с кем-то вроде своего партнёра, но... честно говоря, записка, оставленная Ли не была похожа на записку человека, уходящего в широкую светлую жизнь. Между строк читались усталость и смирение, но никак не надежда на светлое будущее и жажда жить.       Сынмин не разрешал себе думать об этом дольше этого. Не стоит. Просто не стоит. Он не хотел бы знать, если бы его догадки вдруг оказались верны.       Жизнь резко перевернулась с наполенной и людеобильной до полного одиночества. У него больше не было соседа даже номинально, его избегал его объект обожания, от друзей он, со стыда, закрылся сам. Чонин и Бомгю бы всё равно просто посмеялись с его обсессии на обычном пациенте – такое клише в их сфере, а Минхо вообще близок с Хёнджином и Сынмину было больно просто болтать с ним, болтать с человеком, что был его тем самым одним рукопожатием до того, кто ему нравится.       Сынмин существовал в ожидании новой смены, нового стаканчика кофе перед работой, нового пациента, нового сожителя.       Он не помнил, что происходило в промежутках между этими воображаемыми чекпоинтами, просто жизнь шла дальше и Сынмину нужно было иметь хоть какие-то цели, чтобы не быть затоптанным ею.       Опять. Прямо как во времена, когда он жил с родителями.