Мы не отбросы!

С воспоминаний Хёнджина, когда все во время старшей школы называли его Джинни, друг Феликса — Минхо — звал его «хитрожопым». Потому что по его словам: «Родиться настолько хитровыебанным невозможно. Такими становятся, когда только начинают сосать молоко и плакать, когда сиську отбирают». И потом родители обзывают называют тебя Хван Хёнджином. Самым наглым, самым дерзким, но самым справедливым существом на земле. «Та ещё падла», — П.С. Ли Минхо. Сам Хван был согласен с этим только отчасти. Ну вот только на самую малость. Да, он никогда не учил параграф. Всё дело в том, что на последних уроках его живот каждый раз убийственно болел. Болел от голодания в течении дня (он съел одну порцию риса, вместо двух в столовой). Или из-за обострения аппендицита приходилось уходить домой (он даже не знает, с какой стороны должено болеть. Каким-то образом он всегда угадывал, когда показывал где-то справа снизу. Мама гением родила). Да, он никогда не писал контрольные самостоятельно, потому что под боком всегда был Ликси, сладко вздыхающий, когда Хван посмотрит на его. Он не может сказать, что пользовался Ли, скорее ему нравилась компания парня. Такой миленький и умный. Тот, кого никогда и ни при каких обстоятельствах в классе не трогали. И не потому что он дает списывать, как думал сам Ликс. Хуллиганам по большей части было плевать. И так, и так бы избили. Но не когда этот паренек под защитой не совсем адекватного очкарика Джинни с малетом до плеч и легкими завитками. Он уж не помнит зачем и когда решил набить компашке морды. Он помнит только, что там в одном предложении стояло имя «Феликс» и всякие гадости. С тех пор Ликса стали сторониться «неприятности». Вот только заметил это один лишь его друг. Минхо сразу в лоб спросил у Хвана, его ли это рук дело, на что тот без раздумий кивнул. — Пусть только подойдут к Ликсу, я с ними на их языке разговаривать буду, — плюнул он на асфальт. В этот раз получилось дальше, чем обычно. — Вилка в глаз или в жопу пару раз. — Поправочка, говорится "Вилкой в глаз или в жопу раз", — умничал Минхо. У Ликса понабрался. — Слышь, я вообще-то добрый парень, помнишь? И предпочитаю не ограничивать людей в выборе. Поэтому отведают и того, и другого. Джин был бессприкословен и готов к любым угрозам от Минхо. Ведь тот тоже размазней не был, хоть и являлся местным клоуном. Однако он пожал Хвану руку и поблагодарил без лишних слов. Парни решили, что это будет их маленьким секретиком. Не стоит и так ранимому Феликсу волноваться за кого-то. Ещё Хо намекнул, что особенно за Хёнджина тому не стоит волноваться. Ещё Хван не понимает, почему решил закрепить парнишу за своим именем. Ни у кого такой чести не было. И вряд дело в том, что Феликс давал ему списывать. В этом что-то скрывалось, но даже думать было лень. Точнее ссыкотно. Да, Хёнджин грозный и все дела, но еще наедине Минхо звал его со всей честью и привелегиями «ссыкло». Ликс был тем, кто всегда относился к Хёнджину одинаково. Независимо от того, дрался Хёнджин или спасал кота на высоком дереве (потом еще всегда больно, но забавно (!) падал. А своей жопой собирал всевозможные ветки), Хён заметил, что Феликс смотрел на него с теплом и… симпатией? Ух, нет, точно не на Хёнджина и точно не с симпатией. Наверное, сзади него просто постоянно стоял кто-то красивый и вообще - точный типаж Ли. Короче, кто-то лучше Джинни. Однако если мы вернемся к реальным (скудным) дням Хёнджина, то сейчас его можно застать в больнице, спорящим со врачами. Как уже было сказано ранее: хитрости и упертости у него не занимать. Поэтому сейчас он всеми правдами и неправдами доказывает, что абсалютно здоров. — Ну вы еще на обычных людей смирительную рубашку оденьте! Беспридел! Жалобы писать буду! — говорил Хёнджин, подскакивая с белой кровати, находясь в белой пижаме. Мать взяла его за плечи и усадила обратно. «Простым крестьянам рты затыкают! Судью на мыло!», — хотелось бы тому закричать, но сейчас у него нет как таковых прав. Злой взгляд еще раз прошелся по комнате, в котрой даже чертовы стены были белые. Хоть бы пятно какое было. Суки. — «Дурдом какой-то. Как я только сюда попал?», — рассматривал врача, который тоже был одет полностю в белое. Черный халат хорошо вписался бы на фоне этих блеклых цветов. Да и в целом можно было бы для разнообразия врачей в чёрное одеть. — «Уж лучше ощущать себя как на кладбище, чем как в психушке», — тяжело вздохнул. Потому что скоро, видимо, придется проводить самые натуральные похороны. «Здесь лежит Хван Хёнджин. Он любил жизнь и свободу. Но та решила освободить его смертью, ибо терпеть этот пиздец было невозможно. Покойся с миром. Земля тебе асфальтом. Никому не набей морду на входе в Рай (по возможности)» — Понимаете, наш Джинни ведь в полном порядке. Просто иногда чудит. Так ведь? — обратилась мать к нему, чутка сжимая плечо. — Блять, — шикнул он. — В смысле… матушка правду глаголит. — «Дорогой дневник, в глазах рябит, а я уже начинаю сходить с ума». — Вы понимаете, — он вдруг сделал слезливый голос, потому что сидеть тут еще даже день не собирается, — у меня ведь все началось в подростковом возрасте, — где-то нашел салфетки и высмаркался. Громко, с чувством, с расстановкой. — Я ведь так много стрессую, вот симптомы и обострились, понимаете? — кивок. Его глаза уже были красные, а воображаемые слезы падали, когда руки только успевали их стирать. И тут то парень и стал рассказывать слезливые истории. Хван эмоционально размахивал руками, чтобы все увидели его новые разноцветные ногти, которые он успел накрасить, находясь в больнице. По одному цвету с радуги брал. Однако несмотря на всю развернувшуюся сцену, которую сейчас парень разыграл, обострение симптомов действительно были. — Напряженная ситуация, выбившая меня из колеи, — загнул тот первый палец. Тут он ненароком вспомнил момент, который потряс его сознание. Родители ссорились. Громко кричали, в то время как мать кидалась посудой. Обычный человек бы, наверное, испугался и ушел. Но Хван не смог. Зашел в комнату и застыл. Он стал ощущать, как к нему медленно подступает смех. Хёнджин пытался в панике зажать рот рукой, но это не помогло. Он не принимает лекарства, а, значит, не может сдержать всплеск эмоций из-за своей болезни. Родители совсем перестали ссориться и даже затихли, когда сквозь собственные крики услышали громкий смех. Чистый и такой красивый. Это был смех их Джинни. Он смеялся и хватался за живот от болезненного ощущения. Родители были настолько напуганы, что даже не сдвинулись с места. А Хёнджин все продолжал громко смеяться, не в силах остановиться. Он сам был напуган своей реакции и не знал, как поступить и успокоиться. Пришлось ждать, пока приступ смеха пройдет. Ужасно. — Своеобразный переизбыток энергии, — загнул второй палец. Теперь Хван вспомнил, как ночью, пока он читал книгу, к нему пришла навязчивая мысль. Пробежка. Хочется на пробежку. Поэтому, пока родители спали, он переоделся и успел только воду прихватить, как оказался на улице. Он пробежал, кажется, несколько киллометров и выпил всю воду в бутылке. И лучше бы он не повторял подобное. Простудился Хён тогда не по-детски. — Моя неспособность контролировать эмоции. Над которой я работаю! — загнул тот третий палец, шмыгнув носом, мол, у него еще остались сопли, чтобы продолжить драму с салфетками. Тут, пожалуй, первое, что всплывало в его не очень хоршей памяти - драки. Много драк в школьные времена. Больше он себя не ведет так агрессивно, хотя иногда очень хочется. Но очень часто это все было спровоцированно им самим. Или так, на всякий случай. Кто-то же должен был держать местную шпану в ежовых рукавицах, верно? Так вот, он ни о чем не жалеет. — Но я признаю все проблемы и готов работать над ними. Но дома! Дома стены помогают. На самом деле, Хёнджин считал, что по большей части врачи глупы. Обмануть их, как у Феликса выпросить ответы в старшей школе. Всегда помогал за красивые глазки. Тут схема такая же: а) плачешься как у тебя все плохо б) устраиваешь драму (желательно побольше эмоций и слез) в) перечисляешь симптомы, которые обострились г) рассказываешь сопливые истории. И вуаля! Ты на свободе! До тупого просто. Бывает, что к некоторым докторам нужен особый подход, но шаблон все равно тот же. Идеально сработанная и проверенная дедом штука. Немного аморально и нечестно? Да. После такого греха не подраться Хвану с апостолом на входе в Рай. Но всё же! Это очевидно лучше, чем быть сумасшедшим. Другими из этой больницы не выходят (информация проверенная: тетя Со из соседней палаты не солжет. Как и на заборе фигню не напишут!). Врач согласился отпустить Хвана домой, но при условии, что он будет усердно заниматься своим состоянием вне стен больницы. И Джинни, как послуший мальчик, покивал. Когда врач вышел, Джин, сверкая пятками, побежал собирать свои манатки и отчаливать из этого страшного места. Ведь единственным лучиком света здесь была только тетушка Со. Вдруг мать остонавливает его, в целях поговорить. — Хёнджин-а, — гладила та его по голове и говорила обманчиво милым голосом, — ну теперь-то ты будешь хорошо себя вести? — Конечно, мама. Буду брать пример с тебя, — так же обанчиво улыбнулся он. — Вот и правильно. — Выйду замуж, найду себе любовника и буду приводить его в дом, пока сын будет делать вид, что не в курсе, что происходит. Подойдёт? — сказал тот, взял сумку с вещами и хлопнул дверью. Хван сразу побежал в неизвестном направлении от двери. Найти лифт вышло почти сразу, но парень был настолько эмоционален сейчас, что спокойно стоять просто не выходило. Он топал ногой высчитывая секунды до появления лифта, однако не выдержал, ударил стену и рванул вниз по лестницам, не оглядываясь. Хён уже практически добежал до выхода из здания, как вдруг остановился и задом вернулся на пару шагов назад. На стене висела огромная вывеска в розовом цвете с интригующей надписью «Мы не отбросы!» и внизу нарисована пластиковая бутылка. — Вот и моя остановочка! *** — На той неделе, говоришь, тебя выписали? И как? — начал Ли, рассматривая комнату для отдыха. Эта комната в кампании отличалась тем, что весь декор, включая картины, больше фигуры людей, вазы с цветами и тему подобное (даже мебель!) были из пластика. Это по-настоящему поразительно. — Что "как"? — приподнял одну бровь. — Быть на свободе или моё психологическое состояние? Если про состояние, то лучше. Больше нет раздражающих факторов, так что да, я определённо в порядке. — Что ты имеешь в виду под раздражающими факторами? Хван глубоко вздохнул и надел розовые очки с глупыми стразами. Где он их только отрыл? Невероятный человек. — Ты знал, что каждую секунду на планете используется двадцать тысяч бутылок из пластика? Это много. И в моей голове так же. В секунду все двадцать тысяч мыслей проходят через меня, — глубоко вздохнул. — Это…особенность твоей болезни? Такое количество мыслей. — Не могу назвать это болезнью. Биполярное расстройство скорее ощущяется как мое постоянное состояние. Как часть меня, — уголки губ приподнялись. — То резко весело, что невозможно остановиться смеяться, то глубокое чувство вины без причины, ощущение, что ты никому не нужен. Бывает, что отстраняешься от семьи и даже ничего не хочется сделать с этим. Плывешь по течению. Это состояние так и называется — депрессивная фаза. Думаю, ты понимаешь, о чем я говорю, — кивок. Парни минуту помолчали, ведь с одной стороны они такие разные, со своими болячками. Но с другой стороны они могут понять друг друга и объяснить причину того или иного действия. Словно они сейчас самые ближние родственники, ведь никто не сможет понять твою проблему лучше, чем тот, кто прочувствовал ее на себе. — Порой мне кажется, что я реинкорнация Эйнштейна. Ну или того мужика, которому яблоко на голову упало и появился закон ньютона, а с ним и физика. — Откуда ты это знаешь, если плохо учился? — удивленно взглянул Феликс. — Ну я же не дурачок, хоть и учился плохо, — сверкнул новым маникюром он, поправляя прядку волос. — Я что-то вроде гения. Даже на тройки учился, как и полагает гению. — Даже спорить не хочу. — Вот и не надо. Все равно проиграешь, стоит мне глазками похлопать. — Ой, да не неси чушь, Хван! Как был выдумщиком — так и остался. — А ты как мечтал поцеловать меня — так и будешь мечтать, умник, — показал язык тот. Феликс хотел было возмутиться, и выкрикнуть громкое «Фантазер! Провокатор!», но Хван продолжил: — И знаешь, все эти мысли не проходят бесследно. Из простой мысли они перерастают в навязчивые и требуют, чтобы их воплотили, — на секунду брезгнул Хён. — Ты чувствительнее обычных людей и не способен справиться с этим самостоятельно, это не твоя вина. — Не моя? — поднял брови Хван. — Нет. — А ты нравишься мне всё больше, — улыбнулся. — Не зря пришёл сюда. Сразу знал, что ты тоже тут появишься. — А ты ждал? Ты ждал меня? И Хван снова ярко улыбнулся и ушел, говоря, что скоро конец перерыва. Так и не ответив на вопрос. Точнее, ему показалось, что вопрос не требует ответа. Это ведь и так очевидно. — «Видел бы ты себя со стороны, мой милый Ликси», — хихикнул Хван, пока блондин тящился где-то сзади. Если бы только Феликс мог заметить, насколько он красив. Если бы только мог взглянуть на себя со стороны и увидеть эти искры в глазах. Он бы удивился, насколько притягательной являлась его натура. Эти мерцания и сердечки в глазах… Хван бы отдал всё, лишь бы у него была возможность смотреть на этого паренька вечность. — «Как же красивы его глаза. Я вижу в них целую вселенную», — не мог перестать улыбаться тот. Хёнджин не мог заставить себя перестать вспоминать малейшие детали на его лице. Словно прекрасная картина у художника. Его щёки были усыпаны звёздами, а губы цвета свежего тюльпана. Природа точно сотворила своё лучшее произведение. — Чего лыбишься? На дурочка похож, — стал ухахатываться Ли, пока занятия не начались. И Хёнджин смотрел на него, не отводя взгляд. Даже его смех был очарователен. Вдруг он осознал, что и вправду сейчас был похож на дурочка. Он так сильно окунулся с головой в воспоминания и в свои мысли, что не заметил собственной перекошенной улыбки. Просто ему нравилось наблюдать за таким Феликсом. Радостным и смеющимся. — Первое задание будет до конца семестра. Все могут поучаствовать в конкурсе и получить миллион вон за первое место! — весело говорила женщина, которая ведет группу «отбросов». — «Миллион вон?» — округлил глаза Хван. — Мы! — подпрыгнул с места Джин, крепко держа Ли за руку. — Я и этот красивый молодой человек с веснушками! В этот раз краснеть уже пришлось Феликсу. Щёки и уши моментально заполыхали алым, словно цветок мака. Хоть он и обещал себе не поддаваться так легко коварному очарованию Хвана, он понимал, что вести игру становилось всё сложнее и сложнее. В старшей школе было намного легче, ведь Хёнджин еще не посещал на постоянной основе спортивный зал (больше выпендривался), да и ходил в странных очках. Где он их только нашел тогда? И куда дел сейчас? Линзы, что ли? Ликс зуб дать может, он вот ну совсем поменялся. От старого Джинни только фамилия осталась. — «Что за жизнь то такая… почему он решил объявиться именно сейчас?». *** — Лекарство очень хорошо действует! Поэтому можете считать, что прошли уже целые три шага в своем лечении! — радостно сказал врач Феликсу. — Осталось дело за малым… Дальше Ликс уже не слушал. Так получилось, что его телефон завибрировал, и так получилось, что он открыл сообщения. А как получилось, что он снова покраснел как рак? Два слова: — «Хёнджин, блять», — кусал он губы, делая вид перед врачем, что все нормально. «Хочешь увидеть меня в форме официанта? Тогда приходи в кафе за углом!», — написал сообщение Хван и следом отправил подмигивающий смайлик. — Доктор, а если я… — вдруг начал Ли, — если я начну встречаться кое с кем? Это поможет мне выздороветь — Любимый человек - это всегда положительные эмоции, так что, почему бы и нет, — улыбался он. Так как сеанс подходил к концу, парень дослушал некоторые наставления, рекомендации по дальнейшему лечению и побежал в то самое кафе. На входе его встретил Хван. Как и обещал. — Ну и как тебе работа? Не тяжело? — попивает кофе Ли, которое ему принес брюнет. — Тяжело, знаешь ли! — манерно, в своём стиле, он закинул ногу на ногу. — Приходит однажды женщина. С виду нормальная. Стоит и выбирает себе кофе. Долго-долго выбирает. Руки уже чешутся сказать ей не задерживать очередь, но она делает заказ. И знаешь, какой? — активно жестикулируя руками спросил он. — И что же? — широко улыбаясь поинтересовался блондин. — Чай со сливками, мать твою! Мы что, в Англии? Что за извращения? — успокоился тот. — Ну я и пошутил. Даме моя юмор не понравился. В итоге жалоба, выговор и в подарок, вишенкой на торте, замечание от менеджера. Феликс видел как Хёнджину нравится работа здесь, однако он понимал, что она все такая же непростая для него. Ему тяжело контролировать эмоции и бессконечный поток мыслей. Из-за этого и сложнее, чем обычным людям. — Но это не главное. Я здесь ради него, — указал взглядом Хван на другого официанта. — Что? — чуть ли не выплюнул кофе Фел. — Этот парень работает здесь и учится, ну не красавец ли? — вздохнул Хёнджин. И Ликс обернулся, чобы увидеть того, о ком говорит парень. Молодой человек бегал по пустому кафе и подтирал пыль, которая бросается в глаза. Голова обратно вернулась к Хёнджину, которому в наказание сказали складывать салфетки, и его глаза полностью были закреплены на том симпотяге. Феликс хотел бы сказать, что тот обманывает его. Но не смог. Этот взгляд он узнает из тысячи. Сам так на Хвана смотрел. Брюнет завороженно рассматривал коллегу в черном фартуке и белой обтягивающей рубашке, сквозь которую было видно мышцы. Вместо зрачков у Хвана сияли розовые сердечки. Надо признать, что Ли давно не видел Джина таким зациклиным на ком-то. В последний раз это был, кажется, он сам в старшей школе. Но это по словам Минхо. А тот еще и приукрасить может, Хён ведь был небезразличен Ликсу. — «Только не это… Хван не лжет», — Фел поджал губы и стал бегать по столу вглядом. Последний раз взглянул на официанта и отвернулся на совсем. Не хотелось видеть его и сравнить с самим собой. Только не сейчас, нет. — Пак Сонхун красивый и умный, — пришлось снова посмотреть на парня, когда Хван прервал тишину. — Ты только посмотри на его огромные накаченные руки. Мечта. Феликс сразу опустил взгляд на свои, которые Хван последние два года в школе называл по-доброму «лапками». — «Самый настоящий котенок, блин», — фыркнул, посмотрев на свои ладони. — Посмотри на его широкие плечи, — Феликс неприятно скукжился и вжался в стул, — ну и, конечно, его лицо. Оно прекрасно. Пухленькие губки, очерченный носик и острые черты лица, ах, — тот растопился ещё больше Ли никогда не комплексовал из-за лица, это всегда было его достоянием, но сейчас стал сомневаться. Настолько ли его губы красивы, как их описывал Джин, так ли красив его «носик-кнопка» (Хёнджин так называл. И сразу клацал). И так ли красивы его глаза, когда он смотрит на кого-то? Когда он любит кого-то. — Зачем ты рассказываешь об этом, Хёнджин? Ли сжал кулаки и почувствовал, как его глаза становятся стеклянными от пелены слез. Это нечестно! Неужели Сонхун настолько хорош? Да, у Феликса депрессия. Да, он проходит лечение. Но неужели он после этого обыкновенный отброс? — «Ты не замечал меня даже в старшей школе. И мне обидно. Мне больно слышать о каком-то красавчике-коллеге. Ты — рана, которую я неправильно обработал и теперь пожинаю плоды», — вздохнул. — «Но кто же для тебя я?». — Он нравится мне, — Хван, наконец, взглянул на блондина.