Просто-простуда

      — Ты знаешь, что это безответственно, Ньютон.       Ньютон шмыгнул носом, прочистил горло и поправил маску — зря, конечно, полез к лицу теми же перчатками, которыми копался в очередном образце, но, вроде, в глаз не попал — уже хорошо.       — А ещё я знаю, что из дырки в океане лезут кайдзю, и они не возьмут паузу на “доктор Гейзлер приболеть изволил, давайте дождёмся, когда он поправится, и только после этого полезем уничтожать мир дальше”, — хрипло пробормотал Ньютон.       Голос резанул по горлу, омерзительно и знакомо — опять пересохло, черт подери, он же только что пил лекарство.       — Ты никому в таком состоянии не поможешь, — строго заметил Германн. — Только хуже сделаешь, если твоя “просто-простуда” из-за отсутствия отдыха и адекватного лечения превратится в воспаление лёгких. Ньютон, у тебя медицинская степень, в конце концов!       Ньютон отвернул голову, пытаясь найти скальпель, но стол с инструментами просто раплывался. Ньютон потянул руку наугад, надеясь на мышечную память, но промазал — пальцы попали не по скальпелю, а по зажиму.       Просто-простуда, разумеется, просто-простудой не была. Ньютон не обращался в медотсек, предпочтя собственные запасы леденцов от кашля и жаропонижающего. Последнее, впрочем, почти закончилось. Выедать по три, а то четыре таблетки в день действительно было… непредусмотрительно, но Ньютону надо было оставаться в строю. Мышцы ломило уже третьи сутки — если сейчас сдаться, грипп срубит его на неделю, если не на две.       — У меня всё протухнет, если я сейчас “пойду отдыхать”, — рвано прогавкал Ньютон. — Тебе с твоими цифрами хорошо, Гермс, они не портятся.       Он не мог заморозить этот кусок — клетки имели шанс повредиться. За эти куски кайдзю отваливались невозможные деньги — больше жрали только отделы, разрабатывающие Егерей.       — Ньютон.       Ньютон выпустил зажим из руки, вынимая ладони из образца, и с трудом подавил желание закашляться из-за першения.       — Ну, что? Как будто ты сам при первых признаках болезни побежишь под одеяло вместо работы.       — Не хочешь слушать разумные доводы — у меня есть еще и разумные возражения, — хмуро ответил Герман, поднимая руку ко лбу не успевшего отшатнуться Ньютона. — У тебя жар. Ты представляешь инфекционную опасность для всех, с кем контактируешь. Ты не можешь полноценно думать в таком состоянии и с большей вероятностью допустишь ошибку. Ты можешь навредить себе, работая с острыми предметами с такой координацией, которая у тебя сейчас. Если ты не дойдёшь до врача добровольно — я напишу служебную жалобу.       Поджав губы, Ньютон отошел от стола, предусмотрительно сначала стянув с ладоней латексные перчатки, а только потом сложив руки на груди. Германн расплывался перед глазами так же, как расплывался стол — его фигура, тёмная и слегка сгорбленная, словно шаталась. Ньютон подозревал, что на самом деле шатается он, а не Германн.       — Это подло, Гермс, — сипло обвинил Ньютон. — И, я думаю, что они давно не читают твои жалобы на меня.       Германн фыркнул — и, кажется, отвел взгляд. Ньютон знал, что Германн не будет писать жалобу — это было бы глупо, — но такая агрессивная забота, хоть и грела, несколько… раздражала.       — О, они не читают жалобы на шум и на твоё неумение работать в команде, — недовольно подтвердил Германн. — Думаю, жалобу на твою безответственность к работе ещё как прочитают.       Ньютон оглянулся на образец — немного синий, немного пожухлый, и вздохнул. Образцов мышечной ткани у него всегда было в достатке, на самом деле — просто этот кайдзю имел интересную особенность передвижения, и Ньютон надеялся найти какой-нибудь необычный мышечный механизм. Кажется, у образца ничего подобного не было.       — Хорошо, — через паузу нехотя согласился Ньютон и уколол в последний раз. — Но только потому что ты так сильно за меня переживаешь.       Германн не ответил — но буравил его взглядом, пока Ньютон убирал образец обратно в охлаждённую среду.       — Обещай мне носить куриный супчик, если меня посадят на больничный, — перед уходом с плаксивой интонацией наставил Ньютон.       Это была, разумеется, шутка.       Но когда его действительно посадили на принудительный больничный — Германн действительно принёс ему суп.