Три женщины в жизни Айзека

В университете было ужасно душно. Минутная стрелка щёлкала слишком громко в этой тихой аудитории, наполненной лишь шарканьем ручек и тихими перешёптываниями. На кафедре, покрытой пылью, стоял преподаватель. Его ветхий костюм выделялся на фоне современных ноутбуков и ярких тетрадей, да и сам он был похож больше на мумию, которой не сообщили о её смерти, нежели на мужчину шестидесяти пяти лет. Уж больно устаревшим и инородным он был в стенах, пусть и не самого престижного, но всё же современного университета. Мужчина начал свою нудную лекцию, но его тихие монотонные слова терялись в шорохе переворачиваемых страниц и шарканье ручек. Айзек записывал лекцию быстро и почти не моргая, но совершенно без интереса. Пару раз он отвлекался на то, чтобы пощёлкать ручкой, но это занятие, в конечном счёте, быстро ему надоедало. Рядом с ним было свободное место, и в воздухе не пахло привычной, въевшейся в лёгкие, ежевикой, отчего мир вокруг ощущался странно. Айзек не любил перемены в жизни — даже если это были такие сущие мелочи, как, например, вынужденная смена зубной пасты в виду её отсутствия в магазине. Парень неосознанно покачивал ногой, зависнув в собственных мыслях и совершенно игнорируя речь преподавателя. Вскоре он окончательно потерял интерес к лекции и конспекту, поэтому, осторожно сложив руки на деревянную поверхность парты — Айзек опустил голову, расслабляясь и закрывая глаза. Он не был уставшим или же сонным. По правде, юноша не знал, мог ли он когда-то назвать себя «сонным». Редкий недосып делал его, разве что, не внимательным и расфокусированным, что и в обычном состоянии сильно бросалось в глаза и раздражало окружающих. Его мягкие не длинные волосы закрывали профиль лица, из-под них виднелись лишь приоткрытые губы и острая линия челюсти. В такой позе он просидел половину лекции, пока не услышал прямо над собой тихий и осторожный кашель преподавателя. Мелко вздрогнув от неожиданности, Айзек поднял голову, с некоторым равнодушием смотря на мужчину. Тот лишь нахмурил свои редкие седые брови и, важно сложив за спиной руки, вернулся к кафедре, продолжая лекцию. После долгожданного окончания пар, Айзек нехотя подошёл к одногруппнику и, стараясь звучать повежливее, попросил разрешения сфотографировать вторую половину лекции. Он потратил пару минут на то, чтобы, склонившись над чужими констпектами и лениво перелистывая страницы двумя длинными пальцами, сфотографировать упущенные моменты, а затем сухо поблагодарил парня, имя которого даже не знал, и покинул аудиторию. На последнюю пару Айзек решил не идти — сегодня ему было слишком скучно в этом университете, и сейчас, забежав по пути в магазин, он хотел лишь навестить причину его смертельной скуки. Айзек Мартин — не самый честный человек на планете. Он вообще никогда не считал себя честным человеком, однако, отдалённо понимал, что есть проступки — и есть ответственность за их совершение. Поэтому, сегодня он снова покупает букет белых фиалок и колокольчиков, в дополнение к которым берёт недешёвое украшение для волос в ювелирной лавке. Жаль только, что это всё не сможет его отмыть. Ноги неспеша сменяют ступени, когда он поднимается на седьмой этаж к уже почти родной маленькой квартире, за дверью которой живёт его личный камень на перепутье. Тихо постучав, он смиренно ждал, пока не щёлкнет дверной замок и тёмный подъезд не осветит тонкая полоска света из приоткрытой двери. Айзек молча просовывает ладонь в щель, хватаясь за острый деревянный край и делая щель больше — достаточной для того, чтобы он смог увидеть худое невысокое тело, до колен прикрытое чёрной безразмерной футболкой, горлышко которой было настолько большим, что невольно обнажало ключицы и половину плеча, сместившись в левую сторону. Снизу вверх на него смотрели голубые ошеломлённые глаза, а тёмно-русые волосы, заплетённые в две пышных недлинных косы, так мило лежали спереди — растрёпано и совсем невинно. Парень настойчиво открыл дверь, самостоятельно пропуская себя внутрь и, склонившись, завёл руку с букетом за спину девушки, второй обхватывая затылок и стискивая хрупкое тело в объятиях. Губы коснулись виска, оставляя на нём нечто, напоминающее поцелуй, но более целомудренное и невинное, и Айзек почувствовал, как крохотные тёплые руки робко накрывают в ответ его спину, прощая. — Что это? — Играя в непонимание ситуации, спрашивает она, отстраняясь и кивая на руку с букетом, символизм которого больно бьёт куда-то по области сердца. — Просто хотел немного порадовать тебя. Слабая лживая улыбка — и она делает вид, что верит. Улыбается также слабо и совершенно натянуто, чувствуя, как рвота бурлит где-то на пути к её глотке. Она не знает, от болезни это или от нестерпимой боли и отвращения к самой же себе. Но терпит. Коротко кашляет, прочищая горло, и старается быть бодрее. Не подавать вида, даже если её взгляд с абсолютным пониманием задерживается на небольшом квадратном пластыре, прикрывающем маленький кусочек кожи на сгибе шеи. От его футболки ужасно воняет сладкими духами и алкоголем. Скромно принимает букет, разглядывая символы невинности и смирения, подмечая про себя, что у её парня жестокий, но идеальный вкус. На мгновение прикрывает глаза, останавливая подступаюшие слёзы, а затем с почти убедительной благодарностью смотрит на Мартина, который расслабленно ныряет рукой в карман, вытаскивая оттуда маленькую коробочку, оббитую голубым бархатом. Он молча открывает её и с нечитаемым выражением лица закрепляет на правом виске девушки красивую золотую заколку, переливающуюся мелкими драгоценностями. Она хочет верить, что это не равнодушие. Прижимает букет к груди и поднимается на босых носочках, мягко врезаясь в чужие холодные после улицы губы, сразу же ощущая, как большие руки с длинными пальцами обхватили тонкую талию, удерживая для устойчивости и приподнимая чуть выше. — Я люблю тебя. — Шепчет, отстраняясь от его губ. — И я хочу люблю тебя. — Отвечает он, ласково и слегка виновато поглаживая большим пальцем бледную тёплую щёку так, будто бы действительно боится её потерять. Может быть и боится. Может быть сгорает к чёрту от её тёплой кожи, и хочет разорвать себя на куски каждый грёбаный раз, когда она на него так смотрит. Может быть, даже хочет дать ей чуть больше, чем она требует. Или чем он мог бы ей дать… Осторожно подхватывает под ягодицы, отрывая от земли короткие стройные ноги с россыпью почти заживших засосов на внутренней стороне бёдер, чтобы она успела обвить руками его длинную лебединую шею, стараясь не помять шуршащий букет в красивой обёртке, а затем уверенно несёт по заученному маршруту — в единственную комнату, где есть, хоть и односпальная, но всё же кровать. — Я принёс лекции. — Коротко и тихо говорит Айзек, укладывая на пружинистый матрас послушное лёгкое тело в сто сорок девять сантиметров, и осторожно забирая букет, который, в последствии, он бережно положил на тумбочку. — Спасибо. — Шепчет девушка, из-под полуприкрытых глаз наблюдая за тем, как чужие руки нежно скользят вверх по её ногам, задевая тонкий хлопок белья и приподнимая футболку. Пальцы были прохладными, и по коже пробежала волна мурашек, когда они обхватили талию, почти смыкаясь из-за огромной разницы в размерах. Айзека до безумия, до сбитого дыхания возбуждало тело, что он держит в своих руках… И до скрипа зубов уничтожало покрасневшее от смущения лицо, на котором в очередной раз ясно считывалось: «мне больно». «Мне больно». Айзек ласково гладит живот большими пальцами, заставляя рвано выдохнуть воздух. «Мне больно». Айзек отчаянно целует острые колени, пробираясь выше и осторожно хватается за края нижнего белья, медленно и трепетно стягивая его вниз по худым ногам. «Мне больно». Айзек сжимает чужую крохотную ладонь, в незнании — что ещё он, блять, должен сделать?.. «Мне больно». Чертыхается мысленно, закрывая глаза и обречённо утыкаясь лицом в плоский живот сквозь футболку. Эта боль была не физической. — Шерил, прошу. — Шепчет он, не поднимая голову и лишь поглаживая чужие пальцы в умоляющем жесте. — Поцелуй меня. — Всё, что срывается с её губ, вместо криков и обвинений, и Айзек послушно пробирается ближе, едва касаясь двумя пальцами её подбородка, и нежно целует. Так, как любит Она. Его губы осторожно, с тихим влажным звуком, сминают её, не углубляясь и не пихая свой язык в горячий рот девушки, раздраконивая желания, как он мог делать это с кем угодно, кто не был Шерил. С ней он каждый раз заново учился терпению и смирению, вкладывая в процесс хоть что-то, что нельзя назвать «похотью», и Шерил спокойно закрывает глаза, осторожно и мучительно медленно отвечая на поцелуй, словно боясь, что он может причинить ей новый вид боли, как и его хозяин. Она сдаётся, запускает руки в мягкие чёрные волосы и ёрзает, съехав вниз по подушке и устроившись в более горизонтальном положении, позволяя Айзеку поставить руки по обе стороны её головы и опуститься, слегка придавливая её хрупкое тело своим весом. Она перемещает ладони на шею, очерчивает плечи и слегка задевает лопатки, которые почти сошлись на позвоночнике из-за неестественной позы. Айзек чувствует, что она успокоилась. Ведёт влажную дорожку из поцелуев от линии челюсти до выпирающих ключиц, оставляя под ними небольшой, но ощутимый засос. Вновь цепляет рукой край чужой футболки, дёргая его вверх и обнажая стройную женскую фигуру, вмиг покрывшеюся мурашками. У Шерил тянуло внизу живота от близости с Айзеком — хотелось сжать ноги, но это было невозможным из-за тела, придавившего её собой. Парень задрал футболку выше, открывая обзор на маленькую аккуратную грудь, не стеснённую тугим лифчиком, и с вожделением провёл двумя пальцами по окружности левой груди. Шерил накрыла лицо ладонью, краснея от одного лишь факта, что рядом с ней — её парень. Он нежно касался её, и шептал её имя — это кружило голову и заставляло щёки предательски заалеть. Однако, Айзека такой ход дел не устраивал. Остановившись, он поднял взгляд на спрятанное в ладонь лицо своей девушки, внимательно рассматривая эту картину. Голова его подалась вперёд, нежно и невесомо целуя выпирающие костяшки и тыкаясь носом в сгиб между большим и указательным пальцем, настойчиво отодвигая девичью руку и вынуждая открыть лицо. Айзек Мартин осторожно обхватил её тонкие запястья, вжимая их в мягкую подушку и лишая возможности спрятаться. Он легко касается губами ложбинки груди, заставляя бусинки сосков предвкушающе затвердеть, и, спускаясь, очерчивает языком кольцо ореола, отчего девушка издалёт первый глухой полустон, совсем немного выгибаясь в спине и зажмуриваясь. Айзек улыбается — совсем слабо, но удовлетворённо. Понимает, что движется в правильном направлении и гладит пальцем нежное запястье, успокаивая и утешая. Ему почти жаль. Но, «почти» — не считается, а потому, он опускается лицом ниже, перешивая поцелуи на рёбра под тонкой кожей, а затем на худой, но безумно мягкий живот и, наконец, обжигает горячим дыханием самый низ, нежно подхватывая женские бёдра руками. Пробует. Играет. Шерил запутывается пальцами в его волосах, поощряя и требуя большего. Мартин без труда, умело находит нужную точку и вкладывает всё живое, что в нём есть в то, чтобы доставить своей девушке удовольствие. Чтобы до ушей доносились стоны и крики — согревающие что-то глубоко внутри. Она стимулирует его чувства, пронизывает тощее тело и душит зачатки здравого смысла, не оставляя шанса даже на малейшую вменяемость. Он закрывает глаза и растворяется, заставляя её млеть и таять, на жалкие мгновения забывая о боли и всех проблемах, насквозь прожигающих её грудную клетку. Она быстро дышит и выгибается, изо всех сил стараясь не зажать голову своего парня между ног. Спустя долгие минуты извинений — целует внутреннюю сторону бедра, оставляя мокрый след на светлой коже, наспех избавляется от лишней одежды и ползёт вверх, находя губами тонкую шею, пока рука на ощупь направляет головку члена в горячие складки. Шерил мычит. Кусает нижнюю губу и запровидывает голову, руками обхватывая острые плечи Айзека. Он даёт ей немного времени, чтобы привыкнуть, и начинает медленно двигаться. Её колени сжимают тонкую мужскую талию не то от удовольствия, не то от напряжения, узлом завязавшегося где-то внизу живота, и он замирает. Смотрит как-то немного странно сверху вниз, безуспешно и неумело оценивая чужие эмоции. — Всё в порядке? — Осторожно интересуется, беглым взглядом скользя по мягким чертам лица своей девушки. — Я люблю тебя. — Шепчет в ответ Шерил, горячими ладонями накрывая чужие скулы. Айзек чувствует, как внутри что-то разлагается и гниёт. — И я тебя хочу трахать, пока не закончусь, пока не сдохну и не сгорю в твоём, сука, грёбаном идеальном теле. Шерил закрывает глаза и отворачивает голову, правой щекой утыкаясь в подушку. Вслух она ничего не говорит, но её брови ползут вверх в раздосадованной гримасе, от которой Айзек хочет выть и рвать свою кожу. Он не понимал. Решительно не мог отсканировать ход её мыслей и хоть немного разобраться в том, что именно она ждёт. Я же сплю с тобой, чего ещё ты от меня хочешь? Возобновляет движение, жадно вгрызается пастью в нежное маленькое плечо, не пытаясь причинить боль, но демонстрируя безумие, которое она пробуждает в нём. Я же, сука, трахаю твоё совершенное тело каждый день, забирая все твои стоны и полукрики. Я же довожу тебя до дрожащих оргазмов, до истерического повторения моего имени, словно ты сломанная кассета, а я единственный записанный на тебя фрагмент. Раздвигает расслабившиеся ноги шире, обнимает бёдра, и находит ключицу, впиваясь в неё, отчего тело под ним гнётся, как тонкая ветка ивы, а до ушей доносится тихий стон. С тобой, чёрт возьми, сложно. С тобой сложно абсолютно всё. Рядом с тобой существует лишь половина меня, и она всегда рядом, но другую ты бы гнала прочь, умоляя захватить с собой первую. Я разорвал себя, чтобы ты не выбирала, так ответь: что ещё ты, блять, хочешь? Прямо сейчас я долблюсь в твоё тело, срываясь и падая, словно, в пропасть. Как ещё мне тебе сказать? Секс — это тоже форма поклонения. Секс — это расшифровка того, что ты говоришь мне время от времени. У нас разные переводы и транскрипции, но, будь уверена, от этого не страдает смысл. Айзек глухо стонет, сжимая в ладонях мягкую кожу до лёгких синяков, и тает. Обмякает внутри неё, мокрым лбом упираясь в сгиб шеи. Рука лениво пробирается к месту, где соединяются их тела и осторожно ложится на мягкий и тёплый бугорок, большим пальцем безошибочно находя клитор и помогая девушке догнать его, встречая оргазм дрожью и стоном, срывающимся на крик. Руками, прижавшими его за шею к себе, и совершенно потерянным взглядом, направленным в потолок. Издаёт ещё один более тихий полустон, когда Айзек вытаскивает, и расслабляется, всё ещё чувствуя, как тело прошибает мелкая дрожь. Чужие потеплевшие губы накрывают её мягкую щёку, оставляя на ней короткий поцелуй — и его девушка даже не пыталась расшифровать. Было ли это благодарностью, извинением или дежурной попыткой утешить — всё равно. Перекатывается на бок, в то время как юноша молча встаёт с кровати и уходит куда-то в сторону кухни, обмотав наготу, а, вернувшись, заботливо ставит стакан с тёплой водой на невысокую тумбочку, присаживаясь на край кровати и прожигая Шерил внимательным, хоть и абсолютно пустым взглядом. Изучил её полностью. Понял. Рассмотрел. И она ненавидит любить это в нём. Его грёбаная забота, перерезающая горло своей прямотой. Просто он зачем-то помнил, что Шерил ужасно сушит после оргазма.