Крепкие объятия и несдержанное обещание

      Придя домой, сняв свои кроссовки, Антон сразу пошёл в комнату, бросив тихое «Пап, привет», и, закрыв дверь, рухнулся на кровать лицом в подушку, тихонечко заплакав.       Арсений готовил на кухне любимый борщ сына и ведь, обычно Антон бежал к нему с объятиями и с рассказами как прошёл его день. Отложив фартук, в котором он готовил, Арсений отправился в комнату сына, постучал три раза и услышал «Входи».       Папа вошёл в комнату сына. Антон сидел на кровати, накинув на себя плед, и шмыгал носом, а глаза его были красные. «Плакал что-ли?» — подумал про себя Арсений. — «Что могло случиться?» «Подрался? » «В школу вызывают?» «Украл что-то? » «Двойку получил?» «Поссорился с друзьями?»       —Тош, что случилось? — мягко спросил Арсений, присаживаясь рядом с сыном и обнимая того одной рукой.       — Пап...— шмыгая носом ответил Антон. — Я не смогу, я не хочу, не надо, — рыдая, ответил сын.       Арсений напрягся. «Нет, ну он же не убил кого-то?»       —Заяц, что случилось? — повторил свой вопрос Арсений.       — Я кажется заболел... — на выдохе сказал Антон и пару слезинок скатились по его щекам.       Арсений выдохнул:       «Всё хорошо и слава Богу»       Теперь понятна истерика сына, он уже успел подумать, как его забирают в больницу делают большое количество уколов и, конечно же, самое его любимое, держат во время процедуры. А всё это началось совсем недавно.       Антон стал бояться врачей два года назад после не очень удачного похода на сбор крови из вены.Тогда две медсестры орали и кричали на Шастуна, а потом ещё и подзатыльник дали, мол, за «истерику»...

***

      Вторник. Обычный учебный день. Весь четвёртый "А" класс сидит за партами. Вдруг дверь открывается и в кабинет заходят двое женщин в белом. «Медсёстры наверное...»       — Так, это 4 "А"? — заговорила одна из них мерзким голосом, у которой на бейджике было написано "ФИО". Учительница кинула. — Все встаём и идём на плановую процедуру. Сдача крови, — учительница всех быстро выстроила по парам и вместе с ними отправилась в сторону медкабинета. Было видно: некоторые боялись, некоторым пофиг, некоторые вообще весёлые – «Зато урок пропустим!». Антон относился более к тем, которым всё равно. Ну процедура и процедура, ничего страшного.       Когда все вошли в медкабинет, воздух наполнился запахом дезинфицирующих средств и слегка сладковатым ароматом резинки для волос, лежащей на столе. Медсёстры, несмотря на их белые халаты, производили впечатление довольно угрожающих существ. Одна из них, та, что с бейджиком, принялась записывать имена и фамилии. Антон, стоя в очереди, заметил, как его некоторые одноклассницы дрожат от страха, одна из них была его подруга – Лера.       — Не переживай, Лера,– прошептал он. – Это всего лишь анализ крови. Девочка посмотрела на него с недоумением, но всё равно усмехнулась. Вскоре пришла её очередь, и Антон с любопытством наблюдал, как медсестра берёт кровь. Большинство ребят старались не смотреть: кто-то отводил взгляд, кто-то шутил, чтобы развеять напряжение. Некоторых уже начали отводить обратно в кабинет, на урок.       И вот наконец, подошла и очередь Антона. Он глубоко вздохнул и подошёл к столу. Медсестра с серьёзным выражением лица быстро и грубо обработала его руку спиртовой салфеткой, а после ввела иглу под кожу. Антон, не ожидавший этого, дёрнулся, а медсестра быстро вытащила иголку.       — Ты что творишь?! — крикнула она и грубо схватила Шастуна за плечо.       — Ай, больно! — вскрикнул мальчик и заплакал.       — Нечего было дёргаться, терпи! — строго сказала она и взглядом попросила свою коллегу подержать Антона.       Врач ещё раз протёрла нужное место и снова уколола. Антон всхлипнул, пытаясь отодвинуться, но сзади его придержали так, что сдвинуться было уже никак.       — Отпустите-е... — тихо, даже почти шёпотом произнёс Антон. — Мне больно-о... — в это время медсестра уже набрала нужное количество крови и через пару секунд приставила ватку к коже.       — Готово и хватит реветь! Не маленький уже, — она отвесила Антону подзатыльник, из-за чего Антон сильнее заплакал. — Плач, как будто я убиваю здесь кого-то, — она вздохнула. — Свободен, иди к себе в класс. — только и успела произнести медсестра, как увидела что Антон уже на всех парах, плача, убегает и выбегает из медицинского кабинета, а после отпрашивается и бежит домой.

***

      Тогда Антон впервые расплакался перед папой.       — Пап, только не надо укола и...и держать меня не надо, я сам вылечусь, — тихо сказал Антон, опустив голову вниз и опять пара слёз пробежалась по щекам.       — Никто ничего тебе пока не делает, не накручивай себя, — сказал Арсений и вышел с комнаты, чтобы найти градусник.       Через пять минут Антон уже сидел с градусником и шмыгал носом.       — Пап...— тихонечко начал Антон.       — Чего, заяц?— спросил Арсений и мягко улыбнулся, так он улыбался только своему сыну, только ему, и никому больше.       —Только не делай ничего насильно, прошу тебя, — почти шёпотом говорит мальчик.       Арсений мысленно досчитал до пяти, пытаясь придумать, что ответить, потому что если нужен будет укол, то Антона будет почти нереально уговорить, а насильно делать – это ещё больше ломать психику ребёнку.       —Всё будет хорошо, — улыбнулся ему Арсений, не давая делать поспешных выводов.       На такой ответ Антон ещё больше раскис и наступила тишина, которую нарушил градусник.       —Та-а-ак, — протянул мужчина и вытащил градусник у сына.       Посмотрев на не очень утешительный результат Арсений просто дал таблетку сыну, уложив того спать.

***

2:13       Арсений встал в туалет и зашёл проверить состояние сына. Подойдя к кровати своего ребёнка, мужчина приложил ладонь ко лбу и резко отшатнулся, поняв, что температура не маленькая. Быстро сбегав на кухню и взяв оттуда градусник, заснул его подмышку сына, начав будить Антона.       — Заяц, просыпаемся, — настойчиво тряс своего сына по плечу Арсений.       — М-м-м, голова-а-а, — медленно протянул Антон.       — Болит?— сочувствующе поджал губы Арсений.       — Да... — тихо сказал Антон. Арсений решил никак это не комментировать и уже достал градусник. «40.1°, мама дорогая...»       — Сейчас приду, солнышко, — уже находу бросил мужчина и быстро на кухне начал готовить укол.

***

      — Не-е-ет!!! Уйди! Не надо! — истерично кричал Антон, встав ногами на свою кровать. Адреналин дал ему силы сопротивляться.       —Так, ну-ка спокойнее, — строго сказал Арсений и, положив на тумбочку около кровати сына шприц, подошёл к тому.       — Не подходи! Пап, прошу не надо! — мальчик спрыгнул с кровати и хотел было побежать в ванную комнату и закрыться там, но его очень быстро остановили, прижав к себе.       — Успокаиваемся, Тош, — начал удерживать в объятиях своего сына Арсений.       — Нет, отпусти, я не хочу, — активно вырывался Антон, не желая сейчас обниматься с отцом-врачом.       — Всё хорошо, — крепко держа сына, говорил Арсений и потихоньку начал двигаться к кровати.       — Не-е-ет! Па-а-ап! — ещё громче кричал Антон, когда уже почти был уложен животом на кровать.       — Я ничего не делаю, малыш. Мы сейчас просто пообнимаемся и успокоимся, — ласково сказал мужчина и они уже лежали вместе в обнимку на кровати.       — Давай без укола, а? — просил Тоша, а Арсений гладил его по спинке, не отвечая.       Через 7 минут обнимашек, когда Арсений понял, что дыхание сына восстановилось, он отпустил Антона и, встав с кровати, пошел к тумбочке.       Антон, лежавший на правом боку , сначала не понял куда пошел папа, а когда до него дошло, Арсений уже стоял перед его кроватью и руки были заведены за спину.       — На животик, Антон, — сказал Арсений и кивнул на кровать.       — Пап, я тебя умоляю, прошу, не надо, пожалуйста! — сказал Антон.       — Ложимся, — настойчиво сказал мужчина и мягко подтолкнул сына одной рукой, чтоб тот уже наконец-то лёг, а то и так много времени потеряли.       — Не хочу-у, — сопротивлялся Антон, сев на кровать. Арсений тяжело вздыхает, не желая принимать силы и пытаясь договорится, но уже и так прошло добрых 20 минут и температура может поползти вверх, а от этого хуже будет всем.       — Так, Антон, ты уже взрослый и надо понимать, что бывают ситуации, когда очень не хочет что-то делать, но надо, — говорит Попов, смотря на Антона строгим взглядом, благо на мальчика это действует, и он неуверенно ложится на спину.       — На живот, — напоминает ему мужчина.       — Не могу, — говорит мальчик, отворачивая голову, а по щекам бегут непрерывные слёзы.       — Я помогу, — просто говорит Арсений.       Одну руку врач всё так же держит за спиной, а второй мягко укладывает сына на живот и садится на его бёдра, руки Антона фиксирует вдоль тела, хотя по-хорошему мужчина бы и поддержал, на всякий случай.       Антон почти не сопротивляется, но когда Арсений начинает спускать пижамные шорты, заводит руки назад.       — Руки мы убираем вперёд и держим там до конца процедуры, Антош, — пресекает попытку помешать ему, говорит мужчина.       — Страшно...— тихо говорит младший, продолжая тихо плакать. «Ох, какой раз уже за этот день и ночь...»       — Понимаю, но ты молодец, — ободряюще хлопает по пояснице Арсений и аккуратно протирает участок кожи чуть ниже.       — Я ещё не готов! — пытаясь опять сопротивляться, говорит мальчик.       — А я уже готов, Антон, — останавливает его мужчина. — Теперь мы считаем до пяти, давай, малыш. Один...— начинает считать Арсений.       Антон тихо говорит «два», а после, когда он говорит «три», то чувствует лёгкое покалывание, а через пару секунд – боль.       —Мф, больно, пап! — говорит Антон, сильно сжимая подушку на которой лежит.       — Знаю, солнце, потерпи, скоро всё закончится, — говорит Арсений, следя за ситуацией, чтоб ребенок никак не смог помешать процедуре.       — Не хочу больше боли...— тихонечко говорит Антон и сильнее обычного начинает плакать.       — Ну-ну-ну, пять секунд буквально, — говорит Арсений и даже не врёт, ровно пять секунд и мужчина уже накрывает рану ваткой и натягивает на одежду на своё место. — Всё, всё, молодец, — успокаивающе говорит Арсений, но голос его уже не звучит так уверенно. Антон, несмотря на утирание слёз, продолжает сжимать подушку, словно это единственное, что может его спасти от боли.       — Почему ты не остановился? — всхлипывает мальчик, не в силах понять, как папа мог обмануть. Обещал же ничего насильно не делать!       Вопрос повисает в воздухе, и мужчина теряется, не зная, что ответить.       — Так надо, Антош. Ты же сам это понимаешь, не маленький ведь, а температура запредельная была, — Арсений, стараясь найти нужные слова, чтобы успокоить сына, но вместо этого лишь укрепил в нём чувства предательства. Антон не хочет его слушать, не хочет принимать этот мир, где любимый папа может причинять боль. — Давай мы сейчас поспим, а когда наступит утро – поговорим? — предложил Арсений.       Каждый вдох Антона становился всё более тяжелым, он снова начинает плакать, чувствует, как страх наполняет его сердце. Каждая громкая мысль о том, что папа больше не защитит его, заставляет его расслабиться лишь в одной надежде — на быстрое завершение этого кошмара.

***

      Спустя несколько часов Антон просыпается. Утро. Температуры уже нет, чувствует он себя более менее хорошо. Вдруг в комнату заходит папа.       — Проснулся? Как себя чувствуешь? — Попов подошёл к кровати и хотел было протянуть руку ко лбу Антона, чтобы проверить температуру, как тот неожиданно отодвинулся назад, прячась под одеяло. — Эй, ты чего? — недоумевает Арсений.       — Не подходи! Ты обещал!.. Обещал не делать больно, обещал не делать насильно! А в итоге... — голос дрогнул.       — Прости, солнышко, прости, но температура была запредельной. Я сам не хотел тебе больно делать, — мужчина присел на кровать и, дотянувшись до сына, приобнял его. Антон всхлипнул. Брюнет посмотрел на зеленоглазика. — Тош? Что такое? Не надо плакать, мой хороший. Температурка опять поднимется, — Арсений вытер большим пальцем с щёк Антона слёзы. — Тш-ш, успокаивайся. Всё хорошо.       — Пообещай что больше не будешь насильно делать...— тихо говорит Антон.       — Солнышко, я постараюсь, но в таких ситуациях я ничего не могу обещать, прости, — виновато(?) произнёс Арсений. Шатен промолчал. — Не обижайся на меня, я же как лучше для тебя хочу, — мужчина поцеловал Шастуна в макушку, на что мальчик сильнее прижался к папе.       — Люблю тебя.       — И я тебя, солнышко.