Радужная девочка

Безопасность. Утешение. Забота. Всё это можно передать в лёгком прикосновении кончиков пальцев к щеке или в поцелуе в лоб или крепкими объятиями, в которых кажется, что ничего в мире больше не страшно. Эти крохотные моменты счастья связывают нас вместе и утешают в минуты горя и отчаяния, радуют в моменты страсти и любви. Людям нужны прикосновения своих любимых и близких так же как и кислород, чтобы дышать. Натали родилась в самой обычной семье. Мама работала учительницей английского в средней школе, а папа был водителем фуры, пропадающем на работе долгими неделями. До 5 лет всё было хорошо. Денег было пусть и не много, но им на всё хватало. Мама укладывала её спать, нежно целуя в лоб, а отец читал сказки разными голосами, вызывая у маленькой Натали счастливые улыбки. Вместе с мамой они готовили по воскресеньям особые блинчики с черникой, а отец каждый раз возвращаясь домой из рейсов привозил ей маленькую шоколадку. А потом в 6 лет всё резко изменилось. Отец начал выпивать и поднимать на маму руку. Натали больше не ждала его приезда домой и каждый раз слыша звон ключей в замке пряталась в своей комнате, стараясь вести себя тихо как мышка. — Почему папа нас больше не любит? Шёпотом спрашивала Натали. Мама нежно вытирала слёзы с её детских щёчек и прятала синяки под одеждой с длинными рукавами. — Папа любит нас, милая. Он просто очень устаёт на работе и ему нужно расслабиться, вот и всё. — Мама он делает тебе больно. — Ну что ты такое говоришь? Глупости какие-то. — Но… — Натали. Строго одёрнула она девочку. — Не спорь со мной. Мы одна семья и должны помогать друг другу в сложных ситуациях. Так что будь добра к своему отцу. Натали кивнула соглашаясь, но страх поселившийся в её сердце при звуке тяжёлых ботинок отца только рос. Как и отчаяние при виде крошечных капелек крови на полу кухни, которые мама не заметила при уборке. Мама держалась ещё почти год, оставаясь единственным оплотом доверия и безопасности для Натали, прежде чем она устала и тоже взяла в руки бутылку. В тот вечер отца не было дома, и не должно было быть ещё целую неделю. Натали спешила домой со всех ног, чтобы показать маме отличную оценку по математике и приготовить шоколадное печенье, как она обещала. Но маму она нашла спящей на кухонном полу с зажатой в руках полупустой бутылкой водки. — Мамочка? Натали опустилась перед матерью на колени, едва сдерживая слёз. — Мама, пожалуйста, проснись. Натали попыталась разбудить маму мягко прикоснувшись к её волосам, но она только неразборчиво что-то прохрипела. — Пошла вон! Резко проснувшаяся женщина с силой отпихнула от себя дочь и Натали не удержавшись на ногах упала, больно ударившись о холодный пол. Её маленькое тело затрясло и Натали охватил знакомый приступ кашля. Снова простудилась и папа опять будет ругаться, а мама… — Маленькая дрянь…это всё из-за тебя…оставь меня в покое… Женщина застонала хватаясь за голову. — Если бы ты только не родилась…ты меня загубила. Раздался ещё один болезненный стон со стороны женщины и Натали на дрожащих ногах вышла из кухни, только для того, чтобы спрятаться в безопасности под своим одеялом, где никакие монстры не смогут её достать. Если бы только всё дело было в монстрах. Натали было 8, когда её впервые изнасиловали.

***

В 12 лет Натали научилась вести себя тихо. Шум раздражал её отца, которого уволили с работы и который теперь всё время был дома. Он бил мать, а мама била Натали. Алкоголь делал её агрессивной и в пылу ярости, когда Натали уже не могла отбиваться, она кричала, что ненавидит её и как жалеет что родила, что она была ошибкой. Натали уже не помнила, когда мама в последний раз её обнимала, ведь никогда не знаешь, когда именно этот раз будет последним. Было ли это, когда она нарисовала ей открытку ко Дню Матери или когда убрала за собой игрушки? Она не знала. Натали просыпалась в 6 утра и на цыпочках кралась на кухню, набирая скудные запасы еды в свою сумку. Сегодня выходной и спрятаться в школе не получится, придётся бродить по улицам до позднего вечера, пока отец потративший все их деньги на очередной ящик пива не уснёт. А мама, что ж, Натали давно перестала надеяться, что однажды ей станет лучше. Запихнув в сумку парочку слегка испорченных яблок и завалявшееся печенье она выскочила за дверь, подавляя кашель в рукав своей пусть и старенькой, но всё ещё тёплой вязаной кофты. — О, Натали! Куда идёшь сегодня, милая? Окликнула её худенькая старушка, подкармливающая голубей неподалёку. — Доброе утро, Миссис Картер. Я иду в парк. Натали снова закашлялась, прикрывая рот рукой и старушка нахмурилась. — Ты снова приболела, милая? Заботливо спросила она и Натали с улыбкой покачала головой. — Просто аллергия. — Будь осторожна, дорогая. И тебе надо больше есть, чтобы было много сил. Посетовала Миссис Картер, разглядывая её ласковым взглядом, Натали неловко повела худенькими плечами и заправила прядь каштановых волос себе за ухо. Натали не очень хорошо ела и в своём маленьком росте и болезненной худобе она винила свой скудный рацион. — Спасибо за заботу, Миссис Картер. Улыбнулась Натали, но прежде чем она успела уйти, бабушка вложила в её руку слегка смятую стодолларовую купюру. — Ох, что вы! Не стоит! Тут же отказалась Натали, но бабушка сжала её холодную ладонь, зажимая деньги внутри. — Возьми, Натали. Пусть моё старое сердце будет спокойно за тебя. Натали поджала губы, но с тяжёлым сердцем приняла купюру. — Спасибо вам. — А теперь иди, дорогая. Купи себе что-нибудь поесть и нарасти мясца на эти косточки. Старушка тепло рассмеялась и Натали кивнула. Она растянет эту сотню на месяц, а может и больше. Хотя тратить эти деньги на еду нет никакого смысла, сколько бы Натали не ела она никак не могла скрыть эти болезненно выступающие ребра. После целого дня, проведённого в парке Натали всё-таки приходится вернуться домой. Она спрятала покупки вглубь сумки, а оставшиеся деньги во внутренний карман кофты, чтобы родители не увидели. — Натали! Дорогая, а вот и ты! Её встретил громкий голос наигранно счастливой матери и Натали замерла в коридоре почти не дыша. — Натали, зайди к нам! Прогремел её отец и Натали почувствовала как её руки начинают трястись от страха. Что-то здесь было не так. Но она не решилась ослушаться отца и, стараясь не шуметь, вошла на ярко освещённую кухню, где её уже ждали родители и ещё несколько незнакомых гостей не самой приятной наружности. — О, какая красавица! Пьяно усмехнулся один из мужчин, сидевший рядом с её отцом и подмигнул ей. Натали задрожала под его взглядом и прижалась к матери, от которой воняло дешевой выпивкой и старым цветочным парфюмом. Ей был знаком этот взгляд. Мама иногда звала таких мужчин, они трогали её, они смотрели на неё, они пробирались в её комнату словно злобные монстры в темноте, но только если обычные монстры живут под кроватью эти забирались на неё. — Вся в маму! Натали поморщилась от запаха перегара, ударившего ей прямо в лицо. — Я пойду к себе. Прошептала она и отец кивнул ей. — Не шуми. Ты же знаешь как я это не люблю. — Да, отец. Натали заперла дверь своей комнаты и подпёрла ручку стулом. На всякий случай. Только это не помогла. — Ну привет ещё раз, красавица. Раздался горячий шёпот рядом с её ухом и Натали вздрогнула, просыпаясь и открывая глаза. — И не шуми, мы же не хотим разозлить твоего папочку. Верно? Она сжала маленькие кулачки, умоляя про себя: «Мамочка спаси меня, мамочка спаси меня!». Взрослый мужчина навис над ней сверху, прижимая её хрупкое тело к постели, а на кухне всё ещё смеялась мама. Натали отвернулась от него в другую сторону и тогда ей на глаза попался нож, который она взяла на кухне, чтобы порезать яблоко. Половинка фрукта всё ещё лежала тут же. Она раздумывала мучительно долго, но когда мужчина раздвинул ей ноги все сомнения исчезли и Натали крепко схватила холодную сталь. Удар Первый удар вышел не аккуратным. Мужчина дёрнулся и взревел от острой боли, с силой сжимая её запястье и пытаясь забрать нож. — Сучка! Удар Второй удар вышел чётче, сталь разрезала плоть словно масло, легко входя внутрь и разрывая жизненноважные артерии и вены, заставляя тёплую кровь вырываться из тела фантаном. Может быть не будь он пьяным, он бы знал, что нужно зажать рану. Может быть не будь он скотиной, он бы не пришёл среди ночи к маленькой девочке. Может быть если бы не ещё 10 ударов, в которые Натали вложила всю свою ярость и отчаяние он бы остался жив. Мама вошла внезапно. Она несколько секунд смотрела на бездвижное, истекающее кровью тело, лежащее на её маленькой дочке, а затем просто развернулась и вышла, бросив при этом на прощание. — Лучше бы это было ты. Натали сбросила тяжёлое тело на пол и отползла как можно дальше, зажимая рот руками и позволяя себе разрыдаться.

***

Утром Натали наконец сорвалась и решила сбежать из дома, где кроме страха и отчаяния больше ничего не было. Она замерла на секунду в дверях, вспоминая как хорошо им здесь было всего пару лет назад, а затем услышала как маму тошнит в туалете. Нет, надежды больше нет, решила она и ушла. Она бродила по улицам несколько дней, засыпая на скамейке в парке, пока прохладные осенние ночи ей это позволяли и пыталась придумать, что же ей делать дальше. — Натали? Это ты, милая? Услышав знакомый голос Натали резко подняла голову и наткнулась взглядом на старушку Картер. — Миссис Картер, здравствуйте. Натали поспешно села, потирая сонные глаза. — Что ты здесь делаешь так поздно? Натали открыла рот, чтобы соврать и придумать какую-нибудь историю. Но она так устала, что мысли путались и она честно выдохнула. — Мне больше некуда пойти. Старушка с сочувствием покачала головой. — О, дитя, пойдём. Пойдём со мной. Миссис Картер привела Натали к высокому зданию с цветными гравюрами на окнах и тёпло-коричневыми кирпичными стенами. — Церковь? Словно бы сомневаясь в самой этой идее спросила Натали, скептически оглядывая здание, но старушка кивнула. — Это Божий дом. Здесь для всех найдётся укромный уголок. Ну что ты иди, иди же. Натали неуверенно оглянулась на неё, но шагнула вперёд. В любом случае больше ей некуда было идти. Тяжёлые двери поддались не с первого раза, но проскользнув внутрь она поражённо замерла. Зажжённые повсюду свечи отбрасывали тёплые блики на стены, прогоняя тьму и даря свет. Натали протянула ладонь позволяя ей зависнуть над колышущимся огоньком, но почти сразу же отдёрнула руку, когда жар пронзил её до костей. Её внимание привлёк портрет женщины, висевшей прямо перед свечами и Натали догадалась, что люди поставили эти свечи специально для неё. Она наклонилась ближе к иконе, пытаясь прочесть надпись, но это был не английский. Буквы были извилистыми словно разлитые по пергаменту чернила и складывались в незнакомые ей слова. — Блаженная мученица Рената. Натали вздрогнула от тихого мужского голоса позади и напряглась. — Рене-Мари Фейатро, анжерская горожанка-ремесленница. Она почитается как одна из девяноста девяти анжерских мучеников, прославленных Церковью в 1984 г. Натали обернулась, чтобы краем глаза взглянуть на молодого парня в рясе. Но тот даже не посмотрел на неё, рассматривая икону перед ними и перебирая в руках чётки с блестящими чёрными бусинами. — Ей было всего сорок три года, когда трибунал отправил её на гильотину за отказ принять так называемую реформу Церкви. В то время революционное государство назначало в приходы неканонических священников, пыталось искажать молитвы и службу. Сопротивлявшиеся объявлялись злостными фанатиками и предателями: их гильотинировали, расстреливали и топили. Первая Вандейская война явилась народным сопротивлением революционерам, которые в свою очередь избрали для мести мирных жителей Анжера и округи. Ещё до ареста Блаженная Рената говорила, что предпочтёт смерть во имя Иисуса отступничеству, и испытания ни на йоту не изменили её готовности. Предпочесть смерть предательству того во что она верила. Натали содрогнулась от восхищения перед силой этой женщины. Она молчала не зная, что ей стоит сказать, но парень видимо и не ждал от неё никакого ответа. — Идём, Отец Грегори вот-вот начнёт проповедь. Натали не стала отпираться и последовала за парнем, садясь рядом с ним на самую дальнюю деревянную скамейку. Людей было совсем немного, но тихий гул шёпота всё равно громко звучал в стенах церкви, отскакивая от кирпичных стен. Но всё смолкло стоило седому мужчине в тяжёлой тёмной рясе выйти перед ними. Он стоял на небольшом возвышении и Натали отлично видела его со своего места. — Я попросил у Бога наказать моего врага — и Бог сказал мне: «Нет. Ему суждено стать твоим лучшим другом». Откашлявшись начал мужчина перед ними и от его глубокого голоса по спине Натали побежали мурашки. — Я попросил Бога даровать мне терпение — и Бог сказал мне: «Нет. Терпение — результат испытаний. Его не даруют, ему учатся». Она сжала кулаки, перенося его речь на себя. Ей не хотелось просить у Бога терпения, ей хотелось попросить у него спички и сжечь дом своих родителей вместе с их друзьями дотла. — Я попросил у Бога забрать мою гордыню — и Бог сказал мне: «Нет. Гордыню не забирают. От нее отказываются». Я попросил Бога подарить мне счастье — и Бог сказал мне: «Нет. Я даю Благословения, а будешь ли ты счастлив, зависит от тебя». Натали вздрогнула, словно от пощёчины. Неужели Бог считал, что она заслужила все свои беды? Был ли это Его великий план для неё пережить всё это? — Я попросил Бога уберечь меня и близких от боли — и Бог сказал мне: «Нет. Мы страдаем и побеждаем страдание вместе». Голос священника прогремел будто рядом с ней и Натали сжалась. Она рвано вздохнула, почувствовав как по щекам у нее потекли слёзы, и тут её окутало чьё-то тепло, будто чьи-то заботливые руки обняли её, прижимая к себе. Натали бросила взгляд на парня рядом, но его руки лежали на его коленях, всё ещё перебирая чётки. Тогда ей в глаза бросилось что-то яркое. Справа от неё незамеченным ранее было ярко-расписаное окно и приглядевшись Натали поняла, что это склонившаяся над могилой женщина. На улице пошёл дождь и капли барабанили по стеклу, создавая впечатление будто она плачет вместе с Натали разделяя её горе. — Я попросил у Бога духовного роста — но Бог сказал мне: «Нет. Дух должен вырасти сам, а Я всегда подскажу». Я попросил Бога помочь мне любить других так же, как Он любит меня — и Бог сказал: «С радостью! О, наконец-то ты понял, о чём надо просить». Натали подняла глаза на священника и встретилась с ним взглядом. Он мягко улыбнулся ей, отчего вокруг его глаз появились маленькие лучики морщинок. Натали казалась, что всё, что он говорил дальше было для неё. — Я попросил сил — и Бог послал мне испытания, чтобы закалить меня. Я попросил мудрости — и Бог послал мне проблем, над которыми нужно ломать голову. Я попросил мужества — и Бог послал мне опасности. Я попросил любви — и Бог послал мне нуждающихся в моей помощи. Я попросил благ — и Бог дал мне возможности. Я не получил ничего из того, что просил. Но я получил всё, что мне было нужно. После проповеди она так и не смогла встать, оставшись на месте пока люли медленно вставали и уходили. Всё что она могла делать это смотреть на свои руки и тихо плакать. — О чём ты плачешь, дитя моё? Раздался тот же глубокий голос, пробирающий её до мурашек, совсем рядом. Натали резко обернулась, смотря на священника и бросая быстрый взгляд в сторону, понимая что все уже ушли. Остались только она, отец Грегори и уже знакомый ей парень, собирающий потухшие свечи. — О, простите. Я даже не заметила как прошло время. Я сейчас уйду. Натали поспешно стёрла слёзы с щёк и уже хотела встать, когда ещё один вопрос остановил её. — А тебе есть куда идти? Нет. Натали знала, что дома никто её не ждёт и вряд ли даже заметил, что её больше нет. На улице скоро похолодает и ей придётся искать другие места для ночлега, рискуя нарваться на ещё большие проблемы. — Я спрашиваю не для того, чтобы уличить тебя в чём-то, моя дорогая. Будь честна и скажи мне, тебе есть куда идти? — Нет. Выдохнула она, чувствуя как к горлу подступает ком, а к глазам подкатывают слёзы. — Нет, мне некуда идти. Снова повторила она и мужчина кивнул. — Ты хочешь остаться здесь? Ты можешь пойти в наш интернат при церкви и помогать, как и Игнат. Отец Грегори кивнул на парня и тот услышав своё имя обернулся к ним с улыбкой. — А я могу? Я…я плохой человек. Неуверенно спросила Натали, ожидая подвоха, но мужчина только кивнул с тёплой улыбкой. — Для Бога нет деления на хороших и плохих. Он не выбирает любимчиков. Для Бога мы все равны, все любимы. И за каждого из нас Господь пошёл на Распятие и Страдания. Каждый может раскаяться, каждому дано испытание и скорби для спасения. Главное, чтобы покаяние было искренним и плоды у этого покаяния были видны. Главное, принять скорбь с благодарностью, смирением и терпением. Нужно научиться любить всё, что посылает Господь. И хорошее и плохое. Просить у Бога вразумления, если не понимаем для чего и за что нам было это дано. Нужно научиться вере. А наказывает человек себя сам. Если его сердце далеко от Бога и не хочет знать Бога или пытается подогнать Бога под свои прихоти, то и получаем наказание. А как только прихоти наши отодвинем от себя в сторону и откроем сердце Богу, то и получим помилование. — Вы правда думаете Бог простит меня…за то что я сделала? Я… Натали запнулась. — Я убила человека. Отец Грегори не изменился в лице и она задалась вопросом как часто он слышал такие признания. — «Я открыл Тебе грех мой, Боже, и не скрыл беззакония моего. Я сказал «исповедаю Господу преступления мои», и Ты снял с меня вину греха моего.» Процитировал он и Натали сжалась на месте, горько расплакавшись и не веря, что прощение может быть таким простым. — Бог уже простил тебя, дорогая. И мы будем тебе очень рады. Как тебя зовут, милая? Она хотела ответить честно. Сказать, что её имя Натали, но это имя будто было пропитано тоской, скорбью и страхом. Она больше не хотела быть этой девочкой, напуганной и забивающейся в угол при звуке шагов отцовских ботинок. Девочкой, которая боялась собственной тени и которая не смогла дать отпор мужчинам изнасиловавшим её среди ночи прямо в родном доме. Она хотела быть сильной, такой, чтобы даже страх смерти не смог изменить ни её принципов, ни её саму. — Рене. Тихо прошептала она и звук нового имени будто бы очистил её. Ей показалось, что свечи загорелись ярче, а воздух стал чище и будто бы вечно преследующий её кашель не надолго отступил, позволяя ей вдохнуть полной грудью. — Меня зовут Рене. Мужчина пронзил её внимательным взглядом словно поняв, что она соврала, но ничего не сказал. Только усмехнулся в свои пушистые седые усы. — Какое чудесное имя. Знаешь ли ты милая, что с французского Рене означает вновь родившийся и возрождённый. Это отличное имя для такой юной леди, будь добра и чиста сердцем, чтобы оправдать его. Возрождённая. Именно такой она себя чувствовала, вместо пламени мести она избрала другой путь, тот в котором не было места Натали. В тот вечер, она изменилась, с новым именем пришла раньше незнакомая ей лёгкость и Рене словно птица феникс сломленная и раненая возродилась в нечто новое и прекрасное. — Я буду. Мужчина по-доброму похлопал её по плечу и подозвал к себе своего помощника. — Игнат! Подойди сюда, пожалуйста. Познакомься, это Рене. Рене сжалась, боясь, что он поймёт откуда она взяла это имя, но тот даже если что-то и понял не подал виду, с милой улыбкой выслушивая священника. — Будь так любезен и проводи её в женское крыло. — Конечно, отец Грегори. Пойдем за мной, Рене. Они шли молча и Рене позволила себе расслабиться, всё ещё пребывая в эйфории. Они проходили коридор за коридором, витраж сменялся витражом, когда наконец они не остановились около красной словно закат двери. — Это женское крыло, спроси Кэтрин и она тебе всё покажет. — Спасибо. Рене хотела уйти, когда он мягко положил свою руку ей на плечо, останавливая. — Подожди. Она обернулась на него с тревогой, но увидела что Игнат протягивает ей свои чётки. — Я хочу отдать их тебе. — О, нет что ты. Я не могу их принять. Сказала она больше от не понимая, что ей с ними делать, чем от благоговения перед этим даром. — Чётки лишь символ, но они помогают отсчитывать молитвы и успокоить разум. Я хочу чтобы они были у тебя. — Спасибо. Игнат уже развернулся, когда до неё долетел его тихий голос. — Блаженная Рената, да? Отличное имя, оно тебе подходит. Рене провела в интернате при церкви ещё 2 года, помогая священникам и прихожанам. Отец Грегори подарил ей Библию и её первый крестик и всё начало налаживаться, пока одного из служителей не насторожил её бесконечный кашель.

***

— Итак, Натали. Начал мужчина в белом халате, заходя в смотровой кабинет, не отрывая глаз от её карточки. — Рене. Мягко поправила врача Рене и тот бездумно кивнул, словно ему не было никакого дела до того как её называть, что вполне могло быть правдой. — Да, конечно как скажете. Итак Рене, значит муковисцидоз, да? Наконец оторвав свой взгляд от таблиц с результатами её последних анализов и посмотрев ей в глаза, спросил он. — И вы обратились в больницу только в этом году? Рене не знала послышался ли ей лёгкий упрёк в его голосе, но ей всё равно сделалось ужасно неловко. — Да. Так получилось. Смущённо призналась Рене, не вдаваясь в подробности. Не говорить же ему, что её родители алкоголики и им было всё равно на её здоровье, а маленькая девочка вряд ли могла понять, что с ней что-то не так. Ей просто повезло, что сестра Анна заметила её постоянный кашель и настояла на поездке в больницу. — Сначала я думала, что это простуда. Потом аллергия, затем астма. Перечислила она, вспоминая сколько раз проклинала холод, весну, кошек и пыль обвиняя их в своём постоянном кашле, думая что всё это лёгкий грипп или обычная аллергия. — Вы должны понимать, что муковисцидоз- это не так просто. Это наследственное заболевание, при котором нарушаются функции желёз внешней секреции. Объяснил ей врач, указывая на красочные плакаты, висящие на стенах в кабинете. Но больше всего он сосредоточился на картинке лёгких. — Болезнь поражает весь организм, но сильнее всего страдает дыхательная система. — Но у меня просто лёгкий кашель. Возразила она, напуганная его словами. Всё было не так уж плохо, всего лишь кашель. Ей просто нужны были таблетки, чтобы это прекратить. — При муковисцидозе это никогда не бывает «просто лёгкий кашель». В некоторых случаях симптомы болезни проявляются не сразу. Это связано с тем, что тяжесть и форма заболевания у разных больных отличаются. Вздохнул врач, замечая её близкое к паническому состояние. — Кроме того, признаки муковисцидоза могут напоминать симптомы других болезней, что значительно затрудняет диагностику. — Так значит, это как рак? Лекарства нет? Едва открывая холодные от страха губы спросила Рене, готовясь услышать смертельный приговор. — Не совсем. Без лечения большинство больных умирает ещё в детском возрасте, ваш случай это просто чудо какое-то. Но вам срочно нужно начать лечение. — Но оно есть? Лечение помогает? Ухватившись за надежду спросила Рене, но врач не выглядел обнадеживающим или вообще уверенным хоть в чем-то. — Рене, муковисцидоз — это генетическое заболевание и есть только один выход, это новые лёгкие, которые со временем тоже станут больными. Но благодаря современной медицине, продолжительность жизни пациентов постоянно растёт. Рене молчала, подавлено размышляя о своей дальнейшей судьбе. Значит это всё, ещё пару лет, чтобы дожить до новых лёгких, потом ещё немного беспечных лет и снова заболеть. Порочный круг страданий без конца. — Давайте не будем заглядывать так далеко, пройдёмся по симптомам и я назначу вам лечение. Врач открыл новую карточку с её именем и взял в руки ручку. — У вас бывает сильное вздутие живота? — Нет. Словно на автопилоте ответила она. — Рвота? — Иногда. Ей сразу вспомнился случай, когда она думала, что отравилась, хотя ничего не ела в тот день, проснувшись без аппетита. — Повышенное слюноотделение? — Нет. — Повышенная температура тела? — Да. Она старалась скрывать это, но сложно хоть что-то скрыть, когда у тебя температура под 39. — Отдышка? — Да. — Сухой кашель? — Почти всё время. — Мы отправим вас на КТ, но скорее всего у вас бронхолёгочная форма муковисуидоза или, как его ещё называют, кистозный фиброз с лёгочными проявлениями. — Простите, я не понимаю. Чуть не плача призналась она, всё еще надеясь, что врач просто выпишет ей таблеток и она сможет уйти и забыть об этой болезни, как о страшном сне. — Нарушения затрагивают всю бронхолёгочную систему. Вязкая мокрота скапливается в дыхательных путях и её тяжело откашлять. Нужно быть очень осторожной и соблюдать прописанные мной предписания, иначе в будущем могут развиться необратимые последствия: деформация грудной клетки, замещение лёгочной ткани рубцовой и так называемое «лёгочное сердце». Рене молчала и врач, вздохнув, продолжил собирать анамнез. Она не первая в его практике, кто была шокирована неожиданным диагнозом, когда пришла просто на обычный осмотр. — У вас есть непереносимость жирной пищи? — Эмм я не уверенна. Врач недоуменно посмотрел на неё, отчего его очки слегка съехали на кончик носа. — Вы не едите жирную пищу? — У меня не самый лучший аппетит. Её губы дрогнули в смущенной улыбке, как и всегда, когда ей приходилось оправдываться из-за отсутствия аппетита. — Вы хорошо едите? Вы же знаете, что при муковисцидозе нужно обязательно соблюдать диету — питание должно быть высококалорийным, с повышенным содержанием белков и жиров? — Нет, я этого не знала. — Мисс Уокер мы оставим вас в больнице и поставим вам зонд для парентерального питания на 5000 ккал в день, чтобы помочь вашему организму восстановиться. Это не на шутку напугало её и Рене встрепенулась на кушетке. — Зонд? Это обязательно? — При вашей болезни суточный калораж должен превышать возрастную норму на 20-40%. А судя по вашему весу у вас ужасный дефицит. Авитаминоз не худшее в данном случае, но это может иметь серьёзные последствия в будущем. Рене замолчала слишком напуганная тем, что ей придётся остаться в больнице. — Также я отправлю вас на рентгенограмму брюшной полости, чтобы исключить лёгочно-кишечную форму муковисцидоза. А также надо будет сдать молекулярно-генетический анализ. Врач перечислял бессчисленное количество лекарств и анализов, а Рене всё глубже погружалась в себя и только одна мысль билась в её голове. Я не хочу так жить. Я. Не. Хочу. Так. Жить.

***

Спустя год Рене очнулась в белой палате с туго почти до боли перевязанными запястьями и иглой капельницы, спрятанной под повязкой на предплечье. — Нет. Выдохнула она испуганно и почувствовала как сдавило горло от снова подступающего ненавистного кашля, ещё больше распаляющего её отчаяние. Поначалу она пыталась. Правда пыталась бороться с этой ужасной, отвратительной и будто высасывающей из неё все силы болезнью. Но с постановкой диагноза её тело будто наконец поняло, что должно делать и это сводило её с ума. Лекарства практически не помогали и с каждым днём ей становилось всё хуже. Она проводила больше времени в больнице, чем в церкви. Врачи утверждали, что надо дать себе время, но если Рене их правильно поняла как раз этого у неё и не было. А закончить свои последние дни на больничной койке она не хотела. Разве она много просила за все её страдания? Разве не заслужила она покой? — Я должна была умереть. Я должна была умереть! Закричала она, дёргаясь в ремнях, удерживающих её запястья и щиколотки, и разражаясь горькими слезами от разочарования. Она ведь так хорошо всё спланировала и всё равно потерпела неудачу. — Рене! В палату ворвалась уже знакомая ей, за всё это время проведённое в больнице, тучная медсестра в сопровождении санитаров и бросилась к ней. — Я не хочу так жить! Закричала она ей в лицо, трясясь на постели. — Рене, послушай меня. Тише! Медсестра Брук, та самая которая помогала ей пройти и через первую и такую болезненную постановку зонда и многочисленные анализы после, протягивала к ней руки, пытаясь успокоить. — Не делай того, о чём в будущем пожалеешь. Рене истерично рассмеялась сквозь слёзы, безостановочно струящиеся по её лицу. — Пожалею? Мои лёгкие сейчас функционируют на 50 процентов! Всего 50! Она начала учащённо дышать, отчего этот мерзкий кашель снова вернулся. — Пожалуйста, успокойся ты делаешь только хуже! Но Рене её не слушала. — Мне нужна будет трансплантация через пару лет и их хватит насколько? Лет на 5? А потом всё сначала! — Рене, медицина не стоит на месте, кто знает может через пару лет кто-нибудь… — Но доживу ли я до прорыва, Брук? Крикнула она. Медсестра замолчала, она не могла дать ей такое обещание и они обе это знали. С муковисцидозом нельзя дожить до старости, по крайней мере пока. Ей уже было так плохо и она не хотела знать сколько ещё ей предстоит вынести. Она так устала. — Я ненавижу эту жизнь! Я её презираю! Рене удалось вытащить одну руку из пут и она грубо выдернула из руки капельницу, зашипев от резкой боли. Один из санитаров тут же бросился к ней и перехватил её, сжимая словно в тисках. Рене хотела драться с ним, вцепиться в него зубами словно бойцовская собака и трясти пока он не поймёт, что с не шутки плохи. Но ничего из этого сделать она не успела, Рене почувствовала лёгкий укол иглы в плечо и тело её начало неметь, словно по венам растёкся лед, сковывающий её. — Ненавижу это тело. И эту чёртову болезнь! Всё равно рыдала она из последних сил, охрипшим от криков голосом. — Я не хочу прожить свою жизнь в страхе, что она внезапно оборвётся! Медсестра Брук присела перед ней на корточки, чтобы оказаться лицом к лицу со своей пациенткой, пока санитар всё ещё держал её и тихо зашептала. — Но все люди так живут, Рене. Жизнь может оборваться внезапно и никогда не знаешь, что может случиться завтра. Позволь себе прожить свою жизнь, милая, такую какой её послал тебе Господь. «Я попросил Бога уберечь меня и близких от боли — и Бог сказал мне: «Нет. Мы страдаем и побеждаем страдание вместе».» Сразу вспомнила Рене отрывок из проповеди отца Грегори. Сколько раз задыхаясь от кашля и чувствуя как собственное тело её предаёт она возносила молитвы Богу, умоляя его прекратить её мучения? Но что если Бог просто не мог этого сделать, что если он, как и говорил отец Грегори, страдает вместе с ней, разделяя её боль пополам. И если это правда смогут ли они в итоге победить? — Смерть это единственная гарантия в жизни. Поэтому живи на полную, работай с любовью, дружи с любовью и строй отношения только по любви. Это так важно — любить жизнь. Лекарство, которое ей вкололи начало действовать и Рене почувствовала как неминуемо погружается в вынужденный сон. — Я не хочу. И не знаю как захотеть. Тихо призналась она. Брук погладила её по щеке, стирая слёзы и кивнула держащему её санитару, чтобы её уложили на постель. Рене почувствовала как на её запястья снова натягивают ремни, стягивая их ещё туже, чем раньше. — Попробуй составить список. Всё, что ты бы хотела попробовать в этой жизни, и с каждым вычеркнутым пунктом добавляй новый. Так ты будешь точно знать, что упустишь если пренебрежёшь данным тебе Богом подарком. Какой бы она не была, Рене, жизнь это драгоценный дар. Рене провела ещё несколько недель в больнице, дожидаясь пока порезы достаточно затянутся, а её психическое состояние стабилизируется, чтобы её можно было выписать. А точнее перевести. Рене всё ещё была больна, кашель не проходил, а дышать становилось всё тяжелее, но она готова была признать — лекарствам нужно время. И это время её отправили коротать в психиатрическую лечебницу, но перед отъездом к ней заглянула медсестра Брук. — Ну как ты тут? Уже собралась? Рене пожала плечами, закидывая несколько принесенных ей из церкви футболок, она даже не знала как будет смотреть им в глаза, когда вернётся в интернат. Она даже не думала об этом, когда подносила лезвие к запястью, ведь была уверена, что больше ей не придётся об этом волноваться. Что ж, хочешь насмешить Бога — расскажи ему о своих планах. — У меня для тебя кое-что есть. Медсестра Брук сделала шаг вперёд и достала из просторного кармана её бледно-голубого халата толстый блокнот в мягкой обложке. — Это тебе для списка желаний. Рене аккуратно взяла подарок в руки. Это был тёмно-синий блокнот с яркими звёздами на обложке. Она трепетно провела кончиками пальцев по рисунку и с благодарностью посмотрела на Брук. — Спасибо. — Тебе нравится? — Не то слово. Медсестра широко ей улыбнулась и раскрыла объятия, подзывая её к себе. Рене повиновалась, прижимаясь к ней и вцепляясь в плотную ткань униформы. — Береги себя и заполни его до последней странички. Брук отстранилась и обхватила лицо Рене, мягко стирая слёзы и поглаживая худые щёки. — И не забывай вычёркивать, хорошо? Обещаешь, что хотя бы попробуешь? Голос её дрогнул и Рене стало так совестно. Брук не заслужила всего того, что Рене ей наговорила, во время многочисленных приступов агрессии. Она всегда была к ней так добра. — Обещаю. Рене не особо хотелось что-то туда писать, она и не знала даже с чего стоит начать. Но взяв в руки ручку слова будто сами появились на белоснежных листах, быстро превращаясь в список. Пункт.1 Полюбить жизнь. Слишком сложно решила она, но оставила это как работу на будущее, добавляя новые и новые желания с каждым днём. Пункт. 2 Изучить творчество Шекспира. Пункт. 3 Выучить новый язык. Пункт. 4 Освоить фортепиано. Пункт.10 Покрасить волосы. Есть. Рене с улыбкой зачеркнула первый пункт из своего списка, рассматривая в зеркале цветные кончики своих теперь белоснежных волос. Радуга всегда появляется на небе после дождя, яркая и дарящая надежду после ненастной погоды. Может быть, и в её жизни вскоре появится радуга. А если нет, она и сама может ею стать. Ведь в конце концов только от неё зависит, какую жизнь она проживёт. А если ей осталось не так много, она сделает её незабываемой, чтобы на смертном одре не пожалеть ни об одном потраченном в пустую дне.

***

Здание психиатрической клиники не было похоже на те, что так часто показывают в фильмах ужасов. Самое простое трёхэтажное здание с кирпичными стенами и белыми окошками с немного жутковатыми на вид решётками. Вообще-то в клинике всё было не так уж и плохо. Окна правда не открывались, а дверь в туалете наоборот не закрывалась. А так всё было довольно миленько. Светлые и просторные общие комнаты и уютные палаты на двоих, а так как соседа у Рене не было то ей досталось вся палата. Стены не были такими же белоснежными как в больнице и их украшали нежные рисунки цветочных полян и деревьев, что по-видимому должно было компенсировать отсутствие прогулок на свежем воздухе. Правила хоть и были строгие, но Рене разрешили оставить маленький серебряный крестик и блокнот, заменив только её ручку на затупленный карандаш. Люди тоже были приятными, Рене правда обходила несколько палат стороной. Персонал относился к ним уважительно и Рене понемногу расслаблялась, позволяя окружающим её людям ей помочь. Она и правда хотела захотеть жить.

***

Несколько дней ей дали на адаптацию, а потом началась терапия. Рене никогда не была у психолога и для неё стало открытием рассказывать кому-то то, что она привыкла прятать глубоко в душе. Рене так нервничала перед первой встречей со своим психологом, что после завтрака она ещё целый час просидела совсем одна в своей палате, прогоняя в голове всевозможные варианты развития событий. Она постучалась в дверь кабинета ровно в 10 и после разрешения войти присела на самый краешек дивана, неестественно выпрямив спину и сложив руки на коленях. — Доброе утро, Рене. Я ведь могу называть вас так? Кстати, как вам удобнее на вы или на ты? Её доктор, молодая женщина с внимательными карими глазами и тёплой словно кофе со сливками кожей удобно сидела напротив неё в кресле. На ней не было белого халата, только светло-голубая водолазка с короткими рукавами и чёрная юбка до колен. Рене не была уверенна был ли это какой хитрый трюк, чтобы разговорить её или же обычное знакомство. Но от всяких мисс её подташнивало и она была рада перейти на нечто более неформальное. — Да, просто Рене подходит. И лучше на ты. Её врач кивнула и приветственно улыбнулась. — Отлично. Меня можешь называть просто Миранда. Рене кивнула, нервно сжимая и разжимая руки на своих коленях и Миранда это заметила. — Ты нервничаешь, Рене? — Немного. Силой заставив себя расслабиться Рене вцепилась в мягкую ткань своей больничной одежды. — И почему же если не секрет? — Я… Рене слегка поджала губы, подбирая слова и выдохнула. — Я не особо умею…ну говорить о чувствах и всё-такое. Я имею в виду я никогда этого не делала. — Что ж, всё что мы делаем или пробуем впервые может быть как волнительным, так и вполне пугающим. Это нормально, если хочешь позади тебя есть специальный предмет помогающий со стрессом. Миранда указала рукой на шкаф позади неё и Рене обернулась, находя глазами небольшой ярко-жёлтый мячик. Она взяла его в руки, слегка сжимая, и почувствовала как маленькие бусинки внутри переместились под её пальцами. Отпустив мячик, он снова принял свою прежнюю безупречно круглую форму. — Это игрушка антистресс. Можешь спокойно брать её, когда почувствуешь что не плохо было бы что-нибудь посжимать. После нескольких таких сжатий Рене и правда почувствовала себя лучше, она не расслабилась полностью, но хотя бы смогла немного отвлечься. — Хорошо, давай теперь я объясню тебе, что мы будем с тобой делать. Сюда ты приходишь на личную терапию 2 раза в неделю утром в 10 часов. Как ты и сказала мы будем говорить о тебе, о твоих чувствах и обо всём, что тебя беспокоит. Рене снова с силой сжала мягкий мячик. — Но это всё будет не сегодня. Для начала я бы хотела дать тебе небольшой тест. Миранда протянула Рене листок и карандаш. — Он называется «шкала депрессии Бека». Ты когда-нибудь делала нечто подобное? Спросила Миранда, хотя по растерянному лицу Рене она поняла, что ничего подобного у неё раньше не было. — И зачем же мне его проходить? Рене быстро посмотрела ровненькие ряды вопросов и напряглась ещё больше. — Рене, как думаешь почему ты здесь? — Из-за этого. Она подняла левую руку, демонстрируя белоснежные бинты на запястье, скрывающие опасные порезы. Миранда никак не отреагировала на явную попытку её напугать и кивнула, она уже так всё это знала из её карты. — Верно. Но если бы причина была только в твоих физических травмах разве не осталась бы ты в больнице, пока твои раны не заживут? Задала ещё один наводящий вопрос психолог. — Вы думаете я могу сделать это снова. — Но почему ты здесь? Рене замолчала, раздумывая. Она знала почему, потому что она была в зоне риска, а с такими никто не хотел связываться ведь кто знает вернувшись домой она могла снова порезать вены на этот раз глубже или выпрыгнуть из окна или ещё миллион разных и оригинальных способов закончить эту жизнь пораньше. Но Рене вспомнила свой блокнот с пока что ещё не большим списком и о своём решении прожить свою жизнь пусть и недолго, но ярко. — Потому что я хочу научиться любить эту жизнь. Хочу радоваться тёплому солнцу и дождю, пению птиц и радуге. Я хочу всё это. Миранда широко ей улыбнулась, словно Рене только что сделала нечто невероятное, возможно так и было. — Замечательно, Рене. Это восхитительная цель. И первым шагом на этом пути будет этот тест. Тяжело делать всё самой, а чтобы я могла помочь тебе ты должна отвечать на все вопросы честно. Не пытайся обмануть ни меня, ни тем более саму себя. Я на твоей стороне. Рене кивнула и честно ответила на все двадцать вопросов теста, протягивая его своему врачу после окончания, в ожидании приговора. Миранда ничего не сказала вслух, но она пробежалась глазами по листку с ответами и пришла к неутешительному выводу, 50 баллов из 63: тяжелая депрессия. — Рене. Я бы хотела назначить тебе антидепрессанты. Что ты об этом думаешь? Рене не знала, что она думает об этих лекарствах, которые должны что? Изменить её настроение, вылечить её болезнь и исправить? Зато она точно знала, что хочет перестать жить с оглядкой на будущее и сосредоточиться на настоящем. И если маленькие белые, жёлтые и остальные цвета радуги ей помогут, то так тому и быть. С того дня по утрам медсёстры выдавали ей прописанные её психиатром лекарства. И после нескольких недель её непрерывных стараний поправиться и ещё несколько заполненных страниц целями на будущее ей даже разрешили держать свои лекарства в палате. Рене была рада этой, пусть и небольшой, но свободе. — Я буду приходить утром и проверять, но ты теперь можешь сама принимать лекарства. Сказала ей добродушная медсестра, очень похожая на Брук, расставляя оранжевые баночки на столе. — Вот эти две витамины, по одной каждое утро. Это твои антидепрессанты и ещё немного снотворного перед сном. А это твои лекарства от муковисцидоза: я оставлю тебе подробную схему. Медсестра показала ей расчерченную таблицу с названиями лекарств и дозировкой. — Ставь плюсик каждый раз как выпьешь. Рене кивнула, внимательно выслушивая указания. — И помни что это привилегия, если что-то пойдёт не так, мы тут же вернём всё обратно. — Не придётся. Я и правда хочу выздороветь. Обещаю. На индивидуальных сеансах, каждый раз Миранда задавала новые вопросы: «что она помнит о своём детстве?» Мало хорошего. «Часто ли проводила время одна и почему?» Часто. Страшно было оставаться дома. «Есть ли у неё страхи? Мучают ли кошмары?» Да и да. Рене часто снились ужасные кошмары или точнее воспоминая: мерзкие прикосновения к своему телу и шёпот с запахом перегара. «Бессоница?» Иногда она ночами могла не спать, представляя себе как будет умирать, корчась от удушья и никто даже не заметит. «Ориентация? И часто ли меняет партнёров? Вредные привычки? Где работает, кем, нравится ли подобная деятельность? Какие люди окружают? Что о них думаете? Есть ли что-то, что приносит вам дискомфорт, беспокоит? " И ещё миллионы вопросов, на которые она старалась ответить как можно честнее. Она сказала правду, Рене и правда хотела попробовать. Но выходя из кабинета Миранды она готова была лечь без сил прямо на пол, так сильно она уставала от обычного разговора. А ещё через несколько дней лекарства всё-таки забрали. — Но я всё делала по правилам! Возмущалась Рене чуть не плача и дёргая свой крестик на цепочке, опасаясь что и его могут, вдруг передумав, забрать. — О, милая, нет, что ты. Это просто предосторожности. Сегодня к тебе привезут нового соседа. Рене мгновенно вскинула голову. — Сосед? Она бросила взгляд на свои лекарства и пазл в её голове сложился. — Суицид? Медсестра грустно кивнула. — Неудачная или скорее удачная для нас попытка. Если тебе будет с ним тяжело мы его переведём. — Нет-нет, одной тут стало довольно тоскливо. Так что я не против компании. — Замечательно, но я должна тебя предупредить, ни в коем случа не трогай его. Рене осталась в одиночестве, представляя каким будет её новый сосед. Будет ли он истеричным и плаксивым как Аманда из 3 палаты или громким и разрушительным как Джо из 4 или вообще тихим и пугающе таращимся из-за угла как Маленькая Сара, которая вот уже 3 год безрезультатно лечилась в этой клинике от шизофрении. В любом случае ей удалось это узнать, когда тем же поздним вечером несколько санитаров вкатили в палату каталку с трясущимся парнем на ней. Рене любопытно приоткрыла один глаз, всё ещё пытаясь притворяться спящей. — Нет! Не трогай меня, блядь! Закричал незнакомец охрипшим голосом и кто-то крикнул медсестре, чтобы она принесла им успокоительное. Началась суматоха и Рене больше не нужно было притворяться спящей. Она приподнялась в постели, во все глаза смотря как санитары в синей униформе удерживают мечущегося парня, пытаясь переложить его на постель. — Осторожно, главное не коснись его голой кожи! — На раз…два…три! — Отпусти меня, мне нужно… Аарон! Ники! Рене не знала кого он зовёт, но от отчаяния в его голосе ей захотелось плакать. Может отчасти и от жалости к себе, ей некого было звать, когда ей становится плохо. — Пожалуйста! Пожалуйста! Словно в бреду повторял он. Санитары достаточно легко переложили новенького на койку и, вставив в изножье кровати его карту, ушли. Рене полежала ещё немного, уговаривая себя заснуть, но как только шаги в коридоре стихли она вскочила с постели, на цыпочках подходя к чужой постели. Спящий парень не выглядел как-то необычно: он был довольно симпатичным, но лицо его исказилось страданиями, а под глазами явно были видны тёмные круги. Что-то было не так. Несколько светлых прядей упали ему на глаза и Рене почему-то захотелось их поправить, но она вспомнила о том, что сказала ей медсестра и о чём говорили санитары, поэтому потянулась к карте. — Прости меня Боже ибо я грешна и любопытна… Прошептала она себе под нос, коснувшись крестика, и села прямо на пол, вытаскивая чужую медицинскую карту. Ей пришлось прищуриться, чтобы разглядеть пляшущие буквы в ночной темноте палаты, но когда ей всё-таки удалось сфокусироваться она замерла. «Попытка суицида… Галоперидол… аллергия… ожоги… реанимация…» — Пожалуйста… Рене дёрнулась в сторону от испуга и резко обернулась на постель, где её новый сосед шевельнулся в постели, всё ещё не открывая глаз. — Что? Шепнула она, возвращая карту обратно и пряча любые улики своего небольшого преступления. Но парень не ответил и Рене поняла, что он разговаривал во сне. — Я…не х…очу.по.ж…ста Рене, морщась от скрипа, придвинулась ближе, садясь прямо на пол рядом с ним, так близко, что его тихий несчастный голос стал звучать хоть немного разборчивее. — Не.хо..чу..так …жить… Аарон Присмотревшись Рене заметила как тонкие дорожки слёз стекали из его глаз, исчезая где-то в волосах. Сердце Рене сжалось от боли за него. На секунду ей даже показалось, что она смотрит на себя. — Тшш… Аарона здесь нет, но ты не один. Я здесь. Шепнула она тихо, и аккуратно, завернув руки в рукава кофты, поправила на нём тонкое одеяло. — С тобой всё будет хорошо. Здесь тебе помогут. Рене хотел встать. Но парень, Эндрю, как было сказано в его карте громко всхлипнул, дёргая головой и Рене замерла. — Нет-нет…я остаюсь, спи. Всё хорошо. Всё хорошо. Она так и осталась около его постели, сидя на твёрдом полу и положив голову на колени, тихо напевала единственную песню, которую она помнила. — Мечта — это желание, которое создаёт твоё сердце, Когда ты крепко спишь. В мечтах ты лишаешься своих страданий. Чего бы ты не желал, продолжай… Если закрыть глаза она могла бы представить как её мама ласково гладит её по голове и мягко целует в лоб, укладывая перед сном. — Продолжай верить в свои мечты и однажды Твоя радуга придёт, улыбаясь. Неважно, как твоё сердце тоскует, Если ты продолжаешь верить, Желание, о котором ты мечтаешь, станет правдой… Рене всхлипнула и бросила взгляд на успокоившегося Эндрю, начиная песню с начала. Если ему это помогло, то она будет петь всю ночь напролет.

***

— Ну привет. Рене выпрямилась на постели и постаралась дружелюбно улыбнуться, скрывая усталось и недосып за дружелюбием. Эндрю несколько раз медленно моргнул и Рене дала ему немного времени прийти в себя. Вчера ему дали сильную дозировку успокоительного и Рене знала, как тяжело потом бывает прийти в себя. Она села удобнее, скрещивая ноги в позе для медитаций, которой она научилась в клинике на групповых занятиях и стала ждать, когда Эндрю переведёт свой пристальный взгляд со стен из их, теперь общей, палаты на неё. Рене подняла руку вверх, приветственно маша ему со своего места и весело играя пальцами в воздухе. Она намеренно дала ему увидеть свои бинты и сделать выводы о ней самому, но как бы Рене не храбрилась она не смогла сдержать нервную дрожь и спрятала её за своим обычным движением, начиная вертеть свой крестик между пальцев. — Я Рене. Представилась она, улыбаясь, но Эндрю её радости не разделили и его пустое выражение лица не изменилось. Но Рене не расстроилась, она всё ещё помнила как он кричал и плакал этой ночью, о чём видимо не помнил сейчас. Рене видела это по его глазам, то же что она видела каждое утро в зеркале. Пустоту. — Тебя привезли ночью, думаю Доктор Симонс скоро вернётся и расскажет тебе всё. Миранда не часто сама заходила к ней в палату, но Рене была уверенна, что Доктор Симонс, который проводил их групповые сеансы, сделает исключение ради новенького. — Что? Хрипло выдавил он и Рене приободрилась, обрадованная, что её сосед идёт на контакт. Она, чуть ли не подпрыгивая, придвинулась к нему ближе. — Ты в психиатрической клинике, будешь вести себя хорошо и скоро выйдешь. Рене пожала плечами и Эндрю посмотрел на неё с непонятным выражением на лице: нечто среднее между раздражением и благодарностью. — А теперь, пожалуйста утоли моё любопытство и расскажи, что с тобой случилось? Попросила Рене, немного лукавя. Большую часть она уже прочла в его карте прошлой ночью. — Мне не нравится это слово. Рене немного запнулась, вспоминая его крик прошлой ночью и то как он все время повторял это слово, но промолчала, принимая это условие и решая ничего не спрашивать. — Хорошо. Она снова замолчала, выжидая, что же он скажет дальше. Хотя она ясно видела, что этот разговор ему надоел, она продолжила смотреть, надеясь, что ему станет слишком некомфортно игнорироватье её. — Я наглотался таблеток. Наконец ответил Эндрю сдаваясь. Но это было не то, что она хотела узнать, она знала почему он попал сюда. Но не знала: почему? — Я не об этом. То почему ты здесь я уже знаю… Призналась она, кивая на его карту и раскрывая свои карты. Эндрю вопреки её ожиданиям не разозлился и кажется вообще никак на это не отреагировал кроме тихого бормотания, больше напоминающее ворчание. — Это нарушение конфиденциальности. Рене усмехнулась уголком губ, но ловко спрятала этот жест, сделав вид, что ничего не услышала. — Я же спросила о том, что с тобой случилось? Эндрю прикрыл глаза, слишком уставший разговором. — У меня аллергия. Если я прикоснусь к кому-то, то на мне появляются ужасные ожоги. — Генетика отстой. Вздохнула Рене имея в виду именно это. — У меня вот муковисцидоз. Его ещё называют кистозным фиброзом. Из-за этого у меня нарушены структуры синтезирующие белок — он становится густым и вязким. Застой слизи и всё-такое. А скопившаяся слизь является благоприятными условиями для развития условно-патогенной флоры. Рене тут же будто специально закашлялась, доказывая свою историю, и улыбнулась новому соседу, внимательно её слушающему. — Продолжительность жизни при муковисцидозе составляет около 40 лет. Рене тяжело сглотнула, впервые признавая это вслух. — Не так уж и много. Я хотела уйти на своих условиях. Рене продемонстрировала свои перевязанные руки, хоть и скрывающие сами раны, но отлично дающие понять насколько серьёзна она была. К её облегчению на лице Эндрю не было жалости, только интерес. Он молчал несколько секунд прежде чем кивнуть на крестик на её шее. — Не боишься кары Господней и геены огненной? Рене не сразу поняла, что он имел в виду, слишком озадаченная и удивленная его чувством юмора. Её грудь задрожала и на мгновенье Рене испугалась, что это очередной приступ, но это был всего лишь смех. — Этот мир куда страшнее, любых возможных исходов. Согласен? — Не мир страшен, а люди в нём. Тихо поправил её Эндрю. Рене посмотрела чуть внимательнее на него и кивнула, теряя улыбку. — Я скажу тебе, что будет дальше, Эндрю. Тихо сказала Рене. — Доктор Симонс будет долго расспрашивать тебя о твоих чувствах и мыслях, когда ты сделал то, что сделал. Потом он перетряхнёт всё твое прошлое, а так как ты болен, то он скорее всего попытается провернуть с тобой тот же фокус, что и со мной. — Фокус? Рене указала на его изуродованные ожогами руки. Теперь, когда она знала о его болезни не сложно было догадаться, что с ним случилось. — Причина твоего появления здесь довольно очевидна. И Доктор Симонс уцепится за твою болезнь как бульдог за кость. И, как и бульдог не отпустит пока не захочет. Именно так он и вел себя с ней. Впервые услышав про муковисцидоз он уже не отпускал эту тему, каждое групповое занятие начиная с одного и того же. — Значит ты сделала это с собой не из-за фиброза? Проницательно уточнил Эндрю. Рене явно удивилась его внимательности и дёрнула плечом. — Не совсем. Она перевела дыхание, вспоминая чужие руки на себе и горячий шёпот, и тихо сказала. — Ты был прав, когда сказал, что это люди страшны. Мне к сожалению довелось столкнуться с такими монстрами, что и людьми их не назовёшь. Фантомный жар от чужой крови охватил её, а горечь наполнила её рот словно яд, когда она вспомнила последнего мужчину, который без спроса коснулся её. Что ж, это было последним, что он сделал. — Зачем ты мне это рассказала? Рене не обиделась грубости в его голосе, понимая и помня, как не просто начать говорить о своих проблемах. — Ты мне понравился. Глаза у тебя добрые. Честно сказала Рене, снова сжимая свой крестик в руке и чувствуя расползающееся от него тепло. Может ей это просто показалось, но искренне Рене верила, что это знак. Её слова поразили Эндрю, который широко распахнул глаза, будто не веря в то что услышал. — Я гей. Кратко сказал он и Рене не смогла сдердать веселья, фыркнув. — А я лесбиянка. Не всё в мире крутится вокруг секса. Слегка съязвив ответила она, замечая скептический взгляд соседа. — Ты в это веришь? — Я просто думаю, что мы как из Людей Икс. Игнат однажды показал ей эти фильмы, полностью изменившие её жизнь и с тех пор она не могла не сравнивать себя с главными героями. — Знаешь, как необычные люди, которые учатся справляться со своей особенностью. Эндрю её энтузиазма не поддержал, закатывая глаза — Об этом тебе нужно поговорить с моим братом Ники. Он тот еще гик. — Я бы хотела с ним познакомиться. Рене отпустила крестик и принялась накручивать свои цветные пряди на палец. — Ну так что? — Что? Повторил за ней Эндрю. — Давай заключим сделку? Предложила Рене. — Рано или поздно мы выйдем отсюда и тогда мы поможем друг другу. Я буду рядом с тобой, а ты со мной. Эндрю скептически нахмурился, но как только Рене озвучила свою идею, она ещё сильнее в неё влюбилась. — А если ты обманешь меня? — Не обману. Покачала головой Рене, нисколько не удивляясь его недоверчивости. — Что если я обману тебя? — Не обманывай. Просто пожала она плечами. С тех пор как она обрела веру, слов обещаний для неё было достаточно. — Доверие, Эндрю, это очень сложно. Но и прекрасно. Попробуй довериться кому-то кроме себя. Бесчисленные возможности выбора определяют нашу судьбу. Каждый выбор, каждый момент — это рябь на поверхности реки времени. Если ряби будет много, ты сможешь изменить поток, поскольку будущее не определено. Процитировала она вдохновлённо. Эндрю молчал несколько секунд, недоверчиво разглядывая её прежде чем насмешливо фыркнуть. — Ты серьёзно только что процитировала Людей Икс? Рене только рассмеялась не признавая, но и не отрицая. Она уже и не помнила, когда смеялась по-настоящему. Эндрю прикрыл глаза, погружаясь в сон и Рене вздохнула с облегчением, открывая свой блокнот желаний и доставая небольшой затупленный на конце карандаш. Пункт 23. Найти друга. Есть.