Красное солнце пустыни

Часть 6.1. Акеми. Июнь, 18 лет после рождения Наруто.

Минаева — Шоколадка

+++

Катсу кажется Акеми совершенно очаровательной. Она крошечная, как и все младенцы, но Ичи перепроверяет ее, — он и после Сакуры наверняка бы решил сам ее посмотреть, потому что ему так спокойнее, — и не находит ничего необычного. За ней нужно присматривать, а так, в целом, с ней все в порядке. Повторные заверения, кажется, успокаивают встревоженного Дейдару. По поводу Риры Акеми ничего сказать не может: та носила этого ребенка почти девять месяцев, но вид при этом у нее удивленный, будто бы она не знала, что этим все и закончится. У Акеми есть смутные подозрения, что сама она как-то больше понимает, что ее ждет впереди, хоть и младше Риры, и речь даже не о ее реальном возрасте. Своей условной золовке она, впрочем, ничего не говорит, никаких замечаний не делает и просто возится с малышкой, навещая молодых родителей и охотно предлагая присмотреть за ней. Акеми не сложно и в радость, тем более, что Катсу тихая. Не слишком тихая, иначе это был бы повод для тревоги, просто какая-то уже даже сейчас спокойная. Есть куда более суетливые младенцы, Акеми помнит детвору в своем клане, так что ей есть с чем сравнивать. Интересно, какой будет ее собственная дочь? В том, что это девочка, Акеми почти уверена: очередной осмотр, на который с ней пошел Канкуро, а не занятый в тот день Ичи, показал пол ребенка. Ее марионетчика это привело в восторг, хотя он с самого начала всему радовался. Акеми не ошиблась в первой реакции Ичи на ее беременность, но и Канкуро ее ничуть не удивил. Он вот обрадовался искренне, дав девушке все то, что хотела бы получить любая другая беременная на ее месте. Он радуется, выглядит довольным и счастливым, не выпускает ее из своих рук, и в его внимании Акеми купается. Только уточняет, точно ли все хорошо, не ревнует ли он и не обижается из-за того, что беременна она от Ичи и за него же выходит замуж. Канкуро от ее беспокойства только отмахивается, веля не Акеми не забивать голову всякими глупостями, и покупает ей дыню, которую она съедает под очередной спор своих парней. Они все никак не могут определиться со цветом в детской, пока сама Акеми вдруг не заявляет, что та будет зеленой. Розовую, лиловую или какую-то еще нежную она не хочет, вместо этого решает использовать цвета своего клан. Так на стенах, стараниями Сая, появляются коричневые ветки деревьев, а на них вырастает сочная листва. Плетеная колыбель, которую ей в подарок привозит Исаму-джи, прекрасно вписывается в интерьер. Акеми остается довольна, она еще над окном вешает те самые колокольчики, которые ей когда-то на день рождения подарил Канкуро, и все, по ее мнению, становится идеально. Акеми не думала, что в восемнадцать будет ждать появления своего первого ребенка, предполагая, что это случится на несколько лет позже, но делает все, что должна с огромным удовольствием. Она, в конце концов, всегда хотела большую семью. Портит все только то, как скачет настроение. Чувствует себя Акеми прекрасно, у нее даже токсикоза нет, но вот неожиданная переменчивость утомляется всех, в том числе и ее саму. Она делается ужасно впечатлительной, легко расстраивается по самым глупым поводам, но хотя бы так же легко переключается на что-то еще, в общем, слезы у нее чередуются со смехом. К счастью, когда ко дню ее свадьбы в Суну прибывают гости из Конохи, Акеми немного подуспокаивается, отвлекаясь на предстоящее торжество. И слишком мрачного и взвинченного Яхико. — Широгику будет рада тебя видеть, — на пробу говорит она за пару дней до свадьбы, понадеявшись, что упоминание любимой феи заставит ее брата улыбнуться. Не сработало, он только больше помрачнел. — Не будет, — зло бросает Яхико. — Мы оба знаем, что не будет. Ей все равно. — Яхико, это глупости. — Глупость — это то, что ты… Он неожиданно осекается. Акеми моргает раз, другой, потом наклоняет голову набок. — Что? — Ничего, — Яхико дергает плечом и отводит глаза куда-то в сторону. — Ты рожать тут будешь? — Таков план, — кивает Акеми, видя, что брат снова в себе замыкается. — Ты обижен? — На что? На то, что моя сестра строит свою жизнь? — Например. — Нет, — он качает головой и поднимается. — Меня все бесит. Меня все бесит, и я не знаю, что с этим делать! — Ты можешь сказать, что случилось? — Ничего. Как всегда, просто я… я ведь ничего не добился до сих пор. Даже наша мать посчитала меня ничтожеством. — Яхико! Почему ты решил, что мама… Нет, слушай, мама была… она обрадовалась, она же тебя так любила, и… — А я ее нет! Яхико не выдерживает и ударяет рукой по столу, нечаянно задевая тарелку. Та разбивается вдребезги, ударившись о стену, и осколки разлетаются по всей кухне. В дверном проеме почти сразу же появляются встревоженный Ичи, а следом за ним и Канкуро. — Выйдите, — велит Акеми обоим и, видя, что они мешкают, повторяет громче и резче. — Ушли, оба. Акеми встает и притягивает брата к себе, прижимая его лицо к своему плечу. Когда он успел так вырасти? Почему вдруг стал таким грустным и потерянным? — Я не помню ее, — тихо проговаривает Яхико, сипло и часто дыша. — Я помню тебя, но не маму. — Ты и папу не помнишь. Ты на них обоих похож, перестань себя за что-то наказывать, когда ты ни в чем не виноват. Яхико после этого уходит в апартаменты, которые выделили гостям из клана Икимоно, хотя все думали, что ночевать он будет в поместье Гокьедай, как и всегда. Акеми не нравятся те изменения, которые она в нем увидела, но вытрясти из него, что именно его гложет, ей не удается. Она отпускает брата, а сама остается на кухне, в которую вскоре снова заглядывают Канкуро и Ичи. Они ее прогоняют, сами прибираются и потом устраиваются с ней на диване, зажав между своих тел. Акеми только это и нужно: она прячет лицо на груди Канкуро, устраивает ноги поверх ног Ичи и прикрывает глаза, наслаждаясь неторопливыми и ласковыми прикосновениями. — Что у вас случилось? — спрашивает Ичи, разминающий уверенными пальцами икры Акеми. — Не знаю, — Акеми поворачивает голову, чтобы видеть его. — Он просто переживает и дурит. Еще б бутылку взял и был бы копией папы. — Что? — Рука Канкуро, поглаживавшая ее по волосам, замирает. — После мамы папа пил, — после небольшой паузы признается Акеми. — Много. Года два. Он очень по маме тосковал. Тосковал так сильно, что запил. Акеми помнит, как Исаму-джи ругался на своего старшего брата и пытался на него повлиять, но тщетно. Амен-сан слишком переживал, так сильно, что едва не забыл обо всем вокруг. Хотя, стоит признать, он старался скрывать это от детей, просто у него плохо получалось. — Потом перестал? — Потом да… у него мурасаки напали на Яхико. Я не знаю, что случилось, но я пришла из академии как раз, когда они вырвались из свитка. — Яхико этого не помнит? — Ичи хмурится, видимо, пытаясь прикинуть возраст ее брата. — Нет, он маленький совсем был, повезло. — И как вас не съели? — Канкуро гладит ее по плечам и целует в макушку, на что Акеми довольно вздыхает и прикрывает глаза. — Изаёй-сан и Исаму-джи вмешались, после этого папа и перестал пить. На свадьбе от Яхико Акеми, все же, алкоголь отодвигает. Мало ли, что ее брату в голову стукнет, хотя он и расслабляется, видимо, стараясь не расстраивать ее. Улыбается, во всяком случае, вполне искренне за нее радуется, да и старшие кузены за ним присматривают, так что можно, наверное, не переживать. Он же тоже не маленький, знает, как себя вести. Акеми и сама широко улыбается, слушая поздравления и посматривая на явно нервничающего Ичи. Вот Канкуро спокоен и весел, — особенно после того, как следом же за Ичи получил свой поцелуй, чему явно не обрадовалась Мэйко-сан, — ни о чем не беспокоится, кроме состояния самой Акеми. Но все осмотры показывают, что и с ней, и с дочерью все хорошо. Это только Ичи чего-то там себе придумывает, за что получает по рукам, когда притянув ее к себе, в очередной раз пытается просканировать. — Отстань от нас, — шикает Акеми и тут же тянется за поцелуем. — Все же хорошо. — Я просто волнуюсь, — Ичи обнимает ее за талию и вздыхает, прижимая к себе теснее. Живот, который только начал быть немного заметным, пока никак не мешает это делать. — А ты не волнуйся. Волноваться будешь, когда я стану похожа на тюленя и буду капризничать в самом конце. — Капризничай сколько хочешь, — он усмехается и отпускает ее, потому что Акеми хочет подойти к своей команде, а его ловит за локоть Ино, что-то выговаривая на тему того, что она первая собиралась и замуж, и рожать. Генма и Райдо только посмеиваются и глаза закатывают. Ино ворчит с марта месяца, потому что ее все опередили, все! Накику Акеми замечает у стола и подходит, потому что толком ее сегодня не видела, хотя она подружка невесты. Сделать свидетельницей ее не удалось: Накику пропадала весь апрель с Саске невесть где, а потом еще и в отпуске на Косен была в мае, так что пришлось Ино брать на себя всю ответственность. Благо, энергии у Яманака столько, что она-то везде все успела. Впрочем, Накику тоже без дела не сидела и спозаранку отправилась обвешивать защитными амулетами дворец Казекаге. Хошиме как раз принес какие-то освященные и вообще вроде как заделался еще и монахом, но Аичиро так путано ей это объяснил, что Акеми ничего не поняла. Самое главное, что они с Накику решили сделать все, чтобы на торжество не проползла Саори. Ее побаиваются чуть ли не все, кто ее видел, особенно Сай, являющийся объектом ее страсти. Гаара даже подходил как-то к Акеми и спросил так ли Саори ужасна, потому что он каким-то мистическим образом с ней так и не пересекся. Странно, но ладно. — Ну что, вы посыпали все окна солью? — весело интересуется Акеми у подруги и толкает ее бедром. — Ты, кстати, слышала, как Куро с Саем утром ругались? — По поводу? — удивляется Накику. Она бледновата, устала, что ли? — Сай же у нас сделался архитектором, так теперь покушается на мастерскую! — Канкуро, известный факт, никого почти к себе туда не пускает, так что Саю не на что надеяться. Накику хочет что-то ответить, но резко зажимает рот ладонью и отворачивается. Акеми и сама пугается, спешно идет за ней в сторону уборных и успевает поймать за волосы, прежде чем Накику выворачивает над раковиной. Отравилась? Хотя, разве нет у них всех какого-то иммунитета после готовки Чие-сан? И после ее наливок, которые теперь она распивает с Мэйко-сан и Рирой, получившей наконец-то возможность что-то пить. Мать из нее, все-таки, немного — или много — кукушка, и с ребенком куда больше возится Дейдара. Они даже ругались из-за этого недавно, но Акеми в суть конфликта не вникала. Акеми моргает раз, другой и тянется за салфетками, чтобы помочь Накику привести себя в порядок. Догадаться, что еще может вызвать тошноту, вообще-то не сложно. — Кику-нээ, а ты часом не… — Накику кидает на нее такой взгляд, что Акеми тут же округляет губы. — А от?.. — Не знаю, — признается она. Что ж, с учетом того, что у нее помимо мужа еще есть Сасори-сан, неудивительно. Акеми бы тоже не знала, если бы Канкуро в период, когда они с Ичи были на онсене, уже какое-то время не отсутствовал на миссии. — Никому не… — Они не знают? — Пока нет. Сегодня же твоя свадьба, я не хотела… — Апельсиновый сок помогает от тошноты. И мороженое, ванильное. Давай поищем? В конце концов, Накику сама должна рассказать всем и, в первую очередь, тем, с кем она в отношениях. Выходя из туалета, Акеми кидает взгляд в сторону Ичи, надеясь, что тот не обратит внимание на странное поведение своей сестры. Накику и сама этого не хочет, поэтому сжимает ладонь Акеми и исчезает, чтобы потом появиться под боком у Сасори-сан. Он отвлекается от разговора с Баки-сан и Аикавой-сенсей, смотрит вначале на Накику, а потом находит глазами Акеми. Догадался, почему-то кажется ей. Догадался, но молчит, потому что сейчас не время об этом говорить. А вот Сай нет, уверена Акеми, потому что ее сокомандник ведет себя как всегда. Она на мгновение хмурится, думая о том, как же лучше поступить. Наверное, правильнее всего пока на эту проблему закрыть глаза и позволить только тем, кто имеет к ней прямое отношение, ею заниматься. Да, так будет правильнее всего. — Чего ты тут зависла? — Канкуро ловит ее за руку и притягивает к себе. Акеми тут же расслабляется и улыбается, потому что он такой довольный и счастливый, каким она никогда его не видела. — Случилось что? — Нет, — качает головой Акеми и ласково касается его губ своими. Он сегодня без краски на лице, такой красивый, будто сам жених. Хотя, они с Ичи оба женихи, она-то обоих мужьями будет называть, если уж на то пошло. Только вот старший Ритсуми весь такой аккуратный, а этот уже расстегнулся, чтобы ему было удобнее, закатал по локоть рукава и ухмыляется так, словно уже думает, как бы утащить куда-то и ее, и Ичи. Этого, впрочем, в ближайшие несколько часов не случится. Акеми хочет насладиться праздником, который вначале и не рассчитывала получить, но оба парня насели на нее с тем, что все должно быть как положено. — Точно нет? — Точно нет. Я просто кушать хочу. — Ты или мелкая? — дразнится Канкуро. — Пошли, покормим вас. Ичи присоединяется к ним у стола, едва только замечает, что Канкуро наполняет тарелку, и ворчит, что дыню она получит только после того, как нормально поест. Ест она как раз много, часто и с удовольствием, радовался бы, что капризы у нее безобидные и что-то несъедобное она в рот не тянет, а ведь могла бы. Вот Аикаве-сенсей как-то не так весело, ее от мяса воротит, поэтому она переходит на рыбу, а у Акеми такой проблемы нет. Через несколько дней после свадьбы ей как раз хочется морепродуктов, поэтому она покупает на рынке гребешки, чтобы приготовить карри. Дейдара помогает донести пакеты с едой и оставляет ей корзинку с Катсу, потому что ему срочно куда-то нужно. Акеми не сложно с ней посидеть, все нужное ей оставляют же, так что переживать не о чем. Она как раз воркует над Катсу, держа ее на руках, когда слышит громкий хлопок двери, тут же понимая, что о спокойном вечере можно забыть.

Часть 6.1. Накику. Июнь. 18 лет после рождения Наруто.

Губы — Невесомость

+++

Накику снова переключается на лавку. Благо небольшое помещение — не без помощи Ямато, конечно, сооруженное — есть, начальное количество товаров, согласованных с Казекаге — и от него же полученная лицензия — тоже, а ещё какое-никакое спонсирование банком Суны. Им заправляет старший брат секретаря Усё, Кузё-сан, такой же дотошный, и вполовину не такой же очаровательный. Но деньги он даёт — в первую очередь, на те товары, которые надо дополнительно выставлять на полупустых прилавках. Всё-таки, возможности Накику ограничены, так что помимо, собственно, артефактов, она решает и всякую другую мелочёвку продавать: начиная от мелкого оружия, заканчивая тем, что оптом можно скупить на Косен. Расположение магазина не сказать, что слишком удачное: он не в самой деревне, а недалеко от поместья Гокьёдай, у дороги, ведущей в Коноху, зато сюда могут заглянуть те, кто отправляется в путь или, наоборот, прибывает в Суну. Рекламу ей тот же Казекаге сделает, в этом Накику не сомневается. После отпуска и примирения с Саем она немного расслабляется, даже сама первое время стоит за прилавком, но к свадьбе Ако-имото понимает, что подозрительно быстро устаёт от этого всего, и надо бы найти продавца, хотя бы на полставки. Накику начинает чувствовать тошноту по утрам, просыпаться ей ещё сложнее, и даже лёгкие поцелуи Сая не спасают от вялости. К тому же, он сам втянулся в свои планы по перекраиванию архитектуры Суны, так что иногда засветло убегает к Усё и Гааре, предоставлять им образцы новых зданий, или тех, которые срочно нужно реставрировать. Таких, по прежнему, чуть ли не половина деревни. Где только на это взять средства? Идеи у Сая, изучившего уже тонны литературы, заказанной из страны Снега и Амегакуре в числе прочих, зачастую слишком уж вычурные и экстремальные. А ведь он занялся и перепланировкой дворца Казекаге! Хорошо, что в нём такой энтузиазм проснулся: через связь он даже как-то восполняет её собственный недостаток энергии. Да и ей ужасно приятно видеть его сияющее лицо, когда какие-то из проектов находят одобрение у Гаары, Баки-сенсея, Сасори и Кузё-сан. Сай становится самодостаточным, его личные хобби и интересы наряду с миссиями отбирают много времени, и некоторыми вечерами, когда они устраиваются по привычке на диване втроём, её муж торопится делиться тем, как прошёл его день. Сай больше времени проводит с Канкуро, Акеми и Дейдарой, с умилением смотрит на новорождённую Катсу-чан, и Кику улыбается, заставая его в переднике на кухне, что-то напевающим себе под нос, готовя её любимый суп мисо на завтрак. От которого её опять тошнит. Когда Накику понимает, что вроде как у неё должны прийти месячные, — она ведь на таблетках, и цикл у неё регулярный, за которым ещё и Сасори бдит, — ей становится ужасно не по себе. На носу свадьба имото, но стресс, связанный с открытием лавки и семьёй вряд ли бы спровоцировал у неё такую реакцию, правда? Накику малодушно ждёт пару дней, но в итоге покупает тест на беременность, который делает в общественном туалете рыбного ресторанчика, а потом выкидывает в урну чуть ли не противоположного конца деревни. Она уже себе представляет, кто будет больше всех орать и нудеть, когда узнает о её положении: Ичи. Мало того, что Рира только-только родила, ещё и его невеста беременная, а тут самая, по его словам, проблемная сестра. Ведь Риру он и за сестру-то не считает, хотя вот Катсу для него — вполне себе любимая племяшка. Всё становится только хуже на свадьбе имото, где её тошнит прямо на фуршете, и Акеми, которая сопровождает её в туалет, сразу становится всё ясно. И, кажется, Сасори тоже — он отлавливает её тем же вечером, со вздохом прижимая ладонь к животу и активируя медицинскую чакру. Сай плещется в душе, и Накику надеется, что Сасори прямо сейчас не пойдёт делиться новостями с её вроде как официальным мужем. Хотя, вряд ли. Может, он вообще ей скажет делать аборт. Сама Накику считает, что это вполне себе выход — она не чувствует ни себя к детям готовой, ни Сая, учитывая, что и так куча младенцев вдруг появляется в семье. — Не делай глупостей, — спокойно говорит Сасори. — И Саю пока не говори, потому что… — Знаю, — обрывает Кику, складывая руки на груди, потом на коленях, потом и вовсе опирается локтями на стол, зарываясь пальцами в волосы. — Он будет душным. Мы же не хотели детей. — «Мы», это она, конечно, про себя и Сасори. — Тебе девятнадцать будет в августе, — пожимает плечами Скорпион. — Твоя мать родила Ичи в девятнадцать. — Я помню, спасибо, и мне уже Бывший-сама напоминал, — огрызается Накику. — Я не хочу. У меня же лавка… Сасори выразительно приподнимает бровь. Ну да, лавка это не месячная миссия с Учихой в бесконечном пути по стране Огня. И всё же. Сам Сасори вообще не показывает никаких эмоций по поводу её беременности: просто говорит, что она достаточно взрослая, чтобы решать самой. Только надо исключить все риски, связанные с её здоровьем. Её одновременно бесит, что он к её положению такой равнодушный, при этом она даже рада, что даёт ей свободу выбора. Сай точно не даст, хоть и подуспокоился и переключился на свои дела. Это, правда, её умиляет, что он наконец-то нашёл себя, ей страшно, что если она заикнётся о детях, то он снова растворится в ком-то ещё. Да и разве сам Сай-то представляет, что вообще делать с детьми? Он с Катсу-чан тоже возится, на пару с Акеми, но это не то. — У тебя есть время подумать, — напоминает Сасори, когда шум воды в ванной исчезает. — И не накручивай себя, пожалуйста, это совсем не плохая новость. — Он делает паузу и вздыхает. — Одним младенцем меньше, одним больше… Надеюсь, Широгику и Темари не последуют вашему примеру? — Широ ещё четырнадцать! — восклицает Накику. — И она даже об отношениях не думает, — внезапно усмехается Сасори, тянясь к её волосам и прижимаясь носом к виску. — Расслабься, я пошутил. Ты же знаешь, что любое твоё решение я приму? Главное, чтобы приняла его ты сама. Только она сама не знает как его принять. И Ичи, который кое-что услышал от Дейдары, — ладно хоть подрывнику не пришло в голову ляпнуть новость Саю, а Кику вовремя успела ему мозги вправить, — не делает выбор проще. Только хуже, потому что, как она и ожидала, разражается длинной тирадой о том, что всё не вовремя, что Накику такая же безответственная кукушка, как Рира, что… Кику даже не слушает, просто прописывает брату пощёчину и со злыми слезами на щеках почти молча уходит. Единственное, что она кидает ему на прощание: что ребёнок Ако, вообще-то, не от левого Иошихиро, а от него, Ичи. Пусть он хоть сто раз ответственный, ребёнка умудрился заделать даже клянясь, что Акеми ещё рано, и он за этим бдит. Два дня спустя Накику приходит к Акеми — Ичи как раз торчит в госпитале, Канкуро — в мастерской — и молча садится в плетёное кресло, принимая ту позу, в которой обычно сидит Куро: с расставленными коленями, на которых покоятся локти; пальцы сцеплены в замок. Нифига не женственная позиция, ну да похер, она не на приёме у даймё, а у своей подруги. — Он сильно на тебя кричал? — с жалостью спрашивает Акеми и пододвигает ближе к Накику тарелку с кусочками дыни. — Прости, что не заходила, я видела, что ты… — Да, я знаю, всё нормально, — отмахивается Накику. Она, действительно, последние дни была занята: проводила собеседования с тем, кто сможет временно заниматься её лавкой. Прекрасную кандидатуру в итоге нашёл Усё-сан: высокая, статная молодая женщина, Нагибака-сан, отлично подошла на эту роль. Накику даже показалось, что секретарь Казекаге на неё запал, только по сравнению с робким Усё, Нагибака оказалась с характером: настоящая торговка, тут не отнять. И в принципе в том, как вести бизнес прекрасно смыслила. — Как ты поняла, что хочешь, ну… воспитывать ребёнка? Так рано? — У нас в клане это не что-то необычное, — пожимает плечами Акеми. Зря Ящерка думала, что будет на свадьбе некрасивой: она от счастья словно светится изнутри, в те моменты, конечно, когда не начинает капризничать из-за скачков гормонов. Накику себе запрещает вообще какие-то всплески проявлять: Сай и так уже забеспокоился, что у неё что-то со здоровьем. Надо, чёрт возьми, уже дойти до Риры и конкретнее понять как эта их связь работает. — Я всегда хотела большую, дружную семью… ну, ты и сама знаешь. — Да, — потому что знает, конечно. Они не раз об этом говорили. Глупый вопрос был. — Ты же не собираешься… — Акеми аж привстаёт со своего места. — Ты же Саю не сказала, да? — Не собираюсь пока и не сказала, — вздыхает Накику. — Успокойся, я же не Рира. Или они похожи всё же больше, чем она думает? Накику ужасно боится обсуждать всё это с Саем. И даже начинает понимать свою непутёвую бабку, которая гасилась от Дейдары. Ей страшна не реакция, — ну, с него, конечно, станется и в обморок грохнуться, и не понять даже что случилось, — а то, что после неё выбор Накику опять станет не её выбором, потому что её муж уж точно сделает всё, чтобы она почувствовала себя виноватой, если вдруг решит избавиться от плода. И непонятно даже от кого он, собственно. И почему вообще появился, раз она предохранялась. Хотя, вроде как, Акеми тоже же на таблетках была. Может, им досталась какая-то просроченная или испорченная партия? У неё есть ещё месяц-два, чтобы решить, что делать, а потом выбора уже не будет. Тут самое главное, чтобы Дей рот на замке держал, и никто другой ни о чём не догадался. Накику даже хочется малодушно опять взять миссию, чтобы сбежать из Суны, но Сасори с Ичи и Акеми её точно за шиворот притащат обратно, едва она успеет выйти за ворота. Акеми вот уже садит на неё гуре — явно же, чтобы проследить за тем, где она находится и что с ней. Накику чувствует прилив нежности и обнимает Акеми, но при этом торопится откланяться. Ей полегчало с одной стороны, — с Ако-имото рядом всегда легко, — а с другой, ситуации их не сказать, что похожи. И это вносит ещё большую сумятицу в её чувства. Вечером она ужинает с Сасори, Баки-сенсеем и Усё. Если советник и секретарь находят странным её компанию, то ничего не говорят. Тот же Усё, например, забавно мнётся, краснеет, и, в итоге, спрашивает, не хотела бы она как-нибудь пригласить ещё и Нагибаку-сан с Широ-чан. Её младшую сестру Усё, конечно, искренне любит как собственную племянницу, но явно же не ради неё в данном случае интересуется. — Сам пригласи, она точно не откажет, — машет рукой Накику, вяло ковыряясь в тарелке, где её любимые осьминоги с имбирём и кусочки сашими. Рядом стоит пиала с мисо, который ей всё ещё нравится. От него только поутру тошнит, а так — нормально. — Ладно, конечно, сходим. Я заплачу. — Накику-сан, я сам… — Ты нас уже приглашал три раза, — вздыхает Накику. — Моя очередь, я не совсем уж неблагодарная тварина. — Накику-сан… — Я не обижусь, даже если ты сам это скажешь, — хихикает Накику и в очередном порыве нежности поправляет сползающие на кончик носа квадратные очки секретаря. — Прости, что я тебя тогда шантажировала, мне всё ещё стыдно. Усё округляет глаза и глупо хлопает ресницами, хотя — Накику отлично видит — даже понял, что она о том времени, когда Дейдара сидел в темнице, а в отсутствие Сасори она не хотела к нему ходить. Скорпион за спиной Усё хмыкает и опустошает стопку сакэ, передавая ещё одну Баки. Накику припоминает, что у него тоже будет ребёнок от наставницы Акеми. Ещё один младенец, тот самый, который, по словам Сасори, не сделает погоды. Этот-то уж точно: во-первых, непонятно где он будет расти, во-вторых, пусть Баки и часть семьи, но точно не проблемный молодой родитель, и сам со всем разберётся. — Накику-сан… — Ей кажется, что у Усё даже слёзы появляются в уголках глаз, и самой внезапно хочется заплакать. Прежде, чем она успевает это сделать, в «Тобико» появляется Сай. А с ним Широ и Гаара. Эти чуть ли не за ручки держатся, и это тоже умиляет Накику. Чёртовы гормоны! И ведь Сай точно считывает её эмоции, корча какую-то очень уж странную рожу в ответ. Накику пугается, что он обо всём догадался, но нет: Сай садится по левую сторону, обвивает рукой талию и наклоняется, хитро шепча что-то о том, как она когда-то говорила Дейдаре о том, что с хенка можно положить и поставить. Положить и поставить… Ками-сама, он о чём вообще? Усё косится в их сторону, и внезапно у Накику возникает очередное чувство дежа вю. Она вспоминает, как Сай назвал её Тосакин — в тот самый раз, когда она брала ту самую миссию, на которой с ней должен был идти Руиджи, а в итоге пошёл Сай. И сразу после этого она вспоминает смех матери, объявившей, что у Кику будет младшая сестрёнка. Ей тогда четыре года было, как она вообще может это помнить? Но Кику была так счастлива, ей хотелось заплетать сестре волосы в косички и красиво её наряжать. В итоге она никогда ни того, ни другого не делала. Или делала, только тоже об этом забыла? — Прости, прости, — Сай встревоженно взглядывается ей в лицо, и Накику понимает, что слёзы всё же текут сплошным потоком по её лицу. — Я не хотел тебя расстроить, я думал… плохая шутка вышла, я читал… Кику? — Всё нормально, — она смеётся сквозь слёзы и, наверное, выглядит донельзя глупо. Усё и Баки косятся на неё очень странно, ладно хоть Гаара с Широ отошли к стойке. — Пойду домой, я наелась. — Но ты ничего не съела, — растерянно говорит Сай. — Это вторая порция, — врёт Накику. Сасори притягивает её к себе на секунду, вычерчивая пальцем на её коже, чтобы она отдохнула и взяла с собой Сая. И так понятно, что он с ней отправится. — Это потому что я чаще пропадаю? — нервно спрашивает Сай, когда они возвращаются домой. — Мне казалось, ты хотела… если тебе грустно, я… — Всё нормально, Сай, — Кику пытается улыбнуться, падая на кровать. — Нет, я рада, что ты занят. Ты такой красивый, знаешь. Сай растерянно стоит посреди комнаты. Слегка краснеет и отводит взгляд, смотря на ту фотографию, где их вдвоём на Косен сфотографировал Сасори. Рамка со снимком его самого с родителями у них висит в гостиной, на стене, возле книжного шкафа. — Что-то случилось? — осторожно спрашивает муж, и всё-таки подходит, присаживаясь на краешек матраса. — Я же чувствую… ты не заблокируешь татуировку? Ты меня разлюбила? — Что за глупости? Ты же знаешь, что нет. — Я не понимаю, — потерянно шепчет Сай. — Твои эмоции непонятные, их много. Больше, чем у меня было. — Просто устала, — Кику протягивает руки, и он охотно ложится, прижимаясь к ней, оплетая всеми конечностями и утыкаясь лицом в шею. — Завтра всё пройдёт. Но, конечно, не проходит. Ни завтра, ни послезавтра. Поэтому Накику, оставляя на холодильнике записку и подхватывая одной рукой Риру, другой — корзинку с Катсу отправляется в убежище Орочимару. Почему-то ей кажется, что там уж она сможет найти ответы.

Часть 6.1. Дейдара. Июнь, 18 лет после рождения Наруто.

Кабаре-дуэт «Академия» — Зараза

+++

В Ива Дейдару очень часто называли неуживчивым и даже склочным. Все говорили, что у него ужасно тяжелый характер, который он даже не пытается контролировать. Жалоб на него всегда было много, но он ничего не хотел с этим делать. Дейдара считал себя лучше всех: это он самый талантливый и умелый, он самый способный, а все остальные ему во всем уступают. У него и желания не было выстраивать какие-то нормальные отношения с кем бы то ни было. Зачем? Никто не был ему важен, никто не был ему нужен, поэтому Ива он покинул легко, даже не обернувшись. Ну их всех нахрен, да! Поначалу Дейдаре нравилось скитаться, не быть ни к кому и ни к чему привязанным. Он был занят только собой, его беспокоил только он сам и искусство, которое стало смыслом его жизни. У него и в мыслях не было жить как-то иначе, он и не думал, что это ему может понравиться. Самое же главное, что Дейдара был свободен, а все остальное глупости, которые совсем не важны. Акацки тоже были ему не важны: его, по сути, силком туда затащили, и для него это тоже был эдакий перевалочный пункт. Дейдара собирался продолжить путь без намерения где-то осесть. Но вот случилась Суна, заточение и вроде как оказалось, что и идти-то ему никуда не нужно. Дейдара сам не понял, как так вышло, что он пустил здесь корни, еще и стал отцом, что вообще как-то невероятно. Для него в том числе, потому что в роли родителя он себя никогда не представлял. Какие ему дети, в его-то возрасте! Да и вообще, с тем, как он жил, семью заводить было как минимум глупо, но почему-то она у него появилась. Над Катсу Дейдара чахнет. Она кажется ему самым красивым младенцем на свете — не то чтобы он, конечно, видел много младенцев, — и не устает ею хвастаться. Сая это, кажется, нервирует, но Дейдара и в этом находит своеобразное удовольствие. Ему-то крошка не спешит рожать, так что об отцовстве он пока может только мечтать. Даже вон, малышка своим ребенка осенью родит, хотя тоже как-то не планировала. Зато наконец-то замуж собралась за старшего Ритсуми. И это событие, как ни странно, становится поводом для скандала между Дейдарой и Рирой. Дейдара знает, что влюблен, кажется, даже любит, потому что на свою Звездочку не может надышаться. Они даже к какому-то взаимопониманию во время ее беременности приходят, вроде как даже живут вместе, но это не то, понимает Дейдара. У Риры порой донельзя удивленный вид, будто бы она не понимает, как тут оказалась. Он не может сказать, что у нее чувств к дочери нет, есть, конечно есть, просто она даже выдыхает, когда малышка на руках у него, и при этом… Катсу считает даже не их дочерью, а своей, что ли? И едва не крутит пальцем у виска, когда Дейдара, понаблюдав за подготовкой к свадьбе Акеми и Ичи, и сам заговаривает о том, чтобы поступить так же. У них с Рирой, в конце концов, уже есть ребенок. Разве не правильно будет оформить отношения, не правильно будет пожениться? Это как минимум разумно, в его понимании, во всяком случае. Да и тот же Ичи все ворчит и ворчит об этом, а он вроде как лучше всех тут понимает, как правильно. С поправками, конечно, потому что он бывает унылым до блевоты, — понятное дело, что малышке понадобился еще и ехидный марионетчик! — но Дейдара нет-нет, а прислушивается. Видимо, зря, потому что Рира поднимает его на смех. Слово за слово, и они ругаются примерно так же громко и с чувством, как по поводу ее беременности. Дейдара даже для нее не отец ребенка, а так, шут гороховый какой-то, и вообще она всего этого не хотела, да и в первый раз наверняка тоже. Понятное дело, что в ответ она тоже получает и претензии, и крики. Рира ему о том, что такое в ее планы не входило, а он ей в ответ, что очень даже, раз она на его член заскакивала. Рира ему о том, что замуж она не собирается, а он ей в ответ, что конечно, потому что она же кукушка какая-то. Рира ему о том, что он такой же душный как Сай и Ичи, а он ей в ответ, что лучше так, чем быть безответственным. В общем, высказывают друг другу они много чего нелицеприятного. Хорошо, что Катсу в этот момент под присмотром Чие-баа и Акеми и не слышит родительских криков. Конечно, она бы, скорее всего, и не поняла ничего, но тем не менее. Дейдара потом ходит злой и недовольный, проводит время с дочерью, но Риру избегает. Орать в любой момент он привык, но ему не нравится делать это с ней. Это же тупо как-то; у них вроде как семья, которая не семья, и они ругаются. Поэтому, чтобы ему стало легче, Дейдара начинает донимать Сая и Ичи, просто потому что они весело бесятся. Первый ходит после отпуска весь счастливый и светящийся, бегая к Гааре с этими архитектурными планами. Нашел призвание всей своей жизни, прекрасно же! Только вот не прекрасно, что Сай от него отмахивается, а Ичи… Ичи — это Ичи. Он глаза закатывает, терпит, терпит, а потом просто посылает его нахер. Под безумный смех Канкуро, которого все нынче прикалывает и веселит. Он и на свадьбе Ичи с Акеми ходит веселым и счастливым, таким довольным, словно сам женится. Хотя, тут и Дейдара такой же, потому что они с Рирой кое-как успевают помириться. Рира приходит к нему сама, смотрит на то, как он возится в доме Гокьедай с Катсу и молчит. Дейдара тоже молчит, потому что он, вроде как, все сказал, что только можно было, и добавить ему нечего. Да и не нужно, наверное, и так уже поругались. Ему не хочется продолжать, в самом деле не хочется, потому что дальше будет только хуже. Дейдара-то любит ее, любит Катсу, орать на них или при них он не хочет. Не хватало еще, чтобы первое воспоминание дочери о нем было как о каком-то брызжущем слюной злыдне вроде старика Ооноки, да! — Оставь ее Чие, — говорит Рира, подходя к Дейдаре. Она поправляет одеяльце Катсу, касается ее щеки пальцами. — Пошли, поговорим. — Ты инка, что ли, зажгла? — Ну. Как еще нам незаметно слинять? Не переживай, Чие присмотрит. Как только обернется и увидит корзинку с посапывающей Катсу, ага. Куда она денется-то? Чие-баа обожает Широ, но Катсу, кажется, ей тоже очень нравится. Она очень спокойная и тихая, ужасно милая, и Дейдара понятия не имеет, как она может не нравиться кому-то. Их домик — не до конца перестроенный летний — встречает тишиной. Свет горит только над крыльцом, а потом зажигается и на кухне. Дейдара сам его включает, щелкая выключателем на стене, и останавливается у деревянного стола. Рира прислоняется к нему бедром достает свой любимый кунай и начинает его подкидывать в воздухе. Дейдара отсчитывает сколько раз она это делает, прежде чем решает заговорить. — В чем-то ты был прав. В чем-то нет, — со вздохом говорит Рира. — Ты душнишь, но и я… в общем, я родила от тебя, поэтому, ну… Катсу нас так или иначе связывает. — Я ее отец, а не просто… — Да знаю я. И неплохой даже, хотя Мэйко наверняка взвоет. И мне с тобой не плохо. Дейдара хочет спросить что это значит, но прикусывает язык. Рира смотрит на него почти смущенно, искоса, будто не зная, как он на ее слова отреагирует или как ей самой реагировать дальше. Он вдруг понимает, что во всем этом — отношениях и прочем, — они какие-то два лоха. Нет, правда. У Риры все было испорчено Данзо и Корнем, доверие подорвано и так далее, и тому подобное. Он сам — сирота с отвратительным характером, который сделал ноги из своей деревни как только смог. Вот что им нужно ждать друг от друга? Дейдара трет шею, смотрит на стол и дергает в его сторону головой. — Ну, типа, давай мириться тогда? — предлагает он. Рира моргает, смотрит на деревянную столешницу и начинает смеяться. Смеясь она на нее и забирается, правда предварительно скидывает одежду, чтобы Дейрада мог устроиться у нее между ног и показать, почему именно он лучше других мужчин. Ну у кого еще, кроме него, есть столько ртов? Дейдара трахает ее и вылизывает так, как никто не сможет даже при всем желании. Только если, конечно, не воспользуется клонами, но это уже другое. Рира вон и без клонов довольна всем, что он ей дает: вскидывает бедра, насаживая на его член и хнычет от того, как рты на его ладонях ласкают ее грудь. Дейдара уже наловчился и запомнил, что ей нравится больше всего и как, так что ей точно хорошо. А ему уж тем более. Он даже со спокойной душой отпускает ее с дочерью и крошкой после свадьбы Ичи и Акеми в схрон к Орочимару, а сам занимается покраской в доме. Еще кое-что осталось доделать, поэтому лучше если Рира и Катсу побудут где-то подальше, чтобы не дышать всякими гадостями, которые точно вредные. Ему помогает Сай, который в душе не ебет, что его жена ждет ребенка. Дейдару это ужасно веселит, но он благоразумно держит язык за зубами, только хихикает уже тогда, когда добирается до лаборатории Орочимару. Суйгетсу возится с Катсу так охотно, словно ее ему и родили. Воркует над корзинкой, козу делает, хотя ребенок вряд ли особо что-то понимает. Слишком маленькая она для такого пока, но раз не плачет, значит, ей нравится. Ей вообще очень нравится, когда кто-то берет ее на руки, поглаживая по вздымающейся груди и мягким розовым щекам. Тактильная девочка, ласковая и милая, как самая настоящая куколка. Дейдара сам не может на нее надышаться, такая она хорошая у него. Еще и от любимой женщины, разве это не замечательно? Суйгетсу тоже должен оценить, потому что свою селедочку он обожает. И судя по тому, как они себя ведут, все у них более чем взаимно. Хорошо, что про младшего братца Итачи девушка забыла. Нахрена вообще он всем так уперся? Чего вообще такого хорошего есть в этих Учихах, чтобы так с ними таскаться? Дейдару вот они ничем не впечатлили. Мудачье, да! И Саске, хоть и вроде как стал на полградуса поприятней со слов Суйгетсу, да на миссии их общей себя хоть не как последний урод вел. — И че-как, чувак? Свою не хотите икринку завести? — интересуется Дейдара достаточно громко, чтобы разговаривающая с Рирой Карин вздрогнула и кинула на него лютый взгляд поверх очков. — Говорят же, чем раньше, тем лучше! — Нам с селедочкой хватает вот этой, — зубасто улыбается Суйгетсу и оборачивается к своей девушке, чтобы подмигнуть ей. — Ну, и нам сам процесс нравится, а вот результат… — Ой, захлопнись! — Карин кидает в него каким-то блокнотом, но выглядит при этом ужасно довольной. У нее розовеют скулы, что не укрывается от глаз Риры. Дейдара смотрит на свою… ну, вроде как девушку, да. Она хихикает и пихает свою подругу в бок, тут же приобнимая за шею. Взгляд при этом у нее странный: какой-то оценивающий, что ли. Как будто она анализирует их поведение и пытается дать какую-то оценку. Не осуждает, одобряет даже, но что-то хочет от этого получить. Дейдара ловит себя на том, что он Риру понимает все лучше и лучше, догадываясь, что творится у нее в голове по мимике и каким-то жестам. Не целиком и полностью, потому что она не самый откровенный человек, но… Он все понимает, но по пути в Коноху, на одном из привалов решает завести разговор о том, что его беспокоит. Рира занята едой, а сам он кормит Катсу смесью из бутылочки. Дочь очень забавно причмокивает своими пухлыми губами. Дейдара все еще переживает из-за того, что Катсу тихая, но все ему в один голос твердят, что все в полном порядке, он только зря кипишует. — Знаешь, я рос в приюте, Звездочка, — говорит вдруг Дейдара, не отрывая глаз от золотистого пушка на голове Катсу. — Вообще нахрен нихрена никому нужен не был до тех самых пор, пока не пришло время служить на пользу деревне, да. — У всех сирот так, — кивает Рира, кидая на него недоуменный взгляд. — Ага. Я думал, что это нормально… ну, не быть никому нужным и ни в ком не нуждаться. А потом осел тут, в Суне. Осел и даже обзавелся какой-никакой, а семьей. У него вот, дочь появилась. Разве мог он себе такое представить? — К чему ты клонишь? — К тому, что можно идти дальше. Не обязательно постоянно оглядываться назад. — Я не оглядываюсь. — Ну и правильно. Данзо сдох, Корень тоже, никаких теней нет, ага. Рира ничего не отвечает, но ему кажется, что она думает о его словах. Дейдара просто надеется, что она действительно его услышала. Одну свою жизнь на старого сволоча она уже потратила, так не лучше ли вторую, раз у нее появился шанс на нее, прожить без сожалений? Чего ей теперь-то сожалеть, когда все началось заново? Разве что о том, что она потеряла, но Дейдара не понимает, как жалеть о том, что не знает. Троица Ритсуми для нее ведь теперь младшие брат и сестры, не более. Она умом понимает, что это не так, только воспоминаний у нее нет. Только те факты, которые донесла до нее Мэйко-сан. У старейшины Гакари они в Конохе и останавливаются. Хокаге мог предоставить им жилье, он мужик не жадный, но Рира сразу отказывается. Ее, говорит, старая подруга ждет, и хихикает еще. Дейдара опять вспоминает, что его Звездочке не нежные шестнадцать. Лет пятьдесят как не шестнадцать. Точно, старейшина же в баре тогда с ними была, когда Дейдара решил Сасори-данну спросить совета на тему отношений и детей… Мэйко-сан бережно берет Катсу на руки и вздыхает, рассматривая малышку. Рира полулежит на раскинутых на веранде подушках и таскает с тарелки какие-то сладости. Вроде как те, которые она любила в детстве. Дейдара об этом слышит впервые и думает потом спросить у Мэйко-сан, что это вообще такое и где доставать. — Не понимаю, — вздыхает пожилая женщина. — Такая спокойная, такая славная! Вообще на тебя не похожа! У тебя шило всегда в одном месте было, и вот… — Здрасьте, я здесь, если вы не забыли, — подает голос Дейдара прежде, чем Мэйко-сан успевает закончить фразу. — Да я уж вижу… ладно, этот хоть лучше сына Расы, — она все равно его игнорирует, хотя и не зыркает на него так, как делает это с Канкуро. — Ответственный, даже побольше тебя, скорее всего. И хотя бы один. Ей все еще не нравится выбор ее внучки, она бы предпочла, чтобы и Акеми была с одним и, желательно, Ичи. Ну вот не нравится ей кукловод, никак, пускай и не сделал ничего дурного. Во всяком случае ничего, о чем ей было бы известно. На памяти Дейдары что один, что второй за малышкой бегали и пылинки с нее сдували. Чего ей не нравится? Ну, разве что размалеванная рожа марионетчика не по душе пришлась. — Отстань от мальчика, — закатывает глаза Рира. — Нормальный он, твоя вон довольная. Дыньку носит. Дыньку же? — Она обращается к Дейдаре, на что тот кивает. Дыньку, дыньку, во всяком случае, Канкуро их дочь так называет. — Мне твой внук больше понравился! Не могла, что ли, повлиять на них? — На кого? На Ичи? — Рира аж давится виноградиной. — На него повлияй! Он зануда зажатый, это не мой внук, а твой. — Он хороший мальчик! — Твой хороший мальчик свою жену на пару со вторым мужем так дерет, ты бы знала. — Рира! Дейдара замечает, какой довольной делается Рира. То ли похвала Мэйко-сан на нее так действует, то ли что, но позже она сама ложится к Дейдаре. Он приобнимает ее за плечи и смотрит в потолок, прислушивась к стрекоту цикад и сверчков за окном. В песчанной Суне такое не услышишь. Какое-то время Рира молчит, а потом вдруг говорит о том, что их дочери нужны будут качели. И рассказывает, какие были в детстве у нее.

Часть 6.1. Канкуро. Июнь — июль. 18 лет после рождения Наруто.

DVRST, polnalyubvi — Falling Stars

+++

Канкуро тем ещё злыднем бывает и ехидным мудаком, он это всё знает, и над чем-то весьма злобно ржёт — с другой стороны, что ему, плакать, что ли? Над сварой Ичи и Акеми он тоже, в общем-то, гогочет, главным образом из-за того, что узнаёт из неё о положении пигалицы. Понятное дело, наведываться к Сасори-сенсею и спрашивать чей там ребёнок и что с ним будут делать, когда вокруг и так хватает чужих детей и забот — не вариант. А вот пигалицу постебать можно. Подождать только недельку, а то с Ичи она, конечно, тоже успела уже поцапаться. И, судя по всему, с братом так и не разговаривает. Акеми, которую и так достала чрезмерная нервозность Ичи, встаёт на сторону Накику и требует, чтобы он хотя бы сестру оставил в покое, пока она не разберётся в собственных делах. Вряд ли, конечно, ссора Ичи с Акеми продлится долго, а вот насчёт Ичи и Накику — можно только гадать. Отношения в семье Ритсуми всё ещё не слишком-то уж радужные, главным образом из-за Риры и её отношения к детям. Она не совсем уж, конечно, кукушка, но вполне довольна тем раскладом, где Катсу в основном занимается подрывник. Папаша из него получился странный, но, кажется, ребёнок ему искренне нравится и забавляет его, только подрывник всё жалуется и на то, что со Звёздочкой они не сказать, что официально, и что Катсу какая-то подозрительно тихая, для родителей-то с такими характерами! Непонятно, чё жалуется, если бы малышка им каждую ночь истерики катала, вряд ли Дейдаре она бы так сильно нравилась. Хотя, чёрт его поймёшь, он такой гордый ходит, словно сам её родил. Но Акеми и Ичи не мирятся полностью и через полторы недели, когда Канкуро и вернувшуюся от Орочимару Накику снова впрягают встречать очередную делегацию знакомцев. Сай в этот раз, понятное дело, слинял на миссию, только бы с Саори не пересекаться, вдруг она опять явится? Взял какую-то первую попавшуюся, которую можно было и генину вручить, а не бывшему Анбу. Впрочем, Канкуро зато пользуется возможность наконец-то оттащить пигалицу и, выразительно подвигав бровями, пристально на неё уставиться. Накику вздыхает — поняла уже, что от Канкуро ни у Акеми, ни у Ичи секретов не было. — Чего тебе? — не самым дружелюбным тоном интересуется Накику. Но он у неё всегда такой, так что Канкуро лишь ухмыляется шире, демонстрируя ровные ряды зубов. — Вижу же, что у тебя сразу несколько тупых вопросов. — Даже не знаю с какого начать, — разводит руками Канкуро, краем глаза замечая на горизонте процессию из десятка союзных шиноби. Ну, минут пять для разговора у них точно есть. — Кто конкретно знает? — Если ты никому не вякнул, сплетник, то вы и Сасори. И ещё Дейдара, — морщится Накику. — Рира, но она хотя бы без комментариев обошлась. А, ну и Орочимару, Карин, Суй и Саске. Шикардос. Канкуро уже готовится к той сцене, которая последует, когда Сай узнает. А если узнает, что до него узнал Учиха, — что там у художника за тёрки с коноховским мстителем, хрен поймёшь, — то это будет воистину бесценно. Это будет ещё веселее, чем ссора Ако и Ичи, в которой настал какой-то период холодной войны. Ичи пропадает на работе, Акеми демонстративно дуется, а учитывая, что настроение её меняется и скачет с одного на другое, то у них то перемирие, и она сидит у ирьёнина на коленках, то очередной обмен недовольными взглядами. А потом, когда Ичи уходит на работу, Акеми рыдает на плече Куро и говорит, что соскучилась, ведь и спят они все вместе реже. А Ичи, вообще-то, её, блять, муж. Один из. Зато с Куро она такое в постели вытворяет, что он даже не обижается на то, что по тёркам с официальным муженьком она страдает сейчас больше всего. Беременность, в числе прочего, делает Акеми не только ласковей и ещё прилипчивей, но и с какими-то повышенными аппетитами в постели. Ей всё хочется что-то попробовать, и возбуждается она постоянно. Словно боится, что на последних месяцах с сексом будет сложнее. — Предупреждая все остальные идиотские вопросы, я ничего не знаю, — вздыхает Накику. — И вообще, отстань, тебе-то какое дело? — Ну как, это ж мой почти племянник. Или племянница, — скалится Канкуро. — Слушай, пигалица, чё ты загоняешься? Твои точно воспитают, Сай, поди-ка всю библиотеку за ночь прочитает и станет спецом, он же, вроде, хотел детей. — Это меня и пугает, — бормочет под нос Накику. — Так, давай потом; ёкай дери эту кикимору, никакие её амулеты, блять, не берут. На этот раз, по идее, они ждут делегацию не ирьёнинов, а инженеров, но Канкуро узнаёт не только тёмную тень Саори, но и ту ангельскую бабу из Кумо, которая, вроде как, запала на Ичи. Мако? Момо? Кимо? Мико? Коко? Как там её? Нет, вроде, обе согласные, прямо как в названии деревни. Обе девушки двигаются рядом друг с другом, и у Канкуро начинает закрадываться нехорошая мысль, что они вроде как подружились. Ну, или объединились в своих целях заполучить приглянувшихся им парней. У которых скоро дети будут, гыгы. — Может, из-за этой? — словно читая его мысли, шипит рядом Кику. Выглядит она зеленоватой, не стоило ей переться на встречу. Но, видимо, Гааре она про беременность не рассказала. — Эта Мико так светится своей исключительностью, что прячет стрёмную ауру? Саори останавливается так резко, словно её параличом шандарахнуло и смотрит на пигалицу таким взглядом, что Канкуро сразу становится понятно, что та каким-то образом её просканировала дистанционно и всё поняла. Нет, Накику точно не стоило сюда приходить. Канкуро даже в каком-то геройском порыве заслоняет пигалицу собой, хотя чувствует, как знакомые мурашки бегут по позвоночнику от одного только пронизывающего взгляда. Волосы Саори успели отрасти до лопаток, падают на лицо, ещё больше придавая сходства с ужастиками. Нет, он никогда не поймёт как такая жуткая жуть стала ирьёнином. Из тех, кого знает Канкуро, пока кроме Кибы и собственных сокомандников Саори желающих у неё полечиться не нашлось. Пару часов спустя оказывается, что она уже, собственно, и не ирьёнин, а какой-то там личный советник Каге Щимо. У Канкуро закрадывается подозрение, что Каге Щимо просто отказать не смог напору девушки, а через пару лет и вовсе скоропостижно скончается, а эта страхолюдина займёт его место и начнёт глобальную охоту за Саем. Канкуро даже малодушно хочется предложить пигалице переехать с мужем куда-нибудь в Коноху, но он вовремя прикусывает язык и вслух этого не говорит. У Накику и так вид несчастный, что и неудивительно: в отсутствие Сая Саори сверлит взглядом его жену, словно пытается им спровоцировать у соперницы выкидыш. — Слушай, иди отсюда, а? — не выдерживает Канкуро, подхватывая Накику под локоть и поспешно выводя из зала собраний под недоумённый взгляд Баки-сенсея. Гаара не присутствует, хотя пообещал присоединиться за ужином. — Я серьёзно, вдруг с тобой что случится? Художник меня прибьёт, когда в деревню вернётся. Сая Канкуро ни разу не боится, — он как был пингвином, так и остаётся, — но, всё же, если муж Накику прознает на то, что тут без него с пигалицей что-то случилось, то может и в монстра превратиться. Особенно, если узнает что конкретно та от него скрывает. И что Канкуро ничего не сделал. Собственную — пусть и неофициальную — жену Канкуро тоже не хочет видеть в непосредственной близости от Саори, но та, конечно, появляется на ужине под ручку с Ичи — вроде как, помирились, ну или, просто делают вид, что всё прекрасно. Нет, точно помирились, и даже, судя по всему, переспать успели — вон какая Акеми сияющая, а Ичи выглядит вполне себе благодушно. Недолго. Оба замечают сначала Саори, потом Мико, а потом, до кучи, к Акеми, возвращающейся из дамской комнаты, зачем-то подходит Сора. Что уж она там ляпает Акеми — Канкуро не слышит. Не надо было оставлять её одну, но не таскаться же за Ако в туалет? Это Ичи всё порывается, — ну, то есть порывался до той самой ссоры, во время которой Акеми заявила, что такое чрезмерное внимание её бесит, — а Канкуро вполне понимает, что это просто беременность, и ничего, блять, с их женой не случится, нормально ведь носит. Просто компания на этом ужине опять собралась крайне неприятная. Ладно хоть херов нет — ни белого, ни чёрного, ни даже серого, который что-то там пигалице дарить пытался. Девушки беседуют — точнее, Сора что-то говорит, а вот Акеми вспыхивает, тянет ту за руку, и они скрываются обратно в коридорчике, ведущем к санузлу. Канкуро оглядывается на Ичи, который это проглядел по одной простой причине: на него насели гости из Кумо под предводительством «ангелицы», вроде как с поздравлениями о свадьбе, так что Канкуро решает его не отвлекать, а сам незаметно скользит в сторону жены и Соры. Диалог там что надо, но Куро пока даже не вмешивается, а стоит за углом, сложив руки на груди. Вмешается, если совсем уж раскричатся, но пока — считает он — пусть Акеми выпустит пар. — Я тебя так и не поздравила, — голос у Соры, как обычно, ехидный, ядовитый, очень похож на его собственный; от него же и научилась, хотя Сора с детства была бойкая и самоуверенная. Только совсем не такая, как Яманака, например. — Странно, что в мужья не выбрала того, что погорячей. Ах да, ты же не от него вроде как залетела? — Это ничего не меняет, — Акеми старается держать голос ровно, но видно, что ей вся эта сцена как минимум неприятна, а особенно видеть рожу бывшей соперницы. — Тебя вон тоже Ичи сватали, только ты ему нигде не встала. Что там с вашим дипломатом из Тишины? — Мне рано замуж, — поёт Сора. — Я же куноичи, а не обабившаяся шлюшка, которая детей делает, лишь бы замуж выскочить и привязать к себе… Слышится шуршание, резкий звук, короткий вскрик и уже на захлопывающейся двери туалета Канкуро всё-таки вылетает в коридор, чтобы проверить что произошло. Акеми тяжело дышит, со слезами на глазах, и смотрит на него так яростно, как не смотрела тогда, когда он испортил её день рождения, приперевшись с Сорой. — Позабавился? — Акеми, я… — Мудак, я в курсе. Свинья ты. И Ичи тоже, со своей этой подоблачной, которая сейчас петь начнёт опять. — Да ладно, ты с ней и без моей помощи прекрасно справилась, — Канкуро всё-таки ржёт и тянет руки к жене, но та демонстративно отворачивается и сваливает вовсе с ужина, заявляя, что ей нужна дыня. Сора что-то голосит в туалете, и Канкуро отпирает дверцу — не без труда, а с чакрой, как только Акеми удалось её так заблокировать? — и, хватая растрёпанную девушку за локоть сжимает и шипит, что он её предупреждал. Сора сдувается, нервно кивает и отступает. — Куноичи, блять, — дёргает плечом Канкуро, отпихивая её от себя. — Устроишь тут концерт, все и подумают, что у нас одни неадекватные. Ответ он не слушает, отправляясь искать Акеми. Находит её на базаре, хотя она специально пытается от него увиливать — знает же через гуре, что он тут. Ичи тоже появляется, и Канкуро может только надеяться, что пигалица с того ужина тоже свалила. А, ну да, она там и вовсе не появилась, прислав вместо себя Сасори-сенсея, которого убедила, что ему надо на этот «пиздец из Щимо» глянуть собственными глазами. Вот правильно сделала, зачем Ичи-то пришёл, с Акеми ещё вместе? Или это она его уговорила? Канкуро удаётся оттиснуть Акеми от одного из прилавков, он покупает сразу пять дынь — за пару месяцев научился их даже выбирать — и предлагает съесть их дома. — Разве ты не должен присутствовать на ужине? — ворчит Акеми. Она всё ещё расстроена, но уже готова к диалогу. — Сасори-сенсей меня прикроет, — ему не впервой, хотя, вполне возможно, потом Канкуро получит от него взбучку. А, может, не получит, если тот видел из-за чего его ученик свалил. К Акеми, тем более, к беременной Акеми, Скорпион относится с теплотой, хоть и такой же отстранённой, как и с прочими. — Я ещё не закончила с покупками. — Завтра докупим, — Ичи появляется справа, подхватывая Акеми на руки. На них оборачивается пара человек из гражданских, но в Суне не так уж много дела людям до жизни соседей, особенно если те — шиноби. В Суне считают, что все ниндзя немного странные, особенно те, кто выбрал эту профессию добровольно, ведь кланов-то тут почти и нет. Самые, можно сказать, большие — это клан Казекаге и тот, в который входят Сора, Руджи и Коджи. — Мне надоело уже ссориться, давайте займёмся лучше нашим любимым делом. Акеми ещё бурчит, что она ни с кем не ссорилась, но против воли хихикает, когда Ичи умудряется пощекотать её бок. Канкуро вышагивает рядом, широко улыбаясь, потому что и жара уже спала, вечерний ветерок приятно холодит кожу. Всё-таки, ему нравится их деревня. Пусть и не такая зелёная и яркая, как Коноха, но здесь свои прелести. Например, когда небо совсем потемнеет, на нём красиво раскинется млечный путь с мириадами звёзд. Интересно, кто там в животе у пигалицы? Если девчонка, станут ли они с дочерью Акеми такими же подругами, как сами Акеми и Накику? Кстати, а вот и повод умаслить Акеми и перевести её внимание на более приятные вещи! — Мы же ещё не думали над именем для нашей дыньки, — с хитрой мордой заявляет Канкуро, когда Ичи усаживает Акеми в кресло на террасе. — Не рано ли? — закатывает глаза Ичи, впрочем, тут же принимает задумчивый вид. — Хотя, вряд ли с полом ошиблись. Думайте пока, я вымою и нарежу фрукты. Акеми забавно вытягивает мордочку: ну да, почему-то она забыла. Про то, что нужно покрасить детскую и какую мебель закупить сразу подумала, а про имя… Они настолько увлекаются, что когда Ичи возвращается с фруктом, нарезанным на дольки, Канкуро уже сам не помнит о том, что хотел, вообще-то жену трахнуть, а потом утащить на крышу посмотреть на звёзды. Ладно, успеется. — Только не на С! Фу, у меня с этой буквой неприятные ассоциации! — морщится Акеми, вгрызаясь зубами в дыню. — Что, с Саем и Сасори-сенсеем тоже? — гогочет Канкуро. — Да нет, я про девушек! — А как же Сакура? — Хватит ржать, ты понял о ком я! — Понял, понял. Ну, а какие тебе нравятся? — Я не знаю, — несчастным голосом возвещает Акеми. — Надо Сая с энциклопедией имён, у него же точно такая есть? — Точно есть, — хмыкает Ичи, хотя и весьма недовольно морщится, а потом тяжело вздыхает. Опять из-за сестры, но он ничего не говорит. — Может, что-то похожее на твоё? Хочу, чтобы наша дочь была такой же яркой и замечательной. Акеми светится, а Канкуро припоминает, что одно имя с похожим значением слышал как-то ещё в детстве, когда Раса как раз тронулся умом. Семья гражданских — на удивление большая, и потому, что она напомнила ему о собственной, врезалась в память. Там тоже было трое детей: старшая девочка, брат чуть помладше и совсем крошечный свёрток, который мать несла на руках. Отец семейства вышагивал рядом — простой столяр, у которого заказывали дерево в том числе некоторые марионетчики. Они все жили в скромной квартире над столярной мастерской, но видно было как сильно друг друга любили и ценили. — Эри, — говорит Канкуро таким голосом, что и Ичи и Акеми тут же замирают и синхронно поворачивают к нему головы. Канкуро понимает, что у него ком в горле, который он сглатывает и, чуть хрипло, продолжает. — Эри, как вам? — Красиво, — тихо отвечает Ичи, а Акеми просто кивает, и у неё опять текут по щекам слёзы. Расчувствовалась, явно, поняла же, что не просто так Канкуро предложил. Едва она доедает свою дыню, — Канкуро с Ичи взяли всего по кусочку, хотя не успели даже нормально поужинать-то, — как Канкуро тащит Акеми в их спальню. Тут тоже надо будет как следует обновить краску, но они сделают это как только из детской полностью выветрится запах, чтобы Акеми не дышала вредными парами. Сохнет-то при такой жаре всё очень быстро, но Ичи предпочитает перестраховаться лишнюю неделю. Живот Акеми едва видно, но Канкуро уже хочется с нежностью прижаться к нему щекой. Его даже забавляет, насколько эта креветка в её пузе его умиляет, больше даже, чем Ичи, который трясётся в основном именно над состоянием жены. Ну, и плода, но всё равно больше с медицинской точки зрения. Канкуро неплохо изучил Ичи — тот полностью осознает, что у них ребёнок только когда на руки его возьмёт. Ирьёнин пристраивается к ней сзади и начинает с массажа плеч. Канкуро всё-таки опускает голову, но только чтобы оставить невесомые поцелуи на бёдрах Акеми, куда нежнее, чем выверенные жесты Ритсуми, которые не для сенсуальности используются, а действительно чтобы расслабить все нервные узлы на шее, плечах и спине. В какой-то момент Акеми немного сползает, и Канкуро пользуется возможностью пробраться ближе к её трусикам. Та лёгкая юката, в которой Акеми пришла на ужин, наполовину стянута и собрана на поясе, её рыжие волосы растрепались, а на щеках горит румянец, и Акеми тихо постанывает, даже не настаивая и не требуя чего-то ещё. Видимо, устала за день, распереживалась. Но она такая красивая сейчас, что ни Канкуро, ни Ичи и не настаивают на полноценном акте. Канкуро доводит её до оргазма языком, пока Ичи, закончив с массажем, тягуче целует в шею, что помогает ей достигнуть пика быстрее обычного. А потом они просто ложатся рядом и крепко друг друга обнимают. У них не самая нормальная семья, совсем не такая, как у столяра, который в какой-то момент переехал из Суны в деревеньку поменьше. Но самое ведь главное, что все друг друга любят, не так ли? А на звёзды они ещё успеют полюбоваться, и не раз.