Красное солнце пустыни

Часть 5.5. Шикамару. Октябрь, 17 лет после рождения Наруто.

Eternxlkz — SLAY!

+++

Шикамару понимает, что просто не успевает за всеми событиями, происходящими вокруг. У него не было надежд, что эта война будет легкой, он не тешил себя иллюзиями того, что они со всем справятся даже не запыхавшись. Шикамару же не дурак, чтобы верить в подобные бредни. Он как никто другой знает что представляют из себя Акацки и понимает, насколько же их общий враг жесток и беспощаден. Как смеют маньяки говорить что-то о лучшем мире? Сколько союзников погибает прямо сейчас лишь потому что два психа получили слишком много сил и власти? На их мотивы Шикамару глубоко наплевать, потому что в его глазах они не люди, а чудовища. У ребенка Куренай-сан из-за них не будет отца. Шикамару знает, что это не единственная разбитая и разрушенная семья, понимает, что не им одним тяжело, но ненавидит он Акацки именно из-за Асумы-сенсея. Он мог бы быть с ними, мог бы ожидать рождения их с женой ребенка, а вместо этого его подняли и вынудили сражаться против друзей и товарищей, против учеников, которые сильно выросли за год, прошедший с его кончины. Во всяком случае, Асума-сенсей впечатлился и был доволен. Успехами своих подопечных, тем, что у Куренай все хорошо и она под присмотром. Эта встреча не была счастливой, скорее уж печальной, но по-своему Шикамару рад, что смог еще раз поговорить со своим учителем. Знает он, что и Ино с Чоджи тоже рады. Да, Асума-сенсей был далеко не лучшим наставником, но он многое им дал, многому научил, за что они всегда будут ему благодарны. Скучать по наставнику они будут всегда, особенно, если его ребенок окажется на него похож. Шикамару понимает, что в их жизнях это лишь первая потеря и, в отличие от многих, им ужасно повезло. У него есть родители, учитель долго был с ним, и то же самое у Ино и Чоджи, у той же Тентен, — Сакуру он не считает, потому что она из семьи гражданских, — что, по сути, невероятная удача. Редко когда дети шиноби растут в полных семьях, но вся его команда ведь именно в таких и выросла. Это Наруто, Хошиме, Аичиро и Ли сироты, у которых никого не было. Это у Кибы сбежал отец, а у Хинаты и Шино умерли матери. Это Неджи и Акеми с Яхико потеряли родителей, как, справедливости ради, и Саске, пусть и в разных ситуациях. А Шикамару не знал бед до тех самых пор, пока не потерял наставника. Таких потерь будет больше до тех пор, пока они не остановят Акацки. Эти люди ни перед чем не остановятся, никого не пожалеют, настолько они озлобленные и так сильно желают сделать больно всем окружающим. Потому что им самим больно, потому что они сами злы, и вся организация, будь она трижды проклята, такая. Хотя, стоит ли называть их целой организацией, когда на самом деле у них осталось всего два человека? Из клана Учиха, кто бы сомневался. Вроде бы Саске был последним представителем, а вот и нет, еще нашлись. Так, может, если хорошенько поискать, еще откуда-то вылезут и клан можно будет восстанавливать даже не силами одного единственного мстителя? На кой фиг ему вообще размножаться? Будто бы у Саске для этого хватит ответственности и здравого смысла! Можно ли вообще верить в то, что он знает значение этих слов? Шикамару злится, считая источником большинства бед Конохи именно Учих. Он не должен так делать, но что он может, если все действительно сводится к выходцам этого дурацкого и некогда уважаемого клана? За что их вообще уважали-то в свое время? Ему нужно успокоиться, Шикамару это понимает, но не может. Так вышло, что у него с кланом Учиха у самого уже какие-то проблемы: чуть не потерял всю свою команду на первой же возглавляемой миссии из-за Саске; руководители Акацки, как выяснилось, тоже Учихи; и теперь эта война, затеянная двумя психами просто потому что… Шикамару вдруг хмурится, потому что в общем потоке бреда даже не уловил для чего это им все надо. Понятно, что чтобы уничтожить этот мир и создать какой-то новый, но, кажется, там речь шла исключительно о ворохе обид, которые нанесло мироздание этим двоим, а не о чем-то полезном. — Мендоксе, что за напасть-то, — бормочет он себе под нос и оглядывается на Ино. Она только кажется ведь дурочкой, зацикленной на своей внешности, а на деле у нее ума столько, что любой обзавидуется. Она всегда была умной и смелой, гордилась своими клановыми техниками, которые прилежно изучала, и значительно с тех пор продвинулась. Чоджи тоже уже не тот пухлый мальчишка, каким когда-то был, а важная часть их команды, — защитник, как и положено быть Акимичи при Яманака и Нара. Осталось только надеяться, что и в этот раз у него хватит сил их защитить, а у них с Ино — ума, чтобы избежать чего-то по-настоящему страшного. На поле боя действительно страшно. Шикамару ищет глазами Темари, немного успокаиваясь, когда находит ее вполне живую и здоровую с веером в руках. Ему уже сказали, что эта страшная женщина одной из первых атаковала Мадару, чтобы дать Наруто время восстановиться. Вот как есть отчаянная, хуже его матери, наверное. И ему, пожалуй, надо будет на ней жениться. Потом, не сейчас. Сейчас им просто надо выстоять, потому что все плохо. Против двоих целая армия, но выкашивают они шиноби альянса так, словно перед ними тренировочные мишени из соломы. Шикамару видит, как отшатываются его товарищи, видит, как некоторые уже не встают. Это плохо, потому что в их рядах становится все меньше и меньше человек, как бы тут не дошло до дезертирства. И ведь даже обвинить кого-то будет сложно: Джуби куда страшнее того же Кьюби, сохранившегося в памяти многих жителей Конохи. Что вообще они должны делать с этой махиной? Особенно когда становится ясно, что удержать они ее не сумели. Это все было обманкой, способом заставить их расслабиться и потерять бдительность. Шикамару скрипит зубами, откидывая голову назад и глядя на то, как эта тварь готовится выпустить залп. Понятно, что он будет не хуже того, каким зарядил по Конохе Пейн. И он не ошибается — это чертовски большая штука, и мощи в ней намного больше. — Сколько эта махина заряжается? — спрашивает Киба, приседая около Акамару. — У нас есть шанс вырубить ее между залпами? — Издеваешься? — Аичиро стирает с щеки то ли грязь, то ли кровь. — У нас не факт, что есть шанс придумать, как… Да нет у них этого шанса. Залп заставляет землю под ногами задрожать. Ино оступается и хватается за Чоджи, который помогает ей не упасть. Шикамару и сам шатается и припадает вниз, чувствуя ужасающую вибрацию. Сколько чакры у Десятихвостого даже представить страшно. Наверное, даже больше, чем у Наруто. — Да какая тут дальность-то?! — восклицает Кай, хватаясь за Хошиме, который как раз подскакивает к ним после следующего залпа. Кто-то из Хьюг оглашает на сколько километров вперед улетел «снаряд». Шикамару матерится, потому что это слишком далеко, настолько далеко, что можно было и не эвакуировать никого, потому что удар может быть нанесен куда угодно. Какое счастье, что большинство жителей Конохи вывезли в небольшие поселения, как сделали и с жителями Мороза и Горячих Источников. Так шансы выжить, все же, больше. Враг ясно дает понять: в этом мире нет ни одного безопасного места, под прицелом все; где бы они ни прятались, где бы ни отсиживались, никому не спастись. Новый залп, новая волна ужаса. Еще и Джуби вдруг теряет равновесие и падает. Кто-то истошно вопит, но пробирающие до костей крики быстро угасают. Невозможно выжить под тяжесть такой махины, смерть эта страшная и жуткая. Шикамару бы такую точно не захотел, но он и умирать-то пока как-то совсем не горит желанием. Каким бы лентяем он ни был, а такой покой ему точно не нужен. Как-нибудь обойдется и без него. Если подумать, то не так уж он и устал, чтобы просто сложить руки и ничего не делать. Шикамару лентяй, это правда, вряд ли это когда-нибудь изменится, но он точно не малодушный трус, отец с матерью его не таким воспитывали. Следующий залп попадает по какому-то городку, название которого Шикамару не может вспомнить. Выживших не будет, в одно мгновение все, кто там был погибают: люди просто занимались своими делами, думали о завтрашнем дне, к чему-то готовились, и за секунду их просто не стало. Все планы так и останутся не осуществленными, потому что нет больше тех, кому они были важны. Нет ни людей, ни домов, ни животных, есть только дымящийся кратер и все. Почти как в Конохе, но в сто раз хуже. А потом Шикамару забывает о чужой боли и чужом горе, потому что у него есть свое собственное. Голос отца эхом отдается в голове: он объясняет им стратегию боя, дает последние наставления, потому что вот-вот штаб альянса будет уничтожен. Ни он, ни Иноичи-джи не пытаются сбежать, а выполняют свои обязанности до конца. Этим они наверняка войдут в историю и станут героями. Но Шикамару от этого ничуть не легче. Он судорожно пытается придумать, как спасти их, но такого способа просто не существует. Еще минуту, от силы две, Шикаку будет жив, а потом… — Наш план ясен? Каждый должен заучить его наизусть, — голос отца поразительно спокойный. Он будто бы уже смирился со своей судьбой и готов встретить смерть, ничуть ее не страшась. — Начните с комбинации Ино-Шика-Чо! — Что делать, если план не сработает? — заставляет себя задать вопрос Шикамару, понимая, что у отца должен быть запасной план. Больше всего он хочет сказать ему бежать, но не делает этого, отдельно уважая его выбор, отдельно понимая важность разработанной им стратегии, отдельно точно осознавая невозможность сбежать. Просто не успели бы, даже если бы попытались. — Ты выживешь и примешь на себя командование, Шикамару, — Шикаку говорит это уверенно, значит верит в то, что Шикамару справится. — Штаб сейчас будет уничтожен, — это вклинивается в разговор Иноичи-джи. Шикамару слышит судорожный вздох Ино и жмурится до белых кругов перед глазами. Этого не может быть, все не должно быть так! — Все время, что я уделял тебе, было потрачено на сеги… — Шикамару слышит, что отец усмехается, но в голосе его отчетливая печаль. Это удивляет и неожиданно злит, потому что он воспитывал его лучше многих и всегда был рядом, когда это было действительно важно и нужно. — Я тебе ничего… — Ты дал мне все, — возражает Шикамару и не врет. Его отец дал ему все и больше, показал, как надо себя вести, к чему стремиться и каким быть. Он вспоминает, что отец всегда был ему примером, что всегда показывал, как и что делать, учил. — Ведь я рос, глядя на тебя, папа. Шикамару и Ино прощаются со своими отцами, зная, что это конец. Больше разговоров не будет. — Наше время вышло, — Иноичи-джи не звучит так, словно он вот-вот умрет. Шикамару даже кажется, что он весел. — Скажешь что-нибудь напоследок, Шикаку? — Шикамару, — после короткой паузы вновь обращается к нему отец. — Можешь передать кое-что своей маме? — Шикамару даже не удивляется просьбе, которую слышит. — Я все понял, не переживай, — хотя мама и так все знает, просто молчит. Она ругается, ворчит, но лучше многих умеет не упоминать что-то действительно неудобное. Шикамару не хочет представлять, как расскажет ей о гибели мужа. Это будет хуже, чем было с Куренай-сан. — Тогда напутственные слова скажу я, — Шикамару снова слышит голос Иноичи-джи и понимает, что это действительно последнее, что они услышат от них обоих. Счет теперь идет на секунды. — Мы всегда будем жить внутри вас… — Не забывайте. И тишина. Такая оглушительная и опустошающая, что хочется кричать. Это все, это конец, они видят яркую вспышку и понимают, что штаба больше нет. Их отцов больше нет, это все. Шикамару стоит, зажмурив глаза и учится заново дышать. Они сейчас не имеют права на слезы, не имеют права дать волю своим чувствам, потому что от них всех зависит слишком многое. Время горевать будет потом, когда они избавятся от этих уродов, решивших вправе вмешиваться в чужие жизни и вершить чьи-то судьбы. Кто сказал, что они знают, как лучше? Шикамару не согласен с этим, он считает, что сам может решить какое будущее хочет для себя и своих близких. Учихи никакие не боги, а самые обычные неудачники, ставшие от собственной бессильной злобы убийцами. И будь он проклят, если не сделает все от себя зависящее, чтобы их остановить. Когда-то отец сказал ему стать сильнее ради своих товарищей. Он помнит и его слова о том, что легенды далекого прошлого обычно преувеличены, это возведенные в абсолют идеальные образы, но в конце концов всегда находится кто-то, способный их превзойти. Учиха Мадара может быть сколько угодно легендой, но это ничего не значит. — Шикамару, — тихо и потерянно зовет его Чоджи. Должно быть, Чоза-джи тоже сейчас испытывает ту же боль, что и сам Шикамару: он только что потерял двух своих друзей, почти братьев, которых должен был защищать. Как бы тяжело было Чоджи потерять их с Ино, когда самая главная его обязанность их оберегать? Конечно, Нара и Яманака тоже не сидят без дела, но именно Акимичи в их связке сильные. Шикамару жаль себя, но и Чозу-джи тоже. — Это война, — жестко говорит Шикамару, запирая боль внутри. Он будет горевать потом и знает, что Темари будет рядом, чтобы хоть немного это горе облегчить. — Не надо лишних слов. Ино, тебя это тоже касается. Он смотрит на подругу, которая, как он и ожидал, быстро вытирает слезы. Лицо у нее становится сосредоточенным и злым: если их отцы погибли, то не зря. — Как сказал папа, мы будем делать то, что должны. Жертва их отцов не будет напрасной. У Наруто может быть сила Кьюби, но у них есть их клановые узы Ино-Шика-Чо, и Шикамару будет верить в их командную работу так же, как верили все предыдущие поколения.

Часть 5.5. Акеми. Октябрь, 17 лет после рождения Наруто.

Sān-Z, HOYO-MiX — Come Alive

+++

Им опять приходится разделиться. Большинству эта тенденция не нравится, но что поделать? Дейдара и Рира остаются парить в воздухе на глиняной птице, Сай и Накику — на своей чернильной, а остальные на земле. Сасори-сан бегло осматривает поле и, кажется, немного расслабляется, поняв, что со всем его выводком все в порядке. Все-таки он ужасно ответственный и переживает за них всех, даже если и старается не подавать виду. Акеми почему-то это кажется милым: за нее беспокоится один из самых страшных маньяков Суны. Даром, что его кровавая карьера осталась в прошлом. Акеми от своих отделяется, потому что им приходится перестроиться: от нее толку ни для Ичи, ни для Канкуро не будет; Сасори-сан всех раскидывает, как считает нужным, а ее выдергивает Аикава-сенсей, на мгновение прижимая к себе. Акеми не видела наставницу с тех пор, как все покинули основной лагерь день назад, но думать о том, что что-то не так, себе не позволяла. — Найди Аичиро и Кая, — отрывисто приказывает Аикава-сенсей. — Я знаю, что Сасори гонял тебя в Суне, но… — но наставница боится, понимает Акеми. Она сама передала ее в руки песчаникам, поверив в то, что там ее развитие как куноичи будет лучше, и все равно никогда не давала забыть, что они одна команда, четвертая. Не понять ее Акеми не может, хотя и думает украдкой, что беспокойство Аикавы-сенсей совершенно ненужное. Здесь уже неважно с кем она будет рядом, потому что тут в любом случае страшно. — Слаженнее я работаю с ними. Я знаю, — она кивает и только на секунду оборачивается, чтобы найти глазами Ичи и Канкуро. Машет им рукой, показывая запястье, на котором сидит гуре: они смогут если что найти друг друга, она оставила им ящериц. Конечно же она их найдет, конечно же все будет в порядке, конечно же она окажется около них как можно скорее. Но возможности не представляется. Десятихвостый, которого едва удалось остановить, все-таки вырывается — или он просто ждал, накапливая силу, а все их усилия были тщетными? — и начинает бесчинствовать. Залпы, выпускаемые им, поистине ужасны. Акеми с трудом удается удержаться на ногах, поэтому добраться до Аичиро и Кая, которых она видит в отдалении, у нее никак не получается. Один из Учих командует Десятихвостым и указывает ему куда целиться. Добраться бы до них, но как? Акеми всматривается вверх, вовремя успевает отскочить, едва чудовище начинает заваливаться. Аикава-сенсей, следующая за ней, тоже уворачивается и кричит, чтобы Акеми не стояла на месте. Она и так не стоит, двигается так быстро, как может, не замечая, что траектория пути меняется настолько, что она оказывается не около своих товарищей по команде, а ближе к Наруто. Замечательно, самое безопасное место в мире, хотя где здесь вообще безопасно? Нигде, и именно об этом им сообщает Шикаку-сан, за пару минут до уничтожения штаба альянса. Акеми застывает и оборачивается, пытаясь отыскать глазами Ино. Там же был ее отец, там был и отец Шикамару! Почему они не эвакуируются? Почему не пытаются спастись? Ответ прост и ясен: потому что это невозможно. Бежать некуда, их вот-вот настигнет атака Десятихвостого и взрывная волна будет слишком мощной. Они обречены и понимают это. Понимают это и их дети. Это больно, знает Акеми, это так больно, что даже дышать сложно. Когда погиб ее собственный отец именно это она и испытала, потому что не хотела его отпускать. Когда погибла ее мать было легче, — Акеми была куда младше и до конца так и не осознавала в тот момент свою потерю, — но, кажется, всколыхнулось вновь сейчас. Днем ранее ей ведь пришлось навсегда прощаться с возрожденной Кагуей-сан. Прощание вышло тяжелым, хотя обе понимали, что оно необходимо. Когда Ичи и Канкуро увели Акеми обратно в палатку, чтобы она немного отлежалась после раны, Кагуя-сан пошла с ними. В обычное время Акеми тянется к своим парням, а в этот раз она не хотела отпускать руку матери. Это же ее мама: такая же красивая, как она помнит, у нее тот же голос, тот же смех, только глаза другие, с черными белками, не дающими забыть, что все это неправильно. — И который из них? — обращалась Кагуя демонстративно только к дочери, но на парней смотрела с интересом. Оценивала, пыталась понять почему именно они. — В смысле? Мой парень? — И это тоже, но меня пока интересует кто из них сын Казекаге. Хотя, наверное, глупый вопрос. — Я, — подал голос Канкуро, пока Ичи занимался бинтами Акеми. — А что? — А второй? — Судя по всему, Кагуя и так знала, что это Канкуро. — Я… — Ичи поднял было голову, но Акеми сжала его запястье пальцами. — Ритсуми Ичи. Они оба мои, мама, — вот и все. Скрывать, что-то у нее никакого желания нет. Вся ее семья знает об этом, все ее знакомые знают, да вообще все. Она ни разу не думала о том, чтобы прятать одного из них, совершенно равнодушно отнеслась к любому недовольству или осуждению. Но Акеми очень хотелось, чтобы мать ее поняла. Кагуя-сан моргнула раз, другой, потом наклонила голову набок точь-в-точь, как Яхико. Даже глаза сощурила так же, как он это делает в те моменты, когда что-то не понимает, но очень хочет понять. Прежде Акеми не подмечала такого сходства между матерью и братом, но на момент смерти Кагуи-сан Акеми даже пяти не было. Откуда бы взяться точным воспоминаниям? Мать она, как выяснилось, помнила хуже, чем думала. — Оба. Твои, — повторила мать и прижала тонкие пальцы к вискам. — Еще и Суна. Лучше места не нашла? Ладно хоть его папаша сыграл в ящик. Не представляю, как бы ты жила, если бы этот кретин был у вас под боком, — Кагуя-сан кивнула в сторону Канкуро и поморщилась. — Но Суна, Акеми! — Ты звучишь как бабушка. Мать это почему-то удивило. Она изящо изогнула брови, с искренним недоумением воззрившись на свою дочь. — Она знает? — Все знают. Ну, кроме папы, но он просто… — погиб раньше. Акеми почувствовала руку Канкуро на колене и прикосновение пальцев Ичи к спине. Будь отец жив, то он бы тоже обо всем знал. Может, был бы против, а может и нет. — И кто ей понравился? — Ичи, — Акеми не нужно было смотреть на Канкуро, чтобы знать, что в этот момент он закатил глаза. — Второй поинтереснее будет, но с мамой, наверное, даже не удивителен выбор, — Кагуя задумчиво посмотрела на Ичи, будто с кем-то сравнивая. — Он чем-то похож на твоего дедушку. Папа только потемнее был… Странно, что папу не подняли. Ты уверена, что не видела своего дедушку? Вздрогнули все, но Акеми не стала ничего говорить о том, что на настоящего ее дедушку если кто-то из ее парней и похож, то скорее Канкуро. Акеми говорила о другом, эгоистично пользуясь моментом: о себе, о Суне, о Канкуро и Ичи. Замолчала Акеми только когда Широгику втолкнула в палатку Яхико. Акеми смаргивает с ресниц непрошенные слезы. Тосковать и горевать все будут потом, потом будут оплакивать близких. Она и сама ведь будет плакать когда отыщет Исаму-джи и кузенов, когда в Конохе пойдет к бабушке и расскажет ей, что видела маму. Потом она прижмется к Канкуро и к Ичи, потом крепко обнимет Накику и поцелует ее в висок, потом, все потом. Пока ведь главное выжить и остановить этих ненормальных, потому что Акеми не хочет отдавать им свой мир. Когда начинается обстрел огромными шипами, Акеми понимает, что она совершенно открыта. Аикава-сенсей далеко, чтобы спрятать ее с помощью дотона, а больше спрятаться негде. Единственное, что приходит на ум, это призыв Кодай но Хаха, и на ее счастье своенравная Матерь появляется, тут же сворачиваясь вокруг Акеми. У нее удивительно прочная переливчатая чешуя, от которой шипы отскакивают, но ей все еще должно быть больно. Акеми предчувствует головомойку, которую может устроить ей Кодай но Хаха, по пока главное ведь выжить, что она и пытается сделать под телом огромной ящерицы. Кодай но Хаха любит своих детей, просто любовь у нее такая же своеобразная, как и сама старая Матерь. — Глупая девочка, — шипяще тянет Кодай но Хаха, пряча голову под хвостом и надежно укрывая и саму Акеми. — Не любила бы я своих детей, даже таких же дурных, как и ты, то никогда бы тут не появилась. Учихи… мы не любим Учих, моя мурасаки. — Да-да, я знаю, — бормочет Акеми, которой эта лекция не требуется. Она и шипение Кодай о Хаха плохо слышит из-за шума вокруг, да и сосредоточиться оказывается ужасно сложно. — Учихи встали между Икимоно и Шинпи, сделали то, что делают лучше всего: извратили все хорошее, переплавили любовь в ненависть, — продолжает она, и это уже привлекает внимание Акеми. Она вскидывает голову и едва не ударяется макушкой о лапу старой ящерицы. — Что? Постой, при чем тут Учихи? Но ответ ей оказывается совершенно неважен. Обстрел прекращается, и до ее ушей достигает полный боли и отчаяния крик. Акеми, царапая ладони о землю, вылезает из-под хвоста Матери, поднимается на ноги с ее помощью, — и чувствует неожиданный прилив сил; старая ящерица восстановила ее чакру, — а потом кидается вперед, осознавая, что произошло. Кричит Хината, и это тот самый вдовий крик, который можно слышать или у ворот Конохи, или в госпитале — когда к покойному подводят его жену. Мужчины тоже кричат, но совсем иначе, ничто не сравнится с женским воем, в котором вся боль и отчаяние из-за потери самого близкого и дорогого человека. Сверху ее зовет Рира. Акеми кидает туда взгляд и видит, как птица Дейдары снижается, а сама девушка спрыгивает на землю рядом с Хинатой, отобравшей у Наруто из рук тело Неджи. Грудь Хьюги пробита в трех местах, на губах кровь, а взгляд белый и пустой. Мертв, тут даже ирьенином не нужно быть, чтобы это понять. Неджи мертв, и Хината баюкает его на своих руках, роняя на его красивое, навсегда замершее лицо крупные слезы. Только не навсегда же, правда? Акеми падает на колени рядом с подругой и помогает Рире уложить Неджи на землю. Они не тренировались вместе, поэтому ей страшно, что ничего не выйдет. Да, Рира куда лучше обращается с хенка, нежели Накику, но с Акеми они не работали. Но и сейчас выбора никакого нет. Или так, или Неджи действительно больше никогда не очнется. Акеми на секунду представляет себя на месте Хинаты и передергивает плечами. Ни за что, никогда, и своей подруге страдать она тоже не даст. Она и так ведь совсем недавно стала счастливой, ее столько раз обижали, столько боли причинили, так разве заслужила она, чтобы у нее отобрали Неджи? — Надо найти Кая, — кидает Акеми Наруто, прежде чем понимает, что тот ее даже не слушает. Приводить его в чувство у нее времени нет, поэтому она матерится сквозь зубы и призывает Чисая, давая уже ему это поручение. Если Неджи очнется, то ему нужна будет помощь ирьенина, потому что тот же Гаара был чудовищно слаб, а ведь у него не было таких ранений. Нет, не «если», а «когда». Он очнется, обязательно очнется, потому что нужен тут всем, и в первую очередь своей драгоценной Хинате-химе. Должен же он понимать, что она без него никак? Никак не утешится, не пойдет вперед, а будет его оплакивать всю оставшуюся жизнь. Такой судьбы он для нее желает? Не может такого быть, Акеми в это никогда не поверит, так что пускай приходит в себя и берет за Хинату ответственность как положено. Одного свитка для Неджи оказывается мало. Акеми следит за тем, как Рира перекачивает в него энергию и понимает это даже до самой девушки. Сейсеки падают на землю выпитые до дна. Про бережливость в этой технике не идет и речи, эти ящерицы, увы, обречены на смерть, повторного наполнения им не будет. Акеми не понимает почему так выходит, что Рире не хватает ящериц, все же было идеально отмерено, но спешно достает еще один, лишь на секунду оборачиваясь, когда слышит голос Сакуры. Та встряхивает Наруто и что-то ему высказывает, лишь бы только Узумаки не слушал тот бред, что льется изо рта Тоби. Или он не Тоби, Акеми наплевать, как Учиху зовут на самом деле. Ее от злости трясет, потому что Неджи никак не приходит в себя, никак не распахивает глаза, а Хината рядом с ними едва дышит. То, что говорит Сакура, Акеми не отображает. Наверное, пытается привести его в чувства, убедить, что рано сдаваться и уж тем более не нужно слушать какого-то козла, возомнившего себя богом. Они боролись и будут бороться, а этот хер с тыквой вместо головы — хотя теперь тыквы нет, но это неважно, — может катиться со своим бесценным мнением на все четыре стороны. И его дебиловатый родственник со смехотворным веером тоже. Что это вообще за идиотский выбор оружия? У Темари боевой и тяжелый, им и треснуть можно, а это что за глупость, похожая на музыкальный инструмент? Акеми вскакивает на ноги и отмахивается от наконец-то добравшегося до нее Кая. — Да пошел ты со своими монологами, урод! — выкрикивает Акеми, отчаянно желая, чтобы Тоби подавился хоть воздухом, хоть слюной, хоть своим огромным самомнением. Как он вообще на полном серьезе может верить во все, что делает? Как может говорит такие вещи? Почему все Учихи какие-то ненормальные и отбитые, почему они просто не могут жить спокойно, а должны всем гадить? Небеса будто слышат ее молитвы, потому что в следующее мгновение слышится страшный вопль, и Акеми замирает, не веря своим глазам. Она замечает пикирующую вниз чернильную птицу и издает уже свой победный вопль, потому что это же их с Накику ящерица, это же та самая дурацкая кладка, которая не удалась! Неужели пригодилась, неужели даже так толково? Смех, срывающийся с ее губ, именно что истеричный, но радостный. Кай дергает ее на себя, отвлекая от поистине прекрасной сцены, которую оценила и Кодай но Хаха. Акеми слышит ее рев и слова о том, что Икимоно и Шинпи снова вместе. Ведь знает, старая калоша, что их связывало прежде, но говорит мало, все юлит, сколько бы ее ни спрашивали. А иногда и вовсе не отзывается, посылая вместо себя кого-то еще. Бороться с ней бесполезно, куда легче и лучше просто соглашаться и ждать, когда же она снизойдет и смилостивится до простых смертных. — Неджи жив, но ему нужна помощь, — цедит Кай, когда Рира убирает руку и странно оседает, заваливаясь набок. Акеми касается ее плеча и краем глаза замечает, как Дейдара опускается и спрыгивает на землю. — Да и ей, видимо, тоже. — Я заберу Звездочку! — Со мной все в порядке. А, может, все-таки, не в порядке. Акеми оставляет Риру и Неджи на Кая с Дейдарой, а сама смотрит на поле боя. Наруто, воспрявший духом, сжимает руку Сакуры и передает ей часть чакры Кьюби. Постепенно все шиноби альянса наполняются его силой, и Акеми не исключение. Она вздрагивает от этого странного чувства: будто бы ей все непременно удастся, будто бы победа — вот, уже у них в кармане. Она надеется, что это именно так.

Часть 5.5. Накику. Октябрь, 17 лет после рождения Наруто.

Fleurie — Love and war

+++

— О чём ты думаешь? — Ты прекрасно знаешь, — Накику чувствует себя спокойной, как удав. И при этом такой уставшей, словно ей лет больше, чем Сасори раза в два. Её чувство страха за себя атрофировалось ещё то ли до, то ли во время потери памяти и до сих пор, видимо, не вернулось. Ей даже за других не то чтобы беспокойно, скорее её злость пробирает до нутра: придумали, блин, откинуться! Все в семье идиоты! Умирать не так уж и страшно — по себе знает. Ну, как, знает, ей повезло умереть быстро и так же быстро вернуться. Это, может быть, даже плохо, потому что никаких неприятных воспоминаний о собственной кончине не осталось. Это другим больно, а тем, кто уходит уже всё равно. До Джодо она не дошла, но кроме безликой темноты ничего не помнит. Зато помнит как стекают по лицу капли пота, как до судорог сводит пальцы когда она использует Кишо Хенка Тенсей. Как внутри всё замирает: получится или нет? Хватит ли ящериц с накопленной чакрой? Акеми в качестве проводника? Хватит ли её собственного упорства? Не начнёт ли она собственную жизненную энергию отдавать? Или чью-то ещё? Накику помнит и как Чиё-баа стояла на подхвате, когда они с Ако воскрешали Гаару. Вмешайся она — и мерзкой старухи бы не стало. Мерзкой, ворчливой, постоянно отпускающей шутки о том, что ей пора на тот свет. Кику никогда не была к ней привязана так, как Широ. Но однажды, лет в одиннадцать, как раз после выпуска из академии Кику видела очень яркий и реалистичный сон. О том, как Чиё-баа отдаёт свою жизнь за кого-то из них. Сиблингов Сабаку или Ритсуми. Она проснулась с мокрыми щеками и долго лежала, пытаясь развеять кошмар, прижавшись к боку Сасори. Какой бы желчной и склочной ни была Почтенная Сестра, Кику её всё равно ужасно любила. Кому ещё доказывать, что огород Накику стократ лучше? Кого ещё критиковать за несъедобные блюда? Кого ещё благодарить за воспитание сестры? Как хорошо, что Чиё-баа осталась в Суне. А Широ с Яхико — в лагере, на той самой базе, докуда — Накику на это ужасно надеется — не долетят залпы девятихвостого. — Держись, — кратко приказывает Сай, и она обхватывает его за талию, когда птица резко взмывает ввысь. Внизу остались дорогие ей люди, но думать сейчас о ком-то ещё непозволительно. Каждый должен спастись сам. Накику как мантру это произносит, особенно в то самое мгновение, когда ужасная деревянная тварь начинает пулять залпами. Руки её соскальзывают с талии Сая, и она спиной падает на горячую грудь Киллера Би, сидящего с ними на одной птице. По плечам её мужа скользят когти хенка, которые она выпускает инстинктивно, и в голове путаются голоса. Совсем не вовремя. Чужие голоса, её собственные, какие-то далёкие воспоминания. Она чувствует свой хриплый выдох, когда кто-то — вроде, Сай — судорожно трясёт её за плечи, что-то говоря про штаб. Штаб, который уничтожен. Где были как минимум родители Ино и Шикамару. У Кику предчувствие, что в любое мгновение случится что-то плохое, чему она должна помешать. Должна, но не может, потому что глотает ртом воздух, пытается отрешиться от тысячи голосов в своей голове. «Беги!» — кричит ей мать, грубо выпихивая в сторону холла поместья Росоку. — «Я отвлеку… беги хотя бы ты! Момиджи, Иса…» Кику не понимает зачем ей бежать. Ей нужно найти брата и сестру. Особенно сестру, ведь Широ всего два года, она сама точно никуда не сможет убежать. «Я не хочу причинять тебе боль… Я мёртв… Я освободился от «Не»… Ты ведь закончил свой рисунок?» — это и вовсе не имеет никакого отношения к ней. Словно и к этому миру никакого отношения слова — Шина же — не имеют, ведь она их не слышала, хоть и подстраховывала Сая в его противостоянии Кимимаро. Накику мотает головой и цепляется сознанием за нелепые рифмы, которые выдаёт джинчуурики Хачиби. Распахивает веки и видит над собой обеспокоенное лицо Би. Сай управляет птицей, внизу творится хаос и кто-то, кто-то кому-то близкий, успевает умереть. Возможно, для Хинаты всё происходит как в замедленной съёмке. Как это происходит для Риры — Накику не знает, но та срывается с резко пикирующей вниз глиняной птицы и спрыгивает на землю, едва не ударяясь о неё коленями. Накику даже чувствует укол ревности: Рира если не её бабка теперь, то сестра, но, кажется, ей куда важнее Хьюга, работающая раньше её сиделкой. Или ей просто важно спасти чью-то жизнь. Но ведь она Кишо Хенка Тенсей не тренировала! Накику готовится спрыгнуть рядом, но Сай направляет птицу в противоположном направлении; та берёт такой крутой крюк, что Кику невольно приходится вцепиться в крепкие плечи Би. — Сай, какого хера ты творишь?! — Там Рира! — шипит Сай. — А ты не в состоянии! Это не твои проблемы, Кику! Ты и так… — голос его срывается, он сам отворачивается в сторону появившейся Сакуры. — Я и так бесполезная, да?! — кричит Накику, чувствуя как слишком уж крепкие руки Би смыкаются на её локтях. Он всего-то хочет удержать её на месте, но в Кику горит пламя непокорности. Она тут быть не хотела, но раз уж она тут, то… то что? Что она вообще может сделать против таких противников? Никогда её не тренировали быть лучшей, никогда она сама не испытывала мотивации показать всё, на что способен её кеккей-генкай. Накику видит фигуры Риры и Акеми, склонившиеся перед павшим Неджи. Она видит силуэт Широ, который появляется рядом, а ведь той сказали оставаться в лагере, чёрт подери её маленькую сестру! Ту самую, которую она лихорадочно искала среди бойни, происходящей в семейном поместье Росоку. Которую всенепременно должна была спасти. И сейчас, сейчас тоже её нужно защитить. Накику судорожно вздыхает и шарится руками по поясу, стараясь отыскать то, что ей поможет. Ничто не поможет, конечно же. Даже великий Узумаки Наруто здесь, которого пытается привести в чувство Сакура, а Кику по сравнению с ним не больше, чем песчинка на огромном пляже. Подушечки пальцев останавливаются на свитке, который она уже дохрена времени таскает с собой; забыла уже об его существовании. Акеми говорила, что эту кладку нафиг использовать не стоит, что она не подчиняется её воле. Сай всё ещё припоминает, как эти их ящерицы испортили волосы Дейдары и ошарашили Чиё-баа. А Накику почти ничего из этого не помнит, и ей плевать. Оружие? Прекрасно. Неконтролируемое? Похер. Никто не реагирует на происходящее? Значит, она будет первая. С Учихами у неё свои счёты, а эти двое, к тому же, несут полную хуету с пафосным видом, в которую даже вслушиваться не хочется. И не только ей. — Ниже, — командует Накику. — Нет! — Ниже! Сай резко поворачивает голову, шевелит пальцами левой руки — потому что его татуировка на ней, а у неё на правой, потому что они зеркалят друг друга, и это, на самом деле, совершенно не важно. — Я не… — Сейджи! То ли это действует, то ли он, наконец-то поддаётся её порыву, но Сай послушно направляет чернильного ястреба вниз. Настолько стремительно, что Би приходится снова поддерживать её под локти, пока сама Кику до крови прикусывает большой палец, оставляя алую метку на печати. Учихи что-то говорят и говорят, вокруг всё замирает, а из свитка выпрыгивает «любимая» ящерка Чиё-баа. Та самая: орущая, срущая и блюющая, как старейшина её окрестила. И что вдруг Акеми не догадалась этих дегенератов-пресмыкающихся с собой захватить? Накику своей точности не доверяет, но выбора нет: Сакура внизу, Саю лучше это в руки не давать, а Би не знает что с ней делать. Поэтому Накику ловко хватает призванную ящерицу за хвост и, раскручивая для пущего эффекта, закидывает в сторону двух шаринганистых уродов как только птица её мужа приближается на максимально возможную дистанцию. Целится она в того, который вроде как мёртв, с шикарной, пусть и нечёсанной шевелюрой, но надеется, что тварь и второму — Обито или как там его? Отбитому, в общем — плюнет. Белой тыкве Наруто разбил маску, так что личность этого второго Учихи выяснили. Особо, конечно, ничего это ни для кого не поменяло — кроме Хатаке Какаши, разве что. Удивительно, насколько маленькое существо может изменить ход событий. И даже неразумное. Вопль — чей, ещё бы понять — раздаётся на поле битвы, и это словно отрывает всех от спячки. На самом деле нет, но Накику хочется раздуться от гордости хотя бы за то, что Мадаре — это же тот самый Учиха Мадара, да? — их с Ако неразумный эксперимент хотя бы спесь сбил. Вместе с нечёсанной волоснёй. И больше всего радует то, что оборвался нелепый монолог о всемогуществе. Дейдара точно должен оценить. Накику ищет его взглядом, потому что из всех тех разговоров, которые вела с ним ещё в тюрьме помнит, что тот Тоби терпеть не может. Она ожидает, что подрывник первым кинется к врагам следом за ящерицей, потому что так долго этого ждал. Но он кидается к подозрительно бледной Рире, опускаясь на землю в тот самый момент, когда её бабка сама разве что сознание не теряет. Кишо Хенка Тенсей, конечно, энергозатратный, даже для проводника, но не настолько же? А Рира определённо лучше владеет хенка, чем Кику. В чём там могла быть проблема? Времени на раздумья нет — следом за Узумаки Наруто все атакуют Учих и Джуби, получая от Узумаки чакру Кьюби. Им удаётся освободить Десятихвостого — непонятно почему эту страшную зубастую уродину зверем зовут — от контроля Учих, но дальше Накику не представляет, что они могут сделать. Киллер Би, салютуя, спрыгивает с птицы — от него проку, конечно, куда больше будет, он ведь джинчуурики, да и со своим зверем, как Накику успела понять, дружит, так что контролирует его хорошо. То, что Наруто умудрился подружиться со своим тоже видно невооружённым глазом, а ещё чувствуется сквозь оранжево-золотистую чакру, обволакивающую каждого, кто сейчас сражается. — Там прибыли Хокаге, — докладывает Сай, у которого зрение куда острее её собственного. — И, вроде как, Суйгетсу с девушкой в тюремной робе. — Карин, — кивает Накику. Про эту Узумаки она запомнила, ведь если Хозуки и казалось, что он почти о ней не говорил, всё было ровно наоборот: о своей селёдке он болтал постоянно, то ехидничая, то тут же вспоминая какая она умная и как её ценил… — Так, это тот, кто я думаю? Сай просто кивает, а Кику таращится на змеиного саннина, которого, кажется, вполне себе рады видеть. А Хокаге и вовсе не удивляются его присутствию, заявляя что он же их и вытащил из нутра Шинигами. Какой-то совершенно безумный день, осталось только Учихе появиться, который вроде как должен был быть последним, и всё, Накику после такого уже ничему не удивится. Но она не права, и удивляется — точнее, пребывает в искреннем шоке — не одна. Челюсти отпадают у всех присутствующих, и даже остальные Учихи с заточённым Биджу отходят на второй план. Саске приземляется аккурат рядом с Наруто и Сакурой, мажет по ним безэмоциональным взглядом и поворачивается к остальным некогда то ли друзьям, то ли простым знакомым. Уже давно незнакомым, конечно. — Я вернулся, чтобы выиграть эту войну. А потом я планирую стать Хокаге.

Часть 5.5. Сакура. Октябрь, 17 лет после рождения Наруто.

Три дня дождя, Лали — Космос

+++

Появление Наруто на войне не должно удивлять Сакуру, и оно не удивляет. Сакура прекрасно знает, что есть у её парня такая особенность: возникать словно из ниоткуда в нужный момент, несмотря на все попытки отгородить его от опасности. Она, конечно, согласилась с доводами Каге о том, что джинчуурики нужно спрятать, но, как оказалось, это было в любом случае бесполезно и только привело к лишним жертвам. Впрочем, никого за это винить нельзя, и Сакура не винит. Она радуется тому, что видит Наруто, крепко целует его и даже не плачет — она давно уже не плачет, разве что наедине с самой собой позволила на пять минут дать слабину после атаки Пейна, когда осознание того, что Какаши умер, тяжёлым грузом упало на её плечи. Он мог не вернуться — если бы не Наруто, если бы не её личный и всеобщий герой, то Какаши бы больше у них не было. Злилась она ещё долго, и сейчас тоже злится, хоть и понимает, что они все на войне, так что и выкладываются по полной. Какое счастье, что они хотя бы в одной дивизии и на виду друг у друга! Сакура, конечно, и в медицинском лагере помогает когда может, но её физическая сила требуется чаще, поэтому она, всё же, в третьей дивизии. Впрочем, к исходу второго дня уже всё перемешивается: враг внёс ужасную сумятицу со своими клонами, которые принимают любую форму, да так, что даже сенсоры не могут заподозрить и распознать в них доппельгангеров. Только благодаря природной чакре Наруто они выявляют поддельных, теряя при этом уйму народа. Например, Ичи. Повезло, что сестра была рядом, а Сай оставил с ним шпиона. Жаль, нельзя оживить всех — есть, конечно, и те, кто попадает под условия, но если медики должны, по идее, спасать все жизни, не делая разницы, то сестры Ритсуми ясно дали понять, что у них драгоценные свитки и собственные силы теперь зарезервированы только для своих. Не в смысле песчаников, а в смысле для тех близких или хотя бы хорошо знакомых, ради кого они готовы делиться в том числе запасами сейсеки. И это оказывается нужно Хьюге Неджи, когда он кидается спасать бедовую Хинату, зачем-то опять полезшую заслонять собой Наруто. Ничему её жизнь не учит. Сакура и сама обмирает, когда видит происходящее, но она слишком далеко, чтобы успеть оказаться возле Наруто. Успевает лишь тогда, когда тело Неджи, уже неживое, соскальзывает с его плеча, поддерживаемое трясущейся Хинатой. Наруто замирает в шоке; Хината молча глотает слёзы, баюкая в руках тело любимого. Чувства вины и отчаяния ярко написаны у неё на лице, но ей словно звук кто-то выключил после безудержного крика: ни единого всхлипа, ни единого судорожного вздоха. Поняла ли она, что Неджи больше нет? Подумала ли, что рядом окажется если не Накику, то Рира, готовая помочь своей подруге? Сакуре, как и Шизуне, конечно, доложили и про количество свитков и про ограничения обеих девушек в использовании Кишо Хенка Тенсей, но, насколько Сакура знает, с Рирой Акеми технику не тренировала. Сейчас, впрочем, без разницы, они здесь и работают вместе. А Сакуру должен занимать не Неджи, который пусть и её друг, но уже под заботой других, а Наруто. Наруто, которого надо бы вывести из оцепенения, в которое он впал, зачем-то слушая этого дебильного дружка Какаши, который вроде как официально сдох кучу лет назад. Неудивительно совсем, почему Какаши раньше был таким замороченным! С такими-то друзьями… хотя, вроде бы, будучи мелким он другим был. Прямо как Саске, вот уж проклятые Учихи — все катятся по наклонным дорожкам, найти хоть одного нормального представителя у них, наверное, невозможно. У всех война, а Саске опять где-то пропадает, не почтил даже своим присутствием, видимо, мелковато для него, какая-то другая цель в жизни появилась. Возможно, ринулся покорять другие материки? Где-то же он пропадает? Сакура ни на миг не поверит, что он где-то успел скончаться, это было бы слишком просто. Да и смерти она ему, конечно, не желает. В то, во что так верит Наруто — что Саске удастся заставить одуматься, вернуться, переделать — она давно не верит, но всё же, он их бывший сокомандник и товарищ. Сакура желает ему не смерти, а хотя бы одуматься и найти какую-то более светлую цель в жизни, чем попытки расправы над теми, кого Саске считает неугодными. Ну, и в тюрьме посидеть да помучиться желает. Саске появляется, словно услышав её мысли. Он сначала её с Наруто разглядывает с каким-то непонятным выражением лица, потом кидает взгляд в сторону Обито и Мадары — у последнего что-то произошло с причёской, но от ящерицы Икимоно и Ритсуми, к сожалению, он всё же избавился. Надо было их побольше принести и обстрелять, прямо как их самих обстрелял Джуби. Сакура с радостью придала бы скорости чешуйчатым, и она всегда была довольно меткой. — Я вернулся, чтобы выиграть эту войну. А потом я планирую стать Хокаге, — заявляет Саске, приземляясь возле неё и Наруто. Сакура бы посмеялась над тем, насколько ошарашенные лица у всех её товарищей, но подозревает, что её собственное не лучше. У Наруто с Шикамару вообще просто бесценные рожи, да и Ино недалеко ушла. Вопли Кибы и Акеми раздаются одновременно, Сай подлетает поближе, и его птица зависает прямо возле Сакуры. Накику косится на Сакуру и вслух сожалеет, что у неё больше не осталось оруще-сруще-блюющих, чтобы одолжить ей для Саске. Кто там удерживает Свинину и Акеми от покушения на жизнь Учихи Сакура не видит, саму её не удерживает никто. Помощь Саске, с другой стороны, точно не будет лишней, особенно учитывая, что противостоят-то они его родственникам. Сакура это всё понимает, видит и то, как Наруто становится серьёзным и просто кивает, хотя она прекрасно знает, что доверять Саске до конца Узумаки не планирует. Обжёгся уже сколько раз, теперь хочет собственными глазами увидеть что у его друга на уме и как по факту это будет проявляться в действиях. — Команда семь снова вместе, — отмечает Сай, и Сакура ухмыляется, разминая пальцы и громко хрустя костяшками. — Мымрочка, ты должно быть, очень рада, так долго его искала… — Ага, — это правда, она не только подругам, но кому только не пожаловалась уже, что Учиха словно сквозь землю провалился после Гокаге Кайден. Саске издаёт какой-то звук, — скорее всего, его любимый «хн», — чем там заняты остальные Учихи Сакура не знает, наверное, Мадара пытается расчесать свои волосы, а может обижаются, что их «высокоинтеллектуальные» монологи никто не захотел выслушивать. А, может, планируют какую-то очередную гадость, раз уж Джуби у них пока отобрали, хоть и не обезвредили до конца. Надо возвращаться и атаковать снова. Сакура сжимает правую руку в кулак, подходит ближе к Саске, который сверлит её равнодушным взглядом. И со всей дури вмазывает ему по этой самодовольной холёной морде. Ух, её даже Сай так не бесил в начале их знакомства. В полной тишине раздаются громкие аплодисменты и восторженное хихиканье: это Хозуки, чуть ли не пополам сложившись от смеха, пытается хлопать в ладоши. Рядом с мечником вздыхает и закатывает глаза Карин, но помогать покалеченному не спешит. Саске, никак не ожидавший от Сакуры такой подлости, приземляется у ног Широгику, которой, вообще-то, сказали сидеть в лагере. — Ты! — Точно, они вроде же как знакомы, мелкая песчаница у него из-под носа урвала самозваного Хокаге. Это так-то секретная информация, но у Тсунаде-шишо от Сакуры мало секретов. — Я, — кивает девочка и, едва уловимо морщась, отходит на пару шагов. Совсем тихо что-то добавляет, но Сакура не слышит отсюда, да и ей всё равно. — Это тебе за Наруто, козёл! — заявляет Сакура. — И за мои потрёпанные нервы. Хокаге, блин. Придумал. Офигеть, у тебя прямо одна гениальная идея за другой прёт. Хокаге станет мой парень, это знают все присутствующие. — Она не уточняет какой, хоть и уверена, что Какаши будет следующим, как только Тсунаде-шишо поспешит свалить на пенсию. — Лет только через десять, когда в черепной коробке побольше мозгов появится. — Сакура-чан… — Что Сакура-чан? Ты доволен? Вот он, вернулся, можно больше не прыгать за ним. Давай быстрее разберёмся с этими Учихами, мне очень хочется наконец-то покоя! С ней согласны все. Сай ненароком отмечает, что сейчас очень пригодились бы их призывы, и Сакура кивает — это здравая идея, она первой и вызывает Кацую, Наруто следует с Гамакичи, и Саске, поколебавшись, всё же присоединяется с Аодой. На Сакуру он косится недовольно, удивлённо, но вроде как даже с толикой уважения. То ли силу её оценил, то ли готовность надрать ему зад. А чего он ожидал, что она сидеть будет всю жизнь, ждать его и страдать молча? Всю ярость Сакура выплёскивает на поле боя. С Саске она ещё поговорит потом, когда всё закончится. Если он, конечно, вернётся в деревню, как решил — вряд ли же он собирается становиться Хокаге за её пределами? Это был бы номер. Очень быстро Сакура понимает, что лучшее, что она может сделать прямо сейчас: оставить атаку на своих сокомандников, а самой заняться спасением жизней вместе с вернувшейся Тсунаде-шишо. И она совсем не готова к тому, что Наруто чуть не умирает. Сакура делает ему прямой массаж сердца, искусственное дыхание, она всю чакру, которая у неё есть, вкладывает в его тело, но всё бесполезно, Наруто буквально угасает на её глазах, и слёзы всё-таки начинают течь по щекам Сакуры. Она запрещает себе думать о худшем. Это же Узумаки! Он всегда выкарабкивается из любых ситуаций! С чакрой Кьюби на нём всё заживает как на собаке, куда там обычным шиноби! И, всё же, Наруто не бессмертен. — Я тебя вытащу, вытащу, — обещает Сакура. Что угодно сделает, но его вытащит. Чёрт возьми, ну почему на нём никак не использовать технику Ритсуми? Почему именно на него не хватит свитков? — Ты не умрёшь, дурак. Это ты должен Хокаге стать, а не Саске-бака! Наруто ужасно бледный и безмолвный. Весь в синяках и царапинах — но тут все такие. У него залегли глубокие тёмные круги под глазами, на веках ярко выделяются лопнувшие сетки капилляров. Сакура уже даже не пытается уследить за событиями, — кто там из Учих сейчас доминирует, — она злится на себя, и пытается хотя бы поддержать в нём крохи жизни. Но её нет. Какаши появляется внезапно. Где он пропадал — Сакура не знает, а он не уточняет, хватает их и переносит в Камуи, заявляя, что найдёт помощь. Сакура только кивает, как болванчик, не отрывая взгляда от Наруто. Ей почему-то кажется, что если она на секунду отвлечётся, он просто исчезнет, словно его никогда и не было. Наруто должен быть шумным. Должен быть громким. Должен складывать на неё свои конечности во сне и шумно дышать, пока на него не наваливаешься всем телом. Он должен целовать её везде, восторженно шептать ей на ухо всякие нежные глупости, смотреть с тем детским восторгом в глазах, как обычно смотрит. Ходить с ней и Какаши на миссии, всем новым знакомым хвалясь, что у него лучшая в мире девушка и лучший в мире сенсей. Он должен жить. Помощь действительно приходит, пусть и совсем не такая, какую ожидала Сакура. — Мы можем ему доверять? — с сомнением спрашивает она, держа Наруто за холодную руку и неосознанно тянясь прикрыть его своим телом от взгляда Учихи Обито. — Я бы не привёл его, если бы сомневался, — говорит Какаши, и Сакура, конечно, верит. Отдельно потому что это Какаши, отдельно потому, что ей сейчас нужно во что-то верить. И как только Наруто приходит в себя, то тут же оставляет её здесь, а сам отправляется обратно на поле боя. Сакура бесится, хоть и понимает, что у неё самой сил осталось не так уж и много, а Наруто просто за неё волнуется. Злость она срывает на Обито — даже если он и помог, он же эту всю кашу заварил в первую очередь! Слушать его оправдания она не желает. Помочь вот уничтожить глаз — вполне, но они не успевают, и начинаются догонялки по разным измерениям, от которых у неё уже голова кружится. Кружится от этого, от того, что вместо Мадары вдруг появляется женщина-пришелец, от Муген Тсукуёми, который поймал в свои сети всех, кроме пары «везунчиков», в числе которых и она. У Сакуры злости за три дня, наверное, накопилось больше, чем у Саске за все эти годы. Поэтому в свой последний удар она вкладывает столько силы, что Наруто и Саске потрясённо отлетают вместе с Ооцуцуки Кагуей, или как там этого кролика общипанного зовут. — Сакура-чан... — пытается было остудить её Наруто, но Сакура сейчас его не слушает. — А тебя я за шкирку притащу в Коноху, лично в тюрьму засажу и… Закончить Сакура не успевает, потому что Саске ловит её в гендзюцу и убивает. Урод. Приходит в себя Сакура на руках у Какаши. — Где Наруто? — первым делом сипит она, ощупывая грудь. Дыры нет, всё в порядке, это была иллюзия, а не взаправду. Какаши наклоняется к её лицу, нежно целует, убирает розовые пряди, чтобы не мешались. И молчит. И по этому молчанию ей уже всё ясно: Наруто ушёл сражаться с Саске. В очередной раз пытаться вправить ему мозги. И в очередной раз ввязавшись в бессмысленный бой. Даже если Саске вернётся в деревню — разве будет там у него место? Его никто не ждёт, его никто не поддержит, его никто и никогда не будет воспринимать всерьёз. Саске похерил всё светлое, что между ними было. Он решает проблемы по одному сценарию: попытками убить. И, насколько знает Сакура, провальными, потому что так никого ему убить и не удалось. Те, кто помер — так они сами откинулись, без его помощи. Клоун. Сакура мягко отталкивает Какаши, встаёт, и он тут же поддерживает её, потому что ноги её не слушаются. Но она упорно ждёт, пока они прекратят дрожать и требует, чтобы Какаши отвёл её к месту битвы. Как будто войны было недостаточно. Как будто и так мало потерь! Сокомандников она находит на земле. Всех в крови, с оторванными руками. Падает на колени и тянется к Наруто. — Ты дурак, такой дурак, ну зачем, Наруто? — Я обещал, — хрипит этот невозможный парень. — Обещал вернуть Саске. И он вернётся. — Я, — Саске кашляет кровью, не заканчивает предложение и отворачивается. Затем, всё же, смотрит на Сакуру угасающим взглядом. — Прости. «Прости»?! И ей что, надо тут же его обнять и пообещать, что всё прекрасно, и она не в обиде? Может, ещё сплясать на радостях? — Молчи, — приказывает Сакура, полностью сосредотачиваясь на Наруто. Лечить Саске ей даже не хочется. Но она это делает, когда убеждается, что самое опасное позади, и Узумаки не умрёт от потери крови. Всё-таки, слишком просто этот мудак решил уйти от ответственности, Сакура не позволит Учихе вот так взять и помереть, пусть ещё помучается на этом бренном свете, искупая вину. Уже позже, когда они возвращаются в лагерь для краткого отдыха, Сакура затаскивает Наруто и Какаши в свою палатку, крепко прижимается к ним и позволяет себе тихо подвывать без слёз: за всё, что они пережили, за всё, что потеряли и могли потерять, за то, что всё закончилось, и что теперь должно быть лучше, хотя траур по погибшим и похороны ещё только предстоят. А до этого — надо собрать с поля боя трупы и то, что от некоторых осталось. От кого-то не осталось ничего. У Сакуры, можно сказать, потерь не так уж и много, но это совершенно не умаляет скорби по тем, кто был в штабе, и просто новым знакомым, с которыми ещё позавчера она смеялась и разговаривала, а через пару минут, часов, суток они безжизненными глазами смотрели в небо. За всех она скорбит, за всех плачет внутри. — Мы вместе, — Наруто неловко хлопает её по спине единственной рукой. Сакура клянётся себе, что найдёт способ ему вернуть вторую. — Сакура-чан… — Вместе, и мы команда. Мы втроём и есть команда, настоящая, — Сакура зарывается носом ему в шею; к своей груди прижимает голову Какаши, который ради этого принял какую-то жутко неудобную пользу, но не спорит. Им ещё многое нужно обсудить, о многом поговорить, но пока Сакура радуется тому, что они вот у неё, здесь, рядом. Они живы, и это главное.