Красное солнце пустыни

Часть 4.9. Акеми, Февраль — март, 17 лет после рождения Наруто.

Devastation and Redemption «Fleeting Colors in Flight» — HOYO-MiX

+++

Во всех странах Альянса начинает мобилизация. Это неудивительно, ведь они находятся на пороге войны. Этот урод Тоби, конечно, сказал, что объявляет войну именно шиноби, но никто иллюзий никаких не питает: пострадают в том числе и гражданские, в том числе и те, кто к войнам отношения не имеет. В Конохе ведь никого не пощадили, пострадали и дети, и старики, просто все, кто попадался на пути врагу. Только кто-то совсем тупой поверит в то, что Тоби успокоится, получив свое. Он хочет изменить мир, и та же Акеми не хочет видеть, как он будет его менять. Она тихонько стучится в кабинет Гаары и заходит только после разрешения. Ей, как члену его семьи, можно было бы и так войти, но он, все-таки Казекаге, она ему ему формально никто. Широгику, стоящая у стола, надевает маску, но только после того, как чуть улыбается Акеми. Это уже совсем не та девочка, которую она впервые увидела, оказавшись в доме Гокьедай. Акеми вдруг вспоминает, как к ней три года назад пристал на рынке тот урод, советник дайме. А так ли уж и нужно было ее спасать? Тогда ей показалось, что девочку нужно защитить, встать между ней и тем, кто смотрел на нее масляным взглядом. Теперь же Акеми кажется, что это скорее ей самой нужна была защита, — которую она и получила от Ичи, по счастливой случайности оказавшегося рядом, — а у Широгику все было под контролем. Акеми хочется сказать, что Яхико нашел себе странный предмет для обожания, но разве она лучше? У нее Канкуро, у которого поганый язык, тяжелый характер и жестокость, от которой никуда не деться. Да, с ней и с семьей он ведет себя совсем иначе, чем с посторонними ему людьми, но это не меняет его сути. Акеми любит его, принимает и понимает, с кем связалась, тем более, что видит, как сильно он любит ее в ответ. С Ичи, казалось бы, должно быть проще, но нет, он только с виду правильный, а на деле с ним тоже возиться надо. Акеми-то не против, да и ему стало лучше после вмешательства Ино, просто и он странный. Так что ей ли говорить что-то о Широгику? Тем более, что Акеми ее очень любит. — У тебя опять бессонница, отото? — спрашивает Акеми, когда они остаются одни. — Немного. Тсунаде-сама передала мне лекарство, оно помогает, — признается он и трет глаза. Не понять, почему он такой утомленный, нельзя: мало того, что у них началась подготовка к войне, так еще и в Суне не все в порядке. — Мне нужно готовиться к возвращению в Коноху? — Она же прекрасно понимает, что к ней это тоже относится, потому что принадлежит-то она деревне Листа. — Нет, — качает головой Гаара, удивляя Акеми. Она ждала другого ответа. — Твой дядя настаивает на твоем пребывании в Суне, старейшина Гакари даже перестала возражать, так что у Хокаге нет повода тебя дергать обратно. К тому же, я отправил в Коноху Мацури и Юкату. Объяснять, зачем Гаара это сделал, даже не нужно. Акеми слышала о новом законопроекте, который хочет принять дайме Ветра. Ей он показался пусть и не лишенным смысла, но абсурдным: заводить детей в преддверии войны, которую еще надо выиграть, гениально! И вроде бы понятно для чего это нужно, а с другой стороны — мерзко. Ее-то это не касается, но касается двух неразлучных подружек, пусть им и нет еще восемнадцати, и Темари, которую Гаара теперь тоже предпочитает держать за пределами Суны. За Накику Акеми почти не переживает, потому что вряд ли же кто полезет к подопечной Акасуна но Сасори, правда? Сама Акеми не против куда-то Канкуро и Ичи спрятать, пока кто-то не накинулся на них, потому что рожать же нужно от лучших. Поводов ревновать у нее нет, у обоих ее парней это все вызывает омерзение, но… но. Акеми просто ревнует, просто слишком высоко их ценит, просто слишком сильно их любит и боится потерять. — Выторговал меня, что ли? — усмехается Акеми, прислоняясь бедром к столу. — Канкуро извел меня, пока тебя не было. Да и Ичи был нервным. — Об этом ей и так известно, свидетелей того, каким может быть Канкуро, когда его ничего не сдерживает, хватает. Ичи-то себя в руках держать умеет, но все равно. — Осталось с Саем решить, потому что его точно затребуют. — А что там решать? — закатывает глаза Акеми. — Он вернется через месяц максимум. — Не думаю, что его отпустят так же легко, как и в прошлый раз. — Сбежит же. Он без своей мамы-утки не может. — Если ему дадут. Дела сейчас обстоят не так уж и хорошо. Ей это объяснять не нужно. Акеми кивает, целует Гаару в лоб поверх иероглифа и уходит, потому что в кабинет Казекаге уже стучится Баки-сан. Отвлекать их от дел у нее никакого желания нет. К тому же, ее уже должна ждать на тренировочной площадке Накику. Чие-сан гоняет их так, как даже Аикава-сенсей ее не гоняла. Акеми после тренировок выжата как лимон, но она не жалуется. Она-то привыкшая, а вот Накику недовольна. Она жалуется и ворчит, обвиняя пожилую женщину в том, что та ей мстит за куда более красивый огород. Акеми это забавляет ужасно, и она не сдерживается: смеется почти в голос, даже не боясь привлечь внимание Чие-сан. Как-нибудь объяснится. Помимо тренировок, которые дают им лучше друг друга изучить и притереться, — с Накику и Саем Акеми работать легко; с Дейдарой сложновато, но интересно; с Канкуро тоже несложно, но стиль у них не сказать, что подходящий для парной работы, — Акеми занимается своими кладками. Ей скоро пора будет начинать строительство террариума здесь, в Суне, потому что дела продвигаются более чем хорошо. Когда, конечно, в ее работу не суют любопытные носы те, кто не должен этого делать. Так, непрошенная помощь Риры привела к двум сожженным кладкам и громкому скандалу. Акеми-то по большему счету нет дела до бабушки троицы Ритсуми, теперь ставшей им старшей сестрой, но тут она вызверилась страшно. Насмешливая Рира в долгу не осталась, перепалка завязалась знатная, и тут Акеми даже была немного благодарна Канкуро — отвечать у него она научилась неплохо. За исключением этого неприятного эпизода успехи у них с Накику определенно есть. Они поняли, что Акеми, когда дело не касается базовых, может вывести три поколения ящериц без хенка. Они экспериментируют дальше и получают новый вид, шииро, приводящий их обеих в восторг: двуглавых белоснежных созданий, способных выдыхать пламя. Это не совсем так, потому что одна голова создает какой-то газ, а вторая дает искру, но Акеми считает подобное неважным. Напитанный чакрой огонь прожигает все и вся и оставляет неприятные ожоги. Узнают они это на себе. Кай потом долго ворчит, пока лечит ее руку. Он в Суну заглядывает из-за миссии и не может оставить сокомандницу без медицинской помощи. Акеми-то предлагает отправиться в госпиталь или к Чие-сан, но он отмахивается. Сам, все сам, а доверить ее, с его же слов, он может разве что Ичи. Увы, лучший полевой ирьенин Суны на миссии и лучше ему, вернувшись, не видеть на ее теле каких-то новых шрамов. Он и так был недоволен обнаружить на ее спине один, под левой лопаткой, бледной полоской выделяющийся на коже. Сама Акеми о нем не вспоминала до тех самых пор, пока он не обратил на него внимание. Он небольшой, незаметный, но Ичи разглядел, еще и Канкуро показал, а ведь тот и не заметил. Вызывать беспокойство своих парней Акеми хочет меньше всего. Это одна из причин, по которым она держится подальше от Расы. Бывший-сама ее на дух не переносит, и пускай ей с высокой колокольни плевать что он там о ней думает, искать лишние проблемы не стоит. Канкуро не лицом в своего отца пошел, а поганым ртом. И рот у Йондайме Хокаге действительно поганый, раз одной фразой вывел из себя Ичи настолько, что тот ему врезал. — Хватит думать о моем брате и Куро, — Накику брызгает ее водой из фляги. Они обе сидят на тренировочной площадке и пытаются собраться с силами, чтобы встать. Чие-сан была сегодня какой-то особенно суровой. — Я не о них думаю, — врет Акеми, но Накику ей не верит. — Ну, или о них. — Лучше подумай о следующей нашей кладке. — Ну, шииро нужны крылья, а я все еще хочу такую, которая жрет все. Мурасаки нужны плоть и кровь, к объектам они равнодушны. И Акеми хорошо помнит, насколько же самые сильные и свирепые ее ящерицы оказались бесполезны против той многорукой махины в Конохе. Чувствовать себя беспомощной ей совсем не понравилось, а ведь в бою она привыкла полагаться именно на хидзюцу своей семьи. В Конохе и за ее пределами клан Икимоно известен техниками призыва и использования ящериц, — и уже потом рыжими волосами разных оттенков, — Акеми с детства учили именно им. Кто же знал, что ей предстоит столкнуться с таким соперником? — Сасори собирается к дайме, — вдруг говорит Накику. Она протягивает ей флягу и садится в позе лягушки. — Мне кажется, что нам придется этих всеядных вывести, чтобы избавиться от двух трупов и всего идущего к ним в комплекте. — Дайме и Бывшего-сама? — Акеми начинает хихикать. — Сасори-сан все совсем достало? — Ты эту затею с повышением демографии Суны слышала же, еще бы его это не достало. Он дома почти не ночует. — Он вообще спит? Или они с Гаарой и Усе-сан на каких-то таблетках? С тем, сколько все трое работают, только этого и можно ожидать. Еще точно также загружен делами Баки-сан, но он выглядит как-то пободрее, что ли. Во всяком случае, когда неделю назад с миссией в Суну заглянула Аикава-сенсей, то он нашел на нее время. Акеми все еще не понимает, что происходит в личной жизни ее наставницы. — Не знаю, думаю, что нет, — Накику недовольно морщится. — Он все сетует, что вернулся в Суну. Говорит, должен был предвидеть какая здесь будет жопа и поселиться с нами где-то еще. — Тогда бы у вас не было нас с Саем. — Да. Наверное, это чуть ли не единственный плюс пребывания в Суне. — Акеми широко улыбается, когда Накику тянется к ее лицу и проводит пальцем между бровей. — Хотя Сасори явно предпочел бы, чтобы у нас были только вы с Яхико. — А мне кажется, что он уже привык к Саю. Зато ты всегда под присмотром своего телохранителя. Они обе начинают смеяться, хоть Накику попутно и причитает, что не понимает, как это в ее голове все могло так перемешаться. Акеми тоже не знает, но надеется, что такое безумие не коснется того же Ичи, ну, и Широгику, конечно, хотя за своего парня она переживает больше. Ему сейчас лучше, но ей все же хочется его поберечь, тем более, что Ино ждет их на повторный сеанс, а в идеале штуки три, если не четыре, потому что так просто навести порядок в чужой голове сложно. Хорошо, что у Канкуро таких проблем нет. У него проблемы другие. Они не обсуждают то его спонтанное предложение, но Акеми чувствует себя виноватой за отказ. Она тогда так растерялась, что даже толком не объяснила, почему так отреагировала. На самом деле ведь ей хочется стать женой одного из них, — лишь бы второй не обиделся; неужели ничего нельзя придумать, чтобы они все втроем как-то связаны были? — с кем-то другим она себя не видит, да и Суна давно стала для нее домом. Акеми не собирается отсюда никуда деваться, у нее в мыслях нет ничего о расставании, и вообще она уверена, что всегда будет с Канкуро и Ичи, потому что любит их, а они любят ее. Акеми даже о детях задумывается, хотя для них сейчас точно не время. Как и для брака. Они не знают, когда начнется война, не уверены, что будет в Суне завтра, — но у них все точно будет хорошо, потому что они вместе, — и она не хочет, чтобы это все омрачало счастливое событие. Если устраивать свадьбу сейчас, то она будет скромная и скомканная, даже ее собственный дядя вряд ли сможет прибыть в Суну, потому что все слишком заняты, что уж говорить о ком-то еще. На такое Акеми не согласна, но Канкуро же об этом не знает. Он ведет себя как ни в чем не бывало, хотя ей кажется, что он расстроен. После тренировки она заскакивает домой, — Ичи все еще нет, но он со дня на день должен вернуться, — чтобы ополоснуться, и идет в мастерскую Канкуро. Ей вдруг вспоминается, как раньше его в этом коридоре караулила Сора. Девушка Акеми не попадается на глаза, но это и хорошо: не хватало только время на скандалы тратить. Достаточно уже того, что Канкуро и так психует чуть ли не из-за всего, что говорит ему Раса. Порой Акеми хочет не пускать ни одного из своих парней к этому человеку, потому что есть у него какая-то поразительная способность доводить даже Ичи, хоть старшему Ритсуми, в общем-то, глубоко наплевать на Йондайме Казекаге и все, что тот может ему сказать. Только вот в последний раз что-то пошло не так, потому что драку вроде как начал именно он. Сай рассказал ей, но без деталей, потому что сам там был не с самого начала. Сай нашел ее на следующий день. В этот раз он не пролез во внутренний дворик апартаментов Канкуро, — хотя они уже и ее, и даже Ичи, потому что он проводит тут даже больше времени, чем у себя, и порядки наводит по-своему, — а постучался в дверь и чинно прошел в гостиную. — Что мне делать, если Накику выдадут замуж? — спросил Сай, едва только Акеми села в кресло. Она моргнула раз, другой и попыталась представить, кто в своем уме попытается выдать замуж подопечную Скорпиона, с которой тот, к тому же, в отношениях. — Ну, если она и выйдет замуж, то за тебя или за Сасори-сан, нет? — Ты не слышала про этот бредовый законопроект? Конечно, слышала. Конечно, разозлилась и расстроилась, особенно поняв, что это одна из причин желания Канкуро как можно скорее на ней жениться. Вот именно поэтому она и отказала — Акеми не хочет, чтобы брак у нее был необходимостью, продиктованной чужой волей. — Сай, я уверена, что Сасори-сан не отдаст ее никому, успокойся. — А ты уверена, что никто не попытается впихнуть Ичи-сан или Канкуро кого-то? Я слышал, что им прочат в невесты Сору и Аими. — Может, наоборот? — осторожно переспросила Акеми, до которой эта информация как-то не дошла. — Нет. Именно так. Может, тебе самой выйти за одного из них? Ты же хотела. Акеми отвела взгляд и притянула коленки к груди. Хорошо, что Канкуро и Ичи ушли по делам, обсуждать это при них ей не хотелось. — Я все еще хочу, но не сейчас. — Почему? — Сай, брак… это же что-то хорошее, нет? Я хочу радоваться, а не думать о том, что выхожу замуж, ну, чтобы… — она вздохнула и отвела взгляд. — Если задуматься, то у Ичи с Канкуро мало поводов для радости. Я хочу, чтобы мы все в этот день были счастливы, а не вот… — А Тосакин? — Тосакин может относиться к этому проще, но это с ней нужно говорить. Сай на какое-то время замолкает и рассматривает переплетение чакры на своем пальце. Акеми хотела было предложить сделать что-то подобное и своим, но Ичи так ворчал на саму Накику, что она с ним об этом даже не заговорила. Почему-то предлагать какие-то глупости Канкуро ей легче, — он проще, куда более заземленный и понятный, и что-то хорошее в нем надо искать, потому что он это прячет, показывая очень ограниченному кругу лиц, — а Ичи кажется ей порой до того идеальным, что она снова чувствует себя той четырнадцатилетней девочкой, которая поцеловала его в уголок губ. Любит их Акеми одинаково сильно, просто Ичи старше Канкуро и кажется настолько положительным и хорошим, что ей иногда протереть глаза с утра хочется, чтобы убедиться, что он действительно лежит с ней в кровати. И это ведь при том, что она обо всех его заскоках знает, да и в постели он как только ее не раскладывает и когда они с Канкуро, и когда он один. Но выглядит при этом как какое-то божественное идеальное создание. Когда Акеми подняла на Сая глаза, то заметила, что взгляд у него темный и решительный, будто бы он уже придумал, что ему делать, и ничьи советы ему не нужны. — Я ее люблю. Так же, как Ичи с Канкуро любят тебя. А, может, даже сильнее. Акеми точно знает, что без нее Ичи и Канкуро — хотя и в этом она уже не уверена; зато уверена, что сама без них не сможет — не потеряются, а вот этот сразу же в ступор впадет. Вся его жизнь сосредоточена на Накику, никто кроме нее ему не важен. Акеми иногда кажется, что так быть не должно, но разве у нее самой не болит в груди от одной только мысли, что с ее двумя парнями может что-то плохое случиться? Дверь в мастерскую она распахивает даже не дожидаясь приглашения войти, потому что знает — оно ей не нужно. — Ты меня потеряла, что ли? — Канкуро не оборачивается. У него здесь жарко и немного душно, странно, что он окна не открыл или вентилятор сюда не притащил. — Соскучилась просто, — пожимает плечами Акеми и сама распахивает настежь окна, пуская в мастерскую свежий воздух. — Что у тебя тут за парилка? — Да мне нормально. — Что тут нормального? Дышать нечем, или тебе то, что ты в одних штанах, как-то помогает? Темную футболку Канкуро Акеми видит на кушетке. Видимо, ему стало или неудобно или все же жарко, раз он разделся. И ведь все равно взмок: она прослеживает взглядом капельку пота, стекающую у него вниз от затылка по шее и широкой спине. Акеми облизывает губы и устраивается на кушетке, ничуть не смущаясь того взгляда, который кидает на нее Канкуро. Несколько минут он еще сидит, доделывая руку очередной марионетки, а потом откладывает ее в сторону и поднимается на ноги. Акеми наблюдает за тем, как он тянется, разминает затекшую шею и ведет плечами. Ей вообще очень нравится смотреть что на него, что на Ичи, она часто ими откровенно любуется, млея от того, что они оба ее, любят и вообще ни на кого, кроме нее, не смотрят. И не стоит у них ни на кого еще, как сказала бы Ино, правда, о себе. Еще бы какую-то особенно соблазнительную позу приняла, выставив плечо или оголив бедро так, чтобы Генма, Райдо и любой другой очевидец мужского пола бы залип. Акеми не ревнует, но пару раз нет-нет, а глянула, уж не с интересом ли ее собственные парни на это смотрят. Сама-то она не умеет подобное, но ей, кажется, и не нужно. На Ино что Ичи, что Канкуро смотрели весело, забавляясь от ее представлений, а вот на саму Акеми смотрят именно так, как это делают Генма с Райдо, когда их девушка решает, что настало время подразнить двух неразлучных друзей. Кушетка страдальчески скрипит под весом двух человек, когда Канкуро падает на Акеми. Она хохочет, шутливо толкает его плечи, но даже не пытается его спихнуть. — Ты весь потный, Куро, фу! — Разве ты не привыкла еще к такому? — После секса, идиот, а не когда ты как дурак сидел и парился тут. — Потерпишь. Конечно, потерпит. Да ее это и не беспокоит особо, она же не Ичи. Акеми улыбается, поглаживая его по голове, и смотрит на потолок. Он здесь, как и в большинстве помещений резиденции Казекаге, покрыт трещинами. Хорошо, что Гаара взялся за ремонт, а то, чего доброго, все и без чужого участия развалится. Странно, что никто прежде не озаботился этим вопросом. Наверное, это связано с отсутствие лишних денег в казне Суны. Сейчас удается выделять средства на подобное, а раньше все было намного хуже. Вряд ли Раса сможет управлять деревней лучше. Сколько вообще он правил? Лет пятнадцать, наверное, если Сасори-сан укокошил его предшественника. Может, немного меньше, Акеми этим вопросом никогда не интересовалась. — Ты меня любишь? — ни с того ни с сего спрашивает Канкуро, не поднимая головы. Акеми удивленно моргает, но не перестает ласково его касаться. — Конечно, люблю. Как влюбилась на экзамене, так и люблю, — признание дается Акеми легко. Она ведь и не скрывала своих чувств, не стеснялась их даже тогда, когда они не были вместе. Отказ получить было совсем не страшно, потому что добиваться своего она собиралась с упорством Ино или даже Ли. — И тебя, и Ичи. Ты чего? — Просто. Не хочу, чтобы ты куда-то… — Я никуда не денусь, обещаю. — Но ты… — Куро, я сколько за тобой бегала? Я от тебя не отвяжусь, успокойся. И даже замуж выйду и буду эту вашу дурацкую демографию повышать, будь она неладна. Так что попробуй только кому-то, кроме меня, ребенка заделать. Канкуро фыркает и приподнимается на руках. Он заметно веселеет, становится игривым и принимается покрывать ее лицо и шею щекотными поцелуями, убеждая, что заделывать детей он хочет и будет только с ней, об этом она может не переживать. Об этом Акеми на самом деле не переживает, но получить подтверждение очень приятно. Как приятно и застать в апартаментах Ичи, вернувшегося с миссии на день раньше. Она кидается к нему на шею и тут же целует, потому что соскучилась по нему ужасно, что и показывает, когда тащит и его, и Канкуро в душ. Антисептиками Ичи не перестает пользоваться, и Акеми все так же рисует на стекле всякие глупости, как только находит на это время. Их все еще гоняют и посылают на миссии, причем, Сасори-сан старается, чтобы его подопечные были вместе: развивает их способность работать в команде. Видимо, готовит к войне, хотя там, скорее всего, их разделят, раскидав по отрядам. Думать-то будут не об удобстве каждого, а о том, где кто пригодится. Никто пока не знает как будут формироваться объединенные войска, но Акеми подозревает, что ее отправят или к бойцам дальнего боя, или в какой-нибудь специальный отряд поддержки, или в разведку, хотя последнее сомнительно. Отряды не обсуждают; обсуждают Расу и дайме с их дурацкими планами. Ни у кого нет желания допускать Йондайме Казекаге к власти, и Акеми начинает казаться, что Сасори-сан уже рассматривает вариант с убийством. Видимо, придется ей как-то поторопить их с Накику новую кладку, чтобы от трупов не осталось и следа. Вряд ли один из них понадобится Скорпиону, пускай Расу и можно еще использовать. Другое дело, что он так всех достал, что никто не захочет видеть его даже в виде марионетки. Увы, за пару дней до ее дня рождения Сасори-сан отправляется к дайме, а ящерицы еще не вылупились. Ну, что ж, значит быть у него новой кукле. Сама Акеми на это, во всяком случае, надеется. Ее уже достало слушать про то, что выдумывают эти старые затейники. Ей и своих дураков хватает, чего только стоит Дейдара, все еще гоняющийся за Рирой, и пока что находящийся за решеткой Суйгетсу. Они между собой действительно похожи, но Акеми кажется, что их новый пленник как-то поумнее будет. Вслух она об этом не говорит никому, потому что обижать Дейдару не хочет. Он ей нравится, пусть и дурак. Он же и поздравляет ее громче всех, расплескивая содержимое своего стакана. Ичи успевает притянуть Акеми к себе, чтобы алкоголь не попал на подол ее платья, — она решает надеть то же, что в прошлом году; кажется, оно приносит ей удачу, — а Канкуро, в лучших традициях Сасори-сан, щелкает подрывника леской чакры. Дейдара принимается голосить дальше, но теперь пристает к Широгику, которая выглядит так, словно думает, не стоит ли ей спрятаться от него с помощью инка. На празднике, к сожалению, собрались не все: из Листа никого нет, Мацури и Юката в Конохе, Гаара занят, да и Риры нет, хотя Акеми ее позвала. Вот Накику с Саем здесь, чему Акеми очень рада. Она Темари, сумевшую вырваться, чтобы посидеть с ними, и беззлобно дразнит Сабаку, спрашивая, как же там дела у Шикамару. То, что Нара на что-то решился, почти удивительно: обычно ему требуется очень много времени все обдумать. Например, определиться, что он испытывает к девушке, которую ревнует то к Ичи, то к какому-то безликому джонину. — Ну не всем же быть как… а, постой, Канкуро же тоже лох, — Темари скалится в улыбке, провоцируя своего брата вступить с ней в перепалку. Многого ему не надо, он охотно принимает вызов. Куро очень нравится зубоскалить, а раз тут его сестра сама вызвалась, то кто он, чтобы упустить возможность? Акеми не вслушивается, вместо этого прижимается к боку Накику и клюет ее в щеку. Вид у подруги несколько задумчивый, но, в целом, веселый. Она приобнимает Акеми за плечи и кидает взгляд на Сая, которому Дейдара что-то объясняет про алкоголь. Сай озадаченно хмурится, видимо, не до конца понимая, к чему клонит подрывник, но спасать его вроде не нужно. Действительно, куда Дейдаре до Саори. — Знаешь, кикимора мне приснилась ночью, — признается Накику, когда Акеми вспоминает куноичи Мороза. — Может, правда амулетами обзавестись? — И изгнать ее? Да лучше на войне в Тоби ее кинем, он как минимум удивится! — Удивится он, если мы кинем в него нашей любимой кладкой. — Он не удивится, а сбежит. Или там же и умрет, — начинает хохотать Акеми, представляя себе эту картинку. Накику все еще таскает с собой свиток, который дожидается своего звездного часа. Акеми надеется, что будет свидетельницей того, как Накику им воспользуется. В какой-то момент к ним присоединяются Руиджи и Коджи с еще парой человек. Их не звали, но Акеми совсем не против компании. Против скорее Канкуро, который тут же подбирается и усаживает Акеми к себе на колени. Ичи рядом с ним закатывает глаза, но ничего не говорит, особенно, когда она тянется к нему за поцелуем. Какая разница, если сама Акеми, получая внимание, сияет как лампочка? Сиять продолжает она и тогда, когда они вваливаются в апартаменты Канкуро, на ходу раздеваясь. Она невольно вспоминает, как ровно год назад оказалась в постели Ичи, лишившись девственности. Сейчас от нее и следа не осталось. Она ни о чем не жалеет, — да о чем тут вообще жалеть?! — просто ей становится вдруг смешно. Акеми откидывает голову, разрывая поцелуй с Ичи, и начинает хихикать. — Что такое? — Канкуро, стягивающий ее платье и жадно лапающий грудь, даже не отстраняется, когда задает этот вопрос. А вот Ичи чуть отступает, приподнимая бровь. — Просто подумала, что это мое удачливое платье. — Охуенное платье, — соглашается Канкуро. — Но без него даже лучше. Акеми согласна, что им троим в принципе без одежды лучше. Она стонет и хнычет в жадные, мокрые поцелуи, разводит ноги, чтобы кто-то из парней устроился между ними. Ей, честно говоря, все равно, кто будет сегодня первым, а у кого она возьмет пока в рот. Акеми легко заводится, становится мокрой и отвлекается, охая, только когда вдруг чувствует на запястьях нити чакры. Она кидает удивленный взгляд на довольного Канкуро, который почти лениво шевелит пальцами, устраивая ее на постели так, как ему удобно. — Это что-то но… — посреди слова Акеми охает еще раз и начинает хныкать, потому что чувствует на своих половых губах ловкий язык, а между ягодиц — пальцы Ичи. Это неожиданно, хотя они уже и пробовали ее растягивать. Она просто не думала, что они сегодня решат все ее фантазии осуществить. — Какой подарочек хороший… — Вторая Ино, — усмехается Ичи, неторопливо двигая в ней пальцами. Они мокрые, боли никакой от них нет, зато от того, как он целует ее в шею, пока Акеми выгибается, — потому что Канкуро все еще контролирует ее с помощью нитей чакры, — и ласкает грудь, пощипывая набухшие соски, она хнычет все громче. Кончить ей не дают. Она чуть не плачет, дергая бедрами: то насаживаясь на пальцы Ичи, то подаваясь вперед, чтобы почувствовать на себе язык Канкуро и его губы. Они ее точно решили с ума свести, потому что водят по краю, мучают и доводят до протяжного скулежа, в котором смутно угадываются их имена. Акеми не любит тянуть, она жадная, но тут ей не дают получить разрядку, отступая каждый раз, как ей кажется, что у нее внутри что-то взорвется. Когда они наконец-то решают, что пора, Акеми, кажется, готова на все. — Хорошая девочка, — шепчет ей на ухо Канкуро, и она чувствует головку его члена. Акеми смаргивает слезы, подставляет губы для поцелуя, хотя едва уже шевелит ими, когда Ичи целует ее и толкается первым. Она на нем почти лежит, выпятив задницу, входит в нее он легко, наполняя собой. Акеми вздрагивает, потому что после этого член Канкуро тоже проникает в нее: медленно, потому что даже после пальцев эта дырка у нее не привыкшая и тугая. — Не больно? — Ичи сжимает ее бедра ладонями. Он же ирьенин, должен знать, что нет, учитывая, что она чувствует прохладное касание медицинской чакры. — Если станет больно… — Только попробуйте остановиться, — выдыхает Акеми, которую теперь беспокоит только то, что она наполнена, что ей тесно, а они не двигаются. Это же не все, правда? Они же должны… И следующие толчки весь дух из нее выбивают. Она почти висит на нитях чакры, вскрикивает, а потом, когда Канкуро теряет концентрацию, падает Ичи на грудь и цепляется за его плечи. Двигаться сама она не может никак, зависит от них двоих целиком и полностью, и кончает так, что на несколько долгих мгновений забывает кто она и где она. После ей ничего не хочется, она безвольная кукла, которую оба парня, едва отдышавшись, тащат в душ и моют. Теперь их прикосновения нежнее нежного, такие трепетные, что Акеми прикрывает глаза и просто всем наслаждается. Ичи в постели еще проверяет, все ли с ней хорошо, но она и так может сказать, что все прекрасно. Лучше некуда. Они еще повторят. Только не сегодня и не завтра, потому что устала она страшно. Ей все понравилось, но, наверное, эта забава далеко не на каждый день, потому что слишком много усилий она требует, да и сама Акеми чувствует себя так, словно завтра не сможет — или не захочет — встать и будет лежать в постели весь день. Если, конечно, ей позволят. — Правда, удачливое платье, — сонно бормочет Акеми, когда ее обнимают с двух сторон. Самое удачливое платье, а она — самая удачливая девушка на свете.

Часть 4.9. Сасори. Март, 17 лет после рождения Наруто.

Joshua Bassett, Disney — Bet On It

+++

И почему он, действительно, не прикончил Расу где-то по пути в Суну? Сасори его чуть ли не год назад вернул, а теперь все чаще и чаще задается вопросом зачем он это сделал. Это Гааре понадобился отец, потому что мальчишка еще верит во что-то светлое в людях, но он-то должен был понять, что ничего хорошего из этого не выйдет. Должен был вспомнить, что из себя представлял Раса и принять то решение, на которое Годайме Казекаге был неспособен. Только почему-то мальчишка, проделавший в кратчайшие сроки путь от чудовища к любимому народом лидеру, даже ему какое-никакое уважение внушает. Зря. Надо было забыть в тот момент, что его в Коноху отправил с заданием Казекаге, и вспомнить сколько тому лет. Нормальные дети у Расы получились вопреки всему и несмотря ни на что, в материнскую породу пошли, потому что с нерадивым папашей у них мало общего, если забыть о том, что Канкуро внешне очень на него похож. Сасори не говорит вслух еще об одном сходстве: отец и сын очень привязаны к своим избранницам, пусть даже жена Расы давно умерла. Может быть, слишком сильно, хотя вот Сая, кажется, лишившегося способности функционировать без Накику, они точно не способны переплюнуть. Накику с ее кеккай-генкаем очень беспокоит Сасори. Он любит ее, а после того, как потерял, понимает насколько сильно. Клятву, что подобное больше никогда не повторится, Сасори себе уже дал. Осталось только выполнить ее и уберечь Накику… примерно от всего на свете. На войне он планирует оставить ее под присмотром Сая. В эвакуацию отправить их у него не выйдет, но хотя бы это он сделать может. При себе девушку Сасори держать не станет. Его способности будут нужны и важны, тем более, что он уже показал насколько плох в защите. Он устало трет виски, когда у него перед глазами возникает картина безжизненного тела Накику на обломках какого-то здания Конохи. Наверное, имеет смысл начать пить те же таблетки, которые дала Гааре Годайме Хокаге. Может быть, они и ему помогут нормально спать. Неожиданно четыре часа оказывается для него слишком мало, хотя прежде ему их хватало. Видимо, стареет или проблем в его жизни теперь столько, что организм требует куда больше времени на отдых. Сасори уже не уверен и добавляет себе лишний час сна, который проводит обычно на кушетке в своем кабинете. Что будет, когда ремонтные работы доберутся и сюда, он не знает. Видимо, на радость Накику, станет ночевать дома. Ей вообще ужасно нравится, когда он приходит к ужину, и у нее есть возможность провести с ним время. Сай, конечно, ее развлекает, да и любит она своего питомца, но Сасори все еще занимает важное место в ее жизни. Это никогда не изменится, он никогда не перестанет быть ей нужен, она всегда будет охотно прижиматься к нему ночью, лишь бы только он был готов быть с ней и дальше. Хотя, он уже и сам не против упасть в кровать, притянуть к себе Кику и крепко заснуть. Нет, это точно старость, вон, даже седина в волосах появилась, которой прежде у него не было. Эту серебристую прядь Сасори ненавидит, потому что она напоминает ему о собственной слабости. Он не уберег Накику, и эта ошибка всегда будет с ним, что бы он ни делал, как бы ни старался забыть. Впрочем, зацикливаться на ней он не имеет никакого права. Если позволит себе дать слабину, то Суна, чего доброго, развалится. Не потому что Гаара не справится с советом, Расой и народом, а потому что в нем включится тот дремлющий маньяк, который когда-то держал всех в страхе. Лучше уж это будет Сасори. Ему-то на мнение общественности наплевать, по большому-то счету, а дети, над которыми он чахнет, хуже думать о нем не станут. Канкуро, Накику и Акеми так вовсе расстроятся, что им не дали поучаствовать в хаосе или хотя бы посмотреть на него. К дайме никого из них Сасори с собой не берет. Ему хватает пары Анбу, которых выделяет Гаара. Широгику он тоже оставляет в Конохе, пусть лучше за Казекаге присматривает и своими бедовыми братом и сестрой. Точнее, братом и сестрами. Рира ведь теперь тоже им сестра, хотя Накику от такого поворота событий совсем не в восторге, а Ичи предпочитает этот факт игнорировать. Странно и грустно, потому что Сасори уверен, что какой бы легкомысленной ни была Рира, она точно должна была любить и дочь, и своих внуков. А теперь она вроде бы жива и молода, но дети эти ей чужие. После визита в Коноху ему вообще кажется, что любит Рира только Чие — только вот за что, для Сасори остается загадкой — и старейшину Гакари, бабушку Акеми. Он вспоминает, как много лет назад она вскользь упоминала ее в разговорах, свою дорогую подругу и почти сестру, и глаза ее в такие моменты делались печальными. Теперь Мэйко у нее снова есть, но она уже стара, ей семьдесят с небольшим, а Рире двадцать два. Их разделяет жизнь, потому что даже Сасори теперь ее старше. И у нее, как и у внучки, есть этот проклятый кеккай-генкай, привлекающий к ним слишком много внимания, только если Рира формально к Суне никакого отношения не имеет, то Накику и Широгику числятся как куноичи Песка, поэтому ожидания к ним соответствующие. И если младшую Ритсуми спасает возраст, то Накику спасает только сам Скорпион. Потому что позволить принять этот глупый законопроект он просто не может. Даже если в нем есть смысл, Сасори ничего о нем не желает слышать, из-за чего и решает встретиться с дайме. На то, что диалог будет продуктивным, он даже не надеется, потому что Стране Ветра не везет с дайм. Никогда не везло, он же помнит прошлого, который тоже из себя ничего не представлял, зато игрался судьбами других людей. Он считал, что в праве делать все, что только пожелает, просто потому, что может. Сасори когда-то покинул деревню в поисках своего пути и из-за нежелания быть пешкой в руках жадного правителя, считавшего, что можно не развивать собственную деревню шиноби, а пользоваться услугами Конохи, потому что это дешевле. Он не имел на это никакого права, будь он неладен, даже не жаль, что подох от какой-то болячки. По счастливой случайности, конечно. Хотя Сасори и обрадовался, потому что это избавило их от необходимости объяснять, куда же подевался его советник и один из приставленных к нему Анбу. Сасори как сейчас помнит взгляд Усе, когда секретарь звенящим от гнева голосом сообщил ему о том, что их достопочтенный гость посмел посчитать, будто бы юные жительницы деревни могут стать грелками в его постели. Сасори тогда показалось, что он ослышался, хотя удивляться чему-то было глупо, просто прозвучало это слишком неожиданно. Помнит он и выражения лиц Гаары и Ичи — желание убивать на них было написано крупными буквами. Отказывать Сасори им не стал. Советника прикопали, а Анбу даймё он забрал себе в коллекцию марионеток, зная, что когда-нибудь тот ему пригодится. Интересно, не придется ли ему решать вопрос с дайме и Расой как-то настолько же радикально? Он начинает подозревать, что ему нужно с собой брать на такие встречи Широгику и пару свитков с ящерицами Акеми, если не саму девушку. Если испепелить с помощью хенка дайме не получится, то хотя бы ящерицы всех неугодных сожрут. Увы, на марионетки он брать готов далеко не каждого, такого рода бессмертие еще нужно заслужить. Общаться с политиками Сасори не любит. Он не умеет деланно улыбаться, ненавидит любезничать, говорит сухо и по делу. Дайме-то еще играет свою роль, когда они встречаются и начинают разговор, но Сасори это притворство прекрасно чует. — Я бы хотел обсудить с вами некоторые вопросы, касающиеся Суны, — Сасори смотрит на мужчину и видит перед собой хитрого толстого ублюдка, который думает только о том, как бы на всем этом нажиться. Да он в эвакуацию ускачет первым и без семьи, лишь бы только сберечь свою шкуру и потом распоряжаться всем, что останется. Почему им каждый раз так не везет с правителями? Хотя, в Конохе не намного лучше — там нерешительный мелкий человечишка, оказавшийся не на своем месте, восседает на троне. — Вы же понимаете, что я беспокоюсь о нашей стране, — начинает разглагольствовать мужчина. — Несмотря на то, что Годайме Казекаге проявил себя как хороший глава деревни и лидер, стоит признать, что его отец куда более опытный в военном ремесле. Помимо этого… — Он безумен. Вам должны были отправить результаты его обследования. У него слишком много проблем как с физическим здоровьем, так и с психическим. — Разве это так уж и сильно повлияет на то, как он будет командовать войсками? — Он не способен принимать взвешенные решения; как вы думаете? В голосе Сасори проскальзывают раздраженные нотки, которые он не в состоянии скрыть. Дайме замечает их и недовольно поджимает губы. — Думаю, что вы здесь не только из-за Расы-сан. — Верно. Затея с принудительной… — Никто никого не будет принуждать. Действительно, никто и никого. Ему самому-то не смешно? Будто бы Сасори не знает, что хочет Раса и та часть совета, которая его поддерживает. — Хорошо, — Сасори кивает, на мгновение прикрывая глаза. — Затея с рекомендацией как можно скорее обзавестись потомством провальна. Мы не можем заставлять наших шиноби заводить семьи таким образом, тем более в преддверии войны. Каждый на счету. — Вот именно, что каждый. Любой может погибнуть, и в наших интересах сохранить все сильные гены. Разговор выходит ни о чем. Дайме талдычит свое, упорно не желая слушать никаких доводов. Расстаются они недовольные друг другом, и на ночь Сасори не остается. Он решает как можно скорее вернуться в Суну, пока там еще что-то не произошло. Оставлять деревню ему в последнее время нравится все меньше и меньше, потому что Раса для безумца очень уж хорошо сеет хаос. Как только его слушают, почему? Хотя, скорее всего, в нем попросту видят кого-то удобного для манипуляций, потому что мужчина не оценивает здраво ни свои слова и поступки, ни чужие. Чего только стоит то, как он провоцирует Канкуро. Не боится ни пострадать, ни своему сыну вреда причинить. Давит на больное и выводит из себя, будто бы есть что-то хорошее в том, что наружу лезет все дурное, что есть в мальчишке. Даже Ичи он умудрился разозлить, хотя старший Ритсуми всегда прекрасно себя контролирует. Нет, с Расой определенно нужно что-то решать. По возвращению в Суну Сасори заглядывает к Гааре, отчитываясь ему о примерно нулевых результатах переговоров и слушает отчет Усе по поводу всего, что произошло в деревне за недолгое время его отсутствия. Все-таки, секретарь становится незаменимым человеком, в верности которого не приходится сомневаться. Если бы не он и не Баки, то Сасори, пожалуй, бы точно сошел с ума. — Мне кажется, что нам придется устранить Расу, — голос у Баки спокойный. — Аикава говорит, что дайме Конохи не нравится нестабильность здесь у нас. Это может сподвигнуть нашего к каким-то действиям. — Аикава-сан была в Суне? — Пробегом. Мы едва увиделись. — Что-то еще она сказала? Баки качает головой, но Сасори и этого достаточно. Он рассеянно кивает на напоминание про Суйгетсу, с которым надо что-то решать, — мечник изъявил огромное желание сотрудничать, да и Рира вроде как за него словечко решила замолвить; оба ведь были пленниками и подопытными Орочимару, — но пока все его мысли о Расе, совете и дайме. — Джосеки и Тоджуро — вот главная поддержка Расы. Юра сказал мне, что они о чем-то беседовали с Гозой и Соджо. Устроили встречу, без меня, замечу. — Соджо будет до последнего нейтрален. — Но не Гоза, он сомневатся. К тому же, Иканаго в рот смотрит Тоджуро. — Думаешь, они выжидают момента? — Уверен. Мне кажется, что они начнут действовать как только в Суне не останется вас с Гаарой и Чие-сан. Эбизо-сан им трепета, все же, не внушает. — Тогда целью станешь ты. Я… мы можем это использовать. Я подумаю, как. Сасори подумает об этом и о Накику. Потому что она тоже его извечный повод для волнения. Ночевать Сасори решает дома. Удивительно, но там тихо, один только Сай сидит за кухонным столом и что-то рисует в альбоме. Это странно, потому что обычно в это время тут и Накику, и Дейдара. Он кидает на художника вопросительный взгляд и останавливается у стола, опираясь локтями на спинку стула. Ему, честно говоря, не разговоры вести хочется, а поскорее уже лечь спать. — Где все? — У Гокьедай, — коротко отвечает Сай. — Ящерка и Тосакин готовят ужин, подрывник там же. — А ты? — Шумно. Шумно, верно. Накику никогда не была докучливой и громкой, но в компании вертлявой Акеми начинает порой вести себя на свой возраст. Сасори не считает это чем-то плохим, просто удивляется, как влияет окружение на людей. Он ведь и сам рядом со своей семьей мягче, что ли. — Я не хочу в Коноху, — вдруг выплевывает Сай. — И не хочу, чтобы Кику рожала от кого-то. — Этого не случится, — чего именно Сасори не уточняет. Смотрит на Сая, вспоминает его злое шипение и разъяренный взгляд. Все ради Кику, отличный ей защитник. Защитник. Сасори моргает и чуть хмурится, даже не вслушиваясь в то, что там дальше разглагольствует Сай. А если поженить этих двоих? Так и этот несчастный будет иметь официальную причину быть в Суне, и от Накику отстанут. Все-таки, у варианта с женитьбой самого Сасори слишком много минусов: его могут обвинить в желании завладеть ее кеккай-генкаем. Сторонники Расы в совете всегда были недовольны тем, какое место он занял, вернувшись в Суну. Женитьба на Накику сейчас обострила бы ситуацию, но Сай — другое дело. Бесхозный сирота, которого можно официально забрать в ряды шиноби Суны. — Сходи за Накику, — приказывает Сасори. Говорить об этом, понятное дело, он будет именно с ней.

Часть 4.9. Накику. Март — апрель, 17 лет после рождения Наруто.

Paramore — Decode

+++

Накику не совсем понимает какой реакции ожидает Сасори на его гениальное предложение поженить их с Саем. С одной стороны Накику ужасно раздражает, что её мнение совершенно не учитывается, с другой она даже принимает те аргументы, которые Сасори бесяче-спокойным тоном излагает ей сразу после того, как они переспали. Да и, в конце концов, что такое роспись на бумажке, если они уже связаны татуировками, которые, кажется, не только на руке остаются, но уже влияют и на всю систему чакры. По крайней мере, именно так это ощущается для Накику: чакру Сая она чувствует не только на тыльной стороне ладони, а словно бы и внутри себя. Наверное, Ичи был прав и не стоило ставить настолько рискованные эксперименты, но что теперь поделать? Сказать, что она жалеет о своём решении тоже будет ложью — ей нисколько не жаль. Есть, конечно, риск, что в будущем она передумает, но пока ей такое и в голову не приходит, а решать проблемы Накику привыкла по мере их поступления. То есть, оттягивать решение до последнего момента. — Это какая-то глупость, особенно прямо перед войной. — Даймё нашему скажи это. Хочешь пышную церемонию? — Нет, мне всё равно, — Кику о таком не задумывалась. Она вообще-то большую часть жизни хотела Сасори, а как именно — без разницы. Скорпион у неё теперь есть, но так и останется опекуном. Её вполне устраивает такое положение вещей, он ведь всё равно от неё никуда не денется, а Сая могут отправить в Коноху. И все они могут погибнуть на войне. Накику знает, что ей и Ако-имото умирать нельзя, ведь они и, может, ещё Рира могут спасти кого-нибудь. Хоть Рира и отказывается практиковать с ними Кишо Хенка Тенсей, с Чиё-баа она всё же занимается. И свитки Акеми с сейсеки хранит при себе. Возможно, это её самонадеянность, возможно, есть какие-то другие причины. Накику, смотря на свою помолодевшую бабку и на Сасори, задаётся вопросом как же всё-таки меняются и не меняются люди с возрастом. Что-то остаётся прежним, а что-то нет. Кто-то становится лучше и находит себя, как тот же Гаара, или даже Сай, а кто-то погружается на дно, как Учиха Саске и Бывший-сама. — А что с Темой-чан и остальными куноичи? — Те, у кого нет особенных способностей и кто не из семьи Казекаге не представляют для даймё особый интерес, — вздыхает Сасори. — Что насчёт Темари… либо её лось назовёт невестой, либо придётся сосватать за кого-нибудь для виду. Её пока не будут сильно дёргать, потому что она посол. И участвует во всех переговорах Каге. — И всё же… нельзя просто так спускать на тормозах этот дебильный законопроект. — Нельзя, но пока здесь Раса и поддерживающие его старейшины, мы несколько связаны. Я поговорю с Гаарой. А ты подумай о моём предложении, чем быстрее ты решишь, тем лучше. Только когда ей думать, если гоняют так, что для мыслей в голове время остаётся только в редкие дни отдыха? И то, время, не посвящённое тренировкам, они с Акеми тратят на то, чтобы продвинуться в изучении кладок и хенка. Было бы неплохо, если бы Кодай но Хаха ещё что-нибудь им объяснила, но упрямая матерь ящериц являться на призыв отказывается. В конце марта в Суну заглядывает Ямато, и Сасори, к её удивлению, приводит мужчину в поместье Гокьёдай. Накику что-то слышала о его популярности среди женщин Суны, но не сильно интересовалась этими сплетнями, она и в деревню-то особо не заглядывает, это Ако-имото и Канкуро там в курсе всего происходящего, ну, может, ещё Ичи, хотя ему тоже не до светской жизни. Ямато помогает им соорудить что-то наподобие летнего домика рядом с мастерской Сасори, куда — временно, по заявлению Скорпиона — переселяют их нового пленника. У Кику невольно вырывается смешок: если дальше так пойдёт, Сасори обвинят не в том, что он её кеккей-генкай заполучить пытается, а в том, что упорно пытается сколотить организованную преступную банду из заключённых, которые даже не суновцы. Акацки местного разлива. Суйгетсу, впрочем, заявляет, что его даже нукенином нельзя назвать: Орочимару его похитил, а то, что он за Саске пошёл, дескать, это помутнение рассудка было, да и куда ему было деваться, если именно Учиха освободил его от гнета змеиного саннина? Суйгетсу жалуется на своих бывших подельников, на то, что у него отобрали меч и, честно говоря, ужасно напоминает Кику Дейдару, видимо, поэтому они и сцепляются практически в первый же день знакомства. Не в последнюю очередь потому, что Суйгетсу и Рира, оказывается, знакомы, и даже на одной волне. Мечник из Тумана перетягивает на себя внимание Звёздочки, и Дейдара громко бесится, побаиваясь, впрочем, мрачного данны, поэтому пристаёт уже к самой Накику или к Акеми, когда она в поместье, чтобы пожаловаться на «зубастую лужу». — Крошка, вам что, меня не хватает, ммм? — стенает Дейдара, дёргая себя за отросшие пряди. У него опять видны светлые корни, и он уже не знает, бедный, что делать со своими волосами. Акеми со смешком предлагает покрасить его в розовый. — Этот хрен уже всё рассказал про Учиху, да, можно его выпнуть восвояси. — Я всё слышу, вообще-то! — слух у Суйгетсу и вправду невероятный, учитывая, что он занят сейчас поливанием грядок, а они сидят на веранде. — У нас с Сасори-сан договорённость. Я буду сражаться на вашей стороне, а он обещал узнать про Карин. Потому что Учиха хер поймёшь где вместе с психом-Джуго, а четвёртая из их квартета сидит в тюрьме Конохи. В отличие от Суйгетсу, она так явно сотрудничать отказалась, и к тому же попыталась схитрить, чтобы сбежать из-под надзора, так что выпускать её пока не планируют. По словам Хозуки, Карин движет желание защитить Саске, в которого она влюблена, хотя тот, по последним новостям, пытался её убить. — Ты можешь и в своей туманной жопе мира ждать новостей, да! — бурчит Дейдара, подкидывая на ладони свою свистульку, которую то ли украл, то ли выторговал у Сасори. Пользоваться он ей не пользуется, но с энтузиазмом предлагает Кику и Акеми вывести ящериц, которые будут орать таким же дурным «пением» кукабары по сигналу свистка. Не то чтобы идея была глупая, но осуществить это не так просто, да и всех союзников придётся оснащать специальными берушами в случае использования. — Зачем мне возвращаться в Кири, если я могу и тут подождать? — удивляется Суйгетсу. — Мне там нечего ловить сейчас, а вот за акульим мечом я бы сходил. Только вот Хошигаки вроде как мёртв, а Самехада перешла в пользование Киллера Би, брата Рокудайме. Так что Суйгетсу повздыхал и согласился, что в одиночку отправляться в Кумо — не самая лучшая идея. Учитывая, что у них вроде как Альянс. — Вы слишком шумные, — морщится Сай, выходя из дома Чиё-баа вместе с Широгику. Она должна отправиться на какую-то миссию, сразу, как со своей вернётся Канкуро. Затем вроде как они с Гаарой и Темари отправятся на очередные переговоры в Кумо и вернутся через неделю. — Я выучил печать немоты, к слову. — Тебе не стыдно? — тут же скалится Суйгетсу, оставляя лейку на грядке и складывая руки на груди. — Я, между прочим, забрал себе твою тосакин. Совсем не умеешь ухаживать, недалеко от Учихи ушёл. Сай, который уже подошёл к Накику и как раз собирался её обнять останавливается и очень недоумённо на неё смотрит. Кику чувствует всплеск чакры в руке и тоже озадаченно глядит на него в ответ. — Он про золотую рыбку, — снисходит до объяснения Широ. — Чиё-баа отдала её Суйгетсу. — Потому что только я забочусь о животных, — закатывает глаза Хозуки, делая глоток из своей фляжки. — А выдали бы мне меч, я бы избавил вас от многих проблем. — Мы и сами в состоянии, — кровожадно замечает Акеми, играясь с гуре. — Только нам тоже никто не разрешает. — Вы ещё тут? — по ступенькам, забавно переваливаясь, слетает Чиё-баа, хлестая всех присутствующих лесками чакры. — Быстро на тренировочную площадку, лентяи! Кику успевает лишь поймать фляжку, которую Суйгетсу кидает ей — в Суне, как он объяснил, пить ему нужно практически постоянно из-за палящего солнца, которое быстро высушивает его водный организм, и всё же, он как-то привыкает к местному климату, раз никуда не собирается двигаться. Про детали их договорённости с Сасори Накику не знает и не спрашивает. Она уже давно привыкла к тому, что у них околачиваются странные личности, в конце концов, дом принадлежит ни много ни мало, а самому настоящему маньяку. Она заполняет фляжку, провожает сестру, быстро чмокая в лоб и напоминая об осторожности, и прётся на тренировку. Сегодня Чиё решает поставить их в пары: Акеми и Накику против Дейдары и Суйгетсу. Смотреть на то, как пытаются сработаться эти два похожих и, вместе с тем, совершенно разных парня, невероятно смешно. Они, вроде бы, и сильнее её и Акеми, но работать в команде оба не умеют, и если Дейдара чему-то научился за то время, что провёл у них, то с ненавистным ему мечником сотрудничать не желает. Ладно хоть Чиё-баа не может самолично бдить — у них очередной совет и очередной виток бесполезных споров, так что за главного она оставляет Сая. К художнику она, судя по всему, привыкла, и на фоне остальной банды он даже кажется ей теперь самым толковым, учитывая, как тайчо нахваливает её драгоценная Широ. Обидно даже — каким-то образом прознав про планы Сасори, старейшина ехидно заявила Накику, что такому ответственному парню нафиг не сдалась такая лентяйка. Кику знает, что мерзкая старуха её любит, но огородная война есть огородная война. Ночью она никак не может заснуть, потому что в её голове до сих пор всплывают какие-то картинки старых воспоминаний, о которых она забыла. Её первые самостоятельные миссии — кажется, с Руиджи, который был в неё влюблён. Ей лет одиннадцать, она получила чунина почти сразу после того, как выпустилась из академии. Зачем ей дали этот ранг? Она не помнит, помнит лишь, что на этом настояла Чиё-баа. Сай тоже не спит, хоть и сопит, уткнувшись носом ей в шею. Накику надеется, что это не из-за их связи, мешать ему отдыхать в её планы не входит: она, конечно, устала, но и Сай без дела не сидел. В какой-то момент к ним присоединился Ичи, и они тоже устроили спарринг, весьма, к слову, захватывающий, на который даже Суйгетсу отвлёкся, настолько ему понравились техники суитона старшего Ритсуми. Про брак он ни разу не заикнулся, неизвестно, говорил ли Сасори что-то ему, но Кику подозревает, что говорил. — Ящерка хочет замуж. — Ну вот, она только об этом подумала… он же не может читать её мысли через татушку, правда? Связь связью, но такое уже неловко. — Но не так. — Не как? — Накику выпутывается из осьминожьих объятий и переворачивается на спину. Смотрит на потолок, который Сай разукрасил какой-то тускло светящейся краской, имитируя созвездия. — Ей всё ещё семнадцать, Сай. Я понимаю, что Куро импульсивный дурак, но… — По-твоему, шиноби в семнадцать не могут принимать взвешенные решения? — как-то жёстко спрашивает Сай. — Три года прошло, и мне не кажется, что я тебя меньше люблю. Только больше. — Три года? — подвисает Накику. При чём тут три года? Впрочем, ладно, возможно, она опять просто что-то забыла. — И мы уже связаны. Навсегда. Точнее, до тех пор, пока кто-то из них не умрёт или они не найдут способ отменить технику хенка Риры. Накику вспоминает своего дедушку, Нидзиру. Он любил бабушку до самой смерти, хоть и видел её очень редко. Она не представляет что такого ему могло понравиться в молодой Рире — взбалмошной, ехидной, независимой. Но о своей жене он всегда отзывался с теплом и толикой грусти, рассказывал внукам о том, какая она талантливая и замечательная. Большинство воспоминаний о бабушке у неё, кажется, сохранились с его рассказов даже, а не Риры. Но она вышла за него замуж, взяла его фамилию, родила ему дочь — видимо, чтобы он не скучал сильно в её отсутствие — наверное, тоже его всё-таки любила? — Я не хочу в Коноху, — добавляет Сай, сжимая рукой её колено. — Данзо больше нет, но это не значит, что мне там есть место. Пусть даже в четвёртой команде. Ящерка тоже хочет остаться тут. — Ты же хотел узнать о своей семье, — тянет Накику, хотя она его отпускать, конечно, тоже не хочет. — Я могу сделать это и позже, сейчас у меня другие приоритеты. — У всех нас, — потому что война, и думать надо о войне, а не о свадьбах и прочем. Хотя, вряд ли Сай именно это имел в виду. И всё же, на следующий день вечером она идёт в ювелирный магазин и долго смотрит на самые обычные золотые ободки, прикидывая, какая ширина будет выгоднее всего смотреться с его татуировкой. Пальцы у Сая тонкие, не намного толще её, хотя ладонь длиннее. Вообще, наверное, не она должна этим заниматься, но Сай уже не раз что-то ей дарил, а вот её подарок был откровенно провальным, пусть он сам хотел этих несчастных золотых рыбок. По возвращению в поместье Гокьёдай она узнаёт, что Ичи и Акеми собираются в Коноху на очередной сеанс к Ино и планируют вернуться как раз к тому времени, когда должна вылупиться новая экспериментальная кладка. С ними, внезапно, решают пойти Чиё-баа и Рира, у которых есть что обсудить с Хокаге и Мэйко-сан. Куро, Темари и Гаара в Кумо, за главного опять Баки-сенсей, а Сасори, как обычно, пропадает на работе. Впрочем, он находит время вернуться домой этим же вечером — почти ночью — и просит их на время тоже покинуть деревню, проверить какой-то храм на границе с Камнем, откуда поступило тревожное сообщение о передвигающемся растении, в котором и Суйгетсу, и Дейдара признали некоего Зецу, члена Акацки. Их, собственно, и навязали ей с Саем в качестве сопровождения. — Ты, правда, думаешь, что она обратит на тебя внимание? — Ну кто бы сомневался, что Суйгетсу по пути решит выбесить Дейдару. Накику только вздыхает, когда они останавливаются на короткий привал возле оазиса и ищет поблизости источник, чтобы заполнить фляжку Суйгетсу. Почему она вообще это делает Кику даже не знает — с тех пор, как Хозуки у них поселился, это стало её дурной привычкой. — Отстань, а? — кажется, у Дейдары даже нет настроения собачиться. Он в печали, потому что Звёздочка в Конохе, а он торчит тут. — Твоя на тебя тоже не обращает, да. Сам сказал, что она влюблена в Учиху. — Она не моя, — забавляется Суйгетсу, мило улыбаясь Накику, когда она передаёт ему заполненную флягу. — Спасибо, Тосакин. — А чья? Почему тебе так интересно что с ней стало, ммм? — Она моя сокомандница, — объясняет мечник без меча. — И совершенно не приспособлена к жизни вне лабораторий Орочимару. — Как наш художник без крошки, да? — Дейдара бросает ехидный взгляд на Сая, который тот встречает поразительно равнодушно. — Или ты без Звёздочки, — без заминки отвечает он. — Да хватит уже! — внезапно вспыливает Накику. — Все разговоры об одном, какое-то помешательство. Война вообще никого не волнует? Хотя, у кого она спрашивает? Если эти и собираются сражаться на стороне Альянса, то только чтобы их потом оставили в покое. Ну, и чтобы собственные силы показать. Цель у них явно не в защите мира от шаринганистого урода из Акацки. С другой стороны, она сама туда ради чего попрётся? Тоже ведь не ради того, чтобы защищать всех подряд. Её волнует собственная семья, даже не деревня, её друзья и, пожалуй, всё. Если Суна будет уничтожена, она и на Косен без проблем переселится, главное, чтобы с теми, кто ей близок. Огород, конечно, будет жалко, как и поместье Гьёкодай, которое она считает домом, но это не главное. Так стоит ли ей осуждать их эгоистичные мотивы? — Ты слишком нервная, — говорит Сай, когда Дейдара и Суйгетсу, продолжая переругиваться, отходят освежиться к воде. Накику закатывает глаза — капитан Очевидность, это и без татуировки можно ощутить. — Что случилось? — Ничего, — врёт Накику, хоть и знает, что это бесполезно. — Что могло случиться? Мы в жопе, но это не что-то новое. Потому что она сильно сомневается, что эта миссия будет иметь какой-то успех. Алоэ, судя по всему, не только тут видели, и оно уже давно свалило в ебеня, а они таскаются туда-сюда, гоняясь за призраком. Прямо как седьмая команда за Учихой. В храме они беседуют со старшим священником, проверяют указанные им места, где три дня подряд видели Зецу и, в последний раз, позавчера. Естественно, ничего не находят и остаются на ночлег в предложенной комнате лишь потому, что уже слишком поздно куда-то выдвигаться. Накику пользуется возможностью приобрести амулеты. Берёт целую пачку, всё равно у Сая есть свободный свиток, куда можно их запечатать. А то Саори в последнее время как-то часто ей снится, и на фоне остальных переживаний хотя бы от неё нужно что-то повесить в доме. Стремота эта явно владеет какой-то секретной техникой, раз до сих пор пробирается в её кошмары. Сай пытается отвлечь её, оставляя на теле поцелуи, но Накику даже не хочется секса, хотя возбуждение она чувствует — он, кажется, перманентно в таком состоянии, и её это подстёгивает, заставляя закрутиться узел в животе, но сейчас почему-то это чувствуется неправильно. Она сама оплетает его руками и ногами, притискивая к себе. В соседней комнате слышится храп Дейдары, который сменяется на бульканье: кажется, Суйгетсу тоже не может заснуть в таком антураже. — Всё будет хорошо, — обещает Сай. — Если хочешь, я увезу тебя куда-нибудь. Плевать на остальных. — Не плевать, — возражает Накику. — И тебе тоже. Почему он такой хороший? Или ей это кажется, потому что он такой только с ней? Почему его так недооценивают, не видят, не хотят узнать получше? Почему он сам не может проще относиться к окружению, раскрыться, почему упорно цепляется за неё? Не сделает ли она хуже, если привяжет к себе ещё одним способом? Утром она тащит Сая к настоятелю храма, заявляя, что они пришли зарегистрировать их отношения. Она даёт ему их личные номера ниндзя, чтобы он мог внести их в реестр, запинается на дате рождения Сая, который, кажется, впал в ступор, когда она на него напялила заранее приготовленное кольцо, и на недовольное замечание священника по поводу его возраста ляпает, что беременна. Конечно, никаких заключений ирьёнина у неё нет, но и проверять же её не будут тут? Некому: медик среди храмовников есть, но он на таком не специализируется, и чакрой её не осмотрит. Давит Накику ещё и на то, что даймё Ветра сделал послабления в преддверии нового указа. В том числе на фоне Альянса упрощается принятие шиноби других стран, особенно, если они сироты. Конечно, официально всё должно быть заверено Каге, но Накику не сомневается, что увидев на своём столе запрос Тсунаде-сама с радостью его подпишет и забудет в ту же минуту. Про Гаару и говорить не стоит. — А свидетели? — сурово спрашивает священник. — А вон, — Кику кивает в сторону о чём-то опять спорящих Суйгетсу и Дейдары. Настоятель разглядывает их крайне скептически, но не возражает. Ему, в общем-то, тоже плевать на сумасбродные желания вздорной девицы. Не хуже, чем у их даймё. — Жених-то согласен? — с оттенком насмешки спрашивает мужчина. Накику оглядывается на Сая и просит минуту, утаскивая художника в сторону. — Лицо попроще сделай, или ты передумал? — Я… ты… — Сай выдаёт что-то нечленораздельное, и видок у него такой, какой был в тот первый раз, когда она его, можно сказать, изнасиловала. — Я люблю тебя. — Я тоже, — как будто она этого не знает, но это не ответ. — Если ты не хочешь… — Хочу, — жалобно перебивает Сай. — Но я не хочу, чтобы ты заставляла себя только потому, что Скорпион так сказал. — Я делаю это не потому, что он так сказал, Сай, — Накику обхватывает его красные щёки ладонями и заставляет смотреть на себя. — Ты был прав, когда сказал, что мы уже связаны. Но ты должен мне пообещать одну вещь. — Хорошо, я обещаю. — Так даже проще, слов своих назад он уже не сможет забрать. — Если я умру на войне… — Нет! — Если я умру на войне, ты должен двигаться вперёд. Ради меня. — Я уже потерял Шина, тебя я не потеряю. Больше не потеряю. Такого не случится. — Я тебя услышала, я не собираюсь умирать. И всё же, ты пообещал. Сай стискивает зубы и смотрит на неё тяжело и недовольно. Да уж, не так она себе представляла собственную свадьбу. — Ты можешь брать с меня какие угодно обещания и клятвы, единственные, которые я обязуюсь исполнить это те, которые дам сейчас. Разве в них не говорится, что я должен тебя защищать, любить и оставаться с тобой в любой ситуации? Да хер его знает, если честно, Накику без понятия что там говорится в свадебных клятвах. — Эй, мы выдвигаемся обратно или как? — орёт Суйгетсу, отвлекаясь от своего оппонента. — Нет, мы женимся! — заявляет Сай, и у Дейдары выпадает из пальцев его свистулька. Священник покорно ждёт, хотя Накику кажется, что он получает откровенное удовольствие от всей этой ситуации. По крайней мере, она разряжает атмосферу, и под знатно прифигевшим взглядом Хозуки они с Саем всё-таки зачитывают с выданных им бумажек слова согласия на это безумие. Но ей внезапно становится легче. Нервозность уходит, и Сай, чувствуя это, тоже расслабляется, выглядя счастливым. И внезапно Накику понимает, что этого она и хочет — чтобы он был счастлив. Собственные эгоистичные мотивы у неё отходят на второй план, она наслаждается блеском в чёрных глазах и простодушной улыбкой, которая возникает у него на лице, когда он понимает, что конкретно произошло. Напоминание священника, что свитки с актом бракосочетания ещё должны быть отправлены на подтверждение Каге он даже не слышит. — Так что, мы тут ешё на брачную ночь должны задержаться? — недовольно спрашивает Дейдара. Он ворчит и ворчит, но Накику видит, что даже гордится своей ролью её свидетеля. Естественно, он упёрся, что будет подписываться за крошку, а не за художника. Попутно посетовав на то, что эти уже расписались, а Звёздочка ему даже поцелуя не подарила. — Обед за ваш счёт, — тут же вставляет Суйгетсу. — И ужин тоже. — Мы и в палатке потрахаться можем, — закатывает глаза Накику, сжимая ладонь Сая. Тот молчит и просто глупо лыбится, глядя на золотой ободок кольца. — И будут вам бобы за наш счёт с сухими пайками. — Тосакин, не жадничай, у вас праздник! — Вот именно, мог бы и угостить. Подарков на свадьбу мы не получили. — А вы и не предупреждали, что у вас тут такое грандиозное событие, да! В итоге, день они проводят в онсене возле храма, и Кику успокаивается настолько, что даже ловит себя на том, что в этой странной и совершенно непонятно как собравшейся вместе компании ей уютно. Конечно, она хотела бы пригласить и Акеми, и брата с сестрой, и Сабаку… и Сасори… но что есть, то есть, и ей этого вполне достаточно. Она почти забывает о том, что происходит в их деревне, в мире. Они смеются, и даже Суйгетсу с Дейдарой в кои-то веки не пытаются друг друга поддеть и переплюнуть, а вместе стебутся над молодожёнами. Ей почти хочется растянуть удовольствие на неделю, но они решают выдвинуться на следующее утро, причём пораньше. Это, впрочем, совсем не мешает ей уже заполночь пристать к Саю, который всё ещё пребывает в какой-то эйфории. Он и на насмешки во время ужина никакого внимания не обращал, и поел-то всего ничего. И на её вполне привычные прикосновения реагирует как-то по-новому: краснеет, едва она спускается языком к его пирсингам на сосках и скользит ниже. Сжимает её рёбра коленями, тяжело дыша, словно она впервые ему отсасывает. — Ты чего? — хмурится Накику, чувствуя очередной яркий всплеск его чакры. — Разве в брачную ночь всё не должно быть… ну… по-другому? — Как? — хмыкает Накику. — По классике в миссионерской позе? — Я не знаю, наверное? Я читал, что чтобы консумировать брак… — Тебе голову нагрело? И где ты вообще это читал? В свитках четырёхсолетней давности? Сай молчит, но слегка расслабляется, когда она гладит его по коленке. Кажется, они чередуют их заёбы, надо уже что-то с этим делать. — Ты хотела замуж за Сасори. — Я много чего хотела, Сай, — вздыхает Накику. — Желания со временем меняются, знаешь ли. — Мои нет. — И твои меняются. Раньше всё, чего ты желал — это служить Данзо. Да, из-за печати и потому что по-другому не представлял свою жизнь, но тем не менее. — То есть, ты больше его не хочешь? — Хочу, — на это Сай просто кивает, но она чувствует его ласковые руки на своих плечах. — Но это другое. Я сейчас с тобой. И всегда буду с тобой, я же обещала. Верит он или нет — не понять, даже их связь не даёт ей чёткого ответа. Но Сай больше ничего не говорит, стонет, когда она прикусывает тонкую белую кожу на лобке и пошло всасывает головку его члена. Резко садится, расставляя ноги шире и хватает её за волосы, толкаясь бёдрами вверх. Что-то бормочет себе под нос о том, как представлял это два года назад, когда они столкнулись в Конохе и он назвался хорьком под маской Анбу. Но кончать ей в рот он не планирует: всё-таки подминает под себя и входит до упора, жадно целуя и шепча в губы, что сделает всё, чтобы она не пожалела о своём решении. Ей кажется, что говорит он даже не о росписи у священника, а об их татуировках, которые так беспокоят Ичи. Возможно, стоит показать их Рире и проверить. Возможно, стоит действительно подумать о всех побочных эффектах, связанных с ними, ведь они рискуют со временем потеряться друг в друге, как она терялась в Сасори до тех пор, пока не связалась с Саем. Возможно, это плохо для них обоих. Впрочем, что вообще хорошо в этом мире, который катится в бездну? Им только и остаётся, что жить сегодняшним днём, надеясь, что они смогут внести свой вклад для того, чтобы завтра для них наступило.

Часть 4.9. Ичи. Март — апрель, 17 лет после рождения Наруто.

Asper X, Гарри Топор — Пей, лечись, люби

+++

Баки-сан отправляет их с Акеми в Коноху — это было ещё с Гаарой оговорено, так что ничего нового. Но вот то, что с ними пойдут Чиё-сама и Рира его неприятно удивляет. Конечно, Баки-сан, Эбизо-сама и Скорпион остаются в Суне, и всё же в отсутствие одной из главных старейшин и Казекаге это, по мнению Ичи, не лучшая затея. Однако, Чиё-сама настояла, так что её решения, конечно, оспаривать он даже и не думает. Только по пути в Коноху предпочитает как меньше пересекаться со «старшей сестрой». Той до внуков не больше дела, чем раньше: она о чём-то хихикает со своей старой подружкой, которую и не помнит даже, но удивительно легко находит с ней общий язык. Впрочем, что удивляться: две ехидны, как есть, у них в принципе очень много общего. Акеми немного волнуется — она слышала от Гаары, что бабушка одобрила её нахождение в Суне, но всё равно беспокоится, что та в любой момент может передумать, особенно, если Акеми попадётся ей на глаза, а она точно попадётся, ведь Мэйко-сан знает, что внучка будет в Конохе. Не нанести ей хотя бы визит вежливости будет очень странно. — Я с ней поговорю, — обещает Ичи, прижимая к себе девушку и лениво перебирая её мягкие волосы пальцами. — Но сомневаюсь, что она вдруг передумает. Она же понимает, что тебе будет безопаснее в Суне, особенно, раз Гаара пообещал, что ни на какие миссии тебя не отправят, разве что с кем-то из нас. — Мне не нравится отсиживаться, — забавно морщит носик Акеми, водя рукой по его животу и посылая мурашки куда-то по длине позвоночника. — Чувствую себя бесполезной. — Это не так, — как она может быть бесполезной, когда Чиё-сама их с Накику так гоняет? Да и они же параллельно занимаются кладками, пытаясь накопить как можно больше полезных к войне. И это не говоря уже о попытках улучшить Кишо Хенка Тенсей, чтобы он был не настолько энергозатратный. — И ты такая не одна, мы тоже пытаемся подготовиться, как можем. — Но тебя отправляют на миссии, — дуется Акеми, хоть и подставляет свои красивые губы для краткого поцелуя. — Потому что без ирьёнинов никуда, ты-то должна знать, у тебя один в команде. — Такой же гиперответственный и безалаберный к своему здоровью! — восклицает Ако и начинает щекотать его подмышкой. Ичи не такой чувствительный, как она, но всё равно не удерживает смешка. — На себя посмотри, мурасаки. Они придуриваются ещё полчаса, а потом засыпают под скрипучий хохот Чиё-сама: им с Рирой тоже весело, что и не удивительно. Возможно, даже настойки из фляжки глотнуть успели. Просыпаясь, Ичи прокручивает в голове диалог с Канкуро, который имел место перед его последней миссией. Этот дурак решил сделать Акеми спонтанное предложение, от которого она, понятное дело, ускользнула. Почему-то кукловод решил, что у Ичи будет больше шансов её убедить, но Ичи только тяжело вздохнул, щёлкнул Куро по лбу и заявил, что их девушке нужно дать время и пространство. Совсем недавно у неё умер и воскрес дядя, на носу война, понятное дело, что про брак сейчас думать не время. Что они могут ей предложить? Скупую церемонию, на которую ещё нужно умудриться уговорить её бабушку и дядю? И это не считая Тсунаде-сама, которой тоже важно считать Акеми формально причастной к военным силам Конохи, а не Суны. Альянс альянсом, но пока что он держится именно потому что они объединяются против общих врагов. А что будет дальше… Если брать во внимание «великие» планы их собственного даймё, далеко этот союз не зайдёт. По крайней мере, пока в нём не будет конкретной для него выгоды. Уже в воротах они разделяются: Чиё-сама и Рира отправляются с официальным докладом к заместителю Хокаге, вроде бы Нара Шикаку, а Ичи и Акеми торопятся в поместье Икимоно. Они тут больше по личным причинам, так что и смысла торчать в кабинете Тсунаде-сама у них нет. Исаму-сан как всегда принимает их радушно, Яхико рыжим вихрем налетает на сестру и тут же начинает расспрашивать что да как с Широ. Удивительно, но даже этот мальчишка всё ещё не пережил свою детскую влюблённость. А, возможно, Ичи преувеличивает: Широ тут подружилась и с друзьями младшего Икимоно, так что интерес может быть вызван исключительно симпатией единомышленников и сверстников. В тринадцать-четырнадцать лет сам Ичи вообще о любовях не думал, да и Темари с Канкуро вроде бы тоже, про Гаару и говорить нечего. Это его старшая младшая сестра с семи лет вздыхала по Скорпиону, хоть и видела в нём изначально спасителя и то ли старшего брата, то ли дядю. Не отца уж точно. Возможно, Сасори ей стал лучшим братом на то время, чем сам Ичи. Он ей вообще всех заменил: родителей, друзей, сиблингов. Хотя, с Широ Кику возилась лет до одиннадцати точно, ещё и с Чиё-баа умудрялась по этому поводу ссориться. Сначала живая девочка, потом огород. С одной стороны нелепо, а с другой… Как их научили выражать любовь, так они это и делают. Ичи ведь точно такой же. И, в отличие от Канкуро и Акеми, ему почему-то очень сложно открывать рот для того, чтобы сказать важные слова, которые приятно слышать всем. Он говорит Акеми, что любит её, конечно говорит, но недостаточно часто, и, возможно, как-то скупо, но побороть себя не может. Не потому, что чувств недостаточно. Просто ему кажется, что говорить вслух об очевидном постоянно это как спугивать удачу. Хотя он вообще ни разу не суеверный. Но опять же Сай постоянно твердит его сестре, что любит её, а та то забудет его, то вообще помрёт. Как тут не проникнуться подозрениями? Кольцо, которое он купил словно бы десятилетие назад Ичи всё ещё везде носит с собой. Вроде бы можно просто подарить, без всякого контекста, но теперь уже тот всё равно будет, так что подходящий момент в очередной раз откладывается. Ичи проводит большим пальцем по кольцу Каруры-сан, когда берёт ладонь Акеми в свою и смотрит на красноватый камень. Бирюзовый красиво бы смотрелся в сочетании, но… Но потом. Ино встречает их на выходе из ворот поместья Икимоно, словно караулила уже час. Сдувает со лба светлую чёлку и крепко обнимает сначала свою подругу, а потом Ичи. — Я думала, ты ещё на прошлой неделе явишься, братец, — заявляет Яманака. — Я тут тухну, Хокаге-сама мало того, что советников с собой взяла, так ещё и трёх телохранителей утащила. Речь, конечно, о Генме, Райдо и Иваши. — А как же тренировки? — хмыкает Ичи. Он не верит, что пока в Суне всех гоняют эти прохлаждаются. Конечно, уровень шиноби Конохи в среднем куда выше, и всё же сложно представить, что в преддверии войны они сидят сложа руки. — Я только из больницы, — морщится Ино. — И даже не с дежурства. Лобастая в последнее время лютует, не рассчитала силы и сломала мне руку. Ладно хоть вправила сразу. — А что с Сакурой? — тут же спрашивает Акеми. — Бесится, что Учиха опять пропал. — Ээээ, — Акеми искренне недоумевает, на что Ино смеётся. — Да не в том смысле. Ты не слышала, что он попытался её убить? Ещё после Гокаге Кайден? Какаши-сан и Наруто вовремя его остановили… но Учиха успел собственную сокомандницу покалечить. — Карин, что ли? Ту, что в тюрьме сидит? — Её самую, да. Так вот, с тех пор Сакура мечтает ему череп проломить, а о нём, как назло, ничего не слышно. У вас же, кстати, её сокомандник тоже кукует, нет? — Кукует, — вздыхает Ичи. — Только не в тюрьме. — Дай угадаю, — Ино стучит пальцем по губам и тут же хихикает. — Он в поместье Гокьёдай теперь живёт? На выразительное молчание у неё вытягивается лицо, и девушка хохочет ещё громче. — Да ну? Что ещё я пропустила? Давайте, рассказывайте! Даже Изумо с Котетсу не в курсе последних сплетен! По дороге к больнице Ичи и Акеми вводят её в курс дела. Когда-то Яманака знала минимум информации, как и большинство шиноби Конохи, но с тех пор, как она начала работать с Накику и Ичи, конечно, всё поменялось. Да и её отец с самого начала был в курсе про Риру; сложно скрыть правду от тех, кто копается в разуме. Ино может казаться сколько угодно легкомысленной и глуповатой, но это совсем не так. Она сама работает на Отдел Разведки и Допросов, так что как никто другой умеет хранить те секреты, которые точно не должны стать достоянием общественности. Ичи её уважает куда больше, чем собственную бабку, хотя Рира, конечно, тоже не такая простая, какой пытается казаться. Печати Данзо на ней больше нет, но она не спешит делиться тайнами прошлого. У них был разговор с Сасори-сан и Гаарой — Ичи это точно знает, потому что слышал об этом от Усё, которого в кои-то веки попросили не присутствовать для протокола, — но что она им сказала, остаётся не меньшей загадкой. Казекаге и Скорпион не делились с остальными этой информацией. Сеанс длится, как и в прошлый раз, около двух часов. Акеми дожидается его в ординаторской вместе с Сакурой, которая действительно выглядит не в духе. Ичи очень старается не закрывать сознание от Ино, чтобы не доставлять ей дополнительных трудностей, но каждый раз, когда перед ними появляются картины оторванных конечностей и залитого кровью мрамора он неосознанно отшатывается, выпихивая её из своей головы. Контроль чакры у Ичи почти такой же превосходный, как у Харуно, так что ему не сложно это сделать. Другое дело, что ему это как раз-таки не помогает. Он не в той ситуации, где нужно закрыться от врага. Ино не враг, она пытается помочь. — Давай попробуем сосредоточиться на других воспоминаниях? — мягко предлагает Яманака, держась за виски. Ичи чувствует укол сочувствия: для неё это тоже не просто, она старается ради него, он это прекрасно понимает, хоть и не может ничего поделать с собственными рефлексами. — Корень твоей проблемы мне понятен, но пока это слишком чувствительная зона. Тсунаде-сама тоже… Она замолкает. Видимо, сказанула лишнего. Ичи может только догадываться откуда Ино может знать о проблемах Тсунаде-сама, но ответ приходит сам собой: Шизуне-семпай во время атаки Пейна умерла практически на руках Ино, и с тех пор они стали довольно близки. Вполне могла поделиться переживаниями о своей наставнице и почти что тётке. — Грязь. — Что? — Грязь и пыль, — Ичи глубоко вздыхает. — Это не имеет отношения к крови, к тому что случилось в Росоку. Но на корабле и в пустыне страны Ветра я везде чувствовал песок, грязь и прочее неприятное на своей коже. Я хочу пустить тебя в одно воспоминание… — Мы можем сделать паузу, — предлагает Ино, но Ичи качает головой. — Нет, давай сейчас. Это не только для меня важно. И с твоей помощью я могу вспомнить детали. Он и вспоминает. Пещеру, напуганных сестёр, даже то, как выглядела Широгику в свои неполные три года. Скорпиона, который, кажется, и не изменился почти с того времени. Сейчас вся разница в том, что у него появилась пара морщин, да седая прядь среди тёмно-рыжих волос. И вселенская усталость в серых глазах. Он вспоминает своё недоверие, и вместе с тем все откровения, которые вываливает на незнакомого мужчину. На нукенина — ведь ясно видит его перечёркнутый символ Песка. Он ужасно зол, но на кого — не знает. Не знает из-за кого они потеряли самых родных. Из-за монстров с красными глазами? Из-за того, кто за ними стоит? Из-за кого-то из их семьи, кто накликал беду? Кого они могли потревожить на далёком острове? Ответ вроде бы на поверхности. Ино выныривает из его разума в тот момент, когда Ичи зачарованно смотрит на круги, расходящиеся по поверхности подземного озера. — Ты всё ещё думаешь о том, что неправильно поступил с Акеми? — огорашивает его девушка. Ичи моргает и пытается понять как это связано. — Что? — Я про ваш первый раз. — Но мы не… — Это мелькает на подкорке твоего сознания, — вздыхает Ино. — Я думала, это связано с Косен, но… разве у вас не по согласию всё произошло? — По согласию, — по крайней мере, именно так заявляет Акеми. — Я не думаю об этом, — он хмурится, потому что действительно уже не думает о тех сожалениях, что были раньше. Да они уже и втроём переспать успели! Ичи соврёт, если скажет, что не боялся такой конфигурации, но в итоге ему понравилось. — Не думаешь вслух, ага, — хмыкает Ино. — Это не отменяет того факта, что тебе нужно расслабиться. — Я расслабляюсь, — закатывает глаза Ичи. — Не так, — Ино опять стучит пальцем по губам, кажется, это её любимый и привычный жест. — Выпусти своего внутреннего зверя! — Чего? — у Ичи против воли вырывается нелепый смешок. — Кого? — Жеребца, блять, — черёд Ино закатывать глаза. — Дикого и необъезженного мустанга. Иногда полезно выпускать тёмные стороны личности, знаешь ли. Если не веришь, спроси Лобастую. К тому же, Ако точно не будет против. Из своего приёмного кабинета Ино практически выпихивает его. Акеми он находит там, где она обещала его дождаться — в кабинете Сакуры. Харуно что-то строчит в толстом журнале, а Акеми играется — в кои-то веки не с гуре, а с небольшой марионеткой, которую ей, кажется, подарил Сасори. Как они там её обозвали? У Кику есть канкуровский птицекрокодил, а эта… овцегушка? Свинеслизнь? Змеебык? Что-то связанное с домашним скотом и земноводными, вроде бы. Ночуют они, понятное дело, в поместье Икимоно, в комнате Акеми. Потихоньку деревню отстраивают, и порушенное крыло основного дома уже тоже почти восстановили. Ичи видел, какой взгляд Акеми кинула на него; вспоминает и то, как пришёл к ней, когда узнал о смерти её отца. Это было же как раз в его кабинете, а теперь кабинет разрушен, и на его месте что-то абсолютно новое. Это одновременно и грустно, и вдохновляюще. На месте старого всегда вырастает что-то новое. Ичи, Накику и Широ потеряли родителей и дядю, но обрели новую семью. Со скрипом, Ичи признаёт и тот факт, что ещё есть Рира. Да, она больше не его бабушка. Да, это совершенно другая, чужая, незнакомая ему личность. Но она всё равно часть семьи. Как и Сабаку, как и Скорпион, как и Гокьёдай. Баки и Усё. Ему может это не нравиться, но это не отменяет факта. Икимоно уже тоже близки, но с ними он хочет породниться совсем в другом контексте. Менять постельное бельё он даже не думает. Ему, на самом деле, внезапно, становится всё равно чистое оно или грязное. Ну как, грязное — недостаточно чистое по его меркам. Он понимает и то, что целый день не доставал из сумки антисептик. Его руки тянутся к поясу, но он заставляет себя опустить их на талию Акеми, подтягивая девушку к себе и оставляя поцелуй на её шее. Удобно, что её волосы собраны той заколкой, которую ей когда-то подарил Сай. — Бабушка… — Завтра, — Ичи толкает Акеми и роняет её на постель. То ли слова Ино его подстёгивают, то ли что, но он реагирует на каждый малейший удивлённый вздох Акеми, чувствуя, как напрягаются мускулы во всём теле. Он хочет её. Хочет сейчас, хочет бескомпромиссно. Как тогда, когда услышал о том, что она решила встречаться с Канкуро, пока его не было в деревне. Такое чувство, что Ино всколыхнула самые неприятные моменты его памяти. Ревность, сожаление, обиду, всё, что там накопилось за долгие месяцы и даже годы. Он совершенно точно не хочет менять того, что у них уже есть, не ревнует её к Канкуро, и, тем не менее, стремится показать, что он впереди; у него просыпается желание быть главным. Он, в конце концов, старше, он ведёт и направляет их трио, он… похож на Скорпиона больше, чем ему казалось. Хотя совершенно не в курсе того когда, что и как тот делает с его сестрой в постели. Акеми он прижимает к матрасу, но практически тут же стаскивает на пол, переворачивая. Она ударяется коленями о твёрдую поверхность, но даже не пикает против, только издаёт полузадушенный «ох», податливо выпячивая задницу. Ичи ухмыляется и тут же по ней шлёпает. Ощутимо. И одним движением стягивает её шорты, вводя в неё три пальца. Она мокрая, но недостаточно: слишком резко и спонтанно всё происходит. Что ж, она тоже надавила на него, заявив о своих желаниях когда он терялся в чувстве вины. Сама залезла к нему в палатку, сама, сама… — Ичи, — повезло, что имя его короткое, иначе она бы раньше задохнулась, и так последнее «и» выходит с горловым стоном, который подстёгивает его к более решительным действиям. Входит он в неё, заменяя пальцы, без предупреждения. Ведёт ладонями по спине, по бокам, по бёдрам и, устраивая на ягодицах, разводит их в сторону а потом смачно по ним шлёпает. — Акеми, — тягуче произносит он прямо у неё над ухом, с удовольствием наблюдая за тем, как она вздрагивает и откидывает голову назад, как прогибается в пояснице. — Скажи чего ты хочешь. — Тебя! — Я и так в тебе, конкретнее, пожалуйста, иначе мне придётся остановиться. — Я… — у неё сбивается дыхание, а Ичи замирает, входя до упора. Он не трогает её клитор, не пытается вообще никак ласкать, ждёт, что она сама подскажет что ей нужно. Акеми тяжело дышит и молчит. То ли пытается играть, то ли просто не может сфокусироваться — ему всё равно, на самом деле. — Ты. — Я хочу, — медленно и тщательно выговаривая слоги начинает девушка, — тебя. Настоящего тебя. — С тобой я всегда настоящий. Просто всегда разный. Он вбивается в неё, плотно зажимая ей рот, когда Акеми становится совсем уж громкой. А когда звуки начинают пробиваться даже сквозь его неплотно сжатые пальцы, — в конце концов, он тоже не может всё контролировать, потому что ему слишком хорошо, — то просто отстраняется, дёргает её за волосы, чтобы она повернула голову и кончает прямо ей на губы, которые она даже не успела раскрыть. По ним водит членом, дрожа, а когда она высовывает язык, то размазывает по нему сперму и толкается в рот с довольным рыком. Он ловит направленный на него взгляд тёмно-янтарных глаз и щурит свои, специально опуская их на её припухшие губы. Ему хочется, чтобы в этот раз всё было грязно. Грязь тоже бывает разная ведь, не так ли? — Завтра я поговорю с Мэйко, сан, — обещает Ичи, падая на кровать. Он обтирается салфеткой, обтирает Акеми, но в душ не идёт, хоть и может. Вместо этого он притягивает её к себе, хотя пот не полностью стёрт с их влажных тел. — Мы решим все вопросы. — Конечно, решим, — Акеми оставляет длинный влажный поцелуй на его шее, и он чувствует кожей, как она довольно улыбается. — Я в тебе не сомневаюсь. Ему тоже хотелось бы не сомневаться в себе. И Ичи почти уверен, что скоро ему это удастся. Главное, чтобы он успел решить все проблемы до войны. Главное, чтобы его проблемы были самыми тяжёлыми, которые ему придётся решать.