Любовь имеет слишком много оттенков, чтобы понять её раз и навсегда

Мир вещественный, полный, яркий был для Игоря теперь словно неживая глянцевая фотография. До зубного скрежета родная, но заброшенная на антресоль, чтобы не отвлекала от серых будней, от никому не нужного настоящего. Гром до сих пор не мог поверить, что его встреча с соулмейтом не только окрасила все вокруг в какофонию цветов, но и превратила этот самый мир в Ад. На каком там круге держат лгунов и обманщиков по Данте? Разумовский оказался гребанным Чумным Доктором. Этот чуть застенчивый задрот с невероятной улыбкой сжигал людей и упивался чужими страданиями. Он создал свою теорию о "праве имеющем" и творил только ему одному понятную справедливость, прикрываясь высокими идеалами. Игорь до сих пор не мог принять, что кто-то в эту чушь поверил и даже устроил огненные погромы в честь своего предводителя. Тошно. Гром берет очередной шот и пьёт даже не поморщавшись. Одним глотком. Ему смертельно хочется напиться, исчезнуть, утонуть в алкоголе. Забыться в тягучем мареве бара. Выжечь из памяти чужое лицо. Не помнить, как Серёжа ему улыбнулся, стоило миру перестать быть сплетением серых материй.  Как протянул изящную ладонь и на выдохе сказал: привет, долгожданный друг. Как прижимал к себе в первом этюде обьятий, хрупко и боязно. Как смеялся над невозможностью Грома победить автомат с газировкой, а потом учил, как дружить с техникой. Как стоял на пороге не своей квартиры с букетиком ромашек в руках ( и не важно, что цветы были не с клумбы соседнего дома, а из дорого магазина, и только притворялись простотой). Разумовский просто был, существовал с Игорем на одной орбите города и дарил чувство дома. А потом все закончилось, также внезапно и подавляюще, как и началось. Гром был слишком хорошим сыщиком, чтобы не увидеть, не понять, просмотреть истину. Но майор все равно несёт Разумовскому его детские рисунки с почти гамлетовской обреченностью. Раскладывает их на интерактивном столе офиса Vmeste, прямо перед Серёжей и ждёт : то ли раскаяния, то ли чуда ошибки.  Игорь никогда не забудет, как родные глаза сменили цвет: ярость расплавленного золота внезапно  затопила все вокруг. Он помнит удар бутылкой, драку, больше похожую на схватку за выживание. Помнит свое нестерпимое желание сдаться и чувство противоречия от необходимости остановить убийцу наперекор инстинкту защитить свое. А потом пришёл Дима, остановил безумие, скрутил Чумного Доктора. Вернул мир в понятные рамки. Игорь не сомневался, что если бы Дубин не появился, Игорь бы позволил Грозе преступного Петербурга себя убить или сам сиганул бы из окна. Потому что он не мог ни остановить Чумного Доктора на свободе, ни быть с ним. Внутренние установки не позволяли: он не смог бы жить, отпустив преступника, как и не смог бы спать с Птицей в одной постели. Но связи родственных душ было плевать: она желала скрепить союз, соединить сознания и жить в мире.  Игоря корежило и ломало, как бетонные сваи при сносе старого здания. Он хотел снова прикоснуться к чужой груди, послушать врезавшийся в память стук сердца. Попросить у Разумовского пощады. Игорь не мог так жить, а освобождение только одно - смерть. Птица могла бы ему помочь, а потом возможно, только возможно, у Сергея появился бы шанс жить дальше свободно, если хватит сил пережить потерю. Там может и сбежит из психиатрической больницы, главное, что это уже будет не проблема Грома. Майор поднимает руку и заказывает ещё 3 шота какой-то крепкой мути и пьёт, уставившись в одну точку где-то за спиной бармена. Он знает, что скоро придётся уходить: больше ему не нальют, да и сил заказать такси скоро совсем не найдётся. А ещё он боится, что в пьяной обманчивой смелости напишет психиатру и попросит встречи с Разумовским. Разобьёт шаткую видимость обычной жизни, окончательно проиграет то ли смерти, то ли связи. Ни первое, ни второе ничего хорошего не обещает. Игорь выходит из машины и бессильно опускается на скамейку перед подъездом, старается не шуметь. Не хватало новых сплетен о нем от сообщества бдительных старушек. И так пресса окружает его удушливым коконом внимания с самого раскрытия дела.  Сил встать и пойти домой - нет. Но Игорь поднимается на одной силе воли и’ пошатываясь, бредет к лестнице, что кружится перед глазами, как тропа путешественника в детских мультиках. Он 4 раза почти падает, пока поднимается, в кармане противно звенят ключи, а голова не способна обработать и половины информации, которой сейчас с ним делится мир. Гром тяжело опирается на дверь и попадает в замочную скважину со второго раза. Маленькая победа в череде неудач.  Штукатурка знакомо попадает за шиворот, а ванна призывно мелькает в темноте. Может поспать прямо в ней? Но Грома хватает лишь донести свое тело до старого дивана и рухнуть в него горой уличной одежды. Сон приходит молниеносно, даря временное освобождение.