This Bitter End | Этот горький конец

Драко — настоящее время, сентябрь 2009 года — Готов к сегодняшнему дню? — спрашивает Тео, который стоит, засунув руки в белый лабораторный халат, и неотрывно изучает диаграмму человеческого тела. Драко продолжает нарезать белладонну, не желая смотреть на друга. Разумеется, с момента постановки официального диагноза между ними всё наладилось, но Тео по-прежнему относится к Драко так, будто тот в любой момент сломается под тяжестью прогноза. Тео не подозревает, что он сломался много лет назад. — Наверное, — голос звучит безразлично, и Драко думает, что лучше так, чем встревоженно. Он не видел Гермиону со дня консультации. Сдержал слово и на следующий день сходил в аптеку за месячным запасом зелий. Заполнил и отправил обратно совой её двадцатистраничную анкету, но у него не хватило духу сказать, что стало... хуже. Через неделю после их провальной встречи Драко полностью утратил способность трансгрессировать. Он знает, что должен был послать ей сову, но что, в самом деле, она могла сделать? Ему известно, что он — аномалия, поскольку его ядро разрушается слишком быстро. Но опять же, что она могла сделать? Поэтому он задвинул симптомы на второй план, принял зелья и отправил ей для изучения копии своих записей и теорий. Он также позвонил Тео, взял с него клятву хранить тайну и продолжил надираться с помощью марочного Огдена. — Она спросит, как твои симптомы, — заявление Тео звучит правдоподобно, пронзая воздух, и краем глаза Драко видит, как он подходит к его рабочему месту. В последнее время в его лаборатории было тихо. Тео привлёк Энтони к непосредственной работе с Роджером по изучению долговременного эффекта существующих схем применения зелий, пытаясь разработать более действенный процесс лечения пациентов. Драко понимает, что Тео сделал так специально, чтобы подготовиться к их совместной с Гермионой работе без посторонних. Тео помнит, как это бывает. Он не раз заставал их в разгар споров. К счастью, он никогда не становился свидетелем их разрешений. Драко уверен, что за время полугодового романа они с Гермионой нарушили как минимум дюжину рабочих правил. Его взгляд мимолётно устремляется на стол напротив, а затем он возвращается к нарезке. — Знаю, — кратко отвечает он. После месяца любезных писем, которые сводились к обмену информацией, а не к его болезни, Драко понимает, что скоро последует её пытливый натиск. Это в её характере, неотъемлемая часть её сущности. — Твою мать, Драко. — Он поднимает глаза и видит, как Тео щиплет себя за переносицу. — Почему ты всё так чертовски усложняешь? Он ухмыляется. Не то чтобы он собирался легкомысленно относиться к заболеванию, но он не может заставить себя сосредоточиться на том, к чему оно приведёт. Он слишком занят тем, что пытается напомнить себе, что работа с Гермионой будет совсем не такой, как раньше. Они не любовники. Не друзья. И даже не знакомые. Они — лишь отголосок того, чем когда-то были. Фрагмент утраченного времени. Они — два человека, которых объединяет только одно. Болезнь, которая вновь переплела их пути. Драко недоумевает, почему судьба продолжает напоминать ему о том, что он имел. Что было. Что он потерял. Вместо ответа на вопрос Тео он пожимает плечами. Он шинкует белладонну, сосредоточившись на том, как нож прорезает стебли. Над этим он всё ещё сохраняет контроль, несмотря на ослабевающую магию. Тео взмахивает палочкой, избавляясь от ингредиентов. — Ну ты и ублюдок, — рычит Драко, хлопнув ножом по столу. — Ты и Грейнджер — что ты собираешься делать? — повторяет он, невозмутимо убирая древко в карман. — О чём ты? Я ничего не могу сделать... — голос Драко напрягается под грузом признания, и оно правдиво: он ничего не может сделать, если речь идёт о них. — Если она спросит, как я, я расскажу, но я не собираюсь напрягать её тем, что она не в состоянии изменить, — выделяет он каждое слово, стараясь подчеркнуть безмерную серьёзность сказанного. — Лучшее, на что я могу рассчитывать и на что мы можем рассчитывать, — это сосредоточиться на поиске лекарства, Тео. Сапфировый взгляд сталкивается с серебристым, и каждый из них смотрит на другого с непоколебимой твёрдостью. Драко замечает, как Тео сжимает челюсти, но в конце концов сдаётся и по взмаху палочки возвращает белладонну на рабочее место. — Я не сдамся, Драко, и ты не должен, — резко отвечает Тео, прежде чем выйти из лаборатории.

***

Драко поднимает глаза, когда зелёное пламя его личного камина оживает. Тео взял на себя инициативу связать камин в их лаборатории с кабинетом Гермионы в больнице Святого Мунго и его квартирой после того, как Драко утратил способность трансгрессировать. Очередная вынужденная мера, которую пришлось принять после постановки диагноза. Первая из многих. В комнату выходит Гермиона, держа множество папок и книг. Он осторожно наблюдает, как она осматривает лабораторию, оценивая некогда знакомую обстановку. Она делает нерешительный шаг вперёд, пристраивая папки на бедро. Глазами обводит комнату, и Драко гадает, не сравнивает ли она её нынешнее состояние с тем, в каком оставила её пять лет назад. Он должен признать, что мало что изменилось. Над головой висят те же флуоресцентные лампы, а его стол по-прежнему расположен слева, напротив того, который раньше занимала она. Остальное пространство заполняют рабочие места и варочные зоны, а вдоль стен выстроились бесчисленные книжные стеллажи. От Драко не ускользает, как её взгляд останавливается на столе Энтони. На её столе. Ему интересно, помнит ли она всё. Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждый момент близости, разделённый здесь, в этих четырёх стенах. Работать в том же помещении, в котором он влюбился, было мучительно и адски тягостно. Как получилось, что в Отделе тайн он обрёл всё и потерял всё? Он никогда не мог от неё убежать, а теперь? Видеть её здесь — всё равно что смотреть в Омут памяти. Сколько раз она возвращалась так из архива с бесчисленными свитками пергамента с новыми материалами в руках? Но это не то же самое. Не воспоминание. Она не надела оксфорды или те самые туфли на каблуках и вместо того, чтобы смотреть на него с волнением, смотрит на него устало. Как будто пытается примирить прошлое и настоящее, но пока не может понять, как это сделать. — Грейнджер, — наконец произносит Драко, вытирая ладони о полотенце и направляясь помочь ей с папками. — Где Энтони? — спрашивает она, отдавая часть книг и папок в его протянутые руки. Он отмечает, что она старается не коснуться его кожи, и пытается не обращать на это внимания. — Он с Роджером, пытается с помощью арифмантики найти общий знаменатель между различными схемами приёма зелий ваших пациентов. — О, — она прикусывает губу, покачиваясь на пятках. — Тео подумал, что нам не помешает его место, — Драко выдерживает паузу, пока идёт к столу Энтони, чтобы положить на него книги, — у него... временами бывают проблемы с теорией. Гермиона несёт оставшиеся папки и кладёт их рядом с другими. Её белые кроссовки бесшумно скользят по кафельному полу — ещё одно отличие. Она одета настолько буднично, настолько не так, как раньше, и всё же Драко не может не думать, что ей идёт. — Есть местечко, где я могу их оставить? — Она жестом указывает на возвышающуюся перед ними башенку. — Я не хочу занимать его рабочее место, но и не хочу таскать их туда-сюда каждый день, пока я здесь. Не хотелось бы потерять какой-нибудь документ или... — В моём столе есть пустой ящик, можем убрать их туда, когда закончим. — Он не смотрит на неё, пока говорит. Вместо этого берёт одну из папок и открывает её, пробегая глазами по написанному. Гермионе незачем знать, что вчера он весь день потратил на то, чтобы освободить для неё этот ящик. — Спасибо, — вполголоса отвечает она, и Драко пытается взглянуть на неё поверх папки. Она проводит кончиком пальца по древесине, но вид у неё отрешённый, как будто она где-то в другом месте. Коса перекинута через плечо, и Драко переводит взгляд на рукава её оливкового джемпера, закатанные до локтей. На предплечье виднеются серебристые рубцы, и впервые Драко ощущает оптимизм, словно пропасть между ними не так велика, как ему поначалу казалось. Когда Гермиона только устроилась в Отдел тайн, она зачаровывала от него свои шрамы, но потом перестала. Каждый из них скрывал друг от друга шрамы. Но видеть их сейчас? Спустя столько времени? Это похоже на ощущение спокойствия в бурных водах. Драко не хочет привлекать к этому внимание и возвращается к теме разговора. — Что всё это такое, Грейнджер? — ему и правда любопытно. Здесь гораздо больше того, что он отправил ей на изучение месяц назад. Поворачиваясь к нему, она сдувает с лица выбившийся из косы локон. Всё так привычно и знакомо, что Драко не может не захихикать при виде этого жеста. Сколько раз она делала то же самое, склонившись над котлом? Мерлин, почему всё должно быть именно так? Почему обязательно возникают эти знакомые эпизоды, когда между ними всё легко и непринуждённо? Почему они должны заканчиваться, как только подкрадывается реальность? Она просачивается сквозь трещины, напоминая, что между ними всё не просто, а сложно. Они запутались сильнее, чем в дьявольских силках. Уголок её рта приподнимается, и она пожимает плечами, беря в руки папку. — Я сравнила твой перечень ингредиентов, которые не помогли замедлить процесс дегенерации в реплике твоего магического ядра, с составами зелий, что принимают наши пациенты, чтобы найти что-то общее. Он вскидывает бровь, откладывает документы и скрещивает руки, опираясь на край её стола. — И? Собираешься просветить меня или будешь просто стоять здесь вся из себя такая самодовольная? От шока и недоумения Гермиона приоткрывает рот, а с её губ срывается полный неверия смешок. Она возвращает папку в стопку и скрещивает руки, повторяя его позу. — Не обязательно быть таким засранцем, Малфой. Ухмылка Драко становится шире. Его охватывает точно такое же будоражащее чувство, как и несколько недель назад, когда они сидели друг напротив друга в её кабинете. Только на сей раз нет Тео, чтобы помешать. — А я всегда был засранцем, — мурлычет он. Она презрительно фыркает, закатывая глаза. — Рада знать, что это не изменилось. Он кладёт руку на сердце. — Ты меня ранишь, Грейнджер. Её глаза расширяются, в них вспыхивает негодование. — Для тебя это всё какая-то шутка? Драко упирается языком в щёку, пытаясь скрыть стремящуюся расползтись по лицу ухмылку. — Ты назвала меня засранцем. — Ты и есть засранец, — распаляется она, уперев руки в бёдра. — Но нет нужды напоминать мне об этом. На деле же именно ты покрасовалась интеллектом, как только вошла в мою лабораторию. — Это наша лаборатория. Наша. Слово повисает в воздухе, как истрепавшаяся нить, и они оба замирают. Драко наблюдает за тем, как щёки Гермионы окрашивает розовый оттенок, пока на них обоих наваливается тяжесть её оговорки. Наша. Он молчит. Не знает, что сказать, чтобы разрядить неловкую атмосферу. — Наша лаборатория... в которой мы будем проводить исследования... вместе, временно, разумеется, — наконец удаётся сказать ей срывающимся голосом. — Точно. Внезапно разволновавшись, Гермиона берёт из стопки папку. Она раскрывает её и протягивает Драко. — Здесь собраны самые последние данные по нашим пациентам. Целитель Уильямс отметил у каждого из них значительное повышение уровня кортизола, несмотря на различные стадии заболевания. Они всё время находятся в состоянии «бей или беги». Считаю небезосновательной теорию о том, что постоянный стресс может способствовать разрушению магического ядра, — она переворачивает следующую страницу, — и если нам удастся найти способ снизить этот уровень, это поможет нам выиграть время. — Вариация успокаивающего настоя должна сработать? — спрашивает Драко, забирая папку из её рук. Он пролистывает страницы, расхаживая по комнате. — Нам нужно что-то, что могло бы остаться в организме на длительное время. Действие должно быть более продолжительным, чтобы не выработалась толерантность. — Мы так и на ингредиентах сэкономим. Цены на рог единорога выросли в три раза. Она кривится, морща нос. — И это тоже. — Может, попробуем заменить его бóльшим количеством лунного камня? — предлагает Драко, проводя большим пальцем по губам в раздумьях. — Я думала об иглах дикобраза. Он смотрит на Гермиону поверх папки. — В большой дозировке они также вызывают эффект эйфории, что может повысить уровень кортизола — это контрпродуктивно. Он замечает, как опускаются её плечи. — Они дешевле, но ты прав. Драко кивает, не желая злорадствовать. Им практически удалось дружески побеседовать, и он пока не готов отпустить это. — Могу послать через Тео заявку на лунный камень. Моих запасов не хватит для того, что нам нужно. — Нам также понадобится связующее вещество, — рассуждает Гермиона, постукивая пальцем по подбородку. — Подумывал попробовать белладонну. Она может помочь контролировать частоту сердечных сокращений и расслаблять мышцы, — он бросает взгляд на нарезанное растение на своём рабочем месте. — О, Годрик! — голос Гермионы пронизан изумлением, и когда Драко поднимает на неё глаза, она смотрит на него с удивлением. Золотые искорки в её янтарных радужках сияют, пригвождая его к месту. Гермиона вся гудит от восторга, и Драко уверен, что чувствует в воздухе её искрящуюся магию, но именно от расплывающейся по её лицу улыбки у него захватывает дух, и под действием неукротимой силы его готовность встретиться с трудностями разлетается на кусочки. Она смотрит на него с удивлением и трепетом, и это напоминает ему о том, что было раньше. Было проще, когда она смотрела на него с усталостью и недовольством. Но это? Это напоминание, и Драко не думает, что ему удастся выкинуть из головы её образ. — Это может сработать! Как считаешь, Тео удастся достать лунный камень до завтра? — Гермиона прикусывает губу, пытаясь сдержать улыбку. Но её всё равно выдают морщинки в уголках глаз. И это сокрушает Драко. Ведь он мечтал лишь о том, чтобы она улыбалась — чтобы всегда смотрела на него так. Он подавляет боль, напоминая себе, что на самом деле вовсе не он делает её такой счастливой, а восторг от нового открытия. Напоминает себе об их реальности. Ещё одна трещина. Он тянется за чистым листком пергамента и накидывает список ингредиентов, которые Тео должен забрать в аптеке Министерства. Взмахом палочки он отправляет записку и не в силах скрыть, что при этом у него сводит судорогами руку. — Когда это началось? — в словах Гермионы более нет той теплоты, что была пару мгновений назад, и Драко оглядывается через плечо, встречаясь с ней взглядом. Она хмурит брови, пристально всматриваясь в него. Грейнджер анализирует его, и он чувствует, как её взор проходится по телу, словно вторая кожа. Драко откидывает голову назад, рассматривая потолок. — Судороги? — Да, судороги, — повторяет она, подходя к нему и беря его всё ещё дрожащую руку в свою. Она начинает массировать его запястье и большой палец, продвигаясь к кончикам остальных, разминая каждый сустав, и от прикосновения её кожи к его собственной по телу разливается тепло. Гермиона не смотрит ему в глаза, но Драко не может отвести взгляд от того, как она недовольно кривит губы. Она достаёт из заднего кармана палочку и постукивает ею по разным зажатым точкам на его ладони. Вибрации резонируют в его ядре — они нежные, успокаивающие, как будто она перебирает самую нижнюю струну арфы. — Что ещё успело поменяться? — спрашивает она, продолжая постукивать палочкой по его кисти. — Больше не могу трансгрессировать, — он говорит это так обыденно, что Гермиона не сразу понимает его признание. Она прекращает постукивание и медленно поднимает на него глаза. — Ты... ты что? — запинается она на полуслове. — Когда это случилось? — когда она спрашивает, в тоне её голоса чувствуется неверие. — Примерно через неделю после нашей встречи. — Это было месяц назад, — шипит она, выпуская его руку. Гермиона делает шаг назад, и написанная на её лице обида напоминает Драко о том, как она выглядела, когда уходила. Он не может этого вынести. — Что бы ты смогла сделать, Грейнджер? Что бы смогла изменить? Она отворачивает голову, глядя куда угодно, только не на него. — Я бы могла сделать хоть что-то, — настаивает она, скрещивая руки. — Мы не можем спасти всех, Грейнджер, — в его тоне слышится поражение. При этой фразе её глаза расширяются, а когда она поворачивается к нему лицом, то смотрит на него так, словно он призрак. Возможно, в каком-то смысле так и есть. Разве он раньше не говорил ей таких слов? — Я бы могла что-то изменить! Ты принимаешь зелья? Поддерживаешь физическую… — Грейнджер. — Мне нужно знать подобные вещи, Драко! Нужно знать, как ты себя чувствуешь, как меняются твои симптомы! — она вскидывает перед собой руки и трясёт ими, умоляя его. Её палочка уже давно валяется на полу. Она тяжело дышит и расстроена, и он не уверен, что именно произошло, что вызвало в ней такое раздражение. Гермиона моргает, и в её глазах он замечает непролитые слёзы. Нет, — думает он. Он не может довести её до слёз, только не снова. — Гермиона. — Нет, Драко. Для того, чтобы у нас... — она машет между ними рукой, а голос при этом срывается, — чтобы у нас получилось, ты должен быть честен, должен говорить со мной. В этом-то и проблема. Он никогда не был до конца честен, как и она. Но его часики тикают, и песок в них постепенно убывает. Драко прекрасно осознаёт, что время горделивой трусости давно прошло. Он вздыхает, засовывая руки в карманы. — Ты права. Прости меня, Грейнджер. Она морщится, и он видит, как она утирает слезинку, скатившуюся по щеке. — Что ещё изменилось или ухудшилось? — её голос звучит ровно, и Драко наблюдает за тем, как она пытается обуздать свои эмоции. Он прислоняется к рабочему месту. — Простые заклинания требуют больше усилий, появился мышечный тремор, но я стал лучше спать. Она кивает, в уме взвешивая его слова. — Приходится прилагать больше усилий для заклинаний по мере того, как проходит день, или ты постоянно напрягаешься? — Заметил разницу около полудня. — Тогда добавим в обед Бодроперцовое зелье. Не хочу пока вводить концентрированный Животворящий эликсир. Соглашаясь, Драко кивает и наблюдает за тем, как Гермиона смотрит на часы над камином. — Во сколько хочешь начать завтра? — интересуется она, поднимая с пола палочку и убирая её в карман. — В десять? Это даст Тео достаточно времени, чтобы принести наши ингредиенты для тестирования. — Хорошо. — Она направляется обратно к камину, останавливаясь, чтобы зачерпнуть пороха. — По дороге загляну в аптеку Роджера и заберу твои зелья. — Грейнджер? Она поворачивается — в глазах мелькает настороженность. Он гадает, стоит ли это делать — стоит ли вообще такое говорить. Захочет ли она вообще услышать подобное от него? Она наклоняет голову вбок, опасливо глядя на него. Во рту внезапно пересохло, и Драко сглатывает. — С днём рождения, Гермиона. Он следит за тем, как она осмысливает сказанное. Что-то вспыхивает в её глазах, но прежде чем он успевает понять, что именно, это что-то мгновенно исчезает. — Спа-спасибо, — запинается она, и уголок его рта приподнимается в грустной улыбке. Он кивает в ответ и отворачивается, чтобы не видеть, как она уходит.

***

Заключённый шесть лет назад брак Тео и Дафны наполнил роскошью и теплом грозное поместье, которое Драко помнил с юности. Стоя сейчас в гостиной отреставрированного дома, он до сих пор с трудом может примирить эти два момента. Как получилось, что раньше здесь обитали Тёмная магия и боль? Обсидиановые портьеры, когда-то закрывавшие окна, давно исчезли; вместо них теперь висит белый атлас, пропускающий солнечный свет, зачаровывающий комнаты. Стены больше не выкрашены в изумрудно-зелёный, а высветлены в серо-коричневый, сочетающийся с кварцевым полом. На стенах, мимо которых проходит Драко, не висят картины предков Тео, вместо них залы украшают произведения как магического, так и магловского искусства. Повсюду заметно влияние Дафны. Словно она исцелила тьму, пробравшуюся в жизнь Тео, заменив её своей яркостью — своей любовью. Драко рад за друзей, правда рад. Он следует за домовым эльфом Ноттов, Толли, позволяя ей вести себя в сторону столовой. Она поворачивается и улыбается ему, когда они доходят до двойных дубовых дверей. Щёлкнув пальцами, она открывает их для него. — Толли надеется, мистеру Драко понравится ужин с хозяином Тео и хозяйкой Дафной. — Она кланяется, едва касаясь носом каменного пола. — Толли просит мистера Драко передать Тинси и Пиппи привет, сэр. — Разумеется. Они тоже передают тебе привет, как и всегда. Спасибо, что проводила меня в столовую, Толли, — он одаривает её небольшой улыбкой прежде, чем она исчезает. — Смотрите, кто наконец решил появиться, — ухмыляется Дафна, ставя на маленький столик три бокала с вином, пока Драко подходит к ней. Он закатывает глаза, но понимает её укол. Уже несколько недель Дафна приглашала его на ужин, и каждый раз Драко находил способ отказаться. Он никак не мог встретиться с ней и рассказать о своём диагнозе. Драко знает, что она расстроится — даже больше, чем Тео, и он не готов стать причиной её боли. Однако потеря способности трансгрессировать заставила его действовать. Он осознаёт, что больше не может прятаться за тщательно продуманной ложью и оправданиями. — Работы было много, — пожимает плечами Драко, занимая своё место за столом. Он обводит взглядом комнату. — Где она? — Спит. Они с Толли почти весь день играли в саду. Она совершенно вымоталась, — отвечает Тео, заходя в столовую. Он похлопывает Драко по плечу, и от Малфоя не ускользает грусть в голубых глазах друга. — Ждёт ли она свой день рождения в следующем месяце? — спрашивает он, переключая внимание на что-то более лёгкое. Он любезно забирает у Дафны пино нуар, вежливо кивая в знак благодарности. Она смеётся, перекидывая светлые волосы через стройное плечо. Дафна и Тео с лёгкостью освоились с родительскими обязанностями; Драко считает, что им идёт. При каждом упоминании Офелии они сияют, и он понимает, почему. Непоседливая двухлетняя малышка — центр их мира и мира Драко. — С тех пор как мы рассказали ей о единорогах, она без умолку болтает о них, а вечеринка состоится только через две недели. Мне кажется, Толли может сойти с ума, если ей ещё раз придётся играть в «милую принцессу-единорога». — Не драматизируй, Даф, Толли любит внимание, — язвит Тео, отпивая из своего бокала вина. Она ослепительно улыбается мужу, прежде чем сесть рядом с ним. — Я всё ещё намерен купить ей метлу, просто чтобы ты знала, — ухмыляется в бокал Драко. Ему нравится осознавать, что с Офелией Дафна разрывает привычный цикл обучения чистокровных. Да, правила, манеры и ожидания остаются, но Офелия будет просто ребёнком. Роскошь, которой они трое были лишены. Кроме того, полёты — это то, что он по-прежнему сможет делать с крестницей и после того, как его магия исчезнет. Сможет. — Знаю. Тео уже сказал мне, что я не могу жаловаться на выбранный тобой подарок, — она бросает на мужа полный раздражения взгляд, и Тео хихикает, соглашаясь. Все трое погружаются в уютную тишину: запечённая утка, морковь и картофель наполняют тарелки, и друзья ужинают, перебрасываясь короткими репликами. Дафна сообщает Драко, что Астория обручилась с американским волшебником и после свадьбы весной переедет в Штаты. А Тео подозревает, что Энтони втайне пытается увести Роджера от жены. Драко слушает и кивает, борясь с нарастающими в груди обидой и тревогой. Его друзья и знакомые, кажется, живут дальше. Связывают себя священными узами, планируют увеличить семьи, в то время как Драко одинок и теряет магию. Окружение напоминает ему о его положении. Он любит своих друзей, семью и быть крёстным для Офелии, но эти отношения не меняют того чувства одиночества, которое закрадывается в его душу, когда он каждый вечер возвращается домой один. Он отгоняет эту мысль. — В следующий раз приду пораньше. Жаль, что я не увидел её сегодня. — Тебе стоит пойти с нами на матч «Паддлмира» против «Пушек» в следующие выходные. Мы возьмём Офелию, а Пэнси, по-моему, приведёт Долгопупса — предлагает Тео. — Да! Ты можешь встретиться с нами там, — воодушевлённо улыбается Дафна. — Таким образом, дядя Драко сможет рассказать ей всё о мётлах. Малфой поглядывает на Тео, который продолжает пялиться в бокал с вином, как будто в нём содержатся ответы на все его вопросы. — Драко? Тебе бы хотелось? — спрашивает Дафна, её голубые глаза мечутся между двумя мужчинами. Он сглатывает грозящие задушить его эмоции. Он должен рассказать ей. — Мне потребуется встретиться с вами здесь, чтобы вместе пойти на матч. Она хмурит брови, смотря на него. — Хорошо... Это можно устроить, — она бросает взгляд на Тео, который по-прежнему молчит, давая Драко возможность объяснить всё по-своему. — Всё в порядке, Драко? Он крутит ножку бокала между пальцами. Ему кажется, что он тонет — груз болезни утягивает его всё ниже. Он глубоко вдыхает и поднимает глаза, чтобы встретиться с её: — У меня диагностировали магическую дисплазию. Он наблюдает за тем, как Дафна осмысливает его заявление. Её рот приоткрывается в беззвучном «ох», и она поворачивается к Тео за подтверждением. — Я больше не могу трансгрессировать, — продолжает объяснять Драко. — Но это же случается только на поздних стадиях болезни, так? — она прищуривается, а её тон становится ледяным. — Как давно ты болеешь, Драко? Его рот сжимается в тонкую линию. — Около двух лет. Костяшки пальцев Дафны белеют на чашке с чаем. Когда она заговаривает, в её голосе звучит лютая ярость: — Когда тебе поставили диагноз? — В прошлом месяце, — отвечает Тео. Дафна переключает внимание на мужа. — Ты знал? Лицо Тео дёргается. — Я был с ним, когда его осматривала Грейнджер. — Ты... ты виделся с Гермионой? — в её голосе чувствуется шок, но в то же время в нём проскальзывает надежда. Она снова смотрит на Драко, широко раскрыв глаза. — Не слишком радуйся. Мы просто занимаемся исследованиями. — Просто занимаемся исследованиями, — повторяет она, приподнимая бровь, но вся игривость исчезает, когда она вспоминает, что речь идёт о его заболевании. — Почему ты не рассказал мне раньше? Обида. На её лице написано столько обиды. — Прости, Даф. — Сколько времени осталось до того, как магия исчезнет? Драко пожимает плечами, ведь, по правде говоря, он и сам не знает. Он не может точно объяснить, почему его недуг прогрессирует быстрее, чем у других, но знает, что не может рассказать им, по крайней мере, пока. Рассказать Грейнджер и так было непросто. — Моё магическое ядро держится на уровне шестидесяти процентов. Надеюсь, мы с Грейнджер сможем что-нибудь придумать. Мы добились кое-какого многообещающего прогресса. И они действительно добились. Белладонна в паре с лунным камнем даёт более продолжительный эффект, но им нужно найти что-то, чтобы нейтрализовать вызываемую цветком сонливость и при этом не дестабилизировать само зелье. Они словно пустились в странный танец, в котором делают два шага вперёд в исследованиях, но один — назад. — Как она? Давненько я её не видела, — осторожно спрашивает Дафна. Как Драко может описать её? Она такая же и в то же время другая. Более сдержанная, спокойная... Как будто их история всегда рядом — нависает над ними тенью, которую они не могут обогнать. Он подумывает о том, чтобы обмолвиться о случившемся в прошлом, и задаётся вопросом, выслушает ли она его сейчас? Они оба стали старше, мудрее, и ему хочется думать, что если бы она знала правду, то, возможно, всё было бы проще, а может, они даже смогли бы стать друзьями. — Всё ещё Грейнджер. По-прежнему полна решимости спасти мир. Он делает внушительный глоток вина, стараясь сгладить комок в горле и дрожь в голосе. Дафна не настаивает на расспросах. — А Пэнси знает? Твоя мать? — Через пару недель встречусь с ней и Долгопупсом за ужином, тогда и расскажу. Что касается матери — я пока жду. Она бросает взгляд на Тео и хмурится. — Офелия... — Я знаю. — Она не запомнит меня таким — больным, — говорит Драко, скорее заверяя себя, чем их. — Ты всё ещё её крёстный, приятель. Она всё равно будет любить тебя, — умоляюще смотрит на него Тео, подчёркивая искренность своих слов. Губы Драко изгибаются в грустной улыбке: — Надеюсь.