С неба до земли и обратно

      Теодор.       Монотонный день сменялся бессонной ночью, та, в свою очередь, перетекала в шумное, раздражающее утро и все больше походило на бесконечный цикл мучений. С отрывающимися листами календаря часы в спальне начинали тикать все громче и громче, неугомонно напоминая о приближении суда, подобно барабанной дроби перед казнью. В каждом ударе я ощущал неумолимое движение времени, и мне казалось, что оно само обратилось в моего заклятого врага.       Каждое утро встречало шумом и раздражением. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь шторы, не приносили облегчения, а лишь безжалостно подчеркивали следы бессонницы, издевательски указывая на мою неспособность найти покой. Тяжесть на груди становилась все невыносимее, и иногда казалось, что я просто не могу сделать следующий вдох, словно воздух вокруг меня превратился в вязкую патоку.       Я задавал себе один и тот же вопрос снова и снова. Мог ли я предотвратить превращение моей жизни в один сплошной ночной кошмар? В отчаянных попытках найти ответ я перебирал в памяти моменты своей жизни. Были ли там ошибки, которые могли направить меня на другой путь? Были ли решения, которые я принял неправильно? В голове крутились образы прошлого, нашёптывая о том, что могло бы быть. Но ответы ускользали, как песок сквозь пальцы.       Чистокровный…       Единственный наследник.       И что с того?       Было бы куда легче, родись я в любой другой семье волшебников, чья фамилия не мелькала в каждой статье о Пожирателях и чертовом Лорде.       Нотт — не фамилия, а клеймо, выжженное на судьбе, что тянет за собой груз ожиданий и предвзятости, подобно тяжелым кандалам на ногах каторжника. Признаюсь, я всерьез задумывался над тем, что быть отпрыском маглов не самая уж худшая участь. Жить обычной жизнью, где магия — лишь сказка для детей, где ты не наследник древнего рода и не связан узами крови с тем, кто сеял страх и разрушение, гораздо проще и понятнее. Всегда можно начать все сначала, написать свою собственную историю. Во всяком случае, я так думаю, ведь будь я сыном какого-нибудь дантиста, мне бы вряд ли пришлось давать против него показания в суде.       Пф! Ха-ха, сын дантиста! И почему я вспомнил именно эту магловскую профессию?       — Поднимай свой зад, Нотт, пора идти на тренировку! — прокричал Забини, и я нехотя встал с дивана.       Казалось, я нахожусь на грани. В душе бушевал шторм, и я стоял на краю бездонной пропасти, откуда не было возврата. Находясь в шаге от того, чтобы самостоятельно сделать себя сиротой, я потерял ко всему интерес. Квиддич больше не казался смыслом жизни; игра, которой я посвятил все свои силы и амбиции, теперь была лишь тенью прежних увлечений. Когда-то я жил ради мгновений полёта на метле, ради адреналина и крика трибун. Теперь это всё казалось бессмысленным.       Вечеринки стали унылыми и однообразными, алкоголь горчил на языке и не приносил облегчения. Жизнь стала черно-белым фильмом, а сам я будто бы утратил способность испытывать что-либо, кроме злости и тревоги.       Да, я злился. О, мать вашу, как я злился, когда выпавший снег начинал мерцать, буквально выходил из себя, стоило алым губам изогнуться в улыбке, был вне себя, когда вдруг осознал, что карие глаза заучки вовсе не карие, а болотные с шоколадными крапинками на радужке. Все это было до одурения не вовремя, но слишком ощутимо для того, чтобы продолжать игнорировать.       Вечер на Астрономической башне до сих пор стоял перед глазами: ее тихое дрожащее дыхание, влажные ладошки на моих плечах, такое очевидное, но будоражащее признание.       «Так себе из меня друг».       Пф! Будто из меня лучше.       Она не понимала. И я злился на нее. Злился, не зная, почему самая умная волшебница моего поколения буквально в каждом своем жесте умоляет меня погубить ее.       А я ведь погублю. Не от злости, а от незнания, как строить что-то настолько хрупкое, как чувства, правильно.       — Ну, идешь?       — У меня встреча с адвокатом, отлетаю завтра в двойном размере.       — А ты не мог сказать раньше? Мы бы выбрали другое время!       — Извини, забыл.       Гермиона.       Дни проходили один за другим. С нашей последней встречи с Теодором прошла неделя, и я все чаще ловила себя на мысли, что тоскую по нему. Да, мы виделись на совместных занятиях и в Большом зале, но эти мимолетные встречи были подобны каплям воды для жаждущего в пустыне. Безумно хотелось вновь оказаться рядом, прижаться к его груди и вдыхать его аромат, который, казалось, заполнял всю пустоту внутри меня. В голове беспрестанно звучала напеваемая им мелодия, и как бы я не старалась заглушить ее, с каждым днем она звучала все громче.       Я злилась. На себя, на него за то, что каждый раз, когда он был рядом, я содрогалась под его пленяющим взглядом.       Однако, я совсем не жалею, что променяла встречу с ним на вылазку в Лондон, ведь мир не должен вертеться только вокруг него, верно?       — Гермиона, как думаешь, к этому пальто подойдет красный или коралловый шарф? — спросила меня Джинни, кружась перед зеркалом.       — Они оба отлично смотрятся! — я скромно улыбнулась и мельком глянула на Рона, издавшего кокающий звук, похожий на недовольное фырканье гиппогрифа.       — В том-то и дело, что они оба сюда подходят, и я никак не могу решить…       — Ты можешь быстрее? Гарри и Джоу будут ждать нас в Хогсмиде в половине десятого, — перебил ее брат. — Уже четыре минуты десятого, а мы так и не вышли.       — О-о-о, — раздраженно протянула Джинни. — И почему ты не пошел в Хогсмид с ними?       — Чтобы проконтролировать, что ты не притащишь своего остолопа.       — Это был риторический вопрос, — повертев в руках шарфы, Джинни отложила коралловый в сторону, а красный накинула на плечи. — И он не остолоп!       — Вам не надоело, а? — спросила я, прислонившись спиной к двери.       — А?       — Ты о чем? — спросила Джинни, перекинувшись вопросительными взглядами с Роном.       — Да так, — подумав о том, что сейчас не лучшее время для подобного разговора, я решила не развивать тему их взаимоотношений. — Неважно.       — Ты странная, — неуверенно произнес Рон, и уголки его губ ненавязчиво дрогнули. — Наверняка все из-за влияния слизеринцев.       Поначалу я хотела возмутиться, но заметив, как друг сдерживает улыбку, сама расплылась в ней, ответив следующее:       — Или ты считаешь меня достаточно разумной для того, чтобы самостоятельно выбирать себе компанию.       — Уж точно поразумней некоторых, — Рональд метнул укоризненный взгляд на Джинни.       — Значит, я неразумная, потому что встречаюсь с Забини, а Гермиона разумная, потому что… потому… — Джинни ненадолго перевала на меня внимание и, прочитав в моих глазах мольбу не говорить то, о чем она собиралась сказать, со вздохом произнесла: — Потому что дружит с Ноттом?       — Хорошо, что ты сама это понимаешь, сестрёнка.       Вот тут надо сделать паузу в повествовании. Признаться честно, я была удивлена тому, что ни Гарри, ни Рон так и не прочитали мне лекцию о том, что помощь слизеринцам совсем не то, о чем я должна сейчас думать. Уж не знаю, что Джинни им наговорила, но я была ей крайне признательна за то, что мне не приходится убеждать друзей в том, что у меня все под контролем и я знаю, что делаю. Другое дело, что саму себя в этом убедить невозможно.       — И чем это Нотт лучше Блейза?       — Как минимум, он думает не только о гулянках, но и об учебе.       — Об учебе? — истерически усмехнулась Джинни. — А тебя самого давно интересовала успеваемость?       — А ты не смотри на меня, — строго произнес Рон. — Пара «троллей» не запятнают мою репутацию.       — О, так значит, ты у нас особенный!       — Нет, но в отличие от твоего дружка, я не поддерживал Сама-знаешь-кого!       — Он не поддерживал его! Волан де Морта поддерживала его мать! — лицо Джинни покраснело от злости.       — А, ну конечно, это в корне все меняет, — Рон направился к выходу из комнаты.       — Да! Это многое меняет, — Джинни направилась за ним следом. — Ты его совсем не знаешь, Рональд. Даже не пытался узнать!       — Ты бы еще предложила мне узнать поближе дементора.       — Неужели тебе так трудно дать ему шанс?       — Джинни, может, не сейчас? — спросила я, догнав подругу и взяв ее под руку.       — Неужели тебе сложно найти кого-то нормального?       — Он нормальный! И в отличие от тебя, хотя бы пытается начать жизнь сначала!       Рон и Джинни продолжали бросаться колкостями большую часть дороги до «Трех Метел». В какой-то момент Рональд накалился настолько, что схватил сестру за рукав и со всей дури кинул в сугроб, прокричав, что–то вроде: «Кажется, тебе пора остудиться, Джи». Тогда я подумала, что вылазка в Лондон отменяется из-за грядущего грандиозного скандала, но, как не странно, своеобразный метод по успокоению Джинни сработал. Отряхнувшись от снега, она слепила небольшой снежок и метнула его прямо в затылок брата. Оба замерли на секунду, пыхтя от злости, а потом поняли, что ведут себя как дети, и рассмеялись.       Гарри и Джоу встретили нас недалеко от «Сладкого королевства». Увидев друга, чьи щеки были пунцового цвета, я невольно задалась вопросом: был ли этот румянец результатом бушующего ветра или же он был смущен?       Мне кажется, мои щеки точно побагровели бы, если бы мне вдруг пришлось идти вместе с друзьями и Тео.       И снова Нотт…       Нотт, Нотт, Нотт.       У тебя пластику заело, Гермиона?       Нотт, Нотт, Нотт.       Отпусти. Мой мир не вертится вокруг тебя!       И все же мне так мало тебя…       Было бы это возможно, я бы вскрыла черепную коробку, а затем по очереди вытянула из головы все нити воспоминаний о Теодоре.       Все, что угодно, лишь бы прекратить думать о нем.       — Джоу! — выкрикнула Джинни, вернув меня в реальность. — Рада тебя видеть!       К слову, на контрасте с Гарри Джоу выглядела абсолютно спокойной. Её довольная улыбка образовывала милые ямочки на щеках, а глаза буквально светились счастьем. Она словно сияла изнутри, как маленькое солнышко. Казалось, что ничто в этом мире не могло нарушить её внутреннюю гармонию. Меня поразило, как два таких разных человека могли быть настолько близки друг к другу.       — Я тоже рада вас всех видеть, — немного смущенно ответила Джоу.       — Ну , все готовы? Надо поторопиться, а то я уже околел, — сказал Гарри, взяв Чанг под руку.       — Мы бы пришли быстрее, если бы мне не пришлось отряхаться от снега, да, Рональд? — Джинни приподняла бровь и перевела взгляд на брата.       — Мы бы пришли быстрее, если бы ты не потратила полчаса на выбор шарфа.       — Мы бы пришли быстрее, если бы… — хотела продолжить Джинни, но я дернула ее за рукав.       — Пойдемте уже.       — Да, пойдемте скорее, — поддержал меня Гарри.       Чтобы добраться из Хогсмида до Лондона, нужно было потратить шесть часов в поезде. Мы же решили сэкономить время и использовали секретный камин на окраине деревушки. Он находился в старой башмачной Хогсмида и несмотря на запрет Министерства, бьющегося за безопасность школы для ее студентов, продолжал тайно перемещать юных волшебников и потихоньку набивать карманы своего владельца.       Теодор.       — Слушание состоится через две недели, — произнес прокурор, его голос звучал монотонно, словно скрип несмазанной двери. — Министерству необходимо ваше письменное согласие на использование Веритасерума во время дачи показаний, а также показа воспоминаний, — проговорил толстяк, выудив из стопки несколько листов и положив их передо мной.       Я почувствовал, как холодок пробежал по спине, но сумел сохранить внешнее спокойствие.       — Я бы хотел утвердить ряд задаваемых вопросов, — твердо произнес я, несмотря на внутреннее волнение. Мужчина скептично изогнул бровь, но я продолжил и не давал ему шанса перебить. — Мои друзья и их семьи не должны упоминаться во время слушания. Кроме того, я требую письменного подтверждения от Министерства, что показанные мною воспоминания будут использоваться только против моего отца независимо от того, что они могут содержать.       Прокурор прокашлялся, ослабил галстук, а затем, сложив пальцы домиком, высокомерно произнес:       — Мистер Нотт, мне кажется, вы забываетесь. Единственное, что мы можем вам гарантировать, это то, что ваши показания никак не скажутся на вас, — он сделал ударение на последнем слове. — Вне зависимости от того, что они будут содержать.       Я почувствовал, как внутри поднимается волна гнева, но сдержал ее, позволив лишь усмешке скользнуть по губам.       — О, тогда забудьте о нашей сделке, — встав, я накинул лямку сумки на плечо и направился к выходу, чувствуя на себе острый взгляд. — Мой отец нанял самого лучшего адвоката, которого смог найти, — сказал, не поворачиваясь лицом, — поэтому на вашем месте я бы цеплялся за каждую возможность, чтобы поскорее передать его дементорам.       — Это угроза? — с призрением спросил мужчина, но я все же смог различить в его в голосе ноту страха.       — Совет, — я сделал шаг. — Ведь я знаю отца лучше, чем кто-либо другой, — еще один шаг, и воздух, казалось, сгустился. — Знаю о его слабости к мести и о способности заставлять людей исчезать, находясь даже в самой охраняемой тюрьме.       Повисла тяжелая пауза. Я чувствовал, как напряжение в комнате достигло своего пика. Медленно повернувшись, я встретился взглядом с прокурором, чьи глаза теперь выражали смесь злости и интереса.       — Мистер Нотт, — наконец произнес он. — Возможно, мы сможем… уладить этот вопрос.       Я позволил себе легкую улыбку, но глаза мои оставались холодными.       — Я слушаю.       — Мы можем составить документ, гарантирующий конфиденциальность информации о ваших друзьях и их семьях, — начал он, и его тон стал заметно мягче. — Что касается использования ваших воспоминаний…       — Они будут использованы исключительно в деле против моего отца, — я закончил за него, мой голос не оставлял места для возражений.       Прокурор медленно кивнул и сжал челюсть так сильно, что капли пота выступили на его лбу.       — Мы… можем это устроить.       — Отлично, — сказал я, садясь обратно. — Тогда давайте обсудим детали. У нас много работы.       Когда через час я вышел из кабинета, сжимая в руках документ, гарантирующий все, чего я требовал, победа ощущалась горечью на языке, а осознание реальности давило с новой силой.       Я понимал, что ставлю на кон все: свое имя, будущее, пусть и не самую благородную, но прежде всего семью. Однако, было и то, что беспокоило меня куда больше. Пускай я не считал себя трусом, вовсе нет, но страх перед гневом отца сжимал сердце так же сильно, как я сжимал в руке письмо с требованием явиться к нему. Прокурор вручил мне его напоследок.       Салазар.       Нахождение папаши в Азкабане давало призрачное чувство безопасности, которое едва ли могло успокоить.       Воспоминания о его жестокости всплывали в голове. Чаще всего мне почему-то вспоминалось то, как он часами пытал передо мной волшебника, что усомнился в правдивости его рассказа о нападении на магловскую деревню. Сейчас же я просто не мог не задаваться вопросом: насколько сильным будет его желание отомстить, когда он поймет, насколько я серьезен в своем намерении избавиться от него?       Черт.       Vita sene libertate nihil.       Назад пути не было, ведь пока отец был жив, пусть и за решёткой, я не мог до конца расслабиться. Даже идя по почти безлюдном улицам, постоянно оглядывался через плечо, ощущая, как его тень буквально нависает надо мной, напоминая — цена свободы может быть непомерно высокой.       А может, все-таки трус?       Скорее всего. Ведь помимо гнева отца меня пугало и одиночество, чей призрак уже маячил на горизонте моего будущего. Страх перед ним пронизывал до костей, сжимая горло невидимым кулаком, удавкой, сплетенной из моих собственных решений.       Я уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что отец — не ангел. Его деяния были далеко небезупречными. Но, несмотря на все, он по-прежнему оставался моим отцом. И мысль о том, что я окончательно отрекаюсь от него, вызывала в душе горькую тоску.       Пошатавшись несколько десятков минут по улицам, я решил отвлечься. А что отвлекает не хуже секса? Конечно, алкоголь — древний утешитель всех скорбящих душ. Накинув капюшон на голову, словно пытаясь спрятаться от всего мира, я засунул руки в карманы и медленно поплелся к бару «Перекресток магов», известному своими коктейлями на основе редких магических ингредиентов.       Честно говоря, я мало что помню из того дня. Помню, как плюхнулся на барный стул, задев какую-то разукрашенную девицу локтем, отчего та противно взвизгнула, а затем, не поднимая глаз на бармена, заказал «Заклинание смелости». Мне было все равно, что на самом деле было в этом напитке, главное — чтобы он помог забыться хотя бы на некоторое время. По мере того, как я допивал свой коктейль, паника и страх начинали отступать, уступая место приятному теплу и спокойствию. Я расслабился, прислушиваясь к приглушенным голосам посетителей бара, к звучанию музыки и приятному треску поленьев в камине.       — Сынок, — кто-то хлопнул меня по плечу. — Разве тебе есть двадцать один?       Я повернул голову, встретившись глазами с темнокожим, седым мужчиной лет сорока пяти.       — Какие-то проблемы? — я изогнул бровь, а затем показательно отпил из стакана.       — У меня нет, — незнакомец щелкнул пальцами, и бармен поставил перед ним два бокала огневиски. — А вот у тебя, похоже, есть, — тыльной стороной кисти он пододвинул один бокал ко мне.       — Серьезно? Чего тебе надо, мужик? Если ты беспокоишься о том, что я буду доставлять проблемы, то заверю тебя, я просто хочу спокойно посидеть и напиться.       — Юнцы! — ухмыльнулся тот, сделав глоток.       — Чего?       — Юнцы, — повторил тот. — Всегда наивно полагают, что, залив в себя несколько литров высокоградусного дерьма, решат свои проблемы.       Я нахмурился, глядя на незнакомца со смесью раздражения и любопытства, ведь меня просто выводило из себя, когда кто-то пытался поучать меня. Сев полубоком, я взял предложенный бокал огневиски, но не спешил его пить.       — А тебе не все равно? — огрызнулся я. — Может, я просто хочу расслабиться. Кто ты такой, чтобы меня судить?       Мужчина спокойно улыбнулся, не обращая внимания на мой тон.       — Никто не судит тебя, сынок. Просто вижу знакомую картину. Сам когда-то был таким же молодым, злым на весь мир, думающим, что на дне стакана найду утешение.       — И что, нашли?       — Нет, — мужчина покачал головой. — Но нашёл кое-что получше. Понимание, что проблемы нужно решать, а не заливать.       — Легко сказать, — пробормотал я, отпивая из бокала.       — А кто сказал, что будет легко? — мужчина пожал плечами. — Жизнь — штука сложная. Но знаешь, что? Она того стоит, когда начинаешь жить по-настоящему.       — Да? А если, начав жить по-настоящему и поступая так, как считаешь нужным, ты становишься виновным в смерти отца?       Мужчина прокашлялся, а затем задумчиво опустил глаза вниз.       — Черт, похоже, у тебя и правда достаточно проблем, — с усмешкой пробубнил незнакомец.       — А я тебе о чем? — я усмехнулся, вновь сделав глоток.       — Твой отец заслуживает смерти? — в мгновение став серьезным, спросил тот.       — Да, наверное… Но…       — Но ты считаешь, что не имеешь права распоряжаться его судьбой вот так?       — Я не хочу быть таким, как он.       — А сделав это, ты станешь на него похожим? Он бы поступил также?       — Типа того. Знаешь, отчасти я понимаю, что поступаю так, как должен, но в то же время уверен, что делаю что-то пиздец какое неправильное.       — О чем потом будешь сожалеть, и за что тебя будут осуждать даже самые близкие?       — Именно! Вот ты когда-нибудь чувствовал, будто застрял в колее? Делаешь то, что от тебя ожидают, а не то, чего действительно хочешь.       — О да, знакомое чувство, — незнакомец отпил из бокала. — Но знаешь, я недавно понял одну важную вещь. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на раздумья и соответствие чужим ожиданиям. Нужно делать то, что хочется здесь и сейчас.       — А как быть с обязательствами и тем, что «правильно»?       — А кто решает, что правильно? Общество? Семья? Может, пора самому решать, что для тебя правильно?       — Знаешь, в этом что-то есть. Но страшно менять всё разом. Это словно идти по канату с завязанными глазами, а затем вдруг прыгнуть, надеясь, что снизу земля, а не пропасть.       — Никто и не говорит, что нужно менять всё сразу. Начни с малого. Сделай что-нибудь только для себя, то, что не дает покоя. Что-нибудь из рода вон выходящее.       — Например, напиться в баре и поговорить по душам с незнакомцем? — улыбаясь, спросил я.       — Вот видишь, ты уже на верном пути!       В тот момент я прокручивал тысячу мыслей в голове, разбираясь в том, чего мне действительно хочется. А затем замер, засмотревшись на бокал с огневиски, цвет которого был идентичен цвету глаз Грейнджер.       Я понял.       Понял, что единственное, чего мне сейчас хочется, это вновь оказаться с заучкой в ее комнате, наплевав на все свои «не вовремя».       — За то, чтобы жить моментом и не бояться быть собой! — Я поднял бокал, чувствуя, как быстро забилось сердце в груди.       — За смелость следовать своим желаниям!       — Знаешь, а ведь ты прав. Пора перестать ждать подходящего момента и начать жить прямо сейчас.       — Именно так, друг. Каждый день — это возможность. Помни, жизнь — это не репетиция. Играй главную роль в своей истории.       — Точно, — кивнув, я сделал последний глоток, а затем, вышел из-за барной стойки, направился к выходу из бара, на ходу выкрикнув: — Пожалуй, начну сегодня.       Гермиона.       Лондон встретил нас пронизывающим ветром и леденящим холодом. Следуя совету владельца башмачной, мы трансгрессировали в заброшенную лавку зелий, притаившуюся в трех милях от главной улицы Лондона. А когда наконец добрались до торгового центра, все вздохнули с облегчением.       — Предлагаю сначала заглянуть в кофейню и согреться, — произнесла Джинни, все еще дрожа от холода. — А то я так продрогла, что готова мерить платья только поверх пальто.       — Согласна, — поддержала ее идею Джоу, приложив ладони к красным щекам.       — Ага, давайте сначала час в кофейне, потом час в туалете, а затем полдня в примерочной! — заворчал Рон. — Такими темпами мы вернемся в школу только к утру.       — Почему ты постоянно всем недоволен? — Джинни метнула в брата огненный взгляд. Рон недовольно сложил руки на груди, возводя невидимую баррикаду между собой и сестрой.       — Предлагаю просто разделиться, — вступил Гарри. — Вам не придется ждать нас, а нам — вас.       — Думаю, это мудрое решение, — поддержала его я.       — Джоу? — Гарри вопросительно посмотрел на Чанг. — Ты не против?       — Мне кажется, это отличный вариант, — улыбаясь, ответила та.       — Ну вот и договорились, — Джинни взяла меня под руку. — Встретимся у выхода в пять часов.       — Что ты собираешься тут делать целых четыре часа? — спросил Рональд, его брови взлетели вверх.       — О, я собираюсь примерить каждое платье в этом огро-о-омном магазине, Рональд!       — Ладно, все. Договорились. Встречаемся на этом месте в пять, — Гарри поцеловал Джоу в щеку, а затем залился краской, словно спелая вишня, будто этот жест вырвался у него случайно или он только сейчас осознал, что делает это при нас.       Поднявшись на верхний этаж торгового центра, мы очутились в уютной кофейне, где густой аромат свежезаваренного кофе сплетался с пряными нотками корицы и экзотических специй. Пытаясь отвлечься от назойливых мыслей, я рассеянно помешивала свой горячий шоколад, но образ Тео продолжал кружиться в голове, подобно неугомонным мотылькам, бьющимся о стекло фонаря.       — Гермиона, ты кажешься… потерянной, — скромно произнесла Джоу. — Всё в порядке?       Потерянная?       Нет, я была не потерянной, скорее, разбитой.       Клац, клац.       Склей меня, Теодор.       Что бы я не делала, как бы не старалась, мои мысли по-прежнему блуждали где-то далеко. В голове, вопреки царящему вокруг гомону, звучала напеваемая им мелодия, и все попытки заглушить её оказывались тщетными. Его голос, казалось, пропитал стены моего сознания и прилип к черепной коробке.       — Да, конечно, всё хорошо, — я попыталась улыбнуться, но вышло лишь бледное подобие радости.       — О, только не говори, что Нотт опять что-то натворил? — спросила Джинни, придвигая к себе чашку кофе, и мои уши тут же вспыхнули, как маки на летнем лугу. Не то чтобы мне не хотелось поговорить с ней обо всём происходящем, но я определённо не планировала делать это при Джоу.       — Я просто… думаю о бале, — прошептала я.       — О бале? Или о перспективе идти туда с Роном?       По всей видимости Джинни совершенно не смущало присутствие Чанг, которая вперила взгляд в ободок кофейного стаканчика и замерла, пытаясь слиться с окружением, как хамелеон с корой дерева.       — Рон тут ни при чём, — замявшись на мгновение, соврала я, чувствуя, как ложь горчит на языке. — Я просто до сих пор не поняла, хочу ли идти…       Лгунья.       Если бы меня пригласил Тео…       Да, я знаю, это невозможно, но, если бы он всё-таки это сделал, мир бы заиграл всеми красками радуги.       Зачем я только согласилась заниматься с ним?       Злость. Я злилась.       Зачем позволила ему коснуться души губами. Теми, которыми он и разбил её, сказав всего два слова?       Злость.       Теодор — моё проклятье, инфекция, которой я добровольно заразила сердце.       Злость, под покровом которой ощущались тоска и желание, ведь в глубине души я знала, что одного его взгляда достаточно, чтобы я окончательно сошла с ума.       — Это последний бал, — неуверенно сказала Джоу, и Джинни удивлённо вытаращила на неё глаза, словно увидела призрака. Нет, Гарри не мог рассказать ей… Или… Он бы не стал. — Я имею в виду в школе. Если не брать в расчёт выпускной вечер, то это наша последняя возможность собраться всем вместе в главном зале и просто наслаждаться жизнью, — продолжила девушка. — Прошлый год был тяжёлым, и я думаю, что сейчас именно то самое время, когда мы должны просто жить как обычные студенты выпускного курса.       — Ну… — Джинни выглядела растерянной. — Мне нечего добавить.       — Просто… я не знаю, что я там буду делать. Мне кажется, что я не на своём месте, — призналась я.       — Там будут все твои друзья. Где еще твое место, если не рядом с ними? — Чанг мягко улыбнулась. — Хотя, если честно, я понимаю, о чём ты говоришь. Мне до сих пор стыдно смотреть вам в глаза из-за того, что на шестом курсе я.…       — О, прекратите! — воскликнула Уизли. — Не портите своими пессимистичными рассуждениями шопинг. Ты, — Джинни грозно посмотрела на Чанг, — забудь уже о том, что было в прошлом, и живи настоящим. А ты, — Уизли перевела взгляд на меня, — ты просто обязана прийти на бал с Роном, Ноттом, да хоть с Грошиком!       Джоу едва заметно усмехнулась.       — Звучит заманчиво, но боюсь, Грох не пройдёт в проём.       — Ты поняла, что я имею ввиду, — строго сказала Джинни. — Мне неважно, кто будет тебя сопровождать, главное — приходи сама. Рождество без тебя — не Рождество, — в одно мгновение взгляд Джинни погас, будто свечка на ветру.       — Джинни, — начала я, заметив влажный блеск в её глазах.— Я приду.       — Обещаешь?       — Обещаю.       Мне стало больно, но не так, как раньше. Без примеси страха и нежелания уходить. Боль смешалась со стыдом, как две реки, сливающиеся воедино. Я слишком много думала о себе, закрывалась, не желая бороться, сдалась, лишая надежды на возвращение прежней жизни не только себя, но и друзей.       Эгоистка.       Я посмотрела в окно. Снег падал густыми хлопьями и укутывал мир в белое одеяло забвения. Может, и вправду стоит просто расслабиться и наслаждаться моментом? Хотя бы постараться сделать это. Если не для себя, так для тех, кому я дорога.       — Пойду ещё куплю горячего шоколада, — сказала Джинни и, шмыгнув носом, ушла к стойке заказов.       — Могу я тебя кое о чем попросить? — спросила я Джоу, когда мы остались наедине.       — Да, разумеется.       — В общем, я пишу доклад о редких проклятиях, но в библиотеке Хогвартса о них так мало информации. Не могла бы ты в следующий раз, когда будешь дома, прихватить с собой несколько книг на эту тему?       — О, конечно, — Чанг улыбнулась. — У мамы много книг, касающихся ее работы, — Джоу хихикнула. — Настолько много, что уверена, она даже не заметит, если я возьму несколько из них.       — Спасибо.       Признаться, в тот момент я даже не приступила к изучению фолиантов, что мне передал Малфой и Астория, но мама Джоу работала в Министерстве и чисто теоретически могла иметь у себя дома подобные книги.

***

      В глубине души я полагала, что Джинни просто решила испытать терпение Рона, когда заявила о своем намерении примерить каждое платье в магазине. Однако реальность оказалась куда более причудливой, чем мои предположения: Джинни порхала от одной витрины к другой, не оставляя без внимания ни одной юбки или корсета.       Джоу, напортив, обладая практичным складом ума, нашла свое платье почти мгновенно и вместо того, чтобы просить продавца в каждом магазине отложить для нее «нечто особенное», сразу же сделала выбор.       Что же касается меня, то, следуя советам подруг, я примерила несколько платьев и костюмов. Все они были прекрасны, элегантны, но каждому не хватало той неуловимой искры, которая заставила бы сердце трепетать.       — Это тоже не то? — спросила Джоу, внимательно наблюдая за моим отражением в зеркале.       — Не знаю, — прошептала я, и в этой фразе звучало больше, чем просто сомнение. — Оно… милое.       — Милое — это не то, что нам нужно, — твердо заявила Джинни.       — Может быть, попросить твою маму сшить что-нибудь для меня? — предложила я, ища выход из ситуации.       — Исключено! — отрезала Джинни.       — Предлагаю посмотреть что-нибудь еще, — сказала Джоу. — Ты ведь тоже еще не определилась? — спросила она Джинни.       — Остальные магазины слишком дорогие, — вздохнула Уизли. — Я возьму первое. То, что с цветочной вышивкой на корсете.       — Прекрасный выбор, — одобрила я, бережно вешая платье на место.       — Ты ничего не выберешь, да? — спросила Джоу, когда мы вышли из магазина.       — Наверное, нет.       — Хочешь одолжу тебе что-нибудь из своего гардероба? — предложила она. — Раньше я часто посещала с мамой благотворительные вечера, поэтому у меня достаточно много вечерних платьев.       — Это было бы чудесно! — я одарила Чанг благодарной улыбкой.       — Никаких ношеных платьев! — вмешалась Джинни, внезапно замерев у витрины, словно громом пораженная.       Подойдя к подруге, я повернулась к витрине напротив и, увидев то, что привлекло её внимание, застыла, как вкопанная.       Оно было восхитительным. Нет, ошеломляющим. Атласная ткань небесно-голубого цвета струилась до пола, а от разреза на бедрах до чашек корсета располагались изящные жемчужинки. Платье было простым, не помпезным, на тонких бретелях и с полупрозрачной вуалью на плечах, окутывающей фигуру манекена.       — Я уверена, что оно идеально подойдет тебе, — практически не дыша, произнесла Джинни.       — Оно слишком дорогое, — вздохнула я. — Пойдемте еще походим, уверена, я смогу найти что-нибудь еще.       — Хотя бы примерь его, — настойчиво попросила Чанг и, взяв меня за руку, решительно повела в магазин.       — Не думаю, что стоит это делать, — попыталась возразить я.       — Почему нет? — спросила Джинни. — Давай хотя бы посмотрим, как оно будет выглядеть на тебе. Может быть, оно красиво сидит только на манекене.       — Если что, я добавлю, — шепнула Джоу, ведя меня к примерочной. — Пусть это будет моим рождественским подарком для тебя, — добавила она, когда я собиралась возразить. — Ты ведь не можешь запретить мне дарить подарки, правда?       — Ладно, — я посмотрела на Джинни. — Я примерю его, — на лице подруги засверкала улыбка. — Только если ты пообещаешь мне поговорить с Роном, — кажется, Уизли собиралась сказать, что уже пробовала, но я не дала ей этого сделать, — поговорить, Джинни, а не спорить.       Теодор.       Грейнджер не было в Хогвартсе, и вся моя решимость рассыпалась в прах. Она раздражала меня, вернее, меня раздражало то, что все, что связано с ней, причиняло боль. Каждый раз, когда я встречался с ее печальным взглядом, чувствовал себя подонком, что не может побороть собственную слабость и исчезнуть из ее жизни.       Она была моим наказанием за все совершенные ошибки, и я знал, что сколько бы не сопротивлялся, сколько бы не бегал, кара все равно настигнет. И вот сейчас, когда я был готов ей сдаться, когда самолично явился на плаху, ее нигде не было.       Сука.       Ты такая сука, Грейнджер.              И вот только не спрашивайте меня, как я докатился до этого. Плавно перекочевал из «Меня не интересует заучка» в «Ты нужна мне прямо сейчас, Грейнджер».       Не спрашивайте. Потому что я сам понятия не имею, как это произошло.       Всю прошлую неделю я прибывал не в самом лучшем расположении духа. Ну, знаете там… суды, отец и все прочее. Короче, я был в дерьмовом настроении, которое ухудшалось, стоило мне вспомнить о том, что заучка идет на бал с Уизли. Рональд, конечно, не самый худший вариант, ведь она могла пойти с Монтегю. Тогда я бы наверняка был еще больше вне себя.       Монтегю…       Отвратительный слизняк.       И вроде мне должно быть похрен на личную жизнь Грейнджер, но хрен там плавал. Пускай это до жути иррационально, но стоит мне вспомнить похотливый взгляд Монтегю, направленный в сторону заучки, как мне тут же хочется пойти набить ему морду.       Мне казалось, он испачкает ее грязью, если прикоснётся, в то время как он действительно подумывал о том, чтобы пригласить Грейнджер на танцы.       Серьёзно? Да он даже на свидание ее ни разу не сводил! Ограничивался лишь кивком в качестве приветствия и мерзкой улыбочкой, когда та здоровалась с ним в ответ.       Ой, да-да. Знаю, о чем вы подумали. Я тоже не приглашал ее на свидания и вообще никак не ухаживал. Но, в отличие от Грэхема, я и не планировал забраться заучке в трусы.       Так. Нет! Даже не думайте об этом!       Тогда все выходило само собой. Я никогда не делал соблазнение Грейнджер своей задачей номер один.       А вот Монтегю все чаще рассказывал в общей гостиной о том, как заучка вожделенно смотрела на него. И пускай я знал, что он выдает желаемое за действительное, меня все равно бесило то, что он говорит о ней в подобном контексте.       Другими словами, относительно неплохо, что она идет на танцы с Уизли. Тот хотя бы не попытается переспать с ней сразу же после бала. Но было бы лучше — лучше для нее, разумеется, — если бы она пошла со мной. Я бы как никто другой показал ей, как нужно развлекаться и поставил очередную галочку в ее списке.       Ужас.       До чего я только докатился? Рассуждаю о том, с кем Грейнджер идти на танцы. Неужели и правда готов пожертвовать своим весельем, чтобы развлечь ее?       Или же она одна из немногих, с кем мне действительно интересно проводить время? Что ж, возможно. Хотя это и странно. Меня никогда не привлекали умные девушки, в том смысле, что они всегда задают слишком много вопросов после секса. Типо: «Так мы теперь пара?» или «Скажи, тебе ведь нужно было только это?»       А я терпеть не могу врать.       Не самый святой, но уж точно не лжец.       Хотя с Грейнджер все было иначе. Последние несколько дней я ощущал это чрезмерно остро. Стоило мне взглянуть на нее, как желание прикоснуться тут же опаляло внутренности.       Идиот, считающий свои отпечатки чище Грэхема.       К слову, Малфой тоже подлил топлива в мой внутренний пожар. Не знаю, что у него там с Грейнджер, но с того дня, как он передал ей что-то в коридоре, ведет он себя, мягко горя, странно.       Нет, я серьезно, его будто пришибло чем-то по голове. Уже не первый день я замечал, как он пялится на нее. И если Монтегю смотрел на нее пожирающие, Драко будто анализировал.       Думаете, я просто ревную? А вот черта с два! Если вам недостаточно этого для доказательства, то как вам такое? На днях, когда мы спускались в класс зельеварения, я шел в начале толпы и слушал рассказ Забини о том, как он планирует пойти к Уизли на Рождество. И пока тот разглагольствовал, позади нас вдруг раздался грохот. Как оказалось, заучка оступилась и выронила учебники. Вроде ничего такого, да? Но что вы скажите, когда узнаете, что именно Малфой придержал ее за локоть?       Ни Уизли, ни Поттер, а Малфой! Драко, мать его, Малфой! И пускай он быстро отдернул руку и обогнал ее, он все же помог ей.       Да какого драккла вообще происходит? Забини собирается втесаться в семейку своей рыжей подружки. Малфой, который на дух не переносит Грейнджер, помогает ей не упасть, а я просто схожу с ума, пытаясь понять правила игры в этом чертового мире.       О, пощади меня, Салазар! Слишком много перемен за последние несколько месяцев.       Вечером того же дня, когда я готовился к предстоящим экзаменам в библиотеке, на моих глазах в очередной раз развернулась занимательная картина. На этот раз с участием Астории Гринграсс, которая по всей видимости в чем-то убеждала заучку. Не знай я из рассказов Драко о ревнивости Астории, сложил бы два плюс два и пришёл к выводу, что будущая семейка Малфоев уговаривает ее на секс втроем.       Ну, а что? Сначала Малфой учтиво придерживает ее под локоть на лестнице, потом Астория хвостом ходит за Грейнджер по библиотеке. Что еще я должен думать?       Ладно, если серьезно, я нахожу всему этому только два объяснения: либо они действительно что-то замышляют с Грейнджер, либо всему виной некое происшествие, о котором я не знаю и которое изменило их отношение друг к другу.       По мне, оба варианта уж чересчур неправдоподобны, но иного объяснения я тогда не нашел. В любом случае все эти перемены действует мне на нервы.       Вы наверняка спросите, почему я просто не поговорил с Малфоем, ведь мы друзья и бла-бла-бла? Так я поговорил, вернее, попытался сделать это во время разминки перед игрой.       В связи с выпавшим снегом тренировка проходила в крытом спортивном зале недалеко от раздевалок. Закончив с отжиманиями, я лег спиной на пол и, повернув голову набок, тяжело выдохнул.       — Теряешь форму? — спросил Драко, сев рядом, и тыльной стороной ладони вытер пот со лба. — Неужели возня с Грейнджер тебя так измотала?       — Хах, — усмехнувшись, я мысленно вернулся в коридор подземелий. — Нет, — ответил, хотя в голове звучал вопрос: «А тебе завидно что ли?» — Вовсе нет.       — Как долго ты еще собираешься сюсюкаться с ней?       — Я не сюсюкаюсь с ней, а занимаюсь трансфигурацией, сколько раз мне надо это повторить?       — Трансфигураций, ага, кончено.       — Тебя это волнует?       — Не то чтобы волнует, — Малфой на мгновение поджал губу. — Просто не думаю, что Грейнджер подходит для развлечений.       — О, так беспокоишься о ней, а не об мне, — смотря в потолок, я спрятал за натяжной улыбкой раздражение.       — Я о ней не беспокоюсь, — сказал, как отрезал друг. — Но серьезно, Нотт, думаешь, грязнокровка подходит на роль недельной подружки?       — Почему нет? — оперившись на ладони, я сел. — Она симпатичная, умная и…       — И в школе еще десяток девчонок, подходящих под эту характеристику, — перебил меня Малфой.       — Слушай, почему тебя так это беспокоит? Ну развлекаюсь я с Грейнджер, что с того?       — А то, что после событий последнего года, она и так ходит как пришибленная.       — Что ж, я как раз могу ее утешить, — проведя языком по нижней губе, я ухмыльнулся.       — Утешить? — Драко обронил истеричный смешок. — Ты понимаешь, что она одна их тех, кто верит в принца на белом коне и бережёт себя для «того самого»!       — По-твоему, я не подхожу на роль «того самого»?       — Не для нее, Нотт.       — А кто для нее подходит? Ты? — раздражено спросил я.       — При чем тут я?       — Это ты мне скажи. Сначала ты передаешь ей какие-то подарочки в коридоре, потом помогаешь не упасть, хотя раньше наоборот бы подтолкнул, а теперь говоришь мне держаться от нее подальше!       — Это не то, о чем ты подумал, — теперь Драко выглядел растерянным.       — Так просвети меня.       — Все дело в Астории. Грейнджер помогла ей, и теперь Тори хочет помочь ей. Удовлетворен?       — Я нет, а ты?       — Нотт!       — Помочь ей с чем?       — Я не могу тебе сказать.       — Серьёзно?       — Да, серьезно. Если хочешь знать подробности, поговори с грязнокровкой сам. Я знаю только то, что Грейнджер нужна помощь.       — Приехали, — вскинув руками, я снова лег на пол.       — Но серьёзно, Теодор, не играйся с ней. Она и так уже настрадалась. Не хватало, чтобы она еще сиганула с Астрономической башни из-за разбитого сердца.       — Да ты прям, сраная мать Тереза.       Усмехнувшись, Драко лег на пол рядом со мной и после недолго молчания со смешком спросил:       — Ты что, правда назвал грязнокровку симпатичной?       — Пф, ха-ха! Представь себе!       — Кажется, у тебя окончательно испортился вкус. Лобызаться на Грейнджер? Б-р-р! Мой ночной кошмар.       — Чего вы там разлеглись? — выкрикнул нам Грэхем. — Сели на корточки и пять кругов по залу!       Вы же поняли что-то? Да? А вот я ни черта не понимаю.       Гермиона. Поздно вечером.       Вечером, когда мы вернулись в Хогвартс, мои ноги ныли так, словно я пробежала многокилометровый марафон. Поэтому я решила, что лучшее, что я могу сделать, чтобы снять усталость, — это поскорее лечь спать. Быстро переодевшись в любимую фланелевую пижаму, я мысленно напомнила себе о необходимости выпить лекарство, которое дала мне мадам Помфри. Признаться честно, я слабо верила в то, что отвратительная на вкус жидкость освободит меня от приступов, но, как ни странно, они действительно стали случаться реже.       Наливая воду в стакан, я машинально взглянула в окно и застыла. Мой взгляд зацепился за фигуру, стоящую на улице. Даже в полумраке я без труда узнала его — Теодора. Не отрывая взгляда от окна, я инстинктивно сделала шаг назад. Нотт сидел возле дерева под моим окном и, прислонившись спиной к древесной коре, смотрел на небо, не спеша потягивая что-то из бутылки. Наверняка виски.       Сердце пропустило удар.       Что он делает там в такой час?       Почему так легко одет?       Тысяча вопросов пронеслось в голове, пока я неотрывно смотрела на его силуэт.       Ты бы поспешила, если не хочешь, чтобы он замерз…       Я накинула мантию, не обращая внимания на то, что та не застегнута, и, не оглядываясь, побежала к дереву, возле которого увидела Нотта.       Холодный воздух, пропитанный ароматами свежевыпавшего снега и стылой земли, ударил в лицо, когда я выбежала на улицу. Пульс громко отдавался в ушах, словно барабанная дробь. Тео стоял в одной рубашке, его темные волосы были усыпаны мерцающими снежинками, а взгляд казался пустым и безжизненным.       — Что ты тут делаешь? — выкрикнула я, подбегая к нему, мой голос дрожал от волнения и холода. Тео медленно поднял голову, и в его глазах я увидела боль. Глубокую и всепоглощающую.       — Явилась, — прошептал он, и по его бледной щеке скатилась одинокая слеза, оставляя за собой блестящую дорожку. — Я просто…       Он замолчал не в силах договорить, словно слова застряли в горле. Я подошла ближе и, опустившись перед ним на колени, увидела, как он дрожит.       — Что с тобой случилось? Давно ты тут? — спросила я, чувствуя, как сердце сжимается от тревоги.       — Я… Где ты?.. — вновь попытался что-то сказать Теодор, но в этот самый момент его зубы начали стучать друг о друга, будто только с моим появлением он начал ощущать кусачий ветер, пронизывающий до костей.       — Вот, держи, — быстро сняв с себя мантию, я накинула ее ему на плечи, а затем взяла Нотта под руку и помогла ему подняться. — Вставай, тебе нужно в тепло как можно скорее.       — Заучка… — невнятно бормотал он, его голос был хриплым и слабым. — Я… я… понял, что должен… д-делать, чтобы не с-сойти с ума.       — Это отлично! — В попытке согреть Теодора я обняла его за талию и, прижавшись головой к его груди, ощутила, насколько быстро и неровно бьется его сердце. — Расскажи как-нибудь потом, потому что сейчас тебе нужна теплая кровать и согревающее зелье.       — Я не пойду к Помфри, — несмотря на дрожь, его слова прозвучали твердо.       — Я бы наложила согревающие чары, но моя палочка осталась в спальне.       — Мне нужно тепло, — прошептал Нотт, уткнувшись носом мне в макушку. — И ты.       В тот момент меня не волновало, что подумают другие, увидев, как Тео идет по школе, буквально повиснув на мне. Все вокруг казалось неважным. Все, кроме него.       И все же когда мы наконец оказались за дверьми моей комнаты, я испытала облегчение, словно сбросила тяжелый груз с плеч. Он тут. Со мной. В тепле и безопасности.       — Я сейчас, — посадив Теодора на кровать, я наконец заметила, что шла по школе в одной пижаме.       Черт, надо было хотя бы пальто прихватить. Щеки вспыхнули от смущения.       — Спасибо, — все еще стуча зубами, произнес Нотт, тем самым отвлекая меня от смущающих мыслей.       — Так, сейчас, — достав палочку из-под подушки, я направила ее на слизеринца и парой простых движений наложила на него согревающие чары. Одежда Теодора в одно мгновение стала сухой, а сам он почти полностью перестал трястись, словно невидимое одеяло окутало его теплом.       — Спасибо, — еще раз повторил он.       — Ты расскажешь, что случилось? — спросила я, накидывая на плечи Тео плед и садясь рядом.       — Я подписал соглашение о даче показаний против отца, — руки Тео вновь дернулись, как будто само воспоминание об этом причиняло ему физическую боль.       — О, Тео, — прошептала я, садясь ближе и беря его за руку. Все еще ледяные пальцы сжали мои. — Мне жаль, что до этого дошло.       Он кивнул, не поднимая глаз.       — Я знаю, что это правильное решение, — его голос был едва слышен. — Но от этого не становится легче. Я чувствую себя предателем.       — Что будет, если ты не дашь показания?       Тео наконец поднял на меня взгляд.       — Отец окончательно разрушит мою жизнь.       — Ты не должен винить себя… Ты… — мне хотелось его успокоить, но нужные слова так и не находились.       — Что, если я ошибаюсь? Что, если разрушаю свою семью из-за… своего эгоизма? Из-за принципа?       — Тео, твои принципы — это часть того, кто ты есть. Они определяют тебя как личность. И если твой отец действительно совершил те ужасные вещи, в которых его обвиняют, то… может быть, это он разрушил вашу семью, а не ты?       Теодор долго молчал, обдумывая мои слова, а я все продолжала гонять мысли в голове, пытаясь найти хоть какой-то способ помочь ему.       — Мне нужно в душ, — нарушил молчание Теодор.       — Да, конечно, — встав, я подошла к платяному шкафу напротив кровати, чтобы достать полотенце, но так и застыла с протянутой вперед рукой, потому что пальцы Теодора коснулись моей талии. Я почувствовала его дыхание возле своей щеки, отчего сбилось мое собственное. Сердце застучало быстрее, а по телу прошлась волна приятной дрожи.       Его взгляд прожигал спину, проникая в каждую клеточка тела, а ощущение его присутствия тяжелым грузом лежало на плечах, делая каждый вздох затрудненным.       Тео стоял позади меня, его теплое дыхание щекотало кожу, а холодный кончик носа выводил нежные узоры на моем ухе. Сильные руки обвили мою талию, не оставляя ни единого шанса на побег.       Все вокруг казалось замерло, будто бы весь мир застыл в ожидании того, что произойдет дальше.       Закрыв глаза, я постаралась собрать мысли воедино, но тщетно, они по-прежнему беспорядочно кружились в голове, запутываясь в нитях чувств и эмоций.       — Тео…       — Хочу принять душ вместе с тобой, — прошептал он, после чего коснулся руками моих волос, убирая их с шеи.       Его слова, подобно раскаленным углям, прожгли душу, заставляя каждую клеточку тела трепетать в предвкушении. Я задержала дыхание, застыла, парализованная желанием, чувствуя, как реальность растворяется в пульсирующем мареве страсти.       — Тео… — мой голос дрожал, как натянутая струна, готовая вот-вот порваться. — Ты… действительно, этого хочешь?       Вместо ответа он развернул меня лицом к себе, его руки горячие и требовательные обхватили мое лицо. Потемневшие от желания глаза поглотили целиком, колени задрожали, когда он большим пальцем провел по моим губам.       В тот момент я поняла, что должна принять окончательное решение. Поставить жирную точку в нашей истории или же поддаться желанию, окончательно отдаваясь неизвестности впереди.       Избегая его пристального взгляда, я собиралась провести анализ, который помог бы приять правильное решение, но стук сердца заглушал все мысли.       Не упуская из внимания мое молчание, Теодор нежно коснулся рукой моего подбородка, заставил встретиться с ним взглядом, тем самым полностью избавив меня от всех сомнений.       — Не хочу быть просто другом для тебя, — выдохнул Тео, почти касаясь моих губ.       Дрожащими от волнения пальцами я провела по его груди, ощутив бешеный ритм его сердца.       Я хотела унять свою тоску по нему, упав в его объятия. Стоило только увидеть его пламенный взгляд, как каждый миллиметр тела заныл.       — Я.… — начала я, но слова застряли в горле, превратившись в немой вздох.       Тео провел большим пальцем по моим губам, и этот жест отозвался волной жара, прокатившейся по всему телу и побудившей меня выгнуться навстречу его прикосновению.       — Больше никаких сомнений, — прорычал он, притягивая меня ближе. — Каждый раз, когда ты рядом, я чувствую, как пламя пожирает меня изнутри. Ты — мой сладкий яд и единственное противоядие, Грейнджер, — продолжал шептать он, избавляясь от рубашки.       Я закрыла глаза, отдаваясь этому моменту всем своим существом. Реальность растворилась в жаре тел, в электричестве, пробегающем между нами при каждом прикосновении.       — Идем, — хрипло прошептал он, сжав мою руку в правой ладони.       Его едва заметная улыбка помогла усмирить шумящее в ушах беспокойство. Тео не торопил меня, смиренно дожидаясь ответа, в то время как я строго-настрого запретила себе сомневаться в правильности своих желаний.       Не в силах произнести ни слова я едва заметно кивнула и, сделав шаг ему навстречу, соприкоснулась пальцами с его ладонью. На правой щеке Теодора появилась ямочка.       В тесной душевой комнате царила духота. Я прижала спину к холодной стене, позволяя горячей, исходящей паром воде стекать по телу. Расставив руки по обе стороны от моей головы, Тео опалил мое лицо горячим дыханием. Он был так близко, что я физически ощущала его желание. Оно обжигало кожу куда сильнее горячей воды.       Хриплый, соблазнительный стон ударился о стену, когда, склонившись ближе, Тео коснулся губами моей шеи, едва ощутимо, нежно, словно бабочка задела нежную кожу бархатными крыльями. Размокнув губы в немом стоне, я схватила его за плечо в попытке сохранить равновесие.       — Ты такая вкусная, — прошептал Теодор, обжигая горячим дыханием ушную раковину, после чего обласкал поцелуями местечко за моим ухом и спустился к ключицам. — Белладонна…       Вода била по коже, смывая с собой все следы реальности. Сделав глубокий вздох, я набралась смелости и, обхватив его шею двумя руками, притянула к своим губам. Не ожидая такого напора, Нотт замер, и мне пришлось взять инициативу в свои руки.       На самом деле я не была уверена в том, что именно должна делать, а потому действовала, исходя из желаний.       Осторожно проведя кончиком языка по его нижней губе, я слегка прикусила ее, и Теодор издал удовлетворённый стон.       На этом эра моего главенства кончилось. Резко притянув меня к себе, Тео впился в мои губы страстным поцелуем. Чмокающие звуки заполнили душевую. Запустив пальцы в его волосы, я прижала его ближе, плавясь под его губами, словно свечка.       Спустя несколько секунд Теодор разорвал наш поцелуй, и тоска по его губам грубо хлестнула по щеке. Нежно взяв меня за подбородок, он приподнял мою голову вверх, заставляя встретиться с его пристально смотрящим, полным желанием, собственническим взглядом.       В одно мгновение мне захотелось стать каплями воды, что стекали по его широким скулам, мягким губами, падали на обнаженную грудь и, стекая по четко очерченному животу, исчезали под поясом брюк.       Он вздрогнул, когда, закусив нижнюю губу, я провела кончиками пальцев по его груди, спустилась ниже и, задержав пальцы на пряжке ремня, смущенно посмотрела ему в глаза. В ожидании его реакции, я ощущала, как сердце заколотилось с бешеной скоростью, по спине поползли мурашки, а низ живота начало тянуть чуть ли не до боли.       Теодор.       Ее прикосновения обжигали. Робкие касания ощущались раскаленным железом на коже. Вода, исходящая густым паром, окутывала в кокон, затуманивая разум и обостряя чувства. С каждым вздохом мне становилось все труднее дышать, но не из-за пара. Все дело было в электрическом напряжении между нами.       Капли скользили по телам, и вода сливались в единый поток страсти. Каждое движение, каждый взгляд был пропитан желанием, а воздух, насыщенный влагой, казался густым и тяжёлым.       — Ты… — выдохнул я, едва узнавая свой хриплый от возбуждения голос.       Ее руки скользнули по моим плечам, оставляя за собой дорожки огня. Прижав ее к себе, я чувствовал, как наши сердца бьются наперекор друг другу все быстрее и быстрее. Мир за пределами душевой перестал существовать. Остались только мы, вода и неутолимая жажда друг друга.       — Ты не…       Она прервала меня поцелуем глубоким и страстным, от которого подкосились колени и время потеряло всякий смысл. Вода продолжила струиться по телу, смывая последние барьеры и оставляя лишь чистую, необузданную страсть.       Мое дыхание стало хриплым и отрывистым, когда я на мгновение задумался над тем, какого это оказаться внутри нее.       Горячо. Туго. До изнеможения приятно.       Мне хотелось оставить на ней как можно больше отпечатков пальцев, губ, зубов, а затем забрать ее палочку, чтобы она не могла свести их при всем своем желании.       Я злился. На нее, на себя, на весь мир и его обстоятельства, что заставили так долго ждать этого момента. Казалось, что едва могу себя контролировать. Мои руки скользнули вверх по ее спине, пальцы запутались в мокрых волосах. Слегка потянув за них, я заставил ее запрокинуть голову, открывая доступ к нежной коже шеи. Губы тут же прильнули к ней, целуя, покусывая, оставляя красные отметины.       Возможно, она злилась на меня так же сильно, как я на нее, но то, как ее тело дрожало, явно было не от злости.       Пальцы второй руки впились в ее бедра, оставляя на коже отпечатки. Губы жадно исследовали область за ее ухом, спускались к ключицам и оставляя за собой дорожку обжигающих поцелуев, возвращались к ее яремной вене.       — Слишком… — прорычал я. — Все это слишком…       Ее глаза были закрыты, голова запрокинута назад — сладостное умиротворение. Я наблюдал за тем, как капли воды играют у нее в волосах, понимая, что больше не смогу продолжать убеждать себя в том, что не нуждаюсь в ней. Проведя рукой по ее ключицам, я спустился ниже и слегка коснулся ее напряженных сосков. Заучка распахнула глаза, и учащенное дыхание с шумом вырывалось из груди.       Я растерялся на мгновение.       Гермиона.       Его растерянность прошла так же быстро, как и появилась: глаза загорелись возбуждением, а губы приоткрылись в полном желании вздоха. Издав рык, он притянул меня ближе так, что мое тело вжалось в его, после чего огладил сильными руками талию и опустил ладони мне на бедра.       Я запрокинула голову назад, когда, медленно скользя по моей фигуре руками, он пустил волну дрожи по телу, покусывающее целуя мою грудь сквозь мокрую пижамную рубашку.       Требовательные касания губ обостряли все чувства, зарождая желание в каждом нервном окончании. Опустившись передо мной на колени, он задрал края моей рубашки и, закрыв глаза в ожидании, провёл языком по моему животу, обжигая горячим дыханием нежную кожу.       — Скажи мне, если почувствуешь себя некомфортно, — прошептал Теодор, очертив руками мой силуэт, после чего просунул пальцы под резинку моих пижамных шорт и перевёл на меня вопросительный взгляд.       Кажется, мне удалось едва заметно кивнуть, и ему этого было достаточно. Сняв с меня шорты, он вновь встал предо мной во весь рост, пленяя мои губы жадным поцелуем. Прижимая меня ближе, Тео блуждал руками по моему телу, и я совсем не заметила, как в одно мгновение оказалась перед ним в одном нижнем белье.       Не отрываясь от моих губ, Нотт спустил брюки вместе с боксерами, и, помогая себе ногами, окончательно избавился от низа одежды. Все внутри меня взорвалось, когда, прижимаясь к его груди, я почувствовала, что живота коснулось неоспоримое доказательство его возбуждения — горячее и твердое.       Сердце застучало быстрее. Хотя, казалось бы, куда дальше? Почувствовав мое волнение, Теодор покрыл мои щеки поцелуями и дрожащим голосом прошептал:       — Просто доверься мне.       Продолжая руками исследовать мое тело, он очертил губами мои ключицы и впадинку между груди, оставляя след нежных, едва ощутимых, но очень чувственных прикосновений.       — Тео, — стоном сорвалось с моих губ, когда желание стать ближе к нему болезненно запульсировало внизу.       Полностью накрыв мою правую грудь губами, Теодор слегка прикусил мой сосок, пальцами повторяя движения губ на второй груди, и громкий томный вздох вырвался наружу. Вновь запустив пальцы в его волосы, я сжала ноги вместе, наивно надеясь, что это избавит от ноющей пульсации, но стало только хуже.       Я хотела его так сильно, что забывала дышать. В нетерпении притянула его за волосы обратно к своим губам. Это стало его спусковым механизмом. Проведя руками по моей талии, Теодор переместил ладони мне на ягодицы, на мгновение сжал их, а затем подхватил меня под бедрами, отрывая от пола.       Обняв его ногами за талию, я изогнулась, уперевшись пахом в его живот, и окончательно потеряла связь с реальностью, а потому вздрогнула, когда спина коснулась мягкой простыни. Тео отнес меня в спальню.       Он лег позади меня, прижав мои ягодицы к своему животу, и уткнулся носом в мою шею.       — Сегодня я не позволю тебе соврать мне, — прошептал Теодор.       Я не понимала, что происходит, и, честно говоря, не хотела понимать. Все, чего я жаждала в тот момент — как можно больше его касаний.       Положив руку на мою талию, он медленно, давая возможность остановить его, прошелся пальцами по внутренней стороне бедра, после чего огладил линию резинки нижнего белья и потянул ее вниз.       Помогая ему избавиться от остатков одежды, я чувствовала, как сердце грозится выскочить из груди. Мне было страшно, но я мечтала о большем.       — Согни ногу, — прошептал Тодор, и я послушно выполнила его просьбу, старательно игнорируя смущение.       — Это больно? — вопрос непроизвольно сорвался с губ, когда его возбуждение уперлось мне в поясницу.       — Нет, — едва слышно прошептал Нотт, прижимая свою ладонь к моей промежности.       Тихий стон, слетевший с его губ, прогнал из головы все сторонние мысли. Возбуждение кипело вулканической лавиной, сочилось наружу горячей, прозрачной смазкой.       Я задыхалась, изогнувшись, инстинктивно приподнимала бедра ему навстречу. Жар распространялся по всему телу, напряжение тугим узлом скручивалось внизу живота, Тео сильнее прижал руку к моей талии, удерживая меня на месте.       Стоны слетали с моих губ, пока пальцы Тео скользили между моих ног, вырисовывая круги по самому чувствительному месту. Он стонал вместе со мной. Зарываясь носом в мои волосы, глубоко вдыхал их аромат, наслаждаясь моей реакцией на его прикосновения.       На коже выступил пот, я буквально сходила с ума, слыша возле своего уха его сбитое, хриплое дыхание.       Настолько хорошо, что почти невыносимо.       Всеми фибрами своего тела я молила его не останавливаться. Находясь в его крепкой хватке, я чувствовала, как его возбуждение упирается мне в спину, усиливая все ощущения от прикосновений Тео.       В какой-то момент мне и вовсе начало казаться, что на мои крики скоро сбежится весь Хогвартс, и, дабы сбавить громкость всего происходящего, я уткнулась лицом в подушку, в то время как движения пальцев Тео стали более быстрыми.       — Ты нужна мне, — прошептал он, покрывая поцелуями мой затолок.       В этот раз все было иначе. Я не чувствовала угрызений совести за то, что делаю. Противного голоса, нашептывающего нравоучения, в голове тоже не было. Вместо этого, я безбожно громко стону, чувствуя, что вот-вот взорвусь, словно попав под Бомбардо.       Не в силах больше терпеть, я сдалась в объятия приятной дрожи. Жар и истома наполнили каждую клеточку моего тела, вынуждая пальцы на ногах поджаться, а губы замереть в беззвучном стоне. Наслаждение достигло своего апогея, а скопившееся внизу живота напряжение сменилось необыкновенной легкостью во всем теле.       Простонав за меня, Теодор придвинул меня ближе, и я почувствовала как он прижался ко мне между ног. Я была готова ко всему, поэтому не выразила и малейшего протеста на его действия.       — Зажми между ног, – прошептал он, впиваясь пальцами в мою талию, и я послушно выполнила его просьбу.       Моей влаги было достаточно для того, чтобы он свободно двигался вперед назад, тем временем, как я изредка вздрагивала, стоило ему приблизиться ко входу во влагалище.       — Я не сделаю этого, — вновь прохрипел он. — Не сегодня. Не так.       Проведя рукой вниз, Тео сжал мою грудь в ладонь, на грани с тем, чтобы причинить боль, но все же приятно.       — Ах!       Пока он двигался, я в чувствовала, как его покрывшаяся испаринами пота грудь прижимается к моей спине. Слыша возле своего уха его сбитое дыхание, которое буквально сочилось наслаждением, и это доставляло мне еще больше удовольствия — знать, чувствовать насколько ему приятно быть со мной.       Приподнявшись, я запрокинула руку вверх и, ухватившись за тыльную сторону его шее, скрестила ноги, сжав их сильнее, отчего трение стало более чувствительным.       — Черт, я сейчас,— прохрипел Нотт, за секунду до того как между моих бедер разлилась горячая вязкая жидкость. — Ах!       Содрогнувшись всем телом, Теодор поцеловал меня в затылок и что-то прошептал, но я не смогла расслышать что именно.       Той ночью мы впервые уснули вместе.