Езда по обочине

Было уже совсем поздно, когда Люпин вспомнил о том, что ему пора патрулировать коридоры. Он неспешно встал, ещё раз окинул взглядом гостиную. За эти годы она стала ему очень родной. Желто-красные ковры на стенах, удобный диван и много кресел. Письменный стол в углу, в которой он любил забиваться, чтобы побыть одному. Сейчас родная гостиная опустела, но оставалась такой же уютной, как все эти годы. Тихонько все ещё потрескивали поленья в камине. Римус вдруг вспомнил родительский дом. Когда они втроём собирались за обеденным столом, весело болтали о прошедшем дне и строили грандиозные несбыточные планы на будущее. Казалось, обращение поменяло его жизнь на «до» и «после». Конечно, родители не бросили его. Но отец стал чаще пропадать на работе, а мать стала замкнутой. Все переживали этот момент, как могли. А Римусу хотелось лишь одного — капельку любви. К сожалению, на тот момент ему не смогли этого дать, и ему пришлось самому справляться со всей навалившейся тяжестью своего нового положения. Родители запрещали ему общаться с соседскими детьми, боясь, что они узнают правду. Римус стал замкнутым и одиноким. Он никогда не винил отца за то, что он нагрубил Сивому, и тот в последствии укусил Люпина. Римус давно свыкся с мыслью, что так оно и должно было случиться. Однако, почему-то именно сейчас он вспомнил те счастливые моменты, когда не был укушен и не знал этой невыносимой участи. Что ж, время было выходить и патрулировать коридоры. Римус вылез через проём и пошёл спокойно по коридору. Прогуливаясь по третьему этажу, он вдруг услышал волшебные звуки, как будто чья-то душа рвалась и металась, и пыталась найти выход в этих звуках музыки. Люпин пошёл на звук — мелодия доносилась недалеко, ещё пролёт и он застыл на входе в большую комнату, внутри которой стоял огромный белый рояль. А за ним… В это невозможно было поверить, сидел Блэк и играл, перебирая длинными пальцами по пыльным клавишам. Из-под его рук выходила нежная, трагичная мелодия, которая трогала сердце, будто просила прощение. Он опрокинул голову назад и совершенно не смотрел на руки. Его серые глаза были полузакрыты. Длинные волосы водопадом скользили по лопаткам. Музыка, как будто, показала его истинную душу, его раскаяние в своей ошибке. Люпин неспешно, стараясь не издать ни звука, двинулся в сторону рояля. Он встал позади Блэка. Как будто сейчас они делили всю боль на двоих, от этого становилось легче. Люпин совсем забылся. Он опустил руки на плечи Сириуса и накрыл его полураскрытые губы своими. Музыка резко оборвалась. Блэк вскочил и выхватил палочку. — А, это ты, Луни, — в замешательстве сказал он, — как давно ты здесь? Люпин и сам не знал, как давно, стоя в проходе, он любовался чертами Блэка, как долго стоял позади него. Как… О, Боже, он поцеловал Сириуса. — Я… я не знаю, — честно признался Римус. До Блэка, кажется, начало доходить, что случилось. — Почему? Зачем? Я ничего не понимаю, — Блэк взял с рояля сигареты и нервно закурил, — это означает, что ты прощаешь меня или? Что, черт возьми, происходит? Ты же ненавидишь меня! Я ж, блядь, похож на свою семейку! Или ты забыл свои слова?! Блэк был в ярости и одновременно опустошён до предела. Это означало одно — надо подождать, когда он перебесится и поговорить. Люпин молча смотрел на него. — Ну скажи, скажи, что ненавидишь меня, Луни, я же подлый эгоист! Я лицемерное, сука, чудовище! Я, блядь… Да пошёл я нахуй, да я худшее в твоей жизни! Давай, ну скажи ещё раз, что я сделал глупость, что я достоин ненависти!!! Скажи, что ненавидишь меня, ну?! - Люблю… — тихо проговорил Люпин. Блэк рухнул на табурет перед роялем. — Что?! Что ты, епт твою мать, сказал?! — Люблю, — тихо повторил Люпин, подошёл ближе и целомудренно коснулся губ Сириуса, после чего пулей вылетел из комнаты, оставив Блэка в полном смятении. Римус бежал, не разбирая коридоров. Спрятаться, больше никогда не показываться Блэку на глаза. Он признался в своих чувствах. Вот так вот просто. Взял и вывалил все на Сириуса. Нет, завтра он собирает вещи и валит отсюда нахрен. Это чёртово безумие. Как завтра объяснить все друзьям? Они никогда его не поймут. Люпин, не зная, что ему делать добежал до Выручай-комнаты. Мне надо переночевать. Где-то переночевать. Что угодно, только бы была кровать и бутылка сливочного пива, чтоб отвлечься. Дверь открылась, но там уже кто-то был. Люпин вступил на порог. — Кто здесь? — крикнул он в тишину комнаты. — Это я, — ответил спокойный голос. К его облегчению, этим человеком оказался Миллер. Райан стоял, засунув руки в карманы и прямо глядя в глаза Люпина. — Не спится? — спросил он. От Райана веяло спокойствием и какой-то домашней теплотой. — Мне просто так плохо, что я не хочу возвращаться в спальню, — выдохнул Люпин. Что, блядь, сегодня за вечер откровений? Что на него в самом деле нашло? На первого попавшегося человека вывалить свои проблемы. Ну конечно, дерзай, Римус. Ты же полный идиот. Все уже все равно потеряно. Завтра собрать вещи и бежать. Бежать куда глаза глядят, и пошло оно все нахуй. Можно и откровений. Райан все также прямо смотрел в глаза Люпина. — Проходи, места хватит и на двоих, сливочного пива? — предложил Миллер. Люпин смотрел в его светло-серые глаза. Они так были похожи на глаза Блэка, только тепле, добрее. В них не было ярости или злости. Скорее, они были полны сочувствия. — Да, выпью, пожалуй. — Расскажешь, что случилось? — Не знаю, это сложно. — Я понимаю. — А ты почему здесь, Райан? — Это сложно, — с грустной улыбкой ответил тот, открывая бутылку со сливочным пивом. Тихо трещал камин, комната была совсем не большая. На стенах висели какие-то постеры, которые невозможно было разглядеть. Стояли две небольшие кровати с темно-синими пледами. Райан присел на одну из кроватей, рукой предлагая Люпину присесть. Римус сел и отпил немного пива. Приятное тепло разлилось по телу. — Не хочешь говорить? — спросил Миллер. — Не особо, — признался Люпин. Они молча смотрели на огонь, но почему-то Римусу было комфортно, ему с каждым глотком становилось легче. — Спасибо, — прошептал он, укладываясь в кровать. Мысли путались и глаза слипались. Через несколько минут Римус уже беззаботно спал и, конечно, не мог видеть, лишь призрачно неразличимо чувствовать, как мягкая рука Миллера перебирает его волосы, а тёплые и нежные губы Райана касаются лба Люпина и шепчут: — Не за что, я всегда буду рядом.