Вечные дети

День был трудным, не из-за дел, но из-за того, как Дэн плыл от усталости. Лешка писал ему, а Дэн успевал отвечать лишь коротко: то скобочки, то «скучаю». Дэн уже не мог помнить, как все между ними сложно, он рвался к Лешке. В три их совершенно нестрогая Лидия Петровна объявила: — Денис, иди уже. У тебя полные палаты. Дэн поднял на нее взгляд — их столы были составлены друг напротив друг друга — и Лидочка, как они звали ее в миру, повторила: — Иди. Устал же. Она улыбнулась Дэну, и он не нашел возражений. Он по привычке оставил халат в шкафу, и, только выходя из корпуса, понял — зря. В халате его бы пустили к Лешке быстрее и проще, но Дэн уже спешил к хирургическому корпусу, хоть вообще не представлял, что его ждет. Но Лешка был там, и он… ждал? Так невероятно и необъяснимо ждал Дэна. Дэн шел привычными коридорами и думал о тех, кто будет навещать Лешку. И как это будет столкнутся с Галей. И что тогда Леша скажет? В своем посленаркозном состоянии, тот не понимал намеков Дэна, говорил лишь о танцах, и никак не казалось, что Лешка Галю предпочитает… Но Дэн подозревал: даже если с Галей Лешку связывает не великое чувство, это не значит, что их не свяжет судьба и выбор. Дэн много думал об этом за минувший месяц и в минувшую ночь, и все больше понимал… Что в общем-то неважно: пусть будет интрижка, но… если бы она могла длится… А Лешка ведь пока хотел ее длить. Тогда обида не позволила Дэну проанализировать это, но Лешка не стал бы прикрываться девушкой, а значит пока не считал нужным предупреждать Дэна — выбирал развлекаться, а не… Его поведение сейчас подтверждало эту идею, а Дэну стало все равно, как долго: месяц или год — быть без Лешки оказалось гораздо мучительнее, чем быть с ним и знать, что это временно. Дэн боялся именно этого всегда, но теперь никакая цена не казалась высокой. Дэн знал, в какой Лешка палате, и вошел в нее привычно — без стука. Лешка лежал на койке, уже вполне бодрый, даже попытался вскочить, но Дэн сам кинулся к нему, поймал за плечо: — Не делай резких движений. И больно будет, и швы могут разойтись. Там надрез косметический сумели сделать, — Дэн уже расспросил Сашку об операции. — Но все равно. Лешка и не думал вставать: жесты в нем жили сами по себе, совершенно бездумно. Теперь, когда он снова видел Дэна пред собой, о боли не могло идти и речи. Может, секунду назад живот и правда побаливал, но вот Дэн появился в дверном проеме и, кроме него, ничего не осталось. Исчез даже Могильник. Зато Дэн уже был рядом, стремительный, как ветер, и ловкий, несмотря на усталость. Волк чувствовал его хватку на плече, и не было ничего желаннее. Лешка теперь оставался в четком сознании, пусть и не мог поручиться, что в здравом рассудке. Резко выдохнув, он снова поймал Дэна, не давая ему отстраниться, держа так крепко, насколько хватило сил, и уже гладил по спине, двигаясь к шее, вползая пальцами в волосы и притягивая Дэна к себе за шею, подаваясь ему навстречу. Волк взлетал, поднимался к потолку, и тот расступился — остались только небо и вкус. Волк мечтал об этом, так долго, что не успел ни понять, ни даже поверить. Зато он целовал Дэна, коря непослушное тело, но все же обнимая, путаясь пальцами в светлых волосах. Дэн, против их обыкновения, теперь не только уступал, но склонялся к Лешке, пытаясь уронить его на подушки. Отпускать не хотелось, наоборот, мечталось, чтобы этот миг застыл навсегда. Такой долгожданный, такой нереальный. Лешка поддался, и Дэн обнимал его плечи, чувствовал его руки, губы, язык. — Волк… — только и выдохнул Дэн, когда смог. Почему-то, хотя Дэн думал о Лешке, как о Волке редко, в такие вот моменты обращался он к нему именно так. Момент не разрушался, а по палате гуляло сентябрьское солнце, действительно возвращая их в лето. Дэн не отстранился, их лица так и замерли в нескольких сантиметрах друг от друга. — Меня отпустили пораньше, — объяснил Дэн тихо. — Как ты себя чувствуешь? Перевязка уже была? Лешка вдыхал слова Дэна, и в этом было столько чувства, что места для смысла почти не оставалось. Лешка прокручивал в голове то, как Дэн ответил на поцелуй, множа ощущения, но все же сказал: — Кажется, не было, а… должна? Он тут же представил себе, как медсестра заявляется и находит их вот в этом положении. И как смущается Дэн. Следом Лешка представил себе, как Дэн его перевязывает. Как его прохладные пальцы порхают по телу и чуть не застонал. — Я чувствую себя гораздо лучше, чем все последнее время. Чертовы четыре недели! И я не пугал санитарок и был вежлив с врачом — само смирение просто! Волк глядел на Дэна в упор, он хотел его радовать. Кроме того, что просто ужасно хотел. Может, операция и наркоз были совсем недавно, но Волк чувствовал свой стояк здоровым и полноценным. — Может, ты меня перевяжешь? — предложил он, выталкивая слова вмиг пересохшим горлом. Дэн сумел только вздохнуть и улыбнуться. — Я даже без халата… Попробую что-то сделать. Дэн вот теперь отклонился, но Лешка не спешил его отпускать. — Мне надо за перевязочным материалом. Но ты морально готовься к свидетелям. Дэн вовсе не был уверен в своем авторитете внутри хирургии, хоть и был уверен в возможностях отца Лешки. Лешка разжал руки, не хмурясь, не обижаясь. Сейчас он снова был таким, как когда они дурачились вместе… Счастливым… Дэн прикусил губу, снова теряясь между тем, как это прекрасно, и как страшно. Дэн вернулся минут через пять, со всем необходимым и с Сашкой. Тот поймал его возле перевязочной, и узнав, чем Дэн решил заняться, только моргнул, но потом тяжело пошел рядом. — Я бы тебе и так прекрасно описал состояние раны, — Дэн пусть ненавязчиво, но возражал. — Пф… и провел мини лекцию о стадиях раневого процесса для ординаторов. Не надо этого, Дэн. Пусть думают, что я сам. Его папашка ж большая шишка, ты знал, что он… — Саш, я же в лагерь ездил по контракту с ним. Знал. Но это… — Это то, что мы всем будем говорить, — отрезал Сашка. — Что мы прогибаемся под папашу, а не вот это вот… Сашка вздохнул. Он не считался другом Дэна, у того друзей как бы и не было, зато почти все его бывшие одногруппники, и Сашка среди них, считали его своей звездой, восхищались и заботились, когда доводилось. И Сашке не хотелось слухов о Дэне, а тот… был странно неосторожен: обычно очень сдержанный и профессиональный, он показывал сейчас так много, сколько Сашка за все шесть лет в институте не видел. Сашка сам открыл дверь, занимая собой весь дверной проем и радостно грохоча: — Ну, как дела? Болит — не болит? Он отступил, пропуская Дэна к койке Волкова, смеясь ртом, но бдительно следя взглядом. Волков в ответ посмотрел так, что Сашка, будь он поменьше и почувствительнее — съежился бы, но так он просто встал над Дэном, нависая, как коршун. Дэн работал всегда очень аккуратно. Он натянул перчатки, сдвинул одеяло, осторожно снял старую повязку. — Ну, вроде все хорошо? — он поднял к Сашке голову, и тот кивнул. — Какой надрез! — добавил Дэн. Дэн не преувеличивал: разрез и правда был очень небольшим, ловким, он был скреплен не скобками, а ловкими швами, и Сашина работа стоила любования. Сашка же не удержался, заржал: — Какая пяточка, какой носок, какой я хирург! Волк возненавидел Александра Евгеньевича за эти минуты. За свое жуткое разочарование, за то, что он отобрал у Лешки прекрасную возможность соблазнить Дэна. Лешка как-то так это и видел — Дэн решил почему-то оставить его, и теперь следовало соблазнять его снова, добиваться, бороться, брать приступом. Но воплотить все это в реальность под надзором Александра Евгеньевича было невозможно. Хотя вообще-то его приход не отменил и других реакций: Дэн касался, смотрел, бинтовал, а Волк хотел его до дрожи в пальцах. Хотя бы дотронуться. Но сжимал зубы, и нужно было как-то отвлечься. И Волк представлял как дает Александру… в глаз. Смачно и со вкусом, с плеча. И оттого закончил фразу: — И голос у вас очень запоминающийся, — Волк усмехнулся сквозь зубы. — И руки золотые — я стремительно поправляюсь. Разрез совсем не болит, только… душа. Лешка старался не смотреть на Дэна, чтобы этот выпад не превратился вдруг в любовное признание. Сашка фыркнул, глядя на Волкова так же пристально. — Я аккуратно резал, душу не задел. И, вообще, ничего важного… — Сашка многозначительно приподнял брови, намекая на близость разреза в правой подвздошной области к паху. Дэн явно не особо слушал их, не замечал, как Волков реагирует, не только, блин, душой. — Оперировал вас обычный хирург, а вот перевязку-то делает… — Обычный терапевт, — успел вставить Дэн. — Да как же? — Сашка картинно всплеснул руками. — Краснодипломник, звезда курса, надежда медицины. Он до перевязки-то опускался только на третьем курсе на практике: руки из жопы, а интеллект самого Асклепия. Пластырь криво наклеит, конечно, зато хоть сейчас назовет все клеточки, что пришли эту рану штопать. — Сань, блин, — фыркнул уже Дэн. Сашкино присутствие и его идиотские комментарии расслабляли, а не мешали. Дэн не отказался бы остаться с Лешкой наедине, но так шанс наклеить пластырь ровно и не отвлечься в пути был, конечно, выше. — Обычные ее клеточки штопают: макрофаги, фибробласты… Разрез небольшой, заживать будет первичным натяжением… Сашка уже не смог сдержаться, его смех наполнил палату. — Заметьте, я его даже не спросил, — хохотнул он в конце. Волк восхищался и очень хотел сказать, что у Дэна и руки под стать интеллекту, но решил, что это к лучшему, что «Саня» ничего об этом не знает, и не стоило ему такую информацию предоставлять. Тем более что от того, как Дэн смеялся, и от его этого простого, близкого «Сань» в груди сделалось горячо, и жар теперь тек по венам. Злость была внезапной, но Волк легко идентифицировал чувство — он ревновал. И сильно. И теперь ревность мешалась с возбуждением, все увеличивая стояк. Настолько, что он уже довольно заметно приподнял одеяло. «Сгинь, пропади, нечистая сила!», — Волк не думал, он настаивал, почти колдовал. Но что-то подсказывало, что не стоит вслух интересоваться у Александра, черт возьми, Евгеньевича: «А вам еще не пора?» Зато можно было надеяться, что этого чудовищного человека уже вызовут к кому-то из пациентов. «Что ж тут все были такие здоровые?!» — думал Волк с досадой, хотя смех Дэна и то, как он расслабился стоило дорого. Это одно и мотивировало Волка терпеть — одного поцелуя, о котором, еще вчера, казалось, можно было только мечтать, теперь было крайне мало. Поскольку операция прошла чисто и дренажей не понадобилось, перевязка была делом легким, но наложив салфетку, Дэн со всем тщанием теперь фиксировал ее, касаясь Лешкиного живота. Сашка же наблюдал больше за всей сценой, чем за тем, как Дэн, конечно, не так, как медсестра или сам Сашка, крепит повязку. Сашка еще в институте понял, что «небеса, открыв Дэну окно, закрыли ему дверь». Рука у него была «легкая», заботливая, но четкости ей не хватало. Это во многом и примиряло Сашку со всем другими талантами Дэна. Дэн результат трудов Сашке не показал, просто снова посмотрел на него, развернувшись так, чтобы скрыть от Сашки всякие дополнительные реакции Лешки, которые, хотелось думать, возникли в ответ на прикосновения Дэна. — Пойду опишу, — сообщил Сашка. — А ты еще посидишь? — Посижу, — согласился Дэн. — Тогда я верну все это в перевязочную, — Сашка забрал лоток со старой повязкой и остальным. — Поправляйтесь, — выдал он дежурно, все еще сверля Волкова взглядом. — Спасибо, Сань. И за операцию тоже. Сашка хмыкнул, теперь сосредотачивая взгляд на светлой макушке Дэна, против всяких приличий, хотелось сказать что-то типа: «И я прошу вас, Волков, не обижать нашего Дениса,» — но Саша промолчал и вышел. Его не тяготило закинуть отходы в перевязочную, он гордился своей работой и лишь чуть переживал за Дэна. Таким… веселым? Легким? Несерьезным? Тот бывал редко, но когда бывал, к ним в класс словно солнце сходило, и Сашка… ценил, наверное, что может видеть это сейчас снова.