Вечные дети

Когда палатки были разбиты, а тарзанка освоена всеми желающими, и пришло время костра, Гоша достал свое огниво. Он не любил походов, но странно любил некоторые вещи в них. Например, вести кресалом, высекая искру за искрой, глядя, как занимается хворост. Женька смотрел вместе с ним, и, вероятно, оттого, сегодня это вышло лучше, чем могло быть. Буквально с первого раза. Костер разгорался, Славка вместе с Рыжей уже руководили кухней то ли под наблюдением Дениса, то ли делясь с ним премудростями, Волк, пристроившись рядом с Гошей, подстраивал гитару, пока все стекались к ним. Даже Ира забыла уже ныть, укутавшись в теплую рубашку Сереги, она притулилась, опираясь спиной о его грудь, вызывая в Женьке известную зависть. Они пели, шутили, рассказывали истории, все больше приближаясь к сказкам, наполняя ночь и лес своими голосами, пока не стали расходиться. Первой ушла Света вместе с Наташкой из второго отряда, скоро за ними исчезли в своей палатке Гошины мальки-мальчишки, а после долгого томительного прощания с поцелуями Лена и Ира отправились в девичью палатку, а Серега с Володей, еще побродив и повздыхав, нырнули в свою. Женьки, Славка и Олег не спешили покидать старших, но Олег скоро начал задремывать, и Славке ничего уже не осталось, как увести его. Женька глядя им вслед вздохнула: — И мне пора. — Мы не будем долго сидеть, — отозвался Гоша. — Ничего не потеряешь. Спасибо, Рыжик, — неопределенно добавил он, и Женька, хмыкнув, пошла в палатку к Свете и Наташке. Стоило ей исчезнуть в распахе и застегнуть его за собой, как Волк собрал свои сокровища: гитару и Дэна — и потянул их в свою палатку. Гоша, ухмыляясь, выпустил им вслед дым сигареты, а потом бросил ее в огонь и повернулся к Жене. — Пошловатый подкат, но все же: останешься в моей палатке? Женька улыбнулся: — Классный подкат, продолжай. Сразу? Или сначала погуляем под луной? Гоша неопределённо хмыкнул и пока переключился на костер. Лешка и Дэн такими вопросами не задавались: пристроив гитару и закрыв вход, они, наконец, встретились до конца. Обмениваясь голодными поцелуями и теряя одежду, забывая нырнуть в спальник, зато утопая друг в друге. Стоило им оказаться вдвоем, как Волка вштырило Дэном окончательно. Тем более, что сейчас Дэн был совершенно особенным: не терпеливым, не мудрым, не скромным, даже не серьезным. Зато открытым и страстным, а Волк, на самом деле, давно уже соблазнился. Им не требовалось времени на раскачку: Дэн смотрел на Волка, и тому казалось, что зеленые его глаза искрятся в темноте. Волк дал рукам волю — он хотел касаться. Под его ладонями бродили мурашки и переливались мышцы Дэна, а Волк скользил губами по его телу, позволяя себе оставлять следы. Дэн шалел от Лешкиного жара, кусал губы, чтобы не нарушать звенящей тишины, обнимал и открывался, разводя колени. Казалось, как бы часто это ни повторялось, каждый раз вместе становился неповторимым, ярким и полным. Дэн выгибался, прикусывая уже Лешкино плечо, чтобы после, запрокинув голову, дышать немым криком, чувствуя, как удовольствие всходит, как Лешка обнимает и заполняет. Как это стоит всего. Волк не закрывал глаза: смотрел, как меняется лицо Дэна, как тот запрокидывает голову и выгибается, как… Хочет и приоткрывает рот в безмолвном стоне. Волк полнился этими видами под завязку. Это было лучшим, что он видел, и желание нарастало, а с ним вместе и темп — их общее беспрерывное движение навстречу друг другу. И в нем было так много, что хотелось кричать. Чувствуя себя на пике оргазма, Волк сделал еще один — последний толчок, прежде чем замереть, взрываясь и ощущая, как Дэн обнимает и руками, и ногами, и даже мышцами. Волк поразительно не потерял в бодрости и через несколько секунд склонился над Дэном, разглядывая его лицо теперь. Потрясающе красивое. Волк поцеловал прикрытые веки и повел губами вниз по скуле, а потом и по шее. Казалось… Этого все еще мало, Волк был готов смотреть на то, как Дэну хорошо, на его желание — бесконечно. Он не то чтобы настаивал, но гладил медленно и с чувством, лишь чуть-чуть дразня. Дэн не хотел разрывать объятие, но Лешка оставался ужасно активным, и удержать его не получилось. — Я умру, — выдохнул Дэн. — Никто еще не умер от оргазма, — парировал Лешка. — Спорно, хотя то правильнее назвать во время, — отозвался Дэн. — Но я не хотел бы войти в историю, как первый. Лучше все-таки Нобелевка. — Ты еще слишком молод и для первого, и для второго, Дэн, а я… Теперь буду очень медленным и осторожным. Обещаю. Ты не представляешь себе, какое это удовольствие ласкать тебя, снова и снова, — Лешка улыбнулся. Дэн мотнул головой, от каждого прикосновения, даже самого легкого, он чувствовал дрожь, почти уже болезненную. — Тогда тебе точно нужно, чтобы я оставался живым, — пробормотал он. — Волк… — Дэн впервые так назвал Лешу, и это в моменте оказалось так естественно. — Устал, — полуспросил Волк, уже соглашаясь, на самом деле, вспоминая, как они шли, каким Дэн был… Стойким и прекрасным. Волк не остановил ласки, но теперь скорее убаюкивал. — Тогда просто засыпай, а я… буду обнимать. Это оказалось нетрудным решением, на самом деле. Следовать за желаниями Дэна было скорее сладко и ужасно тепло. Волк находил то, как Дэн засыпает в его руках, отдельным удовольствием и теперь уже длил его, сам не замечая, как начинает дышать в такт, а после и вырубается, успевая однако укутать их соединенным спальником. Туша костер, Гоша и Женька успели засечь, как Серега и Лена перебежкой поменялись палатками. — А что так можно было? Почему тогда у них были столь скорбные лица? — Женька сам нашел ответ на свой вопрос и задал следующий: — И почему же ты тогда так не любишь походы? — Потому что раньше в них не было тебя, как до сих пор нет душа, — улыбнулся Гоша, и Женькино сердце подпрыгнуло к горлу, ведь не было ответа желаннее. Костер окончательно погас, Гоша нашел Женькино запястье и, цинично минуя луну, увлек Женьку в палатку. Оставив Женьке разбираться со входом, Гоша блаженно уронил себя на спину и вытянулся, раскидывая ноги и руки, насколько позволяла двухместная палатка. Женька обернулся от входа, потом облизнулся и потянул с себя футболку, Гоша не шевельнулся, наблюдая. Женька разделся до конца, скользнул вперед, накрывая Гошу собой и сообщая: — Твоя одежда колючая. — Так сними, — усмехнулся Гоша. Следующие мгновения он кайфовал от того, как Женя делает это. Задирает футболку, горячим языком следуя между ребер, расстегивает ширинку, накрывая член, и отпуская потом, чтобы стащить их, но самому вернуться. Женьке очень нравилось это Гошино настроение — легкое и ужасно лихое. А еще… Очень дразнящее. Гоша предпочел палатку прогулкам под луной и теперь, сам черт знает почему, случился тот момент, когда… Гоша улыбался загадочно и насмешливо, смотрел остро и с прищуром, раздевал взглядом и им же гладил. Женька плавился, распалялся, улавливая, как вот теперь снова можно все. И в общем-то ничто ему не мешало. Поход оказался прекрасной идеей, и Лорду, еще пока они сидели у костра, уже нравилось все. И лес, и костер, и легкий ветер, и ролтон, и даже Волк. Но больше всего, конечно Гоша. И то, как Женька сидел рядом с ним, прислонясь к его плечу и даже устроив на нем голову, в то же время подставляя свое плечо Рыжей. И теперь лес шумел за плащевкой палатки, а Гошин голос звучал в этой волшебной не тишине. Женька находил себя счастливым и жаждущим, казалось, совершенно не усталым. Его желание было таким живым и горело внутри тем костром, что разжигал Гоша. Женька скользил по его телу губами, любуясь расслабленной позой и получая свою полную свободу. Женька не соблазнял, а просто был с Гошей и впитывал его глазами, губами, кожей, позволяя ласкам становиться все откровенеее и глубже. Гоша встречал Женькины ласки, уверенно управляя ими, неминуемо растворяясь в этой близости, но упорно удерживая себя на грани, постепенно отбирая инициативу, взводя Женьку, но точно так же не давая дойти. Гоша забирал себе Женьку так, что и сам бы напугался, подумай немного о том, чего хочет и что шепчет, меняясь местами. Но Женя лишь чуть дрожал, отзываясь не только ласкам, но и словам, легко признавая всю Гошину власть над собой. В этой изводящей, томительной прелюдии само их слияние оказалось столь желанным, что оргазм пришел почти мгновенно, и чувствуя, как Женька сжимается вокруг, Гоша не отпускал его до конца еще несколько движений, и только когда Женька закусил ладонь, чтобы не закричать, разжал пальцы на члене, делая удовольствие абсолютным, а Женьку… Хотелось думать — счастливым, но точно достаточно восхищенным, изможденным и расслабленным, чтобы он упал на Гошу всем весом, тяжело дыша. Женьку сотрясало оргазмом во вполне прямом смысле, он даже не пытался дышать, волны гуляли по телу, а голова совершенно охуительно кружилась. Женька парил в невесомости вместе с Гошей и не хотел опускать это чувство. Но мир потихоньку проступал вокруг — мир, полный Гошей и лесом за пределами палатки. Женька влюблялся в очередной раз, и от любви в груди было тесно, а сладким послевкусием сводило все внутренности. Женька провел языком по Гошиной груди и, только почувствовав вкус, открыл глаза. Гоша владел всеми Женькиными чувствами безраздельно, и они пульсировали вокруг, переливались — спеша излиться на Гошу безудержным потоком. Женька не знал слов, только смотрел на Гошу, и в этом взгляде читался его оргазм, бесконечный трепет, восхищение, даже больше: дикий какой-то нереальный восторг и любовь. Гоша, понемногу находя и контроль, и привычную нежность, осторожно повернулся вместе с Женькой, укрывая и укутывая того. — Я люблю тебя, — только и сказал он, обнимая.

***

Следующие два дня прошли в точном соответствии с планом Волка и всеми его мечтами. Границы и правда стирались, возвращая их во времена пересменка, а тот факт, что большинство ребят стали своими и для Дэна, лишь упрощал это. Даже Ира на время забыла про ворчание, хоть обязанности по кухне и приводили ее в уныние. Они купались, бродили в окресностях, осваивали с помощью Гоши и Славы всяческие походные премудрости, пели песни — жили этой удивительной тайной жизнью в лагере, но без лагеря. Как-то, увлекшись купанием и катанием неуверенных на тарзанке, Волк исхитрился даже потерять Дэна. В этот момент катаниям суждено было спешно завершиться, но к Волку подоспела Рыжая, и он не премянул этим воспользоваться: — Побудешь новым инструктором? Могу позвать к тебе Гошу с Женькой. — Не надо, я справлюсь, — ответила Рыжая, оценивая бешенный взгляд Волка, а потом тихо спросила. — Ты в порядке? — Нет, — честно ответил ей Волк шепотом. Хотя ответ был очевиден, но Лешка не стал вдаваться в объяснения, только почти бегом скрылся за деревьями. Сначала он обошел лагерь, выяснив у Гоши, что Дэна тот не видел последние полчаса — тут тревога Волка вошла в пике. Полчаса показались ему гребанной вечностью, а все, что Дэн мог встретить на пути было трудностями и опасностями! Лешка обычно с успехом замечал себя и не кастрофизировал, но этот случай был особенным. Дэн ведь мог заблудиться тут без связи. Да что там заблудиться! Он мог упасть, сломать руку или ногу, встретить бешенного зверя… Волк не метался и не паниковал — наоборот собрался и отправился на поиски, имея уже четкий план, что мгновенно родился в голове. Дэн нашелся неожиданно, на возвышенности, с которой стекал водопад, уже сам превращаясь в тот самый эдельвейс. Волк выдохнул и замер, созерцая, как солнце рассыпает лучи по макушке Дэна. Когда Лешка, запыхавшийся и взъерошенный, оказался рядом, Дэн обезоруживающе ему улыбнулся и поведал: — Я смотрел на тебя сверху. Очень красиво. — А я тебя потерял, — просто ответил Волк. — Никогда не исчезай вот так, без предупреждения. Волк опустился на корточки рядом, поймал Дэна за запястье и сжал его слишком сильно, но вдыхая запах Дэна, уже поглаживал там, где до того сжимал. — Я испугался, — признался Волк, потому что Дэну можно было знать даже о таком. Дэн продолжил улыбаться, уже перехватывая ладонь Лешки и откидываясь на спину, немного шалея от того, как Лешка выставил руку, пытаясь поймать его голову, и как он смотрел… так строго. — Я не исчезал. Если бы ты догадался поднять голову, я бы тебе помахал. А ты убежал. Дэн уже увлекал Лешку к себе. — Надеюсь, они там все такие же недогадливые, как ты, а то нас будет видно. Волк захлебнулся этим Дэновым безбашенным глубоким шепотом. И чувство у него было такое, словно они стоят на самом краю, и Дэн готов шагнуть, уверенный, что полетит. Но Волк решил иначе. Он откликнулся на то, как Дэн потянул его к себе, обхватил крепко, а потом вместе с ним обрушился в траву, чтобы смотреть на Дэна снизу вверх, ловя его улыбку. — Вот и полетали. А теперь… Никто нас не то что не заметит, даже не найдет в этой зеленой густой траве. Я мечтал показать тебе это место. А ты меня опередил. Но мне все-все нравится. Волк зарылся пальцами в волосы Дэна и приподнялся на локтях, чтобы найти губы. Но Дэн и теперь успел первым. Он был порывист и восхитительно светел — Волк приоткрыл рот, впуская в себя язык.

***

Лорд ждал, что поход будет мучением с короткими яркими вспышками восторга по ночам, когда можно будет остаться только с Гошей и забыть обо всем, что кроме. Лорд готовил себя к подвигу и совершал его, с упорством преодолевая путь до места, но в остальном… Сейчас Женька даже не помнил ничего о тех своих мучительно-горьких ожиданиях. Настроение его было лучше и устойчивее, чем когда-либо: Женька то и дело проживал экстремумы счастья, но поразительно не приближался к пучине отчаяния. Здесь, посреди Леса у озера с водопадом, Лорд чувствовал себя прекрасно и ночью, и днем. Оказалось, что поход — это не пытка и не издевательство, не правила, сборы и бытовые трудности — это особое их время, особое пространство. Лес вокруг словно изменил все, стер границу даже между ночью и днем. Женька безнаказанно проводил время с Гошей, следуя за ним повсюду, взяв за привычку не ждать ночи. В походе не было никакого особого расписания и общих занятий, кроме готовки, завтраков, которые Женька беззастенчиво просыпал, обедов, которые помогал Гоше готовить и ужинов, которые перетекали в вечерние посиделки у костра. Женька словно уходил все глубже под воду, утягивая Гошу за собой, пока луна серебрила воду, пока лагерь спал или не спал, но они нашли еще одно маленькое озеро вдали и ходили к нему вдвоем. Так же легко Женька откликнулся на Гошино предложение погулять в лесу, а после — сам снова и снова все дальше уводил Гошу в чащу, бесстрашно увлекая за собой, и ему ужасно нравилось. Нравилось, как звучит Гошин голос и даже все остальные голоса вдалеке, как поются под гитару песни, а в каждый звук вползает шум листвы и запах травы — голос леса. Лес оставлял на них метки снова и снова: зеленые следы оставались соком примятой травы на одежде и хвоинками в волосах. Женька выбирал их из волос Гоши со всей скрупулезностью — так тоже получая свое время с ним. И, когда Гоша был над ним — его лицо сверху и сень листвы за ним на фоне темного неба — Женьке не было ни жестко, ни неудобно, только вольно и охуительно ярко. Он оставлял на Гошиной спине легкие следы и тек по нему поцелуями, вплавляясь. Женька любил все сильнее и оказался поразительно талантлив и в сборе хвороста, и в разведении костра. Он быстро сумел стать первым Гошиным помощником и даже Рыжая легко уступила ему лидерство. Три дня пролетели, как сказочный сон. Словно реальность пошла рябью, расступилась и показала Женьке то, чего он прежде никогда не видел и не ждал найти. Словно все они были на изнанке — лишь отражением самих себя на прозрачной глади озера. Женька любил Гошу, а с ним и Рыжую, и Волка, и Дениса, и Шакала с Олегом, и весь чертов мир — который оказался много больше, многогранее, чем можно было представить. И только Ира не заражалась этим общим настроением достаточно. В то время, как другие сходились все ближе, словно впаивались друг в друга, Ира находила поводы даже ругаться с Сережей. Но Женька почти не замечал. Взлетая на тарзанке к небу, он проносился над водой, чтобы после почувствовать Гошины руки. Потому что Гоша и отправлял, и ловил его. И жаль было, что не выйдет поцеловать, но Женька просто чувстовал. Это был последний раз перед тем, как наступила пора возвращаться. И вот об этом Женька жалел по-настоящему. Он бы согласился на поход и на неделю, и на две. Его не смущало даже купание в пруду. Женька отчаянно не хотел назад, но думал о том, что… Впереди — после лагеря все их время с Гошей будет таким вот настоящим. Даже лучше. И словно уже готовился ждать. Когда пришло время уходить — Женька повязал на дерево лоскут своей рубашки — чтобы вернуться. Чтобы лес не забыл их. Дерево ласково мазнуло листьями по его щеке, и Женька сжал Гошину руку без всякого стеснения. А потом повернулся к нему и шепнул, пока никто не слышал: — Я люблю тебя. И обещаю ныть поменьше по пути назад, — голос чуть дрогнул, но слово свое Женька сдержал. Он не знал, как проведет эту новую ночь без Гоши. Но, пока был с ним рядом, даже не хмурился. Проживал их поделенные пополам сигареты и бутерброды, разговоры и прикосновения — общую эту дорогу. И только уже в домике вечером вдруг упал в привычную пучину отчаяния. В таком состоянии, зачарованно глядящим в окно на корпус вожатых, его обнаружила Рыжая. — Пойдем-ка прогуляемся, тебе нужно развеяться, — заявила она. — Я устал, — пожаловался Лорд, возражая. — Не устал — категорично заявила ему Рыжая. — Ну-ка, быстро в душ и переодеваться! В самое лучшее! Хочу… чтобы ты был красивым. — Нет, — протянул Лорд, но Женька уже потащила его в ванную, где безбожно и нещадно облила водой: — Давай. И может быть исполниться твое самое большое, как говорит Волк, самое несбыточное желание. Женька моргнул, а Рыжая тактично вышла из ванной. Голова у Лорда теперь кружилась, а ноги едва слушались, но он честно принял душ, а после нарядился, почти не веря. Женька увела его из домика, а потом навернула круг, скрываясь за углом, в стороне леса, а после остановилась у Гошиного корпуса. — Иди, Ромео, и Гоше передай от меня привет. Я буду ждать тебя через два часа на качелях. И Женька, вот только теперь поверив до конца, крепко накрепко ее обнял. Его «спасибо» еще долго звучало в темноте. Женька не стучал, а Гоша в общем-то ждал. Даже скорее просто знал: Женька не выдержит, придет. И когда из-за сквозняка в комнату вдуло штору, Гоша улыбнулся, не открывая глаз. Женька бесшумно крался к его постели, но стоило ему подойти, как Гоша поймал его за запястье и потянул к себе. — Безумству храбрых поем мы песню, — прошептал он, уже задевая Женькино ухо губами. — Знаешь, засыпать с тобой рядом было самым лучшим в этом диком мероприятии. Жаль сегодня не выйдет. Два часа не были всей ночью, но Женька, кажется, научился ценить время. Два часа Гоши были самым лучшим подарком. Так же как Рыжик была самым лучшим в мире другом. На счастье Женьки, Рыжая обожала дарить подарки, так что этот не был первым и не стал последним. Что позволило и жизни в лагере больше не казаться такой уж тоскливой.