Incredibly loud and extremely close

Глава 80. Я сам виноват

Сентябрь 2021 года Сендай, Япония

— Ты молодец! — Гислен улыбается через камеру, когда мы устраиваем с ним нашу еженедельную сессию. — Я безумно рад, что у тебя пошёл такой заметный прогресс за последние несколько недель. — Аригато! – я кланяюсь ему, почти касаясь льда, — я сам безумно рад, что все так хорошо идет. Но ещё недостаточно. Для того, чтобы приземлить аксель, мне нужно все-таки докрутить его полноценно. — И у тебя это получится, Юзу, все будет! – тренер улыбается и подмигивает мне. — Ты сможешь. — Я надеюсь. Просто так давно о него бьюсь, что готов отчаяться и бросить все... — Не вздумай даже! — он немного повышает голос, грозно смотря на меня. — С чего у тебя вообще такие мысли взялись, Юзу? — Ты же знаешь, что я после Сочи ещё начал постепенно заниматься акселем, а после Пхенчханя совсем основательно. Но вот уже конец двадцать первого года, а я почти там же, где и был. Ну что это такое?! — Ты не там же. Тебе осталось совсем чуть-чуть до цели. Самая капелька. — Да, конечно, — я морщусь то ли от разочарования, то ли от боли в бедре после особо неудачного падения сегодня. — До туда идти и идти... — И ты дойдешь, потому что ты воин. Не разочаровывайся в себе, пожалуйста, ты способен на все — и даже больше. — Хорошо, я продолжу тренироваться с учетом твоих рекомендациий, — трясу блокнотом, куда все записал, — и тогда в следующую среду снова созваниваемся? — Да, это по плану. Но если захочешь раньше или что-то понадобится, то я всегда у тебя на связи, ты же знаешь. Я на расстоянии звонка. — Да-да, и десяток тысяч километров, — я хихикаю, не в силах сдержаться, — вообще близко. — Пожалуюсь твоей маме, что ты надо мной издеваешься! — он шутливо грозит мне пальцем, но продолжает улыбаться. — Заканчивай тренировку и отдыхай, тебе нужно восстановиться после сегодня, Юдзуру. — Да, конечно, аригато! До встречи! — До встречи! Я выключаю ноутбук и передаю его маме, чтобы самом пока сделать несколько упражнений для завершения тренировки. Уроки скольжения от Трейси никогда даром не проходят, поэтому важно выполнять их каждый день. Я должен быть совершенным. И я буду им в каждом аспекте своего катания. *** — Чёрт! — я рассматриваю огромные синяки на ногах, стоят перед зеркалом в своей комнате. Все-таки то падение просто так не обошлось, и теперь я буду ближайшие несколько дней ощущать это. Я давно ушел от детских падений, когда ты каждую тренировку получаешь новые синяки, но аксель... Аксель добивает меня сейчас. — Ох... — мама выдыхает, когда, заглянув в комнату, видит меня, и тут же идёт в ванную, где собрана целая коробка самых важных лекарств. Я прикусываю губу, касаясь кожи в особо цветном месте. Больно. — Ты сам на это пошёл, — мама садится на кресло, копаясь в мазях. — Прими ванную, а потом надо намазать. — Мам, да все в порядке, не первый раз все-таки. — Я знаю, поэтому и говорю, что тебе нужно сделать. Иди. Я тебе чай заварю ещё специальный. Послушно иду в ванную и включаю воду, добавляя соли и пену. В последнем нет никакой пользы, но мне почему-то нравится намного больше. Так прикрываешь себя и нет возможности видеть уродливые метки на теле, которые служат напоминание о серьезных ошибках. Я помню, как в детстве плакал, смотря на них в ванной, пока мама помогала мне помыться. Она подавала мочалку и говорила тереть своё тело, а я не могу сдержать слез, видя уродливые черные метки на боках, коленях и бедрах. Тогда это казалось концом света, а сейчас просто промежуточным этапом. Но временами... Я опускаюсь в воду, с наслаждением выдыхая. Вода всегда помогает: в виде льда на арене и в жидком состоянии сейчас. Самое прекрасное, что только может быть после тяжелого дня, это просто лечь в ванную и лежать. Лежать, слушая спокойную музыку. Я позволяю мелодии увести свой разум куда-то далеко, где нет никаких мыслей... *** — Ничего покушать не хочешь? — мама вопросительно смотрит на меня, когда я спускаюсь на кухню за чаем. — Ягоды? Сладкое? — Никакого сладкого точно, — я немного морщусь, вспоминая свой новый режим питания, который мы буквально на днях обсуждали с диетологом. Мне необходимо все силы бросить на поддержание физической формы, а для этого необходимо следить за микроэлементами в организме. И шоколад мне в этом никак не поможет. А вот немного ягод... — Клубника есть? — я вопросительно смотрю на маму, состроив самое невинное выражение лица, на которое вообще способен. — Немного. — Для тебя всегда есть, — она улыбается в ответ, слегка покачивая головой. — Куда же мы без нее. — Как там Сайя? Опять пропала и к нам не приезжает, — я вспоминаю, что так и не получил ответа от сестры на пару смешных картинок, что отправил ей. — Снова кого-то нашла? — Даже если так, то что? — мама усмехается, повернувшись ко мне. — Не завидуй сестре, Юзу! — Я не завидую. Я не хочу парня, — морщу нос от одной только мысли об этом. — Просто она совсем нас бросила. — Она позавчера провела почти весь день с нами, обсуждая твои контракты, сын. У неё есть своя жизнь, которая не ограничивается работой. Обязанности она успешно выполняет. — Я знаю, просто это звучит так дико, что у неё есть кто-то, кто с ней живет. Буэ. — Не обязательно сразу со всеми жить. Оставь её в покое и лучше со своей жизнью разберись, — мама ставит передо мной миски с ягодами, — как Женя? Как бабушка? Я замолкаю и опускаю взгляд в тарелку. Надо же мне было заговорить об отношениях, черт меня побрал. Я не знаю, что отвечать маме, потому что... Потому что сам не понимаю, что между нами происходит. Мы можем днями не созваниваться, перекидываясь сообщениями раз в сутки о ничего не значащих мелочах. Женя снимается в шоу, активно тренируется с каким-то мальчиком из ТикТока. Они проводят очень много времени с ним вместе и за пределами катка, поэтому... — У неё очень активная жизнь сейчас. Съемки, дела... Мы давно не созванивались, так что я не особо много знаю, к сожалению. Мама ничего не отвечает, но это молчание, которое повисло между нами, говорит больше, чем самые громкие слова. Она осуждает. Я понимаю её. Мама всегда говорила, что самое главное правило любых отношений — это разговор. И обычно я к этому всегда прислушивался, мог даже сам первым набрать трубку и позвонить Жене, если у нас был какой-то спор или небольшая ссора, как совсем недавно, когда она была в Сочи, мы поспорили о том, каким видим наше будущее. Я отправил ей букет-извинение, выслушал её и извинился за свои слова. А сейчас... — Ей нужна поддержка, Юзу, у неё сложная ситуация в семье. Ты спрашивал о бабушке? — Она говорила, что проходит лечение, пока от нас ничего не надо. Если понадобится, то тебе позвонит. — Ладно, хотя бы так. Жанна мне тоже сказала, что все в порядке, — мама опускается на стул напротив меня, — сынок, твоя голова опять забита не тем, чем надо. Когда вы в ссоре, ты энергию направляешь на эти чувства, а не на свои тренировки, от этого смысла никакого нет. Ты должен больше думать о благополучии и подготовить себя к стартам, если ты и правда хочешь поехать на игры. — Я хочу. Это будет моим финальным стартом, мама, ты знаешь об этом. — Знаю. Я чувствовала, сынок, что будет так. Поэтому и прошу тебя: позаботься не только о своем физическом состоянии, но и о моральном тоже. — Я стараюсь. Я отдыхаю. Медитирую. Даю тебе возможность отдохнуть и проанализировать тренировки, у меня все под контролем. — Нет, Юзу, не все, — мама кладет свою руку поверх моей, — я вижу, что ты не в порядке, ты нервничаешь, бросаешь взгляд на телефон часто на тренировке и вздыхаешь так тяжко, что мне самой становится больно. Ты ничего не хочешь. — Да не в этом дело, мам, просто сложный период сейчас. — Он всегда сложный, не бывает простого. Но последние месяцы вы друг друга словно мучаете. Она права. У меня тоже проскальзывала такая мысль, что все последние месяцы мы только и делаем, что мучаем друг друга. Вымученные сообщения и звонки, которые становятся дежурными просто потому, что так надо. Кому надо? Для чего? Мы уже и сами не знаем. Жизненная рутина поглотила нас сильнее, чем казалось раньше, и я ловлю себя часто на мысли, что у меня нет сил звонить ей перед сном. Просто не хочется. И всё тут. — Подумай над этим, сынок. Мама сжимает мои пальцы и отпускает руку, оставляя меня одного. *** Я все хожу по комнате, держа в руках телефон, и не зная, что написать Жене. Я не понимаю, что мной руководит: то ли желание её увидеть, то ли мысли, которые посеяла в моей голове мама... Но я все-таки останавливаю себя и. прислонившись плечом к шкафу, открываю диалог с Женей. Она в сети. Мое последнее сообщение отправлено два дня назад — я желал ей спокойной ночи. Юдзуру 23:17:45 Как ты? Я отправляю это просто, без всяких вводных фраз, потому что не вижу смысла в этом. И смотрю на то, как она продолжает быть в сети, но не отвечает. С кем-то разговаривает? Возможно, но раньше она всегда тут же отвечала на каждое моё сообщение, а сейчас... Я хожу по комнате кругами, ожидая от неё хоть чего-то, но сообщение приходит лишь тогда, когда я совсем отчаиваюсь и решаю пойти в ванную без телефона. Евгения 23:38:16 Репетируем :) И всё. Я жду ещё несколько минут, что она что-то от себя добавит, спросит у меня, но она исчезает из сети и больше не заходит. Я в растерянности смотрю на экран, которые постепенно затухает, и даже не знаю, что сказать. Раньше она всегда находила время, чтобы спросить что-то в ответ или же написать, что она мне ответит позднее, когда будет свободна. — Ну и к черту! я бросаю телефон на тумбочку и иду к шкафу, откуда вытаскиваю тренировочную одежду и быстро переодеваюсь. Мне нужно немного проветрить голову, а для этого самое лучшее — сделать пробежку, которую я всей душой ненавижу. Голова будет меньше работать, я не смогу думать о ней. Если ей так хочется, то пусть и проводит с ним время. За несколько дней не нашла возможности мне написать. А раньше ждала, пока я закончу тренировку, могла встать раньше, если хотела провести со мной время. — Ты куда? — мама останавливает меня в коридоре, подозрительно разглядывая. — Куда ты ночью собрался, Юзу? — Я побегаю по саду немного, мне надо проветрить голову, — я на автомате вставляю наушники в уши, стараясь не смотреть на маму. — Скоро вернусь, ложись спать, не жди меня. — Только не упади в розы, пожалуйста, я не готова вытаскивать из тебя шипы. Киваю и вхожу на улицу, вдыхая ночной воздух родного города. Включаю любимый плейлист с музыкой, которая меня отвлекает, и ступаю на дорожку, постепенно переходя с шага на бег. Тело стонет, не привыкшее к бегу, но я не даю мышцам победить себя, заставляя бежать вперёд вдоль рядом цветов и деревьев. Я наматываю уже третий круг, когда музыка прерывается и раздается звонок. Я останавливаюсь, хрипло дыша, и достаю из кармана телефон, на котором светится фотография Жени, сделанная мной самим. Мой палец замирает над экраном, и я принимаю звонок. — Да? — Привет. Мы оба молчим. Я силюсь отдышаться, и прислоняюсь рукой к скамейке, смотря в пустоту ночи. Я не знаю, что ей сейчас сказать. — Ты в порядке? — её голос звучит обеспокоенно, отчего мне становится неуютно. — Да, все нормально. А ты? — Я да, но ты так тяжело дышишь... У тебя приступ? Чёрт, ты где? Ингалятор? Юми-сан? — Все в порядке, — я останавливаю её, поднимая глаза к нему. Отчего-то накатывают слезы, непонятно откуда взявшиеся. — Я просто бегал. — Бегал? — Женя удивленно переспрашивает, словно не может в это поверить. — Ты ненавидишь бегать. — Знаю, но мне нужно было проветрить голову. А это лучший способ не отвлекаться на мысли. — Это из-за меня? — она тихо спрашивает, и моё сердце нервно дёргается. — Женя, давай поговорим завтра? У меня сейчас нет настроения это обсуждать. — Окей, — она произносит это резче, чем обычно, и я понимаю, что обижаю её своим отказом. — Спокойной ночи. Я отвечаю, но слышу, что в этот момент она уже положила трубку. Я убираю телефон обратно в карман и чувствую, как слеза срывает с ресниц. Я снова все испортил.