Incredibly loud and extremely close

Глава 66. Не принадлежу вам

Ноябрь 2020 года Москва, Россия

Я иду по коридору спорткомплекса, в котором провела все своё детство и юность. Тут были и слезы, и смех, и счастливые моменты, и разговоры, из-за которых ломалась вся судьба. Тут было все... Мне кажется, что каждый сантиметр о чем-то напоминает, но сейчас, идя в тренерскую, я думая лишь о том, что было тут. Мне не хочется даже думать о вещах, которые могут случиться... У меня на руках заключение последнего медицинского обследования, проведенного буквально пару дней назад. В голове у меня маленькие кусочки паззла, которые постепенно соединяются воедино. Это конец. Из-за последней травмы, усугубившей мои и так серьезные проблем со спиной, я не могу тренироваться в полную силу и выполнять часть элементов. Мне больно сидеть ровно, я не могу поворачиваться и мне страшно выходить сейчас на лёд. Я сжимаю в руке папку, пока прохожу последние метры, и даже не стучусь в приоткрытую дверь, просто слегка толкаю её. — Добрый день, Этери Георгиевна, — я немного мнусь на входе, но все же прохожу внутрь и запирую за собой дверь. — Я пришла поговорить. — Проходи, Жень, я сейчас, — она что-то печатает на компьютере, а я бегло осматриваю кабинет. Большая часть фотографий осталась тут с тех времен, когда я тут тренировалась к Олимпиаде. Общее фото с Дианой, с девочками... Сборы, соревнования, крупные победы. За последние несколько лет тут добавились ещё фотографии: уже других девочек, которые продолжают это золотое шествие по подиумам, собирая медали и титулы. — Так, ну что же, — она отодвигает ноутбук и поворачивается всем корпусом ко мне. — Как твои дела? — Жива, уже это радует, — я усмехаюсь, вспоминая за все время лишь одну смску от неё, что уже больше, чем во время моего восстановления после Игр. — Вот результаты обследования. Я кладу папку на стол и пододвигаю, внимательно следя за ней. Она раскрывает её и бегло просматривает первую страницу, и выражение её лица полностью меняется. Она листает дальше и с каждой страницей все сильнее хмурит брови, и что-то внутри меня злорадно усмехается. Не все в этой жизни бывает так, как она сказала, и даже сейчас моя болезнь переиграла её. — Никаких вариантов? Лечение? Может быть где-то в Германии или ещё где, — она вопросительно на меня смотрит, сжимая пальцами бумаги. — Мы дадим тебе любое время, которое потребуется. — Я никогда не смогу вернуться к полноценным тренировкам и прыгать всё, — произношу это четко и размеренно. — Та травма, полученная в 2017 году, давала знать о себе каждую минуту жизни последние три года, а теперь, благодаря подхваченному вирусу тут, в стенах Хрустального, я не смогла вовремя закончить лечение. И нагрузки, которые вы прописали мне, Этери Георгиевна, лишь усугубили три недели назад моё состояние. Она меняется вся в лице, резко бледняя, однако буквально через несколько секунд берет себя в руки и становится снова своей неживой копией, которая смотрит на меня сурово за такую дерзость. Одна мне хватает этих мгновений, чтобы понять свою правоту. Она боялась того, что не выведет меня на старт, не сможет доказать, что только при ней я побеждала. Теперь же она будет пытаться разыграть карту того, что меня угробили в Канаде, только вот её собственные слова, сказанные два года назад, говорят об обратном: спину мне убили перед Олимпиадой именно тут. — Но ты провела недостаточно обследований. Стоит пообщаться ещё с несколькими специалистами, прежде чем делать такие выводы, — она замолкает, что-то обдумывая. — И ты же понимаешь, что тебе сейчас никто не даст завершить карьеру? — А разве я спрашивала разрешения? — я усмехаюсь, самодовольно смотря на неё. — Кажется, я уже взрослая девочка? — Хватит, Женя! — она вспыхивает, словно спичка. — Прекрати дерзить и говори нормально! — Я разговариваю с вами нормально. Так, как вы разговариваете с нами, — я не сдерживаю чувств, — неужели не нравится? — Что ты себе позволяешь? — она повышает тон и приподнимается со стула. — Что ты из себя возомнила? — То, что я вам больше не принадлежу, — я забираю папку со стола и поднимаюсь на ноги. — С настоящего момента я не являюсь больше вашей спортсменкой. В нашем контракте оговорено, что как только наше сотрудничество исчерпает себя, у нас больше никаких отношений нет. — Ты подписалась на все мои шоу до тех пор, пока ты будешь действующей спортсменкой, а федерация тебя не отпустит, так и знай. До игр даже не мечтай об этом, — она злится, стискивая руками край стола. Я смотрю на это с ещё большим злорадством, понимая, что в очередной раз довела её. — Ты будешь приходить сюда и готовиться к шоу, готовить новые программы. Ты будешь всем говорить, что просто взяла паузу. Мы организуем интервью... — Нет, этого не будет. Я уже говорила, что не буду плясать под вашу дудку. Я не буду объявлять о паузе и давать ложную надежду, что вернусь. Мой диагноз не позволит мне это делать. Я не могу повернуться в сторону, что уж говорить о том, чтобы прыгать. — Ты не можешь просто молчать! — А вот и посмотрим, — я усмехаюсь и подмигиваю ей. — И только попробуйте что-то сказать обо мне... В нашем контракте прописано, что вы можете давать интервью обо мне только с моего согласия. Если это не касается тренировочного процесса и результатов на стартах, — позволяю себе довольную улыбку. — Этого больше нет, так что... — Какая же ты выросла змея, Женя. В её голосе смешались эмоции: она злится за то, что я в этот раз обыграла её, но ощущается нотка гордости за то, что я вырастила когти, которые использую в жизни. Я устала быть её марионеткой, и в этот раз, когда федерация поставила меня перед фактов, агенты заставили меня пересмотреть контракт и вписать несколько пунктов, которые позволят мне себя обезопасить. И сейчас я как никогда этим фактом довольна. — Через несколько недель я приду на лёд, чтобы тренироваться. Всё-таки это и моё тренировочное место, позвольте напомнить, — я аккуратно складываю бумаги и смотрю на Этери прямо. — Как видите, все-таки у нас с вами не складывается. — У тебя бы все сложилось, не будь той травмы... — Не было бы той травмы, было бы что-то другое, — я спокойно пожимаю плечами. — Вы же сами сделали ставку на ту, кто вряд ли ошибется и сломается. Каждый из нас принимает свои решения. Только знаете, что... — И что же? — она говорит спокойно, совершенно не показывая эмоций. — Я благодарна за то серебро уже хотя бы из-за того, что уехала в Канаду. Это были одни из лучших тренировочных лет моей жизни, несмотря на отсутствие медалей. Мне никто не говорил, что я хуже других. И я чувствовала, что меня правда любят. Не за титулы, медали или славу, которую я приношу. Меня любят там за то, как я внутри. — Тебя и тут любили и ценили, — она прерывает меня, морщась от последних слов, — если бы ты не воображала, что имеешь право диктовать какие-то условия, то... — Вы любили мои медали, а не меня. Вам нравилось, что я такая послушная, гибкая в ваших руках. Этери Георгиевна, признайтесь, вам просто нравилось, что я соглашалась на все, что вы говорили, — я грустно улыбаюсь и киваю в сторону её алтаря с фотографиями. — Все те победы, медали... Именно они вас вознесли в ранг лучшего тренера. Они дали толчок к тому, что о вас услышали, стали говорить. Без этих побед вы бы не были там, где стоите сейчас. — И ты бы не была чемпионкой! — она снова повышает голос, пытаясь на меня повлиять. — Ты не стояла бы здесь, а работала бы сутками на каких-то дворовых катках на подкатках с бездарями! — Не была бы. Я не отрицаю этого факта и за это я вам благодарна. Только сейчас, смотря на папку диагнозов размером с романы Толстого, я не знаю, стоило ли оно того. Мы обе молчим, смотря друг на друга, пока я не понимаю, что это точно конец. Вот сейчас именно я поставила точку в своей карьере. Дальше пути нет, я не смогу добиться каких-то высот, не смогу выйти на старт и услышать, как меня объявляют, не буду ставить соревновательные программы... Это конец всему. Конец самой яркой эпохи на данный момент в моей жизни. — Спасибо за все, что было, конечно же. Букет не принесла, потому что мы явно ещё увидимся, — я безразлично смотрю на неё, впервые посмотрев на неё другими глазами. Она выглядит уставшей и какой-то замученной этой жизнью. В её глазах нет того огня, что был раньше, она даже спорит не так, как пару лет назад в пылу ссоры. Не удерживает, не оскорбляет, не пытается доказать, что без неё я никто... Она словно остыла к тому, что делает, или же её тревожат совершенно другие вещи. Что-то в моей груди шевелится и появляется мысль спросить, что у неё произошло, но другая, более рациональная часть меня, напоминает, что обо мне никто не переживал, не заботился и не думал, когда было плохо. Да и сейчас, когда мы прошли столько, что вспоминать страшно, совершенно не хочется лезть в душу. Уже не хочется. — В общем, всего доброго вам, Этери Георгиевна, и до какой-нибудь встречи на катке. Она молчит, пока я забираю свою сумку и ещё раз поправляю грозящиеся вылететь из папки бумаги, и уже у самой двери начинает говорить, останавливая меня тем самым. — Тебе надо выступить на Чемпионате страны. Не в соревновательной программе, но с показательным номером. — Зачем? — разворачиваюсь и удивленно смотрю на неё. — В чём смысл? — Покажи, что ты сильнее обстоятельств, и даже это тебя не сломило. Ты всегда была сильнее всех, докажи это и в этот раз. Я задумчиво смотрю на неё, пытаясь разгадать скрытый смысл. Зачем? Что изменится от того, что я выступлю в этот раз? Разве моя спина мистическим образом восстановится? Разве я покажу кому-то, что я продолжаю бороться? Ведь иного выхода, кроме как попрощаться с карьерой, у меня уже не остается. — Мы поставим тебе новый номер. Я буду этим заниматься. Докажи всем, что ты не слабачка, что ты не лежишь в постели в слезах, а продолжаешь заниматься спортом, даже если в другой роли. Приходи в четверг после последней тренировки. — Я подумаю. Я не могу дать сейчас ответ, не в силах произнести что-то, поэтому молча выхожу из её кабинета, отпуская тяжелый груз с груди. Мне нужно было это сделать, даже если по-прежнему больно осознавать, что на этом моя карьера завершилась. *** — Я сделала это. И теперь не понимаю своих чувств, — я разговариваю по видеосвязи с Юзу, нервно теребя край покрывала. — Вроде как я счастлива, что сама поставила эту точку... А вроде как и больно, что больше не буду... — Завершение с любительским не означает завершения с профессионалами, Женя. Шоу, постановка новых программ, участие в каких-то проектах — у тебя море возможностей. Как только откроют границы, тебя будут ждать здесь. Русские фигуристки всегда привлекают японцев. — Но это не соревнования. — Да, в этом твоём преимущество. Ты не обязана быть фавориткой тренера, федерации и судий, чтобы забирать самые дорогие контракты, самые прибыльные шоу и показывать самые зажигательные номера. Ты теперь свободна творить что угодно. — Я все равно ещё не знаю, чем мне теперь заниматься... — Для начала отдохни. Приди в себя и постепенно набирай форму. Тебе нужно с разрешения врача будет подключать спорт, катание... — Юзу мне ободряюще улыбается, стараясь поддержать. — Не смотри далеко, действуй шаг за шагом. — А мы с тобой так мечтали оказаться вдвоём на Олимпиаде... — Я не уверен, что сам туда поеду, поэтому ничего в этом нет. Его слова не становятся для меня неожиданностью, мы не раз об этом говорили и Юзу говорил о своём намерении уйти еще несколько лет назад. Однако осознавать по-настоящему, что наша общая мечта точно не сбудется отчего-то слишком уж больно. — Всё будет хорошо, любимая. Мы скоро встретимся, слышишь? Ты же веришь мне? — Я тебе верю. — Мы с тобой добьёмся ещё более больших вершин, чем в спорте. Ведь на соревнованиях жизнь не заканчивается, есть столько возможностей, что мы с тобой будет ещё думать, какую выбрать в первую очередь, — он мягко улыбается, смотря в камеру. ¬¬— Теперь мы сами с тобой принимаем решения, которые будут влиять на нашу судьбу, больше не нужно ни у кого спрашивать разрешения. — Да, ты прав, — я тяжело вздыхаю и нервно улыбаюсь. — Этери предложила мне выступить на чемпионате России в показательны. Аргументирует тем, что так я покажу, что не сдаюсь и продолжаю бороться. Юдзуру некоторое время молчит, задумчиво смотря куда-то в сторону, и я успеваю даже подумать, что, вероятно, к нему кто-то зашел и что-то говорит, когда он все-таки поворачивается ко мне и спокойным голосом отвечает. — Я не знаю, как можно подумать, что ты сдалась. Все твои соперницы уже давно завершили. Никто из них не выступает не из-за травмы, которая ставит под угрозу их нормальную жизнь в принципе, а из-за своей лени, нежелания поддерживать спортивный режим и выступать дальше. Я не понимаю, как можно сравнить две эти вещи, — он вздыхает и ставит телефон, по всей видимости, в подставку на тумбочку, из-за чего меняется угол съемки и я теперь вижу не только его лицо, но и торс. — Ты для меня самая сильная фигуристка. Я не уверен, что будь у меня такие проблемы со спиной, постоянный боли, бесконечные процессы лечения-восстановления-набора формы, то я смог бы так долго кататься и продолжать. И если бы не выиграл Игры, то... Юдзуру снова замолкает, медленно покачивая головой. Я ничего не произношу, боясь нарушить ход его мыслей, и даю ему сформулировать предложение, которое вертится у него на языке. — Если бы я проиграл, то не смог бы жить. А ты живешь и становишься с каждым днём сильнее. Выйди на арену и покажи, что ты сильнее этой чертовой судьбы.