Incredibly loud and extremely close

Глава 63. Маленькими шажкам.

Ноябрь 2020 года Сендай, Япония

Я решаю выступить на национальных, чтобы представить свои новые программы. Я не знаю, насколько это хорошая идея, но федерация сообщила о максимальных мерах ковидных ограничений, поэтому я, скрипя сердце, соглашаюсь принять в этом участие. Мне немного надоело сидеть в своей пещере без цели, когда не понимаешь, к чему ты вообще готовишься. Постепенно накатывает усталость, совершенно пропадает мотивация... И я даже пропустил несколько тренировочных дней, не находя в себе сил бороться и тренироваться. Помню напуганный взгляд мамы, сообщения от сестры и папино «Ты боец!», однако это совершенно не помогало. Мы почти целые сутки рубились с Хави в игры, пока он наконец не выгнал меня, взяв обещание, что он сможет прокомментировать моё выступление на следующих международных соревнованиях, потому что он поспорил с другом. — Юзу, ты должен держать себя в форме уже для того, чтобы я не проиграл три ящика пива. Прошу тебя, выйди на Мир. Я полушутливо обещаю, но только в том случае, если он выигранные деньги частично отдаст мне на новые наушники. Мы кое-как договариваемся об этом, а после сразу же продолжаем играть. Нервы. Нервы. Нервы. Бесконечная чреда нервов, переживаний и потери ориентира в жизни. Я впервые за долгое время нахожусь в таком ситуации, когда не могу найти ничего, за что хотелось бы вцепится и куда идти. Цель... Я не понимаю своей спортивной цели больше. — Тебе нужна помощь? Мама держит меня за руку после завтрака, видя мои растерянные глаза. Она не понимает, что делать и как со мной себя вести после двух дней затворничества в спальне. — Я не знаю, зачем я катаюсь. Слова повисают в воздухе между нами, когда я это говорю. Признаюсь честно и откровенно, как и должно быть. Я давно хотел признаться маме в этом... И в этот же момент, когда я озвучиваю маме свои страхи, я начинаю плакать. Слезы сами теку по щекам, пока я пытаюсь взять себя в руки. Мама прижимает меня к себе, успокаивающе поглаживая по спине, и ничего не говорит. Она спокойно дышит, пока я изливаю свои слезы. Вместе с ними выходит напряжение, которое сковывало меня, и я постепенно начинаю чувствовать себя лучше. — Я рядом с тобой. Ты не один... — Мне страшно. Я боюсь того, что будет дальше. Я не знаю, что будет дальше... — Дальше все будет в порядке, сынок. Что бы ты ни решил, все будет хорошо, слышишь? Я тебе обещаю. — Честно? Ты правду говоришь? — я поднимаю на неё заплаканные глаза. — Да. Все будет хорошо. Юзу... Сыночек... Ты же знаешь, что я не гоню тебя на национальные. Давай откажемся. Скажем, что ты переживаешь за ограничения. Безопасность... — Нет, — я мотаю головой, пытаясь стереть слезы, которых меньше не становится. — Нет, я не буду сбегать. Я должен выступить. У меня готовы программы, я хочу показать их... — Ну вот тогда просто покажи их. А что будет дальше — это мы будем обдумывать потом. Договорились, милый? — она обхватывает моё лицо двумя руками, заставляя смотреть на себя. — По маленькой цели за раз. Как в детстве. Хорошо? — и дожидается моего кивка. — Вот так вот. А теперь иди умываться и будем с тобой план составлять. У нас есть чуть больше месяца, надо все продумать и дошить костюмы. Я послушно топаю в ванную, ощущая облегчение. Слезы всегда помогали мне успокоиться, когда напряжение концентрировалось до самого предела, так что я и в этот раз чувствую их спасительную силу. Признаться в проблеме — уже частично её решить. И я благодарен маме за эту помощь, которую она мне оказывает. Не закричала, не отчитала... Я возвращаюсь на кухню, все еще немного шмыгая носом. Мама что-то быстро печатает в телефоне, когда я подхожу поближе в надежде заглянуть в экран, но это не удается, потому что она тут же включает блокировку. — Ну что, готов обсуждать? Надо нам с тобой поработать немного сейчас, а потом на тренировку. — Я не бронировал лёд, — я прикусываю губу, виновато смотря на маму. — Надо звонить им... — Я все сама сделала, не переживай. Аренда до Национальных уже сделана и оплачена. Так что пошли, дел много, — она подгоняет меня вперед и я послушно плетусь в небольшой домашний офис, который мама оборудовала несколько лет назад для удобства. Изначально для этих целей мы использовали то столовую, то мою комнату, но со временем, когда наконец-то переехали в хороший дом, сделали целую комнату, в которой царит атмосфера работы. Мама сразу же переходит к делам, сообщая мне о возможных контрактах на следующий год, о партнерских сообщениях и ожиданиях, а также о нескольких письмах от федерации. Я все это послушно просматриваю вместе с ней, с чем-то соглашаясь, а от чего-то отказываясь. Через час напряженной работы я чувствую, что мне просто жизненно необходим перерыв, поэтому выхожу пройтись до туалета и заодно проверяю сообщения, однако от Жени ничего нет. И заходила она последний раз вчера вечером, когда мы разговаривали. Юдзуру 16:30:32 Доброе утро, соня! Юдзуру 16:30:41 Неужели ты наконец-то решила хорошенько выспаться перед тренировкой?)) Я отправляю и жду пару минут, уставившись в экран, но Женя так и не появляется в сети. Я немного волнуюсь, потому что вчера она себя не очень хорошо чувствовала, но рядом Жанна и бабушка, которые присматривают, так что есть вероятность, что она напилась лекарств вчера и просто долго спит. И совсем скоро уже проснется и ответит мне. Я знаю. Однако ответа нет и после второй сессии обсуждения дел с мамой, доработки макета костюмов и корректировки плана тренировок в соответствии с пометками Гислена. Нет ничего от неё... Я начинаю волноваться, поэтому проверяю все доступные мне соц.сети, но нигде от Жени ничего нет. Никаких постов новых, лайков, комментариев со вчерашнего дня нет. Тогда я пролистываю телефонную книгу и нахожу номер телефона Жанны... На некоторое время зависаю над ним, не зная, как стоит поступить: написать или позвонить, но выбираю все же второй вариант. Гудки тянутся долго, вызывая во мне нервную дрожь. Один, второй... Пятый... Никто не отвечает. Я надеюсь, что они просто забыли взять телефоны с собой, когда утром поехали на тренировку, а не случилось что-то. — Что-то произошло? — мама выходит из кабинета и натыкается на меня, стоящего с телефоном в руке посреди коридора. — Юзу? — Женя не отвечает со вчерашнего вечера, — я нервно втягиваю воздух. — И Жанна тоже не берёт трубку, я только что ей набирал. Мне кажется, что-то произошло. — Она тебе ничего вчера не говорила? Может куда-то поехать собралась, нет? — Нет, — я отрицательно качаю головой, — она же только восстановилась от травмы, постепенно ходит в Хрустальный, старается набрать форму для стартов. Очень хочет выступить на кубке последнем, вроде. Должна быть на льду уже, но мы каждое утро списываемся. А сейчас ничего... — Я попробую Жанне тоже написать, может быть она не может разговаривать, а сообщение прочитает, — мама гладит меня по плечу в успокаивающем жесте. — Не накручивай себя. Если бы было что-то серьезное, то мы бы знали. Может просто с электричеством проблемы. Я киваю и ухожу наверх к себе в комнату, крепко сжимая в руке телефон. Не может быть такого, чтобы звонок проходил, а телефон был выключен. Я точно чувствую, что что-то произошло, но меня не ставят в известность. Может быть Жене стало ещё хуже? Неужели она и правда разболелась? *** К вечеру от Жени всё еще никаких новостей нет, и я весь себя извожу, нервно посматривая на телефон каждые десять минут даже во время тренировки. Мама хмурится, когда я подхожу попить и упорно проверяю телефон, но ничего не говорит: я знаю, что она тоже волнуется из-за Жениного молчания, но её чувства приправлены раздражением от влияния девушки на моё моральное состояние. Я не могу полностью сконцентрироваться, что неудивительно, учитывая ещё и мою утреннюю истерику. — Может отказаться от Нацев? — я спрашиваю Пуха, смотря в его большие глаза. — Может к черту оно все, а? — Если ты решил, то конечно, — мама осторожно вмешивается в наше «общение», — но контракты необходимо приостановить прямо сейчас, а не в последний момент. — Я просто вслух подумал, не бери в голову, — мотаю головой и делаю глоток. — Можешь сделать записи прыжка? Хочу Гислену отправить, пусть посмотрит. — Да, конечно, — она тут же хватается за планшет. — Снимать отсюда? Молча киваю и иду делать новую попытку. Чтобы хоть как-то себя отвлечь, мне нужно вытащить из головы мысли о Жене, о том, почему она не отвечает и что же могло произойти. — Юзу, — мама окликает меня минут через 20, когда я практически заканчиваю ледовую сессию, — звонок. Я удивленно смотрю на неё, но подъезжаю быстро к бортику и перехватываю телефон. Там загорается имя Жанны и я моментально беру трубку. — Здравствуйте, — мой голос звучит запыхавшись и взволнованно, — это... эээ... Юдзуру. — Здравствуй, Юдзуру, да, у меня есть твой номер. — Простите. Я просто не смог дозвониться до Жени... весь день... — я нервно скольжу вдоль бортика, — и думал, что вы скажете, что с ней. Она в порядке? — Не совсем, к сожалению. Женя в больнице. У неё подозрение на коронавирус. — О боже, — я застываю на месте. — Но она говорила, что результаты... — Да, все тесты были отрицательными. Но ей стало ночью хуже, мы вызвали врача... У неё были проблемы с дыханием, её забрали в больницу, Юзу, — Жанна, кажется, всхлипывает по ту сторону трубки. — Боже... Это ужасно, Юдзуру. Ей было так плохо... — Я... Боже... Что говорят врачи? Она вообще в сознании? Сердце бешено стучит от испуга. Перед глазами мелькают самые ужасные картинки, от которых мне больно на физическом уровне. Что, если она подключена к куче аппаратов? — Да, в сознании, конечно. За ней следят, контролируют её показатели. Меня к ней не пускают, но я разговаривала с её врачом. Она забыла телефон дома, но я сейчас съездила и попросила передать ей, так что она скоро должна будет выйти на связь. Мы с утра были так напуганы, что толком вещи не собрали, только самое необходимое схватили. Я опускаюсь на лёд, пока слушаю это, и не могу убрать картинки перед глазами. Она лежит там. Одна. В окружении только врачей и персонала. Одинокая в преддверии своего дня рождения. В такое состоянии, что её мама вызвала врачей. Я боюсь... — Боже, я могу чем-то помочь? Врачи? Лекарства? — Нет, Юдзуру, пока все есть. Врачи говорят, что все не так плохо, как могло быть. Что мы вовремя обратились. И за ней теперь будет строгий контроль. Я... Я надеюсь, что она скоро поправится. Я слышу, как Жанна плачет, и сам начинаю плакать от этого. Моя Женя... Бедная моя девочка... За что ей это всё? Посему все несчастья свалились на неё? Почему? — Всё будет хорошо, она сильная, — я выдавливаю это из себя, цепляясь рукой за лед. — Она справится и с этим тоже. — Да. Да, справится... Мы молчим в трубку некоторое время, а потом Жанна говорит, что ей звонит Женя. Я опускаю руку с телефоном на лёд, утыкаясь лицом в согнутые коленки. Чёрт-чёрт-чёрт. Ну за что ей всё это? За что? Почему именно с ней происходит всё самое ужасное? — Что произошло? — мама наклоняется через бортик, пытаясь посмотреть на меня. — Что-то с Женей? — У неё ковид, она в больнице под аппаратом. Ей плохо... Настолько плохо, что они ночью вызвали врача и уехали, забыл все вещи. — Господи, Юзу... — Но ей передали телефон, сейчас она позвонила Жанне. Я нахожу в себе силы подняться и еду к выходу с катка. Тренировка и так подходила к концу, но я не нахожу в себе сил сконцентрироваться на заминке. Не смогу сейчас что-то делать... — Женя сильная, все будет хорошо. Она молодая, под наблюдением врачей... Я уверена, что скоро она выйдет на связь. Я молча киваю маме и надеваю защитные чехлы на лезвия, пока моя голова где-то далеко. Все мысли сейчас о Жене, перед глазами мелькают кадры больных, которые я видел по телевизору, и не самые позитивные новости о статистике. Я не понимаю, как это происходит и из-за чего. Почему именно Женя? Откуда она вообще подхватила вирус, если её перемещения ограничены врачами, катком и домом? Она даже с друзьями не виделась в последнее время, настолько переживала из-за вируса. — Я узнаю, чем мы можем помочь, — мама поддерживающе сжимает моё плечо. И когда Женя через десять минут мне звонит, мы оба плачем в трубку от бессилия перед судьбой.