Incredibly loud and extremely close

Глава 33. Мы просто люди

Март 2018 года Москва, Россия

Я просыпаюсь на следующее утро, обнаружив её спящей под моим боком. Женя забавно морщит носик, когда я натягиваю на неё посильнее одеяло, чтобы скрыть наготу телу, и едва заметно ворчит что-то себе под нос так, что я не могу разобрать её. Осторожно обнимаю её, притягивая к себе, и позволяю нам обоим еще немного полежать. Я спокоен. Эта мысль окутывает меня впервые за долгое время. Полгода перед Олимпиадой были проведены в сплошном стрессе, сами Игры — сплошной комок нервов, а последующий за ними месяц неизвестности стал ещё большим разочарованием для меня. Я не знал куда себя деть, каждый раз видя, что она просто не открывает мои сообщения и не принимает входящие звонки. Мне было больно, но я понимал, что ей сейчас в разы больнее, хотя ничего с этим поделать не мог. Мне хотелось быть рядом — и вот теперь, услышав от семьи и менеджеров все, что они о моей безответственности думают, я держу её в объятиях, ощущаю её спокойное дыхание и биение сердца. Я счастлив. — Скажи, что ты сейчас думаешь обо мне, а не о четверных прыжках, — Женя шепчет сонным голосом, закидывая свою ногу на моё бедро. — Я не смогу принять то, что они являются причиной твоего возбуждения. Я усмехаюсь, подтягивая её поближе к себе и позволяя почувствовать мой ежеутренний стояк. Она тихонько стонет, когда пенис легонько скользит по её половым губам, дразня и возбуждая. — Рядом с тобой я не способен думать о чем-то другом. И что такое четверные, когда есть ты? — я мягко её целую, руками скользя по её ягодицам в ленивых поглаживаниях. У меня нет цели заняться с ней утренним сексом, когда её семья, наверняка, уже встала и могут к нам зайти или услышать наши стоны, но я не могу отказать нам в удовольствии немного понежиться. Женя же, кажется, настроена намного решительнее, когда слегка качает бедрами, ерзая вдоль меня. — Не сейчас, — мне приходится прервать поцелуй, ощущая вмиг себя несчастным. — Малышка, твои мама и бабушка... — Мои мама и бабушка не находятся здесь, лежа на тебе голыми и полностью мокрыми, — она облизывает губы и снова качает бедрами, заставляя меня подавить стон. — И если сейчас твой член не окажется во мне, то я скажу вашему японскому телевидению, что ты обижаешь девушек. — Я не обижаю девушек, — скольжу рукой ниже по её ягодице, касаясь возбужденного клитора. — Я пытаюсь включить здравый смысл и логику. Нам надо было уехать в отель... — К черту отель, спускайся на пол, — я сдаюсь, и мы вместе тихонько сползаем на ковер, стянув за собой одеяло. Женя настырна в своём желании, и мне не остается ничего, кроме как поддаться ей и погрузить в любимое тело. *** Мы завтракаем всей семьей, болтая о погоде и планах на день. Женя сообщает бабушке, что я настроен попробовать настоящие домашние пельмени, а та с готовностью сообщает, что поставит тесто и мы все вместе займемся лепкой после обеда. Моя девочка улыбается искренне и широко, чему восторгается каждый присутствующий в комнате, и обнимает меня за шею, ничего не стесняясь. — Я уже жду не дождусь момента, чтобы проверить твоё умение работать пальчиками, — Женя хихикает, звонко целуя меня в щеку. — Кажется, ты это проверила ещё вчера ночью и сегодня утром, — возвращаю ей поцелуй в щеку, тихо шепча на ушко. Её щечки покрываются легким румянцем, но Женя не отстраняется, лишь сильнее прижимаясь к моему боку. Я наслаждаюсь ощущением её стройного тела рядом с собой, совсем не смущаясь взглядов её семьи, которые с легкой улыбкой наблюдают за нами. — Вы пока можете пообщаться, а мы с мамой сходим в магазин за продуктами, — Жанна бросает внимательный взгляд на Женю, словно о чём-то предупреждая. — Я, конечно, не думаю, что кто-то узнает Юдзуру в нашем супермаркете, но рисковать не стоит. Если хотите погулять, то я потом могу вас отвезти в парк какой-нибудь. — Не думаю, пока и дома хорошо. Да, Юзу? — она поднимает голову, чтобы заглянуть мне в глаза, и я согласно киваю, стараясь не думать о том, что мы сейчас останемся совсем наедине... — Да, Женя. Мы доедаем свой завтрак и, поблагодарив за вкусную еду, отправляемся в Женину комнату, где она усаживает меня на кровать и сообщает важным тоном, что мы ещё не смотрели её детские фотографии. Я немного удивляюсь такому развитию событий, но устраиваюсь поудобнее и помогаю Джерри устроиться на моих бедрах, пока Женя уходит за своими альбомами в другую комнату. А её уютная спаленка почти не изменилась за эти полгода, что я не был тут, лишь добавились некоторые детали в виде новых фотографий, статуэток и парочки ваз. Неожиданно мысль о том, что я забыл купить букет, когда торопился к ней приехать из аэропорта, сбивает меня с толку и я тянусь к телефону, чтобы исправить это. Я хочу её снова порадовать. — А вот и я, — Женя возвращается с горой альбомов, из-за которых её практически не видно, и я быстро выхожу из приложения, чтобы она, в случае чего, не увидела отчет о статусе моего заказа. — Уф, они весят, кажется, целую тонну. Женя складывает их на прикроватную тумбочку и берет самый верхний, прежде чем устроиться у меня под боком. И начинает свою историю, рассказывая забавные случаи о каждой из фотографии. А я раз за разом любуюсь тому, какая она прекрасна: что в детстве, что сейчас на её лице расцветала самая прекрасная из всех улыбка, которая освещает все вокруг. Уже маленькой двухлетней девочкой Женя, кажется, заряжала всех, совсем не останавливаясь перед препятствиями. В какой-то момент, когда мы рассматриваем фотографии Жени в пятилетнем возрасте, к нам заглядывает Жанна и улыбается, увидев кадр с озера и напоминает об истории, когда моя малышка свалилась с круга и потом два дня отказывалась мыться, потому что нахлебалась воды и сильно испугалась. Ещё через полчаса они с бабушкой уходят, оставляя нас одних, а мы тем временем открывает один из последних альбомов, где Женя уже совсем взрослая фигуристка, выступающая на международных соревнованиях. Её руки едва заметно подрагивают, когда она показывает на фото со своего второго юниорского Гран-при, на котором я впервые её полноценно заметил. Женя стоит недалеко от меня, словно боясь подъехать ближе и встать совсем рядом. — Я тогда думала, что для меня честь уже просто стоять с тобой на одном льду, — она тихо шепчет, задержавшись на этом кадре, — думала, что если я попрошу о фото, то ты точно мне откажешь. Ну, потому что кто я? Простая девочка-юниорка из России... — Ты не простая девочка-юниорка, а ты самая лучшая фигуристка и просто девушка, — я притягиваю её к себе поближе и приподнимаю подбородок пальцем, заставляя посмотреть на меня. — Ты лучшая, слышишь? Ты самая прекрасная девочка на свете. — Я... — она, вероятно, снова хочет заговорить о серебре, но я прерываю её, ласково целуя. Я не хочу, чтобы она снова винила себя, чтобы снова говорила о том, как она подвела саму себя и всех вокруг. Больше нет слов, чтобы я мог ей раз за разом говорить, что это совсем не так, поэтому я использую единственный доступный мне способ её отвлечь. И я лишь успеваю спросить, долго ли не будет её мамы и бабушки, прежде чем она скидывает альбомы на пол и раскрывается подо мной. *** — Как приятно лежать в своей кроватке с тобой, — она сладко потягивается в моих руках, не стесняясь наготы. — Могли ли я лет пять назад подумать, что меня будет трахать двукратный олимпийский чемпион? Я морщусь от её выбора её слов. Это не простой трах, это как минимум секс, а вообще — это занятие любовью. Но как это описать, не называя главного слова?... — Не называй то, что только что произошло между нами, простым трахом, — целую её в плечо, чтобы смягчить свои слова. — Трахают проституток в загородном клубе за деньги, а между нами все происходит из-за чувств. — И какие же у тебя ко мне чувства? — она вызывающе поднимает голову, смотря мне в душу. — Самые сильные и искренние, — прикладываю её ладошку к своему сердцу, — большие и чистые. — Настолько большие, что ты хочешь сейчас сходить на кухню и принести мне попить? — Женя хихикает, прижимаясь ко мне. — И конфетку. — Могу принести даже две конфетки, — щиплю её за ягодицу, из-за чего она громко визжит, а потом ударяет меня по плечу. — Не могу от тебя оторваться. Ты такая сладкая... Быстро наклоняюсь и целую её бедро, не в силах противостоять себе, прежде чем одеться и привести себя немного в порядок. — И тебе стоит одеться, пока мама с бабушкой не пришли, — поднимаю с пола раскиданную одежду и складываю на кровать. — Может быть что-то посмотрим? — Самое интересное в альбомах мы посмотрели, так что можно перебраться в зал и посмотреть какой-нибудь фильм, — Женя лениво потягивается, демонстрируя мне своё тело во всей его красе. — Я могу сделать бутерброды и чай нам, если хочешь перекусить, — и хитро улыбается, садясь в постели. — А лишние калории после колбаски я с удовольствием помогу себе сжечь после. — Ненасытная моя, — наклоняюсь, чтобы снова её поцеловать, но Женя так быстро меня не отпускает, утягивая в полноценный поцелуй и борясь языком за главенство. Возбуждение снова начинает охватывать меня, когда она провокационно стонет в рот, пытаясь утянуть меня на себя. — Женя... — Тебя слишком давно не было во мне, нам нужно это наверстать. — Попозже, — целую её в лоб и усилием воли отстраняюсь. — Не сейчас, когда твоя семья может в любой момент вернуться. *** Вечером, когда мы заканчиваем лепить пельмени и остаемся с Женей вдвоём в её комнате, она неожиданно умолкает и становится печальнее, чем обычно. Я не понимаю причины её грусти, пока она едва слышно не произносит: — Там, кажется, идёт чемпионат мира. Её слова вызывают во мне неприятное чувство, из-за которого я замираю перед ней. Мир, который мы оба пропускаем из-за травм. Мир, где нет ни меня, ни Хави, и где наша корона уйдет кому-то другому. Мир, на котором Женя теряет статус «действующая». Я поднимаю взгляд на неё, встречаясь с серьёзным взглядом, и осознаю, что она в любом случае планировала его смотреть. — Если ты уверена, что готова... Из-за смены часовых поясов я чувствую себя немного разбитым, но не могу оставить её сейчас одну. Мы бредем в большую комнату, ставшей на этот период моей спальней, и удобно устраиваемся на маленьком диванчике в объятиях друг друга. Я не понимаю, что говорят комментаторы, но Женя периодически переводит для меня самую интересную, по её мнению, информацию. Я ощущаю, как учащается её сердцебиение, когда на лёд выходит финальная разминка девушек. Она с какой-то тоской и злостью смотрит на экран, где показывают её тренера, настраивающую другую ученицу на этом Чемпионате. Я прижимаю её ближе к себе, и ничего не могу с собой поделать, когда прижимаюсь губами к её макушке, закрывая глаза. Мне совсем не интересно то, что происходит на арене в Милане, потому что главное, что происходит, сейчас в моих руках. Меня волнует сейчас только Женя и едва заметно сбившееся дыхание. То, как она цепляется за мою ногу сейчас и то, как едва ощутимо вздрагивает. Я слышу, как называют имя Алины, и как моя девочка напрягается. Я лишь краем глаза слежу за её прокатом, не желая вдаваться в подробности, но тело Жени говорит мне больше, чем могло бы. Она едва ощутимо вздрагивает на её ошибках и улыбается в конце программы, иронично усмехаясь. — Ноша первого номера сборной оказалось тяжела? — Женя совсем недобро усмехается, прижимаясь ко мне. — А ведь как все красиво начиналось. Я не могу её ругать за это небольшое злорадство, потому что... Да потому что мы обычные люди, а не Боги милосердия. А обида, которая скопилась в Жене, сейчас намного сильнее, чем просто случайно проигранный старт. Ей больно – и эта боль не уходит просто так, растворяясь во времени. Для этого нужен намного больший срок, чем месяц в больнице и пару дней в моих объятиях. И она выплескивает эту боль доступными ей способами. — Потому что она — не ты, — тихо шепчу ей в волосы, — никто не может быть тобой, чтобы выходить на крупный старт и выдавать лучший прокат раз за разом даже на травмированной ноге. Ты — это ты, запомни. Женя молчит, но я чувствую, как она постепенно расслабляется в моих объятиях, отпуская свою злость. Её тело выпускает из себя этот стержень, давая себе возможность быть простым человеком, а не роботом. И для меня это маленькая победа. — Хочешь прогуляться с собакой? — киваю на окно, за которым опустилась на город ночь. — Мы могли бы пройтись по парку как обычная парочка... — И ты никому не дашь автографа? — она приподнимает голову так, чтобы видеть мои глаза. — Даже если тебя слезно попросят об этом? — Нет, на этой неделе я даю автографы только одной девушке на планете, — и ласково касаюсь ей губ. Мы действительно собираемся и выходим на прогулку с Джерри, чтобы проветриться самим и немного сменить обстановку. Мне уютно находиться у них дома и я совершенно не ощущаю чувства давящих стен, но вот так спокойно держать Женю за руку и идти с ней по едва освещенному парку — это особое наслаждение, которое нам едва доступно. Я наслаждаюсь мгновениями, сжимая её тонкие пальчики в своей руке, и просто иду рядом с ней, ни о чем не думая. Мы идем за Джерри, не произнося ни слова, и эта тишина настолько уютна, что мне хочется укутать в неё нас с Женей и уже никогда не вылезать наружу. Этот островок безопасности так приятно согревает весенним вечером, что мне не нужны никакие слова, чтобы говорить о том, насколько же мне хорошо быть с ней вместе. Женя тянет меня за руку и сводит с тропы, заставляя переступать через остатки снега и листву, которая осталась с осени и теперь выглядит совсем неэстетично. Я стараюсь осторожно ступать, чтобы не поскользнуться и не свалиться, заодно крепко держа руку Жени, чтобы, в случае чего, удержать и её, но она лишь бросает на меня насмешливый взгляд, словно напоминая, кто всю жизнь живет среди снега. Однако этот факт не мешает мне беспокоиться о ней сильнее, чем о собственной жизни. — Смотри, — она останавливается у огромного дерева, которое раскидывает свои ветви в разные стороны, величественно возвышаясь среди более мелких братьев. Сейчас оно совершенно голое, но я уже могу представить ту красоту, которая здесь творится весной и летом, когда дерево надевает свой лучший зеленый наряд; мне даже кажется, что я могу ощутить прохладу его тени в жаркий летний день, когда даже ветерок не спасает от палящего солнца. — Под этим деревом я пряталась перед первым взрослым сезоном, когда порой накатывали мысли, что это очень страшно. Хотя мне страх и не свойственен был до такой степени, но все равно какие-то его отголоски достигали и меня, заставляя цепляться пальцами за спасение. И в этом месте мне было хорошо. Я молча обнимаю её со спины, прижимая к своей груди, и, кажется, вижу маленькую девочку, прячущуюся от всех проблем взрослого мира за густой листвой дерева. А в моих объятиях девушка, которая, несмотря на свой страх перед миром, продолжает держать спину прямой и идти дальше, борясь со всем, что попадается ей на пути. Я горжусь ею. А мои слова «я люблю тебя» висят в воздухе невысказанным якорем.