Incredibly loud and extremely close

Глава 38. Ошибки

Апрель 2017 года Москва, Россия

Только сейчас, спустя несколько месяцев, я начинаю осознавать, как изменилась моя жизнь с началом наших с Юдзуру отношений. После того случая в Хельсинки он стал гиперопекающим настолько, что пару раз у нас возникали небольшие споры, в процессе которых он грозился приставить ко мне охрану, если я действительно не начну более благоразумно выстраивать свои маршруты и уведомлять его каждый раз, когда я куда-то отправляюсь одна. Одна — это в его понимании без мамы или бабушки, потому что по какой-то одному ему ведомой причине подруг он не считает за надежных людей, которые, в случае чего, могут обеспечить мою безопасность. Поэтому теперь, после жарких споров, мы решили прийти к определенному компромиссу: я сообщаю Юдзуру о том, куда я направляюсь и с кем, а он… А он не будет обсуждать этот вопрос с моей мамой. Мы договорились, что о походах в Хрустальный, который буквально в пяти минутах ходьбы, я не должна ему каждый раз сообщать, потому что здесь, в случае чего, это станет моментально явно, да и я хожу не подворотнями, а вполне себе по открытым улицам, где много людей. Такая забота бывает приятной, хоть мы оба и не привыкли к тому, что у нас есть другой человек, за которого временами ты переживаешь даже больше, чем за самого себя. Я вижу, что Юдзуру иногда борется с самим собой, учась выражать свои чувства и переживания по поводу другого человека, а не самого себя. Мы с ним похожи на слепых котят: оба не понимаем, как правильно поступать и действовать, но продолжаем двигаться вперед, учась слушать и слышать своего партнера. Мои отношения с Вовой были совершенно другими, они скорее существовали на физическом плане, а с Юдзуру мы каждый день познаем друг друга на ментальном плане, изучая мысли и ход мышления, но не зная всех мельчайших привычек, хотя многое в его режиме дня для меня уже знакомо: я знаю, во сколько он встает и ложится в разные дни недели, могу пересказать его примерный рацион и график тренировок, включая особенности его дня за несколько недель до соревнований. Мы изучаем друг друга, задавая огромное количество вопросов и пытаясь выстроить полную картину жизни любимого человека. И вот сейчас мы там, где оказались. Захожу в раздевалку и отправляю Юзу сообщение, что я успешно сдала контрольную по математике, когда вижу там задумчивую Алину, что-то усиленно ищущую в сумке. — О, привет, а чего тебя утром не было? — кидаю сумку на своё место и снимаю куртку. — Заболела? — Э, нет, — Алина прячет глаза и раздевается, — надо было решить кое-какие дела просто, Даниил Маркович был в курсе. — А чего он, а не Этери Георгиевна? — усмехаюсь и снимаю свитер, поглядывая в её сторону. По Алине заметна её огромная симпатия к тренеру, от которого она, кажется, ни на шаг не отходит, желая проводить как можно больше времени. И, как мне кажется, это далеко не просто отношения как к тренеру… — Просто до него я смогла быстрее дозвониться, — она тихо шепчет практически себе под нос. — А тебе что? Эта легкая агрессия слегка удивляет меня, но я стараюсь не подать виду, испытывая лишь легкое чувство раздражения к ней. Конечно, я понимаю, что в следующем году мы выйдем на арену и, так уж заведено, будем изображать из себя лучших подружек на общих соревнованиях, но… Но дело в том, что мы ими никогда толком и не были. Да, как и со многими другими мы общаемся, проводим время с Хрустальном и порой за его пределами, но вот такой дружбы-дружбы, чтобы я с ней делилась всеми своими проблемами и победами, никогда не было. Алина — это Алина, мы с ней слишком разные для того, чтобы быть лучшими подружками. Но на публике нужно улыбаться и говорить о том, что мы выступаем вместе за страну, а кто на каком месте – это дело второстепенное. Только вот эта такая ложь, от которой сводит желудок. — Да мне без разницы, — пожимаю плечами и быстро переодеваюсь. — Делай, что хочешь. — Вот и буду делать, — она пытается самодовольно усмехнуться, но выходит какая-то лишь кривоватая ухмылка, от которой мне становится смешно. — Я выхожу во взрослые. Даже то, что я это знаю и морально готовилась, неприятно холодит спину. Плюс ещё одна соперница перед главным стартом. Умом прекрасно понимаю, что я на две, а то и на три головы выше неё в плане презентации, но у Алины есть то, с чем я пока не выступаю — риттовый каскад, пресловутый лутц-ритт. Я каждый день вижу, как она его тренирует, пачками штампуя, пуская порой и ошибаясь. Но его умеет она, а не я. Успокойся, Женя, ты двукратная чемпионка мира, все ставки все равно будут на тебя. Мой внутренний голос шепчет, пытаясь взять под контроль нервную систему, и я в ответ просто спокойно улыбаюсь, пожимая плечами. — Это здорово, мы с тобой наконец-то будем видеться на стартах чаще, чем до этого, — произношу совершенно ровным голосом, садясь, чтобы обуть коньки. — Твои нервы-то готовы к этому? Не испугаешься взрослых тётенек? — Нет, — я вижу, как она поджимает губы и садится на своё место, но по её жестам вижу, что она своим выходом хотела задеть скорее меня, чем действительно осознавала, что её ждет. А ждёт её ой, как много моральных сложностей. — Ну, жду тебя на катке, — усмехаюсь и выхожу из раздевалки, захватив свои вещи. Но мысли о будущем соперничестве все равно сопровождают меня всю тренировку, неприятным жучком скользя вдоль позвоночника. Я не знаю, почему так нервничаю, потому что, по сути, в этом нет ничего такого: каждый год во взрослые выходит с добрый десяток вчерашних юниорок, да и я сама такой была два года назад… Но все они сдали позиции, пропустив меня вперед и сделав первой фигуристкой планеты на последние два сезона. Но я-то точно не собираюсь никого пропускать вперед и позволять занять мое место, ни в коем случае. Я действительно хочу собраться и выиграть как Олимпиаду, так и Мир после неё. Я знаю, что это в моих силах сделать все возможное, чтобы победить, и я сейчас готовлю свое тело к этому. Постепенно, шаг за шагом, я хочу и я буду совершенствоваться, становясь лучше. Я хочу выиграть все титулы, я хочу быть первой российской фигуристкой, которая соберет все титулы, тем самым вписав себя в мировую историю. Это моя цель. — Куда-то спешишь? — Даня перехватывает меня, когда я выхожу из раздевалки, задумчиво покручивая в руках телефон. — Ты чего такая сегодня молчаливая? — Ой, прости, — поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — Да что-то задумалась немного, вот и не вижу и не слышу, что кто-то рядом. — Не вешай нос, чемпионка! Мы с тобой через неделю будем в Японии развлекаться и отдыхать! Разве ты не хочешь? — его рука перемещается мне на плечо, придвигая поближе к себе. — Знаю, что ты обожаешь гулять по этим странным улочкам и все рассматривать. А я, так уж и быть, буду твоим верным рыцарем, который постарается спасти тебя от странных япошек. — Боже, Даня, — закатывая глаза, — о чем ты? Мы туда едем не в отпуск, а на командник, а это значит, что я там буду пахать несколько дней. А ты, если забыл, напоминаю, мой тренер, который должен помогать и наставлять. — Ладно-ладно, — он смеется, — давай я провожу тебя до дома. Я уже готовлю отказаться, сославшись на то, что мне идти совсем близко и я хочу побыть одна, когда замечаю, что Алина стоит совсем рядом, по-видимому явно слыша наш диалог или как минимум его последнюю часть, поэтому я, сладко улыбнувшись, соглашаюсь на предложение Дани, передавая ему свою сумку с вещами, всем видом демонстрируя, что я очень устала и это такая тяжелая ноша, с которой только он может мне помочь. Алина, увидев все это, поджимает губы и чуть ли не со слезами на глазах убегает, даже не попрощавшись с нами. — Ух, сколько у тебя там с собой вещей? — Даня галантно открывает мне дверь, пропуская вперед себя. — Неужели ты таскаешь кирпичи в сумке? — Нет, только учебники по математике, русскому, биологии, — смеюсь, вдыхая прохладный вечерний воздух. — У меня же экзамены скоро, вот приходится в перерывы наверстывать всю программу, которую я пропустила из-за подготовки к Европе и миру. — Точно, ты же у нас умница и на катке, и в школе. Мы говорим о всяких мелочах, которые совсем ничего не значат, и доходим до моего дома. Даня порывается проводить меня до квартиры, но я останавливаюсь у дверей и забираю свои сумки, всем видом показывая, что я его благодарна, но дальше я сама. — До завтра. — До завтра, Жень, — он, словно сомневаясь, быстро наклоняется и целует меня в щеку. — Выспись хорошо и восстановись! Ты умница! — Спасибо, — нервно сглатываю и чуть ли не забегаю в подъезд, нервно передергиваясь. Вот какого черта я согласилась, чтобы он меня проводил? Теперь он будет думать, что мне нравятся его ухаживания и я согласна с тем, чтобы он и в дальнейшем провожал меня везде и встречал. Черт! Иногда нужно думать головой, Женя, а не пытаться кого-то другого уколоть своим поведением. Слава Богу, что Юзу это не видел, иначе меня сейчас бы ждал еще один очень серьезный разговор. — Добрый вечер, юная леди, — на пороге, придерживая дверь, меня встречает мама, по взгляду которой я сразу понимаю, что она видела, кто меня провожал. И лучше бы нас застал Юдзуру. *** Уже на следующий день я понимаю свою огромную ошибку во вчерашних действиях. Даня ищет любую возможность, чтобы ко мне прикоснуться или провести со мной какую-то свободную минутку: он правит мне произвольную, концентрируя все свое внимание на мне, не смотря на окрики Этери Георгиевны, которая раз за разом просит его поработать над вращениями Алины, но тот, переключившись на пять минут, снова возвращается ко мне и продолжает свои касания, разговоры и всевозможные намеки. — Господи, Даня, тебе Женя медом сегодня обмазана что ли? — Этери Георгиевна не выдерживает и подъезжает к нам. — Помоги Морису иди лучше, я сама с Женей поработаю. Неосознанно выдыхаю и всем телом расслабляюсь, когда он наконец-то уезжает, оставляя нас двоих. Беру салфетку и вытираю нос, давая себе небольшую передышку, постепенно восстанавливая дыхание. Да уж, вот это я вчера конкретно сглупила. Теперь надо с ним как-то это все обсудить и поставить все точки над «и», чтобы он понял, что меня интересует исключительно как тренер, а не партнер или потенциальный парень. Ой, нет… — Ты чего такая хмурая второй день ходишь? — Этери Георгиевна обнимает меня за плечи, и мы едем тихонечко вдоль катка. — Что за мысли? — Алина выходит во взрослые в следующем сезоне? — озвучиваю вопрос, который крутится на языке уже несколько дней. — Это правда? — Да, она выходит во взрослые. Все титулы она выиграла, возраст её позволяет, чего держать в юниорах лишний год? — ощущаю, как она пожимает своими плечами. — Тебя это волнует? — Я не знаю, — выдыхаю, — просто следующий сезон будет же олимпийским… — Если ты думаешь, что кто-то сможет занять твоё место в сборной, то ты полная дура, — слышу её усмешку в голосе, даже не видя мимики, — ты двукратная чемпионка мира и Европы. Ты выиграла все титулы, ты приехала с золотом со всех соревнований, в которых принимала участие. Жень, ты серьезно сейчас? Мы останавливаемся и смотрим друг на друга, замечая малейшие изменения в мимике. Этери тверда и уверена в своих словах, а мое сомнение она в момент считывает, покачивая головой. Мы молчим, сверля друг друга взглядами, но не произнося того, что витает в воздухе вокруг меня. Она честно осознает, что именно меня беспокоит, но… — Давай, иди прокатай свою короткую еще разок, — кивает в центр. — Что-то мне она вчера не понравилась. — Я хочу пробовать новые каскады, — быстро выпаливаю и смотрю на неё. — Я не могу с тем же контентом поехать на Игры, я просто-напросто упущу свою победу, если не буду совершенствоваться. — Что за мысли? — она повышает голос, недовольно смотря на меня. — Ты первая фигуристка не просто России, но и всего мира. А ты тут нюни распускаешь из-за того, что я кого-то выпускаю во взрослые. Если ты боишься конкуренции, то твоё место не здесь, а за пределами моего катка. Ты ясно поняла? — Поняла, — сжимаю зубы и отвожу взгляд, ощущая себя так, словно мне дали пощечину. Чувства во мне смешиваются и начинают бороться друг с другом, каждое пытаясь выступить на первый план, но я их усиленно подавляю. — Тогда иди и катай короткую. И без самодеятельности твоей, чтобы никаких экспериментов с каскадами и лишними прыжками сейчас. Давай, собирай свои ноги. Хмурюсь, но еду в центр, держа в голове мысль о том, что я должна откатать максимально чисто, чтобы показать, что я все могу. Зачем мне сейчас что-то кому-то доказывать? Я не знаю, но злость, которая меня берет, когда я вижу, что Алина чисто сигает свой каскад, заставляет почувствовать себя такой ничтожной, словно я проиграла все главные старты в своей жизни, а теперь меня с позором выгоняют с катка. Я начинаю свою короткую, но уже на дорожке шагов совершая мелкую ошибку, за что получаю злой окрик, но продолжаю катать, собираясь с силами. И, нарушая все запреты, добавляю к одиночному ритту второй, с которого ожидаемо падаю, больно ударяясь. — Ты совсем мозги потеряла? — Этери Георгиевна кричит так, что все вокруг, кажется, замирают. — Ты что творишь? Я тебе сказала, чтобы ты без самодеятельности своей катала. Вон с катка! И чтобы вечером не приходила. Все молчат, пока я медленно поднимаюсь и выхожу, не оглядываясь ни на кого. И только в коридоре понимаю, что я забыла свои вещи, оставив Луну на тренерском столе, но сил возвращаться туда у меня нет. Опускаюсь на свое место в раздевалке и закрываю лицо руками, пытаясь сдержать слезы, которые все-таки просачиваются. Какое-то разочарование в себе и страх перед будущим меня сковывает, опоясывая моральной болью. Я не знаю, почему я себя так плохо чувствую, но тело словно разрывается от этих мыслей. Я не слышу, как кто-то входит, пока мне на плечо не ложится чья-то большая рука, а на коленях не оказывается салфетница. — Все будет хорошо, — Даня присаживается передо мной и вытирает мне слезы. — Ты самая сильная и лучшая, вытирай слезы. Ты из-за Этери? Так она через пять минут остынет, ты же знаешь, что она тебя любит сильнее всех остальных вместе взятых. Качаю головой и не сопротивляюсь, когда он присаживается рядом и обнимает меня. Мне настолько безразлично, кто меня успокаивает, что я просто продолжаю плакать, выплескивая все свои эмоции, которые накопились во мне за последнее время. Я очень редко плачу, но если это и происходит, то очень сложно остановить этот поток, который словно подпитывается ото всех моих негативных эмоций. Даня шепчет какие-то глупости, которые я толком не могу разобрать, но его поглаживания приятно согревают остывшую кожу. — Ой! Я слышу тонкий голос, который вызывает во мне лишь раздражение, и пытаюсь отстраниться, но Даня просто крепче прижимает меня к себе, не давая отодвинуться ни на миллиметр. — Алина, иди на тренировку! — его голос звучит грубее, чем должен был бы, и я слышу такое же раздражение, как и у меня, которое в нем появилось. — Этери Георгиевна просила вас найти, — Алина чуть ли не пищит это, продолжая топтаться у раскрытой двери. — Я сейчас приду. Все, иди. Мы пересекаемся с ней взглядами, и она убегает, непременно хлопнув железной дверью, что отдается в моей голове. Черт! — Тебе пора, иди, — я все-таки отстраняюсь и беру салфетку, чтобы вытереть лицо. — Ты уверена? Я могу остаться с тобой… — Не надо, — поднимаюсь на ноги и выдыхаю. — Мне правда сегодня стоит отдохнуть, а завтра мы продолжим работу. Осталось буквально пару дней, так что все завтра наладится. Спасибо. — Ты самая лучшая, помни об этом, — он крепко меня обнимает и, поцеловав в лоб, выходит, оставляя одну в оглушающей тишине, с которой я не знаю, как бороться, поэтому хватаю полотенце и отправляюсь в душ, чтобы смыть с себя этот день.