Детский реабилитационный центр №213. Семь смертных грехов.

Любовь долготерпит. 1Кор. 13,14 Выключив теплый свет ночника, Джисон впервые засыпал с улыбкой. Впервые он не грыз себя и других, впервые он понял и принял себя такого, какой он есть. Легкая улыбка так и сияла, а сознание погружалось в мир сновидений. Ему снились яркие сны. Ровно до того момента, пока не приснился сад цветущих жёлтых лилий, которые тут же вяли от его прикосновений. Он почувствовал какую-то сдавленность, будто с каждым падшим бутоном становилось труднее дышать. Хотелось заорать в голос и наконец-то проснуться, но цветочный сад держал его, хватал его за руки своими стеблями и не отпускал. Лилии вокруг вяли. Когда-то яркий жёлтый сад превратился в поле мертвых цветов. Сердцебиение учащалось, дышать стало невозможно. Как вдруг он увидел один маленький цветок, в центре сада, с которого вот-вот упадет бутон. Как только тот упал и коснулся земли, сразу стало спокойнее. Он не нуждался больше в кислороде, ему не хотелось сделать вдох, чувство сдавленности пропало из грудной клетки. Попытка открыть глаза могла закончиться провалом, но зрачки ослепил яркий свет ламп, а вокруг стояли незнакомые люди, которые возились над ним как пчёлы, кружащие над клумбами весной. Хотелось убежать из этого непонятного места, по рукам шли какие-то трубки, в горле и в носу тоже было что-то неведомое. Тело не слушалось, оно было бесконтрольным, кончики пальцев покалывало, словно самыми острыми иглами. - Джисон, прошу тебя, успокойся, сейчас мы поможем тебе! Сынмин, принеси воды. – Сказал мужчина в светлом халате и маской на лице. Хан тут же почувствовал, как с его лица снимают бесконечные трубочки, отклеивают пластыри, в легкие наконец-то начал нормально поступать кислород, с непривычки слегка обжигало трахею, горло першило, зудело, а звуки из рта выходили более устрашающие, чем должны были быть. - Хо… Позовите Минхо… Подарок. – Хан пытался приподняться на локтях, но из-за долгого пребывания во сне, сил в организме не было. - Джисон, лежи, все будет хорошо. Тебе нужно восстановить силы и совсем скоро ты сможешь встать, не переживай. – Врач слегка надавил на плечи Хана и уложил его обратно. - Хорошо, но мне надо к Минхо, нам нужно кое-что обсудить, только дайте мне мою маску. Никто из медицинского персонала не понимал, о чём им говорит Джисон, а Чонин и Сынмин, стоявшие у входа в его палату, тут же побелели и переглянулись, словно единственные понимали, о чём говорит их друг. Зачем ему к Минхо, который до сих пор не пришёл в себя, зачем ему маска, что за спешность проснулась в этом подростке после выхода из комы? Успокоился он достаточно быстро, экстренные анализы и обследования показывали хорошие результаты, будто бы все его травмы после аварии зажили за ночь. *** На следующее утро к Хану вернулись силы. Он стал чувствовать себя гораздо лучше и начал сам вставать с кровати, хоть врачи и запрещали ему этого делать. Но парень любыми способами хотел восстановиться быстрее и выйти из палаты, ведь он был уверен, что за закрытой дверью одной из палат его кое-кто ждет. - О, ребята, наконец-то вы пришли, – Хан со своей привычной яркой улыбкой, уже не скрытой под черной тканевой маской, встретил друзей, заходивших к нему в палату каждую свободную минуту, – Врач сказал, что я могу выходить из палаты, но только с кем-то, отведите меня к Минхо, он меня уже заждался, наверное. Джисон тараторил непрерывно, не давая вставить и слова друзьям, а после попытался спрыгнуть с кровати, но его тут же накрыло головокружение. - Хан, может не стоит? Ты же только недавно… Проснулся, – Сынмин неуверенно дергал рукава своего лонгслива и волнительно посматривал на Джисона. - Да что с вами? Мне просто надо с ним поговорить, почему вы все так противитесь? – Хан держался пальцами за виски, но даже легкое головокружение не могло его остановить, – Только сначала надо к Феликсу за подарком, а потом пойдем к Минхо. - Нет! К Феликсу мы не пойдем, – Чонин перебил старшего и подхватил его под руку, – Он сейчас очень… Занят. Не стоит его беспокоить. - Да, Джисон, к Феликсу нам точно не надо, – Сынмин подхватил Хана под вторую руку, и они с Яном тревожно переглянулись, но позволили выйти другу из палаты, придерживая его. Пока Чонин и Сынмин вели Джисона к палате Минхо, он безостановочно что-то тараторил, про странный сон: - Дурацкий сон, представляете, там вы… Ну, уехали из клиники. - Да уж, ты прав, сон и правда странный, – Самый младший бегал взглядом от Хана, до волнующегося Кима. - Вот палата Минхо. Слушай, ты уверен? – Сынмин все еще держал друга под руку и не отпускал, переживая за его состояние после того, как он всё осознает. - Конечно уверен. – Хан уже хотел постучать, но увидел, как Ким отрицательно покачал ему головой и сам нажал на ручку двери, слегка приоткрывая её. - Мы подождем тебя тут. От волнения Чонин прохрустел всеми пальцами, а Сынмин всё так же дергал рукава растянутого лонгслива. - Чонин, на всякий случай, найди врача и скажи ему, что Хан тут. *** Закрывая за собой дверь, улыбка Джисона сразу пропала с лица. Вместо парня с бабочкой на лице, которого он так хотел увидеть и с которым так хотел поговорить, он увидел Минхо, грудь которого вздымалась не от естественных вздохов, а от аппарата искусственного дыхания. На его лице были ссадины, в вены на руках вставлены катетеры, через которые поступали лекарства, а сквозь больничную рубашку виднелись датчики на груди, которые вели к аппарату и показывали его сердечную деятельность. Дыхание перехватило, его словно ударили под дых. Голова резко заболела, и Хан схватился за виски. В голове начали пролетать моменты из его жизни, настоящей жизни: как они приехали в центр, как развлекали весь день больных детей, как сели в злосчастный микроавтобус и как он почувствовал сильный удар, сразу после того, как Минхо с ним заговорил. Он вспомнил всё что с ними было. Он наконец-то понял, где он находится. Странные взгляды Сынмина и Чонина, на протяжении нескольких дней, сразу стали понятными. Он всё перепутал. Хан проснулся в своем мире, только вот думал, что находится еще там, соединив две реальности в одну. В глазах появился соленый океан несчастья и отчаяния. Парень медленно подошел к постели Минхо и выпустил всю боль, которая только была в его подростковом сердце. Сидя на краю кровати и наблюдая за безжизненным лицом бывшей бабочки, становилось горько. Хан так хотел встретиться с ним, наконец-то поговорить, но даже сейчас им не позволили этого сделать. Джисон продолжал держать его за руку, а слезы продолжали капать с подбородка на свежую постель. - Минхо, я надеюсь ты слышишь меня, ты должен меня услышать. Я так скучаю по тебе. Мы не смогли поговорить ни в одном мире, всегда обстоятельства идут против нас, – окончания слов проглатывались, Джисон шмыгал носом, но продолжал свою речь, – мы столько раз пытались поговорить, то в школе, то на прогулках, то в автобусе, но всегда всё идёт против нас. Может это всё предначертано? Но знаешь, сейчас я уверен, как никогда, я буду ждать тебя. Вернись ко мне, Хо. Я так скучаю. Парень остался в палате Ли до самого вечера, изредка лишь покидая его на обед и собственные процедуры. Врачи и друзья пытались вытянуть его из палаты бывшей бабочки, но все безуспешно, он продолжал сидеть на кровати и держать его за руку, тихо нашептывая, чтобы Минхо поскорее вернулся к нему. Что происходило в голове Хана знал только он, но в его глазах расплывалась бесконечная тоска. Эти двое подростков, знали друг друга, практически с начала средней школы, у которых всегда были странные отношения, с кучей недосказанностей. Они всегда тянулись друг к другу, но как только оказывались слишком близко, их отбрасывало обратно, словно обжигая языками пламени. Чонин и Сынмин наблюдали за этим в двух мирах. Две души, неуверенные, детские, покалеченные не лёгкой жизнью, которые искали друг в друге поддержку и свой островок спокойствия и умиротворения, так боялись наделать ошибок, что лишали себя собственного счастья. Они не могли друг без друга, но и вместе тоже не могли, перед ними вырастала стена страха, которую никому не получалось пробить, сколько бы попыток они не совершали. Но прямо сейчас, когда безжизненная рука старшего, покоилась в взмокших ладонях паренька с оленьими глазами, стена не выдерживала и разрушалась. Она распадалась кирпичик за кирпичиками, та стена, которую они выстраивали в двух мирах, которую они укрепляли своей неуверенностью и боязнью ошибок, начала падать. Хан был уверен, что Минхо его слышит, что Минхо вернется к нему, поэтому он оставался с ним как можно дольше, чтобы стать ему проводником из того мира. Он заботился о нём, поправлял одеяло, подушки, считая, что старшему так будет удобнее, даже если тот ничего и не чувствовал прямо сейчас. Для него, нахождение в палате Минхо стало неким ритуалом и надеждой. От долгого пребывания в четырех стенах, становилось душно. Подойдя к окну, чтобы открыть его и почувствовать легкий весенний ветерок, он увидел клумбы под подоконником с той стороны. Розовые гиацинты. Улыбнувшись своим мыслям и втянув в себя свежий воздух, Джисон засмотрелся на цветы и вспоминал того себя. Вспоминал те желтые лилии, которые завяли в конце его путешествия, вспомнил тот единственный розовый гиацинт, зацветший в бесконечно желтом саду. Вылезая из своих мыслей, он заметил, что между цветками порхала маленькая розовая бабочка. - Возвращайся скорее, Минхо. Мы все тебя ждем. *** Джисон боялся начинать этот разговор. Боялся показаться психом, боялся непонимания. Страх неизвестности сковывал легкие, возвращая в последний день пребывания там. Но долгий ящик оказался не таким уж и долгим, а странные взгляды парней говорили о том, что откладывать больше некуда. Ведь все остальные до сих пор были прикованы к больничным койкам, в том числе и Минхо. Конечно, от ребят мало что зависело, но если то, что он видел, пока его глаза были закрыты, являлось правдой, то обсуждение подобного было обязательным. Чонин и Сынмин по обыкновению сидели в коридоре больницы, что-то негромко обсуждая. Наблюдать за этим было странно, ведь там, общались они довольно скудно. Хотелось отмести эти мысли, но две жизни перемешались в одну и все чувства, трепещущие внутри, с подковыркой вылезали наружу. - Парни, есть разговор, - Хан подошел к друзьям, присаживаясь на корточки, напротив кожаного диванчика. - На самом деле, мы тоже хотели кое-что обсудить, - Брюнет с лисьим разрезом глаз, сложил ладони на колени, впиваясь короткими ногтями не в такие уж и костлявые ноги. – Ты вспомнил всё что было до аварии? Джисон свел брови, потер пальцами переносицу, фантомно ощущая резинки от маски и кивнул. Несмело, как будто бы был не уверен, но эта неуверенность говорила совсем о другом. - Авария, да? Я помню удар и сильнейшую боль под ребрами... И что было после – тоже. Чонин бросил подозрительный взгляд на Сынмина, выразительно проглотил слюну, отчего кадык дернулся, и прокашлялся. - Слушайте, ребят, я, - Хан тяжело вздохнул, надрывно выдыхая весь кислород из легких, закусил губу и прикрыл глаза, облокачиваясь макушкой головы о стену позади, – хочу понять, действительно ли я видел то, что видел, или мне надо обратиться к психологу. - Что именно ты видел? – Вопросительно выгнул бровь Ким, проговаривая вопрос тише. Юноша бросил отчаянный взгляд на друзей, наблюдая на их лицах непонятную ему реакцию. Словно они пытались что-то ему ответить, но молчали, ожидая, пока он сам ответит на свои же вопросы. Напряжение росло с каждой секундой, воздух сгущался до состояния больничного противного киселя, а глаза младшего всё больше выражали сочувствие, понимание. - Почему ты здесь, Джисон? - Как гром среди ясного неба, подал голос Сынмин. - Как ты умер? А у парня земля из-под ног согнутых убегает, стена позади прижимает к полу, а вопрос друга эхом раздается со всех уголков коридора центра. - Я не знаю, кажется, это случилось во сне. – Произнес посиневшими от нехватки кислорода губами Хан, впиваясь дрожащими пальцами в волосы на висках. – Значит это был не сон… - Изначально мы тоже так думали, - Чонин похлопал Сынмина по плечу, отгоняя от себя навевающий плохие мысли морок, и грустно улыбнулся, – пока ты не очнулся. Тогда я и Сынмин увидели, как ты рвешься в палату к Минхо, бормоча что-то о дурном сне, о том, что мы уехали из центра, и взглянув друг на друга, пазл сложился. - Верно, это дало неплохую пищу для размышлений, ведь до тебя мы не обсуждали, все что там случилось. – Кивнул Ким, опуская взгляд на светлую больничную плитку. - Что это вообще было? Почему мы все видели одно и то же? Как такое… Такое вообще возможно? – Хан поднялся на ноги, замеряя коридор шагами. - Мы не знаем. Никому из взрослых мы естественно тоже не говорили, самим бы для начала разобраться. Единственное что мы точно поняли, это то, что там время проходит намного быстрее. От гибели Сынмина, до моего… Ну вы поняли. Прошла примерно неделя. Здесь же, когда я очнулся, от аварии прошло всего пару дней. – Ян вздохнул, провожая глазами беспокойно бродящего туда-сюда Джисона. Сидящий по левое плечо от Чонина парень вздрогнул, после упоминания о злосчастном для каждого из них дне, но которого ему не довелось застать. Ощущение безнадежности и беспомощности сжигала его сердце изнутри, заставляя чувствовать себя виноватым во всём. Буквально. - Простите меня, парни. – Дрожащими губами произнес Сынмин и заплакал. Ребята замерли, наблюдая, как ледяное сердце их друга, не прошибаемого на эмоции, оттаяло. Ким вытирал сказывающиеся по щекам дорожки слез, дрожал всем телом и стыдился смотреть в сочувствующие глаза. - Во всем я виноват. Если бы… Если бы я не позвал вас в эту поездку, если бы не это дурацкое волонтерство, мы все были бы в порядке. Нам бы не пришлось переживать весь этот ужас, не пришлось бы смотреть на лежащих с кислородными трубками друзей, в ожидании, пока они очнутся, не пришлось бы… Мы были бы целы. Все мы. - Сынмо, ты ни в чём не виноват. – Джисон подошел к содрогающемуся от рыданий парню, сложил ладони у него на коленях и заглянул в заплаканные глаза. – Даже не говори нам о том, что ответственность за их жизни лежит на твоих плечах, это не так. Так сложились обстоятельства, судьба, никто не мог предугадать что подобное может случится. Понимаешь? - Сынмин… - Чонин смахнул слезы, смотря на друзей, и потянулся в объятия, согревающие несчастные сердца троих юношей. В это же время, в коридоре началась внезапная суета. В одну из палат забежали врачи, за ними еще медсестры. Из кабинета главврача в палату к Чанбину спешили его родители. - Что... - Джисон замялся, поднимаясь на ноги и освобождая проход. – что случилось, миссис Со? - Наш сын, он пришел в себя! *** После того как очнулся Чанбин, Чонин и Сынмин помогали ему восстанавливаться после операции. А Хан по-прежнему, не нарушая традиций, ходил в одну единственную палату, под номером пять. Сегодня он втихаря сорвал несколько цветов розового гиацинта с клумбы и поставил на подоконник в небольшую вазу. Заняв свое прежнее место на кровати, он аккуратно массажировал руки Минхо, чтобы, когда тот очнется, не чувствовал неприятного покалывания в кончиках пальцев, которое испытывал сам Джисон. Он тихо читал ему стихи и рассказывал события прошедших дней, о себе и своих успехах в реабилитации, о операции Чанбина, о Чонине, в котором было столько энергии, что врачи задумывались о его выписке домой, только вот младший никуда не собирался, пока все его друзья не очнутся. Думать о своём сне не хотелось, но те моменты, которые он вроде бы пережил рядом с бабочкой, сами лезли к нему в голову. Он бесконечно винил себя, что сбежал с того пикника, хоть и понимал, что это вряд ли бы что-то изменило. За своими размышлениями и массажем рук, он не заметил, как в палату вошли двое подростков и привезли Чанбина в кресле - коляске, которому тоже в палате не сиделось, и он постоянно рвался куда-нибудь выйти. Он настолько умело заговорил врачей, что те разрешили ему перемещаться по центру в инвалидном кресле, уже на следующий день, лишь бы без лишних движений. Когда Хан увидел, что троица смотрит за тем, как он разминает ладони Минхо, то отпрянул от него и вскочил с кровати. Хотел, чтобы они подумали, что им показалось, но его выдавали его тут же заалевшие щеки. Чанбин вряд ли бы оставил это без внимания, но как только он собирался открыть рот, то услышал шипение Чонина у своего уха, который красноречиво донёс ему, что лучше бы тот промолчал, иначе обратно в палату он будет добираться своим ходом. Джисон уже собирался подойти к друзьям, как увидел, что Минхо дернул рукой. Сначала он посчитал, что ошибся, что так сказываются бессонные ночи и усталость, но через секунду Минхо повторил движение. - Чонин, врача, зови скорее врача! – Джисон тут же обратно взял ладонь Минхо в свои и с надеждой смотрел на его лицо. - Давай же, Минхо, возвращайся. Вернись, прошу тебя. Как только Хан закончил фразу, Ли открыл глаза. Он попытался вздохнуть и поднять руку к лицу, но ничего не вышло из-за трубок и датчиков, опоясывающих его тело. Врачи подоспели как раз вовремя. Отогнав детей от кровати, они начали помогать Минхо. Сняли все лишние датчики, убрали аппарат искусственного дыхания, позволили ему наконец-то самостоятельно вздохнуть. Минхо держался уверено, он делал вид, что проснулся после долгого сна и уверял врачей, что чувствует себя прекрасно, только голова немного болит. - Ну, мы взяли все анализы и убрали всё лишние, теперь тебе нужно немного отдохнуть. Через пару минут к тебе придет медсестра, она будет тебе помогать, если тебе что-то понадобится, – Врач обратился к проснувшемуся подростку и наконец-то отошел от него, чтобы тот разглядел всех, кто находится в палате, – Так, ребята, вашему другу нужно немного отдохнуть, навестите его позже, все за мной на выход. Доктор помог Чанбину выехать из палаты, проталкивая кресло через порог и подгонял остальных к выходу. Развернуть Хана, который глаз не мог оторвать от Минхо сил ему не хватило, но все же напомнил ему, что пока что следует уйти. Они смотрели друг на друга не моргая, но никто не мог произнести и слова. Стена из страха и нерешительности снова выстраивала себя по кирпичикам. Джисон уже отпустил все надежды и развернулся чтобы выйти, как вдруг, пожилая санитарка захлопнула перед ним дверь и проворчала: - Куда это ты собрался? Тут мокро, не видишь, что ли? Подождешь пару минут, не развалишься, я только полы вымыла! Молодежь… Хан оцепенел. Он стоял, уперевшись носом в дверь, не в силах развернуться и посмотреть в чужие родные глаза. - Джисон, не уходи, пожалуйста. – Ли с трудом разрушил этот омут молчания. Первый кирпичик из их стены пал с помощью Минхо, второй же выкинул Хан, когда переборол себя и развернулся к старшему. Время между ними остановилось. Не в силах противостоять самому себе, Хан вернулся к излюбленному место на краю чужой постели. Страх между ними ускользал с каждой секундой, неуверенность рассеивалась легким ветерком, сквозь открытое окно. - Минхо, как ты себя чувствуешь? – Хан боялся сказать что-либо еще, голос дрожал только от одной мысли о том, что старший тоже помнит, что было там. - Сейчас лучше всех. Джисон, я должен был сказать это еще давно, – в глазах Минхо вдруг заблестели слезы, – я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя. Слезы застилали глаза обоим, стена между ними наконец-то полностью разрушилась, сломалась и превратилась в пыль, больше нет и не будет тех кирпичей, которые они ставили друг перед другом, это всё в прошлом. Хан, не сопротивляясь собственным чувствам, подался вперед и уткнулся в грудь старшему, проливая слезы на его больничную рубашку. - Я тоже тебя люблю, Минхо... Слёзы счастья и надежды срывались с глаз обоих, теперь они вместе. Они прошли все препятствия на своем пути, они разрушили стену между собой, которую так долго выстраивали в двух мирах. Только сейчас, когда Минхо чувствовал миндальных запах от волос Джисона, когда чувствовал, как крепко его обнимает младший, Ли понял, что стал по-настоящему счастливым. - Долго же я тебя ждал, я соскучился. – Хан прервал их объятия и произнес это смотря прямо в глаза Минхо. - Теперь я уже никуда не денусь, я буду рядом. – Ли чуть поддался вперед и уперся своим лбом в лоб младшего, только вот следующего он не ожидал, хоть и желал уже давно. Он почувствовал на своих губах тяжелый выдох, а после осторожное прикосновение. Хан утянул его в мягкий, трепетный, сладкий поцелуй, который совсем немного сначала отдавал солью от только что пролитых слез. Старший собрал все силы неокрепшего, после долго сна, организма и положил свои ладони на шею младшего, нежно проводя по ней то к щекам, то к затылку. Они бы просидели так до конца дня, если бы не щелчок двери и голос старушки за дверью: - Ну всё, всё высохло, можешь выходить! *** Спустя несколько дней долгих обсуждений пережитого не в своем мире с друзьями и нескончаемых разговоров с оленьими глазками, Минхо разрешили выходить из палаты. Он восстанавливался быстрее всех, за эти несколько дней он практически полностью пришел в себя от долгого сна. Вечером Минхо открылся Джисону полностью, он рассказал ему все что помнил из того мира, рассказал о том, кем работал и что эту же работу ему предложили в настоящем мире, что он практически согласился, но попал в аварию. Он так переживал, что Хан откажется от него после всей истории, что разорвал кучу бумажных салфеток, пока открывал ему свою душу. Ли боялся отказа, боялся стыда, боялся всего, но все его страхи треснули, как только Хан обнял его и сказал, что теперь они справятся со всем вместе. На душе у обоих расцветало умиротворение, они наконец-то соединили свои души, теперь им ничего не грозит. Рано утром, еще до обхода врачей, Ли вынырнул из палаты и сбежал в аллею у больницы. Свежий утренний воздух бодрил и настраивал мысли на нужный лад. Минхо прекрасно помнил, что когда он очнулся, на его подоконнике в вазе стояли розовые гиацинты, а еще он помнил, что они значили для Джисона нечто важное, особенно после пережитого. Врачи строго настрого запрещали им рвать цветы с клумб, но видя с каким нежным взглядом Хан смотрит на них, Ли обязан был их подарить своему возлюбленному. В самом конце аллеи росло множество цветов, туда садовники сажали все не уместившиеся в клумбы цветы. Там росли и лилии, розы, ромашки, но самое главное, что там были те самые розовые гиацинты. Аккуратно собрав небольшой букет, Минхо вернулся в больницу. Он удивлялся себе всё больше и больше с каждым днём. Раньше они боялись даже заговорить друг с другом наедине, мучились от недосказанностей и собственных гнетущих мыслей, а теперь, ради огонька в глазах напротив, он открывается слой за слоем, сбегает из больницы чтобы нарвать цветов и готов на всё, лишь бы снова почувствовать объятия и мягкие губы на своих. После обхода врачей, Минхо не дождался, когда Хан сам к нему придёт, хоть это и стало их негласной традицией. Он взял букет и торопливо побежал в третью палату. Открывая дверь без стука, он наткнулся на Джисона, который только собрался выходить. - Хо? Ты чего? Что-то случилось? Я как раз к тебе собирался. – Джисон внимательно смотрел на Минхо, уверенность которого пропала, как только тот открыл дверь. - Ммм, нет, я тут… Вообщем… Это тебе! – Ли спешно протянул букет младшему, а у самого щёки розовее бутонов, что точно незамеченным от глаз младшего не осталось. - Гиацинты, ты запомнил? Но нам же запретили их с клумбы рвать, где ты их нашел? – Хан аккуратно проводил пальцами по нежным лепесткам и смотрел на еще сильнее заливающегося краской Минхо. - Утром, я там нашел поляну… Ну и вот, принес, – Ли переступал с ноги на ногу, покусывал нижнюю губу, не зная, как подобрать нужных слов, – я просто хотел сказать тебе спасибо, что даже после того, что я тебе рассказал вчера, я не стал тебе противен, спасибо, что остался со мной. – Минхо глазами испепелял свои ноги, не в силах поднять взгляд на того, перед кем душу обнажил. - Знаешь, ведь все эти наши побеги друг от друга уже в прошлом? Пора бы это прекращать, тебе так не кажется? – Джисон уложил букет на ближайшую тумбу и смотрел, как старший набрался сил и наконец-то посмотрел на него. - Кажет… Только вот договорить Ли не успел, Джисон ладонями вцепился в ворот футболки Минхо и притянул его к себе. Руки старшего тут же нашли себе место на талии Хана, пока младший, словно не мог стоять, повис на его шее. Постепенно нежный и мягкий поцелуй стал углубляться, а тяжелые вздохи в губы друг друга стали появляться чаще и чаще. Только оторваться друг от друга они уже не могли, тем более что пальцы старшего уже нашли себе новое место - под футболкой Джисона, и подглаживали его позвоночник. А Хан и не против, он только увеличивал напор поцелуев. - Хани, ты уверен? – Минхо наконец-то смог оторваться от губ младшего и в глазах напротив он увидел вселенную, которая говорила больше, чем слова. - Более чем, поверь. У нас есть всё что нужно, осталось лишь закрыть дверь. Теперь Минхо вовлек Хана в поцелуй, углубляя его с каждой секундой. Губы переминали друг друга, пока старший вытянутой рукой не закрыл дверь на замок, чтобы их никто не беспокоил. Как только он удостоверился, что дверь никто не откроет, Ли подхватил младшего под бедра и понес на его кровать. Аккуратно уложив его, он оказался сверху. Не разрывая поцелуй, руки младшего бродили под футболкой, вызывая табун непрекращающихся мурашек. Одежда мешалась, не давала полностью насладиться ощущениями. Трясущимися от волнения руками, они помогали друг другу освободиться от нее, губы старшего оставляли мокрые следы на шее Хана, а он лишь сквозь шумные вздохи смог показать на свою прикроватную тумбу, где от глаз врачей пряталось все им необходимое. Узлы внизу живота скручивались сильнее, пока души и тела сплетались словно бабочки в танце. Они старались быть как можно тише, но манящие вздохи на ухо Ли и горячие, как свежая карамель, поцелуи, заставляли сгорать их дотла. Тела переплетались, руки соединялись, губы тянулись друг к другу. Спустя столько времени, что они отталкивали друг друга, Джисон и Минхо наконец-то смогли расслабиться и отпустить все страхи, теперь они вместе, теперь их души образовали идеальный пазл и через что бы они не проходили в будущем, стену между собой они не возведут никогда. Чувствуя, как Хана начинает пробивать мелкая дрожь, а вдохи стали еще более шумными, Минхо стремился как можно чаще ловить его губы своими. Зацеловывать шею, ключицы, опираться лбом о лоб и смотреть в столь любимые глаза, в которых плескалась нежность, смотреть, как Джисон распадается на крупицы под ним, хватаясь тонкими пальцами за его исхудавшие плечи. После того, как они закончили и лежали в объятьях друг друга, наслаждаясь временем, проведенным друг с другом, за дверью послышалось копошение. До ушей обоих доносилось, как кто-то куда-то бежал, а уже через секунду послышался голос Чонина, который тарабанил в дверь палаты Джисона: - Эй, Хан, Минхо с тобой? Скорее пошли, Чан очнулся!