— На какой станции вы выходите?

Бутылка сорокаградусного отчаянья объемом половины литра в размере одной штуки и сухарики. Ухватил по акции на кассе, так одиноко они валялись среди скидочных ценников распроданных товаров. Мне стало их жаль даже больше, чем себя. Кассир «Марина» измученно отбивала мой ключ к уходу от своих мыслей на сегодня, на автомате произнося стандартные фразы: — Пакет нужен?— Если только для асфиксии. Роботизированная Марина медленно подняла на меня взгляд, но в нем не было ни грамма удивленная. Вероятно, не услышала. Скорее всего, она даже и не слушала, просто привыкши слышать на свой механический вопрос «да» или «нет», не поняла, нужно ли тянуться под кассу, чтобы достать этот долбанный пакет, настолько тонкий и непрочный, что даже задушиться им не получится. Чувствовался какой-то сбой, некая неловкость, будто после несмешной шутку. Но я не шутил. — Картой, — выдохнул я, и робот Марина вернулась к обычному состоянию, молча указывая на терминал. Едва сделав шаг от кассы, я открутил крышку бутылки, отпивая и хмурясь. Первый глоток он всегда такой: мерзкий, будто тебя заставили, в наказание за что-то. Укол совести? Отголоски морали? Плевать абсолютно, ведь к тому моменту, как подобные мысли начинают тобой овладевать, наступает то теплое жжение, пока алкоголь стекает в желудок, обволакивая пищевод метафорическим пожаром, заставляя забыть, что ты там думал, ведь дальше это все не так важно, ведь тебя ждет второй глоток. И вот он-то, становится распределителем всего дальнейшего действа: печаль или веселье, слезы безысходности или пьяный разгул, куда поведет сегодня? Лотерея. На самом же деле, все сложнее, чем просто крутящийся барабан. На то, в какую сторону от этой таблички на распутье ты отравишься влияет куда больше факторов, нежели эмоции, но, у меня, к сожалению, давно нет никакой интриги, куда двинутся ноги. Вагон метро затормозил, создавая легкий ветер, обдувая будущих пасажиров. Сегодня народу маловато, даже слишком. Я глянул на часы – ну, конечно, час-пик уже закончился, в это время метро посещают алкаши или придукрки, решившие вместо отдыха в своей теплой кровати выбрать катание под землей. Возможно, они просто психически больны, или переживают не самый лучший период в своей жизни, если не самый худший и пытаясь таким образом отвлечься. Кто знает, может самый близкий человек оставил их и теперь стены дома их не греют, а только добивают? Интересно, а к какому типу буду относится я? Или это уже два в одном? Алкаш-психопат, потерявший последнюю надежду на жизнь. Превосходно. Я выбираю номер вагона в соотвествии с тем количеством месяцев, которых мне осталось жить, и сегодня, пряча в карман эту дешевую бутылку водки, я праздную переход в новый вагон. Я начал эту игру год назад, когда впервые узнал обо всем и ощутил приближение смерти за спиной. Как быстро летит время, скоро я окажусь в первом вагоне, если к тому моменту не успею попасть на стол патологоанатома раньше срока, что было бы прискорбно, ведь я бы хотел завершить свой вагонный путь, как полагается. Сегодня только третий, а мне становится все труднее сюда приходить. Печально. Я сел на свободное место, коих было предостаточно, вытянул ноги и уставился в окно. Сухарики в кармане зашуршали и я достал их, чтобы не ракрошить в пыль, хотя они явно повидали многое, пока ждали меня на полке магазина. Испытывать жалость к еде нормально? Или я просто стал слишком сентиментальным из-за того, что умираю? Да, онколог рассказывала о подобных побочках, что-то припоминаю, где-то после адских болей, но до неукротимой рвоты. В этом диапазоне. На следующей станции все два пассажира с моего вагоны покинули меня безвозвратно. Эх, а я уже протитался к этому теплому безразличию друг к другу. Ну, ничего, наверное у них ещё полно дел, кроме того, чтобы молча кататься со мной. Я вот никуда не тороплюсь, поэтому посижу ещё. Зато теперь можно достать из кармана заветную бутылочку, не поймав на себе осуждающе взгляды. Да, мешать алкоголь с морфином не особо полезно для здоровья, как и рак, собственно говоря, так что за разрушения организма я не переживаю, потому что онкология меня в любом случае опередила. Пару станций меня никто не тревожил, позволяя спокойно насладиться одиночеством, а уже после в вагон метро зашёл мужчина - я увидел его через отражение в стекле, как и его странную-престранную шляпу. По виду она напоминала ковбойскую, но сшита была будто ребёнком, впервые севшем за швейную машинку. Хотя, вполне вероятно, что так и было, и для него это не делает шляпу дефектывной из-за неровных швов и краёв, наверное, даже наоборот, раз он её носит. Он увидел, как я рассматриваю его в отражении, подходя ближе, а я увидел, что он умирает. Онкология она же как мухомур - один раз увидишь - ни с чем не спутаешь. Ещё и отправляет тебя изнутри, идеальное сравнение. Мужчина молча сел рядом со мной, на единственное не пустое место в этом вагоне. Я ощутил резкий запах одиночества, вся моя квартира пахла также. Не скрывая за пазухой бутылку водки, я спокойно отпил и протянул ему, предлагая. Он вежливо отказался, мотнув головой, но я так и планировал. Не хотелось бы делиться единственным спасением этого вечера. Я протянул ему закрытую упаковку сухариков: — Хотите? — А вы их не хотите? — Я ненавижу бекон, — честно ответил я. — Зачем же тогда вы их взяли? — Они остались там одни, мне стало их жаль. — Понятно. Сегодня, как и всегда, я был абсолютно честен в любых вопросах. Мне нечего скрывать и осуждения я не боюсь. Но есть обратная сторона медали - я хотел той же честности по отношению к себе, но люди считают это прямолинейностью и бесстактностью. Я уточнил: — Вы по этой же причине подсели ко мне? — Мне кажется вы слишком проницательны. Свет в вагоне замигал, как в фильмах ужасов, и мужчина в нелепой шляпе спросил: — Вы не боитесь смерти? — Все мы когда-нибудь умрем, ведь так? — Верно, но я скоро. — И вас это нисколько не тревожит? — А есть смысл? — усмехнулся он, — Я в любом случае умру, так почему бы не провести остаток своей жизни в спокойствии? — Я с вами полностью согласен, — я сделал еще глоток, больше не морщась, — но, мне кажется, что я умру раньше вас. — Поживём - увидим. Я усмехнулся и залпом допил то, что осталось в бутылке. Это было не сложно. Мы проехали ещё несколько станций в абсолютной тишине и вдруг он спросил: — На какой станции вы выходите? — А я, кажется, приехал.