Среди нас, внутри нас

Нищету можно устранить, если устранить угнетателей.

Бертольд Брехт, «Жизнь Галилея»

С улицы раздаются тихие автомобильные гудки и шум большого города. Глаза медленно раскрываются. Сознание возвращается к тебе. Нежные руки медленно отодвигают от лица пышное одеяло. Мягкое, как пух, белое, как облако, хрустящее, как снег… Встав с кровати, ты видишь окружающую тебя красивую минималистичную мебель из дерева, покрытую белым и нежно-розовым шпоном. Зеркало в полный рост стоит вдалеке, у входной двери, но оно подождёт. Ты хочешь насладиться тем, что обрела. Ровной и грациозной походкой ты доходишь до окна, из которого сквозь шторы персикового оттенка бьёт солнечный свет. Руки раздвигают лёгкую ткань, и перед тобой открывается вид солнечного Нью-Йорка. Деревья радостно приветствуют тебя своей сочной зелёной листвой. С тихим скрипом окна в комнату врывается пение птиц и шум толпы. Ясное голубое небо встречает мегаполис и сулит каждому его жителю ещё один прекрасный и насыщенный день. Взгляд падает вниз, на дорогу. По тротуару идут люди. Мужчины одеты по-деловому, женщины облачены в роскошные наряды: платья, пиджаки, лёгкие пальто. Все куда-то спешат. А ты смотришь на них из окна своего дома, только проснувшись. Среди штабелей такси стоит роскошный Астон Мартин кораллового оттенка с закрытым верхом. Личный водитель, одетый в изящный кремовый смокинг, курит, ожидая своего пассажира. Что ж, значит сейчас только кружка капучино, лёгкий марафет — и на улицу. К новым приключениям.

***

Оглушительный гудок автомобильного клаксона буквально вырвал девушку из беспокойного сна. В мозг и сердце будто ткнули иглой, будто она стала куклой вуду. Отбросив вымазанное потом и пылью одеяло, Сара, задействовав натренированный торс, резко приняла сидячее положение. В комнате погром. Та же поломанная мебель, закопчённые серые шторы и кухонные шкафы. Зеркало в прихожей напоминало начинку для калейдоскопа. На ковре спал Егор, тихо виляющий хвостом и подложивший руку под голову. Встав на лапы, Джексон подошла к окну и одёрнула серую ткань. По сути, ничего не изменилось: небо заволокло тёмно-серым дымом, вверх тянулись многочисленные колонны из серых смрадных клубов. Здания вдалеке источали пламя. Девушка взглянула на дорогу, и прекрасный сон окончательно стал всего лишь видением: на мокром тротуаре была кое-как припаркована БРДМ-2, которая, видимо, и начала сигналить из-за неаккуратно ехавшего автомобиля с пулемётом, что сейчас уже удалялся на север по узкой дороге. В глазах почувствовалось покалывание и зуд. Шерсть на щеках стала постепенно напитываться влагой. Когда Сара приехала сюда, в Америку, в Нью-Йорк, стремясь к мечте, роскоши, признанию и счастью… Когда она без раздумий садилась в самолёт с бордовым чемоданом на колёсиках… Когда карие глаза девушки даже не повернулись назад, к столичным магистралям, а здесь жадно ловили блики стен небоскрёбов… Когда зрачки смотрели чётко во фронтальную камеру смартфона, чтобы каждый человек видел взгляд путешественницы… О такой ли жизни она мечтала? Джексон поймала себя на том, что начала хныкать. Она вспомнила красивые картинки, которые жаждала увидеть… Их не стало. Они остались в пепле бруклинского гетто… «Хотя бы дождь кончился,» — попыталась утешить себя гепард, шмыгнув носом. Дойдя до входной двери, она сорвала с вешалки форму и начала одеваться. После дождя было холодновато, да и ходить по комнате в одной майке и трусах — это не дело. Левая нога тихо скользнула внутрь штанины. Правая проникла в свою часть формы с большим трудом. Двойной щелчок застёжки — и поверх хвоста уже была замкнута полосочка ткани. «Это всё утопия. Иллюзия. Такого бы никто не достиг.» Куртка-афганка легла на плечи гепарда и совсем скоро полностью оказалась на теле девушки. Пуговица у горла осталась нетронутой. Следующая была застёгнута через пару мгновений. И так — до самого низа. Впрочем, верхнюю тоже стоит застегнуть. Готово. «Могло быть и хуже. Я легко отделалась.» Стоп… Зачем? Почему? Почему именно эти слова? Разве та переписка с «друзьями» не вылетела из головы навсегда? Как те писали о том, что произошедшее, якобы, лучший исход ситуации. Той самой… ситуации… К покалыванию в глазах добавился горький ком в горле. Стало трудно дышать. Сердце будто зажали тисками. Лёгкие тоже что-то сдавило. Вокруг торса будто завязали толстую верёвку. Ещё немного — и… И снова будет больно… Нет… Нельзя поддаваться! Сара с размаху ударила себя по морде кулаком. В глазах вспыхнуло, будто кто-то включил стробоскоп. Девушка сдавленно вскрикнула и схватилась за щеку левой рукой. Дыхание стало шипящим и яростным, как перед боем в клубе. Вот так и надо. Оставаться такой. Не ломаться. — Сара, ты чё? — за спиной послышался сонный и удивлённый голос Егора. — Да так, возвращаю настрой — шипящая от боли гепард размазала влагу по лицу и повернулась к напарнику. — Ничего особенного. И… Привет. — Привет, — ягуар закрыл блокнот и начал подниматься на ноги. — Ух, бляха, тяжело… Который час? — Не знаю, не смотрела, — сухо ответила Джексон. — Да тут вообще часов нет. — У меня есть, сейчас гляну. Пока Кремнёвский проверял время, Сара продолжала смотреть в дверь. Кулаки резко сжались, и в районе костяшек ощутилась колющая боль. Ноющее чувство после удара словно стало растекаться по всей морде, заставляя оскал проявиться ещё сильнее. Хвост, ещё не до конца оживший после сна, начал агрессивно вилять из стороны в сторону, сметая копоть с края некогда белого ворсистого ковра. Ну и отлично… Здравствуй, прежняя Сара Джексон. — 8:39. — Понятно, — гепард поправила чёлку и повернулась к парню. — Ты как? — Да нормалёк, кажись… Кошмары были, но это уже база. Ты как? — Я? Не знаю. Хуйня какая-то была всю ночь. То тебе гроза, то стрельба, то жрать хочется… — Знакомо… Слушай, а где, кстати, можно еды раздобыть? — Я хз. Может, в том палаточном лагере, что у госпиталя… Тут бы хорошо Миронова спросить. — Может, — Кремнёвский задумчиво взглянул в окно. До этого шевелившиеся уши перестали двигаться, так как ягуар увидел тянувшиеся в небо столбы тёмно-серого дыма, напоминавшие тугие верёвки. — Как думаешь, весь этот пиздец закончился? — Не думаю. Тишину нарушил громкий стук, и оба кошачьих синхронно обернулись на звук. Сара, поправив чёлку, подошла к двери и прислонилась к ней, положив руку на замок. — Кто там? — Это военная комендатура, откройте! — послышалось из-за двери, и Джексон обомлела. Комендатура? Впервые она слышит о таком… — Егор, подготовь записку! Там, на столике! Ягуар быстро схватил со стола бумажку и принёс её напарнице. Тем временем рука гепарда затряслась от ещё одной череды ударов по двери. — Откройте, это приказ! — голос из коридора стал более гневным. — Сейчас! Щеколда сдвинулась в сторону, и дверь мгновенно открылась снаружи. Внутрь зашла группа из трёх вооружённых солдат: енота, песца и дворового пса. Видимо, дворового, ну или Егор не разбирается в породах. — Ласвелл, проверь, — приказным тоном произнёс пёс, крепче сжимая китайский «Тип». — Подтверждаю, товарищ лейтенант, это они. — Кто «они»? — Егор Кремнёвский и Сара Джексон, товарищ лейтенант. Из отряда «Крыса-3». — Ясно, — командир взглянул на кошачьих и достал из-за пояса наручники. — Вы обязаны пройти с нами. — По какому праву?! — вскрикнула девушка, как только солдат защёлкнул «браслеты» у неё на запястьях. — Помимо общей процедуры отбора личного состава, вы обвиняетесь в утере оружия. А ну замерла!!! — военный резко дёрнул руку, заставив Сару прекратить сопротивление. — Куда нас отправляют? — спросил Егор, но в ответ на это песец лишь туже затянул наручники. — Да з-зачем!.. — Таков приказ, — сухо ответил лис, вынимая из рук Кремнёвского записку. — Дай мне свою макулатуру сюда. «Я, Миронов Алексей Иванович, старший сержант 8-го взвода 3-й районной роты Брайтон-Бич, данной запиской подтверждаю, что рядовой Сара Мэри Джексон пребывает в назначенном мне служебном жилье с моего разрешения. За поведение младшего по званию, пребывающего в служебном жилье, обязуюсь нести полную ответственность». Нафиг не надо. Бумажка с шуршанием улетела в сторону, а компанию вывели из квартиры, только прикрыв дверь. — Сара Мэри Джексон? — Кремнёвский взглянул на напарницу. — Звучит красиво. — Спасибо, — с гримасой отвращения ответила гепард. — Что-то не так? — Не так то, ягуар, что ты спокойно болтаешь, будучи задержанным, — Дворняга оборвал разговор. — Так куда нас ведут? — На процедуру допроса и отбора, уже сказал. Выйдя на улицу, конвой направился к крытому грузовичку Daewoo Labo заводского белого цвета, чью оболочку не пощадила коррозия, а тент — пули и осколки. Рядом стояло ещё двое солдат. — Грузим! — скомандовал лейтенант. — Так точно! — откозыряли солдаты и повели напарников к кузову. Откинув кунг, Ласвелл махнул дулом автомата в сторону скамеек, явно самодельных. Морда Кремнёвского выглядела так, будто ягуар собирался чихнуть, что было отнюдь не так. В воздухе неистово воняло бензином и чем-то горелым, и это амбре, казалось, вот-вот разъест слизистую и нос вплоть до хрящей. После посадки в районе пятой точки ощутилось покалывание от низкого качества этих самых сидений, но Егор был бывалым бойцом, ему и не такое приходилось терпеть. Сара же чуть не ударилась о металлический каркас кузова и еле одолела желание зашипеть на солдат, которые едва не наступили ей на хвост. Конвой собрался в полном составе. Лейтенант, увидев это через заднее окно кабины, сообщил об этом водителю, и Егор почувствовал, как грузовик завибрировал. Интересно, далеко ли их везут? Как будет проходить этот самый отбор? Что ждёт его? Что ждёт Сару? Нет, лучше от этом не думать. Мало ли что в голове этого психопата Корсака! — Альфа-Ноль, я Драма, второй и четвёртый Крыса-3 у нас, — из кабины послышался голос командира. — Едем в точку «Зорька», приём! — Слышу вас, Драма, — казалось, что этот самый «Альфа-Ноль» был либо в стельку пьян, либо не спал несколько ночей. — Вас понял. Действуйте в соответствии с общими указаниями. Отбой. — Воняет — пиздец, — песец не выдержал едкого запаха и засунул нос в воротник. — На севере гетто херачили чем-то зажигательным… — ответил гавиал. — Говорят, мол, напалмом. — Бре-е-ешешь! — Бойцы повернулись к рептилии. — Ну так говорят же! Я вам не сержант Хартманн, я запаха напалма не знаю! — Ты давай не пугай нас, ага? Сара, недолго послушав беседу конвоиров, уставилась в пол. Её лицо выглядело… озабоченным чем-то. Егор с самого начала понимал, что у этой девушки ненастоящие имя-фамилия, но реакция на, вроде бы, комплимент, была странной. Кто скрывается за «Сарой Мэри Джексон»? Какие эмоции? Какие события? Какой человек? — От блять! — водитель резко остановил грузовик и забил в клаксон, пока пассажиры оправлялись от тряски. — Спокойно! — строго произнёс дворовой. — Давай слева их объезжай! И смотри, не угоди в яму! Машина дала задний ход и вывернула влево. Кремнёвский заинтересовался, что же послужило помехой для грузовика, и решил выглянуть наружу. Вид, открывавшийся из кузова, поверг ягуара в ужас. Дома Бруклина были сильно потрёпаны, многие — обуглены. Выбиты стёкла, разбросанный повсюду мусор источает дым. По правой стороне дороги идёт большая колонна разодетых в гражданскую одежду и самодельную боевую экипировку антропоморфов. Сопровождает их около десятка бойцов в афганках и «бутане», вооружённых АКМами и их репликами. — Кто это все? — не удержался от вопроса рядовой. — Те, кто когда-то держал весь сектор хищников под своим контролем, — ответил Ласвелл, высовывая морду из ворота афганки. — Это всё… Добровольцы из БАК? — встряла Сара, от нервов начав теребить свой хвост. — Угу. Вот щас их и будут фильтровать. Эх, пивка б щас… — Два квартала осталось! — гаркнул пёс. — Приготовиться! Совсем скоро грузовик преодолел установленный сетчатый забор и затормозил. Ласвелл взял Егора за руки и первым вывел его из машины. Разгромленные кварталы здесь казались ещё мрачнее. На тротуарах, мусорных контейнерах, свёртках, сумках сидели десятки антропоморфов, пока рядом с ними бродили автоматчики. У разрушенного трёхэтажного здания расположился ларёк, около которого социалисты раздавали жителям еду, рядом стояли несколько бочек-костров. Та самая, ужаснейшая картина послевоенной жизни. Разруха. Страдания на лицах людей. Атмосфера страха. Рядом послышался кашель, и ягуар обернулся. Это корги с «кедром» на поясе подавился кусочком какого-то вяленого мяса, которое он нарезал и выкладывал на доску перед собравшимися детьми разных видов. Видимо, их привезли сюда вместе с родителями. Или те взяли их с собой… — Покидать территорию фильтрационного лагеря до прохождения процедуры отбора строго воспрещается! — заголосил мегафон, установленный на крыше дома, куда вели некоторых… пленных? Или посетителей? — Ни под каким предлогом! — За мной, — дворняга махнул рукой, и конвоиры, огибая многочисленные лужи, повели Егора и Сару в ту самую постройку. Внутри жутко воняло гарью, строительной пылью и потом. Обои на стенах были ободраны, внутри стоял гомон сидящих в коридоре, подобно пациентам в коридоре поликлиники, пленных. Около каждой двери стояло по двое социалистов в полной экипировке, даже кевларовые бронежилеты на них были. Постоянно что-то стучало, хлопали двери, кто-то всё время кричал, и эта какафония уже сводила напарников, особенно Джексон, с ума. В воздухе витала атмосфера отчаяния и безнадёжности, трепета и горечи потери. Но кто испытывает эти чувства? Из-за чего? Что они потеряли? — Кира, пойми!.. Меня обязали это делать, казни были не моим решением… — Обязали?! Что это я слышу от тебя, Грей?! Ты же раньше был такой инициативный, сам выдвигал меры против граждан Мидвуда! Стоящая посреди коридора серая кошка, сжимавшая кулаки, изо всех сил ударила сидящего перед ней белого волка. Затем, схватив пленного за грудки, она подняла псового со скамьи и впечатала его в стену. — Я всего лишь выполнял приказ! Я не причастен к тому, что с тобой!.. — Это по твоему приказу каждого десятого взрослого в Мидвуде расстреляли! Это из-за тебя урезали и без того скудные пайки за «мятеж»! Это ты своим тявканьем уговорил другие шайки тебе помочь, гнида ты казематная!!! — Я лишь выполнял приказ… Я не хотел… — ХОТЕЛ, МРАЗЬ!!! Мощный удар разбил волку нос, и тот закричал от невыносимой боли. — Больно?! А теперь представь, что пережила я в камере! — Товарищ комиссар!.. — хотел было вмешаться один из солдат, по виду доберман, но девушка уставилась на социалиста таким нечеловеческим взглядом, что тот аж отшатнулся. — То-то же! Приказ №90, пункт первый, примечание о военнопленных высокого звания с высокой степенью вины! Наказание у таких, как ты, одно!.. — Кира, не делай этого!!! Прошу!!! — Да я тебя, сука, сейчас говно своё жрать заставлю!!! — пинком кошка заставила Грея сменить мольбы на очередные вопли боли. — Дежурный! — Да, комиссар? Тот самый доберман подбежал к кошке. К нему присоединился его товарищ лев. — Расстреляйте эту мразь во дворе, — девушка махнула рукой в сторону обмершего от страха белого волка. — Есть! Охрана, схватив псового за шиворот, волоком потащила хищника к выходу из здания. Коридор наполнился криками и матом, а кошка, просверлив удаляющегося пленника взглядом, фыркнула и повернулась к ягуару, который с оторопью смотрел на происходящее. — Это кто? — с прищуром спросила девушка, уперев руки в бока. — Подсудимые пятой группы, товарищ комиссар, — ответил пёс. — Приказано допросить их вне очереди. — Да, я получила сообщение. Ягуара ко мне, гепарда посторожите пока. — Вас понял. Грубо схватив Егора за цепочку наручников, комиссар потащила его в свой кабинет, что находился в двух метрах. Помещение даже сложно было назвать таковым: трухлявый стол с такой же ветхой тумбочкой, на котором лежали ноутбук и неисчислимые стопки бумаг. Обои источали запах гари, со стен свисали многочисленные кусочки истлевшего винила, люстра наверху была грубо и нетщательно оттёрта от копоти. — Сидеть, — резко выговорила кошка, вытаскивая из пакета пачку документов. Егор повиновался и сел на стул с разодранной подушкой и покосившейся ножкой. Теперь парень мог разглядеть комиссара тщательнее. Девушка, гладкошёрстная кошка, средних лет. Рубашка цвета хаки отлично подходила к зелёным глазам, не источающим ничего, кроме холода и тихого гнева. Порванное левое ухо, бунтарская на вид короткая стрижка с выбритым левым виском, несколько отсутствующих усов, натёртости под глазами, острые скулы и аккуратные мышцы, выпирающие из-под хлопковой ткани, говорили о том, что эта девушка уже успела познать если не жизнь, то хотя бы ожесточенную борьбу за неё. По сути, амазонка в советской форме. Слишком уж боевитая девушка для мирных реалий… Да и в целом для реального мира. — Итак, Кремнёвский Егор Артемьевич, — Кира открыла документы и начала зачитывать их содержимое. — Уроженец Волгограда, 1995-го года рождения. Ты вступил в Диаспору три дня назад — и уже проступок, подпадающий под трибунал. Утеря оружия, причём довольно качественного, которое в гетто на вес золота. Ты понимаешь, боец, насколько это серьёзное нарушение? — Оно было утеряно в ходе боевых действий, товарищ комиссар. — По какой причине? — с холодом спросила девушка, глядя Кремнёвскому прямо в глаза. — Закончились боеприпасы, и оружие ограничивало мобильность. — То есть, вы бросили оружие просто так? Не потеряли при обстреле, не повредили, а просто так бросили?! — Мы до этого оборонялись в кофейне от целого взвода травоядных, у нас кончились патроны. Кира злобно зыркнула на Кремнёвского, и тот увидел, как желваки комиссара напряглись. — Ты врёшь, рядовой, — прошипела девушка. — Товарищ Миронов, твой командир, при описании произошедшего чётко обозначил, что остаток боеприпасов в размере шестнадцати патронов был отдан ему в ходе штурма станции «Нью-Ютрект Авеню». Каковы основания для лжи, солдат?! Егор ничего не ответил. Видимо, это не простой начальник лагеря, как казалось до этого… — Товарищ Корсак говорил о твоём сердоболии, Кремнёвский, — Кира поправила чёлку и перевернула страницу документа. — Эмм… Спасибо? — Не знаю, рядовой. Пока что это никак не сыграло нам на руку. В первый раз ты заступился за «безыдейных» капиталистов, большая часть которых потом неведомым образом примкнула к травоядным… Во второй раз врёшь о реальном положении дел, боясь за командира. Я уже вправе расценивать это как измену советской власти, но вот товарищ Корсак запрещает мне это делать. — Корсак? — парень очень удивился. Главный тиран гетто не позволяет объявить Егора предателем? — Почему? — Потому что у тебя есть потенциал, но ты колеблешься. Ты как бы с нами, но как бы витаешь где-то в облаках. Потому что ты не понимаешь, за что ты и твои товарищи борются. Девушка расстегнула пуговицы и засучила рукава. Перед Егором предстал живой кошмар: руки кошки были изрублены, страшного вида и глубины шрамы покрывали почти каждый участок предплечий. Порезы, грубые разрывы, следы укусов и зажившие ожоги. По телу ягуара пробежала дрожь такой силы, что стул зашатался и застучал той самой косой ножкой по полу. — Со спиной у меня то же самое. И с ногами. Я похожа на манекен, пропущенный через ножи мясокомбината. А знаешь, кто это сделал? — К-то же? — Те самые, «безыдейные», боец. Ещё зимой 2028-2029-го годов я была начальником этого района, Мидвуда. Мне эмпонировали идеи недавно взявшего в свои руки командование Корсака. Поднять народ, установить диктатуру пролетариев, организовать восстание против Вернера. Мидвуд был в составе Бруклинской Антропоморфной Конфедерации, и каждый делал в своём районе, что хотел. Я поменяла символику района, организовала референдум, жители проголосовали за установление народной власти и присоединение к бойцам Корсака. А потом та сволочь, которую я сейчас приговорила, натравила на меня тварей из других районов. Меня тупо скинули и бросили в подвал, в нечеловеческие условия. — И Алекс… Тоже? — Он — сразу после вставшего на моё место Грея, — на морде Киры появился оскал отвращения. — Капиталисты вовсю работали над тем, чтобы подавить недовольных и унизить меня. Десятую часть граждан Мидвуда расстреляли, жителей обрекли на голод и моральное разложение… Меня — так и вовсе пытались накормить тем, что вышло у буржуев после обеда. И я каждый раз бросала эту сраную в прямом смысле плошку в лицо тому, кто её принёс. И меня пытали. Били калёным прутом, жгли сигаретами, хлестали, кололи… И я добавляла себе, буквально жрала себя, будучи в исступлении от голода. И только благодаря действиям Корсака я здесь, несу меч правосудия и рублю им бошки капиталистов. Теперь ты понимаешь, кого ты пытался защитить тогда, при вторжении? А? — Это… Тяжёлая история, товарищ комиссар. Очень… Тяжёлая… — только это и смог выдавить из себя Егор. — А может стать несколько сотен. А то и тысяч. Ведь у конфедератов не было особой причины на подобные зверства. Они просто хотели угнетать. Своим телом я расплатилась за убеждённость в том, что мы должны защитить народ от таких, как Алекс Бейтс и Пол Грей. От таких, как Бернард Вернер. Мы, верные продолжатели дела Ленина и Сталина. Кремнёвский лишь продолжал смотреть на руки комиссара. Он сидел подобно птице перед змеёй. Рептилия гипнотизировала свою жертву, заставляла ту смотреть прямо в глаза, замерев. И эти шрамы будто тоже были глазами, и они заставляли ягуара смотреть на них. Смотреть и ждать, когда тебя сожрут. «Я видел эти глаза раньше. Они смотрели на меня там, на Ближнем Востоке, в 2024-м, когда мы брали лагерь террористов…» «Ими смотрит война. Она снова хочет меня сожрать…» «Ты заставила меня смотреть на свои деяния…» «Пожалуйста, не смотри…» «Я не хочу опять…» — ЭЙ!!! Егор чуть не упал со стула, но шрамированная рука вовремя схватила кошачьего за одну из рук. Мускулы комиссара напряглись, и ягуар вернулся в исходное положение. — Что с тобой, солдат? — Строго, с едва заметными оттенками сочувствия, спросила Кира. — Я… Не знаю, товарищ комиссар. — Приступ? — Н-нет, никак нет. — Тогда хера ты так на меня уставился? У тебя глаза попросту застекленели. — Простите, пожалуйста… — парень поспешил извиниться. — Видимо, задумался… По помещению разнёсся резкий звук телефонного звонка. Кошка схватила трубку стационарного телефона и прислонила её к порванному уху. — Фильтрационный лагерь района Мидвуд, комиссар Абалакова слушает! Из аппарата послышалось клокотание, лишь отдалённо напоминающее женскую речь. Видимо, связь здесь восстанавливали вручную… Ну или её американцы ухудшили на 70 процентов. — Да, меня предупредили о том, что звонить будете Вы. Так точно, ведётся допрос. Угу… Вас поняла, выполняю, конец связи. Трубка легла на место, а комиссар взглянула на Кремнёвского, сложив руки в замок. — Ты отстранён от воинской службы на две недели, рядовой. — Отстранен, товарищ комиссар? — Так точно. С завтрашнего дня ты, как виновный в утере вооружения в ходе боевых действий, будешь переведён в строительный батальон в качестве штрафника. На этом допрос завершён. Поздравляю, солдат, в ад ты попадёшь нескоро. Но если просрёшь оружие ещё раз, то держать следующее будет уже нечем и некому. Пистолет сдать! Егор совершенно забыл про оставшийся у него P99. Попытка расстегнуть кобуру не увенчалась успехом из-за скованных рук. Кира презрительной фыркнула и, встав из-за стола, подошла к ягуару. В считанные секунды кошка вытащила ствол из кобуры, вынула магазин и передёрнула затвор, после чего последняя пуля поскакала по полу. — Свободен, Кремнёвский. Парень еле нашёл в себе силы, чтобы подняться на ноги. Зычно произнесённое «Следующий!» подействовало на ягуара отрезвляюще, и тот быстрее вышел из кабинета, едва не врезавшись в охранников, ведущих к внутрь Сару. — Посиди здесь, — Лейтенант пёс указал на скамейку, где можно было протиснуться между пленными. — Есть. Джексон увели в кабинет и закрыли дверь. Сердце забилось сильнее, в районе диафрагмы начало свербить, засосало под ложечкой. Кремнёвский вновь ощутил страх, но не за себя… Вынесут ли Саре такой же приговор? Или её судят иначе? Или… — Да отойдите, бл-лять! — голос конвоира прервал размышления, а столпившиеся у кабинета нетерпеливые заключённые быстро отскочили от выходящего отряда. — Следующий! — послышался крик Абалаковой, и в кабинет зашёл другой пленный. Егор вскочил с места и кинулся к бойцам, которые тем временем снимали с гепарда наручники. — Да не кипишуй ты так, сейчас и тебе снимем! — устало произнёс дворовый, проворачивая миниатюрный ключик в «браслеты». Сразу после того, как Джексон начала потирать запястья после сброшенных оков, то же самое сделали и с Кремнёвским. По сути, это был отдельный вид удовольствия — когда что-то, тесно сидящее у тебя на руках, снимают, и ты чувствуешь влагу и слабый зуд на тех участках, где только что были наручники. — Вас приказано отвезти на место проживания. Дорогу мы знаем, не волнуйтесь. Егор уже почти ничего не соображал: его просто взяли под руки и повели к грузовику. Оправившимися после лёгкого онемения руками парень ловко схватился за кунг и забрался в кузов, затем он помог подняться и напарнице. Конвой в полном сборе, вновь рёв мотора, и транспорт движется в главным воротам, где Daewoo до этого и въезжал. Мельком взглянув на табличку «Проверочно-Фильтрационный Лагерь №8», ягуар уставился на дорогу. Посетители и пленные отрешенными взглядами провожали грузовик. В поле зрения попадали разрушенные или, в лучшем случае, потрёпанные войной дома. Улицы бывшей Бруклинской Конфедерации были буквально пропитаны болью. Ещё большей, чем в день приезда Егора сюда. «Вниз по лестничной клетке Сквозь записки на стенках Позабытые навсегда» — витал в голове заунывный мотив песни беларусской группы «Molchat Doma». Максимально подходящий для этого места. Для этих улиц, ставших одной сплошной кровавой дырой, от вида которой хочется броситься с крыши. То, что каждого десятого жителя этого района убили такие же люди, как и Кэтрин… Это правда? Или нет? Или это полуправда? Впрочем, нет… Абалакова не смогла бы сыграть такую ярость даже при всём желании. В её горящих глазах читалась жажда мести и крови. В них была боль раненого зверя, к которому вплотную подошёл обидчик. И шрамы эти оставил отнюдь не товарищ майор… А те самые… «Безыдейные». Проехав мимо ещё одной колонны военнопленных из БАК, Егор увидел, как несколько солдат в повязках «ЗО» оттесняют назад группу антропоморфов, от которых пару секунд назад в арестованных летели обломки кирпичей. К месту потасовки последовало несколько гражданских с красными лентами на руках и шее, и… Машина свернула за угол. Примерно пять минут езды — и грузовик затормозил у уже знакомого Кремнёвскому пятиэтажного кирпичного дома. Теперь ещё более обшарпанного, облепленного намокшим мусором, со следами крови на асфальте. Это то, что осталось после позавчерашнего вторжения. — Всё, примчали! Выходим! Ягуар спрыгнул с края кузова и хотел было помочь спуститься Саре, но та лишь грозно зыркнула на товарища и слезла сама. После этого гепард молча направилась к подъезду, а Кремнёвский последовал за ней. Как в старые времена… Хотя, какие они старые? Только пятый день, как Егор очутился в гетто. В раздумьях парень врезался в остановившуюся Джексон, но та даже не взглянула на напарника. Она смотрела на приклеенный к доске объявлений лист формата A3, на котором была изображена звезда и лапа с молотом — символ местных социалистов.

«К гражданам Нью-Йоркской резервации

В Социалистической Диаспоре произошла смена власти. В результате ожесточённых боёв главный тиран и угнетатель гетто, Харрис Паркер, глава Национального Ополчения Травоядного Сектора, был низложен. Совет «Демократов» Бруклина распущен, Конфедерация, как антинародный режим, уничтожена. Власть в резервации отныне находится в руках Народного Совета, стоящего во главе рабочих, аграриев и солдат Бруклина. Новое руководство намерено в кратчайшие сроки обеспечить рабочий контроль над средствами производства, приемлемые условия проживания для граждан гетто, обобществить имущество «частных» компаний, распределить его среди простого народа, установить в подконтрольных Диаспоре районах полноценную Советскую власть. С падением главных капиталистов в резервации начинается наш путь в иное будущее, где главное — это справедливость в обществе людей и антропоморфов! Да здравствует диктатура американского пролетариата! Да здравствует великая и могучая Социалистическая Революция!

Народный Совет Бруклина при Социалистической Диаспоре. 15 июля 2029 г., 08:00.»

— Ёмаё… — у Егора аж опустились уши. — Он всё-таки начал это… — Кто? Что начал? — Сара с недоумением повернулась к ягуару. — Корсак. В день нашего вступления он мне рассказывал о своей семье и своих планах. И в планах у него было начать в Нью-Йорке полноценную революцию! — Ну и хорошо. — Чего тут хорошего?! — А того, что у нас есть шанс дать бой Вернеру, Егор! — девушка повернулась к Кремнёвскому, и тот увидел, что та была в состоянии эмоционального подъёма. — Тому, кто запер всех нас здесь, в этой дыре! — А кровь? А жертвы? — Учитывая то, что Америку у нас возглавляет натуральный фашист, жить нам осталось недолго. И я предпочту разодрать парочке капиталистов горло, нежели сгнить здесь заживо. Вот такая моя позиция. И вот что здесь хорошего — мы можем перестать быть изгоями, если постараемся. Джексон говорила с таким возбуждением, что парень понял — сейчас с ней в дискуссии лучше не вступать, а потому напарники просто поднялись наверх, на нужный им этаж. Дверь оказалась запрета, но у Сары, благо, сохранились ключи. Два поворота вправо — и перед товарищами открылась ужасающая картина. Кэтрин лежала на полу и билась в судорогах. Глаза закатаны кверху, футболка намокла от рвотных масс, хвост почти не двигался, когти отчаянно царапали паркет, а из горла горностая доносилось сипение. — Кэтрин!!! — взвизгнула Джексон, бросившись к сожительнице и начав поднимать девушке голову. — Боже мой, боже мой, что с ней, что?!.. Кремнёвский всё это время был в состоянии шока. Он сам не понимал, что произошло. Машинально парень посмотрел на стол: может, она от нервов всю пачку сигарет за раз выкурила? Однако всё оказалось хуже — на столе лежали зажигалка, стопка листочков и несколько полиэтиленовых пакетиков… И запах от всего этого инвентаря очень характерный… — Сара, у неё передоз! — Что?! — Да! Быстро, беги за врачом! — Я её не брошу! — Нам нужно позвать врача, Сара! — Беги и зови, хоть ближайший патруль сюда!!! — Да блять!.. — Егор быстро натянул на лапу только-только снятый ботинок. — Ладно! Делай ей искусственное дыхание и массаж сердца, держи голову, чтобы дышала! — ДА КАК, БЛЯТЬ?! — истерически закричала гепард. — Подушка нахуй!!! Ягуар рывком открыл дверь и выбежал на лестничную клетку, после чего стрелой помчался вниз. Чуть не выбив подъездную дверь, Егор вырвался на улицу и побежал к ближайшему скоплению людей, раздирая горло от криков «санитар!».