(don't) cross the line

Последнее, что помнит Кацуки Бакуго, это взрыв. И не тот, что создал он сам, пока гнался за одним из злодеев по крышам сквозь опускающиеся сумерки, оставив позади Старателя и Шото разбираться со спасëнными и арестованными. По вискам стекает холодная вода, во рту привкус крови и горечи, а руки заведены за спину до боли в мышцах и крепко связаны. Он дëргает плечом и пытается активировать причуду, но из-за пронизывающего холода получается плохо. — Доброе утро, — раздаётся голос и Бакуго инстинктивно поворачивает голову в сторону звука. Щурится, пытаясь рассмотреть человека во тьме. — Надеюсь, тебя удобно устроили, ты хорошо побегал вчера вечером. Мне понравилось. — Мне больше нравится видеть лицо человека, который несёт херню, чтобы я мог в него плюнуть, — охрипше хмыкает Бакуго. — Покажись. — Так я прямо перед тобой. — Прохладные пальцы задирают его маску наверх, к волосам, и он вздрагивает от неожиданного прикосновения. — Тут достаточно светло. Жаль, что ты не видишь. — Какого… — Бакуго медленно выдыхает, моргая, и наконец осознаёт. — Твоя причуда? Или здесь ещё кто-то есть? — Не моя, — уклончиво отвечает собеседник. — Ты не потерял зрение, просто ненадолго ослеп. Как раз успеем по-дружески поболтать, мы же давно не виделись. — Я таких, как ты, дохуя вижу и слышу ежедневно, я не собираюсь играть в угадайку. Бакуго чувствует раздражение и злость из-за вынужденной беспомощности, когда дëргает руки ещё раз. Он не понимает, где находится, какое сейчас время суток и что вообще от него хотят. — Ты пиздишь всего несколько минут, но уже заебал меня, — негромко рычит он. — развяжи и поговорим нормально, или боишься, что я тебе челюсть сломаю? — С чего мне бояться, если я знаю о тебе всё? — из-за отсутствия зрения всё остальное ощущается намного резче, и Бакуго слышит мягкий шорох ткани и кожи ещё до того, как чужие пальцы утыкаются ему в грудь и скользят выше. — Я знаю, как ты дерëшься. С какого движения всегда начинаешь бой и как предпочитаешь заканчивать. Во сколько ты ложишься спать, что любишь есть на завтрак. Твой вступительный балл в ЮЭй и с кем ты сблизился за последнее время. — Э? — Бакуго на мгновение теряется, а потом начинает смеяться, сплëвывая кровь в сторону. — Так ты не злодей, а просто мой ебанутый сталкер? Я, конечно, хорош, но у тебя что, настолько скучная жизнь, что больше заняться не. — Заткнись, — пальцы, до этого лежащие у ключицы, смыкаются на челюсти, не давая договорить. Большой палец давит на нижнюю разбитую губу, вызывая саднящую, лëгкую боль. — Ты всегда был таким. Маленьким, эгоистичным ублюдком, считающим себя лучше других и не заботящимся о чужих чувствах. Странно, что ты всё ещё так усердно пытаешься стать героем. Бакуго хмыкает, довольный тем, что смог вывести противника на эмоции, и прикрывает глаза обратно. Раз он не может видеть, придётся положиться на другие органы чувств. Там, где они находятся, сыро, и именно поэтому, скорее всего, он никак не может согреться. А мокрый, кисловатый запах подсказывает, что помещение скорее всего под землëй, значит, просто так сбежать не получится. Удивительно, что они на самом деле одни, он слышит только своё дыхание и чужое — слишком близко, нарушающее личные границы и неприятно оседающее у щеки. — Ты всегда меня либо игнорировал, либо задирал. Это твой способ поднять свою самооценку? Выглядеть лучше на фоне остальных? — Всегда? — Бакуго встряхивает головой, стараясь избавиться от хватки. — Только не говори, что ты мой фанат, которому я когда-то случайно разбил сердце. Жалеть не буду. — Разве это не тебя сейчас надо пожалеть? Беспомощный, ничего не видящий, в руках злодея, — тихий смех вызывает ещё одну волну иррационального раздражения, но почему-то кажется смутно знакомым. — И каково тебе быть жертвой снова? В первый раз ты выглядел таким испуганным в лапах монстра. Так хотел, чтобы всемогущие герои спасли тебя, а они просто смотрели. Каково знать, что никто не придёт за тобой? — Не помню, чтобы записывался на сеанс психотерапии, — пожимает плечами Бакуго. — Ты закончил? — Мне нравится твой геройский костюм, хорошо подчëркивает талию. — …чего? — Видел бы ты сейчас своё лицо! Но я не шучу, ты действительно выглядишь хорошо. Даже… — голос становится чуть ниже, тише, и конец фразы выдыхают ему прямо на ухо, — сейчас. Чужое колено упирается между бëдер в сидение стула и Бакуго, инстинктивно пытаясь отодвинуться, упирается в спинку и зло выдыхает. — Отъебись. — Даже так? Ты нервничаешь, — огрызнуться ещё раз Бакуго не успевает, два пальца проталкиваются в его рот и гладят язык, надавливая. — Не пытайся меня укусить, только сделаешь хуже. Бакуго недовольно мычит, пытаясь отстраниться, но свободной рукой, затянутой в перчатку, его вновь удерживают за челюсть. Он дышит через нос, с трудом сглатывая, и жмурится до цветных кругов перед глазами, стараясь подавить мимолëтный приступ паники. — Как было бы проще, будь у меня причуда с афродизиаком, не правда ли? — пальцы в его рту легко толкаются по самые костяшки. — Ты бы сам умолял меня. Знаешь, что единственное я, пожалуй, о тебе не знаю? Бакуго запрокидывает голову, судорожно вдыхая, когда прикосновение исчезает, и торопливо облизывает губы. — Иди нахуй. Ещё раз меня коснёшься… — У тебя нет права голоса, забыл? И я не договорил, — ткань костюма мягко расходится под острым лезвием и сырой воздух щиплет кожу, заставляя вздрогнуть. — Я не знаю, как ты выглядишь, когда кончаешь. Готов поспорить, это восхитительное зрелище. — Ты грëбаный извращенец. Не хватило фоток из интернета на подрочить? — Я так долго наблюдал за тобой все эти годы, — его раздевают медленно, слово рождественский подарок. — Мне всегда было интересно… Бакуго морщится, когда по губам скользит язык, слизывая его кровь, и пытается укусить, но в ответ на это колено вжимается в пах плотнее. — Если ты будешь хорошим мальчиком, возможно, я тебя согрею. Совсем немного, я не хочу, чтобы ты тут всё взорвал. Поцелуй на вкус тоже как кровь и горечь. Глубокий и мокрый, на грани жестокости. Бакуго пытается его пнуть, но едва не роняет стул, на котором сидит, и почти беззвучно чертыхается. Если бы он мог хотя бы встать, всё было бы проще. — Не заставляй меня быть с тобой грубым больше, чем нужно, — ему слышится улыбка в этом чëртовом голосе и вместо бесконечной тьмы усталые глаза улавливают смутный силуэт. — Давай помогу. Бельё остаётся у щиколоток, ограничивая способность двигаться ещё больше. Разница температур кажется слишком резкой, когда в бёдра бесцеремонно впиваются пальцы, разводя чуть шире, а мягкого члена касается горячий язык. Бакуго протестующе вскидывается, на мгновение оглушëнный тем, как из-за депривации всё ощущается слишком остро, и прикусывает собственный язык, глотая все звуки. Механические реакции тела, как и само непрошенное появляющееся возбуждение в ответ на ласку, он контролировать не может. И это злит. — Не сдерживайся, я хочу тебя слышать, — шëпот щекочет влажную от поцелуев и слюны кожу, вызывая мурашки. — Я знаю, что у тебя никого не было. Зубы мягко смыкаются на внутренней стороне бедра, а потом тянут так, будто от него хотят урвать лакомый кусочек, мышцу прошивает болью и наверняка останется след. Если бы Бакуго мог, то хотя бы отвернулся, но он продолжает упрямо смотреть перед собой, пытаясь дождаться, когда чужая причуда перестанет действовать. Всё, что он видит, это смазанные тени и всполохи, и ощущает затапливающий его глупый стыд от происходящего. То, что он не может контролировать, всегда задевало сильнее. — Интересно, о чëм ты думаешь прямо сейчас? Мм, жаль, я не умею читать мысли. Но твоему телу, похоже, нравится. Бакуго моргает, когда слышит пошлый, причмокивающий звук, и сжимает зубы от ощущения того, как мягко и плотно губы обхватывают головку, позволяя пройти по языку глубже в горячий рот. Он задыхается всхлипом, с трудом удерживая дрогнувшие бëдра, и проклинает всё на свете: долбанутого злодея, стоящего перед ним на коленях с членом во рту, вчерашнюю бессмысленную погоню и, в первую очередь, себя, потому что физически ему нравится происходящее и это пугает. Как будто тело предало его и просто отключило функционирование нахуй, раз ему больше не причиняют боль. Дыхание Бакуго сбивается, когда пальцы дразняще скользят по стволу вниз, легко царапая, и сгребают яйца, мягко сжимая и перекатывая. Ошеломляющее количество ощущений, так не похожих на всё, что он испытывал раньше, кружит голову и сводит с ума. Заставляет его хотеть получить больше, отключая рациональность. — Я убью тебя, — хрипло сквозь зубы бормочет он, сбиваясь на словах. И невольно толкается глубже, навстречу интенсивной ласке, стараясь не вслушиваться в мокрые звуки и довольное чужое мычание. — Мхм. Чëрт, я думал, это будет проще, но и я таким раньше не занимался, — снова этот тихий смех и длинное касание языка по всей длине наверх, к головке. — Я уже почти забыл, как сладко пахнет твоя кожа из-за причуды. — Т-ты… — Бакуго, не заметивший, как всё же зажмурился, вновь распахивает глаза, и от резкого движения руки кончает с едва слышным стоном. Его накрывает с головой так, что напряжённые всё это время плечи и ноги мелко дрожат, а в уголках глаз собираются слëзы. — Сдохни. Я хочу, чтобы ты сдох. От моей руки. Он шумно сглатывает, пытаясь взять себя в руки, живот и бëдра слишком быстро становятся неприятно липкими из-за температуры, и мимолëтная эйфория мгновенно сменяется агрессией вперемешку с отчаянием. — Эй, вообще-то обычно не так благодарят за первый оргазм, — кончики пальцев касаются щеки и мягко гладят, его злодей снова поднялся на ноги. — Если мои расчёты верны, то… — полумрак, сопровождавший Бакуго всё это время, медленно светлеет, очертания окружающего становятся чëтче с каждой секундой. И первое, что он видит достаточно явно, это чужую, широкую улыбку. — ты всегда был не очень вежлив со мной, да, Каччан? — Д… — глаза Бакуго широко распахиваются от непонимания и безумности осознавания, кто перед ним. — Деку? Деку. Он рычит, дëргаясь вперёд, едва не падая на колени, и только резкий тычок в плечо удерживает его на месте. — Так и знал, что ты мне обрадуешься, — Мидория облизывает губы как сытый кот. — Ты ебанутый на голову бесполезный… — Тш, — Деку хватает его за щёки, болезненно надавливая и обрывая. — Ты вообще-то в гостях. Старатель не научил тебя вежливости в агентстве? Тем более, в таком виде ты пугаешь ещё меньше. Знаешь, Каччан, — он склоняется, легко целуя искусанные губы и отстраняясь, — это ведь твоя вина. Всего этого. Того, что ты здесь, того, кем я стал. Если бы ты не был таким засранцем в школе, кто знает, где бы я был сейчас? Он усмехается, отступая, и разводит руки, позволяя оглядеть себя полностью. Склоняет голову, чуть безумно улыбаясь в ответ на яростный, полный боли взгляд, и салютует. — Как ты будешь хорошим героем, Каччан, если ты уже проиграл? Бакуго медленно моргает. Те же взъерошенные волосы, что он помнит, зелёные глаза и глупые веснушки. Бесстрашный маленький Мидория, бегавший за ним всë детство и смело заступающийся за всех несчастных, с которым они собирали карточки Всемогущего и мечтали, как станут такими же героями. Мидория начальных классов, беспричудный, но всё ещё упрямый. Такой же целеустремлённый и позже, один из лучших в классе, вечно бормочущий и знающий всё о причудах одноклассников и героев, засветившихся хоть где-то. Бакуго помнит, как их дружба превратилась в буллинг с его стороны, потому что на тот момент он действительно верил, что лучше и сильнее всех, и Деку, чëртов глупый Деку, старающийся не отставать от него, раздражал своими попытками больше всех. Он помнит, как только они двое заявили, что будут поступать в академию, и как его выбесило, что даже в этом он не исключительно один. — Эй, — Деку щëлкает пальцами перед его лицом, вырывая из круговорота воспоминаний. — Каччан. Даже это раздражающее сокращение имени ассоциировалось только с Мидорией, никто и никогда его так больше не называл. — Куда ты отправился вместо ЮЭЙ? — всё же спрашивает Бакуго, не глядя на него. — А это имеет значение? — Деку легко наклоняет голову набок, хмыкая. — Или ты пытаешься понять, что толкнуло меня на этот путь? Кроме тебя, разумеется. — Это не моя вина. — Ох, да? Тогда посмотри внимательнее, — Деку хватает его за подбородок, заставляя обратить на себя внимание. — Мальчику, которого с детства восхваляли за его потрясающую причуду, никогда не понять, каково это — быть не таким, как все. Не понять, как весь грëбаный мир разбивается вдребезги, когда герой, на которого ты до этого равнялся всю жизнь, отвергает тебя. Тебя не лишали мечты. Бакуго ощущает иронию, слушая это, обнажённым и связанным, чëрт знает где. Отличная ситуация, чтобы поговорить по душам. — И только? — негромко спрашивает он. — Услышал какую-то херню и сдался? — И только? — медленно повторяет Деку, его слова звучат как шипение рассерженной ядовитой змеи. — Только?! Что бы ты сделал, если бы сам услышал такое от Всемогущего? Послал бы его нахуй, как ты поступаешь со всеми проблемами? — Возможно. И нашёл бы другой вариант. Из-за цепкой хватки он не может отвести взгляд, а зажмуриться — выставить себя слабым. Поэтому Бакуго упрямо смотрит в зелёные глаза, полные сейчас злости и недовольства. И это настолько не сочетается с тем, что он помнит, что мозг отказывается нормально обрабатывать поступающую информацию и реагировать хоть как-то помимо внешнего ледяного спокойствия. Кто-нибудь другой на его месте, наверное, вёл бы себя иначе. Правильнее. Но укол вины из-за слов Мидории переворачивает всё внутри вверх ногами, будто делит мир пополам, на до и после. На мгновение Бакуго чувствует себя глупым ребёнком, которого нужно просто обнять и сказать, что всё в порядке. Даже если это не так. — Я с детства восхищался тобой, Каччан. Настолько, что в какой-то момент понял, что хочу, чтобы ты был только моим, — Мидория на удивление мягко оглаживает его скулу костяшками. — Можешь считать меня жадным, но я был недоволен, когда не смог вместе с Даби навестить вас в летнем лагере, у меня были другие дела. Жаль, мы не успели тогда поболтать. — Лига зла? Ну, конечно, кто ещё, — Бакуго почти перестаёт его слушать, только сейчас осознавая, как сильно он замёрз. Пальцы занемели настолько, что он даже не может ими пошевелить, холод отрубает одно ощущение за другим, оставляя только желание закрыть глаза и отключиться. — Не засыпай, — Мидория на мгновение отстраняется и надевает на него бельё обратно, а потом тянет за волосы на затылке. — Мы ещё не… А, чëрт, они пришли раньше, чем я планировал. Тогда увидимся в другой раз, Каччан? Надеюсь, ты успеешь соскучиться. Он склоняется, голодно впиваясь в неподатливые от холода губы и даже почти не ощущая сопротивления, и так же резко отстраняется. Бакуго роняет голову на грудь, наблюдая за тем, как Деку уходит, из-под полуопущенных ресниц. И только потом, когда остаётся действительно один, упрямо дëргается вперёд, падает коленями на ледяной бетонный пол и шипит сквозь плотно сжатые зубы. Спорит сам с собой за остатки ускользающего сознания, бессмысленно пытаясь снова активировать причуду, и едва не заваливается на бок из-за неосторожного движения. — Дайнамайт? Он слышит, как его зовут, словно сквозь толщу воды, близко и одновременно так далеко, что не дотянуться. — Бакуго! Если бы он только мог освободить руки. Или хотя бы избавиться от стула, чтобы добраться до источника звука. Но сил не хватает даже на то, чтобы крикнуть в ответ, что он здесь. — Бакуго, — от ощущения горячих рук, освобождающих и смыкающихся вокруг него в бережных объятиях, Бакуго едва слышно всхлипывает. Он утыкается носом в чужое плечо, не сразу понимая, кто это, и крупно вздрагивает. Тепло. — Кацуки, всё в порядке. Мы уже здесь. Его всё же отключает от перенапряжения, и последнее, что отпечатывается в его сознании, это невнятный, успокаивающий шëпот. ************ Когда Бакуго открывает глаза первое, что он видит, это идеально белый потолок, и произошедшее кажется кошмарным сном или просто злой шуткой усталого подсознания. Он на пробу осторожно двигает пальцами и морщится, ловя отголоски боли. Функционируют, значит, всё нормально, на остальное плевать. Бакуго с усилием садится, оглядывается вокруг и замечает на тумбочке рядом фрукты и свежие цветы. — О, ты очнулся, — дверь плавно захлопывается за Тодороки. — Прежде чем ты спросишь, я уже заказал для тебя новый костюм, он будет готов завтра. Цветы от Урараки, фрукты от Киришимы. Кажется, что-то ещё было от Мины, Каминари и Сэро, но врач запретил заваливать тебя вредной едой. — Им заняться больше нечем? — хмыкает Бакуго, бессознательно поправляя одеяло на коленях и просто кивая в знак признательности. — Тогда у меня осталось только два вопроса: как вы меня нашли и когда я смогу отсюда свалить? — Они беспокоились, — Тодороки пожимает плечами и садится на стул у кровати. Он выглядит сонным и усталым больше, чем обычно. — Помнишь, в последний раз, когда мы встречались с Мэй, то говорили про маячки? Она недавно поделилась первой партией с агентством и я хотел их потестить, так что прицепил один к твоему ганлету. — С какого хера я об этом не знаю? — Бакуго вгрызается в сочное яблоко, смеряя Тодороки недовольным взглядом. — Я понимаю, что у тебя по жизни проблемы с границами, Половинчатый, но это… — Это гарант того, что больше ни один герой не пропадёт бесследно во время миссии, поэтому я не буду выслушивать твои возражения. Если бы мы не успели вовремя, то ты валялся бы не здесь, а на пару этажей ниже с сильным обморожением. — Ладно, ладно, тут я согласен, — Бакуго вздыхает и, отложив огрызок, откидывается на подушки. — Вытащи меня отсюда, у нас миллион дел. Отчёт по последней миссии уже готов? — Да, не хватает только твоей части. Я… — Тодороки медлит, и на его спокойном лице появляется тень сомнения и беспокойства. — Что произошло? Когда мы прибыли на место, там уже никого не было кроме тебя. Камиджи не нашла никаких следов, кто это был? Бакуго стискивает в кулаках одеяло, не сразу замечая, что прожигает в нём причудой дырки, и досадливо откидывает. Он даже не может определить, что именно чувствует: злость, досаду, стыд? Всё вместе? Никто из его текущего окружения не знает про Деку. Это только его прошлое, его груз ответственности и теперь — спасибо, Мидория — вины. Бакуго проделал долгий путь за эти несколько лет обучения от абсолютно некомандного игрока без желания с кем-то не то, что дружить, но и в принципе общаться, до того, кто он сейчас. Да, у него всё ещё проблемы с доверием и общением, но у него действительно есть друзья. По крайней мере, мысленно перед самим собой он может это признать. — Бакуго? — Лига, — наконец коротко отвечает он, поднимаясь с постели. Его, видимо, не переодели, и Бакуго чуть растерянно оглядывается, понимая, что обычной одежды с собой нет. — Я проебался. — И это всё, что ты расскажешь? — Да. По крайней мере, прямо сейчас, — Бакуго морщится, чувствуя, как Тодороки внимательно оглядывает его с ног до головы, будто пытаясь понять, что от него скрывают. — Хватит пялиться, придурок, я в порядке. Ты принёс мне вещи? — А, да, — Тодороки тоже встаёт и, порывшись в принесённой с собой сумке, кидает в него штаны и худи. — Это мои, но добраться до дома сойдёт. Некогда было ещё и к тебе второй раз заезжать. — Дылда, — бормочет Бакуго, переодеваясь и подтягивая чуть длинные ему штанины и рукава. — Я сбегаю прямо сейчас. Отвезёшь меня? — Как будто тебя отсюда без меня выпустят, — закатывает глаза Тодороки, но в его голосе нет ни капли раздражения. — Старатель потребует от тебя результаты медицинской проверки, чтобы ты мог вернуться к работе, ты же в курсе? — Я в порядке, — недовольно хмыкает Бакуго, — это всего лишь чёртов холод. И почему именно ты мой грёбанный напарник? Надо было идти в агентство Жирножвача к Киришиме. — Потому что я твой друг? — иронично чуть улыбается Тодороки, подхватывая заметно опустевшую сумку и идя следом за ним. — И мой грёбанный отец герой номер один, а ты работаешь только с лучшими, потому что любишь выёбываться тем, какой ты классный? — Я искренне жалею, что однажды всё-таки ответил на твои бесконечные вопросы про дружбу «да», — говорит Бакуго, вызывая лифт. — Надо было убить тебя ещё на фестивале. — Ты герой. Герои так не поступают, Ка-цу-ки. — Иди ты нахуй. Шевелись быстрее, я хочу есть. Герой. Ага, как же. В его голове издевательски звучит это «как ты будешь хорошим героем, Каччан?» голосом Деку словно эхо или заевшая пластинка. И это всё, о чём он сейчас может думать. Вырваться из больницы ему удаётся только через пару часов, поэтому у дома Бакуго они оказываются только ближе к вечеру. Тот, голодный и раздражённый, нетерпеливо постукивает пальцами по колену, пока Тодороки паркуется. — Мне подняться с тобой? — Нет, — излишне резко отзывается он, дёргая плечом. — Я в состоянии о себе позаботиться, сосулька. Вещи верну завтра. — Ладно, — легко соглашается Тодороки, не глуша мотор и дожидаясь, пока Бакуго вылезет. — Я скинул отчёт на твою почту, его надо отдать завтра до обеда. Бакуго только показывает ему средний палец, не отвечая, и идёт к подъезду. Несмотря на всё ворчание на Шото, тот знал, когда не стоит лезть не в своё дело, пока его об этом не попросят. А Бакуго не входил в тот тип людей, которые в принципе просят, так что его вполне устраивало такое положение дел. Квартира на удивление встречает его тишиной, но Бакуго всё равно первым делом проверяет кошачьи миски и хмыкает. Только у троих людей были ключи от его дома и разрешение кормить Дымку: у Урараки, Тодороки и Киришимы. Но Эйджиро последние несколько дней был на задании, как и Очако, так что сюда явно заглядывал Шото. Если бы ему позволили, он бы половину времени просто тусил с кошкой Бакуго, игнорируя всё остальное. — Ладно, — бормочет он. — Я хочу забыть всё, что произошло за последние блядские часов двадцать. Он раздевается по дороге к ванной, сбрасывая чужие вещи на диван, а бельё отправляя прямо в мусорку, и залезает практически под кипяток. Трёт кожу мочалкой так, что она болезненно краснеет, но следы зубов на внутренней стороне бедра всё ещё выглядят слишком ярко и фантомные прикосновения горячих пальцев и языка преследуют его так, будто это было всего полчаса назад. — Чёртов Деку, — кулак Бакуго врезается в молочно-белую плитку так, что остаётся трещина. Он выворачивает кран сильнее, повышая температуру воды ещё. Всего одна ночь, чтобы взять себя в руки и завтра выйти за дверь тем, кем он должен быть. Будущим героем номер один.