can(t) you hear me

Звуки. Яркие, наполненные. Переливаются в спектре от громкого плача до прибоя волн, капель дождя. Терять слух, должно быть, страшно. Страшнее потерять его не в миг, а мучительно наблюдать, как слышимость угасает день за днем. Каждую секунду отчаянно цепляться за голоса близких, в последний раз слышать щебетание птиц. Дальше ожидает существование в мире белого шума с движущимися губами без намека на интонацию. Одна роковая случайность в прошлом круто меняет жизнь. Кто же знал, что обычная прогулка на велосипеде обернется падением со склона. Колесо предательски наткнется на камень и велосипед с несчастным парнем перевернется, стремительно падая вниз по склону. Бомгю дорого поплатился за запоздалую реакцию. Очнувшись, он найдет себя в луже крови, с огромным усилием открывая глаза. Острая боль дает понять: одними переломами не отделаться. Мир перед глазами плывет, нельзя сконцентрироваться на конкретном объекте; вдыхать воздух больно. Острый писк в ушах, затем все затихает. Веки тяжелые, глаза закрываются сами собой. С того дня жизнь двенадцатилетнего Чхве Бомгю разделилась на до и после. На совсем ребенка обрушивается тяжким грузом недуг. Незнакомые люди найдут парня без сознания, вызовут скорую. Бомгю увидит своих рыдающих родителей над собой в койке палаты больницы. Сотрясение мозга оказалось не таким страшным, как его последствия. Дальше как по клишированному трагичному сценарию: несчастный случай, неутешительные прогнозы врачей, больница, лечение, реабилитация, изоляция. С адаптацией в социуме Бомгю борется до сих пор, так и не выиграв у жестокой реальности. Судьба явно пожалела его: то, как слух не пропал полностью было не иначе как чудом. Следующие шесть лет Бомгю ежедневно проходит семь кругов ада, привыкая к новому укладу жизни. Он привык быстро выводить на бумаге или печатать на телефоне “извините, я плохо слышу. говорите погромче” при встрече с каждым новым человеком. Корить себя за случившееся входит в список ежедневных дел наряду с уроками, посещениями больниц и коррекцией. Слабослышащий – клеймо на Чхве Бомгю. Единственная отдушина в виду музыки летит в тартарары. Писк в голове кружит голову, не давая сосредоточится; кровь внутри вскипает от раздражения и беспомощности. Нервные пальцы выдают последний фальшивый аккорд, игра с характерным трунем резко прерывается. Грифель карандаша ломается под давлением, пачкая крошками белый лист. К черту. Многочисленные лечения сделали свое дело. Слабо, но сохраняется хоть какая-то слышимость не без сторонней помощи в лице аппаратов. Бомгю стеснялся носить их, пряча за отросшими волосами. Извечный страх восприниматься людьми через призму глупости следует за ним по пятам. Первое время он отказывался носить слуховые аппараты, убеждая себя с родителями что слышно нормально и в них нет нужды. Мелкие устройства очень шумные: после целого дня ношения болит голова, привыкать к пищащим затычкам желания мало. Кто бы что ни говорил – Бомгю кивает, не создавая никому дискомфортных ситуаций из-за своего скверного восприятия. Спустя год стало непонятно и половины из сказанного, а просить повторить стыдно. Повторить для Бомгю нужно далеко не один раз. Желательно делать это близко и громко, прямо в ухо для точности. Учиться становилось непосильно сложно, было принято решение перейти на домашнее обучение. В школу он вернется только для сдачи экзаменов. Будильник больше звенит не надоедливой трелью, а подавленным звоном на дне глубокого океана. “Вчера было слышно лучше”, – ежедневный отчет себе. Тупая боль в затылке напоминает о прошлом. Головокружение берет вверх над телом и простая задача встать с кровати терпит неудачу. Звук падения собственного тела слышиться будто бы издалека. Словно упал предмет в соседней комнате, а не Бомгю рухнулся на пол. Паника окутывает: вдруг завтра он проснется полностью глухим? Повышенный тон все равно что бурчание под нос, в то время как губы напротив растянуты в крике. Бомгю улавливает слова с трудом; речь сливается с шумом и он просит говорить погромче. Родители огорченно переглядываются на просьбу, вызывая тяжелым взглядом внутри чувство полного опустошения. Снова больница. “Слух медленно, но снижается. Возможна полная глухота. Состояние можно поддерживать в относительной стабильности: ношение слуховых аппаратов и посещение врача”, – холодное врачебное заключение бьет по мозгам наотмашь. Вибрации компенсировали теряющийся слух. Мурашками они проходятся по всему телу, въедаясь в мозг и сотрясая сознание. Через одно малое прикосновение ощущается чужая дрожь. Бомгю смирился с бытием тенью, огромный мир слышащих стал ему чужим. Не полностью глухой он балансирует на грани двух миров. Судьба толкает измученного то вправо, то чуть влево, с садистским наслаждением наблюдая и решая, в какую сторону будет падать больнее. Перспективы далеко не радужные, необходимо учить язык жестов. Предстояло пройти через сто раз на дню проклятий себя, раздраженно заучивая положение пальцев и значения жестов. Раз за разом получалось лучше; мало-мальски, но удалось поговорить жестами с лечащим врачом, с глухим человеком в очереди. Внутреннее ликование и мотивация продолжить, маленький шаг к смирению. Последние школьные годы посвящены подготовке к экзаменам. Бомгю почти полностью жертвует устным общением, общаясь голосом только с семьей и врачами на лечении. Речь сохранна, стоило лишь не запускать ее, иначе она распадется. Замкнутость на пару с тревожностью стояли на преграде к общению, вынуждая ограничиваться односложными предложениями. Для Бомгю самый краткий разговор заканчивается усталостью и напряжением. Неловкость шла рука об руку с неповоротливостью, участились панические атаки; тремор разносится с пальцев по всему телу. Головная боль – частый гость. Школа встречает Бомгю недовольными лицами одноклассников как реакцией на его речь. Люди сразу сдаются и отмахиваются, не желая разбирать слова из новообретенной невнятности. По словам некогда “друзей”, они понимают его с трудом. Воспоминания бередят старые раны, подступающие слезы начинают душить, гадкие голоса отдаются в голове эхом. Последняя капля: пытаться говорить тщетно.

***

Единственный университет с адаптированной программой для слабослышащих и глухих находится в Сеуле. Родной Тэгу таким похвастаться не может, что жутко несправедливо. С тяжелым сердцем придется покинуть родной город вместе со старшим братом в качестве опеки. Переезд перенести тяжело и здесь главную роль играет не слабый слух. Тревожность от скорой потери зоны комфорта нарастает по часам, принося больший тремор на пару с мигренью от стресса. Бомгю не надеялся прожить всю жизнь в Тэгу с семьей, нет. Он надеялся на размеренную жизнь в родном городе хотя бы в отдельной квартире с кем-то рядом, кто способен помочь в бытовых вопросах. Вопрос отношений не рассматривается, мало кому нужен калека. Бомгю не желает чувствовать себя еще большей обузой. Огромный долг перед своей семьей за их безграничное терпение и доброту тяжелым камнем лежит на сердце. Жить самостоятельно представляется лишь призрачной возможностью, если волшебным образом повезет полностью не лишится слуха. Сеул встречает какофонией шумов и огнями неоновых ярких красок. Слуховые аппараты издают знакомый наэлектризованный писк, сигнализируя о начале работы. Несколько секунд и вибрации от многочисленных звуков и шумов пронизывают тело, пробегая мелкой дрожью под кожей. Шум моторов, шорох колес по дорогам. Слышно более чем достаточно. Машина точно не собьет, надо только не забывать смотреть в оба. Вступить в новый жизненный этап Бомгю решает обновленным. В зеркале отражается двойник-блондин, осматривающий нового себя. Осветленные волосы смотрятся непривычно, от чего не совсем естественно. Выглядит невинно, гармонируя с мягкой внешностью парня. Лукавая мысль щебечет: выглядит даже немного по-ангельски. Мягко и мило – точно в стиле Бомгю. Первый день в новом учебном заведении всегда полон тревоги, что вполне естественно. Неизвестно, как его примут здесь. Что ж, всегда можно остаться только в рамках своей маленькой группы. Он не надеется найти здесь много людей, владеющих языком жестов среди слышащих студентов. Вся надежда на терпеливых, готовых общаться со слабослышащим. Речь в толпе людей чётко не разграничивается, голоса выделяются вблизи. Речь понятна, когда близко, достаточно громко и чётко говорят перед лицом и виден двигающийся рот. Так проще считывать с губ и улавливать тихий, но слышный голос. Свой голос Бомгю слышит не точно, от чего с трудом контролирует громкость голоса, зачастую говоря на повышенных тонах. Частые замечания о громкой речи привели к замкнутости, голосом стало пользоваться попросту неудобно. Собеседники отмечали нарушенную дикцию, произношение. Время продолжительного молчания Бомгю отразилось на речи. Жесты он знал хорошо, почти в совершенстве, ежедневно усердно заучивая еще пару новых. На жестах он даже мог передавать свой диалект Тэгу. В университете он появляется на неделю позже положенного. В группе было всего пять человек, включая Бомгю. Как и он, все слабослышащие, кроме трех полностью глухих девушек. Специальность – графический дизайн, что особого общения в группе не предполагает. Согруппники кажутся довольно понимающими и милыми. По крайней мере, теперь он в своей среде. Стойкое чувство отрешенности, засевшее глубоко в душе когда-то давно не покидает при виде множества студентов, свободно общающихся в коридорах. Не жестами, а голосами. Интересно, о чем они говорят? Сердце щемит. Бомгю пытается прочитать по губам но быстро сдается, ощущая дискомфорт, что тихо влезает в чужие дела. Плеча несколько раз легонько касаются. Бомгю поворачивается на источник касания и видит сидящую рядом девушку. У нее длинные нежно-розовые волосы с мелкой челкой. Милая, загадочная улыбка украшает ее лицо. Она передала Бомгю листок, на котором аккуратным почерком выведено: “Привет! Меня зовут Хокадюзоно Ироха. Можно просто Ироха. Ты наш новенький? Тебя как зовут? Так классно выглядишь, просто милашка!” Дочитав записку, Бомгю остается польщенным вниманием к своей внешности, слабо улыбаясь девушке. Взяв ручку, он принялся отвечать: “Привет. Меня зовут Чхве Бомгю. Да, я просто задержался на неделю из-за переезда сюда. И спасибо, ты тоже очень красивая.” Казалось бы, им можно перейти на язык жестов прямо на паре. Удобно, ведь технически это никому не помешает, ведь вслух никто не разговаривает. Однако, если Ироха и Бомгю начнут свой диалог жестами, то к ним подключится вся группа, возмущенно жестикулируя: “вы отвлекаете”. “Не хочешь попробовать себя в местном кружке? Знаю, звучит странно, это какие кружки могут быть у глухих? Здесь есть творческий драмкружок от театрального факультета. По их инициативе там не только обычные ребята играют, но и глухие и слабослышащие могут, представляешь? Сурдопереводчик даже есть! Классный парень, кстати. Что думаешь?” Бомгю задумался. Драмкружок. Чем там заниматься таким, как он? Звучит сюрреалистично. “Звучит интересно. Хочу на это посмотреть.” Занятие заканчивается вместе с беседой на бумаге. Ироха доброжелательно кивает и ведет за собой на третий этаж, огибая длинные коридоры. Там располагается зал, оборудованный под драмкружок. Студентам выделили целое помещение для одного кружка? Тягу к искусству поистине не остановить. В помещении есть все, чтобы творить и воплощать все творческие замыслы: от сцены и аппаратуры до холстов и музыкальных инструментов. Это не надоевший серый классный кабинет, где учеников в школе после уроков силком заставили репетировать бессмысленную пьесу. Здесь действительно хотелось быть и внести свой вклад, дать душе разгуляться и творить. Судя по зонам, заниматься можно не только перфомансом. Внутри зала Бомгю замечает сидящего за столом парня, активно пишущего что-то на бумаге. Он не сразу замечает вошедших, поднимая свой взгляд лишь спустя пару минут. Он явно знает Ироху, дружелюбно здороваясь с ней на языке жестов. Бомгю приятно этому удивлен. Похоже, что это тот самый парень, которого упоминала японка. К ним выходит парень со смольными волосами и широкой улыбкой. Его глаза большие и темные. Он сложил пальцы в приветственных жестах. “Привет! Меня зовут Кан Тэхён. Ты новенький?” “Привет. Я Чхве Бомгю. Да, я здесь только первый день.” “И первым делом Ироха решила оперативно привести тебя сюда. Неплохо.” Ироха тихо хихикнула на упоминание себя в диалоге. Бомгю складывает жесты в вопрос. “Ты тоже плохо слышишь?” “Нет, я не глухой и не слабослышащий. В моей семье есть глухие, поэтому я знаю язык жестов и занимаюсь сурдопереводом. Ну, точнее практикую.” Бомгю удивлен. Надо же, в его семье жесты более менее знает только брат. Родители решили не озадачивать себя, выучив всего несколько жестов, предпочитая говорить с сыном голосом.В первый день встретить человека, относящегося к нему с более чем пониманием еще и занимающегося сурдопереводом казалось просто нереальным везением. “Пожалуйста, чувствуй себя как дома. Здесь мы рады всем. Даже студенты с других кампусов приходят к нам, в том числе и глухие. Студенческий совет выдвинул инициативу создать творческий кружок для всех желающих.” Сказать, что Бомгю рад – ничего не сказать. Окрыляющее чувство принятия прорастает и расцветает внутри благоухающим бутоном самых нежных цветов по весне. Сколько пришлось мучаться, чтобы прийти к этому. Все не может быть так хорошо, правда? Тэхён и Ироха продолжают беседовать уже где-то за столом над стопкой бумаг, подробности которых Бомгю не интересуют. Оглядывая зал, внимание привлекает уголок с музыкальными инструментами, среди которых затесалась гитара. Бомгю немного умел играть на гитаре, в детстве отец пробовал его этому учить. Пару простых песен сыграть он мог. Маленькое неудобство: слух подводит. После начала болезни он время от времени играл, пока исполняемая мелодия не начала падать в громкости, мешая процессу. Получится ли сыграть сейчас после долгого перерыва? Любопытство сильнее сомнений. Присев на ближайший стул, он располагает гитару в руках поудобнее. Бомгю неуверенно скользит пальцами по струнам, полагаясь на мышечную память. Медленно наигрывается самая простая мелодия, которая первой приходит на ум. Вибрации струн колеблются эхом на кончиках пальцев, распространяясь по каждой клеточке тела. Слуховые аппараты передают тихое созвучие, Бомгю сосредотачивается только на нем. Этого хватает, чтобы увлечься и не уловить боковым зрением появившегося рядом человека. – Как красиво! Давно играешь? – крайне громко раздается голос в самое ухо, заставляя Бомгю подскочить как ошпаренного и испуганно повернуться. Рядом сидел парень с ярко-красными волосами. Бомгю изучает нарушителя спокойствия: широко распахнутый взгляд черных глаз выражает глубокое сожаление, смешанное с неловкостью. Слегка заломанные брови и поджатые от стыда пухлые губы. “Красивый”, – отмечает про себя. – Прости, пожалуйста! Слишком громко? Я не хотел, правда! – в спешке извиняется незнакомец. Пусть Бомгю и плохо слышит, но личные границы никто не отменял. Повторение одного и того же сценария из раза в раз. Бомгю глубоко вздыхает, готовясь сообщить о своем состоянии. Тянется за телефоном в карман, быстро печатая: “Извини, я плохо слышу. Говори со мной погромче и почётче. Но так близко не подкрадывайся, пожалуйста. Достаточно громкую речь я услышу или по губам прочту.” Для большей ясности он убирает волосы за ухо, показывая на аппараты в ушах. Парень перед ним губами издает удивленное “о”. Прочитав первое предложение, красноволосый разочарованно вздыхает. – Прости за резкость, я не заметил слуховых аппаратов в твоих ушах. Думал, ты слышишь, – чётко, в меру громко произносит парень, учитывая просьбу. Это он со всеми так общается? Выскакивает непонятно откуда и кричит? Интересная первая встреча. Бомгю слушает, параллельно читая по чужим губам. Почему ему сложно оторвать взгляд? Иногда хорошо уметь читать по губам, можно без мук совести неотрывно смотреть на красивые губы. Собеседник быстро печатает на своем телефоне и показывает экран: “я плохо знаю жесты, прости. тебе будет легче пока общаться текстом на телефоне?” Бомгю кратко кивает. “я чхве ёнджун. тебя как зовут? я на театральном учусь вместе с вон тем парнем. вы уже познакомились?” Ёнджун указывает на Тэхёна, выходящего в коридор с Ирохой. “меня зовут чхве бомгю. меня сюда ироха привела и да, с тэхёном познакомила.” “ой хаха мы однофамильцы!! прикольно. извини, если это прозвучит грубо, но ты умеешь говорить? ну, голосом? и ты слышишь очень плохо или как ??” “умею, но не хочу. предпочитаю жесты. мне не очень комфортно пользоваться речью. слышу без аппаратов плоховато, с ними нормально. голосов и разговоров в толпе не различу, вблизи услышу.” “оу, понятно. редко вижу, чтобы люди со слабым слухом играли на инструментах. ты хорошо играешь, кстати” “спасибо, меня отец научил. что-то да умею, но я до конца не доучился и бросил играть из-за слуха. так что я в этом не очень.” “как ты слышишь, что ты играешь?” “для меня это звучит тихо, но достаточно, чтобы понять, что я играю. хорошо ощущаю вибрации, по ним ориентируюсь. не знаю, смогу ли я дальше играть со своим слухом.” “хочешь, я подучу тебя?” Взгляд, полный сомнения, устремляется на новоприобретенного знакомого. Буквы выводятся в предложения. “ты сможешь? тебе же будет сложно.” “не зарывай свой талант! если ты хоть как-то можешь, то почему нет?? сам что вообще думаешь?” Хотелось ли? Глубоко в душе кричал не повзрослевший ребенок с наивным желанием играть свое твердое “да”. Бомгю сомневается. Правда ли этот парень сможет улучшить его навыки? В любом случае, этот альтруистический порыв был оценен. Внутренний голос не видит препятствий в лице слуха, движимый одной лишь идеей выдает: “можно попробовать” “тогда я сделаю все возможное!” Улыбка, похожая на лисий прищур, возникла на лице напротив. Бомгю не мог не улыбнуться в ответ, смущенно отводя взгляд. Они договариваются начать с завтрашнего дня после пар и обмениваются контактами. Время летело, увлеченная беседа затянулась и они давно остались в зале одни. Перед уходом Ёнджун указывает сначала на свои губы, затем на ухо Бомгю, тем самым прося разрешения приблизится. Бомгю молча дает разрешение. – До завтра, Бомгю, – полушепотом произносит Ёнджун, опаляя горячим дыханием ухо. Бомгю не успевает сложить в своей голове одно к другому, как красная макушка удалилась из поля зрения, махая издалека. Это он прекрасно услышал.

***

– Подожди. Придержи тут по-другому. Неверный звук и раздраженное цоканье слетает с губ: в третий раз у Бомгю не получается взять нужный аккорд. Отсутствие практики не бесплодно, он и правда забыл некоторые тонкости, а чему-то учится впервые. Ёнджун тычет на первый и второй лад первых четырех струн, поясняя мелочи. Либо это талант к педагогике, либо терпение старшего безгранично. Он показывает еще раз, поправляя положение чужих пальцев. Близко, пальцы теплые. Бомгю, следуя указанию, меняет положение пальцев еще раз и выходит нужная мелодия. Они заканчивают разучивать отрывок песни, Бомгю принимается играть с начала. Младший внимательно следит за положением пальцев, пока Ёнджун тихо напевает:

«Да, я был глуп, но почему ты поступила так? Не могу вспомнить, лишь знаю, что должен забыть.»

Высокий, звонкий голос тянет чувственно и сладко, пропуская через себя все те эмоции, выраженные в тоскливых словах. Похоже, эта песня имеет для Ёнджуна большое значение. Бомгю почему-то хочется играть, лишь бы старший не переставал петь. Не важно что именно, просто петь. Бомгю любуется украдкой: этот парень чертовски красив. Взгляд залипает на шее с подёргивающимся кадыком, когда Ёнджун берет высокую ноту; возникает желание провести по нему пальцем. Мажет глазами по красным волосам, где виднелись мелкие пробивающиеся черные корни. Все в нем тянет, как магнит. На лишние задетые струны Бомгю фыркал себе под нос. Ёнджун не придирался, с восхищением слушая и подпевая. Не замечая мешающей упавшей челки, Бомгю напрягает мышцы пальцев, финально дергая по струнам. – Да ты мастер! Мне даже учить тебя нечему, – хихикает старший, хлопая младшего по плечу. С чужого позволения Ёнджун перенимает гитару в свои руки.

«Одинокий парень остается одиноким. Остается с воспоминанием о тебе.»

Его голос вновь погрузился в переливы нот припева, подражая чужой интонации, тонко растягивая слова. У хёна определенно есть способность вызывать у людей сильные, потаённые чувства голосом, своей сущностью. Бомгю наслаждается вокалом, приглушенно струящимся в самое сердце, оседая там навсегда. Хотел бы он полностью насладится этим голосом, слыша лучше. Так, как есть. “Такая красивая песня. Твоя?” – Я когда-то написал ее с другом, – с ноткой ностальгии в голосе поясняет Ёнджун. Бомгю считает это с чужих влажных губ. Он определенно слишком долго на них смотрит.

***

Минует месяц за другим с первой встречи. Непринужденное знакомство принесло за собой быстрое сближение. Ёнджун сразу взял на себя роль “старшенького” Бомгю, окружая того заботой и обеспечивая благоприятную адаптацию к новой среде. Бомгю же, в силу своего положения, нуждается в помощи и присмотре. Любому другому уже наскучила бы эта роль, но не Чхве Ёнджуну. Порой не верится, насколько он бескорыстный. Бомгю узнает только через месяц со слов самого Ёнджуна, как он умолял Тэхёна подучить его языку жестов. Зачем ему это надо? “Тебе же так проще общаться, разве не так?” – воспроизводится заботливый вопрос в памяти. Настолько непринужденный ответ вызывает частое отстукивание сердца. Бомгю пристально следит то за жестикулирующими руками. Практика жестового языка, не более. Бесконечные расспросы Ёнджуна о том, как ощущаются разговоры будучи слабослышащим не считались за бестактность. Бомгю нравилось, как его пытаются понять. Ёнджун сравнивал чтение по губам с субтитрами: быстрое прочтение и перевод внимания на кадр, быстрое осознание происходящего. Были моменты, когда Ёнджун совершал ошибки. Практика была плодотворной, Ёнджун не боялся ошибаться. Он был неуклюжим, поначалу много извиняясь, что Бомгю вынужден неправильно его понимать. Каждую совершенную ошибку Бомгю исправлял, переставляя ёнджуновы пальцы, нарочно продлевая прикосновение. Тонкие пальцы уверяли, что все это происходит не за один день, успокаивая усердно учившего сложное сочетание жестов хёна.

***

Впервые голос Бомгю вырвется совершенно случайно. – Ладно, а если вот так? Ёнджун ткнул в сочетание жестов показывая их пальцами. Гордо продемонстрировав, он ждет одобрения младшего. – Правильно? Отрицательное мотание головой и Бомгю показывает правильное положение. Он делает это настолько ловко, что Ёнджун не успевает ни понять, ни повторить. – Так я так и показал! – возмущается старший, закатывая глаза. Бомгю не контролирует и непринужденно выдает: – Вообще-то нет. Надо так. Глаза стекленеют и Бомгю не верит в произошедшее сейчас. Секундное осознание и он резко прижимает ладонь к своему рту, прикрывая его. За долгое время он не проконтролировал и заговорил. Совершенно случайно, на автомате. Внутри все бьет сильнейшей тревогой. Перспектива сбежать сверкая пятками кажется привлекательной. – Ты…заговорил, – сдавленно констатирует Ёнджун. В его голубых от линз глазах абсолютно детское удивление и он многократно хлопает ими. Бомгю не может найти себе места, бегая глазами из стороны в сторону, пока жар безбожно наливает лицо краской. Хочется кричать, убеждая в обратном: “нет, тебе это показалось, послышалось.” Стыд за свой голос жег внутри точно подожженной лужой бензина. Позорно так, как будто Бомгю озвучил самую непотребную вещь в мире и сейчас его осудят со всем презрением. Предложение, озвученное его голосом гулом отпечатывается на подкорке напоминанием: рот открывать нельзя. А Ёнджун все прекрасно слышал. Услышал смазанный, замедленный темп, слегка искаженное произношение. От былого голоса остался лишь тембр. Бомгю не успел понять, насколько громко он прозвучал. Почему-то Ёнджун не кривит лицо в омерзении. До дрожащих у рта пальцев дотрагивается теплая ладонь, с трепетом обхватывая. Ёнджун подносит тонкую руку ближе к себе, крепко сжимая. Согревающая улыбка расцветает на лице хёна. Значение этого жеста более чем понятно им обоим. – Говори со мной вслух почаще, пожалуйста. Мне нравится твой голос. Нежный тон хёна очищает пламя стыда. Бомгю просить дважды не нужно.

***

Дома хранится старенькая гитара, подаренная отцом. Восходящая звезда Чхве Бомгю – пустой звук детской мечты. Брат привез ее с собой под предлогом “на всякий случай”. Бомгю мысленно благодарит его, ведь случай наступил. Он притрагивается к инструменту спустя три года. Обшарпанный корпус смотрелся по-родному: сколько раз по нему били, когда у маленького Бомгю не получалось повторить за отцом мелодию. В тумбочке лежит мятый листок, сложенный вдвое. На нем написано начало песни. Ей не было суждено быть законченной, на листок просто были накинуты красивые слова. Надо же, он писал это ровно три года назад. Пальцы зажимают гитарный гриф еле касаясь струн. Легкий звук выходит из под пальцев, сдавленно доходя до ушей. Сжимая в руке листок, глухо пробует спеть:

«Я бегу туда, где вижу конец, в зеркале есть лабиринт

Ограничен и защищен, хоть и больно, но я больше не могу бороться

Этот мир спрятал меня, спрятал

Прошу, не отворачивайся от меня.»

Поет так, как если бы он слышал себя из под толщи воды. Регулировать громкость голоса получается только так. Громко – это не про общее настроение всплеска души. Маленькое четверостишье накатывает притупленной болью, первые мелкие слезы немного колют глаза. Резкое вдохновение накатывает снежным комом. Бомгю хватает карандаш, в темпе выводя новые строки, пока идея не улетела из головы:

“Мы будем идти вверх, не упадем.

В этом зеркале так комфортно

Пытаясь сделать рамку побольше, я начинаю чувствовать себя маленьким

Пожалуйста, найди меня, прошу.”

В песне выдерживается развитие, не спеша вписываются все чувства, тяготящие грузом. Бомгю хочется выразить в душещипательной песне весь тернистый путь, лабиринт, по которому он до сих пор слоняется. Неизвестно, сколько еще предстоит блуждать, натыкаясь на одни и те же стены.

***

Утро начинается с телефона, разрывающимся сообщениями. Чхве Ёнджун как личный будильник. Только разлепившего глаза от сна Бомгю это почти не раздражает, пока он терпеливо на все отвечает. Телефон вибрирует под подушкой от уведомлений. 8:45, 1 ноября yawnzzn бомгююю доброе утро ты здесь???? 8:46 ауууу 8:47 ты че проспал

8:50

bamgyuuuu

я попозже подойду

8:51 yawnzzn у меня сегодня репетиция, но это долго. придешь посмотреть?? потом предлагаю пойти ко мне на гитару

8:55

bamgyuuuu

ок, тогда я кое-что с собой возьму

8:57 yawnzzn что это?

8:58

bamgyuuuu

секрет

8:59 yawnzzn эй а ну говори!!

8:59

bamgyuuuu

увидишь

9:00 yawnzzn тогда быстро чеши ко второй паре

9:05

bamgyuuuu

ну все все уже бегу

Виски предательски закололо от шума аппаратов. Такое бывает: начало дня, только надел их. Вечером неизбежно подстерегала перегрузка организма от накопившегося шума. Бомгю стал чувствительным: голова, привыкшая за долгое время к тонкой грани от тишины до шумов, теперь переносит обыденную вещь тяжело. Слух упал, вместе с ним и качество “наушников”. Мысленно делает пометку сказать об этом на следующем приеме. С разрешения брата Бомгю прихватывает с собой гитару, складывая ее в чехол. Рядом с аудиторией виднеется знакомая алая макушка, машущая рукой. Бомгю готовится улавливать речь, настраивая чуть громче, но рот хёна не открывается: Ёнджун использует только жесты. Каждый день он говорил жестами что-то новое, совмещая это с устной речью. Терпение Тэхёна в дуэте с упорством Ёнджуна давало свои плоды. Ён чаще говорил голосом по просьбе Бомгю, пока тот оставался молчаливым и пассивно улавливал речь. Непонимающие чужие глаза смотрят на большой гитарный чехол за спиной. “Привет. Как самочувствие? Голова не болела сегодня утром?” Бомгю теребит край толстовки, слегка тушуясь от беспокойства старшего. Дежурный вопрос, а ему по-прежнему трудно привыкнуть к банальной заботе. Он ценил внимание, одновременно чувствуя себя обязанным. Не слишком ли много Ёнджун делает для него? “Ты почти глухой, ему тебя жалко” – пробегает прямолинейная, но логичная мысль. “Привет, я в порядке, спасибо. Сегодня без головокружений, даже с кровати встал с первого раза.” На лице Ёна тень беспокойства. “Ты зачем гитару с собой притащил? У меня дома есть, мог бы спросить.” Бомгю неловко чешет затылок. “Я хочу кое-что сыграть. Для этого мне нужна именно моя гитара.” На лице Ёнджуна читается неподдельный интерес. “Ты написал песню?” Пальцы шустро выводят объяснение. “Не совсем. Нашел свою старую, хотел попросить у тебя совета. Может, поможешь мне дописать ее?” Ёнджун озадачен и в то же время полон энтузиазма. Он кивает на телефон, мол, спишемся, прощаясь с Бомгю до конца пар. После четвертой пары ноги плетутся на третий этаж. В зале четыре человека репетируют какую-то постановку. Кажется, постановка авторская. Ёнджун жаловался, что им на факультете дали задание придумать постановку и как все ломают головы над идеей. Бомгю наблюдает, не поспевая за смыслом. Возникает вопрос: а смог бы ли он так выступать? Неуверенность сковывает, не давая даже пофантазировать, рисуя тревожные сценарии. Он выныривает из мыслей, замечая присоединившегося к игре Ёнджуна. Девушки пластично двигаются на сцене, Ёнджун подхватывает за талию одну из них, склоняя и что-то шепча. Внутри что-то щелкает при виде венозных рук на женской талии. Бомгю чувствует некий дискомфорт, наблюдая за сценой. Мимолетно пробегает мысль, что ему хочется представить на её месте себя. Держал бы его хён за талию так же нежно? Бомгю тихо хихикает, представляя как Ёнджун пылко шепчет ему на ухо, а Бомгю хмурит лицо, переспрашивая: “Что-что ты сказал? Я не расслышал”. Боже, что за бред. Он быстро мотает головой, ловя знакомый ехидный лисий взгляд с ухмылкой. То, как хён держит себя на сцене впечатляло. Он уверенный, харизматичный. Движения точные, игра отточена до мелочей. Ёнджун виртуозно вживается в роль и передает нужные эмоции, заставляя верить в свою игру. Движения очаровывают, пленят. Бомгю под неизгладимым впечатлением. Он много раз видел репетиции Ёнджуна и каждый раз его сердце ёкало. Терпеливо дождавшись окончания, репетиция заканчивается. Бомгю подстраивает слуховые аппараты громче для лучшего восприятия. Они неприятно дребезжат от усиливающегося звука, через пару секунд приходя в норму. Вечером это аукнется болью в висках, но ему плевать. Руки Ёнджуна складываются в паре незамысловатых жестах: “И как тебе?” Бомгю, находясь под впечатлением, выражает честное, но краткое восхищение. “Ты такой талантливый.” Ёнджун горделиво улыбается, жмурясь так по-лисьему. “Ты кому там улыбался?” Богмю язвительно хмыкает, не давая прямого ответа. “Если окажется, что не тебе, то ты сильно расстроишься?” Ёнджун состраивает наигранно обиженную мордашку и театрально отворачивается. “Конечно! Смотреть надо только на меня!” Бомгю тихо хохочет и Ёнджун несильно тыкает его в плечо. По дороге к дому старшего их сопровождает морозная ноябрьская погода. В воздухе витает легкое напряжение с колким холодом. Два плеча касаются друг друга, трение создает между ними тепло. Бомгю не против тактильности. Ёнджун постоянно трогает его то за плечо, привлекая внимание, то берет за руку и ведет, когда не во время садятся батарейки в аппаратах. Сейчас что-то явно было не так. Откуда это волнение? Ох, хён же стоит поближе, чтобы Бомгю расслышал. Да, точно для этого. – Тебе не холодно? – обеспокоенно интересуется Ёнджун. Бомгю врет, быстро мотая головой. Предательский мороз заколол руки и за неимением карманов Бомгю натянул рукава куртки, пряча руки. – Врун, давай сюда. Ёнджун без промедления взял замерзшую ладонь Бомгю в свою и поместил их сцепленные руки в свой карман на согревание. Ёнджунова рука точно плавила, слишком жарко. Бомгю натянул шарф на лицо, пряча краснеющие щеки. Согрелась не только ладонь. Он давно согрелся, но вырываться из крепкой и теплой руки не спешил.

***

Темный задумчивый взгляд гуляет по строкам, по деталям изучая их. – Ты это про себя написал? В Бомгю читается доля тревоги. Он всем существом сопротивляется, дабы не предаваться болезненным воспоминаниям. – Так мило, что ты доверяешь мне это. Обычно, песня – это так...лично? Бомгю мягко кладет ручку в руку Ёнджуна. Темно-карие глаза перенимают теплый взгляд, отражая бесконечную признательность. Ёнджун понимает без слов. Он медленно пробует написать куплет то зачеркивая, то добавляя слова. Бомгю со всем вниманием наблюдает за процессом, оперевшись на щеку. Ёнджун победно откладывает ручку, вверяя свой труд под оценивающий взгляд Бомгю.

«Я снова сдаюсь перед зеркалом, здесь слишком темно,

Мои плечи такие хрупкие, я не могу их ни скрыть, ни расправить

В конце лабиринта, за зеркалом, с другой стороны

Пожалуйста, найди меня, прошу.»

– Может так? Зацени. Читая новые строки Бомгю хочется разреветься. Немыслимо. В хрупкую душу словно залезли и стали рыться внутри, заглядывая в каждый уголок в поиске заветного смысла. Как Ён смог настолько хорошо понять, проникнуться? Войти в положение, в конце концов. Слова идеально ложатся в строчки, складываясь паззлом. Он лихо подхватывает гитару и всучивает лист Ёнджуну. Вдохновение накатывает, ломая остатки внутреннего блока. Бомгю сильно хочется изъясняться словами. Фраза “я хочу тебя слышать” яркими неоновыми буквами всплывает напоминанием в голове. Его хотели слышать? Так пусть услышат. – Спой мне. Я сыграю, – командует хриплый голос. Ёнджун тихо ахает и слушается. Со всей осторожностью он уставшим голосом под стать нежному звучанию гитары поет начало личной исповеди, трепетно доверенной ему:

«Я бегу туда, где вижу конец, в зеркале есть лабиринт

Ограничен и защищен, хоть и больно, но я больше не могу бороться

Этот мир спрятал меня, спрятал

Прошу, не отворачивайся от меня.»

Всепоглощающий внутренний страх, таящийся в израненном сердце годами умирает, когда Бомгю неуверенно продолжает петь.

«Мы будем идти вверх, не упадем.

В этом зеркале так комфортно

Пытаясь сделать рамку побольше, я начинаю чувствовать себя маленьким

Пожалуйста, найди меня, прошу.»

Голос Бомгю глухой, низкий. Поет тихо, с каждым словом усиливая голос. Ему плевать на ошибки, совершенные искаженностью голоса. Ёнджуну до бесконечности хочется лелеять этот голос. Припев поочередно рождается из слияния звонкого и низкого тембра.

«Я снова сдаюсь перед зеркалом, здесь слишком темно,

Мои плечи такие хрупкие, я не могу их ни скрыть, ни расправить

В конце лабиринта, за зеркалом, с другой стороны

Пожалуйста, найди меня, прошу.»

Так подобрать слова, в точности описывающие весь горький опыт просто нельзя, только если не испытать нечто похожее на себе. Это слишком лично. Это не его песня, почему он подошел к этому так основательно? Чхве Ёнджун дополняет, дает смысл. Казалось странным, что хорошо подобранный припев способен растрогать без того расшатанное состояние, ставшее настолько податливым под чарующим пением. Вывод до безобразия простой: Ёнджун понимает Бомгю слишком хорошо. Поразительно, насколько этот человек может понимать и проникаться чужим горем. Не просто принять к сведению чуждые себе чувства и посочувствовать, а впитать их в себя, разделить пополам. Бомгю крупно трясет. В порыве он вжимается в парня напротив всем телом, накладываясь на его шею и крепко обнимает. До боли сжимает его тело, утыкаясь в плечо и издавая первый громкий всхлип. Раньше Бомгю не представлял возможным поплакать в плечо именно близкому другу из-за песни, в тонкостях описывающей гнетущие переживания. Потому что рядом никого и не оказывалось. Он много плакал до колких головных болей после первых прогнозов в одиночестве, проклиная все на свете. Ёнджун сильно растерян, но он не отталкивает. Ранимая натура с младшего ему знакома, поэтому вопросов не задает. Лишь прижимает ближе к своей груди, вслушиваясь и внимая все через тихие рыдания. Зарывается пальцами в мягкие волосы, успевшие из блонда затемниться в русые. Желание излечить объятиями всю боль младшего, как физическую так и моральную больно колит моментальной несбыточностью. Может, если он постарается чуть больше, это обязательно сбудется? Определенно. Рыдать из-за незаконченной песни звучит крайне сентиментально. Так оно и есть. Бомгю излишне экспрессивный; замкнутость подавила в нем эту черту на целую вечность. Он позорно сдался буквально перед первым встречным, обнажая все свои потаённые слабости, страхи. Ежедневно находить в себе силы и жить дальше с осознанием приближающейся неизбежности утомляет до истерик. Не страшно показаться жалким, уже нет. У Чхве Бомгю миллион и больше слабостей. Ёнджун здесь, чтобы разделить с ним каждую. – Я так не хочу этого, я так боюсь. Я не хочу оглохнуть. Я хочу слышать тебя, хён, – рвано молит всхлипывающий голос. Подступающий к горлу ком бессилия душит, оставляя горько сожалеть; он ненавидит себя, смиренно наблюдая за страданиями Бомгю, не в силах существенно помочь. Ёнджун решается на нечто странное, но такое нужное в данный момент. Он кладет руку на чужую голову, прижимая ее к своей груди так, чтобы ухо Бомгю было прижато к его сердцу. Внутренние вибрации доносятся до Бомгю и он прижимается еще сильнее, немного больно сдавливая грудную клетку. Пока младший увлечен ритмом сердца, его макушки легко касаются пухлые, суховатые губы. Покрасневшее, заплаканное лицо поднимается, встречаясь с родными темными глазами. Ёнджуна внутренне прошибает током от стыда за содеянное. Бомгю заметил и сейчас спросит что это было. Вместо этого он неловко фокусирует взгляд куда-то на родинку возле правого глаза старшего и прерывисто лепечет: – Прости. Это было так резко, – поджимает губы Бомгю и морщится от слез. Ёнджуну до смерти хочется залюбить и защитить маленькую, хрупкую душу парня с невероятными кукольными глазками и нежнейшей улыбкой. – Все хорошо, Гю-я. Лукавит. Нет, не совсем все хорошо. В успокаивающем жесте он гладит щеку Бомгю. Ёнджун задумывается, насколько близки они сейчас. Сердце беспокойно бьет тревогу под изучающим невинным взглядом, мысли в голове давно докричались до него.

***

Холодные, белые больничные стены и специфический хлорный запах не вселяют надежды. Мелкая дрожь в руках и учащенное сердцебиение. Бомгю не понимает, чего он так боится; он знаком со всем процессом от и до, каждый раз получая отрицательные результаты. Это в нем теплится надежда на статику? Очередная проверка, улучшений нет. – Вам пора обновить аппараты. Головная боль вызвана устаревшими устройствами, они плохо подавляют шум. Ну, и соответственно, слух снизился, нужно что-то помощнее, – вещает беспристрастный голос врача. С приобретением новых слуховых аппаратов ничего кардинально не меняется. Слышно лучше, только это не радует. Чем лучше аппараты – тем ниже его слух. Зачеркивается еще один день отсчета до потери относительно нормальной жизни. Бомгю здесь, ожидая потери слуха. По выходу из клиники сразу приходит сообщение: 16:45 yawnzzn как прошло? что сказали?

16:50

bamgyuuuu

как обычно плохо. затычки новые

16:51 yawnzzn ох 16:51 прости, мне так жаль 16:52 бомгю, я рядом мы справимся

16:53

bamgyuuuu

все нормально, не волнуйся

16:53

мне теперь слышно лучше

16:54

проверю, как обстоят дела на гитаре

Струны пробно дергаются и чистый звук трогает уши. Четче, чем раньше: будет меньше фальшивить. Бомгю кладет перед собой листок и крутит ручку между пальцев. Безвольность тянет вниз, его перебивают теплые нежно-розовые на цвет мысли. На ум приходит Ёнджун. Старший ассоциируется со звездой: такой же сверкающий, потрясающий своим сиянием. В кромешной тьме он – ориентир. Ёнджун ведет за собой, крепко держа за руку, не давая затеряться в огромном мире. Всегда рядом, непозволительно близко. Он, наверное, в буквальном смысле звезда: всегда в центре внимания, светится ярче всех. Сравнение затягивает в недавнее воспоминание. Звездная ночь, крыша дома. Холодный бетон. Пальцы ластятся на шелковистость затонированных русых волос, по локону пропуская через каждый палец. Бомгю покоится на ёнджуновых коленях. Он смотрит за снизу вверх, ощущая себя маленьким наблюдая, за темным и бескрайним полотном неба. Красные волосы, многочисленные проколы в ушах глубоко засели в бедной голове Бомгю, бесконтрольно пуская корни от мозга до неопытного сердца, далее по всему телу. А еще родинка возле правого глаза; губы, пухлые, манящие. Глаза, бесконечно темные, блестящие.

“думаешь ли ты обо мне так же, как я о тебе?”

Бомгю задумывается: они не особо обсуждали свои отношения, ничего не обозначая. Им не стеснительно по долгу обниматься, спать в одной кровати на ночевках. Лежать на коленях. Все довольно просто объяснялось обычной тактильностью и заботой Ёнджуна. Интересно, задумывался ли он об этом? Хён не скрывает теплых чувств, приобнимая Бомгю за плечи или задерживая руку на его лопатке. Гадкое сомнение селит мысль: Бомгю недостаточно хорош, недостаточно здоров. Выйдут ли с этого равные отношения? Приковывать к себе человека из чувства жалости и долга, обрекая на непосильную опеку это последнее, чего хотелось. Бомгю хочет для Ёнджуна лучшего. Кого-то лучше, чем почти оглохший парень. Например, симпатичная девушка, с которой не будут ведомы тягости жизни. Колотящееся сердце все осмысливает, а Бомгю откладывает мысли в дальний ящик подсознания под названием “может быть”. Негласность устраивет, пока им комфортно. Лишь интересно, какого мнения Ёнджун. Чего хочет он? Бомгю не спрашивает, мирно засыпая на чужих коленях. Губы хёна что-то кратко вещают. Бомгю лень считывать, уши еле улавливают речь, ставшей шепотом без аппаратов. По ладони немного щекотно проходятся кончики пальцев, выводя по буквам на коже:

“ты мне дорог”

И это останется клеймом на ладони Бомгю. Рука быстро выводит сама собой:

«Мое плечо прямо здесь, можешь опереться на него.»

«Пожалуйста, найди меня, прошу.»

Набирается, затем отправляется короткое сообщение:

19:08

bamgyuuuu

я дописал ее

***

Ёнджун, комфортно разлегшийся на кровати и скучающе дергающий струны гитары выглядел по-домашнему тепло. Создавалось ощущение, что они делят эту комнату, квартиру. Темные глаза вновь проходятся по дописанному тексту песни. – Это…так красиво, – лаконично оценивает тронутый лирикой Ёнджун, не в силах сказать большего. Почерканный и мятый от сгибаний лист ложится укладывается перед ним. – Споешь со мной? – зачем-то округляет глаза Ёнджун и склояет голову набок, словно выпрашивая. Бомгю усмехается на эту картину, пальцами кратко выкладывая: “Попробую.” Правая рука младшего ласково держит гриф, пока кисть левой заводится над струнами. Первые вибрации сотрясают воздух, рождая ласковый ритм. Голос Ёнджуна, точно как в прошлый раз, по-нежному запел:

«Я бегу туда, где вижу конец, в зеркале есть лабиринт

Ограничен и защищен, хоть и больно, но я больше не могу бороться

Этот мир спрятал меня, спрятал

Прошу, не отворачивайся от меня.»

Бомгю сам берется продолжить. Несмело, чуть прерывисто напевая.

«Мы будем идти вверх, не упадем.

В этом зеркале так комфортно

Пытаясь сделать рамку побольше, я начинаю чувствовать себя маленьким

Пожалуйста, найди меня, прошу.»

Сладкий вокал Ёнджуна нежно тянет любезно придуманный им припев, пропуская через себя тоскливые слова. Так, словно его тяготит тот же самое, что и его друга.

«Я снова сдаюсь перед зеркалом, здесь слишком темно,

Мои плечи такие хрупкие, я не могу их ни скрыть, ни расправить

В конце лабиринта, за зеркалом, с другой стороны

Пожалуйста, найди меня, прошу.»

Предложение, всегда адресованное друг другу. Одна и та же мысль озаряет сразу двух и они переглядываются, ловя обоюдные взгляды, полные проникновенности.

«Моё плечо прямо здесь, можешь опереться на него, прилечь.»

«Пожалуйста, найди меня, прошу.»

«Я протягиваю руку к свету, но меня обратно что-то толкает в зеркало.

Сломанного и разбитого, не дай мне найти настоящего себя.

Пожалуйста, найди меня, прошу.»

Хриплый голос чувственнее и свободнее протягивает громогласные слова до боли близкого текста. Его покорно слушают. Пройти через извилистый лабиринт к самому себе, к настоящему себе. К тому, кто ждет там, в конце. Тот самый маленький мальчик из Тэгу, не знающий затихающего мира, старательно учащий аккорды с отцом. Из зеркала глядит его уставший двойник. В его зеркальном мире нет звуков, только загробная тишина. Запертый, неспособный выйти из ограничивающей рамки. Спотыкаясь на пути из бесконечного лабиринта он падает раз за разом, расшибая колени. Встает, вытирая лицо от слез, а колени от крови.

«Я снова сдаюсь перед зеркалом, здесь слишком темно,

Мои плечи такие хрупкие, я не могу их ни скрыть, ни расправить

В конце лабиринта, за зеркалом, с другой стороны

Пожалуйста, найди меня, прошу.»

Звонкий и спокойный голоса складно текли вместе в припеве под меланхоличную, неторопливую мелодию.

«Я хочу взлететь, как вечно летающий Питер Пэн.

Я хочу быть звездой, как чистый пот, что пролил впервые.»

Сравнение себя со сказочным героем, искренное желание быть таким же вечно свободным. Самое искренное желание, загаданное под ярчайшей звездой на акварельном небе: стать сияющей звездой. Теперь этого мало; Бомгю хочет сиять рядом с Ёнджуном, шедшего в сравнение с мерцающим объектом. Путь, застеленный туманом рассеивается, свет прокладывает путь в конец лабиринта.

«Я снова сдаюсь перед зеркалом, здесь слишком темно,

Мои плечи такие хрупкие, я не могу их ни скрыть, ни расправить

В конце лабиринта, за зеркалом, с другой стороны

Пожалуйста, найди меня, прошу.»

Немеющие кончики пальцев выдают финальный аккорд. Последняя вибрация гитарных струн под стихание голосов. Опять предательские колкие слезы. Гитара откладывается в сторону, лбом Бомгю обессиленно опирается о плечо старшего. Прямо как в песне: его плечо здесь, всегда готовое принять. Пульсация в голове от нервов нарастает, бьет в виски. Беспокойство опутывает, слова никак не отпускают. Они повторяются гулом из собственного и чужого звонкого голоса, шерстят через всю память, больно вскрывая воспоминания. Головная боль с непривычки к обновленному звуку. Слишком ярко, до ужаса четко. Бомгю морщится от боли, отстраняясь. Прикладывает к своему лбу ладонь, пытаясь хотя бы немного унять покалывания. – Сними их, – командуют спокойно, но серьезно. Бомгю аккуратно машет головой в отрицании, чтобы не разогнать боль. – Но я хочу тебя слышать, – каприз слетает с дрожащих губ. Шуршание в ушах, почва резко исчезает из под ног. Нечто из разряда фантастики: Ёнджун, без толики холода, лишь из соображений заботы снимает с него слуховые аппараты. Бомгю четко понимает его намерения, но все равно чувствует себя немного преданным. Чужие руки неспешно вытащили из ушей связь с миром, без которого Бомгю – скулящий потерявшийся щенок. Увядающий звук, за ним пищание. Бомгю в мелкой панике вертит головой, ощупывая уши внутри. Вокруг все приглушается на ощутимую громкость, приравнивая с нахождением под толщей воды. Сердечный ритм забился в ушах, жалобный взгляд устремлен в такие же темные глаза напротив. Бороться за право надеть аппараты обратно не хочется, ибо голова и вправду раскалывается. Единственное ради чего можно потерпеть боль – голос хёна. Рука мягко приземляется на голову и утешительно гладит, унося всю боль вместе с тревогой. Бомгю ластится, склоняя голову вперед.

“Бомгю-я.”

До дрожи легко считывается с губ. Различимый из любого шума ласковый, вкрадчивый шёпот. Ёнджун, получив негласное разрешение, приблизился достаточно близко, останавливаясь приблизительно в десяти сантиметрах от чужого лица, неровно дыша почти что в губы. В его взгляде нет ни жалости, ни печали, которые так ожидал увидеть Бомгю. В кажущихся бескрайне черными от отсутствия освещения глазах возгорает только искра желания с пытливым любопытством. Бомгю до безумия смущен, внутри все мучительно трепыхается. Сердце бешено отстукивает, обильно качая кровь к щекам, делая их пунцовыми. Бедный Бомгю еле держиться, чтобы не расплавится под гипнотизирующим взглядом полуприкрытых глаз. Он не шелохнется, смирно сидит на месте в ожидании непонятно чего, пока Ёнджун мучительно останавливается в зоне между носом и губой. Бомгю блаженно прикрывает глаза и подается вперед, делая первый шаг. Томительно приближающиеся пухлые губы Ёнджуна накрывают дрожащие губы Бомгю, сминая их в аккуратном поцелуе. Ёнджун, казавшийся таким недосягаемый, прямо сейчас воплощает в жизнь навязчивые мысли, часто посещавшие перед сном. Забирает с собой и окунает в общее наслаждение с головой, когда целует глубже и напористее, ломая все выстроенные преграды в лице надуманных причин, почему им не быть вместе. Действия гораздо громче слов. Пылким выражением чувств Ёнджун принимает Бомгю без остатка таким, какой он есть. Бомгю предает свои убеждения и домыслы, млея под натиском сладкого первого поцелуя. Горячее дыхание и теплые губы Ёнджуна – то, что младший желает распробовать сейчас больше всего на свете. Дружба трещит по швам, пока губы Бомгю неумело мажут по чужим, развязно вбирая в себя верхнюю с нижней поочередно. Ёнджун подтверждает, ставя жирную точку в заковыристом вопросе, языком пробираясь в приоткрытые распухшие губы, от чего Бомгю мычит в поцелуй. Руки блуждают по талии, шее, плечам друг друга, пылающими прикосновениями оставляя фантомные ожоги. Аккуратно, не настойчиво щупая. Приглушенные причмокивания вибрацией проносятся по каждой клеточке тела, взрывая внутри целую вселенную. Тёплое чувство, разливающееся в груди отключает здравый рассудок. Отстраняясь, их губы еще несколько раз чмокаются в быстрых поцелуях, словно до этого они не упивались друг другом. Дрожащей руки касается чужая и переворачивает ладонью вверх, очерчивая фразу:

“я люблю тебя”

Не требуется времени и усилий на размышление, до Бомгю доходит сразу. В ответ натертые от струн кончики пальцев содрогаясь, рисуют такое простое, но откровенное и самое честное:

“и я тебя”

Не нужно слышать, если достаточно почувствовать.