Заточение II

      После утомительного семнадцатичасового перелёта возникало только одно желание — лечь на дорогу и никуда не идти. Джон не спал ночь дома из-за мешающего волнения перед отъездом, в самолёте также не мог уснуть. Сон его был привередлив. То ему неудобно, то мешают звуки, само наличие чужих людей вокруг, а самой главной помехой были собственные мысли. Пока они с Финном ехали в такси из аэропорта, Джон рассматривал город из окна автомобиля с таким выражением лица, будто просто смотрит телевизор, не испытывая восторга или интереса к стране, которую посетил впервые в жизни. Усталость брала над ним вверх.       Добравшись до места, Финн стал вытаскивать сумки из багажника, ставил их на тротуар. Джона захлёстывала ужасная неловкость от того, что не может быть ничем полезным, хоть и понимал, что это не его вина. Ему приходилось просто стоять и смотреть, как друг всё делает за него. Опустошив багажник, Финн закрыл его и дал знак водителю, после чего тот уехал. Финн взял две тяжёлые дорожные сумки, чтобы отнести их к дому. — Может, я могу хоть чем-то помочь? — подал голос Джон. — Есть что-то не тяжёлое? — Ты можешь постоять посторожить сумки, пока я буду относить. Я сейчас вернусь.       Финн ушёл в небольшой двухэтажный дом, который выглядел крошечно на фоне напичканных по городу высоток. Он был не единственным двухэтажным домом в этом районе, но от этого крупнее он не казался. Над дверью дома, куда зашёл Финн, висела вывеска с китайскими иероглифами. Сам дом был староват, но добротно сохранившимся. На улице стояла слишком тёплая и солнечная погода для декабря. Джону в его пальто стало очень жарко. Он стянул с себя пальто и не удержал в руках, оно свалилось на дорогу. Джон поднял его, стряхнул от пыли. В это время из дома вышел Финн вместе со своим отцом. — Познакомься, папа. Это Джон.       Мёрфи обрадовался тому, что они не вышли в тот момент, когда он поднимал пальто с дороги. — Рад знакомству, Джон. Зови меня просто Блэйн, — приветливо встретил его худощавый, суховатый мужчина средних лет. На фотографии, которую Джон видел в его доме, где Блэйн был моложе лет на двадцать, он был более круглолицым. А глаза у него были по-прежнему такими же добрыми. — Я тоже рад знакомству, — скованно ответил парень.       Блэйн помог сыну перенести остальные сумки в дом, и в этот раз Мёрфи последовал за ними. Они миновали лестницу на второй этаж, где находились жилые комнаты. В одной из которых и остановились. — Располагайтесь. А я пока чайник поставлю. Приходите на кухню, — сказал Блэйн и оставил парней.       Они остались в небольшой комнате, в длину больше в раза два, чем в ширину. С одной кроватью, шкафом и письменным столом у окна. — Вещи давай потом разберём. Можешь пока достать самое необходимое, — предложил Финн. — У меня нет ничего необходимого, — ответил Джон, рассматривая комнату, в которой теперь будет жить. — Это твоя комната? — Да. Спальни здесь только две. Поэтому нам здесь вдвоём придётся ютиться. Это же не проблема? — Проблема, конечно. Полетели обратно в Сиэтл, — со скрытой иронией сказал парень. Финн улыбнулся: — Кровать здесь одна. Вторую ставить некуда. Но можно и раскладную купить, если совсем мешать буду. — Нет, всё нормально, — ответил Джон и оценил размер полутороспальной кровати. В целом, вдвоём вполне поместятся, хоть и простора совсем не остаётся, спать придётся достаточно близко друг к другу. И это казалось слишком интимным для просто «друзей».       «Я же с ним даже трахался. Что, рядом не посплю? Странно как-то смущаться по этому поводу», — подумал Джон, снова вспомнив об их сексе, от чего хотелось спрятать взгляд от Финна. По ощущениям казалось, это было так давно, но ведь на самом деле всего полтора месяца назад.       Выпустив кошку из переноски, Финн поправил себя: — Хотя мы тут будем даже втроём ютиться. Но не переживай. Как обживёмся, можем и квартиру снять. Не до пенсии будем в этой комнатушке тесниться.       Джон сел на кровать, стоять на ногах было тяжело. Он ничего не отвечал лишь слушал. — Ты, наверное, устал. Ложись поспи. — Я бы вздремнул с часок, — ответил Джон. Он и не надеялся, что уснёт сейчас, но хотел побыть одному в тишине, да и Финну есть что обсудить с отцом, они давно не виделись. Джон не хотел мешать их семейным беседам. — Если что-то будет нужно, заходи. Кухня направо по коридору до упора. После мы можем быть на первом этаже в магазине. Там у папы продавец работает, но он всё равно туда часто спускается. Я буду с ним.       Джон молчаливо выслушал наставления и кивнул головой, после чего Финн оставил друга, забрав с собой Иви. Мёрфи лёг на застланную кровать, рассматривая потолок. Ему не верилось, что он находится в другой стране, так далеко от своей прежней жизни. Не верилось, что он к ней никогда не вернётся, что начинает всё с чистого листа. Казалось, стоит закрыть глаза, после того как откроет их, увидит ту же гостевую просторную спальню и широкую кровать, спустится вниз в гостиную, увидит Беллами, работающим перед ноутбуком, который тут же отвлечётся от дел и спросит, как у него дела или же не голоден ли он. Джон попытался проверить свои ощущения. Закрыл глаза, досчитал до десяти, а после открыл. Он всё ещё в той же маленькой комнате, всё ещё в Китае, за тысячи миль от родного города, от всех, кто его знает. Он не испытывал ожидаемых восторга, воодушевления, радости. Внутри царила пустота. В душе гулял пробирающий сквозняк. Он, конечно, не ждал, что как только прилетит сюда, сразу станет счастливым человеком. Но ждал от себя хоть каких-то эмоций, пусть притуплённых, неярких. Может, это просто усталость и недостаток сна мешают что-то почувствовать. Может, ещё просто не дошло до осознания. Джон закрыл глаза и попытался поспать.

***

      Через пару часов, после неудавшейся попытки уснуть, Финн потянул Джона прогуляться по городу, чьё название Джон не смог запомнить с первого раза. Запомнил, только когда уже прочитал на билете в аэропорту «Гуанчжоу». Хоть и сам дом Блэйна находился в достаточно тихом районе, стоило пройти несколько кварталов, как можно было оказаться на оживлённой улице, на которой кипела жизнь. В ряд стояли магазины, над которыми хаотично висело множество разноцветных вывесок. Сам в город выглядел как сплошной хаус. Много зданий, притканных одно на другом, нескончаемый поток людей — шумных, крикливых, суетливых. — Площадь города свыше семи тысяч квадратных километров, — рассказывал по дороге Финн. — Больше Сиэтла в раз двадцать. Население около восемнадцати миллионов. Но я давно не смотрел статистику. Численность людей постоянно растёт. — Охренеть, — сухо констатировал Джон. — Не зная города, а тем более языка, потеряться очень легко. Так что держись рядом, никогда не отставай от меня. — Шанхай или Гонконг далеко? — поинтересовался парень. — Шанхай далеко. Гонконг рядышком. За пару часов доехать можно.       «Если Беллами будет там однажды в командировке, то вероятность пересечься мизерная. Да даже если бы он был на этой улице, мы могли бы и не заметить друг друга, с таким-то потоком», — обдумал Джон. — Гонконг — крутой город, — делился Финн, не догадывающийся о том, для чего Джон интересовался об этих городах. — Обязательно с тобой его как-нибудь посетим. Ты же не был в Китае ни разу? — Нет. — От нас рукой подать также до Тайваня и Вьетнама, да даже до Филиппин недалеко. На самолёте, разумеется. За это обожаю пограничные города. С Сиэтла только до Канады хоть пешком иди. — С двое суток? — иронично усомнился Мёрфи. — Но ведь реально, — с улыбкой ответил Финн. — А ещё считай, что мы переместились в будущее. Время здесь опережает Сиэтл на 15 часов. — О боже, — вымученно выдохнул Джон. — Поначалу будет непросто перестроиться, потом привыкнешь. В Сиэтле сейчас глубокая ночь, вот нас и спать тянет. Но мы ляжем пораньше сегодня, если захочешь.       «Я будто на другую планету попал», — говорил сам с собой парень. Ему не слишком хотелось говорить обо всём подряд вслух. Не хватало энергии.       В какой-то момент поток людей стал плотнее. Толпа впереди протискивалась мимо парней, и кто-то зацепил Джона плечом, оттолкнув чуть назад, после что-то громко и быстро протараторил ему на своём языке и помчался дальше. Финн схватил Джона за руку, вынуждая держаться поближе, со словами: — Так, иди сюда. Буду тебя под ручку держать, а то задавят. — После вытянул улыбку нашкодившего ребёнка и спросил: — Будем идти как парочка, ты не против? — Нет.       «Врач говорил избегать столпотворений, и я перебрался в самую густонаселённую страну», — мысленно усмехнулся Мёрфи. — Скоро свернём с оживлённой улицы, и там уже будет поменьше народу, — продолжил Финн.       Спустя несколько минут они пробирались через толпу, после свернули туда, где поспокойнее и потише. Тогда Финн отпустил его руку, но не отходил от парня ни на шаг, словно готовый снова вцепиться в него в любую минуту и оберегать от толпы, если та внезапно грянет. Люди всё ещё слонялись вокруг, но не так тесно к ребятам. Джон ощутил даже такое относительно размеренное движение с облегчением. — Первым делом я должен показать тебе центральную площадь. Правда, до неё нужно проехаться на метро. Но выглядит она впечатляюще. Особенно вечером. В целом в городе много красивых мест. Как ультрасовременных, так и исторических. И за городом есть, что посмотреть. Рядом есть горы. Горы Лотоса меня покорили с первых же секунд.       Всю прогулку говорил Финн, рассказывая о городе, о культуре и обычаях. У него горели глаза. Словно он был очень рад кого-то влить в эту атмосферу, ему хотелось обо всём рассказать и всё показать. Джон его энтузиазма не разделял, но это всё же было интереснее, чем палить дома в стену, да и привыкать к своему новому месту жительства, узнавать о нём больше, тоже полезно. — Новый год в этом году будет в феврале, — продолжал Финн. — Каждый год он в разные дни. На второе новолуние после зимнего солнцестояния. Но это всегда выпадает на январь или февраль. — Здесь всегда так тепло зимой? — Да, здесь тёплый климат. Но в январе будет похолоднее.       Пока парни добирались до площади на метро, Финн рассказывал о тонкостях жизни в Китае. Что-то из его слов доходило до понимания Джона, но иногда тот терялся в своих мыслях и пропускал некоторую информацию мимо ушей. Всё казалось странным и непонятным. Отовсюду слышна иностранная речь. Люди кругом галдели непонятно о чём. И в целом они отличались от тех, кого он привык видеть вокруг себя. Теперь любое взаимодействие возможно только с Финном. Он единственный человек, которого Джон знает в этой стране.       На центральной площади было просторно, что ожидаемо от главной площади большого города. Она была двухуровневая, со всех сторон её обрамляли высокие небоскрёбы, пальмы. Небоскребов Джон и в Сиэтле насмотрелся, но эти были какими-то другими. Китайскими, видимо. Но и всё-таки они были выше. Что не удивительно для количества проживающих здесь людей. — Через час начнёт солнце садиться. Площадь засияет огнями. А мы пока поедим где-нибудь. — Мне очень нужен кофе, — сказал Джон, обрадовавшись идее зайти куда-нибудь, хоть и радость в его лице невозможно было заметить.       Парни зашли в кафе европейской кухни. Финн надеялся, что в этом заведении будет проще уговорить Джона что-нибудь поесть. И оказался прав. Джон взял американо без сахара и ризотто с овощами и сыром, а Финн что-то мясное. Финн озвучил заказ официанту, заговорив на китайском языке, как на родном. Джон впервые слышал его китайский, потому даже изумился, вслушиваясь, затаив дыхание.       Получив свой заказ, парни принялись есть. Финн набросился на еду с жадным аппетитом. Они давно не ели. Хоть и в самолёте Финн брал обед, а Джон ограничился перекусом злаковым батончиком, но последний не испытывал сильного голода. Он просто хотел есть. Немного. Просто как будто был бы не против поесть, но это необязательно. В общем-то мог бы поесть и через дня два. — Как первое впечатление? — поинтересовался Финн. — О ризотто? — непонимающе переспросил Джон. — О городе.       Джон задумался о том, что на это ответить, ведь сам ещё не пытался оценить своё первое впечатление. — Здесь многолюдно, — сухо ответил он.       Финн усмехнулся: — Как же нелегко тебя покорить. Даже у Гуанчжоу не получается. — Меня больше волнует, чем я буду здесь заниматься. Есть какая-нибудь работа, которая мне по силам? Твой отец трудоустроил меня, а значит будет платить за меня налоги. Или же ты собираешься за меня платить, не знаю, как вы договорились. Я не хочу жить за чей-то счёт. Поэтому или загрузите меня чем-нибудь в магазине, или же помоги найти работу. — Ты слишком торопишь события. Мы буквально несколько часов назад только прилетели. Выдохни, привыкни к новой стране. Работу тебе найдём. — Финн отрезал кусочек своего стейка, наколол вилкой и протянул парню со словами: — Пробуй.       Мёрфи странно покосился на него, а после осмотрел посетителей в зале беглым взглядом, испытывая неловкость. — Я жду, — с улыбкой поторапливал его друг. — Я не буду. Сам ешь свою собаку. — Мы не в Корее. И это говядина, — усмехнулся Финн, продолжая держать протянутую руку над столом перед парнем. — Всё равно. Я не хочу.       Друг упорно держал руку с вилкой с настаивающим взглядом. — Финн, — осуждающе произнёс Джон, пытаясь усмирить его. — Я не перестану ждать.       Мёрфи заметил, как некоторые посетители посматривают на них с улыбками, от чего чувство неловкости всё возрастало. Он совсем не хотел привлекать к себе внимания. На них с Финном и так всё время пялятся, ведь они иностранцы. А теперь они ещё и выглядят как влюблённая парочка на свидании. Джон решил, что проще уступить, чем добиться того, чтобы Финн отстал, и съел протянутый им кусочек с его вилки. — Вот видишь. И не лопнул даже, — отшутился Финн. — И как мясо? — Мягкое. — Да что такое! Тебе ничем вообще невозможно угодить, — иронично пожаловался Финн и с тем же недовольством повторил. — «Мягкое». — Что тебя не устраивает? Я сделал твоему блюду комплимент. Мягкое, значит не резиновое, как подошва. — Ну хорошо. А кофе какой? Горячий? — Чёрный, — ответил Джон, приподняв уголки губ в демонической ухмылке. — Ладно, зануда. Ты победил, — сдался Финн, играючи. — Ты выиграл бой, но не войну. — Воевать со мной собрался?       Друг ответил уже серьёзно, отбросив шутки: — Не с тобой, а с твоей апатией.       Джон вдруг опечаленно задумался: «Это непобедимый противник». После он снова заметил, как в их сторону пялятся из соседнего столика. Группа молодых девчонок — старшеклассниц или студенток — бесстыдно пялились на него, одна даже показала пальцем на него подруге и что-то сказала. Будто бы Джон однажды снимался в каком-то китайском кино и забыл об этом. Ему захотелось поскорее покинуть ресторан, чтобы не чувствовать себя обезьянкой в зоопарке.       Финн это тоже заметил, и пояснил: — Привыкай. Здесь любят зыркать на людей европейской внешности. Особенно, молодняк. И особенно на голубоглазых блондинов. Ты хоть и не блондин, но кожа белая, глаза большие и светлые. Они таких любят. У тебя тут отбоя от повышенного внимания не будет. — Класс, — с недовольной иронией высказал Джон.       Несмотря на тепло, что вполне можно обойтись лёгкой курткой, на улице всё же стояла зима, потому стемнело рано. Площадь загорелась тысячью огнями — фонари, подсветки домов, свет в окнах на высотках. По аллее гуляли люди, общались друг с другом, всё так же галдели, фотографировались на красивом фоне. С площади открывался отличный обзор на телебашню, переливающуюся разными цветами, и подсвеченное здание оперы, напоминающее своим видом огромный космический корабль.       Парни молчаливо рассматривали виды, пока Финн не поинтересовался у друга: — О чём думаешь? — О том, сколько же электроэнергии тратится здесь каждую ночь. — Да ты издеваешься? — с широкой улыбкой возмутился Финн.       Джон хитро усмехнулся. Он, и правда, решил подшутить над ним: — Да. Красиво здесь, красиво. Мне нравится. Только не бухти. — Мы можем подняться на смотровую площадку на телебашне. Но если на вопрос: «как тебе?», ты ответишь: «высоко», я тебя столкну, честное слово. — О, тогда пошли, — наигранно воодушевился Джон, обрадовавшись возможности полететь с башни. Финн обречённо выдохнул.

***

      Вернулись домой они к часам девяти вечера и сразу стали готовиться ко сну. Пока Финн зашёл к отцу, немного поболтать, Джон пошёл в душ. Ванная комната была крошечной, особо не развернуться. После того, как Джон пожил в доме Беллами с размахом его комнат, теснота этого дома на контрасте была непривычна. После Джон вспомнил ванную Роана, где одна только душевая кабина больше всей этой комнаты в несколько раз. Хотя вряд ли это можно было назвать душевой кабиной, скорее зоной, комнатой в комнате, или бог знает чем. Но Джон, конечно же, не скучал по простору. Лучше уж спокойствие в тесной комнатушке, чем всё то, что пришлось пережить.       Весь его эмоциональный фон словно бы постоянно находился под анестезией. Джон совсем не испытывал никаких эмоций. Ему, правда, понравилась сегодняшняя прогулка, красивый город и местами весёлые диалоги с Финном, но от всего этого он всё равно не испытал эмоций. Он мог заметить красоту, но не мог ей порадоваться. Он мог улыбнуться с шутки, но не мог веселиться. Почувствовать вкус отменного блюда, но не получить должного удовольствия. И даже когда был голоден, он не особо хотел есть. Когда был уставшим, не особо хотел спать. И так было со всем. Ничего не вызывало явного желания или восторга. Словно он просто пустая оболочка, внутри него ничего не осталось.       После душа Джон лёг в прохладную постель, устроившись с краю. Полежал в тишине несколько минут, чувствовал себя настолько уставшим, что казалось, он вырубится, как только примет положение лёжа, но этого не произошло. В голове было много хаотичных мыслей о сегодняшнем дне. Ещё сегодня утром он проснулся в Сиэтле, в доме Беллами, а засыпает уже в Гуанчжоу, с мыслью, что больше никогда не вернётся назад. Джон только заметил, что Диксона нет. Он уже давно не появлялся. Это, конечно, хорошо. Но и немного странно. Галлюцинации могут так просто исчезнуть? Разве возможно внезапно просто стать нормальным? Джон представлял себе, что раз крыша едет, её уже так просто не остановить.       Чуть позже к нему присоединился Финн. Тихо перебрался через парня и лёг у стены. Джон не мог теперь не думать об этом. В общем, стоило ожидать, что спать вместе с Финном на одной кровати, причём не на самой большой и просторной, будет не слишком комфортно. И дело тут не в физическом дискомфорте.       «Когда-то трахались, теперь снова друзья. Чёрте что», — обдумывал Мёрфи. — «С Беллами бы так не получилось. Не могу себе представить, чтобы мы с ним стали общаться просто как приятели. И спать в одной постели тоже как приятели».       Он даже попытался представить, но не вышло. У них уже была подобная ночь, когда они засыпали в лесном домике и когда Беллами отказался заниматься сексом. Но ведь интерес друг к другу у них был. Они всё равно желали друг друга телом и душой. А вот с Финном… Они действительно провели дружеский вечер, вернулись в одну кровать, словно бы ничего никогда между ними не было.       Началась супер умиротворённая и размеренная жизнь. Никаких волнений и проблем. Джон просыпался по утрам, неспешно проводил день вместе с Финном, иногда общался с Блэйном. Отец Финна был приятным человеком и очень тактичным. Он не задавал личных вопросов, ни по поводу болезни, ни того, какие взаимоотношения связывают Джона и его сына. Но эти вопросы наверняка всплывали у него в голове. Ведь Финн привёз с собой парня из Сиэтла, а теперь живёт с ним в одной комнате, спит в одной постели, но при этом они не ведут себя как влюблённая пара. Блэйн также ничего не спрашивал у Джона о прошлом, даже каких-то общих вопросов не задавал — где жил, где работал или учился. Их общение ограничивалось бытовыми моментами и теми событиями, что происходят здесь и сейчас. Поэтому Джону было очень комфортно в компании Блэйна, несмотря на то, что ему теперь было сложно находить контакт с малознакомыми людьми. К людям Джон стал насторожен. Ко всем. Будь то даже хрупкая девушка, подросток или дряхлый старик. Он никому не доверял. Разве что дети до восьми лет не вызывали подозрения. Пугало не то, что люди могут захотеть причинить ему вред, врагов среди себя он не видит. Пугала сама неспособность защитить себя, если это будет необходимо. Но ещё больше вызывало дискомфорт — недоверие в элементарных вопросах коммуникации. Джон не мог позволить себе ожидать от людей честности и искренности, а только лишь желание воспользоваться, поиграться, возомнить себя «Богами» за его счёт. И пусть Богов Джон уже убивал, сейчас он к этому готов не был. Он больше не хотел возвращаться к тому, от чего убежал.       Джон начал учить китайский, ведь без знания языка он мало, где мог быть полезен. Всё, что он мог делать в магазине, так это фасовать товары, и то, используя переводчик на телефоне с помощью фотокамеры. Это занимало время, но спешка на этой работе не была необходимостью. Они работали в спокойном темпе. Блэйн занимался магазином больше для души, чем для больших заработков. Но в любом случае, Джону ещё жить в этой стране, а без знания языка сложно быть самостоятельным. От него и так помощь весьма условная. Если нужно поднять что-то тяжелое, приходилось просить Финна. Также по ходу дела возникали вопросы, в особенности — что и куда положить. Приходилось вновь отвлекать Финна. В принципе, Блэйн вполне мог бы платить им одну зарплату на двоих, и это было бы справедливо.       По вечерам они обычно гуляли с Финном по городу. Но в один из дней Финн решил познакомить Джона со своими друзьями. Они собрались в нетуристическом кафе местной кухни, где столы для больших компаний были отделены перегородками и ширмами. Друзья радостно встретили Финна, широко ему улыбаясь, и точно так же встретили Джона, хоть и видели его впервые. Джон подумал, что возможно все китайцы очень дружелюбные. По крайней мере, так ему показалось.       Финн представил друзей — троих парней и троих девушек — Джону: — Ань, Даджин, Юншэн, Цзя, Ши, Юй.       Мысленно Джон впал в транс: «Я в жизни не запомню, кого и как из них зовут. Надеюсь, второй раз не увидимся».       После Финн представил его друзьям, сказав что-то на китайском и назвав его имя. Те попытались повторить, пытаясь выговорить, будто это его имя сложное и непонятное: — Жон, Тшон.       «Я так понимаю, здесь никто не знает английский», — растерянно задумался Джон. — «И как мне с ними общаться? Жестами?»       Финн словно бы прочёл его мысли по лицу и успокоил: — Я буду переводить. А ещё Юншэн хорошо говорит на английском.       Молодой парень, представленный Юншэном, вытянул искреннюю широкую улыбку и обратился к нему, с лёгкостью произнеся его имя: — Привет, Джон. Я буду очень рад пообщаться с носителем английского. Мне нужна постоянная практика.       «Да ты даже не представляешь, как я буду рад пообщаться с носителем английского, а не слушать весь вечер непонятные звуки».       Все разместились вокруг круглого стола, который валился от еды, и все блюда стояли в середине стола, потому каждый мог выбрать что угодно и положить к себе в тарелку. Джону ничего из представленного не казалось хоть смутно знакомым, да и он снова был не особо голоден, и ограничился чаем. Джон сидел рядом с Финном, а с другой стороны от него сел Юншэн, как единственный из всей новой компании, с кем Джон мог бы завести разговор. Правда, Джон не знал о чём говорить. В новой компании чувствовал себя потеряно. Они общались между собой, часто смеялись, что-то увлечённо обсуждая, но Джон не мог понять ни слова. По началу его расспрашивали, откуда он приехал и подобные вопросы. Это ему перевёл Финн, как и перевёл ответы Джона друзьям. Но вскоре друзья отвлеклись на свои темы разговора. Финн точно так же был увлечён общением с ними, ведь они давно не виделись, им было что обсудить. Только Юншэн был более отчуждённым от своих друзей и редко участвовал в общих обсуждениях. Он пытался завести разговор с новым знакомым. Может, потому что не хотел, чтобы Джон чувствовал себя одиноко. — Ты ничего не пробуешь. Хочешь, я расскажу тебе, где что лежит.       Джон подумал, что отказываться некрасиво. Да и нужно было хоть чем-то заниматься. Почему бы не поесть? — Здесь много всего. Посоветуй что-нибудь одно.       Юншэн окинул взглядом стол и задумался. Найдя то, что искал, он взял тарелку и протянул её Джону. — Димсамы, — представил блюдо Юншэн. — Это пельмени? — Ну, да. Только они с креветкой, а тесто готовится из рисового крахмала. Я предложил то, что приезжим точно заходит.       Джон не увидел рядом с собой столовых приборов, а только палочки. И осознал, что не справится с ними. Он и раньше не был мастером есть палочками, теперь и подавно. Джон даже заскучал по ненавистной силиконовой вилке, что всучил ему Беллами. — Тебе положить? — спросил Юншэн. — Не стоит. Я… — Джон запнулся, обдумывая, что сказать. — Дома поем. — Почему дома? Это вкусно. И ты не отравишься. Продукты все свежие. Мы хорошо знаем это заведение.       «О чёрт, теперь я выгляжу высокомерным привередой, ворочающим нос. А всего-то не хотел выглядеть лузером, не умеющим пользоваться палочками. Надо выбрать: привереда или лузер?»       Но Юншэн не выглядел оскорблённым таким поведением и с улыбкой подначивал его: — Правда, попробуй. — Я не умею есть палочками, — признался Джон. — О! — воскликнул он и сразу подорвался с места. — Я сейчас найду приборы.       Юншэн мигом испарился, что Джон и не успел его остановить. Одна из девушек за их столом, заметившая это, улыбнулась и что-то сказала за Юншэна. Тогда Финн повернулся к Джону и спросил: — Куда он? — За вилкой. — Чёрт, — тихо выругался Финн. — Я должен был об этом подумать. Прости. — Ничего страшного. Общайся с друзьями. У меня тут нашёлся посыльный, — по-доброму усмехнулся Джон.       Юншэн вернулся, положил вилку и столовый нож на стол перед парнем. Джон поблагодарил его, а после попробовал блюдо, название которого не запомнил. — Ну как? — спросил китаец. — Неплохо.       Та же девчонка аккуратно толкнула Юншэна в бок, тем самым обратив его внимание на себя, и что-то тихо сказала ему с хитрой улыбкой. Юншэн посмотрел на неё с шуточным осуждением, от чего она только рассмеялась. После девушка не стала отвлекать друга, и Юншэн вернул своё внимание Джону. — Часто устраиваете такие семейные посиделки? — спросил у него Мёрфи. — Почему семейные? — Ну, в смысле, парочками. — А-а, — протянул парень, догадавшись о чём он. — Нет. Мы все просто друзья. Только Даджин и Юй встречаются.       «Как будто я помню, кто это», — мысленно усмехнулся Джон. — Так что ты можешь подкатывать ко всем, кроме них, — отшутился Юншэн. — Даже к тебе? — Почему нет? Я чем хуже? — с широкой улыбкой ответил тот. Не совсем было понятно, он всё ещё шутит или говорит всерьёз. — Просто ты парень.       От Джона это звучало смешно, но он сказал это к тому, что не все парни готовы к подкатам от других парней. — Тебя это смущает? — спросил Юншэн. Джон завис, не зная что ответить. И тогда новый знакомый решил слиться с этой темы: — Я шучу. Расслабься.       Финн время от времени поглядывал на Джона, наблюдая за тем, как тот проводит время. И сейчас он задержал на Джоне довольно серьёзный взгляд, которым как будто хотел что-то сказать.       «По ходу, подслушивает наши разговоры. Везде поспевает», — подумал Мёрфи. Дальше они говорили о городах. Юншэн рассказал кое-что о Гуанчжоу, расспрашивал Джона о Сиэтле, и признался, что выучил английский потому, что подумывает перебраться в Америку. Джон задумался о том, что люди, включая его самого, всё бегают по планете и пытаются найти место, где будет хорошо. Откуда взялась уверенность, что такое место вообще существует? Джон вот перебрался из родного города за тридевять земель и что-то не чувствовал себя здесь хорошо. Вообще ничего не чувствовал, будто бы он под седативными препаратами постоянно.       После долгих разговоров за ужином, они всей компанией пошли прогуляться по городу. Так как все говорили на китайском, и Джон их не понимал, они с Юншэном шли немного позади и говорили о своём.       Финн вдруг резко обернулся и, встретив взглядом Джона, облегчённо выдохнул: — Ты хоть не пропадай из виду. — Не переживай, — ответил ему Юншэн. — Я присматриваю за ним. Не потеряется. Финн не вытянул своей привычной улыбки. Прочитать эмоции на его бесстрастном лице было невозможно, но радости там точно не было. Он просто кивнул и вернулся к друзьям. — Он о тебе сильно беспокоится, — поделился своими мыслями Юншэн. — Он просто очень ответственный. — Есть перед кем отвечать? — Только если перед совестью.       Они недолго прошлись в тишине. Пока Юншэн не решил её прервать: — Ты знаешь, мне кажется, будто нас с тобой свела судьба. — На вопросительный взгляд Джона Юншэн продолжил: — Я интересуюсь вашей культурой, изучаю язык, а потом ещё встречаю американца. — Раньше не встречал? — Встречал, но в более официальной обстановке. Мой учитель из языковой школы американец. На работе бывало встречал. В социальных сетях заводил знакомства. Но это всё равно не то. Первый раз я общаюсь с иностранцем, как с приятелем, вживую и в неформальной беседе. Ты кажешься интересным. И ты так отличаешься от нас. Надеюсь, мы ещё увидимся?       «Его заинтересованность такая сильная. Чем я им всем кажусь интересным? По большей части, хожу с кислой миной и отмалчиваюсь. И людям это нравится?» — Да, я не против, — ответил Джон. Ему всё равно больше не с кем общаться. Не с одним же Финном круглыми сутками время проводить. Можно и разнообразить общение. И в целом Юншэн показался искренним. Не пытался из себя ничего строить. Довольно живой и эмоциональный. Прямо полная противоположность Джона.       Время перевалило за одиннадцать часов ночи, и друзья распрощались. Почему-то, как только Джон с Финном немного отдалились, а Юншэн приблизился к друзьям, те стали активно приветствовать его, присвистывать и громко смеяться, словно бы очень радовались его возвращению к ним или ещё чему-то. Джону они казались очень странными. Может, потому, что ни слова не понимал из того, что они говорят, и их души остались для него, как закрытая книга. — Что это с ними? — спросил Джон у Финна, как только они остались наедине. — Не знаю. У них свои приколы.       Отчего-то Джону казалось, что Финн знал, но не хотел говорить. Или же у его молчания была иная причина. — Тебя не посвящают? — с полуусмешкой сказал Мёрфи. — Я сам не во всё посвящаюсь. Есть дела и личные.       Они шли домой по освещённой фонарями улице. Идти им было недалеко, потому они не стали заказывать такси. Спустя недолгое молчание Финн спросил: — Как тебе Юншэн? — Болтливый, — кратко ответил Джон в своём стиле.       Финн насмешливо хмыкнул: — Будь он другим, вы бы так и не заговорили. — А тебе как Юншэн? — задал встречный вопрос парень, подозревая Финна в ревности, ведь тот неоднозначно реагировал на их общение. — Неожиданный вопрос. Я его не в первый раз вижу. — Тогда ты лучше его знаешь. — Он хороший парень. Много чем интересуется. Можно сказать, жадный до знаний и впечатлений, — сухо ответил Финн. И всё же он сегодня казался немного странным. То ли устал. Но Финн не тот, кто устаёт от прогулок и общения с друзьями. Обычно, он от этого только больше заряжается. Всю оставшуюся дорогу до дома они почти не говорили. Оказывается, и Финн бывает молчаливым.

***

      Началась четвёртая неделя пребывания Джона в Китае. Большую часть времени он занимался делами в магазине и учил язык, на досуге они с Финном выходили на прогулку. Город был просто огромный, весь не переходить. Джон пока так и не привык к этой стране и вообще к осознанию, что он здесь собирается жить, а не приехал сюда на время, в отпуск. Порой возникало желание выглянуть в окно и увидеть знакомые улицы родного города, где он знает каждый камень. Здесь всё было другим, чужим, камни незнакомыми.       Ничего с Сиэтлом его больше не связывало. Он созванивался только с Октавией, и не слишком часто. Больше ни с кем из Сиэтла связь не держал. Теперь разве что Финн всё время рядом. Это было непривычно. До этого Джон постоянно жил только с Беллами, то есть с человеком, с которым его связывали романтические чувства и отношения. Жить с приятелем — это несколько другое.       Они обменялись номерами с Юншэном. И парень периодически писал ему, спрашивал как дела и вёл незамысловатый разговор. Джон уделял с полчаса времени по вечерам на переписку с ним. Юншэн был первым знакомым из «нового мира». И пока единственным. Джон решил, что надо как-то социализироваться, расширять общение, заводить друзей, потому и не отказывался от общения с новым знакомым, хоть и не был слишком увлечён им.       Закончив работу, Финн предложил посмотреть фильм. Они устроились в небольшой гостиной на диване перед телевизором. Финн нашёл нужный фильм и, включив его, откинулся на диване рядом. На экране началось китайское кино на китайском языке. — Ты прикалываешься? — не оценил Джон. — Так ты быстрее выучишь язык, — пояснил друг. — Я включил субтитры на английском.       Джон не стал возникать, хоть затея ему не понравилась. Поначалу он пытался успевать читать субтитры и смотреть на то, что происходит на экране. Едва ли у него получалось. Сюжет в скорости ускользнул от его понимания. И сам фильм казался странным. И так все вокруг него говорят на своём инопланетянском языке, так ещё и в фильме это слушать, вместо того, чтобы расслабиться. Вскоре Джон устал и перестал следить за тем, что происходит на экране. Задумался о своём, устремив пустой взгляд куда-то в пол. — Ты не смотришь? — спросил Финн, взглянув на него. — Я всё равно ничего не понимаю. Я уже запутался в именах, — ответил Джон вялым голосом. — Ладно. Я понял. Ты устал. Давай американский фильм включу. Какой? — Никакой. Давай в другой раз.       Финн выключил фильм и посмотрел на удручённый вид парня. Спустя недолгое молчание, предложил: — Может тогда прогуляемся?       Было довольно поздно, потому парни пошли прогуляться недалеко от дома. Миновав пару кварталов, они вышли к реке, протекающей через город. Кругом были только жилые дома старого фонда, максимум на два-три этажа. Потому здесь было тихо и безлюдно. Когда-никогда кто-нибудь появлялся из-за поворота и тут же исчезал за следующим поворотом. Парни остановились у реки, упёршись руками парапета, ограждающим реку, и смотрели на тёмную гладь воды. — Хочешь, пойдём на более оживлённую улицу? — спросил Финн. — Нет.       «Красивая река», — задумался Джон. — «Вот бы в ней утопиться. Смерть в Китае в тихой реке под светом фонарей — звучит даже романтично. Притом, что утонуть мне будет проще простого. Сил не хватит, чтобы выплыть, если включится инстинкт самосохранения. Не нужно даже никакого якоря». — О чём думаешь? — поинтересовался Финн.       Джон обдумал с несколько секунд, прежде чем ответить: — О том, как здесь красиво. — Так тебе здесь нравится? — с довольной улыбкой спросил друг. — Вполне. Только чувствую себя здесь чужим. — Это нормально. Все проходят этот период. Потом это ощущение пройдёт. Дай себе время привыкнуть.       Мёрфи пропустил его наставления мимо ушей. Если до этого он чувствовал внутри себя только пустоту, то теперь какое-то непонятное, тоскливое, мерзенькое чувство словно сдавливало ему вены, скручивало кости. И самое паршивое, что это происходит не из-за чего, а просто так, между прочим. У него ведь сейчас всё в порядке. Спокойная жизнь, без драм и опасностей. Все, с кем он общается, дружелюбны и теплы к нему. Новая страна, новые впечатления, красивый город и вот река красивая. Но внутри так скребёт, как острыми когтями по грудной клетке. И с этим нельзя ничего сделать, ведь у этого даже нет причины. — Скучаешь по друзьям? — вдруг спросил Финн. — Да. Но видеть их не хочу. — Совсем? — Нет. Я буду рад, если они прилетят. Но назад к ним не хочу. — Ты принял правильное решение, когда решил перебраться сюда. И я думаю, ты об этом не пожалеешь. Здесь у тебя есть возможность начать всё с чистого листа, как бы обнулиться. Как только ты освоишься здесь, станет легче. А я всегда помогу, ты знаешь.       Финн имел слишком позитивный настрой. Джон же не был настолько очарован ожиданиями светлого будущего. И даже не задумывался о нём. Жил одним днём, не думая о том, что будет завтра. Не строил планов, ни о чём не мечтал, ничего не хотел. Всё так же даже желания есть или спать не были ощутимыми, а лишь вызванными необходимостью. И это состояние стало таким привычным. Джон просто изо дня в день делал то, что надо, то, что должен. Что делают все люди. Просто жил, работал, выходил гулять, когда вытягивал Финн, переписывался с Юншэном, когда тот писал. Минимум инициативы и энтузиазма.       «Странная у меня была жизнь. С самого моего рождения странная. Всё время приходилось выживать, с чем-то бороться. Всё время чувствовал себя ненужным и отвергнутым. Забивал на это хер и шёл дальше. И куда пришёл? Прилетел сюда, чтобы что-то изменить. И что изменилось? Окружение, но не я. Разве что стал злее и безжалостнее. Этих ли изменений я хотел? И чего я хочу теперь? Кроме как сдохнуть. Чего я хочу теперь?»       Джон засыпал себя требовательными вопросами. Сам от себя требовал ответа. Если бы он мог схватить себя за грудки и прошипеть прямо в лицо, он бы это сделал.       «Ничего», — мысленно выдохнул он. — «Ничего я теперь не хочу. И ведь даже сдохнуть не хочу. Хотел бы, давно бы полетел в эту реку. Кто не даёт? Никто за ноги не держит. Не хочу ни жить, ни умирать. Совсем окаменел. Не человек, а камень — бесчувственный, бесцельный. Мог бы лежать на дороге столетиями и двигаться только, когда кто-то пнёт».       Подсознание — вещь необъяснимая. По началу Джону казалось, что всё, что происходит с ним сейчас — нереально. Или хотя бы временно. Что скоро придётся вернуться назад, к прошлым проблемам, привычному ходу жизни. Спустя несколько недель уже кажется, что его прошлого не существовало. Что это был лишь вымысел. Страшный сон. Не было Диксона, Роана, Джоанны. Не было Беллами. Будто жизнь всегда была такой бессмысленно спокойной, как река, что текла под ногами. И Джон всё произошедшее и всех, кого знал, выдумал от скуки, поверил в их существование, а потом прошёл курс психотерапии и вернулся к реальной жизни. К своей пустой одинокой жизни. В которой больше никого не было. Только Финн. Но и его Джон почему-то не мог пустить слишком близко. Словно боялся потопить вместе с собой. А может, причина была не столь благородная, и он просто не хотел никому открываться.       Душа стала сухой, как выжженное пожарами поле. Джон и сам задыхался в её пепелище. А жизнь ещё впереди — бесконечно длинная. И становится страшно, что так будет всегда. Что там впереди ничего не ждёт, кроме такого же пустого существования, вызванного необходимостью. И почему только в жизни, как в игре, нельзя сохраниться и попытаться переиграть, избежать своего поражения?

***

      Спустя пару дней Юншэн предложил встретиться с Джоном один на один и пообщаться. Джон понимал, что как бы ему ни хотелось спрятаться в своём панцире и не вылазить оттуда, чтобы что-то изменилось, ему нужно что-то делать, хотя бы не прятаться, не отталкивать людей, когда они сами тянутся. Потому он согласился, несмотря на своё истинное обычное состояние: «не трогайте меня».       Юншэн забрал Джона из дома, предупредив Финна, разумеется, и отвёл в ресторан, более респектабельный, по сравнению с прошлым, где они все собирались, но и без излишнего пафоса. Они пили белое вино, ждали своих заказов и болтали ни о чём. — Чем ты занимался в Сиэтле? — спросил Юншэн, когда речь зашла о работе.       «Убийствами и наркосбытом», — мысленно ответил Джон с кровожадной ухмылкой. Юншэн явно не ожидал бы услышать подобного от своего нового знакомого, и просто получал удовольствие от общения с его оболочкой, скрывающей ужасную суть. Джону казалось, что ему будет гораздо комфортнее общаться с тем, кто его не знает. Но, по всей видимости, это было не так. — Я был начинающим специалистом по кибербезопасности, — ответил Мёрфи. — Я далеко не профи, меня друг учил. А после забросил. — Перегорел?       Это было бы сложно объяснить. Но в целом, так и есть. Перегорел. Хоть и дело вовсе не в самой деятельности. Перегорел к жизни. Как только ощутил боль от предательства самого дорогого на тот момент для него человека, перегорел ко всему, что было важно и интересно. — Да. — А теперь чем занимаешься? — Теперь я профессиональная обуза, — с кривой усмешкой сказал Джон. — Я работаю в магазине Блэйна. Просто помогаю, чем могу. Денег немного. Но мне много и не надо. Хватает, чтобы выжить. — И у тебя нет никаких желаний? — удивился он. — Ты не хочешь заработать больше, чтобы воплотить в жизнь какую-то мечту или цель? — У меня нет ни мечты, ни цели.       «Сейчас он разочаруется и сам от меня отстанет. В обществе не принято ничего не хотеть, а тем более денег. Для них быть успешным важнее, чем быть счастливым. И главное — только куда-то бежать, что-то делать, хватать всего да побольше, только бы другие не разобрали». — Ну ты же для чего-то живёшь? — попытался выяснить Юншэн. — Нет, — бесстрастно ответил Джон. Он больше не испытывал надобности притворяться, чтобы казаться кому-то нормальным. Потому что ни за что и ни за кого не держался. Отвернуться и уйдут — пожалуйста. Он никого не держал. Ему так будет даже проще. Юншэн ненадолго завис, раздумывая. Разочарованным он не выглядел, лишь озадаченным. — Что ж. Наверное, у всех бывают такие периоды. Надеюсь, ты обретёшь свою страсть, — сказал парень спустя недолгое молчание и подлил ещё немного вина в оба бокала. — А твоя какая страсть? — спросил Мёрфи. — Я профессионально занимаюсь вокалом, — с гордостью поделился Юншэн. — Состою в ансамбле. — Так ты местная звезда? — Нет, я не то чтобы прям так популярен. Журналисты или фанаты меня не преследуют, — широко улыбнувшись, ответил тот. — Но, возможно, это ещё впереди. Мы всё развиваемся. Уже имеем какие-никакие деньги с нашего творчества. Имеем даже группу преданных поклонников. — Интересно, — как всегда сухим, не выражающим эмоций голосом произнёс Джон. — Может, удастся как-нибудь послушать. — Ты можешь послушать хоть прямо сейчас.       Пока Джон пытался понять, что Юншэн имеет в виду, тот поднялся на ноги и громко запел на родном языке. Джон стушевался, внутренне сжался, мысленно протестуя: «Чёрт. Что ты делаешь? Только не это». Сильный, профессионально поставленный голос Юншэна заполнил весь зал и привлёк внимание всех посетителей. Абсолютно каждый, кто находился в этом зале, смотрел в их сторону. И Джон в этот момент мечтал провалиться сквозь землю. Ему было ужасно неуютно находиться в центре внимания, ведь несмотря на то, что пел Юншэн, смотрели на них двоих. Всем было интересно, перед кем этот смельчак решил покрасоваться. Пока Юншэн заполнял пространство своим пением, ловя в свою сторону взгляды, полные восхищения, и улыбки, Джон ждал, когда это наконец закончится. Будь он не на виду у публики, возможно, сбежал бы. Пусть и не знает города. Неважно куда, лишь бы подальше отсюда.       Как только Юншэн закончил петь, посетители ресторана стали аплодировать. Парень сдержанно поблагодарил их и сел за столик, широко улыбаясь. Он ждал от Джона какой-то реакции, но тот не произнёс ни звука, опустив глаза. — Как тебе? — поинтересовался Юншэн. — Э-м, неожиданное выступление, — задумчиво ответил парень. — У тебя хороший голос. — Спасибо. — Юншэн внимательнее рассмотрел Джона. Наблюдая его притуплённую реакцию и ожидая другую, он понял, что желанного впечатления не произвёл. — Ты всегда такой скованный? Я думал, американцы более раскрепощённые.       Джон усмехнулся краем губ: — Я бракованный, видимо. — Я так не считаю.       Мёрфи подумал над тем, чтобы ответить, и нашёл одно объяснение: — Просто я привыкаю к этой стране… и к новой жизни. — Я так надеялся поднять тебе настроение. Прости, если лезу не в своё дело, но ты выглядишь таким опечаленным. Как будто твоя прошлая жизнь была тяжёлой. На лице читается… — он попытался подобрать подходящее определение тому, что видел в парне, и с некоторым даже испугом произнёс: — Скорбь.       Джон ничего не ответил на это, тем самым не опровергая его домыслы. Юншэн от этого больше напрягся, уточнил: — Кто-то умер, кто был для тебя дорог? — Да, — с внезапно вырвавшейся обезумевшей, отчаянной болью во взгляде выронил Джон. И спустя короткую паузу дополнил: — Я.       Вмиг от прежней непринуждённости между ними не осталось и следа. Воздух будто потяжелел. Юншэн помрачнел, наполнился до краёв печалью, с которой не знал что делать. — Я не буду лезть к тебе в душу без твоего согласия, — всё же ответил тот. — Если ты захочешь поговорить со мной об этом, знай, я буду готов тебя выслушать. И я бы этого хотел. — Спасибо, — выдохнул Джон. Скорее из вежливости, чем из искренней благодарности.       После таких откровений непринуждённый диалог не особо клеился. Закончив с ужином, парни вышли из ресторана прогуляться по улицам города. Юншэн пытался завязать разговор о чём-то отвлечённом, который Джон поддерживал неактивно. В итоге Юншэн, по всей видимости, не выдержав, вернулся к теме, что они обсуждали в ресторане. — Вот ты говоришь, у тебя нет никаких желаний. Но ведь есть то, чего хотят все люди. — Денег? — уточнил Мёрфи. — Ну и это тоже, — усмехнулся парень. — Но я говорю о любви. Все же хотят быть нужными. — Я больше не хочу. — Больше? — переспросил Юншэн. — Почему же?       На Джона нахлынуло необъяснимое уныние. Не то чтобы он был обычно весел, скорее сух и ко всему равнодушен. Но при воспоминании о прошлом, которое совсем ещё недавно пережил, в груди что-то неприятно ёкнуло. Неужели сердце? — Потому что на самом деле никто никому не нужен. Люди просто боятся оставаться наедине с собой, кажутся самим себе невыносимыми компаньонами. Они пытаются бежать от себя, заводя отношения с другими людьми. Ведь быть недовольным другим проще, чем признаться в недовольстве собой. — Но так ведь происходит не всегда, — попытался его переубедить Юншэн. — И в отношениях тоже есть свои плюсы. В конце концов, вдвоём просто веселее идти по жизни.       «О да. Мне так было весело в моих прошлых отношениях. Словами не передать», — иронично обдумал Джон. — «Что ни вспомни, везде сплошное веселье». — У тебя были отношения? — спросил Джон. — Были. — И почему закончились? — Сложно объяснить. Наверное, не сошлись характерами. — Не сошлись характерами, — повторил Мёрфи со скрытой иронией. — Мило. — У тебя был неприятный опыт? — спросил Юншэн, построив очевидный вывод, сам напрашивающийся из-за его слов. — Не совсем. «Неприятный опыт» — не подходящая фраза для того, чтобы описать то, что у меня было. — Как бы ты это описал?       «Как легальное убийство. За такое в тюрьму не сажают. Не существует закона, который запрещает морально уничтожать человека таким образом, каким делал это Беллами. Который запрещает изменять или лгать, пользоваться чужими чувствами, разбрасываться ими», — мысленно ответил Джон.       Но вслух сказал более кратко: — Издевательство. — Над тобой?       Мёрфи недолго обдумал, прежде чем ответить. Честнее было бы сказать: — Мы это делали по очереди.       Между ними состоял странный обмен откровениями — неполными, наполовину сокрытыми. А вернее, открытыми лишь на малую часть. Они делились чем-то очень личным, не раскрывая подробностей, и не решаясь этих подробностей попросить, словно это будет очень бестактно и навязчиво для совсем недавних знакомых. На самом деле, Джон не особо-то и хотел копаться в чьих-то драмах, и своих по горло. Юншэн же выглядел куда более заинтересованным, но считал, что не имеет права просить рассказать больше. — К ночи холодает, — сменил тему Юншэн. — Я приглашаю тебя к себе домой на чай, продолжить беседу. Не против? — Да, давай, — согласился Джон, который всё равно не знал чем занимать себя. Сидеть в своей маленькой комнатушке и учить китайский — не самое весёлое занятие, и уже жутко надоевшее ему. Да и им с Финном следовало бы хоть иногда проводить время по отдельности. А то как семейная пара из двух дураков, что ни на минуту друг с другом не расстаются, чтобы поскорей начать друг друга раздражать.       Парни пошли в сторону дома Юншэна. Джон просто шёл туда, куда тот его ведёт, не различая улиц, не представляя, что его ждёт за поворотом. Хотя улицы стали однообразными и ничем удивить, вроде как, не могли. Неоновых пестрящих вывесок не становилось меньше, даже когда парни отдалились от центра. Только теперь здания стали более обветшалыми, истёртыми, серыми и безликими. От чего эти жёлтые, красные, синие вывески горели ещё ярче, почти слепили.       Юншэн стал развлекать Джона рассказами о традициях: — В Новый год у нас особый метод загадывать желания. Мы пишем его на красном листе бумаги, а затем прячем этот листок куда-нибудь в укромное место на один год и забываем о нём. Это интересно тем, что когда ты так делаешь, ты как бы материализуешь своё желание — его можно прочитать, даже потрогать. А после этого ты отпускаешь его, не зацикливаешься на нём, пока оно само к тебе не придёт. — У тебя исполнялись желания? — Бывало пару-тройку раз. — И не возникало мысли, что лучше бы оно не исполнялось? — усмехнулся Мёрфи. — Нет. Ты тоже попробуй так сделать. Хотя бы просто ради эксперимента или азарта. Мне кажется, когда тебе придётся задуматься о том, чего ты хочешь, чтобы написать своё желание на листе, оно у тебя обязательно найдётся. Это всё равно полезно будет, даже если не исполнится. Отыщешь свой интерес. — Я не умею писать, — сухо ответил Джон. — Желание можно написать на английском, — пояснил парень. — Я ни на одном языке не умею писать.       Юншэн посмотрел на него и решив, что он очень странно шутит, вытянул улыбку. Но заметив абсолютную серьёзность парня, перестал улыбаться, медленно опустив уголки губ, и впал в замешательство: — Ты не шутишь? — Нет.       Юншэн не стал спрашивать, почему. Как будто даже побоялся расспрашивать об этом.       Спустя полчаса пешей прогулки парни добрались до дома Юншэна. Он жил недалеко от центра в высокой многоэтажке. Юншэн пригласил Джона пройти за ним, но последний остановился перед подъездной дверью. Внезапно, взявшись из ниоткуда, на него накатила безосновательная тревога. Одна только мысль, что Джон останется с Юншэном один на один в его квартире стала серьёзно его напрягать. Никого рядом не будет, даже прохожих. Только они вдвоём за закрытой дверью. Это было до бессмысленности глупо. Юншэн не выглядел негодяем, и однозначно им не был. Он очень комфортный и безопасный человек. И Джон попытался до себя это донести, но это не сработало. Он снова вспомнил о своей беспомощности. А значит любой человек на этой гребаной планете может нести для него угрозу.       Юншэн заметил, что Джон не идёт за ним, и вернулся к парню с вопросом: — Что такое? — Мне пора домой, — холодно процедил Мёрфи. — Мы же собирались пойти ко мне, — растерянно произнёс парень, будто напоминая. Тут же он попытался объясниться: — Слушай, я правда предлагаю тебе только чай и беседу. Просто, чтобы узнать друг друга лучше. — Извини, но я уже пойду, — сказал Джон, после чего развернулся и поспешил удалиться. — Можно проводить тебя? — вслед спросил Юншэн. — Нет, не надо. — Ты ведь говорил, что плохо ещё знаешь город. — Я сориентируюсь, — ответил Джон напоследок, не останавливаясь, и скоро покинул его.       Джон пошёл по тому же пути, по которому они сюда пришли, но в скорости он перестал узнавать улицы и понимать, куда ему идти. Заглянув в интернет-сервис с картами он понял лишь приблизительное место, куда ему нужно двигаться. И до этого места было довольно-таки далеко. Пешком добираться дольше трёх часов, а в китайском метро потеряться было проще, чем в самом Гуанчжоу. Ему оставалось только идти, в надежде, что он правильно определил путь.       «Беллами бы сейчас бесновался, если бы узнал, что я брожу один в незнакомом городе по ночам», — подумалось ему. От чего сам испугался того, что его мысли говорят о том, что он скучает. Постарался погасить в себе это. Но это не удавалось сделать. Следом непроизвольно в голову влетело: «Как он там теперь живёт?»       И снова продолжилась борьба с собой. Не думать, не вспоминать. Не надо, не стоит. Так будет только тяжелее. Как будто без этого Джону легко. Но будет ещё тяжелее. Поток мыслей прервал звонок на телефон от Финна. Как только Джон ответил на звонок, парень обеспокоенно спросил: — Ты где? Почему один ушёл?       Несложно было догадаться, что Юншэн связался с Финном и передал, что Джон решил самостоятельно добраться до дома.       Парень ответил лишь на один вопрос: — Я не знаю, где я. Знаю только, что я в Гуанчжоу. — Кинь мне геолокацию и стой на месте. Я приеду за тобой.       Джон сделал так, как просил Финн. Стоять на одном месте без дела было утомительно. Благо это не продлилось дольше двадцати минут, так как Финн приехал за ним на такси. Джон сел в машину, которая сразу тронулась обратно в сторону дома. — Всё в порядке у тебя? — поинтересовался Финн. — Да. — Ты захотел потеряться? — спросил друг без укора. — Не особо. — Тогда почему не позвонил? — Не хотел напрягать. — Я куда больше напрягаюсь, когда ты пытаешься сам в ночь добраться до дома в незнакомой стране. — Просто поздно уже. Вдруг ты уже спал, — попытался объясниться Мёрфи. — Я не сплю, когда ты не дома, — ответил Финн, после чего возникло неловкое молчание. Спустя несколько секунд тишины Финн дополнил: — Не делай так больше.       Джон смотрел в окно, наконец почувствовав спокойствие. Чувствовал себя так он только с хорошо знакомыми людьми, а во всей стране у него был лишь один такой человек — Финн.       Добравшись до дома, Джон по-быстрому посетил душ и стал готовиться ко сну. Сидевший в интернете Финн, отставил телефон, как только парень вошёл в комнату. — Как прошла свиданка с Юншэном? — Свиданка? — переспросил Джон. — Хочешь сказать, ты ничего не понял? — усмехнулся Финн.       Возможно, это было очевидно, и интерес Юншэна явно был не просто дружеский, но Джон до этого момента предпочитал не заострять на этом внимания и даже не задумываться о роде их встречи. — Он немного того, — пожаловался Мёрфи. — Псих. Стал петь прямо в ресторане. Громко. Все пялились. — Тебе не понравилось? — Ну поёт он хорошо. — Так круто же тогда. — Может, в следующий раз ты с ним на свиданку пойдёшь, раз тебе нравится?       Финн вытянул широкую улыбку и сказал с доброй усмешкой: — Ты просто испугался повышенного внимания. — Ничего я не испугался, — запротестовал Джон. — Тут дело в другом. Если бы пел в ресторане не он, а кое-кто другой, то тебе бы понравилось.       Джон сбился, словно бы забыл о чём идёт разговор или не совсем понял. Спустя недолгую паузу уточнил: — Кто — другой? — Ты просил не напоминать о прошлом, — с невинным видом ответил Финн и ушёл в ванную комнату.       Джон остался наедине со своими мыслями, а так как это было очень опасно, он завернулся в одеяло и попытался отключить мозг, не думать, поскорее заснуть.       «Надеюсь, мне не будет сниться, как Беллами поёт в ресторане», — проскользнула настойчивая мысль. И заснуть этой ночью удалось не скоро.

***

      Каждый день тянулся как-то слишком долго. Может быть потому, что Джон ощущал себя здесь так же, как тогда, когда прятался в дачном посёлке среди полей, в старом домике Финна. Пусть здесь больше событий происходит, и Джон один бывает довольно редко, но здесь было то же ощущение отложенной жизни. Ничто из событий словно бы его не касалось, и будто бы Джон даже не присутствовал там, где бы не находился. В основном он концентрировался на том, что делает в эту самую минуту, не задумываясь о том, что будет делать через полчаса, через день, через год. Не задумывался о том, кто он есть, кем он был или же кем он может быть. Не вспоминал о прошлом. Изо всех сил старался этого не делать. Как только всплывала в памяти хоть самая незначительная деталь из прошлого, он старался задушить это воспоминание до того, как оно разрастется.       Складывалось чувство, что этап притирки к новой жизни и новому месту жительства не проходил и даже не собирался заканчиваться. Джон не стал чувствовать себя здесь более комфортно и по-свойски, не привык ни на грамм, всё в округе казалось таким же чужим и непонятным, как и в первый день. Но он усиленно старался делать вид, что он пытается здесь прижиться. В первую очередь делал вид для себя самого, пытаясь уверить себя в этом. У него не было пути назад. Как бы ему не претила его жизнь, он мог только идти вперёд, наперекор своим желаниям и нежеланиям. Наперекор себе и всему миру. Не думая, куда ведёт этот путь. Он устал думать об этом. Больше его это не волновало. Всё, что он испытывал — лишь полное безразличие ко всему. К своей жизни, к своему будущему, к самому себе.       Пока Джону перепало время наедине с собой, он пытался проходить материал по изучению языка самостоятельно, пользуясь учебником и переводчиком в телефоне. Воспользовавшись функцией синтезатора речи, он прослушивал нужное предложение, пытаясь понять и запомнить, как оно произносится. Но голос ИИ озвучивал слишком быстро, Джону приходилось нажимать на динамик несколько раз и пытаться правильно расслышать каждый слог, чтобы суметь повторить. Даже когда голос замедлялся, это всё равно звучало слишком непонятно для него. — Да ты задолбала! Ты можешь говорить помедленнее? — взбесился Джон, нервно высказывая онлайн-переводчику. — Не кричи на телефон, — сделал шутливое замечание вошедший в комнату Финн. — У меня скоро голова лопнет, — недовольно пожаловался Мёрфи и откинул телефон на кровать. — Изучение языков — это не моё. — Ты привыкнешь. Никому это не даётся сразу. — В этом долбанном языке одно слово может иметь сотню разных значений! — выругался парень. — Я не могу быть уверен, когда прошу у бариста кофе, что он не поймёт это, как предложение ему отсосать!       Финн насмешливо хмыкнул: — Не беспокойся. Кофе и отсос — звучат совершенно по разному.       Джона эти слова не успокоили, он лишь устремил безнадёжный взгляд в стену. Он стал часто испытывать раздражение. В особенности от изучения китайского языка, который ему сложно давался. По большей части потому, что на самом деле он не испытывал искреннего желания или же интереса в изучении этого языка. Он учил язык потому, что это было необходимостью для того, чтобы стать более самостоятельным в стране, в которой он собирался жить. И в общем-то сама страна ему не слишком нравилась. Приехать сюда с туристической целью было бы классно, Джон хорошо относился к путешествиям, особенно раньше. Он бы получил удовольствие, если бы просто приехал сюда погостить, и куда больше положительных моментов для себя вынес от этого места. Но мысль, что ему придётся здесь жить не особо радовала его. Его часто посещали мысли, правильно ли он сделал, что перебрался сюда, или же это было импульсивное и необдуманное решение? В тоже время он понимал, что вернуться больше не может. Куда?       Он хотел что-то изменить в своей жизни. Для этого было необходимо перечеркнуть всё, что было, начать всё с начала. По-другому это было невозможно закончить. Но вот он сделал то, что должен был сделать, но удовлетворения так и не нашёл. Может, он хочет невозможного. Может, слишком торопит события, наивно полагает, что его жизнь должна была стать лучше так быстро. Сразу, как только он сменил обстановку. Это и правда, слишком наивно. Станет ли она вообще когда-нибудь лучше? Ведь тот факт, что она станет совершенно другой, ещё не гарантирует, что она станет лучше. — Я сейчас свободен. Готов с тобой позаниматься, — сказал Финн и уселся рядом с Джоном на кровать. Он взял учебник в руки, стал помогать, объяснять, произносить слова в более медленном и понятном темпе. Тянул гласные там, где это было нужно, поправлял Джона, когда тот это делал неправильно. У Мёрфи рвение к знаниям быстро иссякало. Он терял интерес, но пытался заставить себя концентрироваться и вникать, ведь это в первую очередь нужно ему, а не Финну. Мозг закипал очень быстро, Джон выглядел недовольным и уставшим, и хоть и пытался не жаловаться, не нудить, старался через силу, отсутствие энтузиазма было заметно другу, и тот пытался его подбодрить, вести уроки в лёгкой, непринуждённой форме, разряжать шутками. Настрой Джону это всё равно не поднимало. — 我常常想起你的吻, — произнёс Финн, смотря парню в глаза резко посерьезневшим взглядом. Джон посмотрел на него с непониманием, спросив: — Ну и что ты сказал? — 我一直在想我想再吻你一次, — продолжил Финн, глядя в лицо парня ещё более проникновенным взглядом — таким, с каким смотрят, когда говорят о чём-то важном. — Ты переведёшь мне или нет? — чуть более раздражённо спросил Джон, недовольный тем, что не может понять, что ему говорят. — Вот выучишь китайский и сам переведёшь, — ответил Финн на английском.       Джон мысленно выругался, но вслух лишь ворчливо выдохнул: — Ладно, давай учить. Я весь внимание.       Внимания Джона хватило ненадолго. Со временем он совсем уже вымученно смотрел на иероглифы в учебнике, и Финн решил перестать его мучить. Наверное, он был самым понимающим наставником. И хоть его и печалила отстранённость Джона, отсутствие вовлечённости и тяги к языку, культуре и в целом к жизни, он не пытался подгонять парня, насильно подбадривать, навязывать необходимость этой заинтересованностью как можно скорее обзавестись. Он не считал правильным пинать человека, даже если он остановился. Ведь идти кому-то вперёд или не идти — должно быть полностью добровольным решением. — Юншэн беспокоится о том, что он тебя чем-то обидел, — начал Финн. — Он меня ничем не обидел. — Он сказал, что ты сначала согласился пойти к нему в гости, а перед самым порогом сбежал. — Просто устал, захотел назад… — Джон запнулся, словно пытаясь подобрать правильно объяснение. — Сюда. — Домой? — уточнил Финн. — Да.       Финн задержал на нём чем-то опечаленный взгляд. И Джон задумался об этом слове, повторив его в своей голове: «Домой. У меня есть дом? Это дом Блэйна. И это Финн живёт в доме своего отца, а я живу в доме отца Финна. Это совсем другое. Как я могу звать его своим домом?»

***

      После окончания новогодних праздников в Америке, хоть и Новый год в Китае был ещё впереди, Финн стал чаще отвлекаться на работу, подключаясь удалённо. Он уходил в свою комнату и пропадал там на несколько часов. В такое время Джон оставался в магазине с Блэйном. Выполнял какие-то посильные ему поручения. Пока парень фасовал товары и выставлял их на полках, долго изучая этикетки, написанные иероглифами, прибегая к помощи переводчика или же Блэйна, в магазин вошла клиентка. К слову, бывали периоды затишья, когда клиентов за день приходило очень мало, и сегодня был как раз один из таких дней. Привыкшего к тишине и покою Джона её появление будто бы мгновенно вырвало из некого «транса». Женщина средних лет подошла к нему и заговорила с ним на китайском — как и все китайцы, быстро и бессвязно. Джон завис, не сразу осознал, что она обратилась к нему. Женщина тоже уставилась на него, глядя прямо на парня, в ожидании ответа. Только спустя несколько секунд Джон осознал, что стоит в магазине один. По всей видимости, Блэйн куда-то отошёл. Женщина стала терять терпение, она снова что-то быстро и громко произнесла, её тон стал требовательным и раздражённым. Джон так потерялся, замялся, не зная что делать. В его растерянности появилась даже доля какой-то паники, словно эта милая с виду тётушка может превратиться в огромное страшное чудище и разорвать его в клочья зубами.       На очередное игнорирование её слов женщина разозлилась так, что раздула ноздри и нахмурила брови. Она снова выругалась, всё повышая голос. Из двери выскочил Блэйн, услышавший её недовольства через стену, и сразу же подключился к обслуживанию раздосадованной клиентки. Они оба заговорили на этом самом инопланетянском языке, потому женщина наконец оставила Джона в покое, перестав его пытать. Парень облегчённо выдохнул и сам удивился своей заторможенной реакции. Не так давно он положил в гроб троих довольно сильных своих противников, несмотря на своё физическое бессилие, ничего не страшась. А теперь его напугала какая-то грозная тётушка в магазине, желающая приобрести чая. Это до абсурдности смешно, если задуматься. Словно эта тётушка страшнее Джоанны, Роана и Кейджа вместе взятых.       Совершив покупку, женщина ушла, больше не удостоив Джона взглядом. После чего Блэйн подошёл к парню и с мягкой улыбкой произнёс: — Некоторые клиенты бывают очень нетерпеливы. Надеюсь, она не слишком на тебя наседала? — Она была весьма недовольна, но я всё равно ни слова не понял из того, что она мне сказала. — Думаю, что в данной ситуации это только плюс, — по-доброму усмехнулся мужчина. — В некоторых случаях я тоже не хочу понимать ни слова из того, что мне говорят люди. — Она назвала меня дауном? — с насмешливой ухмылкой спросил Джон. — Она была не настолько груба, какой казалась. Но достаточно сварлива.       Джон не нашёл, что на это сказать, и потому промолчал. Их разговоры с Блэйном всегда были короткими. Джон не очень умел сближаться с малознакомыми людьми, особенно с теми, кто настолько старше, и с теми, кто является родителями его друзей, с которыми он живёт под одной крышей. Рядом с Блэйном Джон испытывал некоторую неловкость. Хоть и Блэйн был очень приятным человеком, и очень крутым отцом, как и всегда отзывался о нём Финн. Джон не привык видеть настолько тёплые отношения между сыном и отцом, ведь сам был лишён родительской любви и заботы. Отношения Финна и Блэйна казались самым настоящим эталоном. И, наверное, по этой самой причине он чувствовал себя здесь лишним. — Осваиваешься потихоньку? — спросил Блэйн. — Не знаю. Сложно сказать. Без Финна я бы здесь не выжил. — Китай такая страна — её надо любить всем сердцем, иначе здесь будет очень трудно. — Этот совет для тех, у кого есть сердце, — отшутился Мёрфи. — Так всегда говорят те, у кого это самое сердце особенно ранимое, — серьёзно ответил Блэйн. — Сделать вид, что его нет — лишь способ хоть как-то его защитить.       Джон призадумался и спросил: — Вы тоже делали вид, что у Вас его нет?       Блэйн взглянул на парня, и тогда Джон осознал, что наверняка задал слишком личный вопрос. Сразу же попытался выкрутиться: — Сердце должно быть очень большое, чтобы в него поместился весь Китай.       Но мужчина ответил на первоначальный вопрос, не смутившись его откровенности: — Было время, и я предпочитал казаться себе закрытым ото всех чувств. Но после осознал, что жизнь становится тяжкой и бессмысленной. С годами я просто стал избирательнее. Всегда найдётся что-то или кто-то, чему или кому стоит открыть своё сердце. Ведь для этого человеку и даны чувства. Чтобы любить. Нужно только сделать правильный выбор. Любить место, в котором находишься; дело, которым занимаешься; людей, которые рядом. Всё сразу, и не зацикливаться на чём-то одном. Мёрфи решился задать Блэйну вопрос, который часто посещал его мысли: — Мне всё было интересно. Почему именно Китай? — Здесь время идёт по-другому.       «Как и для меня», — подумал Джон. — «Но вряд ли Блэйну здесь тоже скучно». — Медленнее или быстрее? — уточнил парень. — Не то и не другое. Просто иначе. Не уверен, что смогу это объяснить. В любом уголке мира можно увидеть красоту, но в некоторых местах её просто замечаешь. Выходя из дома, останавливаешься и замечаешь всё вокруг себя. Хотя в своём родном городе тоже самое просто проходил мимо, весь в делах и заботах, и привык уже так. А в новом месте начинаешь привыкать по-другому, где выстраивается новый порядок, ведь старый в нём не приживается. Так ощущаешь себя там, где обретаешь покой. — Покой, — повторил Джон, задумавшись. — Кажется, что эта страна и покой — вещи несовместимые.       Блэйн улыбнулся: — Да. Первое время так и кажется. А потом привыкаешь к этому ритму. Тогда даже здесь обретаешь покой.       Парень в ответ поделился своим наблюдением: — А Финн, кажется, везде чувствует себя отлично. Что в Америке, что здесь. — Я тоже считаю его человеком мира. Он в любом уголке планеты может чувствовать себя дома. — Вот бы мне такой навык, — со скрытой печалью высказал Мёрфи, обречённо рассматривая ненавистные иероглифы на этикетках. Они, конечно, выглядят красиво и более интересно, чем привычные буквы, но только не тогда, когда их нужно учить. — Это его уникальность, которой, признаться, я и сам немного завидую. Он везде обретёт дом, всюду встретит друзей. Но далеко не каждого человека он пустит в свою семью. Его сердце большое, душевного тепла хватит многим, но большую его часть Финн всегда сбережёт для того, кто является для него особенным.       Джон вдруг смутился от сего поворота разговора. Казалось, они скрытно говорят о чём-то очень откровенном. Не напрямую, сохраняя тактичную вежливость.       «Что Блэйн думает о нас? Финн говорил, что представил меня отцу другом. Но Блэйна не смущает, что мы живём в одной тесной комнате и спим в одной постели? И Финн говорил, что с отцом обсуждает всё откровенно, ничего не утаивает от него», — растерянно обдумывал Джон, не зная как реагировать. — «Надеюсь, Финн не рассказал ему, как мы трахались в его кровати. Пусть и бывшей кровати. Хотя разве место имеет значение?»       Задавать этот вопрос прямо Джон, конечно же, не стал. И так было ясно, что Блэйн знает больше, чем кажется. Или догадывается. Пусть даже теперь между Джоном и Финном сугубо дружеские отношения и ничего больше, но прошлого это не отменяет. И такое прошлое не забывается, всегда оставляет след. Потому что не может человек быть чисто другом, после того, как с ним переспишь. Особенно, если это произошло не так давно.       Блэйн тоже не пытался ничего выяснять напрямую. Они по-прежнему соблюдали границы друг друга, не затрагивая слишком личные темы. Хоть Джону и было бы интересно узнать у Блэйна, как он пережил расставание с женщиной, которую любит столько лет и до сих пор. Но их взаимоотношения не были настолько близки, чтобы Джон мог задавать подобные вопросы. Так же и Блэйну наверняка было немаловажно узнать, как Джон на самом деле относится к его сыну. Но разговор двух тактичных людей вряд ли сможет когда-нибудь перешагнуть за эти рамки.       Несмотря на это, сегодняшний разговор уже стал апогеем откровенности между ними, и даже немного сблизил двух совершенно чужих друг другу людей. Пусть они и жили под одной крышей над головой уже полтора месяца, они мало друг с другом контактировали это время. Для Джона Блэйн оставался лишь отцом Финна. А тема родительства была для него чем-то далёким, непонятным и нежеланным. Он всегда насторожено относился к родителям, даже к чужим. Когда он встречался с Эмори, представлял, что они построят долгие отношения, и что ему однажды придётся знакомиться с её матерью — его это пугало не больше, чем конец света. Ведь он просто не понимал, как с ними взаимодействовать. Он своего-то отца старался избегать. С чужими родителями контактировать хотелось ещё меньше.       Но после знакомства с Блэйном он почти что был готов изменить свою предвзятость. О таком отце, как Блэйн, наверняка мечтает каждый. Джон вспомнил о том, что рассказывала Джоанна об Алексе. Тот ведь тоже был заботливым и участливым отцом. Какое-то время. Но судьба ему выпала тяжёлая. Сломался. Похоронил жену, остался один с маленьким ребёнком на руках, стал принимать наркотики, чтобы облегчить боль. Пусть это не оправдывало его в глазах Джона. Он был слабаком. Но отцом, как оказалось, неплохим. Да и сам Джон сейчас, возможно, не в лучшем положении. Так же сломан, просто не сдаётся. Вечно пытается что-то себе доказать. Идёт напролом, будто кому-то назло. Возможно, себе.

***

      Спустя несколько дней Финн собрался в гости к друзьям и почти силком заставил Джона пойти с ним, а не оставаться в комнате одному. Джон защищался аргументами, что не сможет там ни с кем общаться из-за языкового барьера. Финн парировал тем, что так никогда и не сможет ни с кем общаться, если будет всё время сидеть один в комнате. И добавил, что там будет Юншэн, что Джона нисколько не успокаивало, а даже наоборот. Он вспомнил, как некрасиво сбежал от парня в прошлый раз, а после игнорировал его сообщения. Вскоре Юншэн совсем перестал писать. Сложно после этого будет завести разговор с единственным англоговорящим человеком в компании, кроме Финна. А Финна обычно очень активно отвлекают друзья, перетягивая всё его внимание. Но Джон всё же пошёл вместе с Финном, потому что от него так просто не отделаться. И Мёрфи не хотел, чтобы у кого-либо сложилось впечатление, что он намеренно избегает Юншэна. В особенности, у Финна. Это будет неким проявлением неравнодушности. А Джон очень равнодушен, и он хотел, чтобы все это видели.       Как оказалось, они пришли в гости именно к Юншэну. Джон узнал об этом уже на пороге, когда вспомнил этот дом, а после Юншэн любезно встретил их у двери и впустил в свою квартиру, уже полную народа. — Привет, парни. Вы вовремя, — с улыбкой поприветствовал их Юншэн, не удивившись тому, что Джон тоже пришёл, и в целом не выразив никаких эмоций, кроме радушной вежливости.       Джон почувствовал себя неловко от этой ситуации, бросив в друга беглый злой взгляд, который тот не увидел, отвлёкшись на толпу друзей, что радостно его встречали.       «Какого хрена Финн об этом умолчал? Он это специально?» — мысленно выругался парень.       Складывалось впечатление, что был какой-то праздник. На столе стояли выпивка и множество закусок. Но никто из гостей не сидел за столом, они стояли возле, активно общаясь друг с другом. Они вовлекали в свои разговоры Джона. Финн переводил, что успевал. Они громко хохотали с некоторых ироничных комментариев Джона, которые им также переводил Финн. И Джон улыбался им, чтобы не показаться невежливым. В то же время он часто ловил на себе взгляды Юншэна, который не принимал участия в их разговоре, а лишь отстраненно наблюдал за всеми со стороны. Тот выглядел немного опечаленным, хоть и пытался этого не показывать. В своей собственной квартире казался чужим, нежеланным гостем.       Джону начало казаться, что он ненамеренно стал участником какого-то мыльного спектакля, где ему приходилось играть самую странную роль из всех, что ему могла достаться. Словно он был не там, где должен был. Не в том месте, не в то время, не с теми людьми. Но где было его место, он не знал. Неужели в тесной угрюмой комнате? Даже не в его комнате. Где-нибудь в уголке под кроватью за закрытой дверью, куда не доберется ни одна живая душа, ни луч света. Где были его люди? Даже общение с Финном стало ощущаться иначе. Не так, как раньше. Как будто игра в лучших друзей. Но на самом деле между ними стало много недосказанностей. Или Джон разучился ощущать привязанность к другим людям? Теперь даже к старому другу относится, как к приятелю. Нет, он всё ещё считал Финна своим другом — теперь уже единственным близким другом. Но он не ощущал этого. Будто это просто слова. Или необходимость. Или чёрт знает что. Ему не нравилось это чувство. Но он не знал, как от этого избавиться.       У него ведь всё сейчас хорошо. У него есть спокойная, безопасная жизнь. Ему не нужно бороться, выживать. Поводов для тревоги или уныния больше нет. Он в новой стране, сколько впечатлений можно получать, успевай только ловить. Люди кругом к нему тепло относятся. Юншэн вот даже проявляет симпатию. Финн всегда рядом и готов поддержать. И даже Блэйн принял его почти как родного. Что же Джону, чёрт возьми, не хватает? Почему ему так паршиво здесь? Раньше для этого хотя бы был повод. Множество поводов. А теперь ему хреново и без повода. Просто так. Что он поменял в своей жизни, кроме локации?       Со временем Джон стал уставать от общения, которое он мог понимать только с помощью перевода Финна. Учитывая, что друг не мог всё переводить, ему также было нужно общаться с друзьями, которые казались самыми болтливыми людьми из тех, что Джон когда-либо встречал. Одна из девушек вообще от Финна почти не отходила и чаще других привлекала к себе его внимание. Её недружеский интерес был очевиден, но Финн словно бы этого не замечал, и был с ней мил, как и со всеми, не больше. Джона эта сцена натолкнула на неприятные мысли: «Что если она Финну тоже нравится? Как он вообще с кем-то замутит, если я с ним живу? Куда, в конце концов, он её приведёт, если ласки захочется? Я улетел, чтобы не мешать жить Беллами, теперь мешаю Финну. Это никогда не закончится. Куда бы и с кем я не пошёл, везде буду обузой. А сам я не справлюсь».       Эти размышления добили его и без того безрадостное настроение, и Мёрфи незаметно ускользнул из компании, ушёл в угол комнаты и разместился там на кресле. Стал наблюдать за всем со стороны, но по большей части уходил в свои мысли. Юншэн тоже оставался в стороне, но в другой. И тот не был так далеко от друзей, иногда поддерживал их разговор. К Джону за вечер он так ни разу и не обратился. Даже когда Джон отделился от остальных, Юншэн сделал вид, что этого не заметил. Мёрфи подумал, что так, наверное, даже лучше. Незачем водить человека за нос и давать ему ложные надежды, если таковы у него имеются. Но в то же время, это не могло хоть самую малость не печалить. Юншэн был с ним искренним и милым, никогда не оставлял одного, пытался развлекать разговорами. Но никто не будет пытаться навязываться вечно без ответной отдачи.       Спустя некоторое время к Юншэну подошла девушка — не та, что крутилась возле Финна, другая. Джон их мало отличал друг от друга, в основном ориентировался по одежде. Почему-то девушки в этой компании были особенно сильно похожи, словно были родными сестрами. Одного роста, приблизительно того же веса, причёски отличались незначительно. Девушка слегка наклонилась к Юншэну, чтобы никто не слышал их разговор, что-то сказала. Юншэн непроизвольно бросил беглый взгляд на Джона, но тут же отвёл в сторону, будто не хотел стать замеченным. Джон понял, что они сейчас обсуждают его, и потому не сводил глаз с них, словно так он сможет что-то понять. Юншэн отрицательно покачал головой в ответ девушке, и та положила ему руку на плечо, будто ободряюще. Она что-то ещё сказала, и Юншэн немного скованно, но тепло улыбнулся ей. После девушка вернулась к друзьям, ненадолго взглянув на Джона, пока возвращалась.       Чуть позже к Джону подошёл Финн, попытался втянуть в разговор. Джон отмахнулся, сказал, что позже вернётся. Финн снова вернулся к друзьям. И вот так бестолково тянулся вечер. Джон вдруг предался воспоминаниям о своих друзьях. О том, как они так же зависали у кого-нибудь дома, выпивали, говорили без умолку, играли в настолки и чем только ни занимались. Вспомнил о дискуссиях с Миллером, как тот мог долго о чём-то рассуждать, рассказывать. Слушать его всегда было увлекательно. Тот мог поддержать любую беседу, развить любую тему. А как он умел прорекламировать вещи, что ему нравятся. Стоило только ему рассказать о какой-нибудь стране, где он побывал, так сразу хотелось бежать собирать вещи и вылетать туда же срочным рейсом. А после его рассказа о своём полёте с дельтапланом, даже самый пугливый человек задумается о том, чтобы попробовать.       Октавия — вздорная девчонка, несмотря на идущие года, с ней не соскучишься. Ей точно не сиделось на месте. И она уж точно была первой по выразительности своих эмоций. Если ей было весело, она поднимала настроение всем вокруг и запросто могла бы разжечь самую унылую тусовку. Также она всегда была готова поддержать любую задумку, как например тогда, когда Джон утащил её за собой во двор, чтобы они устроили засаду для друзей, после чего вытащили всех из дома поиграть в снежки и поваляться в снегу.       Атом всегда был пофигистом, любящим ввязаться в опасное приключение и приобщить к нему остальных, не боясь последствий. Став мужем Октавии, он стал чуть поспокойнее и ответственнее, но не стал от этого скучнее. Прибежать на помощь и подбодрить — он всегда первый. Если его не опередит Октавия. В общем, они стоят друг друга.       Монти тоже стал иногда появляться на вечеринках, благодаря Харпер. Но и до неё он всегда принимал гостей у себя дома, и гости ему никогда не мешали, ведь Монти продолжал жить своей жизнью, даже если его маленькая квартира заполонена людьми. Он удивительная личность. Тем, что будучи самым пофигистичным и немногословным человеком, он всё равно притягивал к себе большое количество людей и комфортно чувствовал себя среди них, хоть и на первый взгляд казался одиночкой. Но это было не так. Он просто был своеобразным, но очень приятным парнем. Другом, который никогда не прогонит, в какое бы время суток и по какому поводу к нему не завалишься.       От воспоминаний стало тяжко. Джон осознал, что сильно скучает по ним всем. Никто не сможет ему заменить их. Сейчас он особенно остро ощущал, что находится в другой стране, вдалеке от дома, и он здесь всем чужой, и все ему чужие. Здесь царила совсем не та атмосфера, насколько бы радушно его здесь ни встречали. Всё равно чувствовалось, что их улыбки — лишь пустая вежливость. И это естественно, они чужие друг другу люди. А сблизиться с ними невозможно, да и Джон не то, чтобы горел желанием. — Как дела? — вырвал его из размышлений голос Юншэна, который всё-таки решился подойти.       Джон несколько замялся, не ожидая, что парень с ним заговорит. Попытался собрать мысли в кучу и ответил: — Неплохо. А у тебя? — Неплохо, — повторил Юншэн и сел рядом. — Почему отстранился? — Я-я. — Джон запутался в мыслях, не зная как выкрутиться. — Извини, я был занят. Забегался. А потом было уже поздно отвечать на сообщения. — Я имел в виду ребят, — сказал тот, указав рукой на друзей, что общались. — А, — выдохнул Джон, неловко поджав губы. — Я просто не в теме их разговоров. — И раз зашёл такой разговор, — уверенно начал Юншэн, даже немного строго, по сравнению с тем, как он общался раньше. — Не нужно выдумывать оправдания. Говори, что думаешь. Я не вынуждаю со мной общаться, если ты этого не хочешь. Просто скажи об этом прямо и всё. Зачем всё усложнять? — Прямо? Хорошо. — После чего Мёрфи решил ответить честно: — Я струсил.       Юншэн растерялся от такого ответа: — Я такой страшный? — Нет. Просто у меня свои проблемы. С коммуникацией и доверием. Я не знаю, как это объяснить. Не все вещи в принципе можно объяснить. — Скажи, ты хочешь общаться со мной или нет? — задал требовательный вопрос Юншэн.       «Знал бы ты, насколько сложный вопрос ты задаёшь», — с тяжестью задумался Джон. — «Я ничего не хочу. И мне самому хреново от этого». — Я хочу покурить, — ответил он. И Юншэн отвёл разочарованный взгляд. Джон предложил: — Пойдёшь со мной?       Парень безмолвно согласился, позвав за собой на балкон. С балкона открывался вид на оживлённый ночной город. Они находились довольно высоко, потому температура здесь ощущалась гораздо холоднее, чем на улице. Юншэн заботливо накинул на плечи Джона увесистый тёплый плед. Так было проще, чем бежать ко входу за пальто. Мёрфи прикурил со своей новой зажигалки, которая подавала огонь при лёгком нажатии одной кнопки. Джон шутливо называл её детской, хоть детям зажигалку брать в руки и не положено. — Ты будешь? — предложил Джон парню. — Я не курю. — Извини, что не спросил. Ты не против, что я здесь курю? — Не против, конечно. Ты можешь делать, что хочешь. Моя квартира — не какой-то храм со сводом строгих правил.       Юншэн был не таким весёлым и улыбчивым, каким Джон привык его видеть. По всей видимости, его смущала недосказанность между ними. Джон не знал, о чём заговорить. Роль инициатора разговора Юншэн, видимо, передал ему. До того всё время первым начинающий беседу, тот отрешённо молчал, а Мёрфи не знал, как выкручиваться. Он отвык искать темы для разговора. В последнее время он был молчуном, и люди сами прикапывались к нему, ему нужно было только отвечать или развивать кем-то начатую беседу.       Мёрфи решил спросить о том, что было у него в голове. Других идей не возникало: — Что та девушка говорила с тобой обо мне?       Юншэн сдержанно усмехнулся: — Ты же был далеко, и ты не знаешь китайского, а всё равно прочуял. — Если вы не хотели, чтобы я это заметил, то конспираторы из вас не очень. — Она подбивала меня заговорить с тобой, — прямо ответил Юншэн, рассматривая вид на город. Если раньше во время разговора он не отрывал взгляда от Джона, то сейчас он смотрел куда-угодно, только не на него, и это не осталось незамеченным. — И ты отказался, — констатировал Мёрфи. — Ты игнорировал меня. Я не хотел быть навязчивым. — Но потом передумал? — Что ты хочешь услышать? — спросил Юншэн, всё же решившись посмотреть парню в лицо. — Просто хочу понять «почему»? Разве я недостаточно отталкивающий тип? — Нет, — усмехнулся Юншэн и вытянул улыбку. — Но видно, ты очень стараешься.       Джон хмыкнул, в ответ улыбнувшись, а после затянулся сигаретой. Выдохнув дым в воздух, сменил тему: — Я начинаю подозревать тебя во лжи.       Парень непонимающе нахмурился: — В какой? — Ты говорил тебе нужна практика с носителем английского, хотя сам идеально владеешь языком. — Постоянная практика нужна, чтобы не забывать изученное. — Да, я понимаю. Просто хотел сделать комплимент твоему уровню английского. — У тебя своеобразные комплименты. Почему-то начинаются с обвинения. — Это… — Мёрфи хотел оправдаться, но передумал. Он пристыженно опустил глаза, понимая, что умение наладить общение — не его сильная сторона. — Извини. У меня странный юмор. — Расслабься, я не серьёзно, — с улыбкой успокоил его Юншэн. — Если хочешь, я тоже могу помочь тебе с китайским. — Со мной Финн занимается. — Ну вдруг из меня учитель получше, — ответил парень, всё так же улыбаясь. Он постепенно стал контактнее, стирая принуждённую атмосферу между ними.       Когда они вернулись в квартиру, то разместились в стороне ото всех и продолжили разговоры. Юншэн налил им обоим рисового вина. Джон до этого не знал о существовании такого напитка, а как оказалось, здесь он очень популярен. Юншэн назвал его «желтым вином». Сказал, что вино изготавливается из риса, проса и пшеницы. Джона удовлетворил вкус вина, несмотря на то, что изначально был настроен к нему немного скептично. А когда парень подхмелел, его ещё больше порадовало состояние расслабленности. Общаться стало легче, и разные дурацкие мысли хоть недолго не посещали голову. — Почему ты думаешь о переезде в Америку? — интересовался Джон. — Если у тебя здесь всё и так хорошо. — С чего ты взял, что у меня здесь всё хорошо? — Ну на первый взгляд. У тебя есть работа, ты занимаешься здесь музыкой и развиваешься в этом, хорошая квартира, много друзей. И видно, что ты с ними на одной волне, и всё у вас складно. — Всё так, но мне просто на месте не сидится, — отшутился Юншэн. Но после решил ответить более откровенно: — США меня манит свободой. Китай мне нравится, но он очень строгий, консервативный, даже закостенелый. В компании моих близких друзей мне комфортно, но за её пределами это уже не совсем так. Даже общаться с моей семьёй мне непросто. Слишком много правил и требований. Они всё время давят, и по поводу работы, и по поводу того, что я должен жениться. Но я не нахожу это для себя необходимым.       «Ведь он, в принципе, не рассматривает девушек в качестве спутницы жизни», — пояснил себе Мёрфи. А после заметил, что хоть Юншэн и заинтересован Джоном, он всё равно ни разу не сказал об этом прямо, как и о своей ориентации. И вроде бы он не скрывает, но и не афиширует, не говорит об этом откровенно, а просто пытается вести себя так, чтобы Джон сам обо всём догадался. Намёк с его стороны был лишь один, и тот он сразу же перевёл в шутку. Возможно, Джон бы и не заметил, если бы Финн не спалил своего китайского друга. — И ты планируешь перебираться или пока только раздумываешь об этом? — Планирую. — Когда? — Как закончу университет. — А, ты ещё учишься. — На последнем курсе. — Уже знаешь в какой город? — Думал начать с Нью-Йорка. А там потом будет видно. Меня ещё манит Сан-Франциско. Красивый город. Но теперь и Сиэтл хочется посетить. Интересно увидеть твой город своими глазами. Может, когда-нибудь вместе слетаем. Если захочешь проведать родной город.       Джон несколько помрачнел, но виду не показал. Ему не хотелось сейчас говорить о столь близком прошлом, которое ещё не успело забыться: — Не знаю. Я пока не хочу туда возвращаться. — Вдруг потом захочешь. Соскучишься. У тебя же там есть близкие? — Нет, — сухо отрезал Джон. — Совсем никого? — удивился Юншэн. — Друзья. И больше никого. — Я могу поинтересоваться, почему ты уехал оттуда?       Джон какое-то время тяжело молчал, подбирая ёмкий и наиболее мягкий ответ, желательно без мата и лишней информации. После холодно ответил: — На месте не сидится.       За полночь друзья стали постепенно расходиться по домам, прощаясь друг с другом и с Юншэном. Финн также подошёл к парням и позвал Джона: — Ну что, пойдём?       Юншэн заметно погрустнел, но попытался этого не показать, улыбнулся и тоже обратился к Джону: — Спасибо, что пришёл. Надеюсь, не в последний раз видимся.       Мёрфи задержал на Юншэне долгий, многозначительный взгляд, из-за чего и Финн не отрывал глаз от Джона, ожидая от того хоть какого-то ответа. Юншэн тоже не мог не заметить столь пристального внимания к себе от парня, который всё время держался более холодным и равнодушным, не проявляя ни к чему особой заинтересованности. — Я ещё останусь, — наконец подал голос Джон.       Неожидавший такого ответа Финн уточнил: — Мне идти одному? — Да.       Юншэн с Финном переглянулись. Они оба были удивлены. Но Финн быстрее сообразил, что к чему: — Ладно. Только позвони, как соберёшься домой. Юншэн закажет тебе такси, а я тебя встречу.       «Будто я от такси до дома сам не дойду», — мысленно иронизировал Джон, но не стал вслух пренебрежительно высказываться о его заботе, даже если забота малость чрезмерна. — Всё будет хорошо, — успокоил друга Юншэн. — В этот раз я его одного домой не отпущу.       «Ещё один. Как с ребёнком нянчатся», — недовольно процедил Мёрфи в своей голове, но после выпитого вина он был слишком расслаблен для того, чтобы выразить своё недовольство парням.       В ответ Финн прожёг Юншэна несколько неоднозначным взглядом. Со сдержанным, изо всех сил скрытым раздражением, которое он пытался не показать. Но так ничего больше не ответив, Финн покинул квартиру. Джон с Юншэном остались одни. — Мне показалось, или он сегодня не в духе? — спросил Юншэн. — Не бери в голову, — отмахнулся Джон и протянул парню свой пустой бокал с безмолвной просьбой подлить ещё вина. Юншэн был только рад, он в принципе был приятно удивлён, что Джон остался, и потому светился улыбкой. Разлив вино по бокалам, парень сел рядом и немного призадумался. — Не ожидал, что ты захочешь остаться, — с мягкой улыбкой произнёс Юншэн.       Уже было довольно поздно, возможно у Юншэна завтра есть дела, работа или учёба, а Джон даже не спросил у него разрешения остаться и решил это за него. Но Джона это сейчас не сильно волновало. Что в голову взбрело, то и делал. Да и Юншэн не возражал. Наоборот, казался очень даже довольным.       Спустя недолгое молчание Юншэн предложил: — Хочешь я научу тебя играть в Вэйци? Там несложные правила, но игра увлекательная. — Ты хочешь меня? — бросил внезапным вопросом Джон, перебив парня.       Юншэн тут же забыл, о чём только что говорил, ошарашенно застыв. Весь его вид выражал растерянность и какую-то даже детскую невинность. Он смотрел на Джона, будто ожидая пояснения или же того, что Джон рассмеётся и превратит всё в шутку, но тот молчал с серьёзным выражением лица в ожидании ответа. — Я-я… — неуверенно протянул Юншэн, основательно обдумывая каждое слово, которое намеривался сказать. — То ли я стал забывать все возможные значения английских фраз, но не уверен, что правильно тебя понял. И я сейчас боюсь попасть впросак. — Ты правильно понял. Я спрашиваю про секс, — решительно подталкивал его Мёрфи, который совершенно не выглядел сконфуженным чем-либо, в отличие от Юншэна.       Тот снова завис, будто боясь признаться в этом, как в чём-то постыдном и неправильном. Но под гнётом требующего ответа взглядом парня всё же тихо вымолвил: — Хочу. — Тогда потрахаемся?       На лице Юншэна проступила сдержанная, смущённая улыбка, и тот прокомментировал: — Какой прямой подход. — Ты против? — задавал сухие вопросы Джон, словно на допросе. — Нет, — ответил Юншэн, всё ещё не набравшись уверенности, но не желая упустить момент. — Нет, я не против. — А после, снова смутившись и неловко улыбнувшись, откровенно добавил: — Ты вгоняешь меня в краску. — Только должен предупредить. У меня инвалидность. Доктор говорил, со мной надо проявлять осторожность.       Парень округлил глаза, впав в ещё больший шок внезапным заявлением. Не зная, что на это сказать, промямлил: — Это очень неожиданно. Ты можешь конкретнее объяснить, что с тобой? Я должен понимать это, прежде чем… — О, это не самая возбуждающая история. Не будем сейчас об этом, — равнодушно отмахнулся Мёрфи. — В целом, ты можешь делать со мной, что хочешь. Мне это не так важно.       Не переставая с каждой секундой поражаться всё больше, Юншэн вновь растерялся: — Ты же сейчас шутишь, да?       Джон уже хотел поскорее покончить с этим разговором, потому приблизился к парню и произнёс: — Давай меньше трепаться.       После чего накрыл его губы своими, уверенно целуя его, без излишней робости. Поначалу немного заторможенный Юншэн вскоре включился в процесс, боясь показаться слишком нерешительным.       Оказавшись в спальне, парни стянули с себя одежду, не прекращая ласкать друг друга. Джон не был слишком-то увлечён и не испытывал явного возбуждения, но этого он и не ждал, он просто хотел потрахаться, сблизиться на одну ночь с новым человеком, с которым его не связывает никакое прошлое, о котором едва ли что-то знает и который ничего не знает о нём. Хотелось забыться, расслабиться, провести эту ночь по-другому. Он приехал в этот долбанный Китай, чтобы начать жить как-то иначе, но ровно ничего не происходит «иначе». Всё то же самое, только в другой стране. Секс с новым человеком, конечно, не решит этот вопрос, но может послужить началом, первым шагом, да хоть каким-то шагом. Давно пора шагать, чтобы начать куда-то идти.       Ласки Юншэна были неторопливыми и нежными, приправленные сладостным волнением парня, очаровательной робостью. Он был самым деликатным в страсти человеком в жизни Джона, даже по сравнению с Финном. Джону не хватало от него жёсткости, наглости. Но он понимал, что с его диагнозом об этом можно забыть. Да и странно было бы этого ожидать от Юншэна. Он сдерживал себя от того, чтобы самому не вцепиться в парня крепче, властнее. Всё же они недостаточно близки для этого, Джон не мог быть уверен, что Юншэну такое понравится.       Пока Юншэн надевал на себя презерватив, Джон осмотрел его тело, остановившись взглядом на члене, и мысленно усмехнулся: «О, мне с моим диагнозом как раз такой малыш и подойдёт. Точно буду в безопасности».       После Джон перевернулся на живот, приняв удобную для себя позу. Юншэн мягко прильнул к нему сзади, нежно касаясь его тела, покрывая шею и спину нежными поцелуями. С той же осторожностью парень проник членом внутрь и стал двигаться медленными, плавными толчками. Джон осознал, что его увлечённости процессом не прибавилось, а скорее даже наоборот. Он вообще перестал понимать, нахрена в это ввязался: «Как я должен получить удовольствие, когда он еле двигается, чтобы не навредить мне? Я всё-таки привык к другому».       Спустя пару минут его это совсем стало утомлять. Просто покачивало, убаюкивало, пришлось сдерживать позыв зевоты. «Я сейчас усну», — подумал Джон, но тут же попытался заставить себя взбодриться: — «Не спать. Это его обидит».       Когда Юншэн подключил руки, и стал дрочить Джону, это было приятно. Хоть как-то. Конечно, совсем не то, что Джон испытывал раньше, но при нынешних условиях — уже что-то. Когда всё закончилось, Юншэн свалился рядом, довольно улыбаясь. Джон перевернулся на спину, не разделяя его радости, оставаясь таким же отстранённым.       «Мне даже от секса удовольствия не светит. Ахуеть житуха», — мысленно негодовал Мёрфи, проклиная Роана и Джоанну за оставленный ими подарок в виде инвалидности, с которой жизнь стала ещё более невыносимой, чем была раньше. Хоть его жизнь всегда была не прекрасна, но в ней были хоть какие-то временные удовольствия. Теперь о них можно разве что вспоминать.       Юншэн любовался парнем, нежно поглаживая его ключицы невесомыми касаниями кончиками пальцев. Не взирая на его отстраненность, прошептал: — Ты мне очень нравишься. Я хочу, чтобы ты знал, что мои намерения к тебе серьёзны. Не на одну ночь. — А мои намерения были на одну ночь, так что извини, — сухо высказал Джон.       Улыбка с лица парня пропала, и тот опечаленно задумался: — Я тебе не нравлюсь? — Нет, ты милый. Но я не хочу ни с кем заводить серьёзных отношений.       «Хватит. Переболел этой хернёй. Мне больше никто не нужен. Справлюсь и сам».       Между ними образовалось неловкое молчание, которое Джону абсолютно не мешало, он не испытывал ни сочувствия, ни угрызения совести и каких-либо эмоций. Игнорируя поникший вид парня, нагло спросил: — Слушай, Финна будить уже поздно. Я останусь? — Оставайся, конечно, — ответил Юншэн, после чего лёг на спину и отрешённо посмотрел куда-то в сторону. В скорости он повернулся к парню спиной, якобы намериваясь спать, на деле просто понимая, что в дальнейшем разговоре нет никакого смысла.       К Джону сон не шёл. Он смотрел в потолок, думая обо всём, что случилось и о своём будущем. Из головы всё же не выходило признание Юншэна. Джону давно никто не предлагал отношений. Ну кроме Роана, но его Джон не брал в счёт, ведь не приравнивал Роана к числу потенциальных партнёров и в принципе адекватных людей, чьё предложение можно было бы рассмотреть. Беллами тоже не предлагал, а вынуждал, заставлял, подчинял. И тут первый человек за столько лет, который относится к Джону как к личности, а не как к вещи, предлагает быть вместе, и Джон его грубо отшивает.       «Да и какие отношения со мной можно построить?» — мысленно спорил с собой Мёрфи. — «Разве вот такой вот секс со мной может кому-то долго нравится? Ну первый раз может и прокатит, второй, а на третий раз задолбётся и пойдёт искать варианты получше, с кем не придётся сдерживаться. Секс двух черепах мало кого может устроить. Даже не представляю кого. С Беллами вон у нас был разнообразный страстный секс, какой только можно вообразить, и то он мне изменял. Теперь и подавно, с кем бы я не сошёлся, мне будут изменять или бросать со временем. Так что ну их в задницу — эти отношения. Меня ничего хорошего уже впереди не ждёт».       От этого осознания стало невыносимо горько и пусто. Джон подумал о том, что так может быть всегда, и все его перспективы — остаться одиноким до конца своих дней. У него и так никого нет, так он ещё и никому не может быть нужен. Ну пока молод, кто-то ещё будет возле него вертеться с желанием сблизиться или переспать. Даже если ненадолго, придут другие. А с возрастом не будет даже этого. Люди его возраста к тому времени обзаведутся семьёй, будут брать кредиты на дом побольше, искать школу, возить детей на секции, ходить к семейному психологу. И Финн однажды ввяжется в эту кабалу. Тогда у Джона просто никого не останется. Остаётся разве что встретить асексуала, кто готов на платонические отношения, вероятность чего, безусловно, стремится к нулю. Но Джона самого это мало чем привлекает. Физиологические потребности, по сравнению с прошлым, хоть и поутихли, но не исчезли. Пусть даже тот секс, что ему доступен, ему не шибко нравится.

***

      Вернувшись домой утром, Джон задержался в магазине. Дел у него было немного, потому он быстро справился, и Блэйн отпустил его. После чего Мёрфи поднялся в свою комнату. Финн сидел на кровати, разместив ноутбук на своих коленях, занимаясь делами в своей рабочей программе. Рядом с ним, свернувшись в клубок, спала Иви. Увидев Джона, Финн спросил, не отрывая своего внимания от ноутбука: — Как дела? — Неплохо, если не учитывать похмельное состояние. — Я думал, Юншэн тебя не особо заинтересовал, а ты остался с ним на ночь. — Он… нормальный. — Хороший повод, чтобы переспать с человеком, — усмехнулся Финн, после чего посмотрел на Джона. — Понравилось хоть? — Нет, — прямо ответил парень. — Но это не в нём проблема, а во мне. Из нас двоих я — калека. — Не говори так о себе, — не одобрил Финн, что Джон проигнорировал. Финн как бы невзначай решил напомнить: — Вчера как раз был день влюблённых.       Джон хмыкнул от смеха: — Это иронично. — Разве? По мне так, заниматься сексом в день влюблённых обычное явление. — Мне казалось, этот праздник о любви, а не о том, как совратить бедного парня, а после свалить в закат.       Финн состроил задумчивый вид и уточнил: — Ну ты сейчас точно не о Юншэне говоришь? Он бы не стал совращать, и точно не стал бы после этого сваливать. — Не о нём, — с ироничной улыбкой ответил Джон. — Жестокий ты, — шутливо пожаловался Финн. — Раз вчера был день влюблённых, почему не пошёл на свидание? — внезапно спросил Мёрфи.       Финн не сводил с лица парня проникновенного взгляда, словно хотел что-то донести без использования слов: — С кем? — Не поверю, что не с кем. У тебя тут круг общения пообширней моего, и если даже я нашёл, с кем трахнуться, то и ты при желании нашёл бы. Тем более, что вчера вокруг тебя постоянно тёрлась одна особа. Не говори, что ты не заметил. — Мне это сейчас не особо интересно. — Ты говорил, что тебя не интересуют люди вокруг только, когда ты влюблён.       Финн многозначительно промолчал. Не так, как будто ему нечего сказать. А так, как будто есть, но он не скажет. Он лишь отрешённо ответил: — Значит, не только.       Остаток дня проходил спокойно. Финн работал за ноутбуком, Джон проходил онлайн-уроки китайского языка, иногда спускался к Блэйну чем-то помочь в магазине, Иви спала то в одном углу, то перебиралась в другой. К вечеру Финн закончил с работой и пошёл на кухню готовить ужин, а Иви перебралась к Джону на колени и начала играть со шнурком на его толстовке, пока парень заканчивал последнее задание из учебного раздела. К Иви он уже так привык, что она не мешала, даже когда залазила ему на плечи и спину. Финна это всегда умиляло, и он фотографировал их в таком положении. У него уже должна собраться коллекция фотографий в галерее с Джоном и Иви.       Финн позвал их обоих ужинать. Иви прибежала на кухню вперёд всех и принялась хрустеть кормом у своей миски. Парней на столе ждала фунчоза. Финн принялся за еду, а Джон несколько обречённо посмотрел в свою тарелку, не притрагиваясь к ней. Финн взглянул на друга и спросил: — Ты не голоден? — А мы можем поесть что-нибудь не китайское? — Скучаешь по корням?       Джон не ответил, но и без того было ясно, что ему надоела китайская кухня. Финн сказал: — Можем. Пошли в магазин.       Оставив свой ужин недоеденным, Финн тут же подскочил со стола и потащил Джона за собой.       Парень привёл Джона в специализированный супермаркет продуктов североамериканского континента под названием "Барни". Магазин был небольшой, но и не самый маленький, в нём было несколько отделов. Большую часть занимали продукты, остальное хозтовары и какие-то сувениры. Что сразу бросилось в глаза, так это английские слова на баннерах и на ценниках. Джон наконец-то мог понимать то, о чём написано вокруг. Он и подумать бы не мог, что ему этого так не хватало. Это придавало приятное чувство понятности, возможности самому ориентироваться. Сотрудники магазина были неместные, и все говорили на английском. Как и покупатели, которых было не так много, но всё же они были. Джон просто смотрел на лица, к которым привык в Сиэтле. Финн повёл его вдоль стеллажей, предлагая ему выбирать то, чего ему хочется, и выбирал сам, заполняя тележку. Джон смотрел на привычные продукты, знакомые бренды и упаковки. И даже от этой мелочи внутри у него словно поднималась волна каких-то необъяснимых эмоций, они плескались через край. А ведь он так долго чувствует себя почти что парализованным. Уже и отвык испытывать столько всего.       Мимо прошли две юные девушки, возможно, студентки. Они остановились неподалёку возле одной из полок, и одна сказала другой: — Давай возьмём кленовый сироп? Я испеку панкейки. Как будто дома побываем.       «Они из Канады?» — подумал Джон. — «Это недалеко от Сиэтла».       Мёрфи уже отделился от Финна, бесцельно проходя вдоль стеллажей, не думая о том, что из этого купить, а только лишь рассматривая с щемящей грудь болью. Кто бы мог подумать, что боль может причинить пачка печенья? — Да, мам, — проходящая мимо девушка говорила по телефону. — Я приеду на каникулах, конечно. Я тоже очень соскучилась по всем вам. Передай привет бабушке Марли.       Как же было непривычно слышать родную речь от прохожих. Настолько, что Джона это сейчас завораживало. Он останавливался и смотрел проходящим людям вслед, как их преданная собачка. Хотелось идти за ними, не отставая, чтобы быть рядом, чтобы просто слушать то, что они говорят. Джон не понимал, что с ним. В Сиэтле он был достаточно нелюдим, скрытен и недоверчив по отношению к людям, не любил контактировать с чужаками. Почему же здесь они ему стали так необходимы? — Смотри, это вупи пай, — с восхищением говорил один парень своему приятелю. — Я его в детстве ещё обожал. — А я сейчас душу готов продать за луковые кольца, — ответил тот. — Или даже анальную девственность. — Как будто у тебя есть что-то из этого, — подшутил над ним первый парень и чуть ли не получил за это дружеский подзатыльник.       Джон прохаживался по магазину, словно опьянённый реальностью, что он сейчас поглощает сверх меры, слишком много пропуская через себя. Он чувствовал себя так, словно оказался дома. Совсем на немного. Но стало бесконечно тоскливо от того, что стоит ему выйти за двери этого магазина, как он потеряет это чувство. Его сцепила внутренняя боль, и он не заметил как на глазах проступали слёзы от переизбытка огромного количества эмоций, от чего он слонялся по магазину бездумно, отрешённо, как будто он тронулся умом и едва ли был в себе. — Вам помочь? — обратился к нему сотрудник магазина, немного обеспокоенно рассматривая парня. — Нет. Не надо, — тихо, но уверенно промычал Джон с вымученной болью. — Не надо мне помогать.       Его реакция выглядела слишком странной, и сотрудник не отводил внимательного и растерянного взгляда от парня. Джон отшатнулся от него и побрёл в сторону, будто желая скрыться ото всех из виду, чтобы не видели его таким уязвимым.       Из угла внезапно появился Финн и сразу же подскочил к другу: — Джон, вот ты где. Смотри, что нашёл. — Парень с улыбкой показал какую-то упаковку у себя в руках, но, встретив болезненный взгляд Джона, внезапно помрачнел и встревожился: — Всё хорошо?       Мёрфи вытянул вымученную улыбку сквозь слёзы и качнул головой: — Здесь хорошо. — Его голос дрогнул под тяжестью слёз, что рухнули на его лицо: — Можно я поселюсь в этом супермаркете?       Финн лишь опечаленно смотрел на него. И этой печали в нём было не меньше, чем в Джоне отчаяния.

***

      И хоть казалось, что время течёт медленно и бестолково, всё же наступил март. Как говорят, весна — пора перемен. И Джону оставалось уповать только на это. Он всё надеялся, что сможет примириться со своей новой жизнью, но пока этого так и не происходило. Ему всё так же было тошно, по-прежнему ничего не интересовало, по-прежнему давили тревожные мысли о бесперспективности будущего. Дни были похожи один на другой, и даже прогулки по новым местам будто бы не привносили разнообразия. Вернувшись домой, Джон чувствовал то же опустошение. — Юншэн приглашает в гости, — сказал Финн. — Пойдём? — Так он тебя пригласил в гости. — Нет, он пригласил нас обоих.       «Но позвал через Финна», — с усмешкой подметил Джон. Ему Юншэн с тех пор больше не писал, и Джон думал, что между ними уже стоит окончательная точка, но, как оказалось, не совсем. — В этот раз он решил не собирать всех друзей, — продолжил Финн. — Захотел собраться узким кругом лишь из нас троих — англоговорящих. — Чтобы английский подтягивать? — с иронией высказал Мёрфи. — Вряд ли, — усмехнулся друг. — Скорее повод тебя пригласить. — Неужто у него настолько мало выбора в этой стране? — задал Джон риторический вопрос. — Так что, не пойдём? — уточнил Финн.       Джону было так скучно, что он согласился. Тем более ничего против общения с Юншэном он не имел. Тут больше стоял вопрос, захочет ли Юншэн дальше общаться, но он на этот вопрос уже дал ответ своим приглашением.       Уже поздним вечером парни пришли к нему домой. Юншэн радушно встретил их. Так же, как и в прошлый раз. Никакой принуждённости с его стороны в отношении Джона не ощущалось. Парни сидели в гостиной и пили лёгкое пиво, в котором было не больше 4 градусов крепости. В нём также отсутствовал характерный хмельной запах и горчинка. Джон понял, что в рисовом вине не было ничего необычного, рис китайцы умудрились засунуть везде. Даже в пиво. Финн с Юншэном обсуждали свою обыденность, говорили о работе и недавних событиях. Джон молчал со скучающим выражением лица, слушал их вполуха. Проникнуться беседой и вклиниться в неё он не мог. Даже когда Юншэн рассказал парочку забавных историй, произошедших во время своих концертов, которые Финн оценил смехом, это всё равно не прибавило Джону интереса.       Заметив скуку парня, Юншэн попытался его разговорить: — А ты не хочешь что-нибудь рассказать? — Нет, — ответил Мёрфи.       Ответ заметно расстроил Юншэна, как и безучастность Джона. Финн проследил за одним и за другим, а после придумал повод, чтобы удалиться и оставить парней наедине: — Совсем забыл, что мне нужно было забежать в один магазин, пока он не закрылся. У меня осталось сорок минут, так что я побегу. Позже зайду за Джоном, если будет нужно.       После чего парень поднялся с места, но Джон остановил его неожиданной просьбой: — Финн, останься.       Джон посмотрел на него так, словно очень нуждался в его присутствии. Один только взгляд молил его не оставлять. Не из-за чувства страха, а из искреннего желания. Потому такой просьбе невозможно было отказать. Финн опустился обратно на диван. Юншэн в этот момент не отрывал от них двоих глаз, пытаясь скрыть возникшую ревность. Кажется, он только сейчас стал подозревать, что их отношения не столь однозначны.       Спустя недолгое, неловкое молчание Юншэн стал предлагать поиграть в настольные игры, но все варианты Джон отметал. Тогда он него последовал естественный вопрос, во что бы Джон был не против поиграть?       Вытянув интригующую паузу, он ответил: — Правда или действие. — Ты задумал какую-то провокацию? — усмехнулся Финн. — Я так похож на провокатора? — Обычно люди, предлагающие эту игру во взрослом возрасте, мотивированы лишь одной целью — провокацией. — Я не против, — подал голос Юншэн. — Эта игра сближает. — Как видишь, Юншэн не боится играть со мной в эту игру. Что настораживает тебя? — спросил Джон у друга. — Ничего не настораживает. Если так хочешь, давай играть. — Мы, наверное, слишком трезвы для этой игры, — с улыбкой сказал Юншэн. — Так даже интереснее, — ответил Мёрфи, выглядевший сейчас как змей-искуситель, точно задумавший что-то неладное. На самом деле, Финн был прав. У Джона были мысли о том, чтобы вывести парней на откровенность их помыслов и взглянуть, что из этого может получится. От пресности, бесцветности своей жизни, от полного опустошения эмоционального фона столь долгое время Джону порой хотелось вздёрнуться или натворить что-то из разряда вон выходящее. Он всегда сдерживал эти желания, но раз предоставилась такая возможность, не стал от неё отказываться. Ему нужна была искра, чтобы разжечь пожар, чтобы устроить взрыв.       Поначалу парни разогревались, задавали друг другу хоть и личные, но тактичные вопросы. Джон придерживался той же тактике. У него и не было желания копаться в их сокровенных тайнах, он хотел, чтобы они открылись сами. — Ты бы хотел завести ребёнка? — спросил Юншэн у Финна. — Ну я люблю детей. На данный момент я не чувствую необходимости в том, чтобы становиться отцом. Но в будущем возможно. Готов даже на усыновление, если со своим не заладится.       «М-да, не с теми я затеял игру. Они бы ещё котят начали обсуждать», — недовольно подумал Джон.       На вопрос Юншэну, ради чего бы он был готов отказаться от переезда из страны, парень ответил: — Если бы начал встречаться с человеком, который был бы к этому не готов. — После он украдкой глянул на Джона, но тут же робко отвёл взгляд.       Когда настал черёд Финна задавать вопрос Джону, он спросил: — Ты думаешь о том, чтобы вернуться в Сиэтл? — Нет, — коротко ответил тот.       Следующим задавать вопрос должен был Юншэн, но Джон выбрал действие, в ожидании хоть какого-то движа. Юншэн, пытаясь побороть своё волнение, решился задать самый волнующий его вопрос: — Ты пойдёшь со мной на свидание? — Это действие, которое я должен выполнить? — Не должен. Если ты хочешь. — Я сейчас не отвечаю на вопрос, а выполняю действие, — напомнил Мёрфи и потребовал ответа: — Так я должен идти с тобой на свидание? — Нет, прости. Я должен был… — нерешительно замямлил парень с провинившимся видом. — Мне не стоило это вплетать в игру.       Джон усмехнулся краем губ, глядя на парня, и игриво произнёс: — Зачем тратить время на свидание, если можно пропустить этот ненужный этап?       После чего он аккуратно, плавно склонился к парню ближе, прильнул к нему и поцеловал его в губы. Юншэн растерялся от неожиданной выходки Джона, смутился из-за присутствия Финна, но не стал отстраняться, мягко поддался навстречу. Джон тоже не спешил разрывать поцелуй, ласковым касанием руки провёл по его шее, целуя непрерывно, неторопливо, с нежностью и вызовом. Провёл кончиком языка по его нижней губе, от чего Юншэн нетерпеливо вздрогнул. Джон дерзко провоцировал и соблазнял его так, словно в комнате никого больше нет. Если бы он вёл себя так с Беллами или Роаном, то вмиг бы оказался без одежды и задыхался от чужого напористого языка во рту, прижатый к кровати и не способный больше контролировать ситуацию, но Юншэн — парень очень правильный, потому как бы ему не было трудно сдерживать своё возбуждение, он не позволял себе ничего лишнего, помня о присутствии Финна. В это время Финн смотрел на них двоих, ожидая, когда это закончится, но ему уже начало казаться, что это не собирается заканчиваться. Джон становился только всё откровеннее в своих ласках. Будто вот-вот, и они начнут срывать друг с друга одежду.       Вскоре Финн не выдержал и позвал парня: — Джон. Мёрфи разорвал поцелуй, не отстраняясь от Юншэна, и бросил взгляд на друга. — Зачем я здесь? — спросил Финн.       Он не понимал, зачем Джон попросил его не уходить, если планировал переспать с Юншэном. А взгляд Джона, не имеющий ни капли смущения и робости, говорил о том, что парень полностью осознаёт, что он делает и зачем. Ничего не ответив, он отсел от Юншэна и приблизился к Финну. Джон перекинул ногу через него и сел к нему на колени, обхватив парня бёдрами с двух сторон. Финн не отрывал от него настороженного взгляда, но удивлённым не выглядел, хотя наверняка он не мог найти объяснение происходящему. Джон коснулся его лица руками и мягко поцеловал в губы. На поцелуй Финн не ответил, но Джона это не смутило. Юншэн сидел рядом и смотрел на них, крайне ошарашенный, разочарованный.       Финн мягко вырвался из поцелуя, отведя лицо в сторону, и попытался остановить парня: — Джон.       Но это не сработало. Мёрфи чуть опустился, стал целовать его шею, и Финн утратил решимость сопротивляться. Они с Юншэном встретились взглядами, будто выражая сочувствие друг другу. Юншэн выглядел особенно расстроенным. Финн же был только озадаченным странным поведением Джона.       Не прерывая поцелуя, Джон протянул руку к Юншэну, взял того за запястье и переместил его ладонь себе на бедро. Юншэн повиновался, оставаясь растерянным. Он словно не мог противиться Джону, цепляясь за любое проявление внимания с его стороны. Мёрфи оторвался от Финна и резво притянул к себе Юншэна, вцепившись в его податливые губы. Джон целовал парня, продолжая сидеть на Финне, касаясь рукой его плеча. Какое-то время Финн не вмешивался, глядя на них, будто оценивая, как далеко это зайдёт. Но скоро сознал, что это не игра и не манипуляция. Джон вернулся к Финну, теперь так же не отпуская рук Юншэна, притянув того к себе. Юншэн обнял парня со спины и целовал его шею, а Джон тем временем потянулся за поцелуем к Финну, наблюдающим это всё прямо перед собой.       Финн выдохнул ему прямо в губы: — Пойдём поговорим. — Потом поговорим, — отказал Джон и прильнул к его лицу, лизнув нижнюю губу парня. — Нам нужно кое-что обсудить прямо сейчас, — настоял Финн. — Наедине. — У меня сейчас не то настроение, чтобы уединяться, — усмехнулся в ответ Мёрфи.       Тогда Финн прижал его к себе поплотнее, подцепил и поднялся, неся парня на себе на кухню. Джон не стал сопротивляться, зная, что сил на это у него всё равно не хватит, а выглядеть истерично сейчас было не к месту. Он позволил Финну себя унести, но это всё же вызвало в нём раздражение. Он ведь не какая-то вещь, которую можно перемещать по чужому усмотрению.       Оказавшись на кухне, Финн поставил Джона на пол и закрыл дверь, чтобы отгородиться от Юншэна в соседней комнате. После чего сразу задал вопрос: — Зачем ты это делаешь? — Не делай вид, что ты не понимаешь, зачем я это делаю, — со злой, коварной иронией высказал Джон. — Тебе ведь это не нужно. — Ты так решил? — парировал парень строго и бесцеремонно. — Пытаешься что-то заглушить? Это не поможет тебе. — Напомни, когда я говорил, что нуждаюсь в терапии неквалифицированного специалиста? — Я не пытаюсь быть тебе психотерапевтом. Я твой друг, — напомнил Финн максимально деликатным тоном, не ведясь на раздражение парня. — Друг, которого ты только что пытался совратить на секс втроём. — Друг, — Мёрфи хмыкнул со злой насмешкой и выпалил: — Какой ты мне друг? Мы трахались. — Что это меняет? — Как минимум, наши взаимоотношения. Мы перестали быть друзьями с тех пор, как ты трахнул меня на кровати своих родителей. Мы только делаем вид, будто всё ещё друзья.       Финн был разочарован таким ответом, но оставался таким же сдержанным и спокойным: — Для меня это не так. — Только что-то ты не очень возражал, когда я только что целовал тебя. — Мне нужно было отпихнуть тебя силой? Я не считаю это правильным. — Ты такой правильный, услужливый, — с презрением говорил Джон. Злость сочилась из него, как яд. Будто кто-то вскрыл копившуюся все эти месяцы злость, и теперь Джон не мог контролировать эту вспышку ярости. Он, не задумываясь, продолжал стрелять словами на поражение: — Со всеми пытаешься быть хорошим мальчиком. Всем пытаешься быть другом. Даже Беллами. Несмотря на то, что переспал со мной, и знал, как ему будет от этого больно. И ты всё равно набивался к нему в друзья. — Мы с Беллами не друзья. Просто я поддержал его в тяжёлый период его жизни. — Вот именно. Ты всех готов поддержать. Даже того, кто тебя ненавидит. Нахрен оно тебе надо? — злостно процедил Джон, будто упрекая в этом парня. — Это вызывает у тебя негативные эмоции? — Хватит со мной говорить, как с психом! — выкрикнул Джон с бешеными глазами. — Не нужно лезть мне в голову и пытаться меня лечить. Ты вечно рвёшься всем помочь. Да лучше бы ты себе помог! Со своей жизнью для начала бы разобрался! Таскался много лет за девчонкой, которая тебя отшила. А теперь за мной будешь таскаться? Ты не видишь, что ты мне не нужен? Я вообще всех ненавижу. Включая тебя. Всех!       Финн, видя его стеклянные глаза, его неготовность к разговору, а только нападать, замолчал, с тоской глядя на него. Говорить с Джоном сейчас было бессмысленно. Он видел только плохое — везде и во всём. И любое самое доброе слово готов отбивать с особой жестокостью, видя угрозу. Получив от Финна только понурое молчание, Джон вышел из комнаты обратно в гостиную.       Как только он вышел, Юншэн, взволнованно бродивший по комнате, подскочил к нему, какой-то перепуганный и провинившийся, попытался оправдываться: — Джон. Я тут думал и-и… понял, что не могу так, прости…       Джон молча выслушивал его и выглядел злым. Не из-за того, что говорил Юншэн — тот его больше не интересовал. А после разговора с Финном. Но Юншэн принял это на свой счёт и ещё больше занервничал: — Это не совсем то, чего я хочу… Я хочу быть вдвоём, а не так. — После Юншэн взглянул на Финна, стоящего позади Джона, и дополнил: — И по всей видимости, Финн хочет того же самого. — Ну так оставайтесь вдвоём. Не буду вам мешать, — раздражённо процедил Джон, взмахнув рукой, и уверенно направился на выход из квартиры. Его никто не остановил.

***

      Несмотря на позднее время, людей на улицах стало только больше. Городу, который с наступлением темноты загорается миллионами огней и красок, чуждо одиночество и опустошение в любое время суток. В отличие от него, Джон чувствовал себя ровно наоборот. И тем более здесь, среди тысячи незнакомых людей и улиц, словно на чужой планете остался совсем один. Парню было так тошно. Словно все негативные эмоции, которые были глубоко зарыты внутри, прятавшиеся за полным безразличием ко всему, нахлынули на него разом в одночасье. Это казалось настолько невыносимым, что просто хотелось идти прямиком к реке, в которой он мечтал утопиться. Ничего иного не хотелось. Это было так странно — столько всего пережить, выбраться из тяжёлых передряг, вынести всё то дерьмо, которое казалось невозможно вынести, и после этого суметь сбежать от прошлой жизни в новое место, где он планировал начать всё с чистого листа, но всё, к чему по итогу он смог прийти — суицид.       Парень пробирался через толпу людей, где люди шли так плотно друг к другу, некоторые цепляли его плечом, пытаясь протиснуться. Никто его не замечал, словно он невидимка. Хотя он часто привлекал к себе внимание местных своей отличающейся от них внешностью, но в такой плотной толпе никто друг на друга не обращал внимания. Вынырнув из потока, он пошёл по менее оживлённой улице. Он не знал, куда идёт. И не мог знать, ведь ещё не ориентировался в этом городе. Шёл бесцельно. Ему было всё равно, куда он придёт и чем закончится эта ночь. Ведь чтобы ни произошло и куда бы он ни пришёл, его встретит лишь ад, который с ним всегда, следует по пятам и не отходит ни на шаг. Джон осознал, что не может себя спасти. Может только добить. Хотелось уже наконец дойти до своего финала. Ведь казалось он уже пережил за свою жизнь всё, что можно было пережить, и там дальше уже ничего не осталось. Только конец.       По пути встретился какой-то бар сомнительной наружности. Джон понял, что это бар по громкой музыке и неоновой вывеске в виде коктейля, но никак не по надписи иероглифами. Парень зашёл внутрь, готовый пропить все свои деньги со счёта, который, к слову, имел ещё круглую сумму. Джону некогда и не на что было потратить свои деньги, заработанные незаконным путём. И вот пришёл их черёд. От встречи с Роаном ему достались деньги на алкоголь. Вот уж ради чего стоило переломать себе жизнь в хлам. Джон зашёл в бар, ткнул на первое попавшееся название в меню бармену, ведь всё было написано только на китайском. Ему подали что-то крепкое в стакане, но что это Джон так и не смог понять. Он проводил время сам с собой, выпивая, стараясь не думать ни о чём. Финн не пытался его найти или дозвониться. Джон этого и не ждал после всего, что наговорил ему.       Нахлынули совсем тяжёлые мысли, воспоминания. Ему так хотелось выйти из этого бара и вернуться в свою квартиру в Сиэтле, которую он так ненавидел, но сейчас она ему казалась самым райским, самым желанным местом на земле. Ему бы просто увидеть те стены, ту улицу из окна, ту чёртову тусклую лампочку на кухне и частенько капающий кран. От этих воспоминаний боль вгрызлась в сердце острющими клыками.       «Какой же ты слабак», — ругал себя Джон. — «Ты же бежал оттуда, чтобы начать другую жизнь, а теперь ноешь, хочешь назад. Снова в своё болото. Перед тобой открыты все дороги, новые горизонты, куча возможностей, но ты опять всё просираешь. Считал, что стал крутым, изменился, но всё такой же — нытик и размазня, слабак и трус. И снова ненавидишь себя, хотя уже уходил от этого, но вновь вернулся к тому же, с чего начинал».       Эти гадкие мысли не тонули в алкоголе, лишь питались им и крепли, а потом начинали питаться Джоном. Парень был в себе разочарован. Ожидал от себя уверенности, мотивированности всё изменить. Ожидал силы и жёсткости, что после всего пережитого, его уже ничем не сломить. Но не произошло ровным счётом ничего, и он снова на самом дне. Ничего плохого за это время с ним не случилось, но он сам у себя случился. Глупо было ожидать иного? Ведь куда бы он ни шёл, он возьмёт с собой себя.       Его одиночество было потревожено вероломным вмешательством. Какая-то незнакомая китаянка позвала его, потом схватила за руку и потащила за собой. Джон, мало что соображая из-за своего состояния, просто пошёл за ней. Она уволокла его в туалет. Не заходя в кабинку, прямо возле раковин, она вжала его в стену и стала целовать его. Джон растерялся. Они ведь даже не поговорили, хоть они и не смогли бы друг друга понять, но она даже не попыталась, перед тем как совратить его. Джон решил, что это представительница древнейшей профессии. Её поведение натолкнуло на эти мысли. Тогда он решил отмазаться от неё тем, что у него нет денег. Стал вспоминать нужные слова, кое-как произнёс, как смог, может и напортачил с грамматикой, но слова «деньги» и «нет» прозвучали. Хоть что-то за это время он всё же выучил. После чего девушка достала пачку юаней и засунула ему в передний карман штанов.       «Что?» — удивился сбитый с толку парень. — «Как быстро всё поменялось. Теперь проститутка — это я».       Финн хоть и предупреждал, что некоторые будут быстро клевать на его необычную внешность, но Джон и подумать бы не мог, что настолько быстро, и что его будут утаскивать в туалет и готовы будут платить за секс. И это женщины. Что тогда ожидать от мужчин?       Китаянка целовала его откровенно и требовательно, забираясь руками под кофту, проводя по коже острыми коготками. У Джона было совершенно неподходящее настроение, он сомневался, что у него вообще может встать. Хотя кто знает, может этой даме этого и не нужно. От неё уже можно ожидать, чего угодно. Но парень был так потерян и абсолютно бездействовал. Никогда не попадал в подобные ситуации с девушками и не знал, как реагировать. А может, он и сам надеялся, что ей удастся разбудить в нём какую-то страсть. Хотя бы благодаря нестандартной ситуации. Ему хотелось спрятать свою внутреннюю боль, отделаться от неё любыми способами. И если эта девушка ему в этом поможет, он будет даже готов быть её шлюхой.       В какой-то момент кто-то вошёл в туалет, потревожив их уединение. Джон встрепенулся от звука открывающейся двери и шагов, но китаянка ничего даже не заметила, она продолжала нагло целовать его шею и лапать его под одеждой. Парню было неловко от появления свидетеля, но ему некуда было деться. В туалет уже вошёл мужчина, проходящий спокойной, уверенной походкой, словно никого не замечая. Джону показалось, что он здесь единственный, кто замечает всё и всех.       «Мы вроде бы зашли в женский туалет», — вдруг подумал Джон, так же подмечая, что здесь нет писсуаров, а значит наверняка они находились именно в женском туалете. Тогда зачем сюда зашёл мужчина? Его не тащила сюда ненасытная дама, как Джона. Приглядевшись, Мёрфи заметил в нём что-то знакомое. Его причёска, походка — всё что-то напоминало. Это происходило в доли секунд, но Джон всё видел будто в замедленном времени, он и сам был заторможенный, только мозг работал быстро, ловя каждую деталь на лету и анализируя. Когда мужчина оказался у стены напротив них, он остановился, и Джон не отрывал от него своего взгляда, чувствуя что-то неладное. Этот мужчина зашёл сюда целенаправленно ради них. Чтобы посмотреть? Или зачем? У Джона заколотилось сердце от тревоги и страха. Неужели он попал в ловушку? Неужели это никогда и нигде не закончится?       Мужчина выровнялся, встав напротив, и показал своё лицо. Джон почти что окаменел, потеряв дар речи, и все свои судорожные мысли и чувства. Потерял способность вообще что-то осмысливать и понимать. Сердце как будто перестало биться. Само время словно остановилось. На него смотрела пара чёрных глаз, пронзающих ледяным взглядом. Перед ним стоял Беллами и смотрел ему прямо в глаза, будто больше ничего не замечая вокруг себя. Его взгляд был бесчувственный, почти неживой, только, как всегда, проникающий куда-то глубоко под кожу. Мёрфи и не думал, как тот его нашёл, и что он вообще здесь делает. Он не мог отвести от Блейка глаз, как загипнотизированный. Уже и не обращал внимания на девушку, что его целовала, даже забыл о ней. Но потом Беллами взглянул на неё, обозначив её присутствие, и Джону пришлось вспомнить о ней. Беллами вернул свой взгляд на Джона, но теперь наполненный острой болью. И Джону вдруг стало стыдно, словно он делал что-то непростительное, неправильное.       Дрогнувшим от тяжести вины голосом Мёрфи едва ли слышно прошептал, глядя Беллами в глаза: — Прости.       И в это извинение он вкладывал гораздо большее, чем вину за то, что его целует незнакомая девушка. Он просил прощения за всю ту боль, что причинил ему. За то, чему в принципе не было прощения.       Девушка, заметившая его безучастность и отрешённость, оторвалась от соблазнения и посмотрела на него. Увидела, как Джон устремил взгляд в сторону, не обращая на неё никакого внимания, и стала ругаться на китайском, а после вытащила из его кармана свою пачку наличных и обиженно выскочила из туалета. Всё это время Джон с Беллами неотрывно смотрели друг другу глаза в глаза. Говорили глазами больше, чем могли бы донести словами, и не решались заговорить. Джон надеялся, что Блейк хоть что-нибудь произнесёт. Хотя бы слово. Он ведь всегда мог найти, что сказать. А Джон не мог. Он запутался во всём. И всё что ему было нужно — одно слово из уст Беллами. Какое бы оно ни было. Любое было бы важным. Одно слово его могло бы спасти или добить. И Джон готов был принять любой исход. Только бы больше не мучиться.       Но Беллами решил поступить так же, как Джон поступил с ним. Не дать ему того, что он так сильно желает, жестоко уничтожить его надежду, вырвать из груди его сердце и раскрошить прямо у него на глазах. Блейк достал тот самый карманный нож, который когда-то подарил Джону, из кармана своего пальто и полоснул себе по горлу. Из тонкой полоски пореза потекла тёмно-красная кровь. И в этот момент Джону казалось, что он сам задыхается. С глаз мгновенно хлынули слёзы, с болью вырвавшиеся будто из груди. Беллами на глазах потерял осознанность во взгляде и медленно стёк по стене на пол, пока кровь хлестала из его горла самым страшным водопадом. Прибитый спиной к стене Мёрфи точно так же скатился вниз, не отрывая глаз от Беллами. Слёзы нещадно душили его, и он едва ли мог пошевелиться. Сделав усилия над собой, Джон подполз к Блейку на четвереньках и взял его за руку. Та так быстро стала холодной. Пульса не было. А веки были закрыты, Джон не мог больше увидеть его чёрных глаз. Никогда не сможет.       Джон скрутился под очередным спазмом рыданий, опустился лицом к его руке и поцеловал холодную ладонь. После чего уже не мог подняться, он завалился на пол совсем рядом, не отпуская его руки, и остался лежать в луже его крови.       Когда спустя энное время Джона настигло эмоциональное опустошение, едва ли что-то соображая, он шёл по улице, как запрограммированный. Его разум и тело словно ему не принадлежали. Двигаясь резко и уверенно, он шёл через полную людьми улицу, разрезая пространство убийственным взглядом, растрёпанный, измазанный в крови. Прохожие бросали на него испуганные взгляды и тут же расступались перед ним. Джон рассекал улицу без преград, расчищая дорогу перед собой одним только своим видом. Огромное количество людей боялось его словно бы это он — толпа. Джон никогда ещё не ощущал себя настолько сильным в своей беспомощности, настолько опасным, вооружённым в своей безоружности.

***

      Джон проснулся в доме Блэйна на своей кровати в верхней одежде. В окно заглядывал свет дневного солнца. Финна в комнате не было. Мёрфи не мог вспомнить, как он оказался здесь и что происходило после случившегося в туалете бара. Последнее, о чём он помнил, как держал руку Беллами, а после — смутно — дорогу, как люди его сторонились. Состояние было как во время похмелья, хоть он и не успел много выпить в баре. Парень стянул с себя пальто и снял ботинки. Сразу же принялся убирать после себя комнату, а после посетил душ и привёл в порядок уже себя.       Гнетущие мысли заставляли возвращаться во вчерашний вечер вновь и вновь. Сначала срыв. Зачем-то он сорвался на Финна за то, что тот просто хотел помочь. Наговорил ему тех слов, которые тот, в общем-то, не заслужил. И это Джону кое о ком напомнило:       « — Если ты ещё не понял, Джон, то я не пытаюсь тобой заменить Луну. Ты здесь не в качестве моей девушки или повара. Так что не влезай туда, куда тебя не просят. Я не люблю тебя, Джон. И не нуждаюсь в твоей заботе или ласке. Прими одну простую истину, постель в этом доме — это твоё место. Не надо ничего выдумывать, подражать кому-то и наводить здесь свои порядки. Не давай больше, чем мне от тебя нужно. Потому что мне это нахер не надо. — Я всего лишь предложил тебе ужин».       Вспомнив о Беллами, в памяти тут же всплыли ужасающие картины вчерашней ночи. Джону хотелось сейчас же позвонить Октавии и узнать, всё ли у них в порядке. Но в Сиэтле была глубокая ночь. И он был уверен, случись что-то важное, Октавия сообщила бы ему об этом сама. Это вроде как немного успокаивало. Но сейчас середина марта, а она связывалась с ним в последний раз только в феврале, больше месяца назад. И это уже не успокаивало.       Джон напомнил себе, что не должен беспокоиться о том, что происходит в Сиэтле. Это его прошлое. Оно не должно волновать его, тянуть назад. Не должно больше его касаться. Но, как оказалось, прошлое не так просто от себя оторвать. Как бы далеко он не уехал, куда бы не спрятался, дом из сердца выбросить невозможно. В чужом месте потребность в «доме» только возросла. Ведь всё, что Джон так ненавидел в Сиэтле, сейчас стало ценным, нужным, желанным. Каждая улица, хранящая не самые приятные воспоминания. Квартира, оставшаяся от отца, ставшая для Джона обителью тоски и одиночества. И если ему было так плохо в Сиэтле, почему переехав в Китай, Джон стал так скучать по родному городу?       «Мне так паршиво в месте, где у меня всё в порядке, и я хочу назад. Я всё-таки мазохист?»       До этого момента Мёрфи боялся признаться себе, что хочет назад. Не позволял себе даже думать об этом. Теперь уже это было невозможно скрывать. Джон надеялся, что привыкнет к новому месту и новой жизни, но прошло почти три месяца с тех пор, как он прилетел в Китай, и за это время эта страна не перестала быть чужой.       Пока парень размышлял, сидя на кровати, опираясь спиной о стену, к нему присоединился Финн, зашедший в комнату и севший рядом. Друг молча изучал Джона взглядом, будто пытаясь прочесть его. А Джон не знал, о чём начать разговор, и стоит ли оправдываться — это будет довольно глупо. После сказанного вчерашним вечером, Джон ждал от Финна только пинка под зад из этого дома. И Мёрфи не стал бы его переубеждать. — Тебе здесь плохо? — спросил Финн, спустя недолгое молчание. — Мне везде плохо. — Потому что внутри тебя сидит злоба. Тебе нужно выпустить её. — Я на терапии? — раздражённо огрызнулся Джон. — Может ещё заставишь меня читать текст по листочку?       Финн помолчал некоторое время, задумавшись. После резко встал и отошёл к столу, что-то быстро написав на листе, вернулся к парню и протянул ему лист со словами: — Ну только если один.       Джон взял листок из его рук и прочитал короткое послание крупным размашистым почерком: «Не все люди в этом мире хотят причинить тебе боль. Есть и те, кто хочет тебе помочь». Этот незамысловатый текст заставил Джона лучше понять всё происходящее. Почему-то, когда то же самое ему произносят устно, хочется лишь защищаться, а как только Джон прочитал это на листе бумаги, только тогда обрёл осмысленность. Осознал, что, как дворовой, побитый жизнью пёс, бросается на людей. На всех без разбору. Понял, пока не разгребёт это дерьмо, не сможет выбраться в ту самую «новую жизнь». А он всё только бежит. Куда бежит? Ведь его тень следует за ним, куда бы он ни бежал, а значит от неё нужно не бежать, с ней следует подружиться. Он тянул за собой тяжёлое молчание, и Финн лишь покорно ждал, когда тот сам захочет говорить. Спустя пару минут это произошло. Мёрфи высвободил свои мысли, позволил себе быть таким откровенным, каким очень давно не был: — Казалось бы, всё закончилось. Всё осталось позади, а мне стало только хуёвей. И теперь мне хуёво не потому, что меня пытаются уничтожить, а просто так. Потому что я сам себя пытаюсь уничтожить. Я будто вывернулся наизнанку, стал таким же, как они все. Я сделал всё, чтобы убили Еву, потому что её смерть была мне выгодна. Из-за меня жестоко убили Роана, он задыхался у меня на глазах, а я просто смотрел на это, в предвкушении того момента, когда его вдох станет последним. Я убедил Джоанну отравить себя, смотрел как она извивается в предсмертных конвульсиях. Я повесил Кейджа — из мести, из личной неприязни, из желания сломать его. Я использовал людей, невзирая на их чувства ко мне, на их тёплое отношение, я использовал их, чтобы защитить себя. Я отвергал снова и снова всех, кто меня любит, потому что чувствовал себя слабым рядом с ними, потому что опять же хотел лишь защитить себя. Даже Беллами теперь со мной не тягаться. Он просто невинный одуванчик, хоть нимб ему на голову вешай.       Финн не нашёл слов, слишком поражённый тем, что только что узнал о друге. Он не понимал, как это осмысливать, но стал лучше понимать состояние Джона, почему он так изменился и почему его так ломает. — Ты столько раз прощал его за всё, а себя простить не в силах? — спросил Финн. — Я уже давно понял его и простил. — Но ты отверг его и не хочешь видеть. Этим ты наказываешь не его, а себя? — Я себя не могу вернуть, — дрогнувшим от тяжёлой безысходности голосом признался Джон. — Не могу стать собой. Теперь я могу только разрушать, и я не хочу разрушать его. — Я думаю, без него ты себя никогда не вернёшь.       От этих слов Мёрфи только больше поник. Попытался возразить: — Хочешь сказать, что опять вся моя жизнь зависит от него? — А что твоя жизнь значит сейчас? Ты же её терпеть не можешь. Ты ненавидишь себя и всё вокруг. И он так жил. Он всё это на своей шкуре испробовал. Только ненависть таилась за напускной чёрствостью и силой. Только при виде тебя его ненависть теряла над ним контроль. — Что ты хочешь? — выдохнул Джон с выжатым смирением. — Чтобы я вернулся к нему? — Чтобы ты обрёл дом. Либо здесь, либо там. Я готов принять любое твое решение, если оно сделает тебя счастливым. — Что, если мне нигде больше не быть счастливым? — прохрипел парень едва ли слышно. Слова так трудно ему давались. — И дома у меня нигде нет. — Ты через столько прошёл, Джон, — настойчиво доносил Финн уверенно и твёрдо. — Ты не можешь после этого просто зарыться и дожидаться смерти. Иначе вся эта борьба не имела смысла. Неужели ты боролся не за то, чтобы жить, а за то, чтобы вот так доживать свои дни? У тебя ведь ещё целая жизнь впереди, а ты уже себе могилу вырыл и сидишь в ней.       Мёрфи закрыл глаза на пару секунд, протяжно выдохнул, с силой заставляя себя вновь открыть глаза. — Ты прав, — произнёс Джон. — В общем-то, как и всегда. А я, ты знаешь, пизжу направо и налево. Так что… Я наговорил херни вчера. — Я знаю, — безмятежно ответил Финн, даже немного усмехнувшись. — Не настолько я слеп, чтобы не разбираться в человеческих эмоциях, и не понимать, что такое настоящая ненависть. — Не помню, как добрался до дома. Я сам пришёл? — Нет. Я ждал тебя пол ночи, после пошёл на поиски. Но долго искать не пришлось. Как я и предполагал, нашёл тебя возле «Барни». Этот супермаркет неплохо так тебя притягивает. Вот и появился ориентир по поиску тебя.       Мёрфи не ожидал, что его туда могло занести, и сам недоумевал, как нашёл путь до этого магазина: — Что я там делал? — Сидел на пороге. Магазин в такое время закрыт. Ты был в странном состоянии. Говорил мне: «Это не моя кровь», хотя я не понимал, о чём ты, никакой крови не было. — На это Джон многозначительно промолчал. Финн внимательно вгляделся в него и предположил: — Вернулись галлюцинации? — Нет, — ответил Джон, намеренно утаивая правду. Финн заподозрил его в неискренности, но не стал давить. Мёрфи, думая о своём, сменил тему: — Ты сказал, что готов принять любое моё решение, что я должен обрести дом. Ты, правда, всё ещё не против того, чтобы я жил с тобой? После всего… — После чего? — Ты знаешь. Не заставляй меня всё это перечислять. — То, что у тебя характер не для слабонервных, я знал всегда, — усмехнулся Финн, превращая всё в шутку. — Так что с моей стороны было бы глупо пугаться или закатывать истерики. Я знал, на что подписался.       Джон расценил это как не самое лестное замечание в свой адрес, но и возразить не мог. Это была правда. И стоило задуматься над этим. Ведь он был таким не всегда. Когда он был счастлив, всё было иначе. Друзья обычно говорили о том, что он лучший человек. А теперь вот его характер «не для слабонервных». Кажется, когда Джон решил изменить свою жизнь, он свернул не туда. Изменить-то её получилось, но, отнюдь, не в хорошую сторону.       Заметив задумчивый вид парня, Финн подметил: — Тебе, правда, стоит покопаться в своей голове и ещё раз всё для себя решить. Теперь уже окончательно. А я не буду тебе мешать.       Друг собрался оставить Джона одного, но остановился у двери и решил дополнить: — Кстати, Луна с Рейвен помолвлены. Я разузнал у Рейвен, Луна ей изменила с какой-то подружкой в тюрьме. Но Рейвен смогла её простить, и они теперь обе счастливы вместе. Они очень рады, что преодолели все трудности, от которых их союз стал только крепче. Джону не понравилось то, к чему тот клонит, и он беззлобно осадил друга: — Финн. — Я ни на что не намекаю, — игриво воскликнул Финн с хитрой улыбкой, выходя из комнаты. — Ни в коем случае.       Оставшись в комнате один, Джон ещё глубже погряз в своих мыслях. Они засасывали его в круговорот бесконечных вопросов о том, что ему делать дальше. Ничего не хотелось решать. Перспектива зарыться и дожидаться смерти, что обрисовал ему Финн, нравилась ему гораздо больше. Жестокая война осталась за плечами, он победил всех дементоров, что пришли по его душу, и вышел из неё живым. Но почему-то живым себя он не ощущал. Словно душу из него всё же вытащили. Джону самому стало страшно вспоминать всё то, что пришлось пережить, все эти кровопролития, насилие, смерти. Так много было этого дерьма в его жизни. И так мало поистине спокойных, счастливых дней. Неужели так больше никогда не будет?       Джон вспомнил прощание с Беллами, которое, в общем-то, так и не состоялось, ведь Джон не стал с ним прощаться. Он думал, так будет проще, но это было не так. Теперь он мог вспоминать разве что спонтанный поцелуй в Рождественскую ночь и их последний разговор в комнате, пока Джон собирал вещи.       Внезапно кое-о-чём вспомнив Джон подошёл к столу, открыл полку и достал книгу, в которую убрал конверт. Парень некоторое время держал его в руке, вспоминая слова Беллами: «Я бы посоветовал тебе его открыть, если собьёшься с пути, если будет паршиво. А если ты будешь счастлив, то можешь никогда не открывать».       Само осознание, что Диксон оставил ему письмо, будоражило и без того больную фантазию. Спустя столько времени прилетел «привет» из прошлого. Сложно было понять, как к этому относиться. И чтобы это наконец понять, Джон достал письмо из конверта и развернул его:       «Здравствуй, Джон. Я очень надеюсь, что ты всё-таки читаешь это письмо и не выбросил его. Я очень многое не успел тебе сказать. К сожалению, наши беседы были очень редкими. Но я никогда не забуду тот разговор, перед которым мне пришлось лишиться твоего расположения. Мне было очень трудно сделать этот шаг, но мне пришлось. Мне ужасно не хотелось поступать с тобой так, и я буду вечно нести ответ за то, что сделал. Я сказал тебе, что всё уже мной предусмотрено. Что все твои действия и даже мысли уже были мной предрешены. Но это была маленькая необходимая ложь. Я и вправду всё предусмотрел, но только не тебя. Я не могу знать, как ты будешь действовать. Я уже однажды сказал, чем ты отличаешься от других. Ты чётко чувствуешь границу между тем, кем пытаешься казаться, и тем, кто ты есть на самом деле. Именно поэтому тебя просчитать нельзя. А я и не хотел бы делать из тебя марионетку. Ты способен изменить свою жизнь по своему усмотрению. Но куда бы ты ни повернул, чтобы ни сделал, мой план сработает, и ты выберешься из всего этого дерьма, ты увидишь, что не все в этом мире хотят тебя растоптать. Я этого уж точно не хочу. Я всегда был за тебя, и всегда буду. Помни об этом, когда останешься один. Если ты читаешь это письмо, то я уже мёртв. Знай, что я об этом не жалею, если это всё-таки спасёт тебя. Изменения всегда несут за собой глобальные жертвы. И я действительно готов пожертвовать ВСЕМ, чтобы изменить твою жизнь. Ты сам когда-то пытался понять, как всё поменять. Помнишь, мы сидели в баре и говорили? Ты не знал, что тебе делать, чтобы стать важным. Я дал тебе совет, к которому ты не прислушался. «Отдавай много и исчезни. Дай человеку, что ему необходимо, и уйди. Пусть он почувствует, как ему тяжко без тебя». Ты сказал: «Со мной не сработает». А я теперь говорю, это уже сработало. Я сделал для этого всё. Ты говорил, что ты ничего не значишь, но я докажу тебе обратное. Это я никогда ни для кого не был значим, но смотри, что я могу, как сильно я могу всё поменять. Я знаю, что ты не согласен с выбранными мною методами. Ты считаешь их слишком жестокими. Потому я сделаю всё за тебя. Несмотря на то, что ты меня возненавидишь, возможно никогда не поймёшь и не простишь. Но я готов пойти на это, если это сделает твою жизнь лучше. Пусть и не сразу. Вначале тебе будет очень трудно. Но я уверен, ты справишься. Ты меня всегда восхищал своей стойкостью. Ты способен дарить свет, находясь в темноте. Даже будучи тысячи раз разбитым и уничтоженным, ты находишь в себе силы, чтобы думать о ближнем. Миру, полному озлобленности и равнодушия, ты готов подарить любовь. Но не думай, что ты болен или странен. Больны те люди, которые тебя не замечают. Их душа чахнет в потёмках, и они готовы загубить и твою. И я сделаю всё, если надо умру, но я не позволю им погасить этот ценный свет внутри тебя».       Все мысли встали в ступор. Джон не знал, как осмыслить прочитанный текст. Откликом стали лишь чувства смятения и боли. Парень заплакал. Тихо, но горько. Это письмо из прошлого вспороло старые раны напоминанием о том, каким он был. И пусть он не был тогда доволен своей жизнью, но всё же он был собой, он что-то чувствовал, любил, ненавидел, падал и вставал. А последние месяцы он был никем. Был ледяной глыбой, стеной, бесстрастностью, беззвучием. Прочитав это письмо, Джон только теперь увидел разницу, масштаб развернувшейся пропасти между прошлым собой и теперешним. Осознал, что всё у него раньше было в порядке, просто он неправильно видел мир и себя. Он мог жить по-другому уже тогда, и для этого не нужно было улетать в Гуанчжоу. — Наконец-то я дождался того момента, когда ты перестанешь меня ненавидеть и защищаться от меня, — произнёс голос Диксона, который материализовался перед ним и сел рядом. — Когда сможешь понять, что я часть тебя. Когда сможешь принять эту часть, даже несмотря на все её слабости и несовершенства. Но эта часть любит тебя. Я хочу, чтобы и ты смог полюбить себя. Даже таким, какой ты есть сейчас. Наделавший много ошибок. В этой борьбе ты потерял самое главное. Но в твоих силах это вновь обрести. Ты же всегда мечтал о том, от чего сейчас самовольно отказываешься. Ты сотворил то, что считал невозможным. Из жертвы обстоятельств ты превратился в того, кто подчиняет любые обстоятельства и сам диктует условия. Это именно то, чего я всегда хотел для тебя. Пусть даже путь к спасению был очень тяжёлым. Но тот путь, который ведёт на вершину, всегда тяжёл. И вы оба преодолели этот путь.       «Оба?» — споткнулся об эту мысль Джон. Он понимал, кого имеет в виду Диксон. Хотя это же не Диксон. Он сам себе говорит об этом.       Но у него не было возможности как следует поразмыслить над этим, как Джон услышал другой голос позади себя. — Привет, — разнеслось по комнате голосом старого друга, что сразу же отозвалось болью в сердце. Джон повернулся и взглянул на Джаспера. Всё того же шестнадцатилетнего вздорного мальчишку, а не того, кого он видел в последний раз — ослабшего, выцветающего на глазах.       Мёрфи вытянул печальную улыбку сквозь ком слёз и тихо выронил: — Я так скучаю по тебе, Джасп. — У тебя теперь есть новый друг, — напомнил ему Джаспер. — Тебя никто не заменит. — Его тоже. — Финна? — уточнил Джон. На что Джаспер неторопливо покачал головой с многозначительным взглядом. Джон обречённо опустил глаза, осознавая, что разговор пойдёт о самом болезненном. — Ты помнишь мои последние слова? — спросил друг.       Джон помнил так, словно слышал их вчера. Ведь, когда близкий человек умирает на твоих глазах, каждое сказанное им слово не забывается: «Если вдруг тебя кто-то предаст, не спеши с выводами. Помоги ему всё исправить. Ведь совсем не факт, что ему похуй на тебя, может быть он просто ошибся. Даже если тебе будет очень хреново, попробуй дать ему шанс. Вдруг он просто дебил, как я, но совсем неплохой». — Кажется, я давал ему уже много шансов.       Джаспер чуть приблизился и положил руку ему на плечо, произнеся: — Дай теперь шанс себе.       И тут Джон осознал, что совсем неплохой «дебил», который просто ошибся — это он сам. И он должен помочь себе всё исправить. Голоса Финна, Диксона и Джаспера будто бы слились воедино и каждый из них твердил о том, что Джону пора заново возродиться.

27.2. Возвращение домой.

      Человеческая психика порой кажется довольно хрупкой вещью. Нервный срыв может произойти даже из-за каких-то неурядиц на работе или простого переутомления. Финансовые трудности или развод могут довести даже до суицидальных мыслей. Каждый хотя бы раз в своей жизни с этим сталкивался. Но на самом деле психика человека до невероятности сильная, человек сам не осознаёт насколько. Она столько способна выдержать. Тот, кто ещё вчера висел на волоске от смерти, кто был вдребезги разбит, кто потерял всё и сам хотел умереть, сегодня живёт той же обыденной жизнью. Готовит завтрак с утра и варит кофе, спешит на работу, думает о том, как обустроить дом или что подарить племяннице на день рождения. Человек — существо всесильное. Иногда его тело и разум дают сбои, но если он это переживёт, то его жизнь пойдёт дальше своим чередом, как ни в чём не бывало. Конечно же, у любой психики есть резерв, и он неизменно заполняется. Всё, что удалось пережить, оседает внутри тяжёлыми камнями, и приходится носить этот груз с собой. А в какой-то момент места может больше и не хватить. Часто это заканчивается трагично. Но даже тогда человек не обречён. В любой момент он может как будто переродиться. Остановиться у самой грани между жизнью и смертью, и всё-таки не упасть. Это как, когда персонаж с иссякшей энергией и жизнью не погибает только потому, что игра заглючила.       Так и закончилась смерть, а после начался апрель. Мир начал постепенно оживать и приобретать краски. Как только в воздухе запахло весной, даже двигаться стало проще. Сам кислород, пропахнувший чуть распустившейся зеленью, с каждым вдохом насыщал лёгкой дозой эндорфинов, которая притупляла боль, всё ещё ощутимую при каждом неосторожном движении. Но не только приход весны отвлекал от насущного, но и назойливые звонки друга. — Ты там как? Живой? Не помер ещё? — Очень смешно, Атом. Если бы существовал конкурс по самым уёбищным приколам, ты бы там был вне конкуренции, — сухим бесстрастным тоном проговорил Беллами, заводя машину. — Это резонный вопрос, — не согласился с другом Атом. — Ведь, как свинья везде грязь найдёт, так и ты недоброжелателей. Вдруг, пока ты до офиса на работу ехал, снова кого-то убивали, насиловали, грабили. А ты свой супергеройский костюм дома забыл. Вот и пришлось своими силами как-то справляться. — Ты что-то более конкретное хотел сказать или позвонил, чтобы просто поглумиться? — А ты меняй направление в сторону моего дома, я тебе лично скажу, чего хотел. — Давай в другой раз? — устало проговорил Блейк. — Сегодня был напряжённый день на работе. И дел ещё по горло. — Нет, приезжай сейчас. Разговор есть. — И мы не можем это обсудить по телефону? — язвительно усмехнулся Беллами. — Или ты собрался со мной расстаться? — Да приедь ты хоть на несколько минут! Ну что случится, армагеддон? — эмоционально возмутился Атом. — Ещё упрашивать должен! — Всё, не тарахти, — процедил Блейк, скривившись от громкого визга из телефона. — Сейчас приеду.       Беллами сбросил звонок и поехал в сторону дома Атома. Хоть это была и не лучшая идея. Ведь там к нему прицепится Октавия и так скоро его не отпустит, а у Беллами, и правда, было немало работы. Сестра просто атаковывала своими вниманием и волнением после нападения, которое произошло около полутора месяца назад. Потеряв много крови, Беллами четыре дня не приходил в себя и находился в реанимации. Когда очнулся, был этому не сильно рад. Но видимо, у судьбы на него ещё были какие-то планы. Одним из этих планов, видимо, стало последующее заражение, которое задержало его ещё в больнице. Октавию и Атома Блейк попросил никому не распространяться о случившемся нападении, и тем более не писать об этом Джону или Финну. Конечно, остальные близкие друзья уже знали и навещали его. Даже Луна приехала навестить. У Беллами в тот момент, на удивление, было игривое настроение, потому он даже напросился на свадьбу. Луна с радостью согласилась, пусть у неё ещё не было запланированной даты. Они пообщались как старые друзья, а Беллами и не знал, что умеет дружить с бывшими. Также его навестил Ноэль, благодарил за спасение. От него Беллами узнал, что тот уголовник выжил и снова угодил в тюрьму за попытку изнасилования и нанесения тяжкого вреда здоровью. Атом с Октавией очень помогли Ноэлю в судебном разбирательстве, а так как у виновного и так полный список судимостей, сел он очень легко и надолго. Беллами с Ноэлем неплохо пообщались и условились, что ещё как-нибудь встретятся, когда первого выпишут из больницы. Так что Беллами не только приобретал «старых» друзей, но и новых.       Как ни странно, после того как Блейк выжил после ранения, что-то в нём изменилось. Он стал ощущать себя по-другому — спокойнее, смиреннее. Те муки от потери, неразделённой любви и одиночества перестали на него наседать. Беллами не стал равнодушным, нельзя сказать, что ему стало легко, но он и не тонул в беспросветной душевной боли, как раньше. Он всё воспринимал, как данность. Как то, что должно было случиться. Он даже стал строить планы на будущее. Тоже задумался о переезде. Вдруг это крутое решение для того, чтобы начать жизнь с чистого листа. Решил, что стоит попробовать переехать в Австралию летом. Но это было не импульсивное решение, не попытка сбежать от реальности. Просто желание перемен. Пока Беллами надумал пожить там временно, а после решить, хочет остаться там или же вернуться назад. По работе ему всё равно часто придётся прилетать в Сиэтл. Так что прямо кардинальная перемена его вряд ли ждёт.       Несколько дней назад он обсуждал переезд с Ноэлем. Они встречались в баре, а после заехали к Беллами домой, стояли на веранде и курили. — А меня возьмёшь с собой? — спрашивал Ноэль. — Ты можешь прилетать в гости. — Всегда мечтал побывать в Австралии. — Чтобы посмотреть на кенгуру? — усмехнулся Блейк. — Может, мне нравятся огромные ядовитые пауки и змеи, — в ответ отшутился парень. — Тогда и тебе стоит задуматься о переезде. — Предлагаешь мне жить с тобой? — уточнил он, игриво приподняв бровь.       Беллами вытянул улыбку и сделал глубокую затяжку с сигареты: — У меня ещё не было друзей, которые меня пытались бы клеить. — Со многими из них ты переспал? — с насмешкой спросил Ноэль.       Блейк хмыкнул: — И то верно. — Ты можешь воспринимать это как шуточные заигрывания, ну или можешь воспринимать серьёзно. На твой выбор. — Да люди всегда сами выбирают своё восприятие. Одно и то же событие воспринимают как «конец света» или же «новое начало». Одно и то же чувство — как любовь или ненависть. Вообще жизнь свою можно вертеть, как захочется. Нихрена не меняется, только угол обзора. — Это просветление пришло к тебе после удара ножом в живот? — без издёвки спросил Ноэль. — Отчасти, — задумавшись, ответил Блейк. — А ты как себя чувствуешь после случившегося? — Просто моему психотерапевту прибавилось ещё больше работы. И так в башке пиздеца хватало. — После Ноэль поразил своим откровением: — Я когда-то в психушке лежал. После попытки самоубийства.       Беллами с тяжестью задумался над его признанием и уточнил: — Это было после нашей встречи? — Это было ещё до того, как мы потрахались. Я тогда как раз не так давно из дурки вышел. А на вечеринке попался ты под кайфом. Мне надо было отвлечься, поразвлекаться, а ты лёгкая мишень. Под кайфом никто не против снимать с себя штаны. — С твоей внешностью такие заковыристые методы тебе и не нужны. — Ого. И кто ещё кого здесь клеит? — шуточно воскликнул Ноэль, и Беллами в ответ рассмеялся.       А вот Атома новость о его ближайших планах не сильно обрадовала. Так же, где-то с неделю назад, они болтали, сидя в домашней обстановке наедине. — Мы тоже с Октавией переедем. Куда-нибудь в Африку, — с ироничным воодушевлением произнёс Атом. — Нет, надо подальше. Может, в Аргентину. Раз такая тенденция пошла. — Ну не начинай, — с улыбкой успокаивал его Блейк. — Просто мне нужно начать куда-то двигаться. Для этого нужно обзавестись желаниями и целями. Потому и хочу погрузиться в другую обстановку, другие условия. Я не говорю, что улетаю навсегда, но на неопределённое время. А там видно будет. — Как склеишь там какую-нибудь австралийку или австралийца, и домой потом хрен загонишь. — Я не на поиски романтики туда отправляюсь. Пока хочу научиться жить один. — А ты ещё не научился? — усмехнулся Атом. — За девять месяцев.       Беллами только осознал, что уже прошло девять месяцев с момента расставания. С тех пор и вся жизнь перевернулась вверх дном. А ведь в самом начале Блейк был уверен, что ему удастся всё исправить. — Не совсем, — ответил Беллами. — Всё это время я рассчитывал вернуть отношения, помимо последних трёх месяцев, а значит к жизни одному не был готов. — Трахался ты когда последний раз? — Ну-у… — Блейку пришлось напрячь память. — Тогда, после своего дня рождения. Те самые полтора месяца бесконечной ебли со всеми вокруг. Тебе же тогда больше всех не нравился мой образ жизни. — То есть больше полугода назад? — Получается так. И я уже даже не помню с кем у меня был последний секс. — Кто бы мог подумать, что у тебя настанет такой период, — печально усмехнулся Атом. — Да, я сам в ахере. В кого я превратился? Может, старость? — усмехнулся над собой Беллами. — Что у вас с Ноэлем? Вы просто приятели, или ты больше не хочешь связываться с девушками? Но после случившегося с Джоанной, понять можно. Я бы на твоём месте тоже стал бояться женщин. — После всего случившегося я сделал вывод, что опасаться нужно вообще всех, — ответил Блейк, вытянув неискреннюю улыбку. — Почему ты заинтересовался Ноэлем? — Ну вы всё-таки переспали. — В наркотическом состоянии.       Атом тут же оспорил: — Это не отменяет того факта, что твой член был в его заднице, а теперь вы общаетесь. — Я не имею привычки считать друзьями тех, с кем трахался, — сказал Беллами, тем самым бросив камень в огород Джона. — И вряд ли бы мы с Ноэлем сейчас общались, если бы не то нападение, которое нас немного сблизило. Но пока что мне комфортно общение с ним в дружеском формате. Когда буду готов к отношениям, может это и изменится. Я не могу сейчас об этом рассуждать. — Значит, ты посматриваешь на него, так?       Блейк попытался найти более подходящее объяснение, задумался над этим и объяснил, как смог: — Скажем так. Я не буду утверждать, что моё будущее с Ноэлем точно невозможно, или что он мне не нравится или не подходит. Пока я не готов кого-то подпускать близко. Как только буду готов, есть вероятность, что это будет Ноэль. Но только вероятность. Сам понимаешь. В таком вопросе нельзя быть ни в чём уверенным.       Друг тяжело задумался. Недолго помолчав, поделился своей мыслью: — Сложно представить тебя с каким-то пацаном. Не с Джоном.       Беллами это тоже заставило выдержать паузу из-за накатившей тоски. Но ответил он ровным голосом: — Мне тоже.       Между друзьями образовалась тишина. Они подняли тему, которую следовало бы избегать, ведь после непросто перейти к тривиальным обсуждениям. И тогда Беллами решил сгладить ситуацию, поделившись недавно обретённым осознанием: — Но я понял, что так даже лучше. В новых отношениях у меня будет какой-то шанс. С Джоном уже вряд ли бы что-то могло получится. Это как склеивать разбитую чашку и пробовать пить из неё чай, который всё равно будет проливаться. Наверное, проще будет с тем, с кем я ещё не облажался, и перед кем не надо замаливать свои ошибки, которые даже если можно простить, но забыть — нет. С кем-то другим нужно просто не облажаться вновь. — Слишком грустно всё это. Давай не будем, — недовольно высказал Атом, загруженный. Казалось, друг всё ещё не мог смириться с их расставанием, когда даже Беллами смирился. И этот человек когда-то не мог понять, как Беллами умудрился переспать с парнем, и не мог поверить, что из этого выйдет что-то серьёзное. Теперь же Атом впервые так искренне переживал за отношения своего друга, когда раньше об этом вообще не заморачивался. С кем там Беллами встречается, с кем расстается — его это не особо волновало. А вот с Джоном было не так. — Я понял, что стоит отдавать себе отчёт в том, что ничего не бывает вечным, — добавил Беллами. — Всё когда-то заканчивается. Даже если очень не хочешь, чтобы это заканчивалось. И к этому просто нужно быть готовым.       Направляясь к дому Атома, Беллами размышлял о чём таком важном Атому не терпелось поговорить. Когда у него было что-то срочное для обсуждения, друг сам к нему приезжал, где бы Беллами не был. Хоть на работу без предварительного созвона заявлялся. Беллами стал перебирать все возможные поводы в голове, зачем-то.       «Что если Октавия беременна? И они хотят вдвоём поделиться этой новостью», — парня застала неожиданная мысль. Но это была очень сомнительная теория. — «Хотя это было бы странно. Октавия говорила, что не планирует детей. Да и она студентка ещё. Куда ей?»       Но всё же эта мысль не давала покоя. Беллами невольно стал развивать её, представлять, если бы вдруг это оказалось правдой: «Это стало бы единственной приятной новостью за последнее время. Я уже даже как-то отвык от приятных новостей».       В то же время он задумался о том, что в таком бы случае пришлось бы повременить с переездом или вовсе от него отказаться. Ведь Беллами бы хотел провести этот период вместе с сестрой и встретить нового члена семьи. От мысли о том, что он мог бы стать дядей и нянчиться с ребёнком своей сестры, стало даже как-то теплее на душе.       «А ведь если бы Луна не села в тюрьму, я бы мог уже быть отцом. Мы ведь планировали», — вспомнилось парню. — «Но теперь Луна женится, а я учусь жить один».       И всё же перспектива стать дядей ему нравилась больше, чем стать отцом. Свои дети — слишком большая ответственность. И хоть Беллами не из тех, кто боится ответственности, но только не тогда, когда это касается отцовства. А вот племянник или племянница — это круто.       «Кажется, пора остановиться фантазировать о том, что сам себе надумал», — притормозил своё разбушевавшееся воображение Блейк.       Беллами подъехал к дому друга. Атом встретил его в гостиной один, без жены. Светлая просторная комната была щедро освещена солнечными лучами, хоть и дело близилось к вечеру. В доме было очень тихо. — Где Октавия? — На лекции ещё, — ответил друг, затем предложил сесть на диван. — Но ты располагайся. — О чём ты хотел поговорить? — поторопил его Беллами, который не хотел надолго задерживаться. — Как настроение? — поинтересовался с безмятежной ребяческой улыбкой Атом, будто издеваясь. — Вот прямо сейчас стало хреновым, — недовольно процедил сквозь зубы Блейк. — Ты за этим меня позвал? — Конечно, — не унимался ухмыляться парень. — Очень хотелось тебя побесить. А то слишком спокойно тебе живётся в последнее время. — Атом, ты когда вырастишь уже? — выпалил раздражённый Беллами. — Привет, Белл, — послышался со спины голос Джона.       Блейк замер на месте и не спешил оборачиваться. Он прекрасно осознавал, что слышит его голос наяву, и что Джон действительно стоит за его спиной. На лице Беллами не отображалось никаких эмоций, хоть и его сердце сжалось от напряжения и вновь всколыхнувшей в нём боли. Беллами будто бы даже не хотел разворачиваться и видеть парня, ведь тогда ему снова будет очень больно и тяжело, а он только-только пытался привыкать к его отсутствию, пытался учиться жить без него. Теперь придётся всё заново? Зачем он прилетел? Сковырнуть затягивающиеся раны? Напомнить о себе и снова свалить? Беллами был совсем не рад этой встрече и проклинал всё на свете за то, что это сейчас происходит.       Атом заметил напряжённость момента и неожиданную реакцию Блейка, потому не стал ничего говорить и просто ушёл, оставив их наедине. А Джон слышал, как бешено бьётся его сердце. Он стоял на месте в ожидании того, когда Беллами обернётся и взглянет на него, когда заговорит с ним. Но казалось, он уже ждёт вечность. Словно Беллами решил отомстить ему и проигнорировать его, сделать вид, что его не существует. Это было бы справедливо. Но и очень больно.       Наконец Беллами медленно развернулся к парню лицом и заставил себя взглянуть на него. Смотрел на его лицо с несколько секунд в раздирающем молчании, а после сухо произнёс: — Привет.       И дальше ничего не последовало. Беллами не стал ничего спрашивать или говорить. В его глазах Джон встретил только холод. Тот самый холод, какой Джон давно не видел от него по отношению к себе. В мыслях с болью пронеслось: «Я убил твою любовь?» Но он боялся это спрашивать вслух. И вообще обо всём боялся спрашивать. Молчание затянулось на некоторое время, и Джон понял, что если не начнёт разговор первым, Беллами этого не сделает за него. Но Мёрфи не знал, с чего начать, о чём заговорить. Всё, что он сейчас скажет, будет выглядеть нелепо. После их прощания иначе быть не может.       Джон нервно закусил губу, хоть и старался выглядеть спокойным и уверенным. Спросил первое, что пришло в голову: — Как ты? — Нормально, — всё тем же ровным тоном ответил Беллами, не выражая никаких эмоций. И больше ничего не сказал.       Джон уже осознал, насколько глупой была его затея. Он представлял себе этот разговор, и в его представлениях всё было иначе, и говорил он там красочно, очень проникновенно, а на деле и двух слов связать не мог. От нервов во рту пересохло, он трусился, сжимал руки, чтобы скрыть дрожь, и слова из себя вытянуть не мог.       Молчание снова затянулось, и в этот раз его решил прервать Блейк, тем самым, сам не ведая, спасая Джона от этой пытки над ним тишиной: — Давно ты прилетел? — Сегодня утром. — Как погода в Китае? — буднично поинтересовался Беллами, этим вопросом словно подчёркивая всю принуждённость диалога двух далёких знакомых людей, будто он встретил бывшего одноклассника, с которым завязывает диалог чисто из вежливости, а не интереса. Они так любили друг друга и глубоко изранили, ему точно плевать на то, какая в Китае погода.       Мёрфи, скрывая своё сожаление, выдавил из себя тихое: — Тепло.       Беллами не отводил от него равнодушного (с виду) взгляда, хоть и мечтал уже закончить этот пустой разговор и поскорее свалить из этого дома, чтобы не смотреть на Джона слишком долго, не привыкать, не потерять контроль и не позволить чувствам взять над ним вверх. — Нравится там? — спросил Блейк. — Сложно привыкнуть. Другая обстановка. — Со временем станет привычной. Надолго здесь? — Не знаю, — Джону очень сложно давались слова и он прилагал усилия, чтобы голос его не дрожал. Говорить с Беллами было ещё труднее, чем он себе предполагал. Ведь тот казался таким равнодушным, а Джону нужно было стать перед ним очень откровенным, но его стопорило то, что он видел, насколько Беллами это не нужно. — Не хочу возвращаться туда, — продолжил Мёрфи, а после попытался как-то разрядить обстановку, отшутиться, пусть и с очень скованной, слабой улыбкой: — Мне не понравилось есть палочками. — Подарить тебе столовые приборы? — холодно предложил Беллами.       Даже жалкое подобие улыбки на лице парня стёрлось. Джон обжёгся о его слова, уже едва ли стоял на ногах от напряжения: — Ты хочешь, чтобы я улетел? — Какая разница, чего хочу я? Твоя жизнь — ты ею распоряжаешься. — Я-я… — И здесь Джон уже не мог скрывать подлинные эмоции, к горлу подступил ком, сделал его голос сдавленным, тяжёлым, а глаза заблестели от слёз. — Я очень хреново ею распоряжаюсь. — На это ты тоже имеешь право, — равнодушно ответил Беллами. Джон обессиленно опустил глаза, заставляя себя собраться. Излишние эмоции сейчас ему не помощники. Ему нужна решимость, настойчивость, даже дерзость.       Зацепившись за заминку, Беллами решил, что обсуждать им больше нечего, и пора воспользоваться шансом, чтобы улизнуть. Ведь самому уже было слишком тяжко стоять перед ним каменной глыбой и усмирять свои чувства: — Не стану задерживать тебя. Думаю, вам есть, что обсудить с Атомом и Октавией.       Беллами собрался уйти, и Джон с испугом осознал, что теряет свой единственный шанс на этот разговор. Он ведь летел сюда не к Атому и Октавии. И как бы ни было сложно, он должен был что-то сделать, как-то задержать Беллами. Ему надо было собраться и начать говорить. — Подожди, — остановил его Мёрфи. — Я хотел поговорить с тобой.       Блейк вновь развернулся к парню лицом и спросил: — О чём?       Снова ступор. Джон не понимал, как ему начать. Боялся. Ему нужно было немного успокоиться, но в этой ситуации это просто невозможно. Он чувствовал себя полным дураком. Джон снова выпалил что-то несуразное, просто чтобы завязать разговор: — Я читал письмо Диксона. — Беллами смотрел на него в ожидании, когда Джон подберётся к сути. Мёрфи вымученно усмехнулся: — Какой же бред он там написал. — Я так не думаю, — не согласился Беллами. — У тебя получается? — спросил Джон. — Жить дальше.       Беллами недолго обдумал, подбирая наиболее подходящий ответ: — Вроде как. — Я рад. Правда, рад, — быстро и как-то даже судорожно высказал Джон. Беллами и на это ничего не сказал, не проявлял ответного интереса, и Мёрфи понял, что нихрена у него не получается. Если только один собеседник заинтересован в диалоге, он может хоть по швам разойтись от усердия, разговора всё равно не выйдет. — Прости, я… — речь Джона сбивалась. — Наверное, мне стоило спросить, хочешь ли ты говорить со мной, прежде чем вот так заявляться.       Беллами, будто издеваясь, испытывающе смотрел прямо в глаза и ничего не говорил, и Джон чувствовал себя под прицелом. Казалось, что и теперь Беллами промолчит, и чтобы Джон не сказал, получит в ответ лишь тишину. Но Блейк всё же ответил: — Раз ты уже заявился, то говори. Пока я не понимаю, зачем я здесь.       Мёрфи собрал все свои силы и мужество в кулак, чтобы начать говорить по существу. Ведь Беллами дал понять, что ему неинтересен пустой диалог, и он намерен уйти. Джону ничего не оставалось, как говорить с предельной откровенностью, через боль и страх быть отвергнутым: — Существует ли возможность, хотя бы мизерная… — и пусть его голос трескался под натиском эмоций, Джон говорил тихо, но уверенно, без остановки: — Хоть один процент из ста… Что ты простишь меня?       Блейк застыл в лёгком недоумении, не ожидая это услышать. Он видел, что Джону было тяжело говорить, но и подумать не мог, что тот пытается извиниться. — За что? — уточнил Беллами. — За всё, — ответил Джон вымученным полушёпотом. — За всю боль, что тебе причинил. За мой побег. Даже за долбанные шторы. — Я не держу на тебя зла, — уверил его Беллами мягким, пусть и по-прежнему безразличным тоном. — Нет. Я имею в виду… — он снова запнулся, не имея сил и холодности рассудка, чтобы подобрать слова. Ситуация и так очень сложная, а нервозность и боль совсем выводили из строя. — Мне нужно, чтобы ты простил меня. А не просто не держал зла. — Зачем тебе моё прощение? — В надежде, всё исправить. В надежде… — Джон проглотил тяжёлую слюну и почти прохрипел: — …вернуться к тебе.       Беллами замер в нерешительности, окончательно потеряв понимание. Но после в его сердце будто бы снова вонзился острый нож, и он очнулся, задал хлёсткий, требовательный вопрос: — Что это значит?       Теперь уже Джон был сбит с толку, ведь, как ему казалось, он выразился более, чем ясно, ещё и с таким трудом: — Не понимаю тебя. — Ты вернулся, чтобы выпотрошить меня этими словами и снова исчезнуть? — уверенно атаковал Блейк. — Или зачем?       Джон заставил свой голос выравняться и сказать твёрдо и непоколебимо, насколько вообще мог в этот момент: — Я вернулся, в надежде, что ты позволишь остаться с тобой, если это ещё возможно. — Ты же сказал, что больше не любишь меня. — Я солгал, — признался Мёрфи, не отрывая от Беллами полного тепла взгляда, надеясь любыми способами доказать свою искренность ему.       Но Беллами ощутил это как удар по дых, который его дезориентировал. Он отвёл взгляд под тяжестью навалившихся в одно мгновение мыслей и эмоций, и потерянно проговорил себе под нос: — Блять. Что происходит? — Это была неправда, Беллами, — не прекращал убеждать его Джон, хоть и был немного растерян из-за его реакции. — Надолго? — выпалил Беллами несколько обвиняющим тоном. — Надолго ты хочешь остаться со мной? — Навсегда. — Это твоё окончательное решение? Просто если ты всё ещё никак не определишься, куда тебе податься, то лучше не ко мне. Я не знаю, смогу ли я это выдержать ещё раз.       Джон добил ещё более откровенным признанием: — Я люблю тебя. Ни на один день не переставал любить.       Беллами потерял способность обороняться, казаться непреклонным, стоял перед парнем и смотрел ему в глаза, обнажая свою боль перед ним: — Ты даже не захотел со мной попрощаться, когда улетал в Китай. — Потому, что это было слишком тяжело. Я боялся, что не смогу. — Это было жестоко, Джон. Слишком жестоко.       Джон заплакал, тоже не в силах больше сдерживать свои эмоции: — Ты не сможешь меня простить? Если не сможешь или если я перестал быть тебе нужным, я это пойму. Ты мне ничем не обязан. И это будет моя вина, а не твоя. Ты очень много делал для меня, а я в ответ приносил тебе только вред. — Ты ни на один день не перестал быть мне нужным, — произнёс Беллами искренне, но всё ещё держась отстранённо. — Это значит, что я могу заслужить твоё прощение? — Джон хватался за каждое слово, пытаясь отыскать хотя бы отблеск надежды. Он был готов ждать, добиваться расположения Беллами и его прощения, только если тот подарит надежду на то, что у них ещё не всё потеряно. Джон не умеет, так настойчиво добиваться кого-то, как умеет это делать Беллами, но научится. Он научится распоряжаться собственной жизнью. Он теперь понимает, чего он хочет, и так просто это не отпустит. — Ты ничего заслуживать не должен, — ответил Беллами, не отводя от его лица нежного, тёплого взгляда, с припрятанной мукой на глубине глаз.       Мёрфи не сдержался. Услышав, что всё ещё нужен ему, воспринял это как зелёный свет, хоть немного осмелел и приблизился к нему, боясь, что если не возьмёт всё в свои руки сейчас, момент будет навсегда упущен. Он коснулся губ Беллами своими, надеясь встретить ответную ласку, хоть немного тепла. А Беллами, всё ещё не до конца осознавая, что происходит, всё ещё боясь снова обжечься, всё равно дал ему ту самую ласку, тепло, безграничную нежность, целуя и прижимая его к себе с особой бережностью, долго выдержанной, вытомленной пылкостью. Джон вцепился руками в его спину и шею крепче, прижимаясь теснее, а внутри него очнулось то старое, забытое чувство. Та самая дрожь по телу, волны мурашек; горящее сердце, испепеляющее его изнутри; слёзы сквозь поцелуй, слёзы боли и счастья, от переизбытка нежности, от чувств. Всё то, что Джон испытывал раньше, когда-то давно, когда целовал его, и теперь испытывает вновь. Беллами же исключил из своей реальности всё, что можно и нельзя. Он полностью ушёл в эту ласку, наслаждаясь ею, напиваясь ею. И ничто вокруг больше не заслуживало его внимания. Если бы он находился сейчас над обрывом в подвешенном состоянии, он бы забыл об этом, он бы целовал Джона и не думал больше ни о чём. Сердце рвалось наружу, к нему — стать ближе, принадлежать ему.       Прервав поцелуй, но не отпуская парня из рук, Беллами произнёс: — Я больше не хочу слышать те самые ужасные слова о том, что ты не любишь меня. — Кажется, я говорил тебе слова и похуже. — Нет. Эти самые ужасные. Не смей их больше произносить, если это не будет правдой, — требовательно настоял Блейк, а взгляд его горел от внутренней муки, что ему приходилось носить в себе всё это время.       Джон смотрел в его глаза, читал его эмоции, отчего самому стало тяжко. Искренне и твёрдо заверил, взяв его лицо в свои ладони: — Я обещаю тебе. Я не причиню тебе больше боли.       Беллами отозвался на его слова каждой клеточкой своей души. Сердце приказывало верить. Приказывало сдаться. Он видел перед собой прежнего теплого Джона, любящего, которому невозможно не верить. Казалось, Беллами не видел его таким вечность. Казалось, никогда таким больше и не увидит. Но он стоит рядом и дарит свою любовь, как это было раньше, на что Беллами уже даже не рассчитывал. — Поедем домой? Пожалуйста, — умоляюще попросил Джон. Он учитывал то, что это выглядит слишком нагло — решать, что Блейк готов так скоро привезти его в свой дом, что ему не потребуется время для того, чтобы к этому прийти. Но он понимал, что без наглости будет ещё долго топтаться вокруг да около. Так же, как вообще решался на этот разговор. Джон боялся услышать «нет», но его это не останавливало. Беллами осмотрелся вокруг, заметил дорожную сумку на полу неподалёку от дивана и уточнил: — Это все твои вещи?       Джон кивнул. И тогда Блейк, ничего больше не произнеся, взял его дорожную сумку в одну руку, а во вторую Мёрфи и повёл его на выход из дома.       Никто из них и не подумал в тот момент попрощаться с Атомом, но в данной ситуации Атом бы и не обиделся. Парни всё же встретили его на веранде с кружкой чая. Тот даже вышел из дома, чтобы не мешать столь личному разговору. — Вы домой? Вместе? — с радостной улыбкой спросил Атом. — Да, — ответил Джон. — Это значит, что я уже могу вопить от радости, пока у соседей не лопнут барабанные перепонки, да? Вы сошлись? — Похоже на это, — сухо произнёс Беллами. В его тоне слышалось куда меньше радости, чем в голосе Атома. И Джон озадаченно взглянул на него, с печалью подумав: «Ну а что я хотел? Он в недоумении. Наверняка, не может верить мне до конца». — Да что опять-то? — недовольно выразился Атом. — Нам с Джоном нужно о многом поговорить. Поэтому мы спешим.       Блейк, ведя Джона, пошёл к машине, а Атом проговорил себе, но и не настолько тихо, чтобы оставаться не услышанным: — Надеюсь, вы спешите не говорить, а трахаться. Придумали ещё эти разговоры. Кому они всрались?       Беллами укоризненно посмотрел на друга, а Джон не удержался от улыбки, подумав о том, что тоже на это надеется, и сжал руку парня покрепче. Атом тут же спрятал ухмылку в чашку с чаем и сделал вид, что не при делах, и вообще ничего сейчас не говорил. Беллами открыл дверь своей машины Джону, после того, как парень сел, закрыл, закинул на заднее сидение сумку. Атом, воспользовался моментом, пока Джон в машине и не слышит их, подошёл ближе и отвлёк друга на тихий, короткий разговор: — Ты как?       Блейк остановился, потерялся в мыслях, не зная, как описать свои чувства, но как смог обозначил: — В ахуе. — Да я тоже. Всё слишком внезапно. Вчера спросил, не могу ли я встретить его утром в аэропорте, и просил никому не говорить. А потом попросил заманить тебя и о его приезде ни за что не упоминать. Я подумал, нихрена себе сюрприз он решил устроить. Но против, конечно, не был. Думаю, ты тоже.       Беллами только сейчас ощутил, как его сердце готово разорваться на куски от странно-отчаянного чувства. Так разбито и беспомощно он себя ощущал. Хотелось прижаться к плечу друга и немного поплакаться, выпустить всё это наружу и получить его поддержку. Почему-то, когда случилось то, о чём он мог только мечтать, это вызвало не бурю радости и счастья, а взрывную смесь страха, непонимания, отчаяния. А ведь он всё последнее время ко всему относился спокойно. Неужели всё это был лишь самообман? — Всё в порядке? — уточнил друг, заподозрив что-то неладное по растерянному виду парня. — Да, — ответил Беллами. — Не могу поверить своему счастью. Слишком долго жизнь не поворачивалась на светлую сторону, что теперь даже пугает, когда это происходит.       Атом сочувственно посмотрел на друга и сжал его плечо: — Знай, что ты заслужил то, чтобы всегда оставаться только на светлой стороне. Беллами вытянул вымученную улыбку и искренне поблагодарил друга: — Спасибо. — Ну летите, разговаривайте, — поторопил Атом. — И надеюсь, разговорами дело не ограничится.       Джон ждал в машине наедине со своими чувствами, которых было так непривычно много. Ему было интересно узнать, о чём Беллами говорит с Атомом, но подслушивать он не стал.       «Его ответы Атому. Он ещё не принял решение о наших отношениях? Сказал, нам о многом нужно поговорить», — обдумывал Мёрфи, ужасно волнуясь перед предстоящим разговором. Но этот разговор должен был состояться. Он ведь не ждал, что вот так просто вернётся, свалится как снег на голову, после всего случившегося, и они начнут жить вместе, как ни в чём не бывало.       Блейк скоро вернулся, не заставив себя долго ждать. Завёл машину и направился в сторону дома. Они оба молчали, хотя внутри у каждого бушевал ураган эмоций, которыми они не решались друг с другом делиться. Джону всё ещё щекотали нервы мысли о предстоящем разговоре, будто перед экзаменом, определяющим всю его дальнейшую жизнь. — Что произошло? — разорвал тишину Беллами. — Ведь не из-за письма Диксона ты решил вернуться ко мне?       Джон задумался над тем, что именно сподвигло на возвращение. Вернее, он задумался над тем, как это сформулировать и понятнее изложить: — Я вроде как хотел там начать новую жизнь. Но только понял, что не хочу никакой другой жизни. Осознал, что моя меня вполне устраивает. Как бы ни был красив Гуанчжоу, он не заменит мне Сиэтла. И другие люди не заменят мне тебя. Мне ни с кем так не комфортно, как с тобой. И никто меня не знает так же, как ты. А я никого не смогу полюбить так, как тебя.       От такого откровения Беллами потерял дар речи. Он смотрел на дорогу, почему-то не мог решиться взглянуть на Джона. Не покидало ощущение, что всё это только его игра, издёвка. В последние дни их совместного жительства тот часто прибегал к таким жестоким играм. И хоть Беллами понимает, что сейчас Джону незачем играть, и видел его искренность, но всё же сам будто заходил в тупик, не знал, как себя вести с ним. Не закрывался от Джона, но пытался держаться на расстоянии, пока не уложит в своей голове эти неожиданные перемены. — Финн тоже прилетел? — спросил Блейк бесцветным голосом. — Он остался в Китае. — Почему попросил Атома не говорить мне о твоём возвращении? — Боялся, что тогда ты не приедешь. — Ты о многом переживаешь. — Я столько паршивых поступков совершил, что поводов переживать у меня было достаточно. С учётом того, что прошло три месяца. — Ожидал, что я уже не один? — Предполагал, что это возможно. — Три месяца — слишком малый срок, чтобы отпустить тебя. — А какой срок был бы достаточным?       Беллами задумался, и сам не зная на этот вопрос ответа: — Не имею даже представления. Кажется, что никакого.       Пока автомобиль проезжал по до боли знакомым улицам, Джон безотрывно смотрел в окно с каким-то детским восторгом, впитывая образ каждого дома, каждого дерева. Он знает этот город, знает, что его ждёт за поворотом, здесь люди говорят на понятном ему языке, и он едет в машине с дорогим ему человеком, которого он тоже знает — всего, от макушки до кончиков пальцев, все его привычки, его жизненные взгляды, иногда может прочитать его мысли, потому что они ему так понятны. Он едет в место, в котором он чувствует себя дома. Это было невероятно приятное, забытое чувство. Такое крепкое, как бутылка выдержанного бурбона, стойкое, оно бежало по венам, заполняло голову. Беллами всё же взглянул на парня, заметил с какой жадностью он рассматривает виды за окном автомобиля, и спросил: — Скучал по дому? — Ужасно скучал. Ты не представляешь насколько, — выложил как на духу Джон.       Блейк вновь отвёл взгляд на дорогу и тихо признался: — Я тоже скучал.       Джон оторвался от окна и устремил взгляд на парня, теперь с удовольствием рассматривая его. — Поцелуй меня, — попросил Мёрфи.       Беллами, не подавая вида, как эта просьба залезает ему под кожу, сосредоточено вёл машину и ровным тоном ответил: — Я сейчас немного… за рулём. — Раньше тебя это не останавливало, — напомнил Джон. Когда они были в отношениях, Джон обычно не мог себе позволить такой настойчивости или наглости, никогда не выпрашивал ласку, тем более боялся быть неудобным, помешать Беллами. Теперь же он перечеркнул все свои табу. Он хочет чувствовать себя свободно рядом с Беллами, как должен себя чувствовать тот, кого любят. — Пожалуйста, Белл. Поцелуй меня.       От этой настойчивой мольбы не одна выдержка не помогла бы. Беллами сдался, остановил машину, поставив на аварийку, после чего потянулся к парню и вцепился в его губы. В этот раз поцелуй был требовательный, жадный. Беллами крепко держал его голову, запустив пальцы ему в волосы. Джон в ответ резво ухватился за его шею руками, аккуратно, но ощутимо провёл ногтями по коже. Они целовались, не в силах друг от друга оторваться, пока другие машины объезжали их.

***

      Попав в дом, Джон рассматривал родные стены, затаив дыхание. Сам не мог поверить, что он здесь. Как будто он попал в хороший сон, в мечту. Оказывается, мечты всё же умеют сбываться. Джон сам умеет исполнять свои мечты. Просто нужно осознать, чего ты хочешь, и исполнять, а не бояться и опираться на обстоятельства.       Следом за парнем шёл Беллами, поставил его сумку на пол, проследил за Джоном, поймав его взгляд и улыбку, уточнил с едва ли прикрытой иронией: — В какой спальне предпочитаешь спать?       Джон ответил без раздумий: — В нашей.       Беллами сел на диван и позвал парня: — Сядь. Есть разговор.       Мёрфи сел рядом, предчувствуя всю тяжесть последующего диалога. Но самым важным для него было, чтобы этот диалог не стал для них последним, чтобы Беллами не сделал для себя нежелательные выводы. Джон надеялся, что этот разговор сотрёт между ними недосказанность и только сблизит. Но всё равно не мог избавиться от переживаний, хоть и успешно их прятал.       Глядя парню в глаза, Беллами уверенно начал: — Раз мы решились на то, чтобы начать наши отношения заново, то я хочу, чтобы мы впредь всегда были предельно честны и откровенны друг с другом. Ничего друг от друга не утаивали — ни внутренних переживаний, ни внешних проблем. Проблемы у нас общие, так? — Джон согласно кивнул, и Блейк продолжил: — Я просто не хочу, чтобы история повторилась. Со своей стороны, даю слово, что буду открыт перед тобой, буду честен с тобой, буду предан тебе. Но взамен я попрошу то же самое. Только так у нас что-то получится. А я очень хочу, чтобы получилось. Что-то вечное и нерушимое. Ты готов ответить мне тем же? — Готов. — Тогда ты расскажешь мне всё, что с тобой происходило все последние месяцы? Ничего не утаивая. — Да, — согласился Джон, испытав некоторое облегчение от осознания, что он сможет всё ему наконец рассказать, и Беллами увидит полную картину. — А ты расскажешь мне всё, о своём прошлом? — Да, — согласился Блейк, не раздумывая.

***

      После долгих разговоров, парни вместе поужинали, а после, пока Беллами заканчивал срочные дела по работе, обещая, что это не займёт много времени, Джон разобрал вещи из дорожной сумки. Там же уместилась пара банок листового чая, всученная Блэйном в подарок на прощание. Финн же втулил Джону его учебник по китайскому языку и сказал, чтобы когда тот соберётся в гости, уже мог не бояться заказывать кофе. Парень улыбнулся, рассматривая их презенты. Пока ждал Беллами, решил погулять по дому, по которому очень скучал. Заглянул в свою прошлую спальню. Как Беллами и обещал, вещи Джона остались нетронутыми. Всё осталось на своих местах. От этого появилось убеждённое чувство, что он действительно попал домой, где его ждали.       Джон долго отмокал в большой ванной. За проведённое время в Гуанчжоу он чуть ли не больше всего скучал по просторной ванной, где можно вытянуть ноги и расслабиться. А самое классное — этикетки на английском. И ему не нужно каждый раз залезать в переводчик, чтобы воспользоваться гелем для душа или чем-либо ещё, чтобы не перепутать эти одинаковые с виду пузырьки.       После домашнего спа Джон вылез из воды и предстал во всей красе перед большим зеркалом, рассматривая своё голое тело — белое, чистое, совсем уже привыкшее к спокойной жизни, никаких синяков и отметин от чужой агрессии или же собственной неосторожности. «Пары укусов Беллами не хватает», — подумал Джон. — «Но он теперь не накинется на меня с прежней страстью. К сожалению».       Парень закутался в халат и пошёл в спальню. Запрыгнув на кровать, он набрал Блейку сообщение: «Если сейчас же не явишься в спальню, я что-нибудь сожгу здесь». Беллами появился чуть ли не в ту же минуту, он уже поднимался наверх, когда получил сообщение, потому быстро оказался в спальне. — Уже угрожаешь мне? — с игривым нападением спросил Блейк. — Это называется тактика заманивания, — с улыбкой ответил Джон, а после медленно развязал свой халат и спустил с плеч. Беллами проследил за его действиями, осмотрел оголившуюся грудь и бедра, и Джон сделал невинное лицо, произнеся: — Просто стало жарковато, когда ты вошёл. Так совпало.       Беллами почувствовал, что у него уже готов встать, от одного только вида его голого тела. Всё-таки полгода воздержания дают о себе знать. Но его пугала собственная безудержная страсть. Ведь возможности тела Джона не те, что раньше, а Беллами не привык сдерживаться в проявлении страсти по отношению к нему. И Джон не привык к тому, чтобы Беллами просто стоял перед ним, смотрел на него горящим от нетерпения взглядом и ничего не предпринимал. Потому решил взять ситуацию в свои руки. Парень медленно подполз к нему по кровати на четвереньках, остановился у самого края и подозвал его к себе. Беллами сделал пару шагов навстречу, пока Джон стоял на коленях перед ним, но находился на уровне глаз из-за высоты кровати, на которой сидел. — Тебе, наверняка, тоже жарко, и ты не будешь против избавиться от лишней одежды, — сладко изрекался Мёрфи, пока расстёгивал пуговицы на рубашке парня. Хорошо, что пуговицы сами легко расстёгивались, стоило только правильно оттянуть край рубашки и подтолкнуть пуговицу, иначе бы Джон не справился без помощи Блейка. — Твои угрозы что-нибудь сжечь не могут оставить равнодушным, — усмехнулся Беллами. — Вот что тебя теперь возбуждает? — с игривой улыбкой уточнил Джон, уже стягивая рубашку с парня и бросая её на пол, после чего провёл рукой по прессу по направлению ширинки на его штанах. — Меня возбуждаешь ты. Так всегда было. — Тогда почему ты ещё не сверху на мне?       Блейк вытянул коварную улыбку и ответил: — Нравится наблюдать, как ты об этом просишь.       Оглаживая тело Беллами, Джон наткнулся пальцами на выпуклость на его животе. Опустив взгляд, заметил довольно свежий шрам и, мгновенно помрачнев, встревоженно спросил: — Откуда это? — Недавно в драку ввязался с отморозком, — безмятежно поделился Беллами. — Он ножом пырнул. Но знакомый вовремя вызвал скорую, благодаря чему меня успели спасти. — Когда это случилось? — Полтора месяца назад. — О чёрт. Как это вообще произошло? — Давай в другой раз об этом. На сегодня хватило тяжёлых разговоров. И я бы предпочёл вернуться к твоим соблазнениям.       Джон посмотрел ему в глаза сочувственно и виновато, тихо произнеся: — Прости, что я не был рядом. — Всё в порядке, малыш. Главное, что ты сейчас рядом.       Мёрфи спустился лицом по его телу вниз, аккуратно и нежно коснулся губами его шрама, от чего сердце Беллами сжалось от трогательности и безропотной любви. Он обнял Джона и утянул того на кровать, накрыл его губы своими, целовал с самой нежной и ласковой страстью. Опьяняюще терпкий поцелуй заволакивал остатки рассудка дымкой, остались только чувства. Так много чувств, что словами передать их было невозможно, но можно было передать губами, дыханием рот в рот, откровенными прикосновениями. И пусть они уже сотни раз были в объятиях друг друга, в этот раз всё ощущалось, как впервые, и в то же время как с человеком, которого знаешь от корки до корки, безмерно родным, любимым и дорогим. Они открылись друг другу другими, хоть и остались теми же. Предельно честны и открыты друг перед другом, не только телом, но и душой. Слились в абсолютной взаимности, равенстве, единстве.       Беллами вновь захватил Джона под свой контроль, но в самый ласковый из всех возможных. Исцеловывал всё его тело, не останавливаясь ни на секунду, покрывая всего лаской, которой невозможно противиться. Джону оставалось лишь отдаться его нежной власти, наслаждаясь каждым касанием пальцев и языка по своему телу. Но вскоре тело требовало большего. Горело огнём, от каждого прикосновения вздрагивало от желания, что волнами мурашек тянуло к низу живота. — Белл, пожалуйста. Я так хочу тебя, — молил Джон, срывающимся на дрожащий шёпот голосом. — Я тоже очень хочу тебя. — Тогда чего ты ждёшь? — Я боюсь тебе навредить. — Ты же не хочешь сейчас этим сказать, что дальше поцелуев дело не зайдёт? — разочарованно высказал парень. — У меня полгода не было секса, — признался Блейк. — Это не лучший срок для того, чтобы быть сейчас осторожным. И я пиздец как соскучился по тебе. Я не уверен, что смогу быть достаточно аккуратен. — И что, мы теперь перейдём на платонические отношения? — Мы тебя вылечим. — Ну не сейчас же, Белл. Это всё затянется хрен знает насколько, если это вообще реально. — Мы и так долго ждали друг друга, ещё немного подождём. — Белл, — недовольно высказал Мёрфи. — Не поступай со мной так. Ты мне мстишь, да? Я хоть и заслужил, но всё осознал. А насчёт Финн я пиздел. Только с тобой я кончал по сотни раз в минуту.       Беллами вытянул искреннюю улыбку и хмыкнул: — Нет, я не оставлю тебя без оргазма.       После чего парень спустился губами по животу Джона, неторопливо целуя нежную кожу сантиметр за сантиметром, пока не схватил губами головку его члена, играясь с ней языком, словно выводя узоры. Джон громко выдохнул, зарываясь рукой в волосы Беллами. На каждый толчок, когда Блейк брал глубже, Джон несдержанно реагировал — всхлипывал, вздрагивал всем телом, словно с ним подобное происходило впервые. Блейка слишком давно не было в его постели, а потому желание было чрезмерным. Беллами ускорял темп, намереваясь исполнить своё обещание о том, что Джон кончит, и нещадно ласкал его член ртом, языком, рукой. Джон уже сам почти что встал на дыбы, изгибаясь в пояснице от приятного напряжения внизу живота. Беллами удержал его, прижав рукой к постели, и улыбнулся: — Спокойно. Ты должен быть расслаблен. — Белл, я сейчас… — сквозь стон проговорил Мёрфи.       Блейк стал активней дрочить парню, глядя на его лицо снизу вверх, наслаждаясь его удовольствием, и всё ещё пытался следить за тем, чтобы тот сильно не рыпался. Джон кончил, сперма попала Беллами на грудь. После Блейк отпустил парня, который обмяк в постели, воспользовался салфетками на прикроватной тумбе, и вернулся к Джону, лёг рядом, тесно прижал к себе, стал целовать в шею. — Я тоже хочу, — тихо произнёс Джон. — Отдохни, неугомонный, — с улыбкой прошептал ему на ухо Беллами. — В смысле? Я не устал! Не говори, что ты и отсосать себе не дашь. — Сегодня ночь твоих удовольствий. — А ты? — А я тоже кончил. — Ты сам себе подрочил? — обиженно возмутился Джон. — Да как ты мог?       Беллами рассмеялся, а после прижался к его шее и волосам лицом, закрыл глаза, гладил его тело, наслаждаясь каждым прикосновением. Джон тоже притих, думая только о его руках и ещё кое о чем: «У него полгода не было секса. Даже когда я был в Китае, и между нами стояла окончательная точка, он не попытался с кем-то даже отвлечься. Я вот такой преданностью похвастаться не могу».       В голову сразу всплыло воспоминание, когда он совращал Юншэна и Финна одновременно. Джон попытался поскорее выкинуть это из своей головы: «Хорошо, что хотя бы у Финна есть голова на плечах. Иначе бы это был пиздец. Вот сейчас я бы об этом очень сильно пожалел».       Остаток ночи медленно потёк за объятиями и поцелуями, за откровенными разговорами, за признаниями друг другу в любви. Они не выпускали друг друга из рук. Не чувствуя времени, они посвятили всю ночь друг другу, не уставая дарить сбережённую друг для друга нежность.

***

      Яркие лучи солнца упрямо щипали за веки, и в какой-то момент всё же пришлось им сдаться. Несмотря на смену часового пояса, из-за которой следовало нарушение режима сна, Джон проспал как убитый. Впервые за три месяца по-человечески выспался и отдохнул. Открыв глаза, он увидел родную спальню и вытянул довольную улыбку. Джон не помнил, когда в последний раз улыбался так искренне. Постель смята, Беллами рядом не было. Парень взглянул на время. Было около двенадцати. Он понадеялся, что Беллами не поехал на свою сраную работу.       Офисная рубашка Беллами висела на дверце шкафа, а значит парень должен быть дома. Джон поднялся с кровати и снял его рубашку. Та была расстёгнута, потому он влез в просторные для него рукава и накинул её на себя. Без рубашки Блейк точно не уедет, а значит это ловушка.       Джон спустился на первый этаж и встретил парня в гостиной. Тот был одет в домашнюю одежду, ходил по комнате и говорил с кем-то по телефону. Заметив парня, Беллами устремил в него взгляд и уже не мог отвести. Рассмотрел на нём свою рубашку, которая едва ли прикрывала его голое тело. Беллами пытался быть вовлечённым в разговор по работе, но это было трудно сделать. Его желание так и не было утолено, да и вряд ли его можно было бы утолить, даже в том случае, если бы у них был секс. С трудом Беллами отвёл взгляд от парня и сел на диван, продолжая вести разговор, как ни в чём не бывало. Но Джон с ехидной самодовольной улыбкой подошёл к нему и сел рядом. Беллами отвёл телефон от лица на пару секунд и тихо сказал парню: — Минутку, Джон.       Но Мёрфи ждать не хотел. Его завела эта игра. Он перекинул ногу через Блейка и сел ему на бёдра, тем самым открыв парню обзор на свою наготу. И как бы старательно Беллами ни делал невозмутимый вид, по его взгляду можно было прочитать все его непристойные мысли. Джон прильнул к нему, положив голову на плечо, и стал гладить пальцами его шею, аккуратно цепляя ногтями. Беллами уже не мог быть полноценным участником разговора с Мэй и потому пытался его поскорее закончить. А Джон, ухмыляясь вынужденной сдержанности парня, пошёл дальше и раскованно поцеловал его в скулу, после чего провёл языком до его свободного от телефона уха. — Ну всё. Давай всё остальное позже обсудим, — не выдержав, прервал диалог Беллами. Он распрощался с Мэй и с игривым укором обратился к парню, схватив его за загривок: — Вот ты засранец.       Мёрфи широко улыбнулся: — Не говори, что тебе это не нравится. — Разумеется, нравится, — ответил Блейк и впился в губы парня жадным поцелуем. — Ты уверен, что тебе стоит меня не трахать? Ты ведь не сможешь нормально работать. А я умею добиваться своего, ты знаешь.       Беллами внезапно перешёл к делу: — Я эти месяцы искал клиники, консультировался. Есть врач в Берлине, готовый взяться за твой сложный случай. Он лучший в своём деле. Я подробно ему рассказал всё, показал результаты обследования из прошлой клиники. Мы связывались дистанционно. Но, конечно, ему нужно будет самому тебя обследовать. — Ты искал клиники, несмотря на то, что я улетел в другую страну и никак не связывался с тобой? — удивился Джон. — Да. Я думал, хотя бы узнаю, а там видно будет. Октавия бы тебе передала информацию.       «Я улетел, даже не попрощавшись с ним, а он думал обо мне, искал мне доктора. И этот человек говорил мне, что он не умеет любить?» — обдумал Джон, не отрывая заворожённого взгляда от Беллами. — Это очень дорого, да? — спросил Мёрфи. — Да. — Тогда я выставлю квартиру отца на продажу, — поделился идеей парень. — Она хоть и старовата, но рядом с центром. Неплохо окупится. Недвижимость в Сиэтле дорогая.       Беллами выглядел несколько расстроенным, услышав это, и сказал об этом прямо: — Для тебя всё ещё принципиально не принимать от меня помощь? — Нет, дело не в этом. Просто я не хочу, чтобы тебе снова приходилось всё разруливать самому. В том, что это случилось — есть мой косяк. Я хочу сам понести за это ответственность. — А ты не думаешь, что продавать единственную твою недвижимость — не самый разумный подход? — Ну я ведь теперь живу с тобой, — непосредственно ответил Джон.       Блейка ошарашил такой ответ. Ведь Мёрфи всегда сомневался в нём и в их отношениях, всегда ожидал их расставания, считал, что Беллами в любой момент может попросить его исчезнуть. А тут такая уверенность. При том, что они буквально только вчера сошлись после долгого, болезненного расставания. — После того, что между нами произошло, ты настолько уверен в крепости наших отношений? — уточнил Беллами. — Мне кажется, что именно после того, что между нами произошло, сомнений быть не должно. Раз мы всё это дерьмо как-то вынесли и всё равно продолжили любить друг друга. Мы, блять, непотопляемые! — со смехом и радостью воскликнул Джон.       Блейк усмехнулся, и в то же время он был вне себя от счастья услышать эти слова: — Я очень рад это слышать. Не представляешь насколько. — Я всё равно подумывал продать эту квартиру. В ней столько дерьма пришлось пережить. А тут ещё и повод нарисовался. И никуда убегать я не собираюсь. Набегался, хватит. Я осознал, что лучше, чем здесь, мне нигде быть не может. И лучше, чем с тобой, ни с кем не будет. А все непонятки будем решать мордобоем, а не расставанием.       Беллами громко рассмеялся и сквозь смех произнёс: — Я согласен.       Джон улыбнулся, глядя на него. Осознал, как сильно скучал по этой лёгкости между ними. — За последнее время я так привык жить с Иви, — делился Джон, пока Беллами гладил его волосы и безотрывно любовался им. Просто смотреть стало недостаточно, и он притянул парня к себе. Джон проник в его объятия и спросил: — Может, мы тоже заведём кота?       Беллами стал покрывать быстрыми поцелуями плечо и шею парня, прижимая его к себе всё ближе, не в силах оторваться от него, и сквозь поцелуи проговорил: — Да, мы заведём кота. Хоть крокодила. — Кстати, у меня на днях уже днюха намечается, — напомнил Джон, которому внезапно захотелось строить планы на ближайшее и не очень будущее.       Блейк взглянул ему в глаза и спросил: — Ты хочешь, чтобы я подарил тебе кота? — Необязательно. Я больше хочу, чтобы ты подарил мне секс. — Мёрфи перевёл на него невинный взгляд и состроил жалобное лицо: — Ну хоть на день рождения. — Подарю, — с улыбкой ответил Беллами. — А когда я вылечусь, надеюсь это произойдёт до Рождества, и мы снова полетим в горы на новогодний отпуск, ты наконец доучишь меня нормально кататься на сноуборде, — делился своими планами Джон с мечтательным блеском в глазах. Как же он хотел вернуться в прежнюю форму и полноценно жить. Как тогда, когда они путешествовали, играли с друзьями в снежки, спускались с Беллами в ледник в Исландии. Жизнь тогда была насыщенно яркой. И теперь Джон не надеялся, а знал, что она станет ещё ярче. Он её такой сделает.       Беллами проникновенно смотрел на парня и заразился его мечтательностью: — А ты подтянешь мою игру на гитаре. — Спасибо тебе, Белл, — с внезапной серьёзностью произнёс парень. — За всё. — За что? — Ты сделал меня увереннее. Увереннее в себе, в будущем и во всём. Ты подарил мне веру в себя, и это бесценно. — Я всё же считаю, что ты сам это сделал, а не я. — Вообще нет. Если бы не твоя поддержка, если бы ты тогда отвернулся от меня, когда я был ужасен и невыносим, я не знаю, где бы я сейчас был. Ты не вёлся на провокации и заботился обо мне, чтобы я ни делал и как бы сильно ни ранил. И ты любил меня, несмотря ни на что. Это спасло меня, даже на расстоянии, когда я был за тысячи миль от тебя, на другом континенте.       Блейк, тронутый его словами, улыбнулся, собирая слёзы в уголках глаз, и взял его руки в свои: — Ты тоже очень меня изменил. — Я вижу, — с теплой улыбкой сказал Джон. — Теперь вижу. Мы с тобой столько дров наломали, но самое важное, что это прошло не зря. Так, наверное, и выглядят отношения, где люди друг друга спасают. Я это себе как-то иначе представлял, но всё же… Есть результат.       Почему-то теперь Джон не сомневался. Он чувствовал полную уверенность в том, что Беллами его действительно любит. Он не имел ни единого сомнения в этом. Беллами доказал это своей кровью, пролитой из тысячи ран, нанесённых Джоном. Беллами умер ради него и воскрес. Изменил свою гордую непоколебимую форму, сломался и подстроился под того, с кем Джону будет комфортно. Он сбросил оружие, за годы войны приросшее к рукам, остался стоять беззащитным, чтобы не ранить им Джона, чтобы можно было его обнять. И теперь Джон счастлив.       Видимо, только так он мог достигнуть своего счастья. Проходил весь этот тяжёлый путь, чтобы потом оказаться в раю. Не выдуманном, не пугающем, а реальном и честном. Избивая друг друга до крови, они вроде как должны были разбежаться, проклиная друг друга, сторонясь и боясь приближаться. Но они почему-то всё больше друг к другу тянулись. И их связь стала лишь теснее и крепче, стала совсем нерушимой, их теперь друг от друга не отодрать. Они теперь одна материя. Две части единого, что друг без друга существовать не может, как вода и земля, как огонь и воздух.