Заточение II

      Чтобы не происходило в этом мире, какими холодными не были дни, какими бы тяжёлыми не были от переживаний, какие трудности не приходилось бы преодолевать день за днём, из года в год — когда не приди в эту квартиру, на кухне витает тёплая, дружелюбная атмосфера, запах сладкой выпечки, и пара горящих глаз освещает всё пространство вокруг. Даже когда Харпер грустна, она не мрачнеет, не гаснет, не сгорает дотла. Она сама собой олицетворяет надежду. Верит, что всегда можно всё изменить. Может, это наивность, а может упертость. Возможно, она единственная, кто никогда не опускает руки. И это питало Луну живительным светом, которого так мало осталось в её огрубевшей от тягот душе. — Я создала счёт пожертвований на операцию для Рейвен. Распространяю в интернете. Правда, туда деньги покидали в основном друзья Монти, и мои — чем богаты. Там, конечно, даже четверти нужной суммы не набралось, но ничего — мы не сдаёмся. Великие дела так сразу не делаются! — Это отличная идея, — одобрила Луна. — Сейчас любые деньги пригодятся. — Я выставила на продажу машину. Пересяду на метро. Рейвен нужнее. — О, Харпер. Ты удивительная, — восхитилась девушка, растрогавшись. — Я тоже сдала в ломбард все дорогие подарки Беллами. Я тогда переведу сумму на твой счёт пожертвований. — Эхо собралась дать мне доверенность. Там в тюрьме удостоверят. И я от её имени смогу продать и её машину тоже. Она сказала, всё равно ещё лет пять машина ей точно не понадобится. — Рейвен знает об этом счёте? — спросила Луна. Зная характер Рейвен, та бы была против таких жертв друзей. — Про то, что я прошу пожертвования я ей сказала. Про мои личные вложения и вложения Эхо, я не говорила. И не надо! — воскликнула Харпер. — Меньше будет знать — слаще будет сон. А то же завопит как сирена. Как будто какие-то железяки на колёсах нам дороже подруги. Даже моя начальница сбросила небольшую сумму. — Всё хотела спросить, как ты устроилась на работу с судимостью? — Да процесс поиска был долгим. Благо у меня Монти есть, я могла себе позволить искать. Он неплохо зарабатывает, но всё равно не хотелось как-то у него на шее сидеть. Хоть на ней и удобно. Всё время дома тухнуть — не мой вариант. Мне движняк нужен. А моя начальница судимости моей не испугалась. У неё тоже есть. Правда у неё там так, условка была за административное. Ну она крутая женщина. Мы с ней так общаемся, как будто она моя двоюродная тётушка, а не начальница. — Тебе повезло, — с улыбкой сказала Луна. — Я рада за тебя.       Харпер решила, что подруга нуждается в поддержке, и, может быть, была права: — Не переживай. И тебе повезёт. Найдёшь ещё своё место. Может даже супермоделью станешь. Я видела ту фотосессию тату-салона. Фотки — огнище! Прямо секси. — Фото уже выложили? Я сама их ещё даже не видела. — Посмотри. Я вот их уже всем друзьям разослала, похвасталась. И Эхо с Эмори кинула. Они оценили. Эмори кинула эмодзи с текущей слюной. Эхо написала: «Спасибо. Будет на что подрочить».       Луна в голос рассмеялась. Подумала: «Боже, как я соскучилась по ним. И как там Хоуп?» — Кстати! Чуть не забыла! — воскликнула Харпер, почти подпрыгнув на месте. — Эмори выходит через две недели. — Уже? — удивилась Луна. Как же быстро летит время. В её реальности неумолимо быстро от перенасыщенности событий. — Да. Единственная из нашей компашки, кто досидела свой срок до конца. Героиня! Мы её поедем встречать вместе с Монти и Рейвен. Ты с нами? — Да, конечно.       Луна услышала имя Рейвен и поймала себя на мысли, что готова бы была поехать хоть к кратеру извергающегося вулкана, если бы Рейвен собралась туда. Конечно, Эмори встретить тоже очень хотелось. А если ещё и в компании Рейвен, то энтузиазм возрастает в тысячи раз. Хоть и находиться с ней рядом очень непросто из-за невозможности найти точки соприкосновения. — Осталось только надеяться, что Эхо разъебёт всех на конкурсе талантов, — сказала Харпер. — А то пять лет. — За выигрыш в конкурсе снимают всего год срока, — напомнила ей Луна. — Ну ничего. Год — это уже немало. А если каждый год будет выигрывать.       Девушка в ответ хмыкнула с доброй усмешкой: — Ты фантазёрка.       Харпер вдруг замолчала, грузно о чём-то задумавшись, а после поделилась своими мыслями с подругой: — Когда вы уже с Рейвен помиритесь?       Луна тяжело промолчала. Что на этот ответить? «Никогда»? — Рейвен говорила о том, почему мы расстались? — Нет. Вы обе вечно отмалчиваетесь.       «Странно, что Рейвен не сказала. Учитывая её вспыльчивость», — задумалась Луна. — Я вообще не понимаю, как можно посраться из какой-то херни, когда у Рейвен серьёзные проблемы со здоровьем, — продолжила Харпер. — С чего ты взяла что из-за херни? Я ей изменила, — бесстрастно произнесла девушка. — Что? — удивлённо воскликнула Харпер, не веря тому, что слышит. — Ты??! — Да. — Но почему? — Это случилось ненамеренно. Я тогда думала, что Рейвен меня бросила, мы разругались. Я была в отчаянии и совершила глупость.       Луна решила опустить детали, не вдаваясь в подробности. Не хотелось снова это всё рассказывать. Особенно о том, как он переспала с начальником тюрьмы. Харпер лучше об этом не знать. Слаще будет её сон. — Так это случилось тогда, когда Рейвен исчезла и не отвечала на звонки? Это же тогда не измена. — Нет. Это случилось в тюрьме. — В тюрьме? — переспросила всё ещё шокированная Харпер. — С кем? — Это неважно.       Девушке не хотелось, чтобы кто-то из подруг стал хуже относиться к Хоуп, потому и не стала рассказывать. Луна не знала, как они отреагируют. В частности, Харпер. — Ох, она тебе этого никогда не простит. — Я знаю, — спокойно ответила Луна. Она почти смирилась. Это всё ещё непросто. Но что ей остаётся делать? Вечно биться головой об стену? Что сделано, то сделано. Теперь надо с этим как-то жить.

***

      День за днём пролетали незаметно. Луна потеряла счёт времени. Всё слилось в единую чёрную полосу, которая тянулась бесконечно. Когда это закончится? И закончится ли? Пока что её держала единственная цель — достать денег и спасти жизнь Рейвен. Когда цель будет достигнута, что останется тогда? Придётся заниматься своей жизнью. Хоть и прошлое камнем будет утягивать на дно, но с ним придётся как-то плыть, пытаясь не захлебнуться. Сможет ли Луна когда-нибудь открыть своё сердце другой или другому? Сейчас это казалось невозможным. Это даже сложно представить. Когда-то она думала, что Беллами тот человек, с которым она пройдёт свою жизнь до конца. Потом была уверена, что это будет Рейвен. Что с ней уж точно, рука об руку до самой старости. Теперь будет кто-то следующий? Тоже не навсегда? Так тяжело отрывать от себя часть сердца и отдавать его человеку. Эти части назад потом не возвращаются. Сердце не бесконечное. Однажды Луна разучиться любить. Будет ли ей проще? Или наоборот тяжелее?       Иногда Луна залипала в социальных сетях, не зная, чем ещё убить время до вечера. Ведь вечером её жизнь только начинается. Странно, что противозаконная работа вместе с Лексой — теперь и есть вся её жизнь. А Лекса — самый частый посетитель её жизни. Ни с кем так много времени Луна больше не проводила.       Девушка проходилась по страничкам знакомых и друзей. У Харпер были самые весёлые и красочные фото. Новая аватарка подруги её удивила. Та поставила фото с Джоном. Почему именно с ним? Вряд ли они настолько близки. Хотя игрища с удушением на камеру наталкивают на мысль, что они могли стать неплохими друзьями. Но сложно было себе это представить.       Джон очень давно не выходил в интернет. Тогда Луна заинтересовалась страницей Беллами, на которой тоже была удручающая пустота. Они оба будто попрятались от всего мира. Их совместных фотографий Луна не видела даже тогда, когда они были вместе. Как два отдельных человека, к друг другу никак не относящихся. Но вроде ничего странного, не все любят выставлять личную жизнь в соц.сети. Беллами этого точно не любил. Девушка вспомнила, что он выкладывал в сеть только одну совместную фотографию с ней, и то уже спустя три года отношений, когда они собирались уже узаконить свои отношения. Больше этой фотографии на его странице, естественно, нет.       Страницу Фло украшало несколько новых фотографий из их с Миллером путешествия в Камбодже. И было видео, где Фло едет на мотоцикле, позади неё Нейт. Они едут по дороге с сумасшедшим азиатским трафиком, которая кишит мопедами, словно муравьями в муравейнике, стоит гул, все ездят как хотят, хаотично, протискиваясь между друг другом. И на фоне довольные лица ребят, словно бы они как рыбы в воде. Фло уверенно и бесстрашно гоняет наравне со всеми. Словно родилась сразу на мотоцикле. Видимо, после того признания в любви, они с Миллером решили сбежать ото всех подальше и уделять внимание только друг другу. Луне было приятно от мысли, что она приложила к этому руку. Приятно осознавать, что она может ещё кому-то принести пользу. Хоть и самой себе доставляет только проблемы.       Девушка задумалась, а Лекса вообще хоть когда-то сидела в соц.сетях? Сложно представить её листающей ленту и лайкающей фоточки. Хотя она такой же человек. Но иногда сложно в это поверить. Лекса так сложно вписывается в картинку простой обыденности. Разве можно её представить сидящей, например, у Харпер на кухне, забавляющейся с её вздорных шуток. Но было бы забавно понаблюдать за их тандемом. Хотя Харпер с ней была бы другой, та её боится. Кажется, Лекса — единственный человек, которого боится Харпер. А Луна к ней уже и привыкла. Всё-таки она просто человек. Не больше и не меньше.       Лекса, словно почувствовав, что о ней вспоминают, дала о себе знать. Она прислала сообщение раньше обычного: «Приезжай. Тебя ждёт сюрприз.»       Сюрприз от Лексы? Звучит пугающе. Но и жутко любопытно. Луна с недовольным вздохом поднялась с дивана, с которого не рассчитывала подниматься ближайший час, и стала собираться на выход из квартиры. В её маленькой квартирке царила очень спокойная, даже слегка меланхоличная от одиночества атмосфера. Но как только Луна покидала свою квартиру и приезжала к Лексе, ситуация кардинально менялась. В такие моменты она чувствовала себя замороженным стейком, который бросают в кипящее масло. После она возвращалась обратно замораживаться в свою квартиру, чтобы в следующий вечер её снова начали жарить. Так примерно и ощущались такие резкие перепады в её жизни.       Луна заехала за Лексой. Девушка села к ней в машину. — Что, уже соскучилась? — насмешливо спросила Луна. — Не особо. — А сюрприз для меня — это какой-то необычный способ выразить уровень презрения ко мне? — продолжала глумиться девушка. — Я не испытываю презрения к своим напарникам, — сухо ответила Лекса. — Дело не пойдёт. — Так твоё презрение вышло на перекур? — Ты так шутишь? Или чего ты пытаешься добиться? — Пару ласковых, может быть. — Это уже много для тебя. — Опять обезнадёжила, — с наигранным сожалением вздохнула Луна. — Где хоть сюрприз мой? — Поехали. Я покажу куда. — Ничего себе. Даже так?

***

      В связи с последними событиями Луну даже не удивило место, в которое они приехали. Какая-то заброшка. Большое, обшарпанное здание с выбитыми стёклами в окнах, похожее на больницу или любую муниципальную постройку, ставшую ненужной со временем. Территория вокруг здания поросла высокой травой и кустарниками. Луне казалось, она стала героиней фильма ужасов. Что внутри этого здания сюжет начнёт принимать неожиданные повороты. — Это сюрприз такой? — иронично уточнила Луна. — Пока только его обёртка. Сюрприз внутри. — Мне стоит начать беспокоиться? — Я бы на твоём месте не стала, — с усмешкой ответила Лекса. — Ты оценишь.       Внутри помещения было мало света. Буквально через пару часов мрак полностью окутает его, и Луна не будет видеть даже саму себя, но она надеялась, что сюрприз на займёт много времени. Оставаться здесь дотемна желания не возникало. Нервишки и так стали ни к чёрту.       Минуя длинный коридор и несколько поворотов, Лекса привела её к месту назначения. Луну сковал шок, когда она увидела перед собой мужчину привязанного к стулу. Мужчина задёргался и замычал через приклеенный скотч к его рту. Луна узнала в нём начальника тюрьмы и почти поседела от ужаса. — Что за? Что ты сделала? — растерянно выдохнула она. — Пока ничего, — беспристрастно ответила Лекса и взглянула на девушку. — Я жду, когда ты сделаешь. — Что сделаю? — Что захочешь. Уверена, кое-какие желания по отношению к этому человеку у тебя имеются. — Как ты его нашла и затащила сюда? — Не думай об этом. Не твоя забота. — Ты не могла сама. — У меня есть должники. Сделают для меня, что угодно.       Мужчина замычал ещё громче. Стул под ним содрогался и громко царапал пол. Луна посмотрела на него, вспоминая его кабинет, руку на своём колене и его цепкий ухмыляющийся взгляд. Тогда он смотрел на неё, как волк смотрит на овцу. Как на половую тряпку, об которую он собирается вытереть ноги. А теперь он беспомощен и ничтожен перед ней. — Если ты это не сделаешь, это сделаю я, — проговорила Лекса. — Нет, — остановила её Луна, и её взгляд обрёл холодность и решительность. — Я сама.       Луна медленной хищной походкой подошла к своей жертве. Он пронизывал её диким, ненавидящим взглядом. Луна оставалась абсолютно ровной: ни злой, ни ухмыляющейся, ни сомневающейся. И в одну секунду, словно сорвавшись, она ударила его с кулака в лицо. После чего остановилась, ощутив боль в руке, сжав и разжав пальцы. Ей нравилось ощущение этой боли, она хотела прочувствовать ту сполна. Девушка вытянула безумную улыбку. Наслаждение на её лице было видимым и ощутимым. Словно бы она приняла сейчас дозу героина, и эйфория заполняла её вены и лёгкие, уносилась в голову, змеёй окутывала её вокруг шеи. Луна размахнулась и ударила его ещё раз. Мужчина издал гортанный хрип, эхом раздавшийся по пустому помещению. Луна в этот раз не остановилась, она стала наносить безжалостные сильные удары один за другим — по лицу, груди и по животу. Его разбитое лицо кровоточило, он тяжело дышал, хрипя. В это время Лекса безучастно наблюдала за всем, как за представлением. Луну наполняла бешеная неуправляемая ярость, она не насыщалась, а требовала всё больше. Луна поставила ногу мужчине между ног и с силой стала давить на пах толстой подошвой своего ботинка. Мужчина взревел от боли ещё громче.

***

      Девушки сидели на втором ярусе, пока избитый мужчина находился под ними этажом ниже. Они обе опёрлись спинами о стену и сидели на пыльном полу. Какое-то время они вообще ни о чём не говорили. Разбитые костяшки рук горели, но внутри Луна чувствовала себя спокойно. Этот покой отличался от всех, что она когда-либо испытывала. — Ты как? — поинтересовалась у неё Лекса. — Не думала, что скажу это, но стало легче. — Мне нравится, как ты бьёшь. Занималась боксом? — Только в подростковые годы. Я была сильнее даже многих мальчиков своего класса. Все физруки и тренера всеми силами тянули меня на секции, желая сделать из меня звезду боевого спорта.       «Но это иногда идёт против меня. Если бы Элка так сильно не пострадала от моих рук, всё могло быть совсем иначе,» — с печалью подумала Луна. — Вдавливать яйца ботинком тебя тоже на секциях научили? — с беззлобной усмешкой спросила Лекса. — Это авторское, — ответила Луна с мимолётной улыбкой. — Ярость даже из такой неженки как ты сделает зверя. Хотя я бы назвала тебя ещё юным зверьком, который только учится обнажать клычки. Я бы на твоём месте обошлась с ним куда менее ласково. — Я прекрасно осознаю, что в таком случае, я шагну за край, после чего назад уже не вернуться. — Тебя что-то держит на этой стороне?       Луна задумалась над её словами, прежде чем ответить: — Меня пугает неизвестность. На этой стороне я хотя бы знаю, как жить. — Что-то непохоже, что ты вообще знаешь, как жить на какой-либо из сторон, — произнесла Лекса без издёвки или укора.       Луна хмыкнула, вытянув печальную улыбку. Не согласиться с Лексой было трудно. — Пора от него избавиться, — холодно произнесла Лекса.       Луна взглянула на девушку и настороженно уточнила: — Убить? — Конечно. А ты собиралась отпустить его после этого? Он видел наши лица. — Я не уверена, что… хочу его убивать. — Это уже неважно. У нас нет другого выхода. — Лекса заметила замешательство Луны и успокоила её: — Не парься. Я притащила его, значит я это сделаю. Если ты уверена, что не хочешь сделать это своими руками. — Как этого вообще можно хотеть? — Ты сама говорила Леону, что думала об убийстве, — напомнила Лекса. — Не настолько думала, чтобы хотеть его совершить. Неужели убийства приносят тебе удовольствие? — В какой-то мере. Мне приносит удовольствие свершение справедливости. — Тебе не кажется, что мы слишком много на себя берем, когда позволяем себе судить о том, что такое справедливость? — размеренно рассуждала Луна, не имея каких-либо сил на эмоции. — Так рассуждает тепличные девочки, — усмехнулась Лекса. — Я это не осуждаю. Круто не знать, что такое настоящая борьба за жизнь. Я бы с удовольствием рассуждала бы также. Но уже не могу.       Раздался непонятный шум с первого этажа, и девушки выглянули вниз, чтобы обнаружить источник шума. Мужчина уже высвобождал руки от верёвок. — Он выбрался, — выдохнула Луна еле живым голосом от шока и испуга. — А это будет веселее, чем я предполагала, — произнесла Лекса с лёгкой улыбкой на губах. — Ты радуешься? — удивилась Луна, вытаращив на неё глаза. — Что нам теперь делать? — Поиграем в догонялки.       «Она так самоуверенна. Я тоже должна быть уверена в ней. Должна же?»       Мужчина уже отклеил скотч со своего лица, болезненно взвыл, после чего злобно прокричал: — Иди сюда, больная тварь! — Может нам лучше уйти, пока он нас не видит? — предложила Луна. — Предлагаешь уйти? Ты смелая только, когда человек перед тобой не может дать тебе отпор? — съязвила Лекса, после она достала пистолет и аккуратно направилась вниз по лестнице. В её глазах загорелся азарт. Это была одна из немногих видимых эмоций всегда равнодушной Лексы.       «Это моя месть,» — подумала Луна, словно бы заражаясь от Лексы её бесшабашностью. — «Я смогу. Я не трусиха. Я. Хочу. Его. Убить.» — Позволь мне, — попросила Луна более уверенным голосом. — Ты плохо стреляешь. — В экстремальных условиях быстрее научусь.       Лекса одобрительно улыбнулась: — А ты рисковая.       Девушка отдала оружие в руки Луны. Луна уверенно перехватила пистолет, запрещая своим рукам дрожать. Она сама не могла до конца осознать, что собирается сейчас сделать. Убить человека? Нет. Точно, нет. Она на это не способна. Но зачем тогда ей пушка в руках?       Луна спустилась следом за Лексой по лестнице на ярус пониже. Там она встретила разъярённый, безумный взгляд освободившегося мужчины. — А вот и ты, сука! Подойди поближе, не стесняйся.       Лекса была беспристрастна и не вмешивалась, а Луна навела прицел на мужчину, стараясь не выдавать волнения всем своим видом. — Ты решила меня этим напугать? — усмехнулся он. — У тебя кишка тонка.       «Что если правда? У меня выбора не осталось. Я уже взяла пистолет. Я должна стрелять,» — изводила себя мыслями Луна. — «Я не готова его убивать, хоть и ненавижу его. Но почему? Почему я такая слабачка?»       Лекса бросила в неё строгий взгляд и холодно процедила: — Чего ты ждёшь?       Мужчина едко рассмеялся, и его раскатистый смех отбивался эхом от голых стен, разнося по огромному залу. После он запнулся и стал кашлять, словно бы подавился собственной слюной. Луна ещё больше растерялась, совсем затормозила.       «Этично ли стрелять в кашляющего человека?» — Твою мать, стреляй! — злостно выкрикнула Лекса.       И воспользовавшись замешательством Луны и переключённым вниманием на неё Лексы, мужчина резко поднялся и перехватил пистолет в руках Луны. Девушка выстрелила, но пуля пролетела куда-то в стену. Начальник тюрьмы зажал её со спины, придушил горло в локтевом изгибе. Выхватив из её рук пистолет, он направил его на двинувшуюся в их сторону Лексу, чем остановил её. После он приложил дуло пистолета к виску Луны и победно улыбнулся: — Не подходи, а то прострелю ей башку.       Лекса криво усмехнулась: — Мозгов там всё равно нет.       «Ну конечно! Самое время для стёба надо мной!» — пронеслось в мыслях Луны, которая пыталась унять накатывающую панику.       Мужчина отпустил Луну, но не сводил с неё прицела, и приказал: — Иди и привяжи подружку к стулу. Иначе обе тут ляжете.       Луна посмотрела в глаза Лексы, которая никак не возникала. Девушка искала подсказки, как действовать, но Лекса её не направляла. Значило ли это, что Луне пока надо плыть по течению?       «Он Лексу больше опасается, раз просит её связать. Не дурак».       Она подошла к Лексе, подняв веревку с пола, и произнесла: — Прости. — Да пошла ты, — огрызнулась та в ответ, пронзив её злым взглядом. Но Луна прочла в её взгляде что-то ещё и догадалась: «Но и Лекса — не дура. Ей невыгодно сейчас со мной ругаться. «Дело не пойдёт». Она хочет показать ему, что мы — хреновая команда, и чтобы он не ждал от нас сплочённости».       В итоге, Лекса сама села на стул и позволила себя связать, словно бы опасаясь прицела его пистолета. — Туго стягивай. Я проверю, — раздавал приказы мужчина.       Лекса напрягала руки, сжав кулаки, пока Луна перевязывала её запястья. Потому когда Лекса расслабила руки, веревка держалась на ней чуточку свободнее. Как только Луна закончила связывать её руки, Лекса тихо шепнула: — Эй.       После она развернула ногу так, что Луна увидела металлический блеск в её ботинке у самой лодыжки. — Вставай и иди сюда! — указывал мужчина.       Луна попыталась встать, но тут же сымитировала, будто споткнулась о свою же ногу и с грохотом свалилась на пол, подняв над собой клуб пыли и издав гортанный болезненный стон, что имитировать не пришлось — и правда было больно. Но на боль Луна не обращала внимания. Она незаметно влезла рукой в ботинок Лексы, извлекая из него небольшой карманный нож.       Мужчина раздражённо подошёл к ней, схватил за шкирку, как котёнка, поставил на ноги и оттащил подальше от Лексы. После, держа прицел на Луне, он прошёл к связанной девушке, бросив взгляд на то, как связаны её руки. В это время Луна спрятала нож под свою одежду. Она приметила то, что мужчина побаивается своих заложниц, несмотря на то, что он вооружён, а они девушки. Хотя глядя на самоуверенный взгляд Лексы с полным отсутствием какого-либо страха, Луна бы на его месте испугалась не меньше него. Она сама не была такой уверенной, но пыталась не показывать свой страх, подражая примеру Лексы. — А вот теперь мы поиграем.       Он не сводил прицел с Луны. Подойдя к девушке, он прошипел ей прямо в лицо: — Сейчас ты у меня за всё ответишь, дрянь.       После он схватил девушку за волосы, жёстко стянув их у самой макушки, и вжимая вниз, вынудил её встать на колени. — Думала, что ты крутая? Что ты вообще можешь без своей подружки?       Луна посмотрела на Лексу и встретила её беспристрастный взгляд. Она судорожно обдумывала, как ей действовать. Ведь Лекса связана, и их спасение теперь находится только в руках Луны. Лекса даже передала ей нож. Та ждёт от неё действий. Но как она может быть настолько уверенной в Луне? Луна и сама в себе не уверена.       «Ты же тоже не тепличная девочка,» — наставляла себя Луна. — «Вспомни свою юность. Вспомни в каких условиях ты жила, прежде чем встретила Беллами. Сколько приходилось работать, сколько раз приходилось избавляться от пристающих мерзких мужиков ночью в подворотне, когда возвращалась поздно с работы пешком, чтобы сэкономить деньги и не тратиться на такси».       И хоть ни разу в жизни её ещё не держал за волосы разъярённый мужчина с пистолетом в руках, она понимала, что прошлое её всё-таки закалило. Она напоминала себе, что совсем не из робких. Да, ей сейчас страшно, и это нормально. Ненормально бы было, если не было страшно. Но ей сейчас необходимо от этого страха оттолкнуться, а не утопать в нём. — Боже, ты такая жалкая, — со злой насмешкой произнесла Лекса, и в этот момент мужчина перевёл внимание на неё. Он был удивлён. — И ты серьёзно думала, что на что-то способна в этой жизни? Что ты способна достать деньги и помочь Рейвен. Да ты себе помочь не можешь. Ты ничтожная недееспособная тварь, наивно верующая в то, что ты чего-то стоишь. Но ты всего лишь моль. Букашка, которую для того, чтобы раздавить, много усилий не потребуется.       Это задевало, хоть Луна и понимала, зачем Лекса это делает. Но это же Лекса. Её методы не бывают мягкими. Поражённый её речью мужчина громко рассмеялся, и в это время Луна смогла незаметно вытащить нож из-под одежды. Вывернув лезвие наружу, нажав на корпус, она, не мешкая, с силой всадила нож в бедро мужчины. Тот истошно завопил, высвободив Луну из крепкой хватки. Воспользовавшись ситуацией, Луна побежала по коридору прочь и сделала это очень вовремя, потому как только она повернула за поворот, пуля из его пистолета полетела за ней вдогонку и пролетела мимо.       Девушка забегала за стены, из комнаты в комнату, зная, что он гонится за ней, насколько может себе позволить. Его ранение на ноге стало её преимуществом, но и он не собирался так просто сдаваться. Луна забегала за очередной поворот, укрываясь в нём словно в лабиринте из комнат. Наткнувшись на тупик, девушка прижалась к стене, стараясь унять бешеное сердцебиением и дышать как можно тише.       «Что делать дальше? Я не могу просто сбежать и оставить Лексу. Но как мне её вызволить, если он там где-то рядом вьётся? Что мне с ним, драться? Это вооружённый мужик, который меня жаждет убить».       Она не понимала, что ей делать. Её складной нож по сравнению с его пистолетом — просто спичка. Помочь мог только момент неожиданности, который она уже использовала.       «Я такая идиотка. Зачем я забрала пистолет у Лексы? Чтобы облажаться? Она права, я возомнила о себе слишком много. Возможно, её злость была искренней. И я это заслужила». — Малышка, выходи, — послышался мерзкий голос из комнаты неподалёку. И это обращение, которым он называл её в прошлый раз, в своём кабинете — просто иглой влетело в сердце. — Ты думаешь, я тебя не найду? Никуда ты не денешься.       «Сейчас не время жалеть и корить себя,» — строго оборвала себя Луна. — «Я однажды позволила ему сломать себя, но больше этого не повторится. Если даже он убьёт меня, то я сделаю всё, чтобы это далось ему не так легко. Такие букашки ему ещё не попадались на пути».       Она набралась храбрости и вышла к нему сама. — Слабо пойти на девушку без огнестрельного оружия, не так ли? — язвительно произнесла она. — Ты так не уверен в своих силах?       Мужчина едко улыбнулся, глядя на неё со зверским желанием растерзать: — Я откину пистолет, а ты отбросишь нож.       «Ну да, мы же в одинаковых весовых категориях и с равными физическими возможностями,» — фыркнула она мысленно. — «Но мой нож против его пистолета всё равно ничего не стоит».       Луна вытянула нож в руке, давая понять, что намеревается его сбросить. Он тоже самое проделал с пистолетом. Глядя друг другу в глаза, они одновременно сбросили оружие на пол. Луна бросилась назад, чтобы отдалиться от него, как можно дальше, а он тут же двинулся в её сторону. Нагнав девушку, он впечатал её в стену, ударив лицом о бетон. После, схватив за волосы, стянул её на пол. Луна упала на спину, мужчина потащил её за собой, и ей пришлось ползти за ним. Луна сейчас ненавидела свои волосы и мечтала бахнуть каре. Она схватилась руками в его ладонь, что держала её за волосы, и вонзила в кожу ногти так глубоко, насколько могла. Это только остановило мужчину, но он её не отпускал. — Отпусти, сука!       Она попыталась лечь на пол и не двигаться, всё ещё впиваясь в его руку. Луна ждала его удара. Ведь для этого ему придётся отпустить её, чтобы освободить свою правую руку. Что он и сделал, но он тут же ударил её по лицу, а после сел сверху, придавив девушку своим весом, и принялся душить. Она попыталась поискать что-то по полу, чем могла бы обороняться. Но ничего кроме мелких камней ей не попадалось под руку. Девушка вспомнила про его рану на ноге. Быстро проведя рукой по его бедру, она ощутила кровь под ладонью, и тогда всадила в рану пальцы. Мужчина оторвал руки от её горла, и тогда она резко ударила его второй рукой снизу под подбородком, сумев влезть пальцами в открытую рану на бедре ещё глубже. Он с рёвом свалился с неё на пол. И тогда девушка резко рванула от него в сторону. Увидев пистолет на полу, она быстро доползла до него, схватила в руки и направила на мужчину. Он, придерживая окровавленное бедро, смотрел ей в глаза с ожиданием. Луна зажала спусковой крючок пальцем, целясь ему прямо в голову. Но выстрела не произошло. Она попробовала выстрелить ещё раз. Но это была не осечка. Патроны кончились. Он вытянул насмешливую победную улыбку. — Чёрт, — про себя выругалась Луна. — Ты сегодня сдохнешь, мразь, — прошипел он.       Луна отбросила пистолет в сторону, наскоро дотянувшись до своего ножа и бросилась обратно в лабиринт комнат. За окнами начинало темнеть. И в полумраке становилось тяжелее ориентироваться. Девушка спряталась, но она не слышала, чтобы мужчина к ней приближался. Раздался его голос с той же комнаты, в которой она его покинула: — Снова прятки? Может, я тогда проведаю твою подружку? Хочешь послушать, как она будет кричать?       «О нет, Лекса,» — испуганно пронеслось в голове Луны. Она слышала его отдаляющиеся шаги. И аккуратно двинулась за ним. Она понимала, что это ловушка. Но эту ловушку нет возможности избежать. Она не могла бросить Лексу, которой самолично связала руки, на растерзание этому уроду. Приближаясь к холлу, в котором осталась Лекса, Луна услышала истошный вопль, принадлежащий вовсе не девушке, а ему. Луна зашла в холл и увидела, как с его лица по подбородку стекает кровь, и испачканные в крови губы Лексы.       Луна насмешливо произнесла: — Пока что только ты верещишь здесь как девчонка.       Он встал перед Луной на ноги, готовый броситься на неё в любую минуту. Луна сжала в руке нож покрепче, с вызовом глядя ему в глаза. Мужчина дёрнулся в её сторону, но со спины на шею ему накинулась верёвка. Освободившаяся Лекса, стянула ему горло, прижимая его к себе за спины. Луна не стала ждать, когда он высвободиться. Она бросилась на него и с силой всадила ему нож в грудь. Он дёргался, пытаясь обороняться, что у него уже едва ли получалось. В то время Лекса стягивала верёвку всё туже, а Луна наносила удары один за другим.

***

      Изнеможденные девушки сели в машину, не имея сил даже на то, чтобы говорить. Луна не знала, куда ей ехать. Они точно не могли появиться в таком виде перед Рейвен. К себе в квартиру — опасно. Соседи их могут увидеть, вызвать полицию. И те обнаружат Луну в компании беглой заключённой, с которой они вместе только что грохнули начальника тюрьмы. В голову пришёл только один вариант, где им будет безопасно укрыться, и Луна направилась туда. — Мы оставили там тело и свои следы, — обеспокоенно выдохнула Луна. — Не беспокойся. Об этом позаботятся, — сухо ответила Лекса. В её голосе не было волнения — и вообще любых эмоций. Или же она очень умело их прячет.       «Мы только что убили здорового вооружённого мужика,» — с ужасом и даже какой-то гордостью подумала Луна, словно бы не могла поверить в это.       Проезжая мимо небольшого посёлка, Лекса попросила остановить возле магазина. — Купи водки, — бросила она.       Луна мысленно одобрила: «Да. Водка сейчас лишней не будет».       Девушка зашла в магазин, не думая о том, как она сейчас выглядит. Продавщица с ужасом осмотрела разбитое лицо Луны, одежда и волосы которой были покрыты пылью и грязью. Она пробила товар, обескуражено глядя на неё. — Мисс, у вас всё хорошо? Может, вызвать скорую? — Нет. У меня всё отлично, — с убедительной улыбкой ответила Луна. Она расплатилась и постаралась поскорее убраться.       Возвращаясь в машину, она прокрутила в голове насмешливую мысль: «Я становлюсь ненормальной не только в глазах окружающих, но и в своих собственных».       Луна села в машину, в которой больше никого не было. Глядя на пустующее сидение, она обречённо подумала: «Что это значит? Она бросила меня? За то, что я не справилась?»       Луна не ожидала от себя того, что это причинит ей боль. Это было так несправедливо. Она впервые столкнулась с подобной ситуацией. Ей не приходилось никого убивать, бороться с кем-то насмерть. Да, она облажалась. Но ведь всё закончилось их победой. Они смогли выйти из этой ситуации, и Луна тоже для этого сделала немало.       Нависшее тучей над головой угнетение прервал звук отворяющейся двери, и в машину села Лекса. — Ты куда ходила? — Поехали, — произнесла Лекса, проигнорировав вопрос.       Луна заметила в её руках пакет из аптеки, от чего здорово напугалась. — Ты ранена? — Царапина. Поехали. — Из-за царапины ты в аптеку зашла? — раздражённо бросила Луна. — Заводи машину, — грозно произнесла Лекса. — Я с места не сдвинусь, пока ты не скажешь, что с тобой! — уверенно отбила девушка. Грозным тоном её было не напугать. И Лекса сдалась. — Пулю отрикошетило, когда он стрелял в тебя.       Луне потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное. Она тяжко выдохнула, поддаваясь страху. — Куда попало? — В плечо, — ровно ответила девушка. — Жить буду, если мы не будем тут стоять.       Луна быстро завела машину и поехала по трассе. Мысли буквально атаковали её. Что им делать? Лексе нельзя в больницу. Но оставить её помирать можно? — У тебя есть знакомый врач? — Нет. Мне он и не нужен. — Ты так самонадеянна, — злостно высказалась Луна. Но причиной её злости было беспокойство. Это понимала и Лекса, потому она не отвечала агрессией. — Прошу, не надо мне больше делать сюрпризов. — Не благодари.       Уже по темну девушки добрались до лесного домика. Луна разожгла камин и зажгла лампы. Лекса сидела за столом перед лампой и недовольно ворчала: — Здесь даже света нет? — Скажи спасибо, что нам вообще есть, куда приехать.       Лекса разложила медицинские приборы на столе и стала снимать с себя кофту. Луна тут же подключилась и помогла аккуратно стянуть с неё одежду. — Пулю нужно вытащить, — произнесла Лекса и протянула металлические щипцы Луне. — Я? — Как я тебе сама её вытащу? — Я не умею. — Убивать людей ты тоже не умела.       Луна сглотнула тяжёлую слюну, осознавая, что она вынуждена это сделать. Выбора нет. Она не может оставить Лексу разбираться с этим самой. Девушка взяла щипцы, пытаясь унять дрожь в руках. — Сначала убедись, что крепко держишь её, только потом резко вытягивай, — наставляла Лекса.       Во рту мгновенно пересохло. Луна боялась сделать что-то не так и навредить Лексе. Боялась такой ответственности. Но и отступать было некуда. Лекса плеснула водкой на рану, сжав челюсть от боли, которую она так успешно скрывала. А после сделала несколько уверенных глотков с горла бутылки.       Под руководством Лексы Луна мучила девушку, пытаясь вытащить пулю. Этот процесс был нелёгким и не быстрым. Текло много крови. Лекса сжимала зубы, крепко вцепившись в стул рукой, и мычала, но не дёргалась. Луна была поражена её самообладанию. Такую надо в спецназ, в лучший боевой отряд, а не в тюрьму.       Как только их мучения увенчались успехом, Луна перевязала рану Лексы бинтом. После чего обессиленно рухнула на пол у её ног, взяла бутылку водки и хлебнула горький напиток, мгновенно ударивший в голову. Луна словно бы застряла в каком-то дурацком сне, который всё никак не заканчивался. А она так надеялась наконец-то проснуться. Очнуться где-нибудь в детстве — в детской песочнице; на дне рождении одноклассницы; в объятиях мамы, убаюкивающей перед сном. Как же хотелось вновь стать беспомощным ребёнком и не знать, что жизнь бывает настоящей сукой.       Проведя некоторое время в молчании, девушки распивали остатки алкоголя, думая каждая о своём. Луна села на колени, чтобы видеть глаза сидящей на стуле Лексы, и произнесла: — Прости, что подвела тебя. — Всё нормально. Зато после ты показала себя достойно. Моё первое убийство было тоже неидеальным.       «Хоть бы оно было последним, пожалуйста,» — взмолила Луна. — Что ты испытывала, когда убила в первый раз? — Страх, — спокойным голосом ответила Лекса. — Страх того, кто я такая. — Ты умеешь бояться? — Я тоже человек, Луна.       Кажется, Лекса впервые обратилась к ней по имени, произнеся его так мягко, без былого пренебрежения в голосе. От чего Луна всмотрелась в её глаза, словно пытаясь узнать ту Лексу, которую знала всегда. — Иногда так не кажется. — Считаешь меня бесчеловечной? — беззлобно спросила Лекса, выглядевшая слишком уставшей и выжатой из сил, чтобы как-то эмоционировать. — Нет. Пошли, я отведу тебя в постель. Тебе нужно отдохнуть.       Луна помогла подняться девушке со стула и хотела её отвести в спальню, придерживая рукой, но та отказалась от помощи: — Я дойду. — Не упрямься. В спальню ведёт крутая лестница, а ты еле стоишь на ногах. Раз ты тоже человек, значит можешь позволить себе быть слабой. Хоть иногда. И люди в таких ситуациях принимают помощь от себе подобных.       Она ожидала услышать язвительную колкость от Лексы, но этого не последовало. Девушка позволила вести её, словно бы ей нужны были эти слова, как подталкивающий пинок к принятию помощи, к осознанию, что ей может быть нужна помощь. Лекса была не настолько неприступной, какой всегда казалась. Никто просто не решался пойти дальше, натыкаясь на её шипы.       Миновав круглую лестницу, девушки поднялись в спальню. Луна уложила раненную девушку в постель и укрыла её пледом. После чего она следом стянула с себя грязную, рванную одежду и упала в кровать, не имея сил даже посетить ванную и смыть с себя всю грязь, да ещё и в ледяной воде, которая не успела пока нагреться. Девушки прятались от холода под одним пледом. — Холодно, — выдохнула Лекса. — Дом нагреется не раньше, чем через два часа. — Ты можешь лечь ближе?       Этот вопрос застал Луну врасплох. Она и не думала, что Лекса могла просить о таком. Она терпела боль от ранения огнестрельного оружия, ни разу не пискнув и не прося о помощи. Но теперь она была настолько уставшей, что ей больше не хотелось ничего терпеть. Ей нужно было немного тепла. Возможно, не только физического. Возможно, ей правда страшно. И ей нужно чувствовать, что она в этот момент не одна. Луна приблизилась к девушке и неловко обняла её, и Лекса не отогнала её от себя. — Теперь верю, что ты тоже человек, — с мягкой улыбкой, без малейшей издёвки, произнесла Луна. — В тот мире, в котором я оказалась, казаться бесчеловечной — необходимость.       Луна задумалась о том, что наверняка немногие видели Лексу такой, какой её видит сейчас Луна. Она обнимала Лексу — не ту всесильную и упрямую гордячку — другую. Ту, которой хотелось хотя бы на время избавиться от тяжёлой необходимости быть такой. Ту, которой не чужды страх, усталость и нехватка тепла. — Я надеюсь, что ты найдёшь мир, в котором будут совсем иные необходимости, — произнесла Луна почти на ухо Лексе. — Прямо сейчас… — выронила Лекса тихим голосом, но тут же остановилась, словно обдумывая, заканчивать ли ту мысль, которую начала. — Я такой мир нашла.       Луна закрыла глаза и, сама от себя не ожидая, пустила дорожку слёз из глаз. Она не знала, как реагировать, как вообще осмысливать то, что она услышала. Но почему-то её сердце рвалось на части. От трогательности и боли. Она позволила себе не думать об этом, а просто чувствовать и идти на поводу у своих чувств. Луна крепче прижала Лексу к себе, обнимая её тонкую талию. Девушки не чувствовали холода температуры в комнате. Их согревало совсем другое тепло — необъяснимое законами физики.

20.1. Игра на выживание.

      Проносясь по ночным улицам на автомобиле, Джон провожал город взглядом, как будто видит его в последний раз. Его будущее настолько размыто, что он не мог быть уверен, что когда-нибудь вернётся. На улицах становилось всё безлюднее, как только они приближались к окраине города. — Машину я взял у друга, — говорил Финн. — Мне кажется, так надёжнее. — Да, спасибо, — отрешённо ответил Джон. — Ещё я взял Иви с нами. Она в переноске на заднем сидении. — Хорошо. Давай зарулим в этот магазин.       Финн припарковался у небольшого небрендового магазина дешёвой одежды. Джон сразу же направился внутрь, и Финн пошёл за ним. — Добрый вечер. Мы закрываемся через десять минут, — предупредила сотрудница магазина, сидя за кассой. Она в зале была одна. — Мы быстро, — кинул ей Джон. Он подскочил к вешалкам, быстро перебирая одежду, выбирая что-то поудобнее и более подходящее по размеру.       «Почти всё большое,» — негодовал Джон. — «Пора срочно набирать вес. Когда уже кончится моя чёртова диета?»       Финн странно поглядывал на друга, не понимая зачем они здесь. — Тебе так срочно понадобилось имидж сменить? — спросил он. — Тебе тоже надо, — ответил Джон, не отвлекаясь от поиска. — Выбери себе что-то. У нас мало времени.       Финн не стал донимать расспросами. Он видел, что Джон относится к этому серьёзно и сосредоточено, зачем-то ему это было нужно. Как только Джон нашёл более-менее подходящие ему по размеру штаны и толстовку чёрного цвета, он взял вещи и сразу подошёл к кассе. — Вы не будете примерять? — спросила девушка. — Нет. Оплата наличными.       Джон расплатился за товар, и тогда Финн тоже подошёл на кассу с выбранной одеждой. — Можно воспользоваться примерочной, чтобы переодеться? — спросил Джон. — Да, конечно, — ответила девушка чуть растерянно.       Финн молчаливо следовал за ним, делая всё то же самое, что и Джон. Парни вышли в новой одежде, неся старые вещи в руках. Джон нашёл глазами уличную урну и выбросил свою старую одежду в неё. Он посмотрел на Финна, давая понять, что тому нужно сделать тоже самое. И Финн выполнил безмолвную просьбу. — Нам ещё нужно в продуктовый магазин зайти, — сказал Финн. — Еды в доме нет.       Парни зашли в небольшой супермаркет на заправке. Финн сказал, чтобы Джон набирал те продукты, которые будет есть, а сам пошёл набирать себе в отдельную корзину. Джон взял рыбу, куриное филе, яйца, нежирный творог, рис, гречку, несколько видов овощей. Ничего мучного, сладкого, жирного и кислого в его корзине не было. Уже на кассе Финн оглядел содержимое его корзины и спросил: — Ты на правильном питании? — Пока да, — ответил Джон.       Финн выложил из своей корзины кошачий корм, столовые приборы, небольшую кастрюлю, туалетную бумагу, мыло, шампунь, гель для душа и пару зубных щёток с пастой. — Чай я взял из дома. Если хочешь кофе, то возьми, — предупредил Финн. — Мне нельзя кофе.       Оплатив покупки и загрузив их в багажник машины, парни снова двинулись в путь. По дороге Джон всё время поглядывал в зеркало заднего вида, наблюдая за тем, чтобы их никто не преследовал. Финн всё замечал и очень долго сдерживался от расспросов. Когда они выехали за город, на трассу, на которой не было других машин, Джон позволил себе немного расслабиться. — Ты не скажешь мне, от кого ты так скрываешься? — спросил друг. — Тебе это знать не нужно. — И когда ты только успел обрести настолько влиятельных врагов? — выдохнул Финн с риторическим вопросом.       Путь до дома занял около полутора часа времени, из которых минут сорок они двигались от главной дороги куда-то вглубь. Они приехали в маленький посёлок. Других домов поблизости не было видно. Нигде в окнах не горел свет. Словно место было заброшено. — Соседей здесь сейчас нет. Они летом только бывают. Эти дома используют как дачи, — объяснил друг.       Джон попал в небольшой, но довольно просторный дом. Со старой мебелью и несколько изношенным ремонтом. В комнате парней встретил затхлый запах. Финн открыл окна на форточку, чтобы впустить воздух и проветрить дом. Пока Джон раскладывал вещи и продукты, Финн растопил камин поленьями. — Здесь есть телевизор и радио, — рассказывал друг. — Ещё я оставлю тебе Иви, чтобы тебе тут не было так скучно. — Ты готов оставить мне свою кошку? — удивился Джон. — Да. А что такого? Она тебе нужнее. Будет кому составить тебе компанию. А я постараюсь почаще приезжать. — Только перед тем как приехать сюда, каждый раз проверяй, что за тобой нет хвоста. Петляй по городу, пока не убедишься, что за тобой никто не следит. — Я буду осторожен. Не переживай. — Кто бы тебя не спрашивал обо мне — Октавия, Атом, Беллами — ты ничего не знаешь. И ты мне тоже ничего ни о ком не рассказываешь. Что бы там с кем ни происходило. Кто там женился, умер, воскреснул — меня это всё не касается. — Да, я понял. — И ещё. Когда будешь дома, звони на мой номер периодически, как будто ты меня тоже ищешь.       Финн тяжело задумался. Его загруженный, печальный взгляд давал понять, что его голова взрывается от многочисленных вопросов, на которые он не может просить ответов. Осмотрев Мёрфи в обновлённом прикиде, Финн слегка улыбнулся и сказал: — Вот что значит утопать в одежде. — Зато не жмёт, — усмехнулся Джон. — Мне хочется тебя покормить. Если голоден. — Да, я бы поел.       Джон был, на удивление, очень голоден, словно готов был съесть всё, что было на столе даже сырым. Последний раз, когда он ел, только за завтраком — омлетом из двух яиц на воде. Врач рекомендовал есть по пять раз в день маленькими порциями, и Джон давно пропустил четыре приема пищи за этот день. — Только не знаю, чтобы из этих продуктов приготовить, — задумался Финн. — Может курицу с рисом и овощами? — Только тушить или варить. — И без специй, да? — уточнил Финн. — Да. — Ладно. Сейчас будет. А тебе если жарко станет, там в шкафу лежит пара моих футболок. Пользуйся, не стесняйся.       Финн приступил к готовке. Джон стал натирать морковь и болгарский перец на тёрке, за чем Финн лишь молчаливо пронаблюдал. Кажется, он и сам побаивался спрашивать, из-за чего тому приходится придерживаться такого питания. Джон был рад, что кто-то займётся приготовлением ужина вместо него. Он уже задолбался готовить по пять раз на дню.       Когда ужин был готов, Финн разложил его по тарелкам, и парни сели за стол. — Ты бы себе отдельно что-нибудь приготовил, — сказал Джон. — Хотя бы специй добавил. — Да ладно. Я хочу попробовать, — Финн положил еду в рот и странно заулыбался. — Я подобное ел в последний раз в больнице после операции. — Какой операции? — В детстве неудачно с велика свалился. Железный прут в живот вошёл. Зашивали потом. — Жесть. — Да повезло, что цел остался.       Финн пытался быть как всегда лёгким и улыбчивым, но всё это было натянутым сейчас. Его сдерживаемое беспокойство было заметным. Джон же был лишён эмоций и тревог. Даже постная еда ему сейчас казалась очень вкусной. В то время как Финн ел без удовольствия, но и не кривился.       Чуть позже Финн заварил зелёный чай и нашёл какой-то фильм по телевизору. Парни сидели на диване, пытаясь просто расслабиться и забыться. Джон пока не мог привыкнуть к этой атмосфере спокойствия. Ему всё время казалось, что прямо сейчас что-то произойдёт. Он так долго жил в напряжении, в бесконечном потоке событий, а теперь он просто сидит перед просмотром фильма с другом за чашкой чая. Рядом на диване спала Иви, свернувшись в клубочек. Вот уж беспечное существо. Ей чужды любые волнения. Джон ей даже завидовал. — Иви легко переносит смену обстановки, — подметил Джон. — Да. Ей этот дом уже знаком. Только не разрешай ей лазать по столу, на шкафы пусть лезет. — Откуда у тебя этот дом? — Это папин дом. Я просто присматриваю за ним. Иногда приезжаю поддержать порядок. — Почему он его не продаст? Он же не собирается вроде возвращаться. — Он сказал, если я хочу, могу продать и оставить деньги себе. Он на меня доверенность оформил. Но у меня как-то руки не доходили. Подумал, пока не буду торопиться. Как видишь, не зря.       Фильм показывал повседневность парня, который ведёт беспорядочную половую жизнь, имеет собутыльников вместо друзей, но в какой-то момент его начинают преследовать неприятности одна за другой, и он осознаёт, насколько одинок в этом мире. Джон был слишком уставшим, чтобы о чём-то задумываться, поэтому он просто смотрел кино с поверхностным сюжетом, не вдумываясь, и даже не плевался из-за глупых сюжетных поворотов. Он внезапно вспомнил встречу с Беллами и всё, что он тому сказал. На мгновение, ему показалось, что это произошло не с ним, а в таком же глупом фильме, какой сейчас крутят на экране.       «Я правда ему это сказал?» — задумался Джон. — «Или мне это приснилось? Что если всё происходящее мне просто снится? И я сейчас проснусь в парке на траве или в доме Роана, связанным и приготовленным к пыткам».       Ощущение нереальности происходящего не покидало его. С каждой секундой его веки становились всё тяжелее, и он стал постепенно проваливаться в сон. — Джон, иди ложись на кровать в спальне, — произнёс Финн. — Диван здесь неудобный.       От сильной усталости Мёрфи бы сейчас сладко спал хоть но голом бетоне, но он послушно поднялся с дивана и пошёл за Финном, который показал ему, где находится спальня. Финн помог расстелить постель, пока Джон стягивал с себя одежду. У парня не было сил даже поблагодарить друга, он просто увалился в постель, чуть ли не мгновенно вырубившись.

***

      Днём Джона разбудила Иви, которая запрыгнула ему на грудь и громко замяукала. Джон раскрыл глаза и сел на кровати. Кошка стала кружиться вокруг него, тереться и мурчать. Парень посмотрел на часы. — Я проспал одиннадцать часов. Иви, не могла раньше разбудить?       Поднявшись с постели, Джон вышел в гостиную. Финна уже не было. Будний день, тот с раннего утра уехал на работу. Джон окинул комнату взглядом и обратился к прибежавшей кошке: — Миска пустая, в лотке говно. Ещё бы ты не орала. Я за собой то не успеваю следить, ещё и за тобой теперь надо.       Иви громко мяукнула, выжидающе глядя на него. — Только не повышай на меня голос. Сейчас всё будет.       Первым делом Джон обслужил кошку, после начал приводить себя в жизнь. Залез в душ и почистил зубы, вчера его слишком быстро скосил сон, потому ему было необходимо заняться гигиеной в первую очередь. Приготовил завтрак, снова уже ненавистный омлет. Едва ли осилив даже маленькую порцию, Джон отправился с чаем на веранду. Он сел в старое кресло-качалку и укрылся пледом. — Всё. Кажется, я на пенсии, — усмехнулся с себя парень. — Газеты не хватает.       Он с восхищением наблюдал за представшими перед ним просторами. Дома соседей находились достаточно далеко, казались крошечными на фоне открытых полей. Трава рыжая, выжженная за лето солнцем. Местами деревья ещё обильно одеты в золотую листву, некоторые из них уже были почти голыми, а под ними красовался ковёр из ярко жёлтых или красных листьев. Небо было хоть и пасмурным, но ярким. Солнце подсвечивало облака с обратной стороны. Воздух пах осенью. Хотелось глубже вдыхать, чтобы насладиться её ароматом.       «Если бы это мог сейчас видеть Беллами,» — тяжко подумал Джон. — «Как он там сейчас?»       Джон резко отмахнул эту мысль и выругался на себя: «Не думай больше о нём. Тебе всё равно, как он там. Тебе должно быть всё равно».       На улице стояла безупречная тишина. Ни гула машин где-то издалека, никаких намёков на жизнь в этом забытом богом месте. Погода безветренная, даже ветер не шелестел листьями. Только скрип кресла-качалки говорил о том, что Джон сейчас не находится в вакууме, оторванным от внешнего мира. Такая тишина была совершенно непривычна для городского обитателя.       «С одной стороны, спокойно. С другой — если меня придут убивать, деваться будет некуда. Хотя Роан убивать меня не станет. Он знает, что смертью меня не напугать. Он придумает пытку поизощрённее».       Из-за одиночества, излишнего покоя и гробовой тишины Джона всё время посещали разные мысли. Он постоянно что-то обдумывал, особенно часто мысли уносили его во вчерашний день. Всё казалось таким нереалистичным, будто выдуманным им. Как он решился пойти против Роана, как он смог отвергнуть Беллами — твёрдо и жёстко. Так много потрясений пришлось пережить за последние месяцы, а теперь он просто сидит в доме посреди полей, вдалеке от всего мира, попивает чай на веранде и ничего больше не ждёт от этой жизни. Ему не нужно идти на работу, не приходится ждать звонков, так как у него нет телефона, не приходится ждать, что кто-то появится на пороге, кроме Финна. Ему не нужно думать о том, что его ждёт завтра и послезавтра — они будут точно такими же, как сегодня. И стоило задуматься: это его тюрьма или свобода? Об этом можно было бы гадать вечность, но так и не найти на этот вопрос ответа.

***

      Несносный ветер посрывал безжизненные, блеклые листья с веток деревьев и расстелил по дороге. Тучи сгущались, грозились вот-вот сорваться и расплакаться дождём. Пока парень сгребал листья в кучу в одном свитере, ветер путал его волосы и пронизывал сквозь одежду. Он не замечал, что ему было холодно, как в общем-то ничего не замечал. Он толком ни о чём не думал, всё внимание уделял на незамысловатую работу. Наверное, если рядом сейчас произошёл взрыв/пожар/ураган/наводнение, он бы не обратил на это внимания. Ведь работа ещё не закончена, незачем пока отвлекаться. Он только убрал листья со двора, но ветер снова заметал его новой порцией, разграбливал уже сложенные кучи листьев, мешая навести порядок, словно шкодный ребёнок. Беллами с тем же безмятежным состоянием возвращался к одной и той же работе снова, не испытывая раздражения и не чувствуя усталости. Его ладони были ледяными и обветренными, а сам он продрогшим от сцепившего холода, но почему-то холод сейчас казался более приятным, чем тепло домашних стен.       За время уборки во дворе Беллами несколько раз встретил мимо проходящих соседей, которые с ним здоровались. Он не помнил, когда видел их в последний раз, да ещё и в один день сразу нескольких. Некоторые из них так же выражали своё удивление неожиданной встречей. Ведь Беллами мог быть где угодно — на работе, у друзей, на тренировке, в баре, или хотя бы дома — но не в своём дворе, сгребающим листья. Пожилой сосед сказал, что на вечер передают дождь. Соседская девочка 11-ти лет напомнила о приближении Хэллоуина и обещала напугать его своим костюмом, когда придёт за конфетами. Беллами сказал ей, что будет её ждать. Незнакомый пёс размером не больше кошки подбежал к Беллами и стал вынюхивать его ботинки. После сразу объявилась хозяйка собаки, молодая девушка в длинном плаще и тёплом шарфе, и отозвала собаку назад, с улыбкой извинилась перед Беллами. Он сделал комплимент её питомцу и снова вернулся к работе. И всё, что происходило, казалось странным, размазанным и невнятным. Его реакции на автопилоте, неосознанны, будто кем-то запрограммированы.       Вернувшись в дом, Беллами приготовил ужин, хоть и не особо умел готовить, но что-то получилось. Пока он занимался готовкой, его телефон разрывался от звонков, но Беллами не обращал на них никакого внимания, словно бы и не слышит их, проходил мимо телефона. Он с головой был увлечён готовкой. Когда ужин был готов, Беллами сел за стол. Телефон снова зазвонил, и тогда Беллами бросил в него взгляд. Увидев имя Атома, решил всё же ответить. — Ты куда пропал? — интересовался Атом. — Не слышно, не видно тебя уже несколько дней. — Я дома. — Ты всё это время не выходишь из дома? — Да, — ровно ответил Блейк. — А зачем? — Так, я сейчас приеду, ладно? — обеспокоенно произнёс друг. — Ничего себе. Ты спрашиваешь разрешения на то, чтобы приехать? — Скоро буду.       Беллами отогрелся горячей едой и чашкой кофе. Атом не заставил себя долго ждать, приехал, когда Блейк начал уборку на кухне, вымывая посуду и плиту. Друг пронаблюдал, как парень с особой щепетильностью и неторопливостью занимается уборкой с потухшим, отрешённым взглядом. — Твоя клининг-мастерица уволилась что ли? — Нет. Я отпустил её в оплачиваемый отпуск на неопределённое время. — У тебя появилось свободное время на то, чтобы наводить порядок самому? — удивился друг. — В таком-то доме. — Я тоже взял отпуск. Передал полномочия Мэй. Она сейчас с работой лучше меня справляется. — Ты взял отпуск, чтобы сидеть дома и пыль протирать? — искренне недоумевал Атом, зная, что Беллами отпуск берёт только в крайних случаях. — Что случилось? — Не знаю. Выгорел, — безжизненным голосом ответил Блейк.       Атом грузно задумался, не отрывая взгляда от друга и не переставая за ним наблюдать. Беллами стал тщательно натирать столешницы. — Меня пугает твоё состояние, — поделился Атом. — Больше, чем тогда, когда ты каждую ночь нажирался и творил хуйню. — Почему? Пыль протирать вроде безопасно. — Что происходит, объясни мне? Где Джон? — Я не знаю. — Октавия до него не может который день дозвониться. И ты вот из дома не выходишь. Что у вас случилось? Просто ты не мог бы быть таким спокойным. Ты бы тут всё разносил, если бы чего-то не понимал. Но ты что-то знаешь. — Я больше ничего о нём не знаю. Ты можешь ничего о нём у меня больше не спрашивать. Я не знаю и уже не узнаю. Между нами стоит окончательная точка. Мы два отдельных человека, и уже не будем вместе.       Беллами говорил ровно, спокойно, без каких-либо эмоций. А внутри это осознание в очередной раз наносило жестокие, смертельные удары. У него не было сил эмоционировать. Все силы уходили на то, чтобы как-то выстоять в неравной борьбе. — С чего ты это взял? — Он так сказал. — Почему он так сказал? — Я не знаю.       Самому сложно было это понять. У них получалось налаживать отношения, они становились всё ближе с каждым днём. Но всё изменилось с тех пор, как явился тот неизвестный мужчина на крутой тачке. И даже после этого Джон ведь уверял Беллами в том, что нуждается в нём. С тех пор прошло так мало времени. Потому Беллами не мог поверить в то, что Джон его больше не любит. Но Джон говорил так убедительно. В его глазах сквозил такой искренний холод, с которым парень никогда не смотрел на Беллами. Всё очень сложно понять и принять. Беллами не мог не верить. Его смертельная рана горит, кровоточит, лишает сил. И Беллами чувствует её всегда, сутками напролёт, день и ночь, минуту за минутой. — И неужели ты не пытался узнать, а просто оставил всё, как есть? — Пытался. — Да здесь и так уже всё сверкает, остановись, — сказал Атом, в попытке вырвать друга из гипноза, в котором он походил на робота.       Беллами отложил салфетку и обратил внимание на друга. Атом продолжил: — Это не дело — вот так сдаваться. Остыньте оба, дайте друг другу времени всё переосмыслить, а после попробуйте снова поговорить.       «Почему мне кажется, что это конец? Джон принял окончательное решение и не изменит его. Я чувствую, что это так. Он перегорел, как и его любовь ко мне. Такое бывает, наверное. Скорее, это было даже очевидно, что когда-нибудь это может произойти. Я просто пытался надеется, что не произойдёт,» — с невыносимой тяжестью обдумывал Беллами. — Ты слушаешь меня? — спросил Атом, видя его стеклянный взгляд. — Да. — Может, я останусь сегодня с тобой? — Нет, поезжай домой. У меня здесь ещё много дел.       Атом нехотя оставил друга одного. Беллами осмотрел кухню и поймал себя на мысли, что у него появилось ощущение возвращения в прошлое. Этот идеальный порядок обманывал разум, говорил о том, будто бы в этот доме снова живёт Джон, который всегда поддерживал чистоту. В последнее время в квартире Джона творился хаос и бардак, что так ему не свойственно на самом деле. Кажется, теперь они с Беллами поменялись местами. Не только в том, что Беллами начал быть опрятнее, а Джон неряшливей. Но и в том, что безответную любовь Джон передал Блейку, взвалив непосильным грузом ему на плечи.       «Я больше не люблю тебя», — вновь влетело огнестрельной пулей в голову и отрезвило. Раны нестерпимо зашипели, Беллами вздрогнул всем телом и попытался поскорее переключить внимание на бытовые хлопоты. Словно бы это как-то помогает. Не помогает, на самом деле. Душа рёвом ревёт ежесекундно. Но Беллами боится остановиться, свалиться с ног, ведь тогда он может больше не встать.       Проведя ревизию по дому, Беллами собрал в коробку ненужные вещи и отнёс их на чердак. Уже собираясь возвращаться в дом, Блейк краем глаза заметил граммофон и остановился. Он медленно подошёл к граммофону и завёл его. Игла опустилась на вращающуюся пластинку, и музыка окутала пространство вокруг. Беллами опустился на пол, вслушиваясь в мелодию. В воспоминаниях промелькнул тот вечер, счастливые глаза Джона, получившего долгожданную пластинку, его поцелуи и ласковые прикосновения. Беллами болезненно сжал руки от острой боли из-за нехватки его тепла. Он вспомнил, как тогда боялся любить его, боялся того, что в итоге случилось — он остался один, брошенным и больше ненужным. Этот страх и привёл его в этот самый момент. Если бы он только мог тогда не бояться, может быть, он бы сейчас не остался один. Воспоминания хлынули один за другим. Беллами больше не мог им противостоять. Они кружили над ним, как коршуны, добивали, желая полакомиться его безвольной, растерзанной плотью. Как много воспоминаний и чувств хранила его память. Она была надёжней любого жёсткого диска и накопителя. " — Что мы будем дарить Октавии на день рождения? — спросил Беллами. — Что МЫ будем дарить? — с насмешкой уточнил Джон. — Я подумал, почему бы нам не подарить один подарок от двоих. Чтобы не разбаловать её. — Ты просто не знаешь, что подарить, и хочешь, чтобы этим вопросом занялся я. — Очень хочу, — с хитрой улыбкой согласился Блейк. — Ты выберешь подарок, а я дам тебе на это денег. Договорились? — А если нет? — Ну ты же так хорошо умеешь выбирать подарки. Лучше тебя никто этого не сделает. И точно не я.       Джон забавлялся с его бесстыдной лести и продолжал иронизировать: — В чём ещё я так хорош и не знаю об этом? — О-о, много в чём, — многозначительно произнёс Беллами, стрельнув в парня пылающим взглядом. — И ты это прекрасно знаешь. — Подлиза. Я и сам-то ещё не знаю, что дарить. — Ты с ней хотя бы общаешься. Хотя бы имеешь представление, что ей может быть нужно. — Вообще-то это твоя сестра, если ты забыл. Ты бы тоже мог с ней общаться. — Я общаюсь. Иногда. Когда выбора не остаётся. — Когда ты уже перестанешь быть таким зазнайкой? — Джон произнёс как риторический вопрос. — Я сейчас кому-то надаю по заднице за необоснованную критику в мой адрес, — с наигранной угрозой сказал Беллами. — Это отнимет у меня мотивацию выбирать подарок от нас двоих, — продолжал ёрничать Джон. — Или, может быть, наоборот. Кто знает? Зависит от того, как хорошо ты меня отшлёпаешь.       Беллами довольно улыбнулся. Он не мог нарадоваться тому, что Джон снова стал прежним собой. Столько месяцев он вытягивал парня из депрессивного состояния, пытаясь помочь обрести ему уверенность и жизнелюбие. И что-то начало получаться. Джон расцветал на глазах, а Беллами безотрывно любовался им. Они оба делали друг друга счастливее. Состояние Беллами теперь напрямую зависело от состояния Джона. Блейк прилагал все усилия ради его улыбки, и когда Джон улыбался, Беллами и сам хотел радоваться всему белому свету. Если же он не справлялся, ошибался, как-то обижал Джона, после чего видел его разбитым, он и сам ощущал себя разбито. Для того, чтобы чувствовать себя счастливым, ему нужно было только делать счастливым Джона.       Джон всё же сжалился над непутёвым братом, выбрал подарок, упаковал, подписал от себя и от Беллами. Октавия осталась довольна. На её дне рождения Беллами чувствовал себя чужим. Атом часто крутился возле именинницы, из гостей в основном были её друзья и одногруппники. Но зато Джон стал открытее и общительнее. Он легче находил общий язык с гостями. Беллами было приятно видеть его таким.       Когда на столах стал заканчиваться сок, Джон решил сам сходить за ним на кухню, чтобы не отвлекать именинницу от праздника заботами, и потащил за собой Блейка. Пока Джон выливал сок из пачки в стеклянный графин, Беллами подошёл к нему сзади, прижал к себе вплотную, завоёвывая его внимание себе. Джон отставил пустой пакет в сторону, и повернул лицо к парню, поцеловав его через плечо. Беллами удержал его за шею рукой, чтобы тот не думал так скоро отстраняться. — Там гости умрут от жажды, — сквозь поцелуй, улыбаясь, произнёс Джон. — А я могу умереть от жажды твоих поцелуев.       Парень развернулся к Беллами всем телом и обвил его шею руками, посмотрев ему прямо в глаза с нежностью. — Я утолю твою жажду сегодня ночью, как только мы вернёмся домой. — Я хочу не только сегодня ночью. — Каждый день буду её утолять. До конца нашей жизни. — Обещаешь? — промурчал Беллами парню на ухо. — Обещаю. Пока тебе это нужно. — Только мне? — Потому что мне это нужно будет всегда, — ответил Джон и накрыл его губы поцелуем.»       Беллами застыл на месте от переизбытка горечи и отчаяния. Как же не хотелось отпускать это прошлое, и оставлять всё это лишь в прошлом. Сейчас эти воспоминания кажутся издевательством. Адом, в который Беллами попал при жизни. Камерой пыток, из которой он даже не хотел выбираться.       «Но жизнь расставила всё на свои места,» — с болезненной усмешкой над собой подумал Беллами. — «И нуждаться в наших поцелуях всегда теперь буду только я».

***

      На следующий день Атом вновь приехал к Беллами и очень настойчиво куда-то потащил за собой. Говорил, срочно и не терпит отлагательств. Беллами сел к нему в машину, не особо интересуюсь, куда они едут. Он залез в телефон, пытаясь себя отвлечь. Когда Атом припарковал машину, Беллами пришлось вернуться в реальный мир, и он увидел до боли знакомую улицу. — Мы приехали к Джону? — удивился Блейк. — Зачем, Атом? Он не хочет меня видеть. — Его там нет. Пошли, посмотришь.       Парни легко зашли в квартиру без ключа. И только зайдя за порог, Атом начал выливать на друга весь поток выведанной им информации: — Дверь осталась открыта. Все вещи на месте. Одежда, телефон, ноутбук, даже зубная щётка. Он всё оставил. Разве так делают, когда просто хотят переехать? Да и он бы попрощался перед отъездом. Если даже с тобой поругался, но хотя бы со мной и Октавией, да и Финном — точно попрощался бы. — С Финном ты уже говорил? — уточнил Беллами. — Да, я спрашивал у него. Он ничего не знает.       Беллами прошёлся по комнатам. В них было ужасающе пусто. Без Джона весь мир был пустой, а в его квартире это особенно остро ощущалось. Блейк прошёл на кухню, и что сразу же бросилось ему в глаза, так это завядшие цветы в вазе на столе. Это был некогда роскошный, очень дорогой букет. Сам себе Джон бы такой не купил. Беллами внимательно осмотрел цветы и нашёл сложенный лист бумаги прямо под вазой. Он понадеялся, что Джон всё-таки оставил записку. Только бы не предсмертную.       Развернув лист бумаги, Беллами обнаружил незнакомый почерк: «Возмещаю ущерб. Телефон не распакован, жучка в нём нем. Твой новый номер на сим-карте я в глаза не видел. Попросил сотрудника положить любой на его вкус. Букет из цветов Ранункулюс Ханой я выбирал для тебя лично. Он выглядит очаровательно нежным и невинно чистым, но несмотря на это он олицетворяет собой силу и могущество. В древние времена его ассоциировали с богом-громовержцем славянского пантеона, богом войны и справедливости Перуном. Но я думаю, что если и есть цветок, сотворённый природой под тебя, то это однозначно он. Изящный бутон на крепком, устойчивом стебле. Нежный и сильный. Сотканный из противоположностей. Я смотрел на него и думал, что этот цветок слишком прекрасен для этого мира. Как и ты».       Беллами каким-то необъяснимым для него самого образом выносил очередной удар. Боль сцепила его и властвовала над ним, но он всё ещё стоял на ногах.       «Наверняка, это от того мужчины, который заезжал за ним. Передо мной изображал из себя какого-то неадеквата, а ему написывал такие письма, полные восхищения. Он явно влюблен в Джона. Любит ли его Джон? Хотя зачем ещё он бы сохранил это письмо? Может, Джон уехал вместе с ним?»       В голове всплыло очередное воспоминание, как пьяная Кларк спросила: «Твой мужчина не будет тебя ревновать?», на что Джон ответил, что у него нет мужчины, и в этом же потом уверял Беллами с честными глазами.       «Зачем же ты лгал мне?» — с болью въелось в голову.       Атом вошёл на кухню и спросил: — Ты что-то нашёл? — Заметив цветы, прокомментировал: — Ничего себе гербарий.       Блейк молча и не глядя протянул ему найденное письмо. Атом пробежался по строкам глазами и помрачнел: — Это кто ему такое настрочил? — Джон спал с ним, — вяло выдохнул Беллами. — А ты откуда знаешь? — Он и не скрывал. — Охренеть, — высказал шокированный друг. — И ты молчал? — Об этом было слишком тяжело говорить, — проговорил Беллами, с силой заставляя себя произносить слова. — Скорее всего, у Джона сейчас всё хорошо. — Неспокойно мне. Всё это очень странно. Не похоже на него совсем, — усомнился Атом.       Беллами больше не мог говорить вслух, он говорил лишь сам с собой: «Меня тоже это настораживает. Но я не знаю, что я могу сделать в этой ситуации. Мне необходимо убедиться, что он в порядке. Только как?»       На подоконнике лежали зажигалка и полупустая пачка сигарет. Беллами взял в руки зажигалку, вспоминая о том, сколько раз он видел, как Джон подкуривает с неё. Как изящные пальцы прикрывают огонёк от ветра, как небрежно отбрасывают зажигалку, когда она больше не нужна. Точно так же Джон отбросил и его.       «Когда-то он часто держал тебя в своих руках,» — Беллами вёл безмолвный разговор с зажигалкой, глядя на неё. — «Считал тебя важной. Выйти из дома без тебя не мог. А теперь ты лежишь ненужная на подоконнике. Больше нам с тобой не стоит рассчитывать вновь почувствовать тепло его рук, верно?»

***

      Беллами связывался с друзьями, разведывал, знают ли они что-то о Джоне, но никто ничего не знал о его местонахождении. Все, как один, говорили о том, что Джона не видели уже довольно давно. Миллер уже больше недели как отвисает со своей девушкой в Камбодже и потому о происходящем точно ни сном ни духом не знает. Беллами даже ездил в бар Маккрири. Тот снова вытащил с него приличную пачку наличных, чтобы сказать, что Джон больше на него не работает, а куда ушёл, Маккрири не в курсе. Никаких переписок в его телефоне не было найдено. Там и номеров не было, кроме номера Беллами, ведь телефон был новым. И Блейк задумался, вроде бы он единственный, чей номер Джон внёс на свою новую сим-карту, но это не спасло от того, чтобы стать им покинутым. Поиски не привели ни к каким результатам. От отчаяния Беллами принял уже крайние меры — он приехал к Брайану.       Бывший друг вышел из дома и сел на уличную лавку во дворе, где его уже поджидал Блейк. — Пришёл всё-таки грохнуть меня? — вяло спросил Брайан. — Покурим? — предложил Беллами. — Я больше не курю.       Блейк закурил сигарету из найденной на подоконнике пачки, подкурив зажигалкой Джона. Вдохнул дым, вместе с сотней режущих осколков. — Джон куда-то исчез. Если ты что-то знаешь о его местонахождении, то прошу скажи. Я обещаю, что ничего не сделаю тебе. — Я не знаю, Беллами. Я его с тех пор не видел. — ответил Брайан с искренним недоумением. Он тяжело задумался, а после спросил: — Нет предположений из-за чего он мог пропасть? — Нет. Может, от меня сбежал. Но я не уверен. Мне бы просто узнать, что у него всё в порядке, что он жив, здоров, в целости и сохранности. — Остаётся надеется на это, — опечаленно выдохнул Брайан.       Некоторое время они молчали. Тишина между ними была тяжёлой, неподъёмной. Беллами старался даже не смотреть на Брайана. Но больше боли от воспоминаний его заботило то, что он так ничего и не узнал, что он вообще зря приехал к Брайану. — Сколько бы я не ломал голову, почему ты так поступил со мной, я так и не смог найти ответ на этот вопрос, — начал Беллами. — Ты был из числа последних друзей, от которых я мог ожидать нож в спину.       Брайан протяжно выдохнул, собираясь с мыслями, и только через несколько секунд смог произнести: — Я его люблю. Я влюбился в него ещё когда не знал, что вы вместе. Ты ведь был с Луной. А я трусил, держал чувства в себе. Джон ведь всегда был такой язвительный, сам себе на уме, да и с отметинами на шее постоянно. Но потом я какого-то хрена ему признался. О чём теперь очень жалею.       «Что ж, Джон пачками собирал воздыхателей, оказывается,» — с горечью задумался Блейк. — «Но это неудивительно. На него очень легко подсесть, как на иглу, и хрен потом слезешь». — Мне очень жаль. Я не хотел вставать между вами. Не хотел, чтобы так получилось, — оправдывался Брайан. — Что произошло на днюхе? — Я был прилично пьян. А Джон потащил меня за собой. Я и не подумал о том, чего он хочет. Я просто пошёл, потому что он позвал. А потом… он был очень настойчив. Я не оправдываю себя, но я мечтал о нём слишком долго, и вот мечта начала исполняться. Я не смог противостоять. Мой самоконтроль просто ёбнулся в секунду. Прости меня. Если сможешь когда-нибудь. — Как бы я тебя не ненавидел за твой поступок, но я пиздец как тебя понимаю, — спокойно произнёс Беллами без тени злости или упрёка. — Я пойду, — сказал Брайан, поднявшись с лавки. — Надеюсь, что ты найдёшь его и больше никогда не потеряешь.       Парень ушёл в дом, а Беллами продолжал смотреть в одну точку безжизненным взглядом, докуривая сигарету, добивая себя одной единственный мыслью: «Я уже потерял».

***

      Время протекало так плавно, никуда не торопясь, ни к чему не привязываясь. Джон вообще почти перестал смотреть на часы. Незачем. Всё, чем он занимал время — это занимался бытовыми делами, присматривал за кошкой, смотрел телевизор и читал книги. В хорошую погоду он гулял по окрестностям. Джон обследовал рощу, нашёл небольшое, кристально чистое озеро. Ему нравилось садиться на траву и смотреть на ровную гладь воды, размышляя о своём. Во время прогулок по роще ему не раз попадались белки. Джон мог остановиться посреди деревьев и залипнуть. Время для него как будто остановилось. Такого тотального покоя он не испытывал ни разу в своей жизни. От чего ему всё время казалось, что он спит. Или, может быть, даже умер, и теперь его душа блуждает в небытие. Джон так же не ощущал каких-то ярких эмоций. Был полупустой. Ни боли, ни страха, ни радости. Всё время спокойная, размеренная тоска. Она была уже привычной и не давила.       В доме Джон также обследовал каждый уголок. Помимо спальни, в которой он ночевал, была ещё одна спальня, скорее всего, это когда-то было детской комнатой. В ней остались старые игрушки, растрепанные детские книжки. Маленький Финн не щадил литературу. Зато энциклопедия про динозавров выглядела до идеала сохранившейся. На стене висела старая фотография. На ней была изображена семья. Высокая, худощавая девушка, одетая в строгое платье, с идеально уложенными волосами и серьёзным взглядом. Рядом, чуть поодаль, за её плечом стоял мужчина — с такими же чертами лица, что и у Финна, только постарше и с волосами покороче. На руках у мужчины сидел маленький мальчик. Приблизительно пятилетнего возраста. В детстве Финн был почти такой же, как и сейчас, только щёки пухлее. У мужчины был тёплый взгляд, улыбающийся, хоть и сам он не улыбался. Девушка же выглядела отстранённой, словно не очень желает фотографироваться.       Джон задумался: «Она создала новую семью, а он нашёл своё счастье в одиночестве, так и не сумев никем заменить её. Смогу ли я так? Но у него хотя бы есть сын. Который из-за меня не может проведать отца. Как же неловко от этого».       В один из дней дождь поливал как из ведра. Джону ничего не оставалось, как сидеть дома, уткнувшись в книгу. Иви часто спала где-то рядом. Джон готовил еду по пять раз в день, а после вымывал посуду, и это помогало скоротать время. Чтобы хоть как-то себя развлечь, Джон включал по радио музыку, пока готовил или убирал. Поймав ритм одной из песен, Джон стал пританцовывать, пока бросал продукты тушиться, а вскоре стал петь в голос, а Иви странно на него поглядывала. — Cause tonight It's me myself and I Long days, bright lights I won't come home My lips are silk, my ass is fire But you, you come and go And I've worked so hard To please you all To be the one But now I'm better on my own Now I don't need your love Now I don't need your love Now I don't need your love       Прокричав последние строчки, Джон стал смеяться. И ему было так легко, словно он самый свободный человек на планете. И похрен ему было, что это не так.       После ужина Джон сидел перед телевизором, ища по каналам, что можно посмотреть чего-то стоящего. Финн обещал приехать через дня три, но его не было уже неделю. Джон надеялся, что с ним всё хорошо. И почему-то он успокаивал Иви, хоть она и так была спокойна: — Подожди чуток. Скоро твой хозяин приедет. Просто у него пока не получается. Но он приедет. Тебя он точно не бросит.       В ответ довольная, сытая кошка громко мурчала, развалившись на диване и вытягивая лапы.       Ночью Джон лежал в постели, слушая стук дождя по окнам, и никак не мог уснуть. Но он пытался нормализовать режим. Ложиться и вставать раньше. Из невозможности на что-то отвлечься мысли беспрестанно лезли в голову. И на удивление, из всех возможных мыслей, лезли в основном непристойные. Джон был не в силах им сопротивляться. Будто прямо перед глазами материализовался Беллами, навис над ним обнажённым, проникал в него полыхающим от страсти взглядом, бесцеремонно касался, хватал, сжимал, целовал так нагло и властно, разводил ноги Джона пошире и резко входил внутрь него. Джон жалобно проскулил, чувствуя возбуждение.       «Да чёрт бы тебя побрал. Ты даже здесь меня в покое не оставишь,» — ругался про себя парень. Ему стало так жарко. Тело заскулило от нехватки ласки. Но фантазия была беспощадна. Джон вспоминал их секс в мельчайших подробностях. Как Беллами стягивал его за волосы и запрокидывал голову назад, чтобы вгрызаться ему в шею. Как с силой сжимал ягодицы, всё глубже в него проникая. Как засовывал пальцы ему в рот, с наслаждением глядя на его лицо. Джон не заметил, как опустил руку себе на пах и стал ласкать себя. Он закрыл глаза и тихо стонал. Но в тихой комнате стоны казались оглушительными. Его запах, его горячее, влажное тело, вжимающее в постель, вкус его губ — всё это Джон так отчётливо помнил. Джон знал его всего наизусть. Невозможно было даже представить, что это когда-нибудь можно забыть.       Джон кончает себе на живот, после чего часто дышит, весь в поту. Проходит всего пару минут, и его накрывает волна необъяснимой боли. Накатываются слёзы, и Джон мучительно выдыхает. Всё это ему самому кажется полнейшим идиотизмом — плакать после мастурбации. До чего же жалкое зрелище. Но ничего с собой он поделать не мог. Боль терзала его. С какой бы уверенностью Джон ни сказал Беллами о том, что не любит его, он не мог сказать это с той же уверенностью себе. Он все эти дни пытался себя убедить, что отпустил. Пусть не до конца. Но уже сделал шаг в верном направлении. А сейчас как будто сделал несколько назад.

***

      Новый день проходил так же, как и прошлый, и позапрошлый. Раньше Джон думал, что от безделья сойдёт с ума, но сейчас у него не было выбора, потому он не жаловался. Коротая вечер за книгой, Джон не планировал как-либо иначе провести остаток дня перед тем, как вернуться в свою обитель одиночества и бурного секса с самим с собой. Но в дверь раздался стук, от чего Джон напрягся и, отложив книгу, поднялся с кресла. В дом вошёл Финн, растрёпанный и с огромными шрамами на всё лицо. Джон побелел от ужаса, словно увидел призрака, и земля будто ушла из-под ног.       Финн широко улыбнулся ему и воскликнул: — Кошелёк или жизнь?       Тогда Джон рассмотрел, что это был грим, и нервно, несколько истерично рассмеялся. Он долго не мог остановиться от смеха, из глаз даже пошли слёзы. Джон угрожающе произнёс сквозь колючий, злой смех: — Я тебя сейчас убью, чертяга. — Я не чертяга, я кукла Чаки, — поправил его Финн. — Пиздец тебе, кукла Чаки. — Ну прости, если напугал. Я как лучше хотел. Хэллоуин с тобой отпраздновать. Элен прям постаралась с гримом. Реалистично вышло.       Смех отпустил Джона и он свободно выдохнул. — Кто такая Элен? — Подруга. — Подруга или… не совсем подруга? — Подруга-подруга, — заверил Финн. — Прямо совсем подруга. Она же на концерте была. Забыл что ли? — На память мою не уповай. — Я долго не приезжал, потому что хвост видел за собой подозрительный. Делал всё, как ты сказал. Как только отстали, я приехал. — Меня кто-нибудь искал? — Атом только. Странно, что Беллами не спрашивал. Но ему наверняка Атом передал. — Я сказал Беллами, что разлюбил его, — признался Джон. Финну стоило бы понимать полную картину происходящего.       Друг опечаленно задумался и произнёс: — Ты так и не поговорил с ним о Луне, так ведь? — Мне надоели его оправдания. И постоянные непонятки, сомнения тоже надоели. Я уже не смогу ему верить. — Ладно. Давай отметим праздник и забудем о заботах. — Финн залез в пакеты, попутно рассказывая: — Я привёз тыквы и свечи, немного декора и вот… костюм динозавра для тебя.       Парень развернул мягкий костюм-комбинезон тёмно-зелёного цвета. Джон в голос рассмеялся. — Какой ужас. За что ты меня так не любишь? — Ну смотри, какой он милашный. Я, как наткнулся на него в магазине, подумал, что хочу видеть тебя в этом костюме. — Чёртов фетишист, — усмехнулся Джон. — Я видел твою энциклопедию про динозавров.       Финн весело рассмеялся, а после протянул костюм: — Меряй. Я взял его в детском отделе для подростков. Тебе должно подойти. — Ну-ну, издевайся, — Джон забрал костюм и ушёл переодеваться в спальню.       Джон вышел из комнаты в костюме с надетым на голову капюшоном и обречённо произнёс: — Это пиздец.       Финн, раскладывающий продукты из пакета, посмотрел на парня и громко рассмеялся: — Да шикарно же! Жаль, мы сфоткаться не можем. — Но тут же задумался и поправил себя: — Хотя почему не можем? Здесь где-то был плёночный фотоаппарат. — Да у тебя здесь прямо антикварная лавка.       Финн убежал в комнату, некоторое время порылся на полках и вернулся с фотоаппаратом. — Сейчас мы вырежем тыквы и поработаем над обстановкой, а после забацаем крутой фотосет. — Чаки и динозавр — охренеть тандэмчик, — иронично высказал Мёрфи. — Скажи спасибо, что я не купил тебе наряд мёртвой невесты. Была мыслишка. Но потом подумал, ещё сильнее ворчать будешь. — Мёртвую невесту надо было купить. Мне бы пошло.       Финн вытянул удивлённое лицо и разочарованно воскликнул: — Вот что ты раньше не сказал?! — Ты не спрашивал. — В следующем году обязательно куплю.       Спустя час гостиная была украшена свечами, фонарями, вырезанными из тыквы, декоративной паутиной с пауками. Финн создал локацию для фото возле камина, выставив зажжённые свечи, и выключил свет. — Вот сюда в круг садись, — говорил друг, устанавливая фотоаппарат на штатив. — У нас десять секунд.       Друг забежал в импровизированный круг к Джону, обняв его одной рукой со спины. В основном освещение давал огонь из камина, фонари и свечи дополняли его. Сделав несколько кадров, Финн стал убирать фотоаппарат со словами: — Если красные глаза на фото выйдут, вообще в тему будет. — Ты только пока не проявляй фотографии. — Да. Пусть здесь пока фотик остаётся. Потом как-нибудь напечатаю. — Финн отнёс фотоаппарат на место и вернулся, бодро провозгласив: — Дальше по программе у нас гадание. Я выпросил у Элен таро. Так что я буду гадалкой сегодня. — У тебя даже программа имеется? — Конечно. Я всё распланировал. Я приезжаю от случая к случаю, ты тут всегда один сидишь. Так что я решил веселить тебя на полную катушку.       Джон улыбнулся ему. Приятно было получать искреннее отношение к себе, особенно спустя всего, что он пережил за последнее время.       Парни сели за стол, и Финн достал карты. Ветер на улице разгулялся так сильно, что было слышно его рёв в комнате. — Ветер взбушевался, — подметил вслух Финн. — Антуражненько.       Друг протянул Джону колоду и сказал: — Тяни карту.       Джон вытянул одну из карт и положил на стол. Финн раскрыл книгу по таро: — Я новичок в этой сфере, так что обращаюсь к справочнику. — Выискивая по страницам нужную информацию с пару минут, парень произнёс: — Тебя поджидают испытания судьбы.       «Ещё что ли?» — с недовольством подумал Джон. — Давай теперь на любовь гадать? Это же самое интересное.       Мёрфи молчаливо на всё соглашался, не сопротивляясь, с мыслью: «Чем бы дитя не тешилось». — Ох, нихрена себе, — воскликнул Финн, снова всматриваясь в книгу. — У тебя новый избранник может нарисоваться. А куда ты старого денешь? — Мы тебе гадать будем? — спросил Джон. — Мне Элен уже гадала. — И что нагадала? — Да какие-то хлопоты, может быть, к переезду. Это вполне ожидаемое предсказание. Когда-нибудь к отцу наконец поеду. Ещё меня ждёт внезапный поворот судьбы. Большие перемены в жизни. — Всё равно это всё чушь, — отмахнулся парень. — Кто знает? Проверим. Я не особо-то увлекаюсь гаданиями, но в Хэллоуин гадать интересно для придания атмосферы. Я как персонаж из фильма.       Джон усмехнулся: — Сабрина маленькая ведьма?       Финн в ответ рассмеялся: — У меня и кошка вот имеется. Правда не разговаривает. О, а был бы у нас хрустальный шар! — Хрустального шара у Элен не было, как я понимаю? Иначе бы ты и его выклянчил. — Выклянчил бы, — согласился Финн. — Но шара нет, так что прибегнем к тривиальным методам проведения досуга. Сейчас на каждом канале будут идти фильмы ужасов. Если тебе не будут кошмары по ночам сниться, можем посмотреть. — Мои ночные кошмары пострашнее любых фильмов ужасов, так что похуй вообще.       Финн листал каналы до тех пор, пока не получит одобрение Джона. Но парень отметал все варианты. Джон остановился на фильме ужасов 70-х годов, и друг согласился с тем, что это будет атмосферно. Пока герои фильма подвергались издевательствам, парни расслабленно сидели на диване, иногда о чём-то переговариваясь. — Жарко в нём, — высказал Джон, расстегнув пуговицы и стянув с себя костюм по пояс. Финн отвлекся от фильма на парня, рассматривая его. Джон заметил это и спросил: — Чего ты глазеешь?       Финн усмехнулся: — Может, я для этого и купил тебе жаркий костюм. Чтобы глазеть, когда ты разденешься. — Я пойду переоденусь, — сказал Джон, скрыв своё смущение от друга. Он поднялся с дивана, и придерживая костюм руками на поясе, чтобы тот не слетел, пошёл в спальню. — Обломщик, — отшутился Финн.       Когда Джон оделся в свою одежду и вернулся в гостиную, Финн продолжил ухмыляться: — Какой ты стеснительный, оказывается. — О тебе забочусь. Вдруг влюбишься, — насмешливо бросил Джон. — А то, — забавлялся друг. — Перед тобой так трудно устоять. — Тебе надо было в костюм тролля одеться, а не в Чаки. Стебёшься надо мной весь вечер. — Это любя.       Непрошенная улыбка вырвалась на лицо Джона, и парень бросил в Финна подушку. Финн перехватил подушку и сразу же сдался: — Да всё-всё! Я тебя больше не люблю.       Джон застыл от этой фразы. Он вновь почувствовал тяжесть на сердце, вспомнив взгляд Беллами, который услышал от него эти слова. — Эй, я пошутил, — подбодрил его Финн, заметив реакцию друга. — Не расстраивайся. — Ты дурак, Финн. — Я знаю. Но это же весело, — с улыбкой ответил тот.

***

      Уже около двух часов ночи парни разошлись по своим спальням. Финн ночевал в детской, оставив Джону родительскую спальню с двуспальной кроватью. Под впечатлениями от сегодняшнего вечера Джон не мог отделаться от воспоминаний о прошлом Хэллоуине, который он провёл счастливым и беззаботным, в кругу семьи.       «Джон сказал, что не имеет представления, какой бы выбрать себе образ на Хэллоуин, и Октавия взяла на себя ответственность придумать это за него. Она усадила парня на кресло, вытащила свою косметичку, и довольная от того, что Джон разрешил себя накрасить, что-то творила на его лице с воодушевлённой скрупулёзностью. Как только её работа была закончена, девушка протянула ему зеркало. Джон рассмотрел свои подведённые чёрным глаза, размазанные капли искусственной крови в уголке губ и нарисованный синяк на шее, якобы от удушья. — Это образ избитой шлюхи?       Октавия в голос рассмеялась и дополнила: — Тогда надо тебе принести чулки в сетку для завершения образа. — В чулках мне самому будет страшно выходить из дома. — Это Хэллоуин, детка. Тебе и должно быть страшно, — усмехнулась она.       Октавия потянула его в гостиную, где Беллами с Атомом что-то увлечённо обсуждали. Как только они вошли в комнату, Блейк бросил на них мимолётный взгляд, но потом тут же вернул его на Джона. Он стал всматриваться в парня так, словно тот вышел абсолютно голым. Беллами смотрел на его лицо с неотрывным, проникающим любованием. — Джон готов к Хэллоуину, — объявила Октавия. — Что ты так смотришь? — смущённо спросил Джон у Беллами. — Не знаю, как Октавия это сделала, но она твою сучью сексуальную натуру возвела в абсолют, — ответил Блейк, пожирая парня глазами. — Боже. Это надо скорее смывать, я не выдержу такого пристального взгляда на протяжении всего вечера.       Беллами перехватил парня за руку и притянул к себе, вынуждая Джона сесть к нему на колени. — Не надо смывать. Ты будешь терпеть этот взгляд не только вечером. — Что же тогда будет, если я, и правда, принесу Джону сетчатые чулки, — усмехнулась Октавия. — Нет! Я их не надену, — запротестовал парень. — Почему? — с любопытством спросил Беллами. — Потому что тогда ни до какой вечеринки я не дойду. — А если мы сделаем приватную Хэллоуин-вечеринку для нас двоих? — Образ избитой шлюхи себя оправдал, как я смотрю, — продолжала забавляться Октавия. — Только без побоев обойдитесь. — Так это образ шлюхи? — с весёлым удивлением переспросил Беллами. — Мы не придумали, что это за образ, — ответил Мёрфи. — Ну Джону идёт, — высказал своё мнение Атом. — Я чуть ли не задумался о смене ориентации. — Атом, я сейчас из тебя сделаю побитую шлюху, при чём без грима! — выпустила шуточную угрозу девушка, придушив своего парня.       Атом весело расхохотался: — Я этого и добивался, если честно. — Ну нафиг, — сказал Джон. — Этот образ не подходит. Слишком много внимания. — Ты просто очень хорошо выглядишь, милый, — произнёс очаровывающим голосом Беллами на ухо Джону и прижал его к себе ближе. — Мне так нравятся твои глаза. Тебе очень идёт черный. И это чертовски возбуждает. — Так чулки приносить? — вклинилась Октавия. — Нет, — ответил Джон. — Да, — параллельно произнёс Беллами.       Атом рассмеялся: — По ходу, Беллами, ты сам будешь ходить в этих чулках. — Если это стимулирует Джона надеть их, я не против, — усмехнулся тот. Джон пытался спрятать смущённую улыбку, вызванную бурной реакцией и безотрывным вниманием Беллами.»       И конечно же, Джон вспомнил их жаркий секс в ту ночь. Беллами был ненасытным, глаз не сводил с Джона, не выпускал его из рук. Возбуждение снова незаметно накатило на парня. И снова пришлось прибегнуть к самоудовлетворению, не выпуская Беллами из мыслей. Беллами даже не знает о том, что Джон трахается с ним каждую ночь. Как хорошо, что он об этом не знает.

***

      Беллами и сам не знал, сколько дней он безвылазно провёл дома. Подобная реакция была необычна для него. Он всегда пытался бежать от боли, старался утопить её в алкоголе и временном забытье, переключить своё внимание на работу, на вечеринки, на беспорядочные половые связи. А в этот раз всё было наоборот. Он будто бы бежал в эту боль, заворачивался в неё с головой, держался за неё всеми силами. Он не пытался забыться, а напротив, отказался от работы и каких-либо дел, чтобы находится всё время в доме, который буквально пропитан воспоминаниями о Джоне. Беллами зарылся в них, как в могилу, и не желал оживать.       На протяжении нескольких дней Беллами с точной периодичностью просматривал текст письма, оставленного Джону неизвестным воздыхателем. Несмотря на рвущую сердце боль от прочтения этих строк, Беллами продолжал их читать и пытался анализировать, что за человек писал это письмо. Кто он такой, на что может быть способен, любит ли он Джона по-настоящему или же просто желает заполучить его, словно трофей.       «Это писал сильный, даже жесткий человек. Образованный, самоуверенный, возможно даже с манией величия. Он считает себя исключительным, считает, что его может зацепить только кто-то особенный, такой же исключительный, как и он. Потому он делает акцент на том, что Джон именно такой. Он пишет, куда этому языческому Божеству до столь прекрасного цветка, ведь кто и достоин этого цветка, так это Джон. Он обожествляет Джона, но не ставит его выше себя. Значит обожествляет и себя».       Беллами безнадёжно выдыхает. Беспомощность выламывает ему рёбра.       «Такой человек может быть опасен. Если Джон не согласиться возвышать его до уровня Бога, если хоть что-то сделает против него, этот человек превратится в его личного Дьявола. И у такого человека вполне себе извращённая фантазия. Для него не существует границ дозволенного или общепринятых норм морали. Мораль для него — ничто. Он следует лишь своим принципам. Если они у него, конечно, есть. Где же ты его вообще подцепил, Джон? Неужели повёлся на его сладкие речи?»       Конечно же, Джон далеко не глуп, чтобы всего этого не понимать. Но он был очень сломленным. А сломленные люди способны на крайне неразумные поступки. И в этом, в очередной раз, Беллами видел только свою вину. Сколько вины способен вынести один человек? Беллами нёс её постоянно, с каждый разом взваливая на себя всё больше.       Раздался звонок в дверь. Беллами никого не ждал, потому мысленно выругался на весь свет. Он никого не хотел видеть. Потому что тот, кого хотел, не придёт к нему. Беллами неспешно подошёл к двери и открыл её. На пороге стояла Кларк. И выглядела она вполне безобидной. Обманчиво, наверное. — И что ты здесь забыла? — спокойно, но твёрдо спросил Блейк. — Беллами, можно поговорить с тобой? — невинно просила она. — О чём нам с тобой говорить? — Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, — обеспокоенно произнесла девушка с горящими мольбой глазами. — Мне не к кому больше обратиться. — Окей. У тебя две минуты, — ответил Беллами, впустив её в дом.       Кларк робко села на диван. На неё это было совсем не похоже. В целом она выглядела очень разбитой. Осмотрев её, Беллами безразлично подумал: «Будет сейчас душу изливать? Мне вот нахрена чужие проблемы? Мои бы кто разгрёб? Мне за помощью бежать не к кому». — Что тебе надо? — поторопил её парень. — Сначала я должна кое-что рассказать тебе о себе. Я никому ещё об этом не говорила.       Девушка нервно выдохнула и заломила себе руки. Она очень волновалась и едва ли держалась, чтобы не заплакать. Выдохнув ещё раз, девушка произнесла: — У меня есть ребёнок.       До того безучастное выражение лица Беллами вытянулось в удивлении, и парень вонзил в неё очень внимательный, недоумевающий взгляд. Он был у неё дома, но там даже намёка нет на то, что в доме может жить ребёнок. — Он меня не знает. Он зовёт мамой другую женщину, — объяснила Кларк, встретив его непонимание. — Моё детство прошло без особого участия родителей. Они всё время проводили время за работой, а со мной сидела женщина, которой они за это платили — то есть нянька. Так как родители довольно строгие люди, няньку они наняли такого же типа. У меня был каждый шаг по расписанию, совсем никакой свободы и тепла. Внимание родителей мне всё время приходилось завоёвывать хорошей учёбой, выигранными олимпиадами, успехами на дополнительных занятиях. Потому что им были важны грамоты и медали больше, чем собственная дочь. Когда я подросла и в няньке не нуждалась, я могла выдохнуть свободней. Но мои родители начали меня готовить к удачному браку с каким-нибудь состоятельным парнем ещё до того, как мне исполнилось 18.       Кларк произнесла это с болезненной усмешкой, словно пыталась высмеять свою боль, будто так она её спрячет. — Они внушали мне это постепенно. Что мой муж обязательно должен быть при деньгах. И он обязательно должен у меня быть. Ведь женщина без мужчины, по их мнению — сама по себе никчёмна. Они, конечно, не такими словами выражались, но суть была такова. А я, по закону подлости, влюбилась в простого парня из небогатой семьи. Мы с ним виделись тайно. Я понимала, что родители ни за что не одобрят мой выбор, но мне было всё равно. Я так его любила. Думала, что это точно навсегда. И я ждала своего совершеннолетия, чтобы сбежать вместе с ним от планов моих родителей продать меня подороже. Но в 16 лет случилось страшное, — девушка стянула руками ткань своих брюк, и её голос дрогнул. — Я забеременела. И мой парень исчез, как только об этом узнал, как и его клятвы в вечной любви ко мне. И после этого моя жизнь пошла под откос.       Беллами слушал её с неожиданной для него самого участливостью. Он только сейчас задумался, что ничего не знал о ней до этих пор. Совсем ничего. Он пользовался ею бездумно. Как и когда-то Джоном. Но каждый носит свою боль под кожей, пряча её от остальных. — Срок уже был немаленький. Мне ничего не оставалось, как выносить этого ребёнка. Родители отреагировали очень резко. Они внушали, что ребёнок станет мне обузой, что я не смогу доучиться, получить образование, найти работу, что с ребёнком я никогда не найду себе мужа, останусь одинокой и бездарной. Под их давлением я отказалась от своего сына, как только родила его. Его усыновили бизнес-партнёры моих родителей. Мой сын родился абсолютно здоровым, а у тех не получалось завести ребёнка. Чуть позже я поняла, что родители всё сделали с максимальной выгодой для своего бизнеса. Они моего ребёнка променяли на надёжных партнёров, — лицо девушки посетила улыбка, а вернее, болезненная гримаса. Но после она со слезами в голосе произнесла: — Сейчас я так ненавижу себя за то, что позволила отнять его у меня, за то, что собственной рукой подписала отказ от своего малыша. — Не кори себя за это, — подал голос Беллами. — Ты была слишком юна, подавлена и напугана, ты осталась без какой-либо поддержки. Ты не виновата в том, что случилось. — Я и дня не обхожусь без мыслей о нём. Кто бы знал, что этот чёртов материнский инстинкт настолько мощная штука? Я слежу за его семьёй в социальных сетях, я нашла школу, в которой он учится. Он пошёл в первый класс в этом году. Я иногда прихожу туда, чтобы дождаться окончания уроков и увидеть его издалека. И я ничего не могу с этим поделать. Уже ничего не могу.       «Почему этот ебаный мир так жесток ко всем? Он ломает каждого,» — горько задумался Беллами. — Я всё думаю, что если бы Джастин не сбежал тогда от меня и своего ребёнка, то может быть всё сложилось бы совсем по-другому. Если бы он поддержал меня, я бы никому не позволила отнять у меня моего сына. И после этого я больше не могла доверять мужчинам. Я пыталась. Правда, пыталась. Но все мои отношения были тяжёлыми и быстро заканчивались. Тогда я решила, к чёрту всех. Буду одна. Стану ни от кого независимой, вопреки мнению моих родителей. Я просто стала использовать мужчин для развлечений или каких-нибудь своих целей. И такое отношение точно не способствует тому, чтобы завести нормальные отношения. Но я не знаю, как из этой трясины выбраться. — Здесь я очень хорошо тебя понимаю, — печально сказал Беллами. — Подожди, я принесу тебе воды.       Он быстро сходил на кухню и поставил стакан с водой на кофейный столик перед девушкой. Она тихо поблагодарила его и сделала несколько глотков. — Так чем я могу тебе помочь?       Прочистив горло, Кларк попыталась говорить более сдержанно: — У отца скоро день рождения. Они позовут друзей, и среди них будут приёмные родители моего сына. Я решилась на то, чтобы поговорить с ними. Попробовать выпросить иногда видеться с сыном, представиться ему далёкой родственницей. Говорить ему правду я не собираюсь, потому что для него это будет большим ударом, он ведь считает их своими родителями и любит их. Я не собираюсь причинять вред своему ребёнку. Просто хочу видеть его хотя бы изредка. Но моя затея почти сто процентов провальная. Я едва ли могу рассчитывать на то, что мне это позволят. Потому я прошу тебя быть со мной в тот момент, просто поддержать меня, я не прошу что-то делать для меня, просто быть рядом. С тобой я чувствую себя увереннее. — Кларк закрыла глаза и вымученно выдохнула: — Мне очень страшно.       Беллами обдумал с пару секунд и уверенно произнёс: — Ты можешь рассчитывать на меня.       Кларк бросила в него удивлённый взгляд, словно совсем не ожидала услышать от него эти слова, а после облегчённо воскликнула: — О боже, спасибо!       В эту же секунду до того сдерживаемые слёзы рухнули из её глаз. Беллами подсел к ней ближе, коснулся рукой её спины и попытался успокоить: — Не плачь. У тебя всё получится. Будь упряма, и ты добьёшься своей цели. Ты же надоедливая и непробиваемая. Ты кого хочешь доведёшь до бешенства, и он сделает всё, чтобы ты от него отстала.       Кларк улыбнулась сквозь слёзы, и опустила голову ему на плечо, а после потянулась и обняла его. Беллами успокаивающе погладил её по спине, очень многое переосмысливая в этот момент.

***

      Спустя неделю, они вместе приехали на день рождения отца Кларк. Беллами припарковал машину возле роскошного ресторана. Рядом сидела Кларк — ужасно взволнованная, но пытающаяся держаться твёрдо. — Готова? — К поражению? — усмехнулась девушка, стараясь скрыть нервозность. — К победе. Будь нацелена на победу, даже если цель кажется непостижимой. — Я стараюсь, — сказала Кларк, намереваясь выйти из машины. — Кларк, — позвал её Беллами. Она посмотрела на парня, и он уверенно заявил ей: — Ты шикарно выглядишь.       Тем самым он пытался придать ей уверенности в себе, поддержать её боевой дух. Девушка скованно улыбнулась ему: — Спасибо.       Они вошли в огромный банкетный зал с мраморным полом, большой люстрой в центре зала и большим количеством живых цветов в вазах. На фоне играла живая музыка. На небольшой сцене пианист ловко бегал пальцами по клавишам, а рядом девушка играла монотонную, расслабленную мелодию на скрипке. В зале стояло несколько длинных фуршетных столов с разнообразными закусками и напитками. У родителей Кларк определённо были деньги, хоть и их дочь жила в скромной арендованной квартире.       Кларк сразу же подошла к своим родителям, поздравила отца и передала ему упакованный в коробку подарок. Она представила им Беллами. Те оценивающим, любопытным взглядом осматривали его, подмечая, как дорого он одет и как уверенно держится. Отец девушки первым делом завёл с Беллами разговоры о работе, выведывая чем тот занимается, совершенно не упоминая Кларк в разговоре и не обращая на неё никакого внимания. Девушка стояла рядом как безликая тень, которую не замечают. И Беллами убедился в том, что все её слова на их счёт являются нисколько не преувеличенной истиной. Собственная дочь их едва ли интересует. Их больше интересовало то, кем работает парень, с которым они знакомы всего несколько минут. Наконец, отец Кларк предложил им подойти к столу и чем-нибудь угоститься. Когда Беллами с Кларк отошли к столу, девушка схватила бокал шампанского и залпом залила его в себя.       «М-да. Лучше уж мёртвые любящие родители, чем живые такие,» — задумался Беллами. — Отметай всю эту хрень прочь. У тебя есть цель, — подбодрил её Беллами. — Мы уже несколько месяцев не виделись, а он даже не спросил, как у меня дела. Зато тебя вопросами засыпал, — злостно высказала Кларк. — Злись, — твёрдо произнёс Блейк. — Злись, но не жалей себя. И никого не жалей. Твоя злость сделает тебя настойчивее.       Кларк благодарно кивнула ему, пытаясь успокоиться. И Беллами мысленно дополнил как скорее напоминание самому себе: «Но забывай о своей безжалостности, когда будешь с тем, кому ты очень дорог».       Беллами и Кларк пробовали закуски и общались на отвлечённые темы, делая вид, что они всего лишь гости. И спустя некоторое время девушка бросила пристальный взгляд в зал и тихо произнесла: — А вот и они.       Блейк только успел посмотреть в ту же сторону, куда смотрит она, как девушка двинулась в их сторону со словами: — Пожелай мне удачи.       «Удача для удачливых,» — подумал Беллами, когда девушка уже удалилась. — «А нам счастье надо зубами выгрызать».       Пока Кларк общалась с женщиной, что усыновила её ребёнка, Беллами находился неподалёку, иногда наблюдая за тем, что там происходит, и делая вид, что на самом деле увлечён шампанским. Вскоре женщина повысила голос, и Беллами расслышал её гневные слова: — Ты с ума сошла? Как тебе это только в голову могло прийти? Я и близко не подпущу тебя к своему ребёнку!       Взгляд Кларк наполнился безнадёжностью. Она не знала, как действовать дальше. Тогда Беллами отставил бокал на стол, и уверенной, плывущей походкой подошёл к ним. — Добрый вечер, дамы и господа. Меня зовут Беллами Блейк. Я сегодня сопровождаю Кларк. — Добрый вечер, — пренебрежительно бросила женщина, будучи всё ещё разозлённой. — Чем могу Вам помочь? — Я случайным образом стал свидетелем вашего разговора. И хотел бы кое-что разъяснить. — Тон Беллами приобрёл ледяную стойкость и уверенность. — Кларк имеет полное право обратиться в суд, и с высокой вероятностью может выиграть его, так как доказать факт принудительного отказа от родительских прав в несовершеннолетнем возрасте очень легко. Вы же должны быть осведомлены о подобных законах?       Женщина побледнела от ужаса, не ожидая, что до такого может дойти. Она грозно выдвинула: — Вы не посмеете этого сделать. — Вы так в этом уверены? — спросил Беллами, блеснув своим фирменным демоническим взглядом. — Суд не станет отнимать ребёнка из полноценной обеспеченной семьи и отдавать одинокой студентке, живущей на заработках фрилансера, — сухо проговорил рядом стоящий мужчина — вероятно, её супруг.       Беллами посмотрел на Кларк, встретил её померкший взгляд. После чего опустился перед ней на одно колено и взял её за руку. Глаза Кларк округлились от шока в этот момент. — Прости, что без кольца. Я планировал это сделать в более торжественной для нас обстановке. Но это больше не терпит отлагательств. Я люблю тебя, и хочу взять ответственность за тебя и твоего ребёнка. Готова ли ты стать моей женой?       На глаза девушки нахлынули слёзы вымученной радости, и она с улыбкой сказала: — Да. Конечно, да. Я согласна.       Беллами нежно поцеловал её руку для убедительности, и лица присутствующих в миг помрачнели. Блейк встал с колена и выпрямился. Бросив на женщину спокойный и самоуверенный взгляд, Беллами произнёс: — Мы вступим в брак в ближайшее время, и на вашей стороне больше не останется козырей.       После чего Блейк взял девушку за руку, собираясь её увести, но женщина остановила её, теперь уже заметно смягчившимся голосом: — Кларк, постой. Я согласна. Ты можешь видеться с ним.       Как только Беллами с Кларк отошли в сторону, парень с нескрываемым самодовольством спросил: — Готова ещё остаться и побесить их нашим присутствием? — Готова. Нам стоит немного ещё задержаться, а после уйдём. — Тогда предлагаю отметить победу, — Беллами протянул ей бокал с шампанским и взял второй для себя. Они чокнулись бокалами и сделали несколько глотков приятного напитка. — Мои родители рано или поздно узнают, что мы солгали, и точно раскроют мой обман своим драгоценным напарникам. Тогда мне снова запретят видеться с сыном, — поделилась своими опасениями Кларк, погрустнев. — Не запретят, — заверил её Блейк. — Мы будем в браке.       Девушка искренне удивилась: — Ты, и правда, готов заключить со мной брак? — Если тебе это необходимо, чтобы решить свои проблемы, я готов поддержать тебя в этом вопросе. Но ты же понимаешь, что это будет фиктивный брак? — Да, понимаю, — ответила Кларк, о чём-то задумавшись. — Но как же Джон?       Взгляд Беллами в миг наполнился тяжестью, но он ответил максимально сдержанно и сухо: — Я ему больше не нужен. Я даже не знаю, где он. — Мне жаль, — с искренними печалью и сочувствием сказала она. — Правда, жаль. Я знаю, что я бываю сукой. Но это маска ко мне приросла. На самом деле это были боль и злость на всё человечество. — Я понимаю. Мне знакомо. — Спасибо за твою помощь. Ты оказался не таким равнодушным, каким я тебя считала.       Беллами едко усмехнулся в своей голове: «И так всегда. Меня называют сволочью и мудаком, но как только им нужна помощь, они сразу бегут ко мне, и я вдруг становлюсь хорошим. А потом удивляются, почему это я хреново отношусь к людям».       И после его ударила болезненная мысль: «Только Джон относился ко мне иначе».       Музыканты стали играть музыку для вальса, и гости начали приглашать свои пассии на танец. Беллами предложил Кларк присоединиться к остальным, и она охотно согласилась. В этот момент их прервала молодая девушка, робко подошедшая к ним. Кларк встретила её с приветливой улыбкой, как единственную, кого она действительно рада видеть в этом зале. — Привет, Эсми. Мы так давно не виделись, — Кларк обняла скромно одетую девушку, без какой-либо косметики на лице. Этим она очень отличалась от остальных гостей, которые надели свои лучшие наряды. — Я по тебе скучала, — скованно произнесла Эсми, хоть и было видно, что она не лукавила. — И я по тебе скучала, — сказала Кларк, а после представила девушку Беллами. — Это моя двоюродная сестра Эсми. — Приятно познакомиться, Эсми. Моё имя Беллами.       Девушка стеснительно улыбнулась, было в её улыбке что-то невинно чистое. — Можно потанцевать с твоим парнем? — смущённо спросила Эсми у Кларк. — Ах, конечно, — с открытой добродушной улыбкой ответила Кларк. — Если он не против. — Буду только рад, — произнёс Беллами и протянул Эсми руку. Она положила в его руку свою ладонь, опустив взгляд.       В этот момент Кларк склонила лицо к Беллами ближе и тихо шепнула ему: — Прошу, будь поделикатней с ней. Она больна.       Беллами вёл Эсми за руку в середину зала, они встали в начальную стойку вальса и тут же подстроились под ритм музыки, плавно неспешно кружась в танце. Эсми какое-то время стеснялась поднять на него глаза, а Беллами смотрел ей прямо в лицо. — Наконец-то Кларк выйдет замуж. Тётушка Эбби часто говорит маме, что ей уже пора.       «Прямо пора? Кларк где-то около двадцати трёх,» — подумал Беллами. — «Её родители остались в очень глубоком прошлом». — Эбби — это мать Кларк? — спросил парень, и тогда Эсми осмелилась поднять на него взгляд. — Да. И сестра моей мамы. — Твоя мама тоже хочет поскорее выдать тебя замуж? — Нет. Что ты? — воскликнула девушка, словно Беллами спросил что-то абсурдное, совсем недопустимое. — Она не хочет, чтобы я выходила замуж. Она не разрешает мне гулять с чужими людьми. — А танцевать с чужими людьми разрешает? — с мягкой улыбкой спросил Блейк. — Она где-то здесь, в зале. Поэтому можно. Но я не всегда делаю то, что мне можно. — Любишь пошалить? — Беллами спросил это не в том контексте, в каком привык выдавать такую фразу. Его вопрос был полностью невинным, словно бы он задавал его ребёнку. Потому что Эсми и была почти что ребёнком, несмотря на её физиологический возраст.       Эсми понизила голос, чтобы её точно никто не услышал, кроме Беллами, и заговорщически произнесла: — Я вчера утащила у сестры книгу. Только ты никому не говори. — Обещаю, что не скажу. — Она про любовь, — сказала Эсми и смущённо заулыбалась. — Да? — с наигранным удивлением переспросил Беллами, но без издёвки. — Тебе понравилась книга? — Я немного успела прочитать. Там про женщину и мужчину. И они целовались, — девушка рассказывала об этом, как о чём-то запретном, она стеснялась, но в тоже время насмехалась и радовалась тому, что смогла обойти запреты. — А у тебя есть парень, который тебе нравится? — Нет. Это всё глупости. — Почему же? — Никто не захочет меня поцеловать, — произнесла Эсми без печали, а как сухую данность. — Потому что я странная. — Это неправда. Ты очень очаровательная. — А ты бы меня поцеловал? — с невинной непосредственностью спросила она.       Беллами улыбнулся, склонил лицо ближе к девушке и аккуратно поцеловал её в щёку. Она в миг расцвела, покраснела от смущения. Беллами насмешливо подумал: «Надеюсь, её родители сейчас за нами не наблюдают. Привлекут ещё за развращение малолетних. Пусть ей уже лет двадцать, а может и больше, но сознание, как у ребёнка. С такой дочери надо глаз не спускать. Чтобы никто не обидел». — Меня ещё никогда не целовал парень, — поделилась Эсми. — Я не скажу об этом Кларк. — Это будет нашим маленьким секретом, — с добродушной улыбкой ответил Беллами. — Ты такой милый и добрый. А ещё ты приятно пахнешь. Я думаю, что у таких людей всё получается. Всё, что они захотят. Таких людей все любят.       Её тёплые слова жёстко резанули по сердцу. Он попытался скрыть от неё проступившую боль во взгляде. — К сожалению, мало кто с тобой согласился бы, — произнёс Беллами погрустневшим голосом. — Ой, это так надоело, — недовольно воскликнула Эсми, хотя даже её недовольство выглядело милым и добрым. — Все всегда считают, что я говорю глупости. Просят меньше разговаривать с чужими людьми, чтобы они не смеялись надо мной. Но ты надо мной не смеёшься. Или ты тоже считаешь, что я говорю глупости? — Не считаю. Я считаю, что именно такие люди, как ты, и должны говорить с другими людьми. Потому что в этом мире так мало света, а в тебе его очень много. Ты не должна прятать свой свет. — Много света? — удивилась она. — У меня что, много фонариков?       Беллами вытянул искреннею улыбку и согласился с ней: — Да, фонариков. Они у тебя в сердце. Освещают дорогу заплутавшим душам, словно маяк.       Девушка хмыкнула от смеха: — Ещё говорят, что я говорю глупости. — Как видишь, я тоже люблю говорить глупости. — Мне это нравится. Ты не скучный.       Музыка завершилась и гости благодарно кланялись своим дамам в завершении танца. — Спасибо за этот танец и за приятный разговор, — с искренней теплотой в голосе произнёс Беллами и тоже поклонился своей спутнице, поцеловав её руку.       Она обворожительно засмущалась и ответила: — И тебе спасибо.       Эсми быстро упорхала куда-то в другой конец зала, и тогда к Беллами приблизилась Кларк, по-доброму усмехаясь: — Кто бы мог подумать, что ты такой джентльмен. — Редко кто вызывает желание быть обходительным. Твоя сестра — замечательная девушка. — Да. Единственная светлая душа в моей семье.       После того, как Беллами вернулся домой, он почувствовал себя ещё более одиноко, чем до этой вылазки в свет. Когда безвылазно сидишь дома, одиночество становится привычным. А когда выходишь из дома, то возвращаться хочется лишь к кому-то, а не в пустые стены. Беллами обдумывал вечер, который был приятным только от того, что он встретил Эсми. Но приятные воспоминания безжалостно обрывали мысли о предстоящем браке с Кларк.       «Нахрен я вообще в это ввязался? Я вообще должен ненавидеть весь свет за то, что Джон больше не рядом. А я тут изображаю добродетель», — усмехнулся он. Может быть, это была глупая, наивная надежда на то, что если Беллами будет любить этот мир, то тот ответит ему тем же. Хотя ему не нужна любовь мира. Ему нужна только любовь одного человека.       Открыв телефон и зайдя в галерею, Беллами отыскал то фото, где они с Джоном в Исландии, где Джон его обнимает и светится искренней тёплой улыбкой.       «Как же тебя не хватает. Как будто сердце из груди вытащили», — с разъедающей внутренности горечью подумал Беллами.       Он постоянно вспоминал парня — ласковым, любящим, своим. Каждую мелочь о нём вспоминал, словно боясь хоть что-то забыть, укреплял в своей памяти. Вспоминал, как, когда они шли под дождём, Джон натягивал на голову капюшон, и с его мокрых волос стекали капли дождя. Как Джон метался по квартире в поисках того, что лежит у него чуть ли не перед носом. Как поджимал губы, когда был задумчив, и расслабленно улыбался, когда Беллами брал его за руку и тянул к себе. Быть вместе — это видеть человека разным: промокшим под дождём, засыпанным снегом, утомлённым летним зноем. Игривым, уставшим и сонным, робким, грустным, восхищённым, смеющимся, довольным. Бегающим по комнате в поиске потерянного конспекта, безмятежно гуляющим в озере по колено, сладко спящим, закутанным в одеяло. Любить человека — это наслаждаться каждым его настроением, образом, ипостасей. Улыбаться его улыбкой. Плакать его слезами. Беллами понимал это теперь именно так. Проклинал себя за всё, что делал не так, за каждое грубое слово, брошенное Джону, за каждую его слезинку, за каждый раз, когда Блейк не давал ему должного внимания и за каждый грёбаный раз, когда Беллами не сказал ему «люблю», пока ещё мог.

***

      Тишину тёмной комнаты ничто не прерывало. Джон лежал в кровати, пытаясь уснуть и ни о чём не думать. Но его не покидало навязчивое чувство, что что-то может произойти прямо сейчас. Парень молил, только бы не началась паническая атака. Успокаивал себя: «Что может произойти? Я один, вокруг поля, никого нет». После мысль стала более тревожная: «Чёрт, я ведь один и никого нет». Было слишком тихо. Слишком. Настолько, что разум уже сам додумывал несуществующие звуки. Как будто кто-то дышит. Совсем рядом.       Джон открывает глаза и видит перед собой тёмный, огромный силуэт. Он успевает только в страхе подскочить, как сильные руки впечатывают его обратно на кровать. Некто садится на него сверху, не позволяя двинуться с места, и Джон слышит голос, материализовавшийся из его страхов. — Ну здравствуй, душа моя, — произнёс устрашающе выровненным голосом Роан. — Давно не виделись. И я уже успел очень соскучиться. Надеюсь, это взаимно.       Джон побелел от ужаса, понимая, что сопротивляться больше не имеет смысла. — Ты всерьёз надеялся от меня убежать? — тон Роана обрёл откровенную злость и жёсткость. — А я считал тебя довольно неглупым парнем. Но ты разочаровал меня. Я ведь уже говорил тебе, что я с тобой сделаю, если разочаруюсь?       Что делать в этой ситуации, Джон не знал. Молить Роана, оправдываться перед ним, просить остановиться — всё это было бессмысленным. Но и спокойно принимать свою участь Джон не был готов. Роан с силой сжал его горло. Джон, задыхаясь, попытался стащить его руку со своего горла или хотя бы ослабить хватку, но тщетно. Параллельно Роан стянул с парня бельё, и, устроившись между его ног, вжал в кровать. У Джона не было никаких сил дать отпор, словно он беспомощный ребёнок, в глазах темнело от недостатка воздуха. Роан позволил ему вдохнуть, отпустив горло парня, а после снова сжал. Роан резко вошёл в него, что Джон хотел взвыть от боли, если бы мог. Со свирепой животной жесткостью Роан вбивался в парня, положив локоть ему на горло и вдавливая так, словно собирается задушить его насмерть.       Джон с криком подрывается с постели, часто и тяжело дыша. От его крика кошка, спящая рядом с парнем, подпрыгивает от испуга и убегает с кровати. Только через несколько секунд до осознания доходит, что Роан всего лишь был ночным кошмаром, и Джон совершенно один. В комнате нечем было дышать. Джон подходит к окну и настежь открывает его. На улице только начало светать. Солнце подсвечивало деревья из-за горизонта. Всё тело парня горело, как при температуре плюс сорок, парню было невыносимо жарко и воздуха всё равно не хватало. Это было настолько невыносимо, что Джон, пошатываясь от головокружения, побрёл к двери. Выйдя из дома, парень прошёл пару метров от крыльца и завалился прямо на землю, в мокрую холодную траву. Он вдыхал свежий воздух и смотрел на небо с мольбой о спасении.       Парень пролежал в траве до тех пор, пока не успокоился и не стал дрожать от оцепившего холода. Он вернулся в дом и разжёг потухший камин. Время было очень раннее, но Джон не хотел больше возвращаться в постель. Боясь, что Роан может вернуться в его сон, как только он закроет глаза.       Мёрфи готовил себе завтрак под музыку из радио. Иви крутилась у его ног, мяукая, иногда вставала на задние лапы и стучала по столешнице передней лапкой. — Не надо изображать из себя недоедающую, — разговаривал с кошкой Джон. — Я недавно тебя кормил. Думаешь, Финн обрадуется, когда увидит тебя толстой?       Иви смотрела на него жалобным, просящим взглядом. — Не прокатит. Ты не первая манипуляторша в моей жизни.       Кошка, мурлыкая, начала тереться о его ноги. — Ну ладно, хорошо, — сдался Джон, бросив ей кусочек от курицы на пол. Иви сразу же бросилась жевать. — Потом не говори, что у тебя кость широкая.       Дни тянулись так медленно. Из-за отсутствия каких-либо событий, встреч с людьми, интернета. Джон чувствовать каждую минуту. Ему казалось, он очень долго живёт как отшельник. Он всё время пытался себя занять, чтобы не думать о своих страхах, не вспоминать Беллами, не ломать голову над тем, что ему делать дальше. Но все занятия ему уже надоели, он делал их почти через силу, от безысходности. Оказалось, совсем уйти из социума не так-то просто. Джону вдруг не терпелось узнать, как дела у Миллера, Монти, Атома и Октавии. И он пытался не признаваться себе в том, что его всё ещё интересовало, как там Беллами, и что у того происходит. Несмотря на пошлые образы, посещающие его по ночам, которые мешают ему спокойно жить и спать, Джон пытался игнорировать всеми возможными способами мысли и тревоги о Беллами. Это не всегда получалось, но он пока не сдавался.       Спустя три часа после первого приёма пищи Джону снова приходилось готовить свои несчастные двести грамм полдника.       «После этой диеты, я смогу податься куда-нибудь шеф-поваром. В какое-нибудь кафе для диабетиков».       Иви всегда прибегала на кухню, как только Джон начинал греметь посудой. Но в этот раз она не пришла, и Джон насторожился из-за этого. — Иви, ты там в голодном обмороке? — выкрикнул Джон.       Кошки так и не было видно, Джон позвал её снова, а после отправился на поиски. Он зашёл в гостиную, ища кошку глазами, и увидел её лежащей на полу. — Вот ты где. Ты так уморилась, что спишь и не слышишь, что пришло время объедаться?       Иви не подавала никаких признаков жизни, и это было на неё совсем не похоже. Обеспокоившись, Джон подошёл к кошке ближе и коснулся её рукой. Внутри всё похолодело, когда он не почувствовал её дыхания под ладонью. Парень приподнял её голову, коснулся пальцем её холодного сухого носа, а после отпустил, и маленькая пушистая головка упала на пол. — Нет-нет-нет, пожалуйста, — молил Джон. — Иви, пожалуйста. Прошу тебя встань. Пойдём поедим, Иви. Я обещаю, что покормлю тебя всем, чем захочешь.       На его глаза стали накатываться слёзы. Он взял бездыханное тельце кошки в руки и прижал её к себе. Из него вырвалось затяжные, отчаянные рыдания, словно бы он потерял самое родное существо на планете. Он сидел на полу с мёртвой кошкой в руках, захлёбываясь от слёз и корчась от невыносимой муки.

***

      Джон просидел на кресле, смотря в стену, продолжительное время. Он думал о том, как ему сказать об этом Финну. Как Джон будет в глаза ему смотреть? Финн так любил Иви, доверил её ему, а он недоглядел за ней. Джон понятия не имел из-за чего та могла умереть. Она была бодрой и весёлой, и просто в один миг её не стало. Совесть рвала его на части. Что он сделал не так? Ему даже кошку нельзя доверить. Он и её умудрился угробить. И эта его благодарность Финну за то, что тот помогает ему?       Послышался звук отворяющейся двери. Финн, как чувствовал, приехал именно сегодня. Джон поднялся с кресла, чтобы встретить друга. — Привет. Как у тебя тут дела? — с улыбкой спросил Финн. Он встретил безжизненный пустой взгляд друга, и обеспокоенно спросил: — Всё хорошо у тебя? — Иви умерла, — сказал Джон. Улыбка Финна мгновенно сползла с лица. Парень помрачнел, застыл от шока, не проронив ни слова. Джон отошёл в другой конец комнаты, чтобы не смотреть на друга в этот момент, нервно сжимая руки, и проговорил, не глядя на него: — Я кормил её тем кормом, что ты купил и курицей, которую сам ем. Больше ничем. — Я не считаю тебя виноватым в её смерти, — спокойно произнёс Финн с отчётливо слышимой тяжестью в голосе. — Где она? — В углу на веранде.       Финн вышел из комнаты, пока Джон отдавал себя на растерзание урагану эмоций, взбушевавшемуся внутри него. Чтобы Финн не сказал, он чувствовал себя виноватым. Финн слишком добр. Джон таким не был. Он закапывал себя живьём за то, что допустил это.       Финн вернулся в комнату со словами: — Моя ж ты любимая девочка. Замёрзла на улице, да?       Джон в непонимании вернул взгляд в его сторону, и увидел Финна, несущего на руках Иви, которая радостно мурчала у него на руках. Финн бросил в друга недовольный взгляд, но сдержанно произнёс: — Ты хотел меня разыграть? Неудачная шутка.       Мёрфи застыл на месте, устремив в кошку шокированный взгляд. Он не мог ни двинуться, ни говорить в этот момент. Финн, заметив его реакцию, беспокойно спросил: — Джон, ты в порядке?       Парень выдохнул, пытаясь привести себя в чувства. Он не испытывал радости, только смятение, горечь и страх. — Забери её домой, — выронил Джон. — Вдруг с ней что-то случится. — Что с ней случится? — Вдруг она заболеет. Я не ветеринар. Я даже позвонить тебе не смогу. — Я к тебе приезжать буду каждые три дня. Так и ты можешь заболеть. А мне нельзя позвонить. — Я как-нибудь переживу. — Хорошо. Я могу забрать её, если ответственность за неё вызывает у тебя тревогу, — сказал Финн.       Потискав кошку некоторое время, Финн вскоре её отпустил и пошёл разбирать сумки, с которыми приехал. Джон прошёл за ним, постепенно приводя себя в чувства. Финн с весёлой улыбкой сказал: — А у меня для тебя небольшой сюрприз. Я привёз тебе гитару. — Парень показал на инструмент, сложенный в чехол, и продолжил: — Как я понял, ты свои вещи принципиально не забираешь. Потому я купил новую. — Сколько она стоит? Я отдам тебе деньги. — Успокойся. Прибереги золотишко. Пригодиться ещё. — Нет, Финн, так не пойдёт, — твёрдо возразил Джон. — У меня есть деньги. — В баре на чаевых заработал? — иронично спросил Финн.       Джон многозначительно промолчал с несколько секунд, но потом всё же ответил: — Не из-за работы бармена я теперь здесь торчу.       Финн с печалью обдумал его слова, но продолжил стоять на своём: — Всё равно, гитара — мой подарок. — У меня не день рождения, чтобы дарить мне подарки. — Ты не можешь запретить человеку дарить подарки. Даже не пытайся, ворчун.       Джон сдался: — Давай я тебе хотя бы за продукты отдам деньги. — Хорошо, договорились. Ты мне, кстати, список составляй. Всего, что нужно купить.       Джон молчаливо согласился, и Финн сменил тему: — Завтра у меня дела в городе. Поэтому я сегодня вечером уже стартану.       Мёрфи только заметил, что Финн приехал к нему днём. А после догадался, что сегодня суббота. За днями недели он не следил, так как не было в этом необходимости. — Пойдём прогуляемся что ли. Дождя нет, — предложил Финн. — Озеро видел уже? — Да. Я там часто бываю, когда погода позволяет. — Я тоже люблю там гулять. Зимой, когда озеро замерзает, там очень классно кататься на коньках. Умеешь на коньках гонять? — Немного. Когда-то давно катался.       «А я ведь могу и зиму здесь провести. Сколько я буду здесь торчать? Не всю же жизнь мне сидеть. А сколько тогда? Будет ли вообще время, когда я буду в безопасности? И куда мне идти тогда? Назад дороги мне точно нет. Роан и до конца жизни не оставит меня в покое».       «В отношения нужно вступать с тем, кто готов ждать тебя всю жизнь,» — вспомнилась фраза Роана. И сейчас от этой фразы стало более страшно.

***

      После прогулки, Финн снова занялся готовкой ужина, пока Джон сидел рядом и слушал его рассказы о работе и о том, что у него происходит. В этот раз в свою порцию Финн добавил специй. После они снова смотрели фильм. Джон гладил лежавшую между ними Иви с каким-то новообретённым трепетом. Он не мог нарадоваться тому, что кошка оказалась жива, хоть и внешне своей радости не показывал. Когда фильм закончился Финн стал собираться уезжать, засунул кошку в переноску и на пороге остановился перед Джоном, протянув ему руки для объятий. Джон на мгновение встал в ступор и растерялся, но потом приблизился к парню и позволил себя обнять. Финн стиснул его в дружеских объятиях, положив руки ему на спину, и от его прикосновения Джон словно бы ожил. Как будто только сейчас почувствовал себя живым. Словно только факт того, что к нему могут прикоснуться, и он может почувствовать чужое тепло, доказывает то, что Джон ещё не умер. Он уже и забыл какого это быть среди людей, особенно среди тех людей, которые не хотят его подчинить себе, воспользоваться им, которые не предоставляют опасности, не пытаются его уничтожить. Чистые намерения Финна и его бескорыстное честное отношение — были для Джона чем-то вновь обретённым, что когда-то давно он утерял. Потому Джону стало так тепло на душе, хоть он и был очень скованным и сжатым в этот момент.       Финн отстранился и сказал, глядя ему в глаза: — Не скучай тут. Я приеду среди недели, а потом в следующие выходные останусь на все два дня. Будем вместе тут от скуки маяться.       Джон благодарно кивнул и проводил друга.       На следующий день, Джон как и всегда готовил завтрак. Музыка его не веселила. Настроение было паршивым. Он посмотрел в пустой угол комнаты, где когда-то стояли миски с едой и водой для кошки. Иви больше не прибегала к нему, не тёрлась у ног, мешая передвигаться, не мяукала и не клянчила лакомство. От того его одиночество стало ощущаться таким тяжёлым. Ещё больше, чем ощущалось до этого. Джон заметил маленькую плюшевую собачку, с которой всё время играла Иви, и поднял её в руку. Игрушка была подранная и растерзанная, словно пережила жизнь Джона от начала и до этого момента. Парень сжал игрушку в руке и сдержал подступившие слёзы.       «Что за странная ломка по кошке? Это всего лишь глупый комок шерсти,» — мысленно возмутился он. Это была всего лишь кошка. Не его кошка. Которая пожила с ним не больше двух недель.       Из гостиной раздались чьи-то быстрые, но аккуратные шаги, половицы заскрипели. Джон напрягся от этих звуков. В доме точно никого не могло бы быть. Парень положил игрушку на пол и пошёл в комнату. В гостиной было пусто. Но пустота эта была другой. Словно фальшивой. Чувствовалось чьё-то присутствие, как будто кто-то смотрит на Джона из угла, но Джон никого не видел. — Ты здесь? — громко спросил Джон. — Давай выходи! Я уже знаю твои фокусы. — Нам конец, — послышался встревоженный голос со спины. Джон обернулся и увидел сидевшего на полу Диксона, держащегося двумя руками за голову, переполненный паникой и безумием, без конца повторяющего: — Мы сойдём с ума здесь. Мы сойдём с ума. — Не напрягайся так. Мы уже сошли с ума. Ты так вообще сдох, — холодно произнёс Джон.       Диксон опустил руки со своей головы, испуганно глядя на Джона. — Ты чувствуешь? — спросил Диксон. — Что? — Ярость. — Нет. — Ты чувствуешь её, — не согласился с ним Диксон и вторил осевшим, замученным голосом. — Ярость переполняет тебя. Тебе просто не хочется её замечать. Но она есть. Множится в тебе, паразитирует. Как плесень, разрастается. О, она опаснее, чем ненависть и любовь. Но ты её уже не боишься, так ведь? Ты почти готов. Так? Скажи, что ты чувствуешь? — Чувствую, что пора пойти поесть. Кажется, я голоден, — безразлично ответил Мёрфи.       Диксон разразился громким, истерическим смехом. Он больше не выглядел таким непоколебимым, властвующим над ситуацией, как когда-то больше года назад. Он был запуганным, затравленным, безумным, трясущимся от бессилия и ужаса. Джон оставил его в гостиной и вернулся на кухню.

***

      В середине недели, как и обещал, приехал Финн. В будние дни от приезжал около девяти вечера, проводил с Джоном три часа, после они уходили спать, и Джон просыпался тогда, когда Финна уже не было. Во сколько тот просыпается, Джон и не знал, но точно очень рано. Было неловко приносить другу столько неудобства, но тот не жаловался, а наоборот, вполне себе выглядел довольным и весёлым при каждой встрече. Диксон больше не появлялся. Джона удивляло то, что тот так быстро его оставил в покое. Только сны не хотели последовать его примеру. Джону всё ещё снились кошмары по ночам, но переживал их он немного легче, чем в первый раз.       Парни играли в карты. Джону параллельно приходилось вспоминать правила игры, так как в карты играл он в последний раз в подростковом возрасте. У Финна получалось удачнее. — Вот это у тебя маникюрчик, — подметил Финн. — Я не нашёл у тебя маникюрных ножниц.       Финн взял свободную руку Джона, рассматривая его ногти. Джон снова чувствовал себя как-то иначе от его прикосновения. Чувствовал себя осязаемым. — Потому что их здесь нет. Но я в следующий раз привезу тебе пилочку, придадим форму посексуальнее. Такие ногти срезать нельзя, — Финн нажал пальцем на ноготь Джона. — Гляди, какие крепкие. Их можно использовать в целях самообороны, как росомаха. Или по деревьям лазать. — Продолжишь прикалываться надо мной, и я начну использовать их в целях атаки. — Мне не страшно. Я кошатник.       Джон высвободил руку и стал продумывать следующий ход. Финн смотрел на свои карты с самодовольной улыбкой: — Надо было на желания играть. — И какие желания ты бы загадал? — поинтересовался Мёрфи. — Массаж шеи, например. Или танцевать бы тебя заставил. — Финн немного обдумал и сказал: — Хотя нет. Первое всё-таки привлекательнее. — Шея болит? — Да так. Долго за компом торчу. Размять бы не помешало. — Если надо, могу сделать. — О как, — удивился Финн. — Что прям, просто так? — Ну хоть что-то взамен, — невозмутимо ответил Джон. — Я тебе столько хлопот доставляю. — Ничего ты мне не доставляешь, — не согласился Финн. — Но от массажа не откажусь.       Джон подошёл к креслу, на котором сидел Финн, остановившись сзади него и принялся аккуратными, но сильными движениями массировать его шею и плечи. До этого момента Джон делал массаж всего одному человеку — Беллами. Когда тот долго сидел за работой, Джон мог сам проявить инициативу, сделать массаж шеи и спины, после чего массаж плавно перерастал в секс. От этого воспоминания Джону стало немного неловко, но он, и правда, хотел хоть чем-то отблагодарить Финна за его помощь. Чем мог. В общем-то, в самом массаже шеи ничего интимного нет. Вроде бы. Но Джон почему-то смущался. Скорее своим мыслям, чем тем, что он делает. Он постарался сжимать покрепче, чтобы массаж принёс пользу. Не для удовольствия же он его делает, потому мягкость была ни к чему.       Закончив массировать, Джон вернулся на своё место. Финн довольный, как вычесанный кот, произнёс: — С таким массажем и к массажисту идти не надо. У тебя золотые руки. — Спасибо, — ответил Джон, ведь всё ещё чувствовал смущение, а после подумал о том, что это звучало странно в данной ситуации.       Финн усмехнулся: — Это тебе спасибо. — Я уже пойду в душ, — сказал Джон, желая поскорее скрыться с глаз друга.       Парень залез в душ под струю воды, стараясь отвлечься от своих мыслей. Воспоминания хлынули с неудержимой силой. Как Джон касался тела Беллами, массируя его более нежно, а после целуя его в шею. Как Беллами притягивал его к себе, накрывая его губы своими, а после…       «Нет, уйди из моей головы. Я не хочу дрочить, когда Финн в доме,» — мысленно ругался Джон. Он полез за мочалкой на душевую полочку, и случайно рукой сбросил откуда-то взявшийся там нож. Тот полетел вниз, резанув его бедро. Джон громко выругался от боли: — Твою мать!       Через считанные секунды в ванную комнату зашёл Финн со словами: — Что случилось?       После он бросил взгляд на ногу Джона, с которой быстро стекала кровь из-за потока воды. — Нож зацепил. И он свалился, — объяснил Джон. — Что в душе делает нож? — удивлённо спросил друг. — Да я как-то крышку хотел достать, она завалилась там в щель. Я ножом её цеплял, вытаскивал. Забыл, видимо, отнести назад.       Финн подошёл ближе и опустился перед парнем на корточки. Он взял Джона за колено, чтобы развернуть ногу к себе и рассмотреть порез. Джон растерялся. Он был совершенно голым перед Финном, и так близко к нему. Финн же оставался невозмутимым, словно не обращал на этот факт внимания.       «А его вообще ничего не может смутить?» — подумал Мёрфи. — Порез неглубокий, — подал голос Финн и поднялся на ноги. — Заживёт. Радует, что мне не придётся зашивать. А то я не умею.       Финн улыбнулся, глядя парню в лицо. Джон так же смотрел ему прямо в глаза — внимательно и безотрывно. Финн тоже не спешил уходить, его заинтересовало, почему Джон так вцепился в него взглядом. Несколько секунд они, ничего не говоря, смотрели друг другу в глаза. И Джон с внезапно возникшей решительностью притянул Финна к себе, взяв его за шею, затащил его прямо в душевую под струю воды и вцепился в его губы страстным, голодным поцелуем. Финн не отстранился. Он позволил себя целовать, и спустя недолгое время, вырвав себя из замешательства, прижал Джона к себе вплотную, а после и к мокрому кафелю. Джон, зажатый между стеной и Финном, целовался решительно и взахлёб, не собираясь останавливаться. Одежда и волосы Финна насквозь промокли под потоком воды, его руки крепко сжимали голое тело Джона за спину и поясницу. Джон спустил свою руку по торсу парня, залез под его мокрую майку, и провёл ногтями по его животу. Финн нетерпеливо выдохнул сквозь поцелуй и, совсем немного отстранившись от его губ, произнёс: — Джон, постой. У меня с собой нет ни смазки, ни презервативов.       Эти слова отрезвили Мёрфи. Парень посмотрел Финну в глаза с несколько секунд, а потом молча высвободился из его объятий и вылез из душевой. Он схватил полотенце и наскоро обтёр им своё тело. После чего Джон выскочил из ванной и залетел в свою спальню.       Он сел на кровать, зарылся в себя. Обречённо выдохнув, парень взялся за голову, сгорал от стыда и корил себя: «Боже, какой я придурок! Какой идиот! Он же мой друг. Я всё испортил. Конечно, у него нет смазки, потому что он даже не думал о том, чтобы спать со мной. Как же стыдно, твою мать».       Спустя пять минут в дверь постучали. Джон резко оторвал руки от своего лица и сделал невозмутимый вид. — Можно.       Финн слегка приоткрыл дверь и сказал: — Порез надо обработать.       Джон застыл, собирая разбежавшиеся мысли в кучу, чтобы ответить что-то осмысленное. Но Финн, не дождавшись ответа, вошёл в комнату, неся медикаменты в руках. Мёрфи сжался, пытаясь скрыть свою наготу, несмотря на то, что Финн уже видел его голым и даже успел немного пощупать. Финн сел на колени перед ним, развёл рукой его бедра, чтобы открыть доступ к порезу на внутренней стороне бедра. — Давай я сам? — голос Джона прозвучал неуверенно. — Не дёргайся, — отчеканил Финн. Он обработал порез хлоргексидином и залепил пластырем. Парень выглядел совершенно невозмутимым, словно между ними ничего и не произошло буквально пять минут назад. Джон даже засомневался, произошло ли? Может это всё было только в его голове? Очередная галлюцинация? В этот раз Джон бы этому необычайно обрадовался бы.       Закончив, Финн поднял глаза на лицо Джона и задержал какой-то другой взгляд на парне, не такой, каким обычно на него смотрит. Джону хотелось спрятаться от его взгляда, а лучше — провалиться под землю.       «Ни хрена это была не галлюцинация,» — осознал Мёрфи.       Друг был в банном халате, а с его мокрых волос скатывались крохотные капли воды. Как ещё одно подтверждение, что всё произошло в реальности, а не только в его голове.       Финн поднялся на ноги и без присущей ему улыбки произнёс: — Добрых снов, Джон. — Спокойнойночи, — быстро кинул парень в ответ, едва ли разборчиво, два слова прозвучали слитно, как одно. Финн вышел из его спальни, закрыл дверь, и тогда Джон продолжил сокрушаться.

***

      После оформления лицензии в суде на разрешение брака, Беллами отвозил Кларк до дома. Девушка выглядела несколько встревоженной и задумчивой. Она долго смотрела в окно и молчала, но после она внезапно предложила: — Я голодна. Может заедем в кафе? Если ты не против.       Беллами остановился у первого встречного кафе. Им оказалось кафе мексиканской кухни. Интерьер зала был колоритным и ярким, успешно передающим атмосферу Мексики. Сев за столик, Кларк осмотрелась и подметила вслух: — Чувство, как будто Миллер снова утащил нас в Мексику. Может, возьмём тогда текилу? — В два часа дня? — уточнил Беллами, удивлённо приподняв бровь. — Просто так воспоминаниями повеяло, — со скованной улыбкой ответила она.       «Она почему-то нервничает. Будто реальный брак заключаем. Или её что-то беспокоит?» — задумался Беллами и согласился на текилу. Девушка сделала заказ, а после вернулась к разговору: — Как мы будем играть свадьбу? Мои родители ждут, когда мы их пригласим. — Мы не будем играть свадьбу. Скажи родителям, что мы собираемся отмечать лишь вдвоём где-нибудь на островах и никого приглашать не планируем. — О, они мне все мозги выдолбут за это, — опечалено выдохнула Кларк. — Сваливай всё на меня. Скажи, что я сказал, будет только так и никак иначе. И уговорам я не поддаюсь. После принесёшь им свидетельство о браке, если захотят удостовериться, что брак заключён. — А фотографии? Я же не могу сказать, что мы совсем не делали фотографий на память, и что у нас совсем никаких совместных фоток нет. Мои родственники будут выклянчивать у меня посмотреть фото. — Хорошо. Сделаем фото. Только в соцсети не выставляй. Показывай родственникам и друзьям, если нужно.       Кларк задумалась, а после спросила: — Ты всё ещё надеешься, что он вернётся? — Не надеюсь, — холодно ответил Беллами, чтобы скрыть боль от этих слов. — Не вернётся.       Официант принёс текилу и разлил по рюмкам, а после оповестил, что блюда будут готовы через пятнадцать минут. — Я понимаю, что ты наверное не хочешь ставить в известность своё окружение, — начала Кларк. — Но если эта сука попытается что-то выяснять, её очень удивит то, что твои друзья будут не в курсе, что мы женаты. — Самым близким я скажу. Но не буду говорить, что брак реальный. Они не спалят нас, в них я уверен. — Октавия, наверняка, разозлится, — высказала мысли вслух Кларк. — Мне всё равно. — Вы разругались с ней? — Мы и не мирились. — На её свадьбе мне показалось, что у вас наладились отношения. — Это было временное перемирие.       Девушка крутила в руках рюмку текилы, плохо скрывая свою нервозность. — Что тебя беспокоит? — спросил Беллами. — Завтра я увижусь с ним, — дрогнувшим голосом произнесла она. Беллами и представить не мог, как ей радостно и страшно одновременно перед этой встречей. — Я не знаю, как с ним заговорить. Надеюсь, он общительный. — После Кларк сжала губы, справляясь с внутренними эмоциями, и болезненно выдохнула: — Я совсем не знаю своего сына. — Ты не боишься сильнее привязаться к нему, и что тебе захочется его вернуть? Тем более, что такой шанс у тебя есть. — Боюсь ли я, что окажусь настолько эгоистичной? — с болезненной усмешкой уточнила Кларк. — Наверное, да. Я не могу отрицать того, что подобные мысли посещают меня, и их не избежать. Но я держу себя в руках. Я не настолько аморальна, чтобы причинять вред своему ребёнку. По крайней мере, пытаюсь такой быть. Но это сложно. — Я, конечно, не могу об этом вообще рассуждать, но, мне кажется, что ты либо должна быть готова однажды ему рассказать, лучше когда он станет постарше, либо отпустить его и заняться своей жизнью. Новой жизнью, без тягот прошлого. — Однажды я приму решение, как поступить. Но не сейчас.       Разговор был прерван на недолгую паузу, а после Кларк решила сменить тему: — А что собираешься предпринимать ты? — Не сейчас.       Кларк опечаленно усмехнулась: — Кто бы мог подумать, что однажды мы окажемся в одинаковом моральном состоянии.

***

      Снился Джон. Так часто снился. Иногда снился несвязный бред. Как они идут с Джоном по супермаркету, и Джон бегает, что-то судорожно ищет по прилавкам, игнорируя вопросы Беллами, а после он теряется среди людей, и Беллами уже ищет его, пробегает мимо рыбаков, которые вылавливают рыбу из магазинного аквариума, мимо рынка, который расположился прямо внутри супермаркета, где ему тычут в руки какую-нибудь репу яростные торговцы, а после попадает в пробку из людей с тележками и не может больше двинуться с места.       Иногда снилось, что Джон страстно целует его и нежится у него на руках, а после собирает вещи и уходит из дома, ничего не сказав, и Беллами понимает, что тот больше не вернётся. Во снах ему в этот момент не больно, он будто принимает всё, что происходит, как данность, но в реальности очень больно. Даже от этих снов.       Снился их секс, очень расплывчато. Джон ещё параллельно что-то много рассказывает, а Беллами молчит, как рыба. После Джон, сидя голым сверху на нём, начинает рассказывать о том, как переспал с кем-то, невозмутимо делясь подробностями о том, что понравилось, а что нет, и Беллами даже не злится, он молча всё выслушивает, любуется им и думает лишь об одном — хоть бы Джон сейчас не ушёл.       Иногда снилось и что-то более естественное для них. Как они с Джоном в объятиях друг друга лежат в постели, Джон смотрит влюблёнными глазами, улыбается и нежно гладит его пальцами. Вот после таких снов было особенно тяжело просыпаться. Беллами так хотелось снова закрыть глаза и вернуться в тот сон, что доводил себя до отчаяния. Так как в тот сон больше вернуться не получалось. Его просто выперли из рая и захлопнули перед ним дверь. Беллами в такие моменты думал о том, что разорвёт себя голыми руками на части. Душили слёзы, хотелось надеть петлю на шею. Как терпеть этот тёмный холодный мир без него? Куда бежать, чтобы чуточку, хоть на мгновение, стало легче?       Ближе к вечеру раздался звонок на телефон от Кларк. Беллами поставил фильм на паузу, как и воспоминания о совместных кинопросмотрах с Джоном под его насмешливые ироничные комментарии. Настроение было донельзя паршивым. Как и всегда. — Не отвлекаю? — уточнила девушка. — Нет. Что хотела? — Я была там. Я видела его, говорила с ним, представляешь? — Представляю, — сухо ответил Беллами. — Этого же ты и добивалась.       Возбуждённый голос девушки обрёл печальные нотки: — Я не знаю, как всё описать. Произошло это лучше или хуже, чем я ожидала? Наверное не то, и не другое. Потому что я представляла себе, как более лучший вариант событий, так и более худший. Он был в замешательстве. И это понятно, какая-то двоюродная тётя вдруг захотела с ним общаться спустя столько лет. Мне казалось, я добровольно обрекла себя на пытку, от которой бы ни за что не отказалась. — Я понимаю. От меня-то ты что хочешь? — Просто хотела поделиться. — Мы не подружки, если ты забыла.       Девушка растерялась и несвязно промычала: — Да, просто… Я думала… Прости. Мне больше не с кем это обсудить. — Но это не моя проблема, так ведь? То, что я помог тебе — не обязывает меня ходить с платочком и вытирать тебе слёзки. Я — не твоя жилетка, Кларк. И чтобы ты себе там не надумала, нас это не сблизило. Я просто помог тебе, потому что мог это сделать. И потому что хотел это сделать. Нянчиться с тобой в мои планы не входило. — Я поняла, — холодно ответила девушка. — Но мог бы тоже самое сказать и чуточку мягче. Что тебя обязывает быть таким жёстким? — Только так люди хоть что-то понимают. — И это заставляет их бежать от тебя. — Это ещё один плюс. Мне и нужно, чтобы люди бежали от меня. — Но не все. От тебя бегут даже те, кто тебе нужен.       В Беллами закипела злость от одной только этой фразы, и его голос потерял ледяное безразличие: — Не надо копаться в моей душе. Ты там захлебнёшься, дорогая. — В камне захлебнуться невозможно, — с долей сочувствия произнесла она и положила трубку.

***

      Прошло больше недели, как они с Кларк снова встретились. Они оба сделали вид, будто их последнего разговора не было. Они просто расписались и получили свидетельство о заключении брака. Это навеяло на мысли о том, как Беллами уже ни раз пытался вступить в брак — по истинному желанию только с Джозефиной, а после с Луной, для того, чтобы усыпить её бдительность и тем самым нацепить новый поводок. Но оба раза не увенчались успехом. И Беллами и подумать не мог, что первый его брак — будет именно таким. В целом, ему было абсолютно всё равно, в браке он или нет, тем более когда заключён брачный договор о раздельном имуществе. Но если бы Джон был где-то рядом, хотя бы в радиусе нескольких метров замаячил на горизонте, Беллами бы наверное в ужасе бросился разводиться. Хотя, если вспомнить его: «Я больше тебя не люблю», то можно было бы успокоиться, ведь эти телодвижения будут просто бессмысленными. Даже если Джон узнает об этом браке, то что? Если бы Беллами был холостым, он бы вдруг снова стал ему нужен?       Беллами с Кларк прогуливались по скверу, обсуждая нюансы их «семейной жизни». — Как долго ты планируешь быть со мной в браке? — Уже хочешь подать на развод? — усмехнулся Блейк. — Хочу знать, когда ты этого захочешь. — У меня нет запланированной даты. Вряд ли в ближайшем будущем появится необходимость расторгать брак. В случае чего, я всё заранее обсужу с тобой, неожиданностью для тебя это не станет. — Если такая необходимость понадобится, сразу скажи. Я не хочу доставлять тебе неудобства. Ты не обязан их терпеть из-за меня. — Я похож на человека, готового терпеть неудобства? — иронично спросил парень. — Ах да. О чём это я? — невесело усмехнулась Кларк. — Родители настаивают на более близком знакомстве с тобой. Я всё время говорю, что ты весь в работе. Они это одобряют, но всё же ждут, что ты уделишь им хотя бы пару часов своего времени. — Потом как-нибудь может и расщедрюсь. — Я и сама не горю желанием участвовать в этом цирке. Оттягиваю этот момент, как могу. — Как ты ещё не послала своих родителей на все четыре стороны? — удивился Беллами. — Я и послала. Но не совсем. Мы редко видимся и никогда не созваниваемся. Совсем от них отделиться почему-то сложно. — Дочерний долг такой же сильный, как и материнский инстинкт? — Может быть. — Ты не думала, походить к психологу? — без усмешки спросил Блейк. — Не лезь в мою душу, — повторила его фразу она. — Ты сам бы подумал к нему наведаться. — Боюсь, что доведу психолога до психолога, — отшутился парень. — Тебе, правда, надо много хлама из подсознания вытащить. Посмотри на меня. Ты что, хочешь кончить, как я? — А ты кончил? — произнесла Кларк, насмешливо приподняв бровь, на что Беллами усмехнулся. — Вдруг только разгоняешься? — Разгоняться больше некуда. Только если прямиком в стену на полном ходу. — Может, стоит поискать лазейки? В стенку всегда можно успеть. А вот выход есть всегда, даже когда тебя съели. — О, я всегда выхожу через это место.       Кларк улыбнулась и добавила: — И вновь туда заходишь. В принципе, чем тебе не анальный секс?       Беллами коротко рассмеялся: — В общих чертах, похоже. Только без удовольствия. — А надо отыскать в этой жизни хоть какое-то удовольствие, а то так и совсем свихнуться можно. Счастье искать, великую любовь — так и состариться можно, а дождаться разве что радикулит и пенсию. — И к чему ты это клонишь?       Девушка остановилась, чем вынудила остановиться и Беллами, посмотрела ему в глаза и уже серьёзно начала: — Раз мы с тобой оба одиноки и несчастны в этом мире. Почему бы не составить друг другу компанию? Попытаться вместе обрести хоть какой-то смысл в этой жизни. Мы всё равно оба потеряны. Почему бы нам тогда друг друга не найти? Тем более когда мы друг у друга перед носом стоим. Что мешает нам хотя бы попробовать? — Кларк, — произнёс Беллами, призывая её к вниманию. — Зачем тебе это нужно?       Она сжала губы и с тяжестью вгляделась вдаль. Выдохнув, девушка ответила со скованной, растерянной улыбкой и дрожью в голосе: — Я, наверное, влюбилась в тебя. Хотя это дебилизм какой-то. Ты ведь казался мне ужасным. — И ты хочешь быть с таким, как я? — Да, чёрт подери! — уверенней воскликнула Кларк. — Этого хотят, когда влюбляются. — Ну хорошо. Я предлагаю тебе быть моей девушкой. Вернее уже, настоящей женой. Ты согласна? — Конечно, — с вырвавшейся улыбкой вымученного счастья сказала она. — Я не буду тебя любить, Кларк, — холодно заявил Беллами, и взгляд девушки потяжелел. — Не буду ценить. Я буду разбрасываться нашими отношениями, подавлять тебя, каждый раз указывать на дверь, если ты со мной не согласна. Я буду изменять — регулярно. И какой бы замечательной ты ни была, пусть ты хоть всю себя положишь на алтарь своей любви ко мне, я этого не оценю, и ты не сделаешь меня счастливым. Ложась с тобой в одну постель, садясь с тобой за один стол, я буду думать о другом человеке, буду любить его. И если он когда-нибудь позовёт меня, я брошу тебя в ту же секунду и помчусь к нему. Я даже не задумаюсь перед тем, как оставить тебя одну. За это ты борешься? — Нет, — со слезами на глазах ответила Кларк. — Всё может быть не так. — Так. Только так и будет. Я не хочу тебя обманывать. Ты хорошая девушка. Прости меня за всё то, что я сделал не так. Я был неоправданно груб и несправедлив к тебе. Я верю, что ты сможешь найти своего человека. Не думай, что все кругом такие мудаки, как я. Есть и нормальные парни. Я желаю тебе такого найти.       На лице девушки отразилась боль, она горько плакала. Казалось, она сейчас закричит или же упадёт на дорогу от бессилия, но она держалась. Почему-то теперь Беллами не был так безразличен к её чувствам. Он и не ожидал, что так важен для неё. Он про себя подметил, что всё ещё ходит по тому же сценарию, совершает одни и те же ошибки, но теперь он готов прервать порочный круг. Он не собирался строить отношения лишь для того, чтобы заглушить свою боль и одиночество. Не собирался никого водить за нос. Если его сердце принадлежит Джону, то оно будет принадлежать только ему, до конца. Даже если оно ему не нужно. Даже если разбито в хлам и всё время болит. Беллами обещал Джону, что никогда не променяет эту боль на равнодушие. И он сдержит своё слово, чего бы ему это ни стоило. Потому что не готов больше предавать Джона. Не готов больше лгать ему и кормить ложными обещаниями. И остаток его жизни — длинный или короткий, сколько бы там ни осталось — он проведёт правильно, как должен был ещё очень давно. В верности Джону, в любви к нему, в покаянии перед ним, в безвозмездной жертве всех мыслей и чувств ему одному.       С тяжёлым сердцем Беллами оставляет девушку, собираясь уйти, но она останавливает его строгим тоном: — Стой.       Парень возвращает внимание на неё. Кларк держит пистолет в руке под своим подбородком. — Что ты делаешь? — холодно спрашивает Беллами, несмотря на всё смятение, которое испытывает. — Ты думаешь, достаточно просто сказать, что тебе жаль и уйти, и никаких последствий? — с болью высказала Кларк. — Что ты от меня хочешь? Я не понимаю. — Чтобы ты наконец осознал, что ты творишь! Чтобы ты почувствовал себя в аду. Чтобы мир наконец ответил тебе тем же. — Для этого тебе обязательно держать пушку у виска? Опусти пистолет, подумай о сыне. — Ты жалкий и ничтожный, и ты это знаешь, — злостно выплёвывала слова Кларк со слезами на глазах. — Ты проебал единственного человека на этой планете, который любил тебя. Но ты променял его на удовольствие или свою независимость. Тебе так надо было доказать себе свою независимость, потому что ты понимал, как ты жалок.       Блейку так надоело участвовать в этом цирке. Кларк решила разыграть шоу, но он не собирался становиться преданным зрителем. Не собирался позволять собой манипулировать, ещё и поддаваться таким дешёвым трюкам. — Не забудь снять с предохранителя, — безразлично бросил Беллами, развернулся и пошёл вдоль аллеи. Он сделал несколько шагов от девушки, и тишину оглушил выстрел, а после грохот упавшего тела. В миг внутри всё заледенело от ужаса. Беллами застыл, как парализованный, не готовый осознавать того, что произошло. Он боялся развернуться. Судорожно хватался за надежду, что всё это лишь глупая игра, что он сейчас развернётся и увидит её живой. Прилагая всевозможные усилия, он разворачивается, ловя крах своей надежды, как острый нож в беззащитную грудную клетку. Прохожая девушка закричала от ужаса, увидев лежащее тело на земле. А Беллами молчал, не в силах ничего произнести. Он подошёл к Кларк, опустился перед ней на колени и коснулся её лица, всё ещё пытаясь не верить. Это не её кровь, растекается по дороге. Она ещё тёплая, а значит живая. Сейчас она откроет глаза. Сейчас встанет и ужасно рассмеётся. Эта сука не может умереть. Все суки бессмертные.

***

      Подъезжая к полицейскому участку, Беллами и сам был будто расстрелян. Он не чувствовал себя, словно его душа сейчас находилась за пределами тела, смотрела на него со стороны и злобно усмехалась. Сознание настойчиво отказывалось верить в то, что это правда. Они только что выходили из суда, с церемонии бракосочетания, а теперь Беллами едет в полицейский участок обсуждать её смерть. Дата заключения брака быстро перескочила в дату смерти. На обоих свидетельствах будет стоять одна дата выдачи. Такое никак невозможно было уложить в голове. Кларк застрелилась его пистолетом. Как-то незаметно вытащила его из бардачка машины. Как она это сделала так, чтобы Беллами этого не заметил? И это значит, что это было запланированное действие, а не выплеск эмоций? Где найти ответы на многочисленные вопросы? У трупа уже ничего не спросишь.       Беллами вышел из машины, и увидел возле входа в участок нервно мечущегося по кругу Атома и рядом стоящую Октавию. Их уже тоже оповестили. Полиция допрашивает всех знакомых и друзей умершей, чтобы восстановить картину событий. С Беллами сразу поговорить не удалось, хоть он и был первым, кого они встретили, ведь был прямо на месте происшествия, когда те приехали. Блейк был не в себе, не мог ничего говорить, и его оставили в покое.       Как только Атом увидел друга, он подлетел к нему, как никогда, разъярённый, и силой врезалась ему по лицу. — Атом! — крикнула Октавия, встав между ними и оттолкнула мужа. Беллами бросил в него пустой взгляд, не думая защищаться или оправдываться, представ добровольной грушей для битья. — Что ты, блять, сделал? — гневно прыснул Атом, выглядывая из-за Октавии, которая удерживала его на расстоянии. — Доигрался? Весело теперь, скажи? Ты всё кругом разрушаешь! Джон испарился неизвестно куда, остаётся только гадать, живой ли он ещё. А Кларк так вообще гарантировано, блять, мёртвая! Что ещё должно произойти, чтобы ты наконец остановился? — Атом, хватит! — грозно оборвала его Октавия. — Прошу, пошли домой.       Девушка с силой отталкивала парня к машине, напоследок бросив взгляд на брата, полный сочувствия. Она словно хотела что-то сказать, но не могла. У Беллами в голове возникла картинка из прошлого. Когда не стало Линкольна, как она с яростной болью бросалась на него, готовая его разорвать, а Атом держал её и оттаскивал. Не многое с тех пор поменялось в его жизни. Только роли, но не события.       Блейк вошёл в участок, и его пригласили в кабинет. Там его встречал Пайк, невозмутимо поприветствовавший его, и предложил сесть за стол. — Что с лицом? — спросил мужчина с недоумением осмотрев покрасневшую опухшую скулу на его лице. — Тебе принести лёд? — Не стоит. — Расскажешь, что случилось? — Я убил её, — ровным голосом произнёс Беллами, глядя куда-то в пустоту с обречённым отчаянием. — О чём ты? — удивлённо спросил Пайк. — Происшествие попало на камеры видеонаблюдения. Видеозапись зафиксировала, что это было самоубийство. Мы лишь выясняем, причину самоубийства, чтобы убедиться, что никто этому не поспособствовал. Ты здесь в качестве свидетеля, а не подозреваемого.       Видя, что Беллами его будто не слышит, а продолжает утопать во внутренней агонии, Пайк сочувственно коснулся его плеча, пытаясь привлечь его внимание и поддержать: — Если девушка застрелилась из-за неразделённой любви к тебе, это не значит, что ты её убил, Беллами.       Блейк с трудом заставил себя произнести слова вслух: — Я отвернулся от неё. Я не поверил, что она это сделает. — Это тоже не тянет на убийство. Даже на непредумышленное. — Дав парню минуту тишины, чтобы собраться с мыслями, Пайк продолжил: — Вы только сегодня зарегистрировали брак. Что могло произойти? — Я не знаю, — беспомощно выдохнул Беллами, умирая от внутреннего давления. — Что она говорила тебе, перед тем как выстрелить? — Мы заключили фиктивный брак, но она просила быть со мной, призналась в чувствах. Получив отказ, она достала пистолет. — Она жаловалась тебе на какие-нибудь проблемы? — Да. В 16 лет она лишилась сына и… Она не имела возможности его вернуть. Для неё он значил очень много.       Беллами вспомнил, что наговорил ей по телефону, когда она хотела излить душу. К и так неподъёмному чувству вины добавилось ещё больше и сверх меры. Беллами был вообще не уверен, что сможет теперь подняться на ноги. — Проблема могла быть в этом, а не в твоём отказе, — попытался поднять его моральный дух Пайк. — Одно на другое, и человек ломается.       Но для Беллами это не имело значения, когда совсем ещё юная девушка мертва, а он ничего не сделал, чтобы это предотвратить. Он даже выслушать её не смог. Может быть это могло спасти её. Вдруг для того, чтобы остаться живой, ей нужно было так мало. Просто внимания и минимального участия. Просто, чтобы от неё не отвернулись. Но его холодность и жёсткость способны добить того, кто и так едва ли держится. И Атом здесь прав. Беллами всё разрушает вокруг себя. Когда он поймёт, что пора остановиться?

***

      Снова начались дожди. Улицу Джон наблюдал разве что из окна или крытой веранды. Монотонные, одинаковые дни удавалось разбавить только игрой на новой гитаре. Казалось, что Джон уже разучился разговаривать. Диксон бы уже появился что ли. Джон ему бы даже чай налил и стал бы делиться с ним странными мыслями.       Настала суббота. Время шло к вечеру, а Финна, обещавшего приехать ещё днём, всё не было. Джон переживал, что тот передумал приезжать на выходные, и что после выходки Джона вообще теперь будет реже приезжать. Джон обдумывал, что стоило бы перед ним объясниться. Но как? Ведь и сам себе ничего объяснить не мог. Просто какое-то наваждение. Ужасно не хотелось терять такого друга, как Финн. Но это уже неизбежно. Ведь, как прежде, общаться они не смогут. Эта чёртова неловкость всё время будет преследовать их.       Финн приехал, когда на улице уже было темно. Он вёл себя так, как будто между ними ничего не произошло, а Джон пока не знал, как к этому относиться. К лучшему ли это? Сегодняшний день прошёл без дождя. Финн достал сухие поленья и развёл костёр во дворе, пригласив Джона к нему присоединиться. Парень жарил над костром барбекю из курицы, картошки и овощей. — Ты всё ещё на диете? — спросил он у Джона. — Нет уже.       Рекомендованный срок прошёл, а проконсультироваться с врачом о необходимости продлевать диету возможности не было. Ему говорили добавлять продукты в рацион постепенно, но что это значит, Джон нихрена не знал. Решил действовать по наитию. А наитие просто уже хотело питаться по-человечески.       Треск костра действовал успокаивающе. Вокруг вообще никого и ничего не может быть. Они с Финном одни, словно оторваны от всего остального мира. Джон чувствовал приятное спокойствие, довольствуясь тем, что сейчас он не одинок. — В следующий раз, значит, можно пиво привозить? — с довольной улыбкой спросил Финн. — Привози.       Горячая еда прямо с костра согрела всё тело. Было так вкусно, что Джон думал, что проглотит вместе со своими пальцами. Кажется, он стал чуточку счастливее только от того, что наконец вкусно поел. Никогда бы раньше не подумал, что еда может сотворить такое чудо. Но стоит только отнять у человека что-то, что некогда было привычным, как это станет казаться гораздо более значимым. Из-за выработанной привычки есть маленькими порциями, Джон съел меньше, чем ожидал от себя. Ведь он думал, что слопал бы тонну еды за считанные минуты без остановки. Финн заметил это и усмехнулся: — Я бы с тобой на конкурс по поеданию пирогов не пошёл. — Даже в качестве соперников? — Ну это бы была слишком лёгкая победа. Так не интересно.       Джон мало говорил, всё ещё чувствуя себя неловко рядом с парнем. Ему казалось странным делать вид, что между ними ничего не произошло, хоть и Финн, по всей видимости, так не считал. — У тебя всё хорошо? — поинтересовался Финн. — Да. — Джон не смотрел ему в глаза, и это не оставалось незамеченным.       Закончив с ужином, Финн стал играть на гитаре спокойную и неторопливую мелодию. Он запел тихо и чувственно. Джон никогда не слышал этой песни. Голос Финна так гармонично вплетался в звуки ночного поля и треск костра:

— Я стою один на краю оврага Мне ничего не надо Мне никого не надо Руки простираю, вглядываясь вдаль Мне ничего не жаль Мне никого не жаль Я сам себе строю опору под ногами Кем мы стали? Что стало с нами? Твоя улыбка — моя главная утрата Мне никого не надо Но ты будь рядом

      Джон растворялся во всём: в голосе, в словах, в атмосфере. Всё до невозможного просто — ночь, гитара, костёр, а сколько в этом души, как сердце обволакивает трепетом. Это та жизнь, какой Джон и хотел. Простые удовольствия, безопасность, моменты, о которых вспоминаешь с теплотой и приятной тоской, а не с болью, ужасом и виной. Эта жизнь в данный момент ему доступна, несмотря на все обстоятельства. Джон хотел запомнить этот момент, остаться в нём навечно, пусть даже просто в памяти. Ведь всё однажды заканчивается.       Когда Финн закончил играть, Джон вышел из сладостного транса и спросил: — Это твоё сочинение? — Да. Я редко пишу. Когда нахлынет. — А эта песня когда нахлынула? — На днях.       «Очень уж хорошо она отражает моё состояние. Неужели Финн чувствует тоже самое?» — Ты пишешь о себе? — Не всегда. — А в этот раз?       Финн вытянул добродушную улыбку на лице и сказал: — Ну оставь ты мне хоть лёгкую ауру загадочности.       Замёрзнув, парни вернулись в дом. Джон не знал, как начать разговор с Финном о том, что произошло в прошлый раз. Но ужасно хотел решить этот вопрос. Ему не хотелось терять ту лёгкость общения между ними. Но он совсем не был готов к этому разговору. Надеялся, что сможет начать его завтра. Джон зашёл в душ, а после собирался пойти спать. Финн встретил его возле двери в спальню. В глазах его горела решительность. Джон её испугался. Наверное, тот всё-таки хочет поговорить сейчас. Финн смотрел ему в глаза некоторое время, будто тоже не знал, с чего начать, но робости не испытывал. — Наверное, момент упущен, но… — начал Финн, всё-таки выдав лёгкое волнение. — Ты всё ещё хочешь?       Мёрфи опешил от вопроса. Это совсем не то, что он ожидал услышать. — Я-я… Я думал ты… — парень потерял дар речи, и пытался его вернуть. — …тогда вежливо отказался.       Финн приблизился к Джону и аккуратно коснулся его губ своими. Не встретив сопротивления, лишь лёгкое замешательство, Финн стал целовать парня увереннее, обняв его тело руками и прижав к себе ближе. Джон стал раскрепощенней, он разомкнул губы, позволяя Финну углубить поцелуй. Мыслей в голове клубилось так много, но не одну из них Джон не осмысливал с должным вниманием. Не отрываясь от губ Джона, Финн медленно повёл его в спальню, уложил того на кровать и накрыл собой, устроившись между его ног. Если в прошлый раз Джон со страстью накидывался на парня, то в этот раз он отдал лидерство Финну. Парень целовал его нежно, но в то же время настойчиво. Руки забрались под футболку и гладили тело Джона, цепляя соски пальцами.       «Бля, ну это же мой друг», — пронеслось в голове Джона. Возможно, он совершал ошибку, но он так задолбался обо всём париться. Тем более, что он уже её совершил. Когда поцеловал Финна в ванной. Их прежние отношения уже не вернуть.       Финн стянул с Джона одежду, а после разделся сам, скинув одежду на пол. Когда голое тело Финна коснулось Джона, тот вздрогнул, будто бы ощутил лёгкий удар током. Давно он так не реагировал на чьи-то прикосновения. Давно не чувствовал смущения от чьих-то ласк. Это словно бы был его первый секс, и Джон был абсолютно растерян. Но это и был его первый секс с человеком, который является ему самым близким другом столько времени. Финн спустился поцелуями по шее парня, лаская языком нежную кожу. После ввёл в парня два пальца, смазанных лубрикантом, Джон резко выдохнул ему на ухо и крепче вцепился в его спину руками. После парень развёл ноги Джона шире, устроившись между ними поудобнее и медленно ввел член в парня, глядя ему в лицо, созерцая как меняются его эмоции. Аккуратными, плавными толчками двигался внутри него, относясь к Джону с предельной бережностью и деликатностью. При каждом толчке кровать издавала протяжный, громкий скрип. Всё повторяясь, этот звук не мог не привлекать внимания. Джон не смог сдержаться и рассмеялся. Он и так испытывал неловкость, а тут ещё этот звук. — Чего ты смеёшься? — спросил Финн. — Кровать жутко скрипучая. — А чего ты хотел? — с улыбкой произнёс парень. — Она такая старая, что, возможно, на ней меня и зачали.       Джон залился звонким смехом, и Финн поглощал его в этот момент глазами, с довольной, тёплой улыбкой. Он склонился к лицу Джона и поцеловал того в скулу, спустился ниже, поцеловав за ухом, оставляя на коже влажные следы неиссякаемой ласки. Джон обхватил руками его шею, вскоре он перестал замечать скрип кровати и то, как вонзает в спину Финна пальцы, целует его шею, кусаясь, затем вылизывая свои же укусы. От чего Финн ещё сильнее возбуждался и ускорял темп, оставаясь таким же бережным. Это Джон был более грубым и смелым, а Финн не пытался владеть Джоном, он хотел насладиться им и принести удовольствие ему. И у него это получалось.       После секса Финн не ушёл, а остался спать с Джоном, обнимая его. Джон же уснуть не мог. Всё тело горело после чужих ласк, словно бы и забыло, какого это бывает. Парень осмысливал всё, что случилось. Ему впервые за столько лет понравился секс с кем-то, кроме Беллами. И это был секс, которого он сам хотел, полностью добровольный — ни вынужденным, как с Роаном, и ни вызванный необходимостью, как с Брайаном. Джона ничто не вынуждало спать с Финном, он сам этого захотел. Значит ли это, что Беллами он начинает отпускать? Хотя бы делает первые шаги?

***

      Утром, пока Финн ещё спал, Джон сел за книгу, чтобы скоротать время в ожидании, пока парень проснётся. Долго ждать не пришлось. Парень вышел в комнату в одних штанах сонный и взлохмаченный. Джон впервые наблюдал его таким. — Доброе утро, — поприветствовал его Финн. — Ты будешь завтракать? — Угу. — Тебя же теперь можно кормить, чем угодно? — Вроде, — отвечал Джон, упорно глядя на что угодно, только бы не на парня.       Рассматривая свои ногти, он всё же бросил взгляд в Финна и показал ему свою руку. — Я не могу уже с этим. — А, точно. Я же привёз ножницы, — вспомнил парень и пошёл куда-то за ножницами. Он развернулся к Мёрфи спиной, которая была жёстко исполосована красными царапинами от шеи и до лопаток. Джон бросил удивлённый взгляд ему в спину, сконфуженно подумав: «Бедный Финн. Вот откуда у меня кровь под ногтями».       Парень принёс ему маникюрные ножницы, положив на столе рядом и отправился на кухню. — Только не яичницу, я тебя умоляю! — крикнул ему вслед Мёрфи. — Принято.       Приведя ногти в порядок, Джон почувствовал приятный запах из кухни и почти полетел на его зов, как мультипликационный персонаж по видимой дымке аромата. Финн заканчивал готовку. Джон заглянул на плиту через его плечо и радостно воскликнул: — Панкейки? Ты хочешь покорить моё сердце? — А твоё сердце так легко покорить? — усмехнулся парень. — Не знаю. Но за панкейки я бы отдал его кому-угодно.       Финн выложил последние панкейки со сковородки на тарелку и произнёс: — Тогда отдавай его мне, завтрак готов.       Парни сели за стол. С одного укуса Джон подумал, что не только бы сердце, но и душу за эту вкуснятину отдать не жалко. Он уже прикидывал, в какое божество возвышать Финна, отстроить ему храм и молиться ему ежедневно. Джон с удовольствием промычал, и Финн, глядя на него, улыбнулся. — Рад, что угодил.       Они завтракали молча. Джон был очень увлечён едой, а Финн был увлечён им, рассматривая парня совсем другим взглядом. Когда Джон наелся досыта и отставил тарелку, Финн всё ещё неторопливо уплетал свой завтрак.       «Мы ведь не сможем вечно игнорировать эту тему разговора. Мы должны поговорить о том, что между нами произошло, и в каких мы теперь отношениях», — решил Джон. — Ты всегда хотел меня? — прямо спросил он.       Финн усмехнулся: — Ты самоуверен, Мёрфи. — Зачем ты со мной переспал? — А ты зачем переспал со мной? — Отвечать вопросом на вопрос неприлично. — А кто сказал тебе, что я приличный? — с хитрой улыбкой спросил Финн. — Когда мы только познакомились, ты вёл себя странновато. И Беллами почему-то ревновал только к тебе. Твой интерес ко мне был исключительно дружеский? — Ты нравился мне. И мне было всё равно какой формы будут наши отношения. — Теперь тоже всё равно? — Да. Захочешь — оставим всё, как было.       «Как у него всё просто,» — задумался Джон. Финн был не так прост. Он вроде как открытая книга, только на каком-то неизвестном Джону языке и без отсылок к переводу. — Типа дружбу сексом не испортишь? — иронично уточнил Джон.       Финн выпустил короткий смешок: — Хах. Наверное. — А если захочу отношений? Что тогда? Будешь со мной? — Может быть. Но ты ведь не захочешь. Даже если бы захотел, настоящих отношений у нас бы не вышло. Я ведь знаю, что ты его любишь. Меня даже не обмануть. А если ты когда-нибудь его и перелюбишь, то никогда не сможешь кого-либо полюбить вновь. — Я так безнадёжен? — Просто из таких отношений ментально здоровыми не выходят. Это не значит, что ты не сможешь найти человека, с которым тебе будет комфортно. Но ты больше не откроешь своё сердце новым чувствам. Ты его никогда не забудешь, даже если перестанешь вспоминать о нём. — Но ты всё же переспал со мной. Зачем? — Захотел, — небрежно ответил Финн и хлебнул чай со своей кружки.       «Вот нахрена я переспал с ним? Не могу теперь на него смотреть так же, как и прежде. А он может? Раз говорит, если захочу — оставим всё, как было». — Ты видел, какой густой туман на улице? — сменил тему разговора Финн. — Да. Мы как будто на облаке живём. Здесь очень красиво. Никогда ещё не жил так далеко от цивилизации.       Весь день и вечер парни провели так же, как и обычно. Они больше не упоминали в разговорах произошедшее прошлой ночью. Казалось, в их отношениях ничего не изменилось, но это только с виду. Джон вспоминал их секс, испытывал смущение, которое успешно скрывал от Финна, обдумывал теорию, что дружеский секс имеет место быть и ни к чему не обязывает, наверное. Но это был полный бред. Какой ещё дружеский секс? А что дальше? Дружеский минет? Дружеская свадьба?       В эту ночь парни разошлись каждый в свою комнату. Джон долго думал перед сном: «Как он вообще к этому относится? По нему не видно совсем. Может, ему особо и не понравился секс со мной. Почему-то мне стрёмно об этом спрашивать. Просто он ведь друг. Был. А теперь он мне кто? Да и прежде чем думать о том, как он к этому относится, мне бы понять, как я сам к этому отношусь. Я ведь сам не знаю ответа на этот вопрос. Со своей бы башкой разобрался, прежде чем в чужую лезть. Пиздец. Нахуй я эту кашу заварил, спрашивается? Как будто мне мало о чём в этой жизни париться было».

***

      В понедельник, когда Джон проснулся, Финна уже не было. Джон уже тоже мечтал ходить на работу. Одиночество ощущалось всё острее с каждым днём, и тут от него никуда не денешься. Нельзя пойти к друзьям и на время забыться, даже в соцсети не залезть для того, чтобы отвлечься. Остаётся только ждать Финна, в отношениях с которым сейчас тоже неразбериха. Дома всё время такая тишина, как в могиле. Парень иногда даже проверял свой пульс, чтобы удостовериться в том, что ещё жив. Он пытался заполнить эту тишину музыкой из радио, включённым телевизором на фоне, игрой на гитаре. Но потом его всё выматывало, и он просто слушал тишину, будто выжидая, что она поведает ему какие-то тайны. — Диксон, ну ты где? Выходи, поиграем, — в голос кричал Джон, нарушая непреклонную тишину, которая тут же возвращалась, как только он замолкал. Парень рассмеялся: — Я сошёл с ума. Ну наконец-то!       Молчание вонзало в Джона ножи, и это было невыносимо. Джон вскочил с дивана, забегал по комнате и кричал: — Ты меня кинул, да? Ты тоже меня кинул? Ты гребаный выродок, вот ты кто! Конченный ублюдок! Сувал член в рот собственному брату! Сестру свою малую хоть не мацал? Как хорошо, что она умерла так рано. Иначе бы ты и её отымел!!!       Парня разрывало от злости. Что он пытался сделать? Вывести из себя свою галлюцинацию? Все эти слова больно резали в первую очередь его самого. Мёртвому Диксону было уже плевать, что говорит Джон. Парень взялся за голову, стискивая свои волосы, из его глаз потекли слёзы, и он опустился коленями на пол. — Как я вас всех ненавижу. Вы все всё время хотите меня сломать, подчинить, заставить быть тем, кем я быть не хочу. Как я устал от вас. Я устал так жить. Я устал бояться всех и каждого. Я устал выпрашивать твою любовь, Беллами. Устал кормить собой твоё ненасытное эго. Я устал постоянно думать о тебе. Просто оставь уже меня в покое! Ты и так у меня забрал всё! Что тебе ещё от меня нужно?       После отчаянного крика тишина была неестественно звонкой, а тиканье часов оглушительно громким. Джон обессиленно рухнул на пол, уткнувшись лбом в ковёр. Он не понимал, откуда в нём берется столько эмоций, даже когда ничего не происходит. Чем питается его боль?

***

      Последующие дни тянулись ужасно долго. Джон наелся своим одиночеством сполна. Да, это место невероятно красивое и спокойное, в воздухе витает какое-то особенное умиротворение, какого нет больше нигде. Но как же хотелось просто пройтись по людной улице, почувствовать, что мир не вымер, и Джон остался в нём не один.       Ближе к ночи к дому подъехала машина. Джон слышал этот звук сквозь стены. Он подскочил и резво побежал встречать Финна. Как только парень вошёл на порог дома, то и поздороваться толком не успел, как Джон набросился на него, запрыгнул ему на руки и вцепился поцелуем в его губы. Целовался как обезумевший и оголодавший. Зарывался рукой в его волосы, хватался за шею, за плечи. — Пошли в спальню, — простонал ему Джон сквозь поцелуй. — Так сразу? — Я хочу сейчас.       Финн, неся Джона на руках, висевшего на нём, словно обезьянка, медленно добирался до спальни. — А ты нетороплив, — усмехнулся Джон, прервав поцелуй, но не отстраняясь. — Я боюсь тебя прибить по дороге об стену. Ты очень активный, — с улыбкой ответил тот.       «А Беллами не боялся. Мог порой и приложить меня о что-то в порыве страсти. А я потом с синяками ходил,» — задумался Джон. И о том, что больше ему нравилось. Но выделить ничего не мог. Ему нравилась чрезмерная, необузданная страсть Беллами, не видящая границ. И так же нравилось бережное, заботливое отношение Финна даже в момент страсти. Каждому из них шло быть собой.       Как только Финн сбросил парня на кровать, Джон сразу же стал избавляться от одежды, и Финн последовал его примеру. Мёрфи резко и бесцеремонно притянул парня за шею к себе, вынуждая того нависнуть сверху, после обвил ногами его тело, прижимая к себе теснее и захватил его губы нахрапом. Они оба возбудились очень быстро и не могли оторваться друг от друга. Но всё же Финн сделал это первым и прошептал ему: — Подожди. — Нет-нет-нет. Не уходи. Трахни меня, Финн, — вымаливал Джон.       Взгляд Финна горел от желания, а губы тронула насмешливая улыбка: — Я хочу взять смазку.       Мёрфи отпустил его, не задумываясь о том, насколько нетерпеливым он сейчас выглядит. И пока Финн полез в прикроватную тумбу, Джон перевернулся на живот, решив поменять позу, и выставил пятую точку кверху. Вернувший к нему своё внимание Финн, одобрительно прокомментировал: — Ух, красиво. — Нужно не смотреть, а трогать руками, — подгонял его Джон. — Как всё строго, — усмехался парень, проведя пальцем между его ягодиц. — Такое правило даже не хочется нарушать.       После бурного секса парни лежали на постели, друг к другу лицом, и некоторое время молчали, думая каждый о своём. Джон кайфовал от мысли, что не будет засыпать в одиночестве, думать о прошлом, вспоминать Беллами. Финн спасал от этих самоистязаний. — У тебя милая задница, — с улыбкой произнёс Финн.       Джон с удивлением рассмеялся: — Милая? — Да. — О боже. А у тебя терпеливая спина. — У меня всё терпеливое. Так что можешь царапаться и кусаться, сколько душе угодно. — Тебе это, правда, нравится? — уточнил парень, пользуясь случаем. — Да. А ты думал, я позволяю над собой издеваться? — шутливо усмехнулся Финн. — Хотя после твоей напористой мольбы трахнуть тебя, у любого бы сердечко не выдержало.       Джон вытянул скованную улыбку: — Издеваешься. — Шучу. Ты выглядел мило. — Финн немного помолчал, глядя на Джона с нежностью, а после сказал: — Как ты смотришь на то, чтобы полететь со мной в Китай?       Мёрфи недолго обдумал и уточнил: — Надолго? — Если захочешь, навсегда. — То есть? — Ну долго ты ещё здесь будешь сидеть. Один в четырех стенах. Может, лучше начать жизнь с чистого листа? Всегда можно будет вернуться. — Это вряд ли, — задумчиво произнёс Джон. — Возвращаться мне незачем. — Это значит «да»? — Да. — Ты быстро решился, — отметил Финн.       Джон только подумал о том, чтобы навсегда покинуть свою прежнюю жизнь, как испытал долю облегчения. Но в то же время сердце заколотилось от ужаса осознания. Уехать, оставив всё. Всё, чего у него больше нет. Но почему-то всё равно ещё страшно это терять.       «Я должен это сделать. Иначе я от него никогда не отвыкну. Я должен с болью вырвать его из сердца. Всё равно ведь всё время больно. С ним — больно всегда. А без него — вдруг поболит и перестанет. У нас больше нет будущего. Пусть строит будущее с кем-нибудь другим». — У тебя ведь есть загран? — вырвал его из тяжёлых размышлений Финн. — Да. Но все документы дома остались. — Я смогу забрать? — Да. Дверь в квартиру не заперта. — Ты оставил дверь открытой? — удивился Финн. — А если разворовали всё? — Да что там воровать? Ну даже если, то похрен. — Ладно. Мне нужно будет забрать документы и отправить сканы отцу. Он оформит тебя на работу в свой магазин и сделает пригласительную долгосрочную визу.       Джон метался между обсуждением планов и мыслями, что нагло тянули его внимание на себя: «Исчезну, никому ничего не сказав? Придётся. Спустя время, как пыль уляжется, свяжусь с Октавией, Миллером и Монти, скажу им где я. Как им это потом объяснять? Беллами тоже узнает, они ему скажут. Но будет ли ему это тогда интересно? Вряд ли. Найдёт мне замену к тому времени. Если уже не нашёл. Вдруг, и правда уже с Луной сошёлся. В таком случае, Луна — настоящая идиотка. Ничему жизнь не учит. Хотя кто бы говорил».       Парень размышлял об этом будто бы с лёгкостью, но это было совсем не так. Просто он пытался не замечать своих истинных эмоций. Чтобы поставить точку, ему нужен непоколебимый моральный дух. Нельзя было идти на поводу у своих чувств и желаний. Они давно уже ничего не значат. Они бесполезны. Лишь стопорят. Утягивают камнем на дно.       «Мы же будем жить вместе с Финном? Явно не как сожители. Вряд ли мы внезапно передумаем трахаться. Такое быстрое развитие событий. Даже внезапное». — Твой отец одобрит то, что ты приедешь к нему не со своей невестой, а с каким-то пацаном? — иронично спросил Джон.       Финн ответил со всей серьёзностью: — Мой отец одобрит всё, что делает меня счастливым. — А тебя делает счастливым то, что я лечу с тобой в Китай? — Да.       Джон опешил от ответа. И пока он пытался уложить мысли в своей голове хоть в какой-то порядок, Финн нагло рассматривал его голое тело, плавно скользя по нему взглядом. — Откуда у тебя столько шрамов? — У меня была весёлая жизнь, — легко и размеренно ответил Джон. — Меня избивали до полусмерти. — После он показал Финну ладонь с оставшимся шрамом после ожога и сказал: — А этот я нанёс себе сам, когда терял рассудок.       Финн взял ладонь парня в руку, рассматривая с глубоко засевшей печалью во взгляде. Он не был шокирован, но будто почувствовал чужую боль на себе от этих слов. Финн наклонился и ласково поцеловал шрам на его ладони. От столь невинного, наполненного нежностью жеста Джон смутился, но смущение это было приятным. Финн притиснулся ближе, склонился над его грудью и поцеловал маленький, давний шрам. Он стал спускаться и покрывать аккуратными поцелуями каждый шрам на его теле, не пропуская ни одного. Сердце вспыхнуло от переполняемого его трепета, и Джону почему-то захотел плакать.       Парень спустился поцелуями до низа живота, касаясь волосами пупка, щекоча нежную кожу. — Финн, — выдохнул Джон.       Финн посмотрел ему в лицо, одарив ласковым взглядом, и с искренней теплотой произнёс: — Я хочу, чтобы ты расслабился и ни о чём больше не думал.       После этих слов Финн взял член Джона в руку и обхватил головку губами, лаская её языком. Джон расслабил напряжённые до этого момента мышцы и словно бы упал на подушку, хоть и так уже лежал на ней. Он отдал себя во власть Финна, зная, что совсем не пожалеет об этом. Что Финн не уничтожит его в последствии. Что из ласкового любовника тот не превратится в его личного, жестокого карателя.

***

      День был неестественно солнечным для события, так скоро и внезапно развернувшегося в жизни Беллами. Деревья отбрасывали чёткие тени на сырой земле, а яркие солнечные лучи касались осунувшихся, заплаканных лиц, черных одеяний, живых цветов, украшающих гроб юной девушки. Слёзы по усопшей не прекращались. Беллами наблюдал за процессией в стороне, не решаясь приблизиться и потревожить чужую скорбь. На похоронах также присутствовал и Атом с женой. Друг увидел Блейка, находясь на расстоянии нескольких метров, но после отвёл взгляд, больше не возвращая к нему своего внимания.       «Я смог разочаровать даже тебя,» — пронеслось в мыслях. — «Ты очень долго терпел мои выходки. Но сколько можно уже терпеть, не правда ли?»       От размышлений его оторвал тонкий девичий голосок совсем рядом: — Беллами.       Блейк не ожидал того, что кто-то здесь с ним заговорит, и уж тем более, что он услышит своё имя с чьих-то уст. Перед ним предстала двоюродная сестра Кларк — та самая, которая пригласила Блейка на медленный танец на балу. — Здравствуй, Эсми, — встретил её Беллами мягким, добродушным тоном. Просто она была единственной, кого Беллами был не против видеть в этот момент. — Она, наверное, в лучшем мире, — начала Эсми. — Мама рассказывала, что существует рай, куда попадают добрые души. Я думаю, Кларк там. — Я тоже так думаю.       Девушка не выглядела заплаканной или чрезмерно подавленной. Она относилась к трауру спокойно, лишь немного опечалено — не сияла той чистой, весёлой улыбкой, как при их первой встрече. Наверняка, на смерть она реагировала так же, как реагировало большинство детей. — Она всегда улыбалась. Но мне всё равно казалось, что она грустит. Почему она грустила? Она ведь была такой красивой и хорошей. — Так бывает, что красивым и хорошим тоже бывает грустно. — А бывает так грустно, что человек сам себя убивает? — поинтересовалась Эсми, будучи очень озадаченной этим размышлением. В её невинной голове не укладывалось, что такое может быть. — Очень даже бывает, — со знакомой ему болью ответил Беллами. — Ты не представляешь, насколько. И я рад, что не представляешь. — Нам надо было чаще её веселить.       Парень грустно улыбнулся и произнёс: — Ты всегда говоришь такие правильные вещи. — Все говорят, я говорю глупости, — напомнила ему Эсми. — Это они говорят глупости, но считают себя умными.       Девушка задумчиво посмотрела в сторону гроба и снова делилась своими мыслями: — Мне тоже грустно, что Кларк больше нет. Я буду думать, что теперь ей там хорошо, и она веселится. Но все плачут, а я плакать не хочу.       Обратившая на них внимание женщина, резко подлетела к ним, злостно высказавшись: — Эсми, иди сюда! — Оказавшись рядом, она схватила Эсми за руку и потянула девушку за собой: — Не вздумай с ним больше разговаривать. — Но почему? — полная беспечного непонимания спросила Эсми, но женщина грубо уволокла её в сторону, продолжая ругаться.       Окружающие обратили внимание на суматоху, и тогда в сторону Беллами двинулась мать Кларк, которую Эсми впредь назвала тётушкой Эбби. Женщина бросила в него пылающий от ярости взгляд и завопила во всеуслышание, несмотря на то, что находилась от Беллами на расстоянии шага: — Ты пришёл? Довёл мою дочь, и у тебя хватило наглости явиться сюда?! Это ты виноват в её смерти, чёртов ты ублюдок! — Это говорит мне женщина, которая отняла у собственной дочери ребёнка и выгодно продала его, — беспристрастно высказал ей Блейк. — Закрой свой рот! Она застрелилась, как только вышла за тебя замуж! От такого муженька, как ты, женщины в первый же день брака хотят умереть!       Окружающие смотрели в его сторону с презрением. Атом оставался в стороне, и его взгляд не выражал никаких эмоций. Октавия не сводила с них глаз — растерянно и сочувственно, но никак не вмешивалась. Беллами продолжал отстаивать себя сам, как уже давно привык это делать, с полным холода видом, словно его ничего не трогает: — Стоило хотя бы иногда интересоваться, как у вашей дочери дела, чтобы знать, что с ней происходило, и чтобы предостеречь её от таких, как я.       Эбби влепила ему звонкую пощёчину, кто-то из скорбевших перехватил её, пытаясь успокоить и оттащить от Беллами, пока та вырывалась и гневно кричала: — Пошёл вон! Пошёл вон отсюда, убийца! Будь ты проклят!       Беллами развернулся и пошёл к своей машине, ловя в спину яростные проклятья.

***

      Вернувшись домой, Беллами вновь остался наедине с рвущей на части тишиной. Он вновь остался самым ужасным, виноватым во всех бедах, снова всех разочаровал. В голове всё ещё звучало: «Убийца! Будь ты проклят!»       «Да я уже проклят. Разве может произойти что-то ещё более ужасное, чем то, что со мной происходит?»       Он всё пытался понять Кларк, но вопросы только множились, так и не находя ответов. Она не была безумной, она не была настолько ослабшей. Или Беллами этого просто не замечал?       «Зачем я вообще взялся тебе помогать? Я всё так же наивен. Всё время забываю, что помогать людям, себе дороже. Ещё останешься виноватым. Лучше бы я и дальше ненавидел этот мир. Всё равно один итог. Хотел сделать что-то хорошее, а получил то же самое, что получаю в ответ на зло. Ничего не меняется, какой бы путь я не выбрал».       Дом, в котором когда-то царил семейный уют, витал ароматный запах ужина и слышался весёлый смех, был чрезвычайно холодным и чужим. Эти стены согревала лишь любовь одного маленького, но безмерно чуткого человека. Кто любые ножи, летящие в сторону Беллами, отражал легким движением руки. Теперь же этот дом — клетка. Беллами сам для себя клетка. Хотелось просто спрятаться, раствориться в воздухе и перестать существовать.       Раздался тихий стук о дверь. Так Октавия привлекла к себе внимание, входя в гостиную. Она неторопливо подошла ближе и села на диван. — Как к себе домой, — равнодушно прокомментировал Блейк. — У тебя было открыто. — Сбежала с похорон, чтобы прийти добить меня? — Это было её решение. Ты здесь не при чём. — А я бываю когда-то не при чём? — иронично высказал парень.       Октавия молчала, мрачно задумавшись. Её присутствие было нежелательным для Беллами. Он совсем никого не хотел видеть, а сестра — вообще первая в списке нежеланных гостей. Зачем только она пришла? Он столько раз отталкивал её от себя, а она всё липнет. — Мы все очень глупы и несовершенны, — произнесла Октавия вкрадчивым голосом. — Но иначе, зачем была бы нужна любовь? Если бы мы все были правильными и совершали только правильные поступки, у нас бы были совсем другие ценности. Так сказал мне Джон при нашей последней встрече.       Беллами внимательно посмотрел на девушку. Его сердце сжалось от боли при одном только упоминании любимого имени, которое он постоянно произносит в своей голове, словно пытаясь дозваться. — Знаешь, я просто надеюсь, что он нам мстит, — продолжила девушка, печально выдохнув. — Тебе, да и мне тоже. Он исчез, ничего не сказав. Так же, как и я с ним поступила. Хотя Джон не такой. Он бы не стал мстить. Но мне легче думать, что это так. И что потом он вернётся. Когда мы наконец осознаем, какими были дураками. — Я осознаю это по триста раз на дню. Каждый раз, когда смотрю на место рядом с собой и не нахожу Джона, я осознаю, какой я кретин. И это как удары ножом — ежеминутные, непрекращаемые. Я осознаю, но этого мало. Этого слишком мало, чтобы что-то изменить. — Ты был тогда прав. Ты спрашивал меня, была ли я когда-нибудь довольна собой за последние годы? Ты знал ответ и был прав. Всё что я делаю, приносит только вред мне самой и близким мне людям. Я уже в который раз всё разрушила. То, что ты пытался построить, даже если у тебя это получалось не идеально, но я не помогала тебе, а только всё портила. И вот каков итог. Кто остался счастлив после этого? Чувствую себя врагом номер один для близких людей. — Ты не виновата в том, что я спал с другой девушкой, когда у меня был человек, который меня любил. — Верно, это не моя вина, а твоя. А у меня другая. Я влезла не в своё дело. Я могла бы поступить по-другому, могла бы поговорить с тобой, а я всё рассказала Джону. Всё потому, что осталась долбанная привычка видеть в тебе врага. Я ведь по началу была против того, чтобы Джон оставался с тобой. Я надеялась, он разлюбит тебя и уйдёт. Только сейчас понимаю, как это ужасно. — Ну что ж. Твоё желание всё же исполнилось. — Только теперь это мой крест, — голос Октавии дрогнул, и она нервно сжала руки. — Все мы глупы и несовершенны, — повторил её фразу Беллами. Фразу Джона. Вот его нет, но он всё равно рядом. Сколько бы судьба не отнимала его, не отдаляла его от них, она не могла забрать его целиком. Раны кровоточат по нему, а значит Джон с ними. — Особенно мы с тобой, верно? — с доброй, но безмерно печальной усмешкой спросила Октавия. — Ну так, одного поля ягоды.       Девушка засмеялась, и Беллами поймал себя на мысли, что почему-то больше не хочет вытурить её из дома. Её приступы внезапной доброты не подкупали его, но всё же утихомиривали в нём ярость.

***

      Пустая маленькая квартира была для Беллами целым миром, единственным прибежищем, в котором сердце болело ещё сильнее, но всё равно здесь казалось безопаснее и теплее, чем где бы то ни было на этом свете. Оставшиеся вещи Джона хранили память о нём. Беллами касался их, в надежде, что они сохранили его тепло. Хотя бы частичку тепла. Этого бы хватило. Беллами бродил по комнатам его квартиры и ронял осколки своего разбитого сердца на пол. Из-за неумолимой тишины те громко звенели, ударяясь об пол. Эхом содрогались стены, дребезжали окна. Беллами будто бы снова вернулся на похороны. Только на свои собственные.       Время здесь словно остановилось. На том самом моменте, когда Джон сказал те ужасные слова и исчез. В голове снова возникли голоса: Атома — обвиняющего, Эбби — проклинающей, Джона — убивающего.       «Убийца,» — повторил Беллами в своей голове. — «А куда спрятался мой? Я ведь ещё жив. Это меня и тревожит. Вернись, чтобы добить меня».       Блейк открыл ноутбук Джона, бесцельно лазая в нём. Включил песню, что висела на стопе — её Джон слушал последней из своего ноутбука. Наткнулся на фото — то самое, из Исландии. Улыбка Джона на нём так больно резала. Потому, что больше он так ему никогда не улыбнётся. Возможно, он улыбается так кому-то другому. И смотрит с таким обожанием больше не в его глаза. И дарит свои поцелуи чужим губам.       «Думаешь, твоё влияние надо мной такое незыблемое? Что я всегда в тебе буду нуждаться и не смогу без тебя жить? Это не так,» — говорил Джон.       Грудную клетку стянуло тугой проволокой, беспощадно врезающейся в тело.       «Малыш, мне что прикажешь делать? Я ведь люблю тебя больше всего на этом ебанном свете. Я всеми силами пытался загладить свою вину перед тобой, но моя ошибка оказалась для меня фатальной. Что я теперь должен делать? Принять всё, освоить урок и идти дальше? А что если, я не хочу идти дальше без тебя? Этот мир ненавидит меня. Здесь все ненавидят меня. Меня любил только ты. Но я лишился этого. Единственной ценности своей жизни лишился».       Больше не осталось сил всё это выносить. Беллами написал на листе всего пару строк, оставив их Октавии: «Прости меня, сестричка. В этом нет твоей вины. Просто я слишком устал. Береги здесь всех».       Никогда ещё ничего не ломало Блейка настолько, чтобы он приложил пистолет к своей голове. Он ведь взял его с собой целенаправленно. Думая, лишь об одном. Только бы это всё поскорее закончить. Нет смысла тянуть это дальше. Что-то кому-то доказывать, вечно перед всеми оправдываться, замыкать в себе любовь и ненависть по отношению к этому миру, носить это под маской равнодушия, зная, что слёзы его никому не нужны.       Он посмотрел в лицо Джона на фотографии в последний раз, последние слова приберёг для него и произнес их в своей голове: «Если рай и ад существуют, то мы, скорее всего, не встретимся. Но я буду любить тебя, даже сгорая в аду». Закрыл глаза, взведя курок.       Раздался телефонный звонок. Беллами даже не обратил бы на него внимания в этот момент, но это был звонок не на его телефон. У Джона тоже стояла другая мелодия на телефоне. Чужой телефон в его квартире? Беллами отложил пистолет на стол и стал искать источник звука. Он нашёл старенький, кнопочный телефон. Звонил неопределённый номер. Это было больше похоже на сон, потому что очень многое было непонятным и странным. — Алло, — произнёс Беллами, ответив на вызов. — Ах, нелюбимый, — послышался насмешливый, знакомый голос, который Беллами никогда бы не смог забыть. — Ты ведь знаешь, где он прячется, не так ли? Передай ему, что игры в прятки — моя любимая игра. Особенно, когда в ней нет правил. Я всегда выхожу победителем. Скажи ему, когда я найду его, то больше он никогда не сможет от меня убежать.       Звонок прервался. Беллами застыл в страхе и непонимании. «Твою мать, где же ты?»

***

      В последнее время Джону было чем занять себя. Мыслями о скорейшем отъезде в Китай. Совсем скоро всё поменяется. Абсолютно всё. Эти изменения уже стоят на пороге. Сердце рвалось от нетерпения перевернуть страницу своей жизни и от ужасного мучительного протеста. Так сложно вытащить якорь, державшийся за остатки всего, что по-прежнему сердцу дорого, несмотря на всю причинённую боль. Но пора что-то менять. По-настоящему что-то менять. Иначе этот якорь совсем скоро утащит его на дно. Джон уже барахтался на дне, задыхался и постоянно умирал по новой.       Ночь была тревожной от мыслей. Джон перегружен эмоциями, которые держал в себе. «Я ничего не теряю. У меня ничего нет,» — говорил себе Джон, успокаивая себя этим и одновременно добивая.       В дверь постучали. И Джон ринулся открывать, ожидая увидеть на пороге Финна, даже не задумавшись о том, что тот приехал слишком поздно, да и не стучал бы, а просто вошёл. Открыв дверь, он увидел молодую девушку, лицо которой озарилось приветливой улыбкой. — Привет. Извини, что так поздно беспокою. Я живу в соседнем доме. Только приехала, проведать свою дряхлую хатку и навести порядок. Я готовила ужин и обнаружила, что соль закончилась. Увидела свет в окнах и решила, что хороший повод познакомиться с соседями. А то тут обычно никого не бывает.       Джон некоторое время смотрел на неё и молчал, осмысливая всё в своей голове. Слишком неожиданно было здесь кого-то встретить. И Джон будто бы разучился воспринимать других людей, кроме Финна. — У тебя не будет немного соли? — с милым жалобным лицом попросила девушка у зависшего соседа. — Э-э, соли? — переспросил Джон, пытаясь включиться. — Да. Будет. Сейчас. — На улице так холодно. Можно мне зайти? — Да. Заходи, — отвечал парень топорными фразами.       Девушка зашла в дом, закрыв за собой дверь. Джон подумал о том, что её лицо ему кажется очень знакомым, но вспомнить, где бы он мог её видеть, не мог. Они точно не знакомы, но почему кажется, будто это не так? Может быть, она всего лишь галлюцинация. Или Джон спит. — Как мне повезло, что здесь кто-то есть, — продолжала говорить она. — В это время года сюда почти никто не ездит. А я вот дом собралась продать. В наследство мне остался. — Соболезную, — сухо выронил Джон, ища на кухне соль, которая, как назло, куда-то делась. — Спасибо, — слишком весело ответила девушка для той, кому тема смерти близкого родственника могла быть болезненной. — Ты один здесь живёшь? — Да. Чёрт, да где же эта соль? — У тебя, может, тоже закончилась? — усмехнулась она.       Парень вспомнил, что в холодильнике оставался соевый соус Финна, и решил тогда поделиться им. Открыв холодильник, Джон нашёл и баночку соли. Выругавшись на свою растерянность, преследующую его целый день, вынул сольницу и протянул её девушке. — Ох, спасибо. Как ты меня выручил! Я ужасно голодная, только с дороги.       Девушка взяла в руки соль, но не спешила уходить. Она рассматривала стены, о чём-то на миг задумавшись, а после произнесла более спокойно и безэмоционально: — Здесь такое тихое место, правда? Вокруг ни души, никакой суеты. Кажется, будто в параллельный мир попал. Как будто воронка, укрывающая от всех мировых событий.       Джон смотрел на неё как на призрака. Внимательно вглядываясь в её черты. Всё-таки он её не знает. Или всё же знает? — Здесь слишком спокойно, — продолжила девушка. — Что даже немного жутко. Но тебе, наверное, не страшно. Это я всё время жути нагоняю. — Тебя провести до дома? — предложил Джон свою помощь, восприняв её рассуждения за страх идти в ночь через поле одной. Хотя это же не помешало ей дойти до его дома. — О, это было бы так мило с твоей стороны. А я могла бы угостить тебя ужином. Познакомились бы поближе.       Джон подошёл к вешалке, чтобы одеться. И только он снял пальто с петель, как почувствовал резкую боль от иглы, вонзившуюся ему в шею. В глазах поплыло, Джон стал теряться в пространстве, и он не заметил, как медленно рухнул лицом на пол.       Голос девушки раздался как будто бы издалека: — Извини, Джон. Но ты слишком надолго вышел из игры. Пора возвращаться. Передавай Беллами привет. И будем знакомы — меня зовут Джозефина Лайтборн.