Маэстро

— Какова…. гармония, — подвёл Укио. Ему, как звукорежиссёру, предстояло вычистить и сгладить весь трек. — Мешанина, — кивнул Бьякуя. Его продюсерский восторг не затмевал профессиональной объективности. — Искусство! — практически в унисон возразили творцы. Они отоспались и были готовы к новому бою.       Но было бы неплохо обойтись и без него. Бойцы за ночь закостенели в склепах и, воскреснув, лишь постепенно возвращали себе вид существ прямоходящих, пока что больше походя на агрессивных креветок.       У Сенку на лице был отпечаток какой-то складки, а укладка, если таковой была, уехала в сторону, имитируя пизанскую башню. Сколько Ген смотрел со своей стороны, столько и боролся с желанием её подпереть. Или договориться на забавное фото. Ох уж эта гадость, требующая впечатлений для эмоциональной подпитки. Нет, ну согласитесь, иметь такое фото в своей галерее очень важно для душевного равновесия!       Учитывая потешный вид коллеги, Ген похвалил свою спину за то, что та выдержала почти восемь часов в положении сидя и не позволила себе испортить благородный вид артиста. Конечно благородством от самого артиста и не пахло. Вы ведь не слышали о древнем роде Асагири? Ген тоже. Поэтому предпочтение отдавал личности попроще для восприятия другими и предлагал звать просто Ген.       Ген, кстати, ещё фокус с исчезанием денег может показать. Нужно всего лишь дать денег и хо-о-оп... Их нет! Поразительно! Ловкость рук и никакого обмана.       И кстати о деньгах…       Ген поднял свои простые-простые, честные глазки на Бьякую и пилил, пока тот не почувствовал на себе взгляд. — Начальная ставка, хм, — призадумался он, оперативно складывая по какой-то своей формуле. — Пятьсот тысяч.       Сенку немного не уловил. — Пятьсот тысяч? Будет больше. А Ген не уловил, что не уловил Сенку, и гладко хихикнул. — В небывалый гонорар метишь. Хотя для твоего уровня это наверное даже маловато… — Деньги?       Но от растерянного взгляда напротив стало не по себе. Ответить было нечего.       Зато Сенку очень быстро помножил в голове сложившийся образ Гена на йены и еле заметно скривился невинной улыбке коллеги.       Богатенький засранец!       Наверняка ни секунды в жизни не задумался о том, откуда берутся продукты в холодильнике и как платить за квартиру.       Стало попроще.       Теперь можно было задавить остатки самоуважения и ответить самым нахальным взглядом.       Да, дружочек, деньги, денежки, деньжатки! В капитализме только так, если ты, тепличный цветочек, не знал.       Сенку потерял интерес и отлип от стенки, чтобы заглянуть к Укио, Укио вздохнул, а Бьякуе, как главе детсада, пришлось разряжать обстановку. — Будем надеяться и на такое количество прослушиваний, господа. Вы носком ступили в элитарное искусство, круг потребителей сузился и как примет общество будем смотреть по факту.       Ген согласно покивал, решая, что достаточно усугубил ситуацию своим коротким вмешательством. Подпортил отношения с коллегами и можно бы откланяться, так что навострив лыжи к выходу, он маленькими шажками приблизился к затихшей Райт. Нейтральный островок далекий от всех этих понятий в океане разношерстных мнений был как никогда кстати. За полгода совместной работы Асариги отлично ощутил, что Луна очень чутко ловила ситуацию и знала, когда можно отрыть рот, а когда не стоит. Было что-то в них похожее, что позволяло сблизиться. Наверное благодаря этому своему свойству она и задержалась на своём посту, как Ген на сцене. — Луна, золотко, организуй, пожалуйста, тематическую фотосессию нашим гениям в ближайшее время, — по-отечески тепло улыбнувшись, продюсер глянул на менеджерку. — Будем готовиться к релизу. Слава всем богам Ишигами-сан такой понимающий!       Пришёл черёд Луны кивать и сразу после две лисицы, сославшись на дела, откланялись. Испарились бесследно, как канув в нору. Стоили же друг друга!       Неловкость осталась в темной каморке студии, а на улице играло сентябрьское солнце. Ярко, тепло и свободно. Наконец оказавшись на воле, Ген набрал полные лёгкие воздуха и, задержав, выдохнул. Хорош всё-таки загазованный осенний Токио, хорош. Нужно было что-то сказать, потому что, к гадалке не ходи, Луна так держалась, словно решалась что-то спросить. — Погоди, дорогая Луна, без завтрака я и часа не протяну, — действуя на опережение, Ген взмолился с фирменной невинно-виноватой улыбочкой. — Ради всех австрийских гениев, чтобы уже всерьёз не откачивать своего артиста, прибереги вопросы и просто накорми....       Луна, как рыбка, булькнула незаданным вопросом и, усмехнувшись, махнула на машину. — Ладно уж, всё равно рекламу перенесли на следующий понедельник. Сегодня для гениев современного искусства выходной.       Золотые всё-таки эти люди, менеджеры!       А Луне-чан вообще полагался памятник, как самой строгой в обратную сторону менеджерке. Всё-таки организованность была у неё профессиональная, а музыка в салоне душевная, хоть и хотелось послушать простой тихой тишины после мозгового штурма.       Ещё одна вещь в копилку к мелочам, объединяющим Луну и Гена была любовь к черному кофе. Оба в один день сознались, что думали о человеке напротив как о вылитом поклоннике нежных кофейных напитков и матчи, когда переглянулись с кислыми лицами, отхлебнув горького американо.       Ох уж это бытие.       За чашечкой бодрящего американо без сахара частенько открывалось второе дыхание и душа пела смелеющей весенней птичкой. Все лишнее заталкивалось глубже и дальше с новым приливом воодушевления. Не зря ходили слухи что сорок вторая чашка открывает третий глаз, не зря.       В такие дни только словив кофеиновый приход Ген был готов к разговорам. — Так что за отношения уже сформировались у вас?       Разумеется её интересовал отпрыск Ишигами!       Хотя Гену тоже было отчасти интересно на чём они всё-таки разошлись, но откровенно говоря с капризным золотым ребёнком дел водить больше не хотелось. — Рабочие или, как я понимаю, очень даже сложно-рабочие. Потенциально высокие. Правда скорее как напряжение, которое тоже… высокое… — А выглядите такими лапочками, когда молча стоите рядом!       Она вздохнула и поднесла к губам чашку, собеседник виновато улыбнулся и поспешил перевести тему. — Кстати, видела его отпадную прическу? Как думаешь наш дружочек Сенку согласится сделать фото наподобие тех всратых, которые делают туристы у Пизанской башни?       Кофе, который Райт успела отпить, совершенно справедливо оказался на Асагири.       Поделом, дружочек Ген, поделом. ***       Из двадцати пяти лет своей жизни Укио Сайонджи посвятил лэйблу Ishigami пять, и за всё это время ему ни разу не приходилось неделю подчищать хвосты в песне. Да даже с треком на десять минут он управился за два дня!       А тут три с половиной минуты!       Хотя и неделя это небольшое преувеличение, потому что работа, слава всем великим композиторам, была всего пять дней в неделю по графику с десяти утра до семи вечера с двухчасовым перерывом. Но! Стоит учесть, что оставшиеся четыре дня после записи с Геном, Укио приходилось работать с Сенку, который внезапно проявил рвение змея, охранявшего свою кладку. В этом случае час должен считаться за три! Или доплачивать за вредность!       Нет, правда, столько внимания к тому, чтобы ни одна деталь не была потеряна, он ещё не проявлял. Когда казалось бы, даже если чуткий до мелочей, профессионал своего дела с набитой рукой и потеряет что-то, то можно всегда перезаписать. Даже, как сказал Бьякуя-сан, можно и по отдельности, если этим двоим так не нравится работать вместе.       Но кто там его слушал....       Короче говоря, когда самый продуктивный сотрудник начал вставлять палки в колеса процесса, падал и проклинал "Асагири!", работа превратилась в ад. В один момент Сайонджи решил, что так больше продолжаться не может и прилепил на дверь студии лист с текстом "дальше бога нет", посмеялся и продолжил терпеть. Только теперь перед каждым рабочим днём посмеивался от экзистенциально-смешной надписи.       Всё-таки свою работу он любил.       А ещё больше полюбил вечер пятницы, когда проект подошёл к концу.       С раннего утра Укио был на низком старте, чтобы ровно в девятнадцать ноль-ноль покинуть свой кабинет и растворить кошмарную неделю в алкоголе и компании отличного парня. Вышло же ещё лучше, поскольку последняя секунда тянущего жизнь проекта была сохранена в семнадцать сорок две. Полномочия звукорежиссера торжественно закончились. И пока не вернулся личный надзиратель, Сайонджи на скорость сохранил проект в двух экземплярах, экспортировал в mp3, раскидал на почту всем виновникам и радостно выскочил из офиса.       По крайней мере так донесла до Гена Луна, которой рассказала Кохаку, которая вроде как там была(Или они вместе там были?). В общем за шесть дней Сенку низвергся до местного Сатаны. Надпись на входе в студию была самым веским доказательством катастрофы, а Укио, который не отвечал с пятницы на смс и звонки, автоматически стал великомучеником.       Задаётесь вопросом к чему это всё? А всё к тому, что на дворе среда и на следующий день, в пасмурный по всем прогнозам четверг, назначена фотосессия.       Павильон, костюмы и фотограф были готовы, и Ген, кажется, был готов.       Точнее сказать он был готовее всех передержанных на двести градусах пирогов и неготовее всех студентов на пороге экзамена. По предмету, на котором они ни разу не появились.       Короче говоря в консистенции снаружи пригорел, а внутри не пропёкся.       Явлению в общество такой наряд разумеется не подходил. Обществу вообще не подходил никто, кроме согласной со всем куклы. Благо это всегда просто устроить!       Надень это, подойди сюда, сделай так, больше экспрессии, меньше экспрессии, улыбнись, добавь загадочности, а теперь попроще и-и-и... замри!       Логичная схема, не на что жаловаться. И если честно вспышки камер Гену нравились. Что-то внутри ликовало, когда объективы были направлены исключительно на него и с безустанностью бездушных машин фиксировали момент, призрачный и красивый. Или нелепый, но там уже по ситуации. В общем, как полагается по карме, работа нашла своего работника и все были довольны.       Ну, может кроме Сенку, который не считал необходимостью фотопрезентации с цитата: "мы вообще музыкой занимаемся, а не внешность продаём", и того стажёра, которого уже полчаса гоняли за кофе, который всё время оказывался не тем.       Гену тоже иногда казалось, что он был немного не тем. Наверное пропорция сливок не та или зерна такие себе, кто вообще заказал такое дерьмо для дорогой кофейни? Раньше вот улыбнёшься, состроишь дурачка и хоб-хоб, в дамках.       Да, в шашках он был непревзойденным мастером, но когда дело доходило до шахмат... Если так завуалированно конечно можно говорить о человеческих взаимоотношениях. Но именно так и казалось, что встретились на поле хоккеист и гольфист, когда дело доходило до контакта с Ишигами.       Казалось бы оба клюшками машут, а машут совсем по-разному. И друг друга, следовательно, как деятелей спорта они не признавали. Ну вот не нравилось что-то Сенку в Гене и Ген предпочитал не размениваться мелочами. Он продолжил идею конфронтации. Всё-таки концепт у них такой, зло-добро, противостояние, все дела, понимаете? И если уж господину с золотой ложкой в заднице по праву рождения было гнусно созерцать челядь, падкую на плату, то пусть так и будет. Ген не зря задержался в индустрии с тухлым запашком, у него под рукой был освежитель воздуха с ароматом обращения любого чувства в энергию и полезное действие. Так что... — Будь добр, больше инициативы, дружочек Сенку.       Сенку закатил глаза.       Он уже и так, и сяк, и каком, и гаком, и всё было не то. Дай экспрессии, Сенку, больше жизни, а Сенку и так проявил свой чувственный максимум с минимумом эмоциональной нагрузки на психику. У него всё в голове складывалось отлично.       А гребаному фотографу не нравилось!       А потом ещё ему стала поддакивать и пародия на музыканта, с которой по несчастливой случайности Сенку сделал удачную работу!       Сидел бы молча гримировался! — Ты ещё скажи больше искренности, — не удержался Сенку от ответного плевка ядом.       Судя по тому, как визажистка Асагири начала работать всё мельче и мельче, близился конец. Возможно даже всего. — Искренность надо тоже уметь играть, дорогой друг, — он не дернулся, но вдавил ногти в мягкую обивку кресла и льстиво улыбнулся, полагая что гроссмейстер смотрит. — А если уж ты не актёр, то что забыл на сцене? — Я и не актёр. Меня не впечатляет многослойная ложь ради лжи и чьих-то восторгов, таких же притворных.       Хороший пинок под зад тому, кому он был не нужен подобен красной тряпке для быка.       Да кто тут, ради каждого страстного танго, себя тореадором возомнил? — Милая, всё готово? — почувствовав себя меж двух огней, молоденькая визажисточка заметно занервничала и покивала, захлопывая палетку. — Ох, ты чудо, дорогая!       Асагири поднялся, не забыв одарить безымянную сотрудницу благодарной улыбкой, и попёр на своего дорогого барашка. Если для эффективной работы нужно упереться с кем-то рогами, то хорошо, так будет, дайте только мост и время, дальше Асагири справится. — Зато я приспособлен к жизни в шоу-бизнесе, а ты скоро загнёшься со своей дотошностью и неспособностью адаптироваться к новым реалиям.       Ген ступил в зону декораций — по забавному совпадению кабинет неряшливого учёного. Всюду раскиданы склянки, пустые и с цветной жидкостью, пара спиртовок, бумаги и письменные принадлежности. И где-то среди этого бардака потерялся порядком разгорячённый Сенку. Его гнев заметно мотивировался наглым приближением оппонента и даже на лице стала расползаться зеркально гаденькая улыбка. — И каково это жить ложью?       Что ж, они правда были похожи и за недолгое время нашли места куда бить побольнее, чтобы противника посильнее покорёжило. Скорее наверное это была общая сухая логика. По какой-то логике всегда проще двигаться. Эффективнее. — А каково не жить вообще? — Ген подобрался слишком близко, на расстояние двух шагов и что-то в голове Сенку встало ребром, он ждал продолжения со скептицизмом. — Так сухо размышляешь, будто заводишь механические часы. Привычно. Без страсти и души, лишь в целях существования в своих хрупких рамках.       Сенку замер в праведном негодовании, а Ген плавно шёл круг подле него, изредка поддевая то за локоть, то за плечо, то по талии под звучный аккомпанемент щелчков камеры и недовольные вздохи самого Сенку. — Понимаешь, дорогой Сенку, все мы заложники своих рамок. Потому что все хотим чем-то ограничиваться и быть для кого-то самой прекрасной картиной. И ты не исключение.       Наконец дело сдвинулось с мёртвой точки, Ишигами показывал больше эмоций. Хоть и негативных. Этап притирки пройдён благодаря грандиозной работе неделю назад, теперь только хождение по канату дозволенного и Ген балансировал отменно. На втором круге, завершая свой монолог, он положил ладонь на плечо Сенку и приблизился к уху, чувствуя грудью как идёт дрожь по чужой спине. — Знаешь, ложь обижает тех, кто в неё верит.       До этого сконцентрированный на речи, Сенку запоздало реагировал на такую показушную вульгарность. Всё эмоции быстро достигли кульминации, поднявшись яростным пламенем над сухим лесом.       Что себе позволяет этот лживый болтун?       Что там от него хотели? Инициативности? Соответствию концепту? Противостояние? Да ради Шопена, получайте!       Шум вспышек звучал громче здравых мыслей, когда Сенку перехватил руку Гена и взял того за грудки, произнося оголённые чувства. Ты фальшивка.       Грохот сразу нескольких затворов был оглушительным, но Ген умел читать по губам. И говорить тоже. Ты наивный ребёнок.       И каждое беззвучное слово отозвалось набатом в каждой голове, а каждую грудь прошло насквозь одно копье, объединив соразмерной болью.       Нет, они никогда не сработаются.