Наличие правильных врагов / Having the Right Enemies

      В политике лишь одно полезнее, чем наличие правильных друзей, — наличие правильных врагов.       — Аноним Стоял 1967-й год, и Нобби Личу, первому маглорождённому Министру магии, становилось всё более тошно — из-за разобщённости страны, которую он так горячо любил, из-за людей, подстрекающих к этой разобщённости, но больше всего из-за таинственной хвори, которую не мог излечить ни один целитель. Бредовые фурункулы Типпера, сказал один, но у него больше не было странных снов наяву. Другой предположил, что это обсыпной лишай, но это не объясняло боли и кашля. Становилось всё хуже, и если его состояние не улучшится, то нет нужды в новых выборах. Если и существовало последнее, что Лич мог бы сделать для Британии, — то это убедиться, что этот процесс не разорвёт страну на части. — Кабинет на двоих, — сказал он, и его поспешно проводили в комнату в задней части «Трёх мётёл». — А Ваш партнёр?.. — спросила девушка, которая его туда привела. — Будет искать комнату, в которой я буду его ждать, — сказал Лич. Он не собирался называть имя, поскольку не был уверен, придёт ли другой человек под вымышленным. — Пришлите бутылку огневиски, если Вас не затруднит, и этого достаточно. Огневиски прибыло одновременно с партнёром Лича. Лич отпрянул от силы пристального взгляда другого мужчины, но ему удалось спрятать это за кашлем, который вскоре стал настоящим: — Что ж, — сказал он, взяв себя в руки. — Мистер Риддл. Отрадно видеть, что Вы нашли время. Риддл выдвинул стул взмахом палочки и грациозно уселся на него, практически воспарив к нему, будто он был тёмной водой. Его мантия была простой и чёрной — скромный наряд, подходящий для человека, который мог провозгласить себя отпрыском Слизерина, а после, со следующим вдохом, отречься от него. — Я бы освободил всё своё расписание ради встречи с Вами, — сказал он, легонько дёрнув ожерелье с головой льва. Пожалуй, это было единственным проявлением экстравагантности, которую позволял себе Риддл, — напоминание о факультете, на котором учился в детстве. — Пожалуйста, зовите меня Том. Вы знаете, я не цепляюсь за титулы. Том и Нобби подойдёт, как считаете? Мы не друзья, но я бы хотел, чтобы мы ими стали. Я так хорошо лажу со своими друзьями, мы все одного поля ягоды, — сказал Риддл с улыбкой. У него были белые зубы, что вполне обычно, но его лицо было болезненно-бледным, а его глаза — такими красными, что как будто сияли. Как всем было известно, он слишком глубоко погряз в Тёмных искусствах, но ещё хуже было то, что он этого не скрывал, и всё же, несмотря на всё это, он завербовал множество сторонников. Кто-то не обращал на это внимание, но Лич заметил, что некоторые уже начали переходить от поиска оправданий к предоставлению обоснований. Возможно, даже больше, чем самого Тома Риддла, Лич боялся того, как этот человек меняет разметку этого условного поля для квиддича. — Тем не менее, — ответил Лич, — мы ещё не друзья, а обращение по имени нужно заработать. — Как скажете. Я Вас уважу, — сказал Риддл, хоть Лич и заметил, как на лице мужчины промелькнуло раздражение. — Однако раз мы не друзья, мы обязаны перейти к делу. Подозреваю, что Вы пригласили меня сюда не для того, чтобы попросить поддержки на выборах. Чего Вы хотите? — Чего Вы хотите, Риддл? — парировал Лич. — Ваши люди должны знать, что Вы не сможете достичь и половины своих целей. Взять хотя бы конфискацию поместий чистокровных семей… Риддл перебил его сдавленным смешком: — Если Вы позвали меня сюда, чтобы поговорить о требованиях Пожирателей Смерти, то мы ни к чему не придём. Вы разговариваете с центристом, Лич, своего рода дружелюбным лицом, которое Вам необходимо, чтоб Пожиратели Смерти не грызли Вас за пятки. Эта организация ко мне ни коим образом не относится, как я уже множество раз говорил. — Да-да, я в курсе Вашего отрицания, но я также в курсе того, что Вы всё же связаны с некоторыми людьми, которые известны или подозреваются в том, что входят в круг Пожирателей Смерти. Я напомню вам об аресте некоего Филиуса Флитвика, и мы можем пройтись по списку, если хотите. — Дело Филиуса было оспорено. — Тогда Монро, — Лич снова сильно закашлялся, издав звук, похожий на лай старой собаки. — Это не меняет фактов, — сказал он, придя в себя. — Если мы просто занимаемся делами, то давайте не будем тратить время друг друга. — Справедливо, — пожал плечами Риддл. — Я признаю, что у меня есть кое-какие… связи. Когда народ не может обеспечить себе свободу мирными методами, он в конце концов попытается захватить её силой. Но мы оба боимся, не так ли, что насилие породит только насилие, поэтому давайте вместе искать компромисс. Лич налил себе бокал огневиски, в основном для того, чтобы оттянуть время перед ответом: — Я лишь могу от всей души посочувствовать Вашему положению, Риддл. Я был первым маглорождённым в истории Британии, избранным на этот пост. Мне прекрасно известны трудности, с которыми сталкиваются маглорождённые, такие как я, и даже другие магические существа, но то, о чём вы просите, просто неприемлемо. И хоть я могу понять, что человек на пятом десятке может сохранять вспыльчивость и несдержанность юности, но если бы Вы были старше, то смогли бы видеть ситуацию более ясно. Вы должны дать этому время. — Время, — выплюнул, почти прорычав, Риддл. — При всём уважении, гоблины ждали столетиями. Вы должны дать мне нечто осязаемое, чтобы, когда я вернусь, я мог бы убедить остальных в свершившемся прогрессе, иначе Пожиратели Смерти станут Вашим самым мелким беспокойством. Огневиски обожгло язык и гортань Лича. — Мне не нравится, когда мне угрожают. — Гоблины, каргульи, оборотни, — сказал Риддл. — А им не нравится, что их угнетают. Я признаю, что имею на них определённое влияние, но нельзя говорить людям, чтобы они ждали, что им отказывают в каждой существующей любезности в мире. Может, Вас и избрали Министром магии, но сколько власти Вы имели как член Визенгамота против наследственных мест, которые во много раз Вас превосходили? — Если Вы осознаёте, что Визенгамот под контролем древних семейств, на что Вы рассчитываете, ожидая, что они станут голосовать против собственных интересов? — Я бы хотел надеяться, что они стали бы это делать во имя заботы о существах наших меньших, — сказал Риддл, за чем последовало нечто напоминающее шипение. — В противном случае — во имя самосохранения. — И вот мы снова возвращаемся к завуалированным и не совсем завуалированным угрозам. Вы не можете требовать от меня терпимости, когда каждое второе Ваше предложение — это намёк на то, что Пожиратели Смерти не хотели бы ничего другого, кроме как насадить голову Абраксаса Малфоя на копьё и оставить её гнить в Косом переулке, — не сказать, конечно, что Лич был бы слишком убит горем, проснись он после такого события. Но выбирая между открытым использованием Тёмных искусств теми, кто называл их инструментом освобождения маглорождённых, и аристократическими фанатиками, готовыми держать свои собственные практики за закрытыми дверями, Личу оставалось лишь присоединиться к последним, хоть едва ли он был этому рад. — Не припоминаю подобного. Я пропустил какой-то из выпусков «Ежедневного пророка»? — весело спросил Риддл. — В любом случае, Вы, похоже, всё ещё пребываете в заблуждении, что всем этим руковожу я. — Отдайте мне должное, Риддл, — сказал он. На него накатил очередной приступ кашля, и его тело затряслось от его силы. — Я знаю, что Вы задумали, используя угрозу Пожирателей Смерти, чтобы выставить себя голосом разума. Я даже могу понять это, но боюсь, что Вы неправильно поняли свою оппозицию. Такие люди, как Малфой и Лонгботтом, видят в Вас не умеренную центристскую силу, а первую ласточку. Они думают, что если дадут Вам хоть палец, то Пожиратели Смерти отхватят всю руку. — А я-то думал, что они оценят мой скромный жест в виде предложения перевести маглов в разряд простых почётных существ, — с ухмылкой сказал Риддл. — Я не стану извиняться за наши требования. Все магические существа, так или иначе, будут считаться равными по закону. Это лишь вопрос времени. Вопрос времени и, ах да, силы воли. — То, что Вы требуете, попросту неприемлемо, Риддл, а содержание подобной платформы лишь обострит ситуацию. Вы ведь не можете реалистично ожидать, что старинные роды уступят свои места или что они согласятся раздуть число мест достаточно, чтобы перевесить собственные голоса. — Тех, кто не расчищает дорогу для истории, ею же и переедут, — сказал Риддл, и тут Лич увидел истинное заблуждение, которому предавался всё это время, — что Риддл использует угрозу насилия для поддержки своей политики. Нет, всё было ещё хуже, осознал Лич. — Полагаю, нам больше нечего друг другу добавить, — поднимаясь, сказал он тихим голосом. — Я прощаюсь с Вами и надеюсь, что когда-нибудь мы встретимся при более благоприятных обстоятельствах. Лишь оказавшись возле двери, держась пальцами за ручку, Риддл ответил: — Я сильно сомневаюсь, что мы вообще ещё встретимся. Целители ведь не знают, что это? Лич не удостоил его удовольствием ответа. Пусть это станет последним аккордом их разговора, подумал он: выражение доброй воли и признание недоброжелательности. Ведь так оно и было, даже если он никогда не сможет доказать, что за этим недугом стоял Риддл или кто-то из его приближенных. Всё это время его смерть была целью. Всё началось с демагогии Риддла, а потом будут выборы. Лич сомневался, что тот победит, но это был не тот приз, к которому он стремился. Возможно, было бы даже предпочтительнее, чтобы победила Юджиния Дженкинс. Это ещё больше распалит огонь. Огонь революции. Целью Риддла никогда не был выигрыш на политической арене, теперь-то Лич понял. Какими бы ни были его мотивы, все его махинации сводились к тому, чтобы подтолкнуть Британию к состоянию войны, а политические манёвры были лишь способом собрать сторонников. Вот почему его требования всегда балансировали на острие ножа между тем, что привлечёт недовольных, но останется невозможным для оппозиции, и вот почему за каждой его победой расширялось его влияние. Построить партию, начать войну… А потом? Сидеть на красно-золотом троне посреди пепелища? Нет. Справедливости ради, это не похоже на Риддла. Но Лич подумал, что догадывается о том, что на уме у Риддла. После победы ему будет легко призвать к реформам, более экстремальным, чем всё, что Риддл до сих пор осмеливался озвучивать, за исключением через своих Пожирателей Смерти. Те, кого он не смог убедить в более благоприятных обстоятельствах, тем не менее могли принять те же законы под эгидой «чрезвычайных мер» и во имя сохранения с таким трудом достигнутого мира, в память о павших и ради своих детей. Ему нужно поговорить с Дамблдором. Возможно, времени, чтобы всё подготовить, уже почти не осталось.