Анестезия

POV Ровер Мои глаза широко распахнулись, фокус внимания ловил даже незначительные детали. В голове знакомо защипало, синапсы работали теперь на полную катушку. Я видел все будто в самом высоком разрешении и на максимальном количестве FPS. Надеюсь, больше не придется стирать память и жить на базовых настройках. Во всяком случае, я рассчитывал, что таких жертв больше не потребуется. Это было мерзко, словно абсурдный сон, прилипший утром к изнанке черепной коробки. Поцеловать Шрама — настоящего, живого, не фотографию из засекреченного архива — единственное, что могло компенсировать стыд и позор прошедших дней. — Что ты творишь? — Шрам грубо отталкивает меня и впечатывает виском в стену. Больно. Боже, как больно! Мне нравится, я улыбаюсь. — Подожди, давай я всё объясню. — Объяснишь что? — повторяет удар, не давая мне опомниться. — Я уже несколько лет собираю всю подноготную на правительство Хаунлонга и секретные разработки Академии. У меня уже есть план, я всё придумал, — я слишком увлёкся в процессе пояснений и сбился. Небольшая пауза дала мне время, чтобы сделать вдох. Внутренние переживания, гнев, воспоминания нахлынули, путая речь, смешивая мысли. Но я сконцентрировался на Шраме, на его растерянном лице. Огонь в груди сменился океаном тепла, прокатился по телу и задрожал где-то внизу. — Ты, — я нежно коснулся пальцами его лица. — Ты его самая важная часть. — Видимо, это побочки, — он тихо бурчит себе под нос и болезненно вздыхает. В целом, выглядит измученным. Я теряюсь, не зная с чего начать, как всё объяснить ёмко, учитывая его помятый вид. — Так вот, насчет плана… — Я пойду прогуляюсь, — не слушает и говорит будто сам с собой, вылезая из-под меня, и встает с кровати. — Хорошо, — я предполагал, что он может отнестись ко всему с недоверием, но Шрам косился на меня, как на галлюцинацию или призрака, медленно направляясь к двери. Этого не было в планах, я просчитался, но где? — Надо завязывать… — тихо произносит, закрывая палату. А он действительно такой, как рассказывал Яо. Хаотичный. Непредсказуемый. Живой! Это действительно заводит, азарт закипает в крови. Его взгляд, движения, голос — все пропитано неповторимым очарованием. В воспоминаниях остались эпизоды его вспышек гнева. Я ощущал неописуемое разочарование от того, что отсутствие полной мощности синапсов сильно повлияло на восприятие. Будь проклята примитивная психическая программа, и жизнь на базовых настройках тоже! Всё запомнилось, как сон, память подводила. Словно, это было не со мной. Я жадно перебирал в голове последнюю неделю, высасывая из тактильной памяти всё, что могло представлять интерес. Надеюсь, удастся еще раз поймать какой-нибудь интересный момент. Хотя его поведение настолько изменчиво, что я не могу точно спрогнозировать когда это случится снова. Человек, в целом, это удивительное сочетание физических и умственных способностей. Эмоции, взаимодействие с окружающим миром, любопытство и стремление к выживанию — делают его самым уникальным существом на планете. То как живые люди переживают радость, горе, любовь, страх, как они справляются со своей же собственной слабостью всегда вызывало у меня восхищение. Их непосредственность, способность к адаптации, переменам и обучению позволяют им преодолевать немыслимые препятствия и двигаться вперед. Искусственная жизнь существует, пока в ней есть необходимость, выполняет любые задачи, которые заранее прописаны. Мы не умеем сдаваться, откладывать на потом, прокрастинировать, не умеем ценить время. Мы всегда живём, всегда умираем, всегда оживаем вновь, такими же как были до перезагрузки. Страх перед смертью и стремление к власти — важные аспекты человеческой психологии. Флер неизвестности загробной жизни занимает воображение почти каждого представителя этого вида. Желание сохранить свои достижения навечно и иметь вес в развитии целой цивилизации — один из главных механизмов эволюции как в естественно-научном, так и политическом подходе. Человек всегда хочет прожить не зря, запомниться в умах, жить там вечно. А что мы? Жизнь не имеет для нас того же куража и азарта, мы можем жить вечно. Скучно, уныло, противно. Жизнь представляется бесконечным круговоротом опыта, возможностей и межличностных взаимодействий. Однако, способность контролировать события, ресурсы и других людей привлекает кого-то гораздо больше, чем созидание. Это может быть связано с абсолютно нормальным желанием обезопасить себя, свою семью или страну, но чаще всего приводит к эгоизму, манипуляциям и желанию еще больше доминировать. Эксперименты Академии — яркий пример данной закономерности. Причем человеческая нетерпеливость здесь сыграла злую шутку, напрочь опустив понятие этичности. Примерно 20 лет назад в Хуанлонге одновременно развивались два секретных перспективных научных отдела, которые искали возможности расширения человеческих возможностей. Шрам был подопытным для одного из проектов «Отдела Сверхчеловека», а я стал результатом кропотливой работы «Отдела искусственной жизни». Простыми словами, ученые из первого отдела занимались совершенствованием способностей людей, а из второго — брали не качеством, а количеством. Их первой задачей было увеличить рождаемость, чего достигли довольно быстро. Далее приоритет сместился на формирование целого общества искусственных людей. А что? Их легче обучать, ими легче управлять. Разумеется, их можно использовать как рабочую и военную силу, закрывая массу проблем в экономике и прочих сферах внутреннего и внешнего влияния. Я вообще не должен был всего этого знать. Даже рассуждать об этом. Более того — все искусственно созданные люди убеждены, что они реальны и даже не задумываются об обратном. Мне повезло выйти из этого неведения благодаря тому, что один гениальный, но чертовски рассеянный ученый имел неосторожность слишком часто стирать мне память и сломать что-то внутри меня. Сянли Яо буквально испортил мою идеальную жизненную программу, но вместе с этим позволил мне вырасти как личности. Если когда-то меня могли просто очистить от неугодных мыслей, то после одного случая я начал помнить всё — обиду, страх, копать глубже и искать виновных. Наверное, только в этот момент я стал понимать, что действительно лежит в основе человеческого существа. Больше я не пустая оболочка, а гнетущая рефлексия и жажда справедливости. Пусть это дало мне импульс, но я знал, что настоящие люди ощущают подобные эмоции гораздо глубже. Ведь их мышление — это не какая-нибудь нейро-бета-версия, а безграничная пропасть, не поддающаяся законам логики и математики. До каких пределов может дойти настоящее отчаяние? Вдохновение — это продукт мыслей или все-таки божественный толчок, появляющийся извне? Что такое интуиция на самом деле, и могу ли ей обладать я? Существует ли судьба? Почему в каждой человеческой культуре обязательно прослеживается мотив стремления к спасению? От чего? От кого? Шрам возвращается потрепанным, его лицо выглядит немного болезненным и, кажется, будто он с похмелья. Он плохо себя чувствует? Или я его так сильно удивил? — Ты присядь, — не могу отвести взгляд от его лица, каждый раз оно выражает такие разные и сильные эмоции, что их невозможно однозначно декодировать, — Я допускал, что тебе будет трудно усвоить много новой информации, поэтому давай начнем с основных моментов, — он не стал возражать и опустился рядом. Шрам смотрел на меня уставшими глазами. Определенно, он либо допускал что я все-таки не галлюцинация, либо смирился с безумием происходящего. Я начал с простого, по крайней мере, как мне казалось. Рассказал об открытии возможности существования искусственной жизни. Привел в пример массу научных достижений, открытий и исследований в биологии, химии и других смежных дисциплинах. Он иногда кивал, что мотивировало меня быстрее продвигаться к главному. Не исключаю, что он делал это из вежливости или, что более вероятно, только ради того, чтоб я побыстрее закончил. Наконец, разобравшись с базовыми понятиями, начинаю объяснять: что я такое. — Подожди, то есть ты типа андроид? — медленно моргает и шмыгает носом, пытаясь в это время хоть с чем-то сопоставить полученную информацию. — Нет же… Я просто искусственно выращен из биологических волокон в пробирке. — Показываю рукой на свою голову. — И у меня в подкорку вшита рукотворная система для более качественной обработки базовых нейронных импульсов. — То есть ты мыслишь не сам? — он, нахмурившись, вглядывался в мой лоб и будто пытается найти там что-то похожее на компьютер. Его примитивность меня как-то даже… трогает что-ли? — Почему? Просто базовый, заранее обученный на массивах данных, код обрабатывает аудиальные, тактильные и визуальные явления. — Так. Сколько будет 356 умножить на 294 и поделить на 8? — Я же не калькулятор! — объяснять попроще — не моя сильная сторона. — Выводы на основе обработанной информации мое сознание делает, в том числе, за счет социо-культурного опыта, полученного за всю жизнь, то есть как сознание любого человека. Шрам смеется в ответ, но как будто все равно ни капли не понимает. Уголки его губ постепенно опускаются, он пустым взглядом смотрит в пол, а потом внимательно разглядывает меня с ног до головы. — Ладно, можешь считать, что я андроид, — я примирительно поднимаю открытые ладони перед собой. — А вот что насчет тебя, — он, кажется, заинтересовался. — Ты человек, ты — априори наивысшая форма жизни. — Отлично, — он слишком резко прерывает мой поток сознания. — Это простой факт, — мы когда-нибудь сдвинемся с этого или нет? — Кроме того, ты единственный успешный результат эксперимента по формированию сверхспособностей. — Так я сам это знаю, — скептически закатывает глаза. Невольно зависаю, наблюдая за его мимикой. Зрачки будто плывут по течению и возвращаются обратно. — Смотри, после того инцидента, все ученые, которые мучали тебя и других детишек, и смогли выжить, — делаю паузу, убеждаясь, что он продолжает слушать, — Продолжили заниматься наукой просто немного в другом направлении. И сейчас это привело к всемирной катастрофе, — Шрам даже не постарался изобразить удивление, он кажется не испытывал никакого сочувствия к миру вообще. — Короче, в Хуанлонге за все эти годы наштамповали миллион искусственных людей. Вирус, возникший в ходе работы с ними, убил 90% населения планеты. У выживших людей осталось только два пути. Либо они живут в нашей, теперь единственной стране, соблюдают все законы и получают антидот. — Я выдержал драматическую паузу. Не прокатило, Шрам только уныло зевнул. — Либо скрываются в бункерах Пустоши и всеми силами пытаются поддерживать популяцию. Они связались со мной, мы вместе разработали план по штурму главного центра управления. Только благодаря тебе у нас все может сработать. Ты пойми, это — единственный шанс восстановить справедливость, — я закончил и потянулся, чтобы хлопнуть его по плечу, но вовремя остановился, столкнувшись с его мрачным взглядом, полным недоверия. — Допустим, это все правда, — он тяжело вздохнул. — Хотя, я все еще не понимаю, как ты работаешь без розетки, — я решил не повторять ему, из чего состою на самом деле. Это бесполезно. — Но зачем мне вообще помогать вам? Я сделал глубокий вдох, собрал остатки тающего энтузиазма и еще раз подумал, не слишком ли много действий в плане мы записали на Шрама? Как бы… сможет ли он всё понять и запомнить? — У тебя есть свои причины, чтобы отказываться от этого. Я хочу, чтобы ты знал, что я не собираюсь тебя осуждать и уж точно пытаться сбежать отсюда. На самом деле, я хочу предложить тебе то, что может изменить твою, мою, наши жизни. Весь мир! — Шрам внимательно слушал, я продолжил, набрав воздуха. — Ты же сам чувствуешь, что с этим миром что-то не так. Несправедливость, жестокость, ложь, смерти невиновных — всё это создаёт ощущение, что мы находимся в ловушке. Но то, что происходит на поверхности, лишь верхушка айсберга. За кулисами находится теневое правительство — группа людей, которые манипулируют нами, управляют нашими жизнями и судьбами, — его взгляд в ответ слишком пустой, я не понимаю о чём он думает. Но мою пафосную речь это не остановит. — Я уверен, что твой травматичный опыт — отличная причина всех вокруг ненавидеть, иначе ты бы не оказался на этом пути. Но что если я скажу тебе, что у нас есть шанс разоблачить нечестных людей, положить конец их власти, восстановить тебя в правах? Ты человек! Человек с уникальными навыками и решимостью, можешь быть очень полезным в новом чистом от зла мире. Ты разве не хочешь жить, как все остальные? — Он молчит, мрачно наблюдая за моей экспрессивной речью. — Ты только вдумайся: все те, кто пострадал от Академии, все те, кого лишили возможности жить достойной жизнью, все те, кто потерял близких из-за этой системы — ты можешь помочь всем им. Ты можете стать героем, который разоблачит эту несправедливость и положит ей конец. Не монстром, не маньяком, не ужасом во тьме густого леса. — Шрам скептически выгибает бровь, всё так же, безмолвно. — Я предлагаю сотрудничество. Вместе мы сможем предоставить гражданам доказательства, объединить тех, кто готов поддержать нас, и вывести всю гниль на чистую воду. Я обладаю знаниями и доступом к информации, которая поможет нам в этом деле. Вместе мы сможем создать что-то великое, что изменит историю. Я понимаю, что ты не доверяешь мне, но прошу тебя, — я опустился на колени и аккуратно взял его ладонь обеими руками. — Подумай о том, что это не просто моя просьба, это возможность сделать нечто значительное, что навсегда останется в памяти людей и войдёт в книжки по истории человеческой цивилизации. Мы сможем доказать всему миру, что даже самые мрачные моменты — всего лишь начало для чего-то светлого и великого. С тобой мы будем в силах победить всех этих уёбков и создать справедливое общество. Я умолкаю. Смотрю в его глаза, уставшие, мрачные. Он долго молчит. Эта тишина давит на меня слишком сильно. Я опускаю голову, кажется, что всему конец. — Знаешь, — голос не слушается и дрожит. — Я — всего лишь гибрид искусственно выращенный в пробирке. Большая часть моей жизни — наглая ложь. Память подменена. Я видел опыты над собой в архивах, над своими сверстниками-псевдолюдьми, но не помню ничего из этого от первого лица, потому что мою память как только не перекраивали! Что-то борется во мне, я порой даже не знаю как это объяснить логикой. Но я почему-то верю в Судьбу, — снова смотрю в его глаза, — в какую-то необъяснимую магию событий. То, что я уже смог сделать: оказался здесь, избежал смерти от твоих рук каким-то чудом несколько раз подряд… То, что я могу смотреть тебе в глаза, держать тебя за руку и говорить сейчас. Это всё не просто так. В его взгляде что-то меняется, он теперь кажется испуганным, но быстро собирается и снова мрачнеет. — Лучше иди отсюда. У меня так голова болит, а ты еще втираешь мне какую-то дичь, — мотает головой, после чего меланхолично чешет затылок. — Куда я пойду? — Да куда угодно! — резко восклицает и указывает пальцем на дверь. — Достал меня. Не буду я никому помогать, — встает и направляется к выходу. Невольно улыбаюсь его резкой смене настроения. Я всё-таки что-то зацепил в нём. Нельзя опускать руки. — Подожди! — спустя пару мгновений, подрываюсь вслед за ним и вижу как в конце коридора запирается железная дверь. Долго не размышляя, покидаю палату и приближаюсь к ней. — Ты подумай! — кладу руку на железную поверхность, но представляю его спину. — Я подожду, — отхожу подальше, ожидая, что дверь откроется, но ничего, конечно же, не происходит. Ладно, это тоже было вполне предсказуемо. Ему нужно время все обдумать, ведь не каждый день он сталкивается с такой информацией и в таком объеме. Я чувствовал себя, как на экскурсии по местам древности. Все эти палаты, кабинеты, инструменты — точь-в-точь, как мне рассказывали! С чего бы начать? Я увлеченно изучал документы, сложенные в стопки и обернутые пожелтевшим картоном. Надо будет забрать пару листочков с формулами, это что-то новенькое… В холодильниках, шкафах и на полках еще хранились какие-то реактивы, приборы и… Резко закрываю только что открытую морозильную камеру, обнаруживая там человеческую руку и какие-то другие органы. Допустим. К этому стоит вернуться в последнюю очередь. Если станет совсем скучно. Мое внимание больше привлекали неопознанные баночки, сверкающие из железного ведра, в котором был собран мусор. Кажется в них еще осталась жидкость.

***

Слышу шаги, приближающиеся по коридору. Оборачиваюсь и пытаюсь спрогнозировать, как пройдет новый разговор. Вероятность успеха максимальная. Вероятность физической целостности минимальная. — Ну как, решил что-нибудь? — отвлекаюсь от разглядывания на свету склянок, подобранных из мусорного ведра. — Ты еще здесь? — глаза пылают нарастающей злостью. Я вполне ожидал, что он будет раздражен. Но как это нивелировать не придумал. Или не собирался? Ведь я был бы не против посмотреть свежим взглядом на него в срыве. — Уходи, блять отсюда! Я же сказал ВА-ЛИ! — быстро сокращает расстояние между нами и пинает ногой ведро, опрокидывая его. Звук стекляшек эхом разносится по всему подвалу. Он кое-как сдерживается. Всего лишь ведро, не меня? — Я же ничего плохого не делаю, — делаю шаг назад, поглядываю вниз и стараюсь не наступить на осколки босыми ногами. Шрам выглядит все таким же уставшим, он медленно подходит ближе и угрожающе смотрит мне в глаза. — Проваливай, — указывает рукой на выход, не отводя взгляда. Чувствую, как подскакивает адреналин, но не двигаюсь с места. — Проваливай! — толкает меня в грудь, заставляя упереться руками в стол, стоящий сзади. В пятку врезается крупный осколок стекла. — А смысл? — чуть морщусь от боли и встряхиваю ногой, пока Шрам все так же стоит передо мной, заслоняя свет мерцающей лампы. — Меня все равно ничего хорошего не ждет, если я вернусь обратно без твоей помощи. — А мне какая разница?! — цокает языком и за считанные секунды разбивает моей головой какой-то монитор, затем перехватывает волосы покрепче и с силой впечатывает меня лицом в клавиатуру. Пытаюсь ухватиться за что-нибудь, пока он снова поднимает мою голову и с силой прикладывает об клавиши так, что они просто выскакивают и падают на пол. — А-ай! — вскрикиваю, чувствуя, как оголенные острые пазы на клавиатуре царапают лицо. — Я тебя убью нахер! — Толкает меня вниз и пинает ногой в спину. — Ты просто тупая шлюшка. — Да, — выдыхаю куда-то в пол, чувствую во рту металлический привкус, — Да, я твоя шлюшка, — чуть поднимаю голову, чтоб на него посмотреть, в глазах мутнеет. — Как скажешь! — после чего получаю еще один удар: на этот раз в живот. Тупая боль замирает где-то в позвоночнике. Мелкие осколки с пола врезаются в кожу. Они ранят колени сильнее всего. На губы тем временем стекает теплая кровь из носа. — Просто уйди. Я зажмурился, услышав его раздражённый, уставший голос, и прикрыл живот рукой, ожидая очередного удара. Тело напряглось, но удара не последовало. Шаги Шрама быстро удалялись обратно вглубь тёмного коридора.