XiChengTober2024

Цзэу-цзюнь проявлял странный интерес ко всему, что было связано с Цзянь Чэном. Так казалось последнему. Поначалу это больше походило на чисто научное любопытство, затем — на откровенный интерес к нему, его жизни и его прошлому. Вино, собаки… даже поклоны его родителям — всё это он делал сам, всё делил с Цзян Чэном. Поначалу это было мило, хоть и странно. Потом Лань Сичэнь поинтересовался, откуда у Цзян Чэна шрамы на груди. Цзян Чэн очень кратко и очень нехотя поведал о том, как его поймали псы из клана Вэнь, связали, истязали, лишили… так или иначе, он дал понять, что калечить Цзэу-цзюня, дабы помочь ему прочувствовать всё это, не собирался. Однако Лань Сичэнь зацепился за слово «связали», пока это не превратилось в подобие навязчивой идеи. Цзян Чэн отказывался, говорил, что это больно, что это было не то, чем он был готов делиться. Подумав немного, Лань Сичэнь ушёл и в следующий раз вернулся с запретным томиком Дунъина. В одном из разделов шло упоминание «ходзёдзютсу» — технике фиксации с помощью верёвок. Инструктаж и иллюстрации вызывали смешанные чувства. Лань Сичэнь рассчитывал, что грамотный подход притупит боль, оставив лишь нужное ощущение давления. В конце концов, Цзян Чэн сдался. Потратив довольно долгое время, он стянул руки Лань Сичэня за спиной, икры ног привязал к бёдрам, вынуждая раздвинуть ноги. Даже перевязал глаза лентой, и ещё одна охватывала голову, впиваясь в уголки раскрытого рта. Согласно рекомендации. Озвученное вслух беспокойство об одежде вышло ему боком. Лань Сичэнь потребовал раздеть его. Доказательством того, что Лань Сичэню это поразительным образом нравилось, было направлено головкой прямо в сторону ошарашенного Цзян Чэна. Сам Цзян Чэн удовольствия не испытывал, ибо верёвки на собственном теле оставались болезненным воспоминанием тех дней, последствия которых останутся с ним до самой смерти. Но наблюдая за тем, как тщетно пытался дёргаться Лань Сичэнь, как он жаждал чужих прикосновений… Цзян Чэн этого желания не разделял. Но помог ему. Пристроившись рядом, он одной рукой оглаживал чужой член, а пальцами входил сзади. Не растягивая — смысла не было, но больше лаская его, медленно и неторопливо. Вскоре ноги Лань Сичэня побагровели, его начало качать, и Цзян Чэн помог ему лечь… ну… как помог? Пристроил на кровати, животом вниз, с оттопыренным задом и задранными вверх ногами. Освободив и направив назад член, Цзян Чэн продолжил свои действия, всё дальше отбрасывая былые страхи и всё больше слушая тело, которое так жадно принимало его. Когда Лань Сичэнь, наконец, дошёл до пика, Цзян Чэн помог ему освободиться, после чего послал за водой, а сам принялся разминать уставшие конечности. На местах, где были верёвки, всё же остались красные, хоть и не повредившие кожный покров полосы. Но Лань Сичэнь ни о чём не жалел, а когда конечности вернули подвижность, обнял Цзян Чэна так, словно это его только что связали и с его дырочкой игрались. Лань Сичэнь порекомендовал попробовать то же самое ему. Пообещал быть нежным. Цзян Чэн, в свою очередь, пообещал подумать.