Тяжела жизнь заражённого

      Лунгмен — большой кочующий город со своим правительством и удивительно развитой экономикой. Любой, кто сюда попадёт, не останется равнодушным. Эти шикарные, красивые здания, высокие небоскрёбы, море огромных торговых центров и заведений, созданных развлекать своих драгоценных граждан и гостей из других государств. Основная часть Лунгмена так и пестрила разнообразием огней, что особенно было заметно в ночное время. Ни в какое сравнение не идёт с территорией, называемой трущобами.       Настоящий человеческий муравейник с кучей хаотично расположенных зданий, где жили и выживали те, кому не посчастливилось заразиться орипатией. Навечно запертые, без возможности выйти в свет и ощутить все блага цивилизации, доступные "нормальным" граждан Лунгмена, заражённые влачили своё существование здесь, в грязи и нищете. Их судьба была определена большими шишками, гнить подальше от них и не мозолить глаза. Само собой, в этом богами забытом месте развилась и плотно укоренилась преступность, чувствуя себя как рыба в воде. Оно и понятно, стражи порядка не шибко любили совать сюда свой нос. Воровство и грабёж стали частым явлением, необходимым для выживания, а право сильного самим собой разумеющимся.       Сложно поверить, что всё это происходило в одном кочующем городе. Развитая цивилизация и всего в двух шагах от этого великолепия место, где все жили чуть ли не по законам джунглей. Словно два разных мира. Многие считали, что трущобы не являются частью прекрасного Лунгмена, а представляют из себя всего лишь огромный огороженный забором лагерь, куда можно было сбрасывать мусор в виде заражённых.       Стоит ли говорить о том, что ощущали люди живущие в трущобах? Эта несправедливость породила в них лютую ненависть в сторону руководителей Лунгмена, а также в сторону тех, кому повезло больше. Этим и воспользовался лидер Воссоединения. Талула прекрасно знала, куда направить и как использовать чужие эмоции.       Всегда ли она была такой расчётливой и суровой? Кажется, при первой нашей встрече, когда нас спасли из урсуского лагеря для заражённых, она была... мягче, что-ли? Добрее и искренне, общительнее, в конце концов. Такое чувство, будто её подменили. Но так или иначе, Талула — наш лидер, которым движут благие намерения, желание помочь заражённым и устранить жестокую систему! Поэтому мы и идём за ней.       И в этот раз дорога нас завела в Лунгмен. Захватив Чернобог, Воссоединение нацелилось на следующий город, туда, где также царствовала несправедливость и предрассудки в сторону заражённых. Проникнуть в Лунгмен у нас получилось тем же способом, что и в Чернобог когда-то: взятки, полезные связи и банальная невнимательность охраны. Оказавшись в кочующем городе, мы тут же растворились там, где нас ни за что не будут искать — в трущобах.       Также причина выбора именно этого места состояла в том, что тут было огромное количество заражённых, таких же как мы. Нам нужно было пополнение, больше борцов за справедливость, готовых сражаться за благое дело. Тем более здешние люди шли нам навстречу, охотно вступая в ряды Воссоединения и любезно предоставляя нам убежища по всей территории трущоб. По-другому быть и не могло, ведь местные слишком обозлены на правительство и готовы на всё, лишь бы отомстить за свои страдания. И мы отлично их понимаем.       — Вольф, ты готов? — доносится голос Томаса с улицы.       — Да, иду, — кричу в ответ, беря со стола кипу бумаг, а затем обращаюсь к двум товарищам, что за ним сидели и рисовали пропагандистские плакаты: — Мы ушли. Следите за штабом, вскоре должны Акут с Катей вернуться и сообщить последние новости.       — Как скажешь. Удачи вам, — отвлёкся от работы один из художников, подливая в кружку кипятка. Благо, электричество тут всё-таки имеется, можно хоть чай заварить, а то смотря на отношение властей к заражённым, они могли запросто трущобы даже без света оставить.       — Спасибо.       Я вышел из четырёхэтажного здания, в котором мы обустроили временный штаб для наших бойцов, где можно было получить дальнейшие указания или перевести дух. Снаружи меня встретил Томас, держащий такую же стопку плакатов.       Наш отряд проник в трущобы одним из первых, и мы сразу взялись за дело — начали вербовать собратьев по несчастью в Воссоединение. Для этого мы развешивали по городу плакаты, призывающие встать на защиту заражённых от несправедливости и тирании со стороны властей не только Лунгмена, но и всех других государств, где нас порицают и ущемляют в правах. В этих бумагах мы обещали всем пострадавшим защиту и возможность отомстить обидчикам, что годами нас унижали.       — Ну что, пошли, — равняюсь с Томасом, и мы зашагали по пыльным, грязным и тесным улочкам.       — Мы эти плакатики весь день развешивать будем, — страдальчески простонал мой друг.       — Если благодаря им в наши ряды вступят хотя бы пару человек, то оно того стоит.       — Ага-а... — Томас, понурив голову, пробежался взглядом по улице и увидел сидящую около входа в один старенький пошарпанный домик старушку, что облокотившись на трость расположилась на лавочке, и заметно оживился. — О, баба Зоя, здравствуйте!       — И вам не хворать, — медленно, кряхтя отозвалась самая добрая бабушка которую я когда-либо знал, чьи кроличьи уши свисали вниз сливаясь с седыми волосами.       В первый день, как мы тут поселились, к нам вышла баба Зоя, как она просила нас её называть, и дала целую корзинку свежеиспечённых пирожков. Как пояснила старушка, она всегда так приветствует новых соседей. Не описать словами, настолько вкусными были пирожки! Мы от переизбытка благодарности и положительных эмоций уговорили бабу Зою, чтобы она сказала, с чем надо помочь. Когда Рекс вернулся в штаб, он знатно прифигел, когда увидел как все его бойцы толпой неподалёку помогали бабушке по дому. Починили кран, заштукатурили трещины в её избушке, окна помыли и так далее. В общем, привели место её проживания в более надлежащий вид. Баба Зоя нам тогда с собой столько пирожков ещё наготовила, что мы просто объелись. Один из лучших дней в нашей жизни.       — Может вам помочь с чем-то нужно, пока мы рядом? — спросил я.       — Ох, нет, сынок, спасибо, всё в порядке, — улыбнулась старушка, прибавляя на своём старческом лице морщин. — Попрошу вас только об одном, можно?       — Конечно, баба Зоя, всё что угодно!       — Если вдруг встретите моих внучков, то скажите им, что я испекла их любимые блинчики, пусть приходят кушать. А то как с утра пораньше убежали резвиться, так от них ни слуху ни духу.       — Хорошо, если вдруг увидим Настю с Артёмом, то обязательно им сообщим что вы их ждёте. Всего доброго, баба Зоя!       — Ох, и вам того же, мои хорошие.       Мы с Томасом пошли дальше. Если повезёт, наткнёмся на детишек по дороге. Они для бабы Зои очень дороги, хоть и не родные.       — Ну что, теперь тебе должно быть немного веселее? — обращаюсь к другу. — Разбавим скучное расклеивание плакатом поиском детей.       — Ага, вот это я понимаю, безудержное веселье! — воскликнул Томас с широкой улыбкой. Если бы я не знал его настолько хорошо, то мог подумать, что он всерьёз так обрадовался. Прямо-таки мастер по маскировке сарказма.       Пройдя ещё немного, я остановился чтобы наклеить на стену здания плакат. Нам не сообщали мест, где надо клеить, а где нет, поэтому действуем на своё усмотрение и выбираем такие места, где их будет хорошо видно. Чтобы каждый, кто проходил бы мимо, мог зацепиться за плакат взглядом и прочитать его содержимое. К примеру на этом был нарисован боец Воссоединения, который показывал на читателя пальцем с вопросом "А ты готов постоять за заражённых?", а ниже были написаны несколько адресов, куда можно было прийти и стать частью нашего движения. Да, фантазии у тех кто рисовал плакаты с избытком.       — Мда-а, вот это я понимаю, карьерный рост, — протянул Томас, вешая на стену с другой стороны дома плакат уже из своей стопки.       — В смысле?       — Просто забавно получается, не так давно мы участвовали в захвате целого города, сражались с врагами и рисковали жизнями, а теперь спокойно ходим и плакатики развешиваем.       — Приказ есть приказ, тут ничего не попишешь, так что смирись.       — А я и не говорил, что это плохо. Наоборот ведь здорово когда выполняешь безопасную работу без риска получить арбалетный болт в лоб. Не всегда ведь только сражаться, тем более мы и так достаточно набедокурили...       — Я опять не понял, — выглядываю из-за угла, встречаясь со взглядом Томаса. — Когда это мы "набедокурили"?       — Ну... — как-то стушевался он. — В Чернобоге. Во время нашего восстания столько людей погибло, что страшно представить.       Я тяжело вздохнул и сказал то, что обычно говорю в такие моменты:       — Многие из них это заслужили.       — Может и так, но невинные люди не должны были страдать из-за ошибок других. Тем более тот хаос, что творился в городе, мародерства, бессмысленные убийства. А как вспомню мёртвые тела детей...       Я подошёл к лучшему другу и положил ему руку на плечо. Не желаю видеть его в подавленном состоянии, это ему несвойственно.       — Послушай, Томас, лично мы убили кого-то из невинных? Мы мародёрили? Убивали ради развлечения? Своими собственными руками навредили какому-нибудь ребёнку?       — Нет, — он решительно покачал головой, — мы такое себе не позволили.       — Тут-то и оно, мы не совершали ничего ужасного и бесчеловечного. Здесь нет нашей вины.       — Но мы поспособствовали этому. Стали частью восстания, в ходе которого и происходили ужасные вещи...       — Даже если и так, это всё ради нас, заражённых. Мы дали о себе знать, заставили бояться, считаться с нами. Все эти жертвы не напра... — когда я чуть повысил голос, чтобы Томас точно внемлил моим словам, меня прервал резкий, неожиданный кашель, заставив выронить бумаги и закрыть рот рукой, а другой я всё ещё держался за плечо друга чтобы не согнуться пополам.       — Вольф?! — Томас также бросил бумаги на землю и испуганно подхватил моё тело, пока я чуть ли не разрывал горло от кашля. — Так и знал, что эта хрень абсолютно ненормальна! Ты как?       — Я в поря... Кхе-кхе!.. в порядке. Вроде отпустило.       — Вижу я, в каком ты порядке. Чёрт, как же плохо, что нам даже нормального лечения не получить, хотя бы малюсенького обследования! Глядишь, может и узнали бы, что делать с твоей проблемой.       — Никакого нам лечения не видать, в глазах остальных мы всего лишь мусор, — тихо произношу горькую действительность. — Поэтому мы и боремся с этой несправедливостью.       — Эх, Вольф, как же ты не понимаешь... Лучше скажи, как себя чувствуешь?       — В горле немного першит, погоди, — я достал флягу и сделал пару глотков. — Теперь точно всё хорошо.       — Я рад. — Томас нагнулся и быстро собрал упавшие плакаты, пока их не унёс ветер. Я протянул руки, чтобы он дал мне мою половину. — Отдохни, я сам понесу.       — Я конечно не медик, но как мне кажется, кашель не влияет на мою способность переносить какие-то бумажки. Давай сюда.       — Не ценишь ты заботу, мой друг, — напускно печально проговорил Томас и вернул часть плакатов.       — Ещё как ценю. Ладно, пошли уже, что-то мы заговорились.       И вот так, плакат за плакатом, мы бродили по трущобам и заодно изучали маршруты, ведь тут были самые настоящие лабиринты где заблудиться проще простого. В случае столкновения с врагом у нас должно быть преимущество в ориентировании на местности, как говорил Рекс. Чтобы знали где можно срезать путь, где засаду устроить или куда лучше всего отступить и перегруппироваться. Это была ещё одна обязанность нашего отряда — разведка трущоб. Хотя тем же самым занимались и прочие отряды, что тут засели.       Так и ходили мы часа три, если не больше, пока у нас в руках не осталось всего по несколько листов. Мы видели, как люди с интересом смотрели на нашу форму и рассматривали плакаты, стоило нам отойти. Однако подходить и что-то лично спрашивать не решались. Видимо, боялись неизведанного. Оно и понятно, не каждый день своими собственными глазами видишь бойцов Воссоединения. По телеку только и крутят то, какие мы террористы и все поголовно аморальные подонки. Само собой у многих образуется дурное мнение на наш счёт. Но это пока, вскоре всё изменится, и люди узнают, что на самом деле мы борцы за справедливость и права заражённых.       — Хах, ну гении, ну креативщики, — вдруг рассмеялся Томас, а в ответ на мой немой вопрос показал плакат. На нём были нарисованы три человека, один из которых тянул к читателю руки словно для объятий с надписью "Заражённый заражённому — друг, товарищ и брат", и вновь внизу приписаны адреса, куда приходить чтобы стать частью братства.       — А ведь чтобы такое разнообразие придумать, нужно действительно хорошее воображение. Смотри, — показываю листок, где к заражённому тянется рука, предлагая кандалы, а он отказывается со словами "Нет! Я вступил в Воссоединение, теперь я свободный человек!"       — Те два рисовальщика явно заслуживают выходной, — снова посмеялся Томас.       — Это точно.       Работа была практически завершена, и когда я остановился чтобы наклеить последний плакат, услышал недовольные крики и кучу быстрых шагов, будто бежала целая толпа. Дальше по улице, на развилке показались две знакомые мне детские фигуры, которые скрылись из виду также быстро как и появились, а за ними гналась целая свора других детей. Что-то здесь не так, и кажется мне, у кого-то проблемы.       — Доклей за меня! — быстро бросаю Томасу, что стоял неподалёку, и прежде чем он успел что-то сказать срываюсь с места побежав вслед за детьми.       Добежав до развилки, заметил как в переулочек юркнула тень, а я понёсся следом. Но долго бегать не пришлось, и добравшись до очередного тёмного поворота, куда попадало очень мало света из-за высоты и близкого расположения зданий, мне послышались голоса. Я выглянул за угол, и увидел как толпа детей разных возрастов в количестве шести штук зажала в тупике потеряшек, которых баба Зоя просила позвать. Настя, десятилетняя девочка-урсус, прятала за собой восьмилетнего брата от чем-то недовольной шпаны.       — Отстаньте от нас! — кричала на них девочка.       — Замолчи, мелочь! — в ответ на это самый старший среди толпы пацан, которому на вид лет четырнадцать было, поднял камушек и бросил в сестру с братом. Благо, косой оказался и не попал с такого близкого расстояния. Более мелкие его товарищи хотели взять пример со старшего и тоже похватали с земли что под руку попадётся. Вот чертята!       — А ну стоять! — я вышел к ним и рявкнул так, что дети вздрогнули и перепуганно развернулись в мою сторону, уставившись на большого, в их глазах, дядю, побросав всё из рук. Наверное, я немного переборщил. Как бы заикаться не начали. — Что у вас здесь происходит? Зачем их обижаете?       Чтобы придать своему виду серьёзности, я скорчил недовольную мину и упёр руки в боки.       — Они сами виноваты! — первым заговорил самый старший, указав на Настю и Артёма. — Шастают по нашему району как у себя дома!       — А почему район ваш? — недоумевая задаю вопрос. Вот же малолетняя гопота растёт.       — А мы тут выросли! А не как эти, пришли из неоткуда и давай хозяйничать!       — А нормально, спокойно объяснить вы им это не пробовали? Вот ты, — указываю на старшего, — вроде самый большой, а потому должен быть самым разумным. Почему не решил всё на словах? Зачем сразу драться?       — А зачем разговоры, когда можно добиться своего силой? Меня батя всегда этому учил, — пацан сказал это с таким видом, будто говорил самую очевидную и простую вещь.       — Эх, понятно, — я вздохнул, не зная что ему сказать. — Давайте я просто заберу этих двоих с вашего, кхм, района, и разойдёмся мирно. Хорошо?       Шайка-лейка постояла, подумала (хотя думал тут явно только старший, остальные же просто смотрели на него и ждали, что он скажет), и вынесла решение:       — Если ещё хоть раз появятся на нашей территории, — главарь опаснейшей группировки злобно зыркнул на брата с сестрой, — очень больно побьём. Уходим, — скомандовал он, и вся банда прошла мимо меня, скрываясь в глубинах тёмных переулков.       Я подошёл к двум детям и встал перед ними на колено.       — Здравствуйте, дядя Вольф, — первым меня поприветствовал Артём, без опаски выходя из-за спины сестры.       Сразу было видно, что они друг другу родные — одна раса, одни и те же светлые волосы, голубые глаза. Очень милые дети.       — Привет, Артёмка, — дружелюбно помахал я мальчику, а после посмотрел на Настю. — Как же вы так попались этим ребятам на глаза?       — Мы просто гуляли, а они ни с того ни с сего начали обзываться и гнаться за нами. Ух я их когда-нибудь!.. — девочка погрозила кулачком в ту сторону, куда ушли малолетние гопники. Мда, она как всегда боевая. — Но пока пусть живут.       Настя деловито перекинула одну из двух косичек через плечо назад и отряхнула от пыли своё сероватое платье, после принявшись проделывать те же манипуляции с шортами и рубахой младшего брата.       — Да-да, как же им повезло, — закатываю глаза и улыбаюсь. — Но вы в следующий раз будьте осторожны, взрослых впредь может рядом не оказаться. И кстати, вас баба Зоя уже заждалась.       — Так что давайте поскорее к ней вернёмся, чтобы получить вкусненькие блинчики! — вдруг раздался сзади голос Томаса, что вышел оттуда же, откуда и я.       — Дядя Томас!       — Ура, мистер котик!       Дети тут же с восторгом ломанулись к фелину, весело бегая и прыгая вокруг него, стараясь затянуть в какую-то игру. Мда, я даже не удивлён в том, что его так любят дети. Такие люди как Томас всегда притягивают к себе других своей положительной энергией.       — И давно ты там стоял? — задаю ему вопрос, вставая с колена.       — Почти с самого начала. Когда ты вдруг куда-то побежал, то я за тобой следом понёсся. Думал, я отпущу тебя одного разгребать какие-то проблемы? — хитро улыбнулся друг. — Просто у тебя всё было под контролем, поэтому я не показывался. Было очень интересно наблюдать как ты ведёшь переговоры, не хотел мешать, хе-хе       — Ага, я в тебе не сомневался, ты как всегда сама тактичность, — я сделал максимально покерфейсную рожу, чтобы он точно понял, что я говорю с сарказмом.       — Ну что, детки-конфетки, пойдём к бабушке Зое кушать блинчики? — обращается Томас к детям, специально делая вид, что меня не слышит. Вот паразит!       — Да-а-а!       — Блинчики! Блинчики!       Томас взял детей за руки, и мы отправились назад, к бабе Зое и штабу.       — Кстати, значит, плакат мой ты не доклеил, — щурюсь на фелина.       — Артём, Настя, скажите, почему вы заставляете бабушку переживать? Вот она очень сильно за вас переживает, когда вы гуляете так долго и не возвращаетесь домой.       Томас настойчиво делал вид, что меня не существует, лишь бы не отвечать на мои неудобные вопросы. Не, ну реальный наглец.       — Простите, мы не хотели её расстраивать... — виновато опустила голову Настя. — Она единственная кто приняла нас, когда мы ушли из родного города, и мы ей очень благодарны.       Я опустил взгляд в пол, вспомнив рассказ бабы Зои. Она нам поведала, что Артём и Настя пришли в трущобы Лунгмена вместе с группами беженцев, что массово бежали из Чернобога. Мы даже спрашивать не стали, что случилось с их родителями, ведь вариантов не так много. Баба Зоя очень хороший человек, и взяла этих двух детишек, которых случайно нашла грязными, голодными и замерзающими, к себе на попечение. Как старушка тогда выразилась, хоть прошло слишком мало времени, чтобы к чему-либо привязаться, она полюбила их всем сердцем. Также как любила родных детей, что выселили мать в трущобы, стоило ей в ходе несчастного случая заразиться орипатией на предприятии, где баба Зоя работала.       — Мы её очень-очень любим! — воскликнул Артём.       — Да! — согласилась его сестра. — Хоть наш дом и разрушен, благодаря бабушке мы всё ещё живы.       — Простите... — почти не слышно пробормотал Томас, понурив голову и виновато сложив кошачьи уши. Ну началось.       Мы встали недалеко от дома, где жила баба Зоя.       — Всё, детишки, бегите скорее к бабушке, — я улыбнулся им на прощание, а затем погрозил пальцем. — И больше чтобы не попадали в неприятности!       — Хорошо, больше не будем! Пока-пока! — помазала Настя, утаскивая за собой Артёмку.       — До свидания, дядя Томас и дядя Вольф!       Когда они скрылись в доме, мы с другом ещё какое-то время стояли на месте.       — Чудные дети, правда?       — Ага, — Томас всё ещё выглядел каким-то расстроенным. — А сколько ещё таких из-за нас пострадало...       — Да что с тобой такое происходит? — я встал перед ним, обеспокоенно заглядывая прямо в глаза. — С того момента, как мы прибыли в Лунгмен, ты временами ведёшь себя слишком странно. В чём причина? Если ты мне доверяешь, то скажи!       — Я тебе доверяю, ты же мой самый близкий друг. Просто...       — Просто расскажи, что случилось.       — Дело в том, что я боюсь повторения того же, что произошло в Чернобоге, — Томас наконец поднял взгляд, также смотря мне в глаза. — Я не хочу, чтобы невинные люди вновь пострадали в ходе нашей деятельности.       — Увы, но по-другому никак. Мы ничего не можем с этим поделать.       — Вот поэтому я и не хотел тебе рассказывать то, что думаю насчёт наших восстаний. Ты считаешь всё что происходит вокруг самим собой разумеющимся, словно это какой-то сопутствующий ущерб, не достойный упоминания. Как там сказал тот парень: "зачем разговоры, когда можно добиться своего силой", да? Так вот этому методу Воссоединение сейчас и следует, — неожиданно выпалил эти слова Томас ни на секунду не отводя от меня встревоженного взгляда своих голубых глаз, ожидая реакции с моей стороны.       Я же всё-таки первый разорвал зрительный контакт чтобы осмотреться и убедиться, что людей и лишних ушей поблизости нет, а затем вновь посмотрел на друга, при этом тяжело вздохнув.       — Ты ожидал, что я разозлюсь? — спрашиваю спокойно и непринуждённо. Томас даже слегка удивился.       — Да. Ты ведь так свято веришь Талуле и её методам...       — Даже если и так, ты же не думаешь, что я буду плевать на мнение своего лучшего друга? Если ты считаешь, что Воссоединение пошло по неправильному пути, то я приму твою точку зрения.       Теперь фелин выглядел чуть ли не шокировано.       — Кажется, я немного ошибался насчёт тебя. — Томас неловко почесал затылок. — Выходит, не так уж хорошо я тебя знаю. Лучший друг называется, хах.       — Даже самые лучшие друзья могут узнавать друг о друге что-то новое и иногда ошибаться. Так что соберись, котяра, и хватит нюни распускать, — я улыбнулся и протянул другу кулак. — Отбей, если мы обещаем друг другу больше ничего не скрывать и выговариваться обо всём, что нас тревожит.       — Вольф, да ты... ты... — Томас театрально вытер невидимую слезу счастья, а после отбил мой кулак своим, заметно повеселев. — Какой же ты классный тип! Не зря с тобой дружу!       — Вот это мой старый добрый Томас! Так держать!       Мы по-дружески обняли друг друга за плечи и потопали в штаб, болтая и смеясь со всего, что в голову придёт. Как хорошо, что у меня есть такой дружище!