Грань Безэмоциональности

Закрывшийся глючивший портал свидетельствовал о конце битвы. Защитники победили, вселенная спасена, Найтмер, будучи по большей степени хладнокровным тактиком, предпочёл дать команду к отступлению, расценив и оценив риски после увиденного ранее. Обливаясь потом и слезами, на улицу выбегало всё больше горожан, оплакивающих все материальные и нематериальные, живые… точнее, более не живые потери. Битва вышла на редкость разрушительной — они, похоже, всем составом в лице семи монстров смогли выжечь половину сноудина и большую часть Воттерфолла. Жертв вышло на удивление немного — по крайней мере не так много, как можно было бы предположить. Дрим и Блу не сговариваясь, отошли к местным жителям, дабы оказать вещественную и моральную поддержку, но столкнулись с лицами, полными ужаса, адресованного в их сторону. Это не первый раз, когда жители вместо благодарных возгласов и сотни подарков, стараются всеми силами отгородиться от сумасшедших скелетов, пришедших и превративших их дом в уродливое пепелище. Звёздные никогда не жаловались на это и не пытались оправдываться, ибо знали, каково это — потерять свою родню, дом, друзей и мир. Больше всех переживал Дрим. Тот, кто был буквально воплощением благодетели, хранителем добрых снов, лучшим другом для каждого, был не готов покорно принимать на себя ярлыки зверя и убийцы родных. Это просто… в голове не укладывалось. Но он всё ещё сохранял здравый рассудок, хоть и скрывал ото всех собственное несчастье, стекающее к нему из-за удушливого несчастья других. Блу оставалось смотреть на всех с сочувствующим видом, извиняться и иногда насильно вручать всем то, что им было необходимо. Жертвам их сражений — кров и пропитание, Дриму — объятия и часовые чаепития. Инк был… Инком. Просто Инком. Его реакция на отторжение со стороны спасённых ими же монстров всегда оставалась исключительно уникальной, так как в конце каждой битвы резерв его эмоций разнился среди всевозможных оттенков его красок. Жёлтая — приободрить каждого самолично и присоединиться к друзьям в помощи пострадавшим, синяя — заплакать и на коленях просить прощения за причинённый ущерб, фиолетовая — загадочно встать посреди разрухи и обдумать сотни, тысячи вариаций того, как всего этого можно было избежать. Чёрная краска же была под жёстким запретом, который навесили на защитника Дрим и Блу, в момент, когда Инк был готов устроить собственный геноцид всех присутствующих за неверно высказанное слово. А иногда он был под белой. И смотрел на всех как на бездушные предметы, будто те являлись лишь инструментами для достижения его целей. Все должны были, положа руки на сердца, признать, что такой хранитель Мультивселенных мог считаться самым жутким, что чаще всего приводило к истерикам от тех, кому он клялся быть опорой. Сейчас же в его глазах плескался чистейший красный. Битва должна была пройти как всегда, но неудачно подобранный момент, заставивший художника оторваться от своего детища на холсте, которое он облюбовал практически сразу же, взявшись за кисть, изматывающий день на посту, сорок пять создателей, требующих срочное вмешательство Инка в их проекты, закончившиеся материалы и истощённые запасы краски — всё это подействовало на него подобно красной тряпке для быка. Хранитель Мультивселенных, помимо всего прочего, уже целый месяц спал кое-как, пытаясь выявить причину излишних, даже больше чем обычно, хитрых шёпотков создателей, которые порой оглушали его, когда он проводил рабочие часы в Дудлсфере. В какофонии разных тембров он различал как и чьи-то издевающиеся насмешки, так и осуждающие, но страшно грустные разговоры между ними. Однако Инк волновался скорее потому, что слышно их было в последнее время всё громче и громче: если раньше процесс коллективного создания новых вселенных состоял из, максимум, десяти голосов, не мешающих ни друг другу, ни художнику, позволяя в спокойном ритме разрабатывать аспекты и продумывать детали, то сейчас шум и гам в пространстве заглушал вообще всё, включая собственные мысли. Расспрашивать было бесполезно — это понял Инк сразу, когда осознал, что любое его слово тонет в неконтролируемом потоке говора. Это доставляло проблемы и в работе, так как Инк и те, кому действительно нужна была его помощь, оказались ограничены в общении друг с другом. Приходилось идти на крайности: приглашать в свою часть Антипустоты, по капле выстраивая индивидуальные магические пути для каждого человека. Дело это муторное, монотонное и, самое главное, неинтересное, что совершенно не нравилось гиперактивному хранителю. А потому раздражало только сильнее. Прицелы в глазах сменялись на мишени, мишени — на кресты, кресты — на спирали, завершавшие эмоциональный цикл. Инк осматривал поле сражения, злился из-за ненужных жертв, бился головой об близлежащие деревья, ругался, почти кричал на подходивших к нему монстров. «Кажется, перепил» — подумалось на секунду. За небольшим деревянным домом, притаившись в его тени, сидела Ториэль, с несвойственной злобой для другого мира, и вполне свойственной для этого. Инк видел, что за её спиной, сжавшись, елозил ребёнок — не Фриск, не Чара, но кто-то похожий на них. Вероятно, просто нестандартная альтернатива, с бело-чёрным свитером и обгоревшим лицом. Отчёт о случившемся можно было назвать законченным, так что Инк перевёл прицельный взгляд прямо на неё. После обернулся, стыкуя произошедшее сегодня с этой фигурой матери. В стороне воздух слегка покалывал — на том месте исчез портал, забрав отсюда без пяти минут убитого разрушителя. Битва действительно могла оказаться всего лишь одной из тысячи таких же однотипных битв, если бы не Ториэль, вынужденная наблюдать за мучительными смертями двух её детей, случайно попавших в ловушку из нитей, и Инк — разгорячённый и разъярённый, отбросивший, как это обычно и бывало, свои немногочисленные принципы, переключившийся в режим битвы на уничтожение. Эррор был сотоварищем Найтмера только на бумаге, на деле же являясь нейтралитетом, работающим ради уничтожения мира, а не ради склонения вселенных в ту или иную сторону, что и являлось целью для обоих команд. В битве он занимался чаще всего залезанием в код вселенной, в ювелирных попытках найти ниточку, которая — только дерни её — позволила бы всхлопнуть всех и всё разом, что определённо было гораздо более легким путём, нежели разрушать каждый камень по отдельности. Эррор, зацепившись за дерево, щурился, перебирая строчки кода, стараясь найти одну единственную погрешность, которая стала бы для мира фатальной. Битва внизу распалялась всё сильнее, уничтожая деревню Сноудина под основание. «А ведь это моя работа» — хмыкнул разрушитель, надевая очки. Виделось плохо, зато слышно — просто отлично. Звуки бластеров и свист костей перемешивались с орами Инка, банды Найтмера и отчаянными визгами ошибок мироздания. Код, код, цифры…код… — Бинго! — мир, надо отдать должное, был соткан недурно, но даже в нём удалось обнаружить небольшую брешь. Эррор потянулся экрану, намереваясь закончить битву здесь и сейчас. Инк, уже заметивший отсутствие наиболее опасного врага, выпивал второй флакон красной краски. Отправивши Даста в полёт, развернулся и отбежал в сторону, занявшись поиском главной угрозы. Просмотр основного места действия, очевидно, пользы не принёс, потому Инк, наученный горьким опытом, поднял взгляд наверх: на крыши, в небо… В крону деревьев. Увидел очертания чёрной головы и в ту же секунду взметнулся в воздух, плеснув в её сторону скопление чернил. — Т-т-твою м-мать, Инк! — раздался злой скрежет помех, и Эррору пришлось предстать лицом к лицу с его новоявленной головной болью. Оставалось совсем чуть-чуть, но этот опять всё испортил! Отцепись, придурок! — пришлось снова вступить в бой. Инк выглядел не просто злым, а абсолютно разгневанным, что уже казалось нестандартным нововведением в наскучившую рутину. Нет, он видел это и раньше, просто так давно, что припомнить обстоятельства было затруднительно невозможно. Первым же делом следовало натянуть нити по всему пространству, чтобы появилась возможность контролировать происходящее. Инк делал выпады озверело и очень часто, не давал времени на атаки, не говоря уже о желаемом разрушителю разрыве дистанции. Драться с Инком под красной краской всегда было задачей невесёлой, но сейчас он, похоже, находился в совсем неадекватном состоянии, будто нахлебавшись дозы не из флакона, а из ведра. — Н-нарко-оман нед-д-доделанный-й… — процедил Эррор, впопыхах успевая отражать убийственные всплески, уворачиваться от мелких костей и следить за звуками пролетающих бластеров. То, что баталия шла явно не в его сторону — стало ясно как день, и в скором времени ему пришлось бы принимать решение к отступлению, как бы это не было прискорбно. Но одно дело подумать, другое — сделать, так как на самом деле Эррору вообще не давали времени на поднятие белого флага. Дело пахло жареным, потому соображать стоило ещё быстрее. Краем глаза заметил синеющую нить, около которой вился художник. «Попался!» — он вымученно улыбнулся и смог отпрыгнуть назад, буквально на долю секунды, но этого было достаточно, чтобы прощупать нужное натяжение и рвануть по нему со всей оставшейся силы. Инк попался мгновенно, за чем ожидаемо послышался разгорячённый выдох с обеих сторон. Праздновать маленькую победу времени не было, понимал это даже самолюбивый Эррор, собираясь открыть портал в Антипустоту и позже аккуратно залечить набитые шишки. Стоило ему махнуть рукой, как резкая боль пронзила грудную клетку и раздался тошнотворный хруст от прилетевшего снизу, точно булыжником, огненного шара, прожёгшего его спину до основания. За первичным шоком раздался глючный вскрик, и Эррор, теряя завоёванный контроль над ситуацией, тяжело завис в воздухе секундной грушей для битья. Недолго думая и разрывая освободившееся тело, Инк, найдя новое положение дел весьма выгодным, с размаху откинул того, оглушая каждого присутствующего громким хлопком тела о разгромленную землю. Медлить, опять же, не стал. Спустился вниз и вгрызся зрачками-прицелами в побеждённого. Дрим и Блу, вместе с Найтмером и его бандой, машинально обернувшись, застыли на месте, переводя удивлённые взгляды то на хрипящего Эррора, то на Инка, молча приближающегося к нему, то на Ториэль, готовящуюся к новой, добивающей атаке. Выглядели все, мягко говоря, страшновато: в особенности обезумевшая мать, с дрожащими зрачками и покрытыми человеческой кровью лапами, с магией, собравшей такую сильную концентрацию пламени, что её собственные ладони грозились воспламениться в любой момент. К ещё большему удивлению, Эррор, отплёвываясь от земли, громко зашипел, стараясь, по всей видимости, последним способом отпугнуть от себя надвигающуюся угрозу. Вид при этом он имел отнюдь не грозный, а тот, который характерен для жертвы, беспомощно показывающей клыки. Н-н-на-назад! — разрушитель вызвал костяную стену, в отчаянной попытке задеть хоть кого-нибудь и оставить последнюю атаку за собой. Ощущая, что огонь спалил не только ряд костей, но, проломив пару рёбер по пути, добрался до чего-то более ценного, он, с мелкой дрожью в обожжённых фалангах, открыл небольшой сбивающийся портал и буквально выпал туда, ознаменовав победу Звёздной команды. *** — Инк, мы раздали всем нуждающимся еду и медикаменты, ты закончил? — за спиной раздались уставшие шаги, и к хранителю подошёл Дрим, — Блу сказал, что хочет помочь им с восстановлением домов, попросил предупредить тебя, чтобы шли без него. Я не хотел соглашаться, но он выглядел слишком настойчивым… Как думаешь, это не опасно? Чего? А, да. Блу сильный, не подохнет тут… — ответил замеревший хранитель. Неподвижность Инка пугала не меньше, чем его активная агрессия. — Инк, — осторожно начал хранитель позитива, — я думаю, сегодня мы перестарались — ты в особенности, — он бросил мимолётный взгляд на Ториэль, зажимающую в своих объятиях человека, — пострадавшие в панике и вот-вот готовы броситься на нас с вилами… Блу расстроен и, мне кажется, недоволен тобой. Вообще-то, я тоже. Мы ведь договаривались. Большую часть разрушений нанёс ты, но обещал, что не будешь уходить в крайности. Ты обещал, что не будешь выпивать больше необходимой дозировки. Хм? Инк, ты меня вообще слушаешь? Инк стоял в том же положении, в каком он находился перед ушедшем Эррором — с кистью наперевес и мигающими зрачками. Передозировки никогда не шли на пользу: любые, даже самые позитивные эмоции, перепитые им, угрожали не только окружающим, но и ему самому. О негативных красках говорить даже не стоило — все знали, чем это грозит. — Слушаю. Мы уходим. — Выпей белую, — Дрим чувствовал себя ужасно и хотел помочь хоть как-то, осознавая, что по итогу хуже всех в этот раз будет именно Инку. Обесцветить зрачки — гарантийный вариант, не имеюший под собой риска непредсказуемого смешения противоположных эмоций, могшего повлечь за собой новые проблемы. — О, что? Мне плевать Дрим, они заслужили. Никто бы из них не ушёл по-хорошему, ты же знаешь — ни Найтмер, ни Эррор не отступили бы, пока не посеяли необходимое количество хаоса. Я просто защитил всех, и теперь все в полной безопасности! Я никогда не жду благодарностей, но это не значит, что нас можно просто ненавидеть в ответ на защиту! Или ты испугался за Эррора? Он же тебе никогда не нравился, разве нет? Он не хрустальный, залечится у себя, и продолжит вести свой асоциальный образ жизни, будь уверен. Добить его в любом случае хотел не я, а вот она, — он резко указал на мать, которая понемногу теряла бдительность, переключившись на лечение своей семьи, — но не добили же верно? Возможно, это даже плохо. Мы защитники, Дрим, и обязаны защищать миры от таких как он, невзирая на некоторые издержки, следующие за этим. Не значит ли это, что избавляться от помех — лучшее решение? — Инк… Это говоришь не ты. Выпей белую, и мы уйдём отсюда. — Не собираюсь! Держа в голове, что такое происходит уже не в первый раз, Дрим был вынужден провести привычный алгоритм действий: разгорячить друга, заставить его потерять бдительность и, аккуратно, стараясь не повредить, отправить его в умиротворяющий сон. Слушать такое от неконтролирующего себя Инка, говорящего не за себя, а за красную ярость, всегда было больно, и больно могло бы быть и физически, если бы Дрим мог ощущать его искусственные эмоции. Тем не менее, общий негатив, заполнивший всю вселенную, в которой они находились, продолжал действовать на хранителя деструктивно, потому следовало уйти отсюда незамедлительно. В доме Инка, к пробуждению его хозяина, ожидался новый разговор по душам («Душе» — поправил он себя), и больше всего Дриму становилось плохо от того, что он знал — его друг будет раскаиваться так печально и искренне, что ему не останется ничего, кроме как вздохнуть и простить непутёвого защитника, вытребовав следом за этим очередное, пустое обещание. Дрим никогда не скрывал своей неприязни к разрушителю, но он не желал ему — да и вообще никому — плохого. Максимум — переоценки ценностей, но в случае Эррора этим решил заняться Инк, выставив свою кандидатуру. Признаться честно, выходило у него просто отвратительно. Но, наверное, он был прав. Что плохого могло случиться с живучим, как таракан, Эррором? Скелет подхватил уснувшего под руки и создал портал в антипустоту, рядом с красочным домом, принадлежавшему художнику. Напоследок попрощался с деятельным Блу и прошёл туда, ощущая груз не только чужого тела, но и вины, скребящей где-то под рбёрами.