Индивидуальная терапия

Попивая ароматный эспрессо и свысока взирая на кипучую жизнь мегаполиса, расстилавшуюся перед ним панорамой из окна его роскошного пентхауса, Джон, наконец, позволил себе роскошь настоящего отдыха. Все профессиональные заботы – сложные диагнозы, тревожащие мысли о пациентах, бесконечный поток информации, запрудивший его ум, – были бережно убраны в самые дальние, запылённые уголки его разума. Он словно запечатал их в хрустальную капсулу, спрятанную глубоко на дне бессознательного. Но вот что-то упорно отказывалось покоиться: образ Лололошки, призрак, навязчиво маячивший в его сознании. Идентичная внешность – жуткое, неподдельное эхо самого Джона, смотрело на него из глубин памяти. Странные диагнозы, парадоксальные симптомы, которые не укладывались ни в какие рамки медицинской логики, были только вершиной айсберга. И, конечно, *искра*. Джон, сам по себе опытный мироходец, ощутил её – ту самую, вспышку энергии, присущую лишь представителям его расы, ключ к перемещению между бесконечными мирами. Внезапное понимание ошеломило его: как такой же, как он, кто-то, столь невероятно похожий, появился словно из ниоткуда, наделённый этой же искрой? Вопрос терзал его разум, превращаясь в неразрешимую загадку. Этот юноша был одновременно необъятно интересен и пугающе непонятен. Но Джон изо всех сил пытался хоть на время отстраниться от этой завораживающей тайны, погрузившись в иллюзию отдыха хотя бы на время. Всё-таки, эксперименты над этим пациентом придётся отложить....

***

Вернёмся же к Лололошке. С уходом Джона в отпуск, его дело превратилось в неразрешимую проблему. Молли, преданная помощница Харриса, была по уши завалена бумажной работой – горами документов, отчетов и протоколов, которые словно живые существа, расстилались перед ней бесконечным, нескончаемым потоком. Другие психиатры, опытные профессионалы, видавшие на своем веку немало странностей, отказались брать на себя ответственность за Лололошку. Они чувствовали, что столкнулись с чем-то неподдающимся их пониманию, с чем-то, что выходило за рамки их обыденной практики. Но нашелся смельчак. Альфред, молодой, полный энтузиазма и юношеского максимализма специалист, решился заменить Джона. Он даже представить себе не мог, что на самом деле ожидает его. С приходом Альфреда в жизнь Лололошки, начался настоящий ад – бурлящий котел хаоса, где переплелись бесконечные страхи, непредсказуемые изменения настроения и мрачные видения. Альфред, неопытный и слишком самоуверенный, путался в дозировках лекарств, словно в лабиринте без карты и компаса. Его руки, дрожащие от волнения и неопределенности, неумело готовили растворы, смешивая препараты с опасной небрежностью. Для Лололошки это стало настоящим кошмаром. Психические расстройства, словно демоны, вырвавшиеся из клетки, усилились с пугающей быстротой, их частота увеличилась в несколько раз. Каждый новый укол, каждый глоток лекарства – это было испытание, пробуждающее в нём первобытный страх. Юноша был готов рвать на себе волосы, готов был биться головой о стены, лишь бы избежать очередного, непредсказуемого вмешательства в его и без того хрупкую психику. Из его глаз, прежде полных яркого, хотя и болезненного блеска, исчезли слезы. Они высохли, иссякли, словно ручей в пустыне, оставляя после себя лишь пустоту и жгучую боль. Его кожа стала сухой и потрескавшейся, словно пересушенная земля после долгой засухи. Руки и ноги, некогда сильные и гибкие, сейчас отказывались слушаться, повинуясь неистовому потоку слабости, похожей на тягостную тяжесть, парализующую его движения. Каждая попытка поднять руку, сделать шаг – это было непосильное усилие, требующее неимоверной концентрации воли. Разум Лололошки превратился в поле битвы, в бушующее море противоречий. То он погружался в безмолвное, пустое небытие, откуда пропадала всякая надежда, то его сознание взрывалось ураганом голосов, неразберихой криков, шепотов и воплей, беспорядочных, хаотичных мыслей, накладывающихся друг на друга, перемешивающихся в неистовой какофонии. Он уже не мог разобрать собственных мыслей, утопая в этом водовороте чужих чувств и переживаний. Его внутренний мир превратился в бескрайний, сумрачный океан, где он был обречен блуждать вечно, не видя берега.