Тайны в мелочах

— Вы выглядите разочарованным, — сказал доктор Гольцер. — Мне казалось, человек, блестяще выполнивший свою работу, должен выглядеть иначе. Так в чем дело? Хильден пожал плечами и со вздохом откинулся на спинку кресла. Ему не хотелось ни спорить, ни отвечать на подначки, но молчать тоже было как-то глупо. — Я рассчитывал на совсем другое, когда соглашался на поездку сюда, — о, это было очень мягко казано. — Вы не рассчитывали, вы фантазировали. И в итоге получили тотальное несовпадение желаемого и действительного. — Альфа говорил спокойно и даже мягко, но приятнее от этого его слова не становились. — Не надо делать из меня дурака, не приспособленного к жизни, — раздражение шевельнулось где-то под серой мутью меланхолии. — Вы не дурак, вы идеалист, — Герхард хмыкнул, посмотрел на него с иронией, но благодушно. — Звучит почти как оскорбление, — Хильден пересилил себя и выпрямился. Попытался собраться с мыслями. Что от него хотят вообще? — Это не оскорбление, это факт. Я ознакомился с вашим отчетом, и пока что вопрос у меня только один: вы заявление об увольнении уже заполнили? — Что? — Хильден моргнул и как-то разом пришел в себя. Да какого черта вообще?! — И за что вы собрались меня увольнять? — Я не собирался. Более того, ваше заявление не подпишу, можете его удалять. Но вы достаточно предсказуемы. Честно говоря, я ожидал, что вы пришлете его по почте. Хильден почувствовал, как начинают гореть щеки. Наверняка он покрылся безобразным румянцем. Его же намеренно выводили из себя, тыкали в бок, ожидая, когда бросится. — Зачем вы меня провоцируете? — Как он ни старался, выглядеть по-прежнему равнодушным не получалось. — Меня это забавляет, — с легкой усмешкой сказал Герхард. А затем добавил, уже серьезно: — Ну и потому, что вы выглядите как человек, которого перемолола в мясо одна единственная экспедиция. Мне хотелось бы, чтобы вы опровергли это впечатление. — А не кажется ли вам, что я не должен ничего сверх прописанных в контракте пунктов?! — Его действительно задело за живое. Особенно потому, что этот гад был не так уж неправ. — Не знал, что вы подрабатываете психоаналитиком. — Только в свободное время. Но у меня достаточно опыта, чтобы предсказать вашу реакцию. Возьмите отпуск, успокойтесь, отдохните и возвращайтесь к работе. Ничего страшного и непоправимого не произошло, мир не рухнул оттого, что сотня дикарей решила съесть кого-то из своих. Прекратите принимать это так близко к сердцу. Хильден молчал, сцепив руки в замок. Он не знал, что сказать и это раздражало. Как и собственная уязвимость и предсказуемость и… — Хотите кофе? — Поинтересовался внезапно Герхард и встал. Отвернулся, словно и не ожидая ответа, отошел к скрывающемуся в глубине кабинета синтезатору. Хильден усиленно задышал, пользуясь предоставленной передышкой, на секунду зажмурился, затем уставился на спину с идеальной осанкой, обтянутую не менее идеально сидящим пиджаком. Герхард не спешил, очевидно давая ему время успокоиться. Он поразительно хорошо читал чужие эмоции и чувства, как для старого равнодушного крокодила. Кофе пах потрясающе — очевидно, синтезатор был на порядок лучше столовских. Маленькая изящная чашечка (не пластик, тонкое гладкое стекло) приятно грела руки. Хильден осторожно пригубил насыщенный, горьковато-пряный напиток, еще раз вдохнул сложный, глубокий аромат. Примерно так и выглядел настоящий кофе, а не то синтетическое безобразие, что литрами поглощал Ремингтон. От мысли о последнем опять проснулось раздражение — это же наверняка он в красках расписал руководителю, в каком состоянии Хильден уехал из резервации. Не по сухим же строчкам отчета Герхард это определил. А то вон, настолько впечатлился, что вызвал дабы лично успокоить. Внезапно происходящее предстало в совершенно другом свете и даже немного позабавило. Сделав еще один крохотный глоток, он поднял взгляд и нарушил тишину: — Знаете, вы совершенно не умеете утешать. — Это очевидное наблюдение, — Герхард тоже несколько расслабился, прищурился от удовольствия, отпив из своей чашки. В этот момент он даже стал похож на нормального человека, а не на андроида, как обычно, — Но я умею видеть потенциал. У вас он есть. Лестью я тоже не занимаюсь, поэтому помолчите. Хильден хмыкнул, но действительно промолчал под требовательным взглядом. Привычно потер виски, поправил манжеты рубашки, выпрямил спину. Поймал себя на нарочитости и суетливости движений, замер. Да ну сколько можно, а? Он ведь не боялся этого человека. Может, поначалу и было что-то такое, но сейчас — точно нет. Но почему-то все равно нервничал, дергался, а теперь еще и покраснел наверняка под прицелом насмешливых глаз. — У меня есть определенные планы на вас, поэтому приходите в себя. — С этими словами Герхард легким движением подтолкнул к нему вирт-документ официального вида. Заявление на отпуск. С открытой датой окончания. Хильден вчитался в мелкий текст — он никогда не ставил цифровую подпись, не ознакомившись с содержанием, даже находясь в смятении и замешательстве, как сейчас. Никакого подвоха. Еще секунду помедлив, он все же подтвердил согласие. Ладно, уволиться можно всегда. Может быть, действительно стоило съездить домой, обдумать хорошенько все произошедшее, успокоить нервы, в конце концов. — Спасибо. Хорошего отпуска, — сказал доктор Гольцер, и стало понятно, что это мягкое пожелание убираться. Хильден уже поднялся на ноги, когда его пригвоздил к месту вернувший всю космическую стужу голос: — Но учтите, Хильден, если у вас возникнет хотя бы мысль поделиться тем, что здесь происходит с родителями, психиатром, да хоть Господом Богом… — Он сделал многозначительную паузу, позволяя самому представить неминуемые последствия. — В общем, имейте в виду. — Учту. До свидания, — буркнул Хильден и выскочил за дверь. Наверняка неприлично поспешно, но слишком внезапным был переход от неловкой поддержки и почти дружеского участия к вот этому… От адреналина мгновенно вспотела спина и участился пульс. Бр-р-р. Жуткий все же тип. Планы у него, ну надо же. Фыркнув, Хильден покосился на закрывшуюся за спиной дверь с некоторой опаской, затем поправил волосы, потрогал все еще горячие от румянца щеки и быстрым шагом двинулся к себе. Стоило собрать вещи. Дома было… холодно. Наверное, он должен был испытывать радость, или ностальгию, или еще что-то после длительного отсутствия, но прямо сейчас к собственному стыду мог думать лишь о том, как же здесь, черт подери, холодно. Даже в здании аэропорта и в такси температура казалась ему слишком низкой, а уж про улицу и говорить нечего — пронзительный ветер пробирал, казалось, до самых костей, пальцы, уши и щеки тут же оледенели. А ведь это всего лишь конец осени, раньше он в такую погоду легкомысленно выбегал из дома в куртке нараспашку, сейчас же стучал зубами, даже закутавшись в шарф по уши. Конечно, он предусмотрел перепад температуры и приготовил теплую одежду, но не думал, что все будет настолько серьезно. За прошедшие полгода он так и не сумел толком привыкнуть к иссушающему пустынному зною, но зато умудрился отвыкнуть от родной промозглой осенней сырости. Родной дом встретил тишиной и спокойствием, искин привычно и мягко подключился к нему, мгновенно считал команды и тут же поменял настройки — комнаты немедленно начали прогреваться, подстраиваясь под его желания. Это был их родовой особняк, классический трехэтажный дом в пригороде, окруженный садом. Бегло пролистав несколько сообщений от системы контроля, Хильден замер, наткнувшись на метки геолокации — отец был за пределами участка, а вот мама… Он быстро размотал шарф, сбросил куртку и ботинки, легко взбежал по лестнице на второй этаж. — Мама? Она сидела на диване, уютно подобрав под себя ноги, короткие светлые волосы были небрежно зачесаны назад, любимая домашняя футболка, слишком большая для нее, как всегда смешно сползла на одно плечо. В груди горячо и мягко толкнулось. Он соскучился. Мама подняла голову от открытой на планшетке книги, одним движением руки закрыла все визии с заметками, маячившие перед лицом, улыбнулась и поднялась навстречу: — Боже, кажется, я увлеклась и пропустила все на свете. Привет, мой хороший, — Луиза стиснула его в объятиях, поцеловала куда-то в висок, замерла так на несколько секунд, пока Хильден не начал ворчать и вырываться из цепких рук. — Ты же говорила, что сегодня открываешь какую-то выставку? — Это было до того, как ты сказал, что приедешь, — она окончательно отстранилась, внимательно его осмотрела, на секунду задержав взгляд на лице, протянула руку и ласково погладила по скуле, со вздохом уточнила: — Еще не надумал избавиться от этой ерунды? Спрашивала она о узоре на лице. Спрашивала далеко не первый и, очевидно, не последний раз. — Нет, конечно, очень полезная вещь, — а еще ему нравилось наблюдать за реакцией людей при знакомстве, не без этого, да. Просвещенное, казалось бы, время, умные люди, а диссонанс между его статусом и внешним видом до сих пор многих вгонял в ступор. Только сейчас Хильден внезапно задумался о том, что в эти полгода никто не зацикливал внимания на его внешности (не считая бедолаг из резервации), как-то было не до этого, в диких и порой опасных условиях гораздо проще воспринимались чужие особенности. Он даже как-то и не вспоминал о собственной модификации, пока не смотрелся в зеркало. В цивилизованном городе с этим будет сложнее. — Ты голодный? Я ужин заказала, будет через десять минут. — Умираю с голоду, — искренне признался Хильден, от одной мысли о нормальной еде рот наполнился слюной. Дешевые суррогаты надоели ему до неимоверности. Наконец, температура в доме подстроилась под него, все программы и обновления установились, обновились местные подписки. Хильден стащил свитер, распустил тугой узел волос на затылке и плюхнулся в кресло. Выдохнул и растекся медузой. Он был дома. Отец приехал, когда они уже ужинали, успев поболтать и рассмотреть голографии из незапароленного раздела. Все сомнительное и запрещенное для чужих глаз, Хильден превентивно скрыл, помня предупреждение и ледяной взгляд, которым его напоследок одарил непосредственный начальник. — Ого, у нас сезон тропиков? — Он зашел в комнату, на ходу стащив пиджак и бросив его на первый попавшийся стул, бодрый и активный, как всегда. Проигнорировал неодобрительный взгляд жены, шутливо взъерошил Хильдену волосы и приобнял за плечи. — Привет, сын. — Просила же пораньше приехать, — она ворчала, но так, беззлобно. — Это твой ребенок тут мерзнет. — Я спешил, как мог, — Томаш Кройф был в своем репертуаре, за минуту он успел обнять сына, шутливо боднуть жену головой, как большая собака, на ходу стащить что-то с тарелки, одновременно отдавая какие-то виртуальные команды дому. Человек-феерверк во плоти. Хильден поймал себя на том, что улыбается. Он даже не осознавал, насколько соскучился за домом, насколько нужным ему оказалась эта поддержка, простая и безусловная. Его ни о чем не выспрашивали, ничего не требовали и ничего не ждали. Здесь его просто любили. Первую неделю Хильден просто отдыхал — отсыпался, ел нормальную еду, лениво шерстил сеть на предмет местных новостей (ну ладно, информацию о докторе Гольцере и своем нынешнем месте работы в целом, он тоже смотрел, но так, без усердия, чисто ради любопытства). На самом деле, сейчас его статус официально был выше, чем тогда, когда он работал самостоятельно. Совершенно другой уровень. Конечно, это стало известно его знакомым, и если семья и немногочисленные друзья порадовались, то многие другие поздравили… скажем так, без энтузиазма. Но приглашений на разнообразные мероприятия все равно было много, и некоторые из них Хильден даже отметил для себя. Не стоило совсем выпадать из жизни, особенно, если он все-таки уволится и придется искать новое место работы. Это оказалось ужасно скучно. Никаких прорывных идей, ничего нового или оригинального. Хорошая подача, красивые вирт-проекции, сложные и многосоставные, богато накрытый стол с угощениями. Для людей, далеких от науки, все выглядело более, чем впечатляющим, но на самом деле — пшик. Распил бюджета и переливание из пустого в порожнее. Хильден неспешно прогулялся туда-сюда, ненадолго задержался у проекций. Половину из них он мог обсчитать, не прибегая к посторонним вспомогательным системам, чисто на собственных ресурсах, вторая половина была сложнее, но смысла имела ровно столько же. Да уж, даже те задачи, которые доктор Гольцер вручал ему, как не слишком важные, которые решались походя, без акцентирования внимания, были интереснее на порядок. Оказывается, его избаловали интересной и небанальной работой. В итоге, он переговорил с знакомыми, ради вежливости выслушал несколько докладов (несомненно звучащих очень убедительно и ссылающихся на крайне узкоспециализированные темы), с удовольствием съел парочку вкуснейших пирожных (лучшая часть всего мероприятия) и с некоторым недоумением и разочарованием завершил бессмысленный визит. А затем задумался. Он не видел себя здесь. Ни в одной из местных лабораторий. Воспринимал ли он всерьез слова доктора Гольцера о том, что тот не подпишет приказ о его увольнении? Скорее нет, чем да. Если настоять, его отпустят. Конечно, заставят подписать сотню документов о неразглашении, перешерстят все личные вещи и хранилища данных, наверное, даже будут следить вполглаза, но отпустят. Другое дело, что он уже не был уверен, так ли этого хочет. Там, в пустыне, была настоящая работа, но при одном воспоминании о бурых мешках, сочащихся гнилью, о светлых от старости глазах вождя, в которых не светилось ни капли раскаяния, об атмосфере безнадежности, застарелой вони, о палящем солнце, в груди тяжелело, а дышать становилось сложно. Он одновременно хотел забыть это все, собственное разочарование и глупый идеализм, забыть трусливо и инфантильно, но… Вот это самое «но» тяготило его и мучило, заставляя бесцельно тратить время и нервничать без видимых причин. Наверное, подспудно он ждал чего-то подобного. Он смотрел на комм, как будто тот мог взорваться, непозволительно долго успокаивал внезапно участившееся дыхание, но звонок не прекращался. Пришлось отвечать. — Добрый день, Хильден, — сказал доктор Гольцер, — я рад, что вы все же решили поднять трубку. — Извините, не слышал, — буркнул Хильден, чувствуя, как краснеют щеки. — Я вот тоже не слышу от вас никаких вестей, решил первым сделать шаг и поинтересоваться, когда вы собираетесь вернуться к работе. — Кажется, он был зол. — У меня отпуск, — Хильден нахмурился и поджал губы. Он категорически не любил, когда на него давят, и, кажется, выработал иммунитет даже против этого человека. Страха не было. — Я надеюсь, вы понимаете разницу между отпуском и бегством, — Герхард даже не пытался скрыть сарказм за привычным безразличием. — Мой непосредственный руководитель сам ставил даты отпуска, все вопросы к нему, — да, это была дерзость, но что еще можно было ответить на такое?! Признать, что он и вправду сбежал? — Возможно, ваш непосредственный руководитель переоценил вас и ваше стремление к развитию. Можете сидеть там сколько угодно, в таком случае, я выполню ваши непосредственные обязанности сам и таки закрою вопрос с этими… гурманами в резервации. — Виртуальный Герхард смотрел на него, нахмурив брови и поджав губы. — Вот не надо снова выводить меня на эмоции, у вас это чертовски топорно получается! — Хильден не выдержал, вскочил на ноги и возмущенно навис над сферой проекции, — Я выполнил свою работу и предоставил вам все данные! — И все? Вас устраивает происходящее? Не хотите поменять мир к лучшему? — Наверное, его разозлили еще до звонка. Не мог же все это вызвать лично Хильден? — Знаете, что?! — Омега протянул руку и прервал звонок, кусая губы, чтобы не высказать все то, что вертелось на языке. Проекция померкла, затем мигнула красной рамкой и снова налилась яркостью. — Приоритет звонка, Хильден, — сказал Герхард и улыбнулся своей пластиковой улыбкой, — прекращайте строить из себя королеву драмы и возвращайтесь к работе. Я вас жду, — и отключился сам. — Вот же сукин сын! — Хильден стукнул по сенсорному столу раскрытыми ладонями и упал в кресло. — Крокодил чертов! — Я подозревал, что у тебя интересная работа, но чтоб настолько… Хильден вздрогнул и обернулся. Отец стоял у дверей, опершись на стену, всем своим видом выражая крайнее любопытство. — Кхм… Это единичный случай, — - зачем-то сказал он. — Значит, за тобой ухлестывает глава Нова Генезис? Даже я знаю его в лицо, — Томаш удивленно и одновременно восхищенно покачал головой и подошел ближе. — Он не… — Хильден запнулся, — не ухлестывает. — Он тебя к чему-то принуждал? — Альфа мгновенно посерьезнел, внимательно заглянул ему в глаза. — Отец! Мне тридцать четыре года, — Хильден возмущенно всплеснул руками. Уши у него горели — явно покраснели, как и щеки. — И что? — Немного успокоившись, Томаш привычно взъерошил ему волосы, Хильден столь же привычно попытался увернуться. Действительно, и что?.. Родители такие родители. Конечно, предположение отца было смехотворным. Что это древнее ископаемое смотрело на него… Что он был интересен Герхарду с… с личными мотивами. Боже, да он уже мысленно заикаться начал от таких мыслей. И красный наверняка, как рак. Сердце тяжело стучало в груди, а пальцы беспокойно теребили футболку. Да быть не может! Или… Он выдержал еще два дня, да и то на чистом упрямстве. А затем отец молча скинул ему билет на вечерний самолет личным сообщением. И даже не стал подтрунивать, хоть и явно сдерживался из последних сил. — Я устал смотреть за твоими метаниями, — сообщил он сыну, — кыш из моего дома. — И, противореча своим словам, притянул к себе. Он был немного выше и значительно сильнее, а потому Хильден лишь пару раз дернулся на показ и с облегчением уткнулся лбом в отцовскую грудь. — Но если что, сразу возвращайся. И не говори маме, что я тебя так просто отпустил, — он напоследок стиснул руки и отступил назад. — Я заеду к ней на работу, — пообещал Хильден, отряхнулся после чрезмерной родительской любви и ушел собираться. Времени осталось немного. Уезжал он с одной небольшой сумкой — уже представлял, что может понадобиться, а что будет совершенно точно лишним. Отец вышел за ним на порог, щурясь на закатное солнце, отчего у глаз пролегали лучики морщин. Хильден почему-то подумал, что он выглядит ровесником Герхарда, хоть тот и старше на четыре десятка лет. Конечно, отец не пренебрегал современной медициной и выглядел гораздо моложе своих семидесяти, но уровень используемых технологий все равно был не тот. Базовая реовитализация, стандартный пакет. Сам Хильден уже мог претендовать на уровень повыше — Парламент заботился о сохранении ценных кадров. — Удачи, — сказал отец и хлопнул его по плечу. У ворот бесшумно затормозило такси. Хильден в последний раз обернулся на дом, словно пытаясь забрать с собой частицу этой незыблемой уверенности и спокойствия, и шагнул к машине.