Великолепный век: Империя Эндрил

— Как ты, Нил? — Спросил Аарон. Будь омега в менее ужасном состоянии, он бы удивился количеству беспокойства в голосе блондина. — Регулярно пытается оставить свою еду на полу, — ответил за него Эндрю. — После подобного путешествия вполне ожидаемо, — нахмурилась Кейтлин. — Скажи, что так плохо будет не всегда, — простонал Нил, дергая Аарона за рукав. Омега сидел на кровати другого омеги, пока Паша и Султан расположились у окна. Комната вокруг была богата украшена, да и вообще постройка напоминала маленький дворец. Аарон поджал губы и посмотрел на жену умоляющими глазами. Он понятия не имел, что сказать Нилу. Аарона тошнило и рвало почти на протяжении всей беременности. Он потерял так много веса, что Кейтлин боялась за его жизнь. Она даже предлагала прервать беременность, пока не стало слишком поздно. Только с шестого месяца толерантность омеги к еде повысилась, и он перестал извергать ее из себя через секунду после того, как проглотил. — Будет, Илим, — улыбнулась Кейтлин. — Вы будете в порядке. Аарон одарил ее благодарным взглядом. Кейт ответила ему улыбкой. Эндрю бросил взгляд на каждого, а потом понизил голос. — А сейчас самое время сказать, что вы здесь делаете. Кейтлин поджала губы и кивнула. — Думаю, нам надо покинуть комнату. Аарон проводил жену и брата обеспокоенным взглядом. Нил перевернулся на бок, лицом к Аарону. — Я все время хочу сладкого, — поведал он, — но не могу ничего есть! — Мои дети тоже хотели сладкого, — задумчиво сказал Аарон, — хотя ни я, ни Кейтлин таким не увлекаются. — Это потому что они племянники Эндрю, — вздохнул Нил, — что случилось, пока нас не былo? — Эндрю тебе не рассказывал? — Удивился Аарон. Нил указал на свой пятимесячный живот и сказал: — Я был не в том положении, чтобы воспринимать информацию. Аарон посмотрел туда, но на его взгляд животик был слишком мал для пяти месяцев. Как бы ребёнок не родился больным. — Да ничего такого… Аарон кратко рассказал о смерти Великого Визиря, переменах в Совете и столице. Дворец держался под мудрым руководством Валиде. Аарон рассказал и о детях, пришедших в мир. — Дэн родила. — В шоке повторил Нил. — Нет, погоди! Она вышла замуж! О! И Рико! — Он тоже родил дитя, кстати, — кивнул блондин. — С ума сойти! — Нил сел. — Я столько всего пропустил! Стук в дверь прервал его. Аарон подумал, что нужно бы встать и открыть, но оказалось, что этот стук служил для привлечения внимания, а не просьбы войти. Кейтлин открыла дверь, и вошел Эндрю, держа на руках резво двигающееся чудо в шёлковых одеждах. — Всевышний! — Воскликнул Аарон. — Какой большой! — Вивьен, — сказал Эндрю, протягивая сына брату. Аарон осторожно принял ребёнка и усадил к себе на колени. Кейтлин тихонько рассмеялась, а Нил фыркнул. Даже на губах Эндрю появилась улыбка. Вивьен большими глазами смотрел на близнецов. Он вертел головой то к Эндрю, то к Аарону, не переставая. — Голова не отвалится? — Хихикнул Нил. Аарон звонко чмокнул племянника в светлую макушку, покрытую короткими мягкими волосами. Цвет у них был такой же, как у него самого и Эндрю, а вот глаза голубые-голубые. Такие ясные. Аарон обернулся и посмотрел на Нила. Ну, точно. От мамы. — Сколько ему? — Спросил Аарон, давая малышу поиграться с пальцами. Вивьен маленькими тонкими пальчиками обхватил большой палец дяди и мял его, словно он никогда ничего подобного не видел. — Сегодня год, — ответил Эндрю. Год. Ровно год, как Эндрю приехал в Сантип и нашел Нила. Ровно год, как их сын родился. И ровно год с начала переговоров о мире, завершившим бессмысленную войну их предков. Друзья Нила успели обзавестись своими семьями, а некоторые и познать горечь потери. Звучало, как сказка. Вымысел. — А, — Аарон поднял голову. — Забыл рассказать. У нас новый сейях. Эндрю впервые показал признаки удивления. — Лютер мёртв?

***

Марию трясло. — Этим мечом убили вашу мать. Сказал ей молодой Вамалик Паша. — Я вам не верю! Кричала тогда женщина. — Да бросьте. Альфа зло усмехнулся — Мы оба знаем, что вы понимаете и помните. Я понял это, когда показал вам меч. Он снова показал эту игрушку порока. То, что отобрало у Марии семью. То, что лишило ее всего. В том числе и ее жизни. — Жан Хатун оставил письмо. Я покажу его Султану. Я достану Лютера из-под земли. Альфа говорил вскрадчиво. Злоба так и сочилась из него, и Мария понимала. Хуже всего то, что она знала, что это за чувство. — Лютер убил свою любовь. Он убил твою мать. Он убил моего отца. И теперь он на вершине. Он сделает все, чтобы защитить свою шкуру, в том числе и убьёт Султана, а твой сын хранитель его покоев. Как думаешь, что сделает Лютер с Николасом, когда тот вернётся? — О-он его сын… О-он не может… — Почему ты думаешь, что его это остановит? Мария не верила, что смотрит на того же самого мальчика, что ее муж обращал в веру в детстве. Это мстительное создание не может быть им. Кевин, которого знали все не мог говорить такие слова. — Он убил моего отца. Сказал тогда Кевин на ее вопросы. — Он отобрал у моей матери мужа. У моих детей деда, а что он заберет у твоего сына? Что он уже забрал у тебя?! Слова были жестокими и резали правдой. Неужели это так? Лютер забрался на вершину, окружил себя сторонниками, схоронился в гереи, словно в крепости. Он посягнул на жизнь Паши и не просто Паши, а Великого Визиря! Смерть Жана Хатун была неожиданной и жестокой. Откуда Марии знать, что это не Лютер расправился с ним? В тот день делегация из герей приехала обращать в веру наложниц Падишаха. Некая наложница вдруг попросила Марию о разговоре наедине, но когда женщина пришла в назначенное место, то обнаружила сына покойного Великого Визиря. Юноша выглядел не очень. Он был бледным, а под глазами залегли синяки. Не такие критичные, но у альфы явно были проблемы с отдыхом. И Мария понимала почему. Она знала причину. Они оба знали. Кевин положил на выступ стены сверток. Любопытство подстегнуло Марию развернуть его, но она отшатнулась, когда увидела содержимое. Это был осколок того самого меча. Осколок той ночи, когда жизнь женщины разделилась на «до» и «после». Мария не помнила, почему, но ее маленький народ путешествовал от места к месту в поисках своего дома. Они были дружны. Малышка считала их всех своей большой семьёй. Отца она не знала вовсе, да и мама никогда не говорила о нем. Мария думала, что спросит позже. Она думала у нее есть это «позже». До того самого дня. Когда эти альфы появились на пороге. Люди Марии были уставшими. Они целый день развлекали толпу представлениями и расположились на окраине города, чтобы отдохнуть. Когда Мария проснулась, большая часть ее семьи была безжалостна вырезана… Она бежала. Бежала как можно дальше. Ее мать. Амалина хрипела, держа дочь за руку. — У… хо… ди… Кровь вырвалась из приоткрытого рта женщины. Ладонь на животе уже не могла сдерживать кровь из зияющей раны. — Девочка моя… Я люблю тебя… «Я люблю тебя» было последним, что сказала ей мать. «Я люблю тебя» было первым, что сказала Мария своему сыну, когда он еще даже не родился. «Я люблю тебя» слова, которые ее мужу никогда не доводилось слышать. В тот вечер Мария бежала. Она спряталась в корнях деревьев, но ее это не спасло. Люди в красных одеждах нашли ее под утро. Они привели ее к незнакомому мужчине, и тот задавал много вопросов. Мария поняла — сейчас решается ее судьба. И она соврала. Она врала, что ничего не помнит. Врала, что счастлива выйти замуж. Врала, что довольна своей жизнью. Одна. Сплошная. Ложь. Лишь в одном была настоящая правда. Видя, как ее сын всякий раз дает отпор Лютеру, сердце Марии радовалось. Она не смела подержать его, не смела поднять головы и пойти против мужа, но глядя на Николаса, всякий раз она видела те далекие дни, когда ее народ путешествовал. Николасу был подошла фамилия Флокси. — Прости меня, Всевышний отец, — шептала Мария, стоя лицом к стене. Гереи служили настоящей крепостью. Когда городские ворота не выдерживают натиск нападавших, стены герей становятся единственным местом, где простой народ может найти защиту. Двери гереи видели тараны. Эти стены штурмовали осадными орудиями. Мария смотрела на все это, ощущая себя в тюрьме. Нет ни окон, ни потайных проходов. Женщина обошла кровать и встала напротив двери. В этой комнате не было ничего, кроме простой кровати и пустого обычно стола. Сейях должен отдавать всего себя молитве. Предыдущий сейях так и делал. Он молился изо дня в день на коленях за будущее империи. Лютер не был таким. Он мечтал о богатстве и славе. Запереть его в гереи было далеко не его идеей, а Димачо Паши. Тот же мужчина, что задавал ей много вопросов в прошлом. Мария не думала, что Паша ей поверил, поэтому и запер ее в этом же гереи, женив на своем непутёвом воспитаннике. Лютер хотел Жана, и Мария искренне надеялась, что с омегой все в порядке. Жаль, что ее надежды оказались напрасны. Лютер появился в дверях. Мария приняла покорный вид — опустила глаза и плечи, сгорбилась как старая дева. Покорность жены невероятно бесила Лютера. Он хотел страстную, вольную, статную омегу, а получил запуганную и смиренную альфу. Мария не знала был ли Жан таким, как хотел Лютер, или тот просто навыдумывал себе, но недовольный вид альфы доставлял Марии неимоверное удовольствие. Она готова была склонять голову, лишь бы чувствовать, что муж был ей разочарован. — Что за пир? — Спросил Лютер. На пустом обычно столе сейчас стояло вино и вкусности. Их было не так много, но из скромного убранства комнаты они определенно выделялись. — Эрик Калфа подал, — покорно ответила Мария. — Он хотел выразить признательность нам, как родителям Николаса. Лютер презрительно фыркнул. — Как-будто его попытки замолить грехи чего-то стоят! — Рыкнул альфа. Мария мечтала, чтобы ее мужа прямо сейчас поразила молния. Сегодня она впервые обняла внучку. Эрик был так добр, так любезен. Он знал, что отец и мать причинили ему мужу боль, но всё равно пытался наладить с ними общение. Он позволил Марии увидеть его дочь. Мария не справилась со слезами. Эрик был хорошим человеком. Ее сын сделал правильный выбор. Ники не пропадет. — Убери это, — сказал Лютер, отмахиваясь от знака мира между семьями, — нам не нужны подачки. Мария снова покорно поклонилась. Лютер скривился и принялся готовиться ко сну. Мария вышла из комнаты и увидела двоих риги, дежуривших неподалёку. Она позвала их и попросила отнести еду и вино и раздать остальным. Мария знала, что Лютер не съест это. Она знала, что тот откажется, поэтому и приняла подарок Эрика. — Туши свет и ложись спать, — приказал Лютер, уже лежа на кровати спиной к жене. Мария медленно тушила свечи одну за другой. Она вспоминала то немногое время, что смогла провести с сыном, и была благодарна за такой подарок — увидеть внучку. Осталась только одна свеча. Мария развернулась и медленно подошла к кровати. Она забралась наверх, и та жалобно скрипнула. — Свет! — Прорычал Лютер. Мария наклонилась к полам одежды, вытащила кинжал и попросила: — Дорогой, повернись ко мне. Как только мужчина сделал это с самым недовольным взглядом, лезвие полоснуло по его горлу. Глаза Лютера расширились, руки взметнулись к шее, зажимая рану. Мария размахнулась и ударила в живот сквозь тонкое одеяло. Мужчина захрипел, но отпихнул ее и свалился с кровати. Мария вытащила второй кинжал и спрыгнула следом. Лютер пытался подняться, но жена ударила его в спину и он снова повалился. Одеяло тянулось за ним, пригвожденное к его телу холодной сталью. — За мою мать! — Кричала Мария сквозь слёзы. — За моего сына! Удар. Удар. И еще удар. — ЗА ВЕСЬ МОЙ НАРОД! Удар. Удар. И ещё… — СДОХНИ ТВАРЬ! Она вонзила лезвие снова и остановилась. Лютер лежал, не двигаясь. Его тело напоминало поле боя. Белые нижние одежды окрасились алым. Мария поднялась. Сбросила сорочку, которую надела специально, чтобы спрятать оружие и обошла кровать. Она снова села на нее, словно и не было кровавого следа на другой подушке и простынях. Мария опустила голову. Она держала в руках осколок меча. Того самого, что когда лишил ее матери. В какой момент женщина вытащила именно его, она даже не пыталась вспомнить. Мария подняла его, чтобы рассмотреть в свете свечи. — Мама… — Вырвалось у женщины тише шёпота. Рука резко опустилась, и тело Марии прошибло волной боли. — Я здесь, девочка моя…

***

— Их тела нашли только утром, — говорил Аарон. — Мария зарезала мужа, а потом себя. Нил уже держал на руках Вивьена, забрав сына в какой-то момент рассказа. Он повернулся к Эндрю. Тот смотрел на брата, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Кейтилин водила глазами от близнеца к близнецу. — Так что да, — закончил Аарон, — Лютер мёртв. Наверное… Надо сказать Ники? Эндрю ему ничего не ответил.