Лазарь с острова Рук

Как мальчик, игры позабыв свои, Следит порой за девичьим купаньем И, ничего не зная о любви, Всё ж мучится таинственным желаньем;

Н. Гумилёв, «Шестое чувство»

      Ваас шёл по пляжу и разглядывал песок под ногами, будто что-то обронил. Что-то очень мелкое и важное, потому что он буквально не поднимал глаз, чтобы взглянуть на лазурное море или на шуршащие впереди мангровые заросли.       На самом деле мужчина ничего не терял, разве что свою человечность, но это было в прошлой жизни. Сейчас всё по-новому, и человечность пока ещё при нём. Монтенегро просто думал. Вернее, фантазировал. Об это красноречиво говорило его лицо, особенно губы, уголок которых вдруг подпрыгивал, а затем опадал. Иногда эти же сами губы беззвучно произносили какие-то слова. Очень короткие, но довольно сильные по своему значению, потому что Ваас набирал воздух в лёгкие и шумно, как возбуждённый жеребец, выдыхал.       То, о чём, он думал, приносило ему удовольствие. Почти забытое удовольствие, в котором в прошлой жизни Ваас себе не отказывал. Подумать только, раньше он менял женщин гораздо чаще, чем перезаряжал свой любимый пистолет! Однако сейчас мужчина даже не знал, на что способен после ранения… но фантазировать-то ему никто не запрещал. Поэтому Монтенегро жадно впивался в своё воображение, до остатка выжимая из него образы, ощущения и даже звуки. Впрочем, он был доволен тем, что так старательно придумал в своей голове, и по нескольку раз возвращался к одной и той же картинке.       В какой-то момент под его ботинок попала шипастая раковина. И всё! Тщательно срежиссированный фильм для взрослых испарился, как мыльный пузырь.       — Блять, — скрипнул зубами Монтенегро, подхватил ракушку и закинул её в море.       Он хотел вернуться в собственные мысли, начать новую фантазию. Но ничего не получалось. Не возбуждало. Впрочем, Ваас всегда был таким капризным и чутким к переменам: чуть что не по его, всё, он обматерит и уйдёт, оставив «обтекать».       Пнув отшлифованную до бела палку, Монтенегро пошёл в сторону джунглей, пересёк дорогу и, найдя тропинку, поплёлся, куда глаза глядят.       В тени деревьев и гигантской травы ещё не растаяла свежесть ушедшей ночи. Она держалась земли невидимой вуалью и искрилась крупной росой. Ваас схватил банановый лист и, оттянув его вниз, резко опустил, позволив каплям мелким дождём лечь ему на лицо, плечи и грудь, потом двинулся дальше, всё так же срывая листья и надрывая лианы. Бесился.       Вскоре он наткнулся на мангостиновое дерево, остановился, чтобы посмотреть, есть ли плоды. Несколько штук как раз лежали на земле. Ваас их поднял, обтёр об майку и съел один, остальные рассовал по карманам. Он любил эти простенькие плоды, и мог объедаться ими до аллергического зуда… Поэтому одного мангостина оказалось мало, и он с удовольствием расколупал ещё один. Этот оказался слаще предыдущего.       Набрав ещё плодов, Ваас продолжил свой путь. Только гораздо спокойнее. Без терзаний ни в чём неповинной растительности.       Монтенегро чётко понимал, где находился, хотя на первый взгляд могло показаться, что он идёт наугад. Как бы не так. Для него деревья, кочки и торчащие из-под земли камни — это те же самые аншлаги на зданиях мегаполиса.       Оказавшись возле низины, в которой буйно росли жёлтые лантаны, мужчина решил сойти с тропы. Он знал: если в этом месте взять вправо и двигаться на северо-запад, то можно выйти к водопаду. Напиться-умыться, и так далее по списку возможных взаимодействий с водой.       Мужчина шёл осторожно и постоянно смотрел под ноги, чтобы ненароком не наступить на какую-нибудь гадину. Вполне возможно, что средненькая змея и не прокусит ботинок, но Ваас, будучи выходцем из племени Ракьят, с уважением относился к любой живности. Он даже как-то говорил: «Вот мне животину жалко. Мне вот человека не жалко, потому что человек — это тварь. Мне для него ни пули, ни ножа не жалко».       Вскоре водопад дал о себе знать: Ваас услышал его шершавое пение и резво, с былой прытью, ускорился.       Монтенегро перелез через поваленное дерево и замер в кустах. Возле водопада кто-то был.       Приглядевшись, бывший пират увидел вещи, которые лежали на камнях возле воды: какой-то уродливый рюкзак, пучок травы и одежда. Крупные листья монстеры практически закрывали ему обзор, но Ваас влез на какую-то корягу и увидел автоматическую винтовку и тёмно-зелёные ботинки. На адреналине он не сразу сообразил, чьи это могут быть пожитки, но потом пазл сложился — из воды вынырнул Джейсон Броди.       Американец положил руки на камни и, подпрыгнув, подтянулся и вылез. Он был абсолютно наг, и Вааса удивила белизна его задницы, которая выглядела совершенно инородно на фоне загорелого торса. Как будто её отрезали от одного тела и приставили к другому…       Монтенегро в принципе никогда не видел таких белых жоп, и не думал, что они такими бывают, и что люди с ними живут.       Джейсон какое-то время посидел на месте, а затем немного откинулся и, удерживая себя на вытянутых руках, подставил солнцу грудь и лицо. Сидевший в кустах Ваас изо всех сил напрягал глаза и вытягивал шею. Ему было чертовски интересно рассмотреть подробности. Разумеется, он бы мог просто выйти к парню, а не сидеть в зарослях, как партизан, но что-то его останавливало. В конце концов, Монтенегро не знал, с чего начать разговор, и как Джейсон отреагирует на его появление. Особенно сейчас, когда между ними пробежала чёрная кошка.       После того случая с ливнем, Ваас долго думал над тем, что почувствовал, когда Броди попросил его снять мокрую одежду. В большей мере он винил во всём настойку, и искренне желал, чтобы причиной его странного желания был только градус. «Я не гомик, и никогда им не был», — твердил он себе. Но всё-таки в стройном ряду дрожащих от испуга мыслей затесалась одна паршивая овца, которая портила всю картину. Сомнение. Чтобы от него избавиться, вычесать, как блоху, Монтенегро ещё с большим усердием повторял, причёсывая собственное сознание жёстким гребнем утверждения: «Я не гомик, и никогда им не был. И не буду!». Но Сомнение, как гнида, застревала между зубцами, лопалась и отравляла своими соками волокна истин, нарочно выедая только «не» и «никогда».       Именно из-за этой внутренней борьбы Ваас ограничил общение с Джейсоном, сделался подчёркнуто невыносимым, чтобы самому парню лишний раз не хотелось к нему подходить и донимать разговорами.       Ваас спустил одну ногу с кочки и упёрся носком в землю. Мужчина не мог сказать точно: наблюдал он или любовался. Впрочем, наблюдать, и любоваться было за кем и просто — кем. Если отбросить ослепительно белый зад американца, забыть про него, то его тело было хорошо слажено. Крепкие жилистые плечи, упругие «банки» на руках, которые ходили под загоревшей кожей, поджарые бока и сильные ноги. Джунгли здорово изменили Джейсона Броди. Они сделали из щуплого и неказистого птенца настоящего хищника. Ваас чувствовал в нём силу, которой он лишился, и возвращение которой ждал с нетерпением.       Сладко потянувшись, Джейсон провёл рукой по груди, будто смахивая капли. Потом ещё раз, только гораздо медленнее. Затем он накрыл рукой член. Чуть-чуть раздвинул ноги и полноценно обхватил пальцами головку. Немного помассировал её, скользнул вниз к мошонке и вернулся к исходному положению.       Монтенегро окаменел. Все его мышцы, кроме сердечной, стали твёрдыми. Не моргая, он смотрел на происходящее и вдруг почувствовал внезапную сухость на языке. Ему следовало бы отвернуться или спуститься вниз, к самой траве, и замереть в ней, как оленёнок. Но не стал. Смотрел дальше.       Член Джейсона приобрёл упругость и слегка приплясывал в ласкающей ладони парня. Немного прогнувшись в пояснице, Броди ускорил движения, плотнее смыкая пальцы у основания. Он кратко посмотрел перед собой и, закусив губу, запрокинул голову. И не сбавлял темпа.       Если это было бы возможно, то у Вааса бы уже давно начал валить дым из ушей, да такой густой, что проплывающие мимо острова корабли посчитали бы, что кто-то терпит бедствие. От напряжения Монтенегро вцепился рукой в штанину, собравшуюся гармошкой на колене, и боялся ослабить хватку, будто он держит не собственные штаны, а всё своё самообладание!       Парень финишировал, слегка подпрыгнув на ягодицах. Он ещё какое-то время водил пальцами по стволу, заставляя его дёргаться, а потом отнял руку и лёг на локти.       Отдышавшись, Джейсон перевернулся на бок, медленно поднялся и соскользнул в воду.       Ваас с большим трудом протолкнул густую слюну в пересохшее горло. Это единственное, на что он был способен в этот момент. Если бы сейчас кто-то напал на него со спины, то мужчина бы не пошевелился, упал бы на землю, как тупой истукан и лежал бы, покрываясь мхом. Через несколько тысяч лет его бы нашли археологи, отмыли и, сделав частью экспозиции памятников древней культуры, с умным видом заявляли бы: «Это древний бог плодородия. Посмотрите, какая у него внушительная эрекция!»       Монтенегро не понимал, что он чувствовал. Ему казалось, что его изнасиловали по его же собственному согласию. Но на почтительной дистанции, без рук и даже неосознанно — ведь Джейсон не знал, что за ним подглядывают! Получается, что виноват даже не американец, решивший вздрочнуть на лоне природы, как в старые добрые эдемовские, а Ваас, который за ним наблюдал из-за кустов.       Броди закончил с купанием и начал одеваться. Взвалил рюкзак на спину, подхватил пучок травы, закинул винтовку и пошёл. Как ни в чём не бывало.       Ваас всё ещё оставался на месте. Хотел выждать время, чтобы парень ушёл подальше.       Когда оцепенение прошло, Монтенегро достал из кармана мангостин, почистил и съел. Перед его глазами всё ещё стояло красивое тело Джейсона Броди. Оно имело сладкий вкус мангостина.       

***

      Ваас вернулся в лагерь после обеда, в тот самый момент, когда все его обитатели качались в гамаках, наслаждаясь дневным сном, либо смотрели телевизор. Джейсона не было. Оно и к лучшему.       Тихо, не нарушая общего спокойствия, Монтенегро зашёл к себе, вывали на стол подобранные в лесу фрукты и сел на диван. Потом лёг. И незаметно для себя уснул. Сначала некрепко — его донимала муха, а потом на него навалился глубокий и яркий сон.       Перед ним танцевали девушки, крутили задом, делали красивые движения руками, но не поворачивались к нему лицом. Ваас тянул к ним руки. Порой ему почти удавалось ущипнуть их за полупрозрачные одежды и цепочки, которые украшали их гибкие тела и нежно, кристально-чисто, звенели при движении.       Танцовщицы водили вокруг мужчины хороводы, то смыкая круг, то размыкая его. Наконец Ваас набрался сил и сделал бросок, схватив одну из них за запястье. Она обернулась. Её лицо скрывала маска из серебристых нитей. Мужчина вгляделся в лицо и понял, что это не женщина. В этот же миг толпа танцовщиц заулюлюкала, развернулась и в один миг сбросила газовые одежды, под которыми были мужские тела. У всех, как у одной или одного, стоял член серпом. Ваас опешил и обвёл глазами всех «красавиц» с их «красавчиками».       Та девица, которую он схватил, тронула себя по виску и отцепила маску. С тонким мелодичным звоном она упала вниз… и Ваас увидел лицо. Это был Джейсон Броди.