Сломанный, но не сломленный

Небывалая радость на своих крыльях подхватывает Ацуши. Он тут же крепко обнимает Рюноскэ, прижимаясь к нему и счастливо улыбаясь, начиная победоносно мурлыкать. Акутагава оказывается тесно сжат между чужими руками и грудью. Его голова опускается на плечо тигра, а чёрные, как крыло ворона глаза закрываются. На губах внезапно появляется нечто удивительное — они слабо растягиваются в лёгкой улыбке. Накаджима, в какой-то момент опустивший глаза на парня, замечает это. Дыхание оборотня затаилось само собой: настолько прекрасно и неожиданно это явление. Извечно хмурое лицо Рюноскэ внезапно расцвело, заиграло новыми красками и стало в тысячу раз прекраснее, чем обычно. Страшно согнать, спугнуть, а потому Ацуши и вовсе замирает. — Спасибо тебе... — как звон хрусталя проносится в воздухе осторожная и неумелая фраза. Голос тихий, хрипловатый, но на удивление мягкий. Похоже, в моменты, когда Акутагава действительно счастлив, ему всё равно на прежние ссоры, ругань и битвы. Накаджима улыбается шире, заглядывая в самую глубь бездонных чёрных глаз, поглаживая угольного цвета макушку, волосы на которой к концам белели. Раньше тигр думал, что Рюноскэ специально красит пряди, но потом узнал, что по мере роста они у него почему-то седеют, оттуда и этот грязновато-белый оттенок. Странно это, но такое даже придаёт какую-то изюминку, очаровывает и выделяет Акутагаву среди других людей. — Пожалуйста, Рюш, пожалуйста! — воскликнул Ацуши, совершенно не следя за языком. В обычное время Рюноскэ за такое сокращение его б исправил, причём исправил остро, колко и обидно, но не в этот раз. Сейчас они оба слишком рады, счастливы и горды, чтобы портить этот момент такими пустяками. Они проделали огромную работу, они боролись и трудились, а теперь это всё вознаградилось. Если рука пошевелилась, то значит, можно будет развивать моторику и дальше, вернуть Акутагаве возможность что-то делать самому. Вернуть ему возможность писать, писать и ещё раз писать! — Скоро... Я смогу держать ручку, да?.. — тихо произносит Рюноскэ. Он поражён, сбит с толку и ужасно рад. Смятение его чувствуется во всём: робких словах, неловких паузах и странной, будто бы и вовсе нехарактерной для него паузе. Накаджима не может отпустить со своих губ гордую улыбку, вызванную не столько самой ситуацией, сколько реакцией Акутагавы. Раз он спрашивает, значит рассказы его важны и нужны, значит он действительно любит этим заниматься! В голове возникает странная идея, которая вполне может сработать. Но для этого придётся подготовить речь. Нет, три речи. А затем организовать встречу. Вдохновение — странная вещь, характерная, как правило, для творческих личностей, которые точно знают, куда его можно направить и как использовать. Ацуши себя никогда таковым не считал, отчего и чувство это посещало его весьма редко, но метко. В эти мгновения он загорался идеей настолько, что уже и не мог никак иначе, что он просто обязан был притворить её в жизнь. Светлые брови слегка хмурятся, пока двухцветные глаза начинают бегать по окружению, словно ища что-то. Мыслительный процесс Накаджимы был в самом разгаре. С каждой секундой желание только росло, захватывая сердце тигра всё сильнее, заставляя его биться чаще, а взгляд — гореть неистовым, ярким пламенем, которое, казалось бы, может спалить всю округу, если огонь этот не направить в нужное русло. Ацуши осторожно укладывает Акутагаву, отпуская его и поднимаясь. Такое решительное выражение лица могло насмешить. Слабый смешок вырвался у Рюноскэ, когда он посмотрел на тигра. Это было бы обидно, если бы пламя идеи не сжигало Накаджиму изнутри. — Мне нужно позвонить.