Сломанный, но не сломленный

Ацуши с улыбкой завязывает шнурки на ботинках Рюноскэ, которые были на ногах лишь для того, чтобы Акутагава не замерз, хотя ног он и не чувствует. Затем Накаджима кладет на его колени плед, укрывая темноволосого. — Тигр, нам обязательно идти на улицу вместе?.. — Неуверенно, с неким наездом, спрашивает Рюноскэ. Ему совсем уж не хотелось отправляться на улицу так, в коляске, неспособным даже пошевелиться. Они ведь наверняка кого-то встретят, а ведь Акутагава ненавидит, когда кто-то видит его слабости. На то они и слабости, что их необходимо скрывать. — Конечно! Прогулки на свежем воздухе очень полезны для здоровья! К тому же, ты бледный, как смерть, тебе солнышко нужно. — Мягко отвечает Ацуши, снова оглаживая головушку Рюноскэ и замечая, что тот снова морщится. — Что такое? Больно? — Не больно мне, чего ты заладил… — отводит взгляд Акутагава, сжимая зубы. Накаджиме причину такого странного поведения знать совершенно не обязательно. Каждый раз, когда Рюноскэ ощущает поглаживания по голове, он вспоминает о Дазай-сане. И с ним это не было наградой: один раз погладил и три ударил, такова была система жестокого учителя. Вскоре Акутагава разучился идти хоть на какой-то тактильный контакт, ведь уже инстинктивно боялся получить сильный удар по лицу, животу или же самому слабому месту — грудной клетке. После такого удара Рюноскэ сможет подняться на ноги лишь через несколько минут, ведь легкие парня и так слишком слабы. И Дазай знал это, знал и пользовался этим при тренировках, частенько направляя свои кулаки именно туда. — Ну ладно, но если что — говори, не молчи. — Чуть рассеянно говорит Накаджима, обходя Акутагаву и берясь за ручки коляски. Парень выкатил его из квартиры и, заперев дверь, вошел с ним в лифт, после чего они вышли на улицу. Яркие лучи света ударили прямо в угольно-черные глаза Рюноскэ, от чего тот сощурился, чтобы привыкнуть к дневному освещению. Ацуши направился с ним в парк, все же там очень хорошо гулять в это время. Тигр часто бывал там, правда, всегда один, ведь большинство его коллег в свободное время занимается кардинально другим, нежели прогулки. Собственно, отчасти и из-за этого Накаджима был рад взять к себе Акутагаву. Ацуши уже не был одинок, но дом его все еще пустовал, находиться там совершенно одному было невыносимо. Беловолосый и так бы взял себе кого-нибудь: котенка, щенка, может, даже ребенка из приюта, чтобы не было так удушливо тихо в его квартирке. Вскоре они дошли до парка. Накаджима улыбался, рассматривая деревья. Скоро уже весна, станет совсем тепло и хорошо. Снега почти не было, лишь в середине января выпало совсем чуть-чуть, да и то растаяло почти сразу. Рюноскэ был очень рад этому событию, ведь холод он ненавидел. Также, как ненавидел снег, слякоть, дожди и сырость. Слишком хорошо в память въелось детство, проведенное в трущобах городских, где царила плесень, сырость, душнота, грязь и мусор, в том числе и живой. Живой мусор — жители этих мест, на людей похожи не были. Маленькие, худые, чумазые, вечноголодные и дикие дети, что выживали в каменных джунглях бедствующего района Йокогамы. И выбралось лишь двое Акутагав: Гин и Рюноскэ, брат и сестра. Брат и сестра, долго шедшие рука об руку, но разлученные лишь сейчас. Разлученные злобной судьбой, без своего желания и согласия на то. Они должны встретиться, помириться, иначе зачем они прошли через всю ту боль, что осталась за их спинами? Разве они для этого ползли, шли, бежали всю свою жизнь, боролись за то, чтобы быть рядом друг с другом в тепле, в любви, которую они так и не получили? Нет, совсем не для этого. Брат и сестра должны быть рядом друг с другом, должны помогать, должны любить и оберегать друг друга… но Акутагава-старший идиот. Он все время отмахивался, отказывался от помощи, заботы и любви своей сестры. И к чему это привело? Его жалеет собственный враг. Собственный враг, а не родная Гин, забрал его из больницы. И за это Рюноскэ ненавидит себя еще больше.