Перелетные птицы

— Кто ты такая? Вали отсюда! Я очнулась в незнакомом месте и не сразу поняла, что обращаются именно ко мне. Голова страшно болела, горло — тоже. Ну конечно, вчера здесь полил дождь, и я промокла, как бездомная кошка. Причем промок и мой запасной комплект одежды — единственные вещи, которые у меня оставались. Они до сих пор так и не высохли, а теперь еще и наверняка пропахли сыростью в рюкзаке. Впрочем, из-за туч выглянуло неяркое солнце, и есть надежда, что вещи можно будет просушить. Надо мной склонился неприятный мужчина с усами. Он явно был зол, от него буквально разило потом, кислотой и немытым телом. Хотя я догадывалась, что и от меня пахнет не лучше. Жизнь на улице дает о себе знать. Я схватила рюкзак, который лежал у меня под головой, встала на ноги и прошмыгнула мимо мужчины. Улицы только просыпались после ночного сна. Дворники орудовали метлами, люди спешили на работу. Под моими ногами шуршали листья — август. Я нырнула между двумя плотно стоящими друг к другу домами. Во дворе, где я очутилась, совсем как у нас, были натянуты веревки. На них я и принялась развешивать мокрую одежду, а затем приземлилась под деревом. В животе урчало, во рту пересохло. Надо подумать еще и о еде с чаем (желательно горячим). Как же так случилось, что я, Милана Горская, известный блогер, оказалась в чужой стране за тридевять земель от родного дома? Хотя где он теперь, мой родной дом… У меня нет ни дома, ни документов, ни даже телефона, чтобы восстановить блог. Телефон отобрали еще при депортации, и я, выпрыгивая от преследователей через окно с одним рюкзаком за плечами, даже не успела никому написать. А ведь все и правда начиналось как сказка! Мои мысли прервал какой-то пьяный мужик, распространяющий стойкий противный запах: — Чего расселась тут? — сказал он, проходя мимо меня. — Не твоя территория. Связываться мне не хотелось. Еще заберут в полицию. А документов у меня нет, и отовраться я не смогу. Точнее, документы были, я как раз сунула свой паспорт в рюкзак при побеге. А вот в первый вечер в Стамбуле, по дороге на заселение, мой паспорт украли. Мне до сих пор не верилось в происходящее. Настолько, что хотелось плакать. Уже неделю я жила на улице. Благо, теплая стамбульская погода позволяла принимать душ на пляже и стирать одежду. За пару дней из блогера с всегда накрашенным лицом, аккуратным маникюром и уложенными волосами я превратилась в нищенку. Мне охотно подавали кусок хлеба или монетку, когда я сидела у мечети. Но на этом долго не протянуть. Я уже похудела, даже ранее плотные джинсы теперь болтались на мне. Сложив так и не просохшие вещи в рюкзак, я пошла дальше. Сложно было блуждать по городу, даже не зная, где именно я нахожусь. А я ведь слышала что-то об опасных районах Стамбула… Ох, черт, не хотелось бы попасть именно в такой. «Ладно, Мила, сосредоточься на том, что ты сейчас на свободе, — сказала себе я. — А ведь могла бы давать интервью пропаганде в твоей родной стране! А потом тебя бы увезли в следственный изолятор, где ты бы сидела несколько месяцев. А потом — в колонию лет на десять, не меньше. А так ты в Стамбуле, пусть пока без денег и вещей, но все как-то наладится». Дорога шла в гору, и я очень скоро устала подниматься. Горло сдавливал кашель, щеки горели. Не иначе, у меня температура. Оно и немудрено — ночью такой ливень хлестал. Завернув на симпатичную узкую улочку, я поняла, что моих сил больше нет. Без завтрака — нормального завтрака — я долго не протяну. Присев отдохнуть, я почувствовала, что сознание потихоньку начинает уплывать. — Уберите ее отсюда! — послышалось мне, а потом я окончательно провалилась в сон.

***

2022 год — Мила, прыгай! — крикнул Дима, когда мы были на самом верху забора. Внизу — темнота и пустота. Даже непонятно, сколько метров до земли. Если прыгну — выживу ли? А впрочем, что мне терять. Там оставалась только тюрьма. Тюрьма за то, что я высказала свое мнение два года назад. — Я боюсь… Давай ты первый. — Нет, ты первая. Если они добегут, — он кивнул в сторону, откуда слышался лай собак, — хотя бы ты спасешься. Прыгай! — и он буквально толкнул меня. Я не успела сгруппироваться и рухнула вниз, чувствуя, как ногу пронзает страшная боль. — Мила! — позвал Дима, оказываясь рядом. — Фух, жива, слава Богу! Мы уже в безопасности. Сейчас пойдем искать помощи. — У меня нога болит, — простонала я. — Держись, милая, мы уже сбежали. Поднимайся. Осталось совсем немного. Он потянул меня за руки, заставляя подняться, но я практически сразу со стоном рухнула обратно. Нога и правда болела так сильно, что у меня просто не было выдержки терпеть. — Милана! Вот так, все хорошо, — Дима подхватил меня. — Обопрись на меня. Идем, там машина шумит. Слышишь? Чуть-чуть осталось. Мила, мы столько преодолели! — Ладно, — всхлипнула я и заковыляла, поддерживаемая моим молодым человеком. Практически сразу по нашим глазам полоснули белые огни — пограничники. Дима усадил меня под дерево и бросился к ним: — Помогите! Моя девушка сломала ногу! Мы сбежали из тюрьмы, из Беларуси, через забор. Помогите! Буквально через несколько минут я очутилась на руках у пограничника, крепкого мужчины лет сорока. А вскоре оказалась на заставе, под теплым пледом. Нам предложили чай и бутерброды, что было весьма кстати. В животе у меня урчало от голода, и я, забыв о боли, жадно глотала куски хлеба с колбасой. Роль рассказчика взял на себя Дима, я только изредка добавляла комментарии — о том, как мы проголосовали против действующей власти, о том, как потом вышли на протесты, как отсидели по пятнадцать суток, затем — еще раз по пятнадцать. Как затаились, чтобы не было проблем. Я чудом закончила университет — меня решили додержать до последнего курса. Еще бы, лучшая студентка специальности «востоковедение», да еще и идущая на красный диплом… Как спустя два года нас нашли на каких-то старых фотографиях в чьем-то телефоне и пришли, чтобы арестовать. Дима рассказал про СИЗО и пытки, про то, как мы получили по три года в исправительном учреждении открытого типа и как решились сбежать. — Пишите заявления на предоставление убежища. После заполнения бумаг полицейская машина отвезла меня в больницу. Дима все это время был рядом со мной. В мрачную литовскую ночь приемное отделение крупнейшей клиники пустовало. Полицейский объяснил зевающей сонной женщине-доктору, что со мной случилось, затем передал ей какие-то документы. Мою несчастную ногу, которую я уже почти перестала чувствовать, осмотрели, затем на инвалидном кресле отвезли меня к окошку регистратуры. Еще через час я оказалась на улице с гипсом. — Куда теперь? — спросила я у Димы. — У меня есть деньги на одну ночь в отеле. Выспимся, а утром придумаем, что делать. — Хорошо, как скажешь. Бесплатный скоростной интернет позволил нам заказать машину такси. Вскоре за нами приехал молчаливый водитель. Дима помог мне погрузиться на заднее сиденье, затем назвал адрес отеля, как я поняла, где-то в центре города. Я устала и почти засыпала. Небо уже начинало светлеть — выходит, скоро утро. Ночь в отеле была беспокойной. Пока мы заселились, пока умылись, сумерки за окном потихоньку рассеялись. Я легла в мягкую кровать и не поверила своему счастью. После нар в изоляторе временного содержания и затем СИЗО, после продавленного верхнего яруса в так называемом общежитии в какой-то деревне, где я отбывала наказание, после двух дней по лесам спать в постели, на чистом белье было чудом. И плевать на сломанную ногу.

***

Я пришла в себя на чьих-то коленях и удивилась. Это была небольшая комнатка с огромным зеркалом, столиком со стаканчиком кофе и кучей одежды. В нос мне ударил аромат чьих-то духов. Я оглянулась и увидела, что надо мной склонилась кудрявая темноволосая девушка. — Ты как? — спросила она у меня. — Хорошо, — ответила я. — Где я нахожусь? — В караване для актеров. — О Боже! Только не говорите, что вы актриса, и я вас не узнала! — Нет, что ты, я не актриса, — усмехнулась девушка. — Я так, принеси-подай. Меня зовут Санем. А тебя? — Милана. — Ми-ла-на, — по слогам повторила новая знакомая. — Ты не местная? — Нет, я из… — черт, а откуда я? Грани стерлись, и я уже сама не понимала. Родилась и выросла в Беларуси, но из родной страны пришлось бежать, потому что находиться там стало опасно. Но и принявшая меня Литва не стала мне родным домом. Точнее, она была им почти два года. Все время, пока я боролась за то, чтобы там остаться. — Санем! Санем, ты где застряла? Полиция приехала! — послышалось снаружи. Мое сердце заколотилось. — Только не полиция! Пожалуйста, только не полиция! Помоги мне, Санем, я тебя очень прошу! Мне никак нельзя в полицию! Лицо девушки изменилось: — Ты совершила преступление? — Нет, нет, конечно! Я не могу, потому что у меня нет никаких документов! Санем на секунду задумалась, а затем решительно сказала: — Я поняла. Давай вот как сделаем. Ты сиди тут, а я им заговорю зубы пока. И потом придумаем, что делать. — Ладно, — кивнула я, чувствуя, как по телу разливается приятная усталость и слабость. Не знаю, сколько еще прошло времени, но когда я вновь открыла глаза, надо мной склонились уже двое: Санем и незнакомый мужчина. — Джан, что делать? Она вся горит. Ей очень плохо, — обеспокоенно произнесла Санем. Мужчина вздохнул: — Ты что-то узнала о ней? — Ничего. Она даже не сказала, откуда она. Хотя по-турецки говорит хорошо, пусть и с акцентом. И кожа такая белая… — Да, она не похожа на местную. — Такое чувство, что она живет на улице. Что же с ней случилось? — Наверняка ограбили или, не дай Аллах, что-то хуже… Но ты молодец, удачно соврала полиции, что девчонка сбежала. — Конечно, нельзя же им отдавать ее в таком состоянии. Я ее одеялом тут накрою, пусть поспит. А потом что-нибудь придумаем. Поверх и правда опустилось что-то тяжелое. Я облизала пересохшие губы. Горло нещадно саднило, голова болела и хотелось пить. Но ничто в мире не заставило бы меня сейчас вылезти из-под этого теплого и мягкого одеяла. Я закрыла глаза и провалилась в сон. — Ну как она, доктор? — услышала я через еще какое-то время. В вагончик снова вернулась Санем, да еще и не одна. — Температура высокая, да и истощение… Я сделал ей укол, температура должна пойти на спад. — Спасибо большое, — это уже был голос мужчины, Джана вроде бы. Дверь хлопнула. Затем надо мной снова наклонились. Я попыталась разлепить глаза и услышала: — Тише-тише, спи, все в порядке… — Можно попить пожалуйста? Все вокруг было в каком-то тумане. Мне принесли чаю, и я с трудом удержалась, чтобы не выпить горячую кружку залпом. От напитка горло понемногу успокоилось, хотя мое состояние все еще было скверным. Сейчас я даже с трудом могла вспомнить, как меня зовут и что я делаю в Стамбуле. — Ты как? — спросила Санем. — Более-менее, — это слово я все-таки вспомнила. — Сейчас придет Джан, и мы поедем домой. — Куда? — Ко мне домой, — уточнил Джан, заходя в вагончик. — А… Я не помешаю? — Нет, у меня есть гостевая спальня. Мне стало стыдно. Это опять, что ли, придется жить за чужой счет? Я так не могу. Но с другой стороны, я была совсем без сил, и кажется, эту помощь следовало принять. — Хорошо, — вздохнула я, проваливаясь в сон.