Главное-стерильность

Было не секретом, что рано или поздно путешественнице придется иметь дело с фатуи напрямую. Вряд-ли такая перспектива внушала ей хотя бы толику уверенности. Бывали моменты просвещения, когда переживания о будущем покрывали некогда здравый рассудок пеленой. Словно мало пропавшего брата, в поисках которого проходило всё её время. Казалось, словно с каждым регионом переполнялась Чаща того отчаяния, которому она так упорно пыталась не предаваться. А найдется ли вообще? Где сейчас? Жив ли? Увидит ли хотя бы ещё раз? Почему никто ничего не знает и не говорит? Или не хочет говорить... Ответы, к которым она приходила, лишь ещё больше удручали. Вырываться из этого состояния было скорее вынужденной мерой, чем добровольной. Словно было странное утешение в объятьях отчаяния, которое всё чаще назревало после выполнения поручений. Психика молила о передышке, раз за разом вгоняя её в состояние апатии. Вот только иначе никак. Она не могла позволить себе списать все те усилия лишь из-за минутной слабости. Однако это одно мгновение безнадеги превращалось в несколько, а потом и вовсе становится более привычным состоянием, чем эйфория и уверенность, присущая ей ранее.

Один, два, три, четыре

Путешествие в инадзуме скорее пошатнуло её, чем вселило уверенность. Один из предвестников мёртв. Как бы она не пыталась убедить себя в необходимости этой меры, все доводы в эту сторону откидывалась по причине нравственной извращенности таких мыслей. Желать другим смерти отвратительно, даже если этот кто-то не очень хороший человек. По крайней мере, такую мораль она себе внушала долгое время. Бремя совести стало... Привычным? Вероятно, не из-за факта фактического убийства, а из-за безразличия к этому, отсутствию эмпатии к этой предвестнице. Однако двигаться вперед необходимо. Она чувствовала, что скоро точно что-то узнаёт про брата. Бубнеж Паймон под боком, знакомые спазмы в ногах, прохлада ветра и запах свежести... Сумеру наконец-то предстал перед глазами, готовясь обнажить свои тайны и истории. Грудь наконец за долгое время наполнилась решимостью. Почти половина пути позади. Даже выходки фатуи, чьи мотивы она понимала лишь смутно, не волновали её сейчас. Прежние терзания души отступили на второй план, уступая место проблеском надежды. И вновь новые знакомства, помощь местным жителям, изучение опасных созданий этих земель. Это всё успевало бы надоедать, если бы не странно новая динамика происходящего. Слишком это всё быстро... Словно трудности вовсе таковыми не являлись, словно чтобы перешагнуть их, было достаточно не шаркать ногами о пол. Как бы то ни было, она наконец подошла к тому моменту, который мы смело можем назвать переломным. Встреча с доктором. Тем странным человеком в пугающей маске, в чьи слова она при всех усилиях не могла вникнуть. Оцепление в этот самый момент подобно цепям сковало всё тело, заставляя услышать биение собственного сердца, несмотря на шум толпы вокруг. Черт, черт, черт! Где же эта хваленая решимость, о которой уже около нескольких месяцев поют барды мондштадта и слагают легенды в Ли Юэ? Пальцы побелели, сжимая меч в ладони. Мозоли неприятно вжались в дерево ручки, что вызывало почти привычный дискомфорт. Золотистые глаза устремились на одной точке. И этой точкой стала тошнотворная улыбка безумца перед ней. Хотелось что-то сделать. Хотелось, но она не могла. Почему не могла? Страх. Страх скорее долгосрочный. Вновь разум вернулся к выводу о том, что с Фатуи ей так или иначе придется иметь дело. А сломить свою судьбу здесь и сейчас она была не готова. Быстро из ступора её выдернуло тело, что возникло прямо перед ней, закрывая от толпы, что неминуемо настигала её. Мозг подал срочный импульс. И вот, ранее обездвиженная тушка путешественницы бросилась в бег, по прежнему сжимая меч в руках, словно последнюю прерогативу. Мысли вихрем вскружили голову. Ветер вплетал в волосы листья и песок, заставляя Люмин щуриться и прикрывать глаза рукой. Верная спутница, чьё присутствие оставалось за приделами осознания девушки, летела за ней, попутно выкрикивая что-то нечленораздельное. Слова оставались без должного внимания. Её мысли прибывали в совсем другом месте. Почему она сейчас в таком возбуждении? Почему кидает и в холод и в жар одновременно? Почему она сейчас испытывает такую ненависть и страх одновременно? Вряд-ли это можно было назвать чем-то, что ведет к лучшему. Именно с этого начался сложный механизм плана фатуи, целью которого стала никто иная, как сама Люмин.