Placebo

      Существовал ли человек, который не знал любимую группу Глеба? Он так часто упоминал артистов, чью музыку был готов заслушать до дыр, что, ему казалось, осведомлены были все.       Из-за специфики своей работы он слушал огромное количество треков ежедневно и мог похвастаться своим музыкальным вкусом. Много кого любил и много чье творчество считал легендарным. Но, в отличии от своих же слушателей, концерты посещал очень редко. То визу заграницу не давали, то график не позволял. Мог только к друзьями придти и даже выступить с ними на одной сцене, однако все это считалось частью его работы, но уж точно не беззаботным времяпровождением в качестве фаната.       И вот этот момент настал. Неожиданно Пласибо анонсировали мировой тур и выложили афишу с указанием, что они обязательно заедут в Стамбул. И тогда Глеб решил, что это знак. Нужно наплевать на все дела и обязательно съездить на концерт. Если раньше он был подростком без денег и возможностей, то сейчас у него было и то, и другое. И накопленные сбережение, и возможность отпроситься у лейбла на несколько дней.       Но лететь в другую страну, совершенно ему не знакомую, одному было страшно. Именно поэтому Глеб настоял на том, чтобы компанию ему составил Серафим.       Уговаривать долго не пришлось, тот не отказался. Сима не устоял перед соблазном вырваться из плотного графика бесконечный чехарды рабочих моментов и прочих дел, улететь в Турцию и побывать на концерте известной на весь мир группы. И при этом сохранить все в тайне до самого последнего момента, чтобы устроить сюрприз в виде счастливых кружочков и историй, обескуражив своих поклонников и знакомых.       В один из дней парни созвонились, обсудили все моменты. Подобрали удобный им рейс, порадовались отсутствию визы, и даже успели урвать последние билеты на сам концерт. Хотели на балкон, но из предоставленных вариантов был только танцпол. Им, как двум артистам, выпала отличная возможность вжиться в образы своих фанатов и потолкаться как следует со всеми за право занять лучшее место и лучший обзор на сцену. Прочувствовать все на своей шкуре, так сказать.       Но Глеба не пугали никакие трудности. Он целый месяц думал о предстоящем событии. Он каждый день смотрел на календарь, не веря в то, что в августе он встретится с кумирами - людьми, чьи альбомы увековечились в виде винила у него дома на полке, на самом почетном месте.       За пару дней до вылета Глеб собирал чемодан с огромной радостью и теплым, растекающимся по всему телу чувством счастья от мысли, что все то, что он обычно делал для других людей, теперь устраивали для него. Он как никогда понимал своих поклонников и всю важность момента. На песнях группы он вырос, с ними он прошел через многие трудности.       Предстоящий концерт давал ему мотивацию жить. Он создал себе цель, ради которой просыпался каждый день, ехал на студию, а потом точно так же пел свои песни. Для него выступление Пласибо было важнее, чем любой его большой сольный концерт в Москве. И он молился, чтобы ничего не случилось: мероприятие не отменили, он не заболел или что похуже.              Это была долгожданная поездка в Турцию. Глеб мало путешествовал и уж тем более никогда не горел желанием посещать жаркие страны, но в этот раз он с нетерпением ждал путешествие. Сначала вредничал, а потом не удержался и бросил в чемодан купальные трусы, хоть и не любил жару. Понимал, что они едут в ад, потому что летний сезон в Турции именно это из себя и представлял. Но ради Пласибо был готов получить тепловой и солнечный удары, все еще лелея свою мечту в сердце.       Даже самолет не испугал Глеба, который обычно начинал трястись сразу, как только его ноги ступали на территорию аэропорта. Прилетали в Стамбул они в пятницу, а концерт должен был состояться в субботу. И Викторов с нетерпением ждал, когда пройдут полтора дня и он наконец-то окажется в месте, о котором думал целый месяц, взращивая самые разные образы в своей голове, представляя, как это будет выглядеть и как все пройдет.       Но, когда парни оказались в Турции, от хорошего настроения Глеба и позитивного (что бывало редко) настроя не осталось и следа. Как только они с Серафимом получили багаж, покинули зону прилета и вышли на улицу, они тут же растворились в огромной толпе туристов, стоявших на адском пекле в двенадцать часов дня. Все галдели, пытаясь разобраться с автобусами. И повсюду слышалась русская речь, как будто и не выезжали за пределы Москвы. Глеба даже не спасал его худи с капюшоном, натянутым до носа. Его узнали в чужой стране, попросив сфотографироваться.       Лучше бы Глеб не одевался так тепло. Было жарко. Безумно жарко и очень душно. Проходя паспортный контроль, он замерз в аэропорту под кондиционером и вспотел в первую же секунду на улице. И теперь парень чувствовал себя липким, потным, ему было противно от самого себя. Он толкался с другими людьми, пока Серафим пытался найти нужную им стойку с указанием их турфирмы. Они приехали всего лишь на три дня, но им точно так же нужно было пройти все круги ада: найти автобус, дождаться других туристов и только потом поехать в отель.       Серафим чувствовал себя прекрасно, а вот Глеб терпел, сцепив зубы. Все ради любимых артистов. Все ради тех, кто когда-то вдохнул в него надежду на счастливое будущее, хоть их песни иногда несли печальный смысл. Ему как никогда хотелось принять душ и смыть с себя все прелести жаркой страны.       Пришлось снять с себя худи и, помимо всех прочих вещей, таскать толстовку в руках. И тогда к Глебу снова подошли с просьбами дать автограф. Казалось, что фанатов в Турции он встретил больше, чем за всю жизнь в Москве, от чего хотелось провалиться под землю и скрыться. Если бы имелась такая возможность, то он приехал бы в день концерта и улетел сразу после него. Но к сожалению, единственные билеты оставшиеся в пик туристического сезона, выпали конкретно на эти рейсы. И ему нужно было как-то дожить до субботы.       С горем пополам парни нашли нужный им автобус. Пришли самыми последними, собрав на себе все недовольные взгляды замученных от духоты раскрасневшихся людей. Зато никого не ждали, сразу поехали в отель, слушая монотонное бормотание гида.       И как ждали их, так и мальчики потом медленно сходили с ума в салоне, пока автобус стоял на парковке какого-то базара. Пожалели, что не заказали такси или любой другой трансфер. А потом снова ехали, и еще заселялись в свой отель минут тридцать. И после такой сложной дороги Глеб не то что не хотел изучать окрестности и наслаждаться местным колоритом. Он даже насчет концерта уже сомневался. Единственным его желанием было - утопиться в бассейне, потому что он устал так сильно, что его батарейка разрядилась до нуля.       Зато Серафим оставался бодрым. Пока Глеб валялся на прохладной кровати под кондиционером в их номере и приходил в себя, он успел сходить в душ, переодеться и даже разобрать чемодан.       - Почти четыре. Еще успеем искупаться, - радостно сообщил он, раскладывая вещи по своим местам. Глеб пожал плечами. В отличии от Сидорина, он никогда не был любителем плавания, да и отдыха в принципе. Он даже чемодан не стал распаковывать. Просто прыгнул в уличной одежде на матрас и закрыл глаза, пока его голова и все тело гудели.       - Брат, давай отдохнем, - простонал он. - Я так заебался.       - Мы в Турции, нехуй в номере сидеть. Ты когда последний раз был заграницей?       - Ты как моя мама, - не поднимая голову с подушки, Глеб ухмыльнулся. - Я бы лучше поискал бар.       - Тебе лишь бы нажраться, - съязвил Серафим, но это была приятельская шутка, нежели серьезный упрек. Он сам был не против выпить после тяжелой дороги, но пока что ему хотелось искупаться до захода солнца.       Немного отдохнув, парни пришли к решению: Серафим идет на пляж, а Глеб остается в номере один и игнорирует прелести турецкого отдыха. Ему не нужен был ни бассейн, ни море, ни какие-то развлекательные программы. Правда кое-что не давало ему покоя.       Еще в Москве они оплатили «все включено». И, конечно, Глеб не мог не поинтересоваться местом расположения бара со спиртными напитками. Одна только мысль о холодном пиве после такого насыщенного дня помогла ему подняться с кровати, умыться и отправиться на ресепшен.       В лобби отеля было прохладно и хорошо. И после кружки пива за барной стойкой, а потом еще и нескольких коктейлей, настрое тут же улучшилось. Да еще и на улице стемнело и страшная жара наконец-то покинула окрестности. Вроде, уже даже появилось желание пройтись по территории, осмотреться и составить компанию Серафиму. И к этому мотивировал факт, что у моря тоже имелся свой бар и там тоже наливали в неограниченном количестве. Именно это заставило Глеба повернуть в другую от их корпуса сторону и пойти по освещаемой фонариками тропинке к морю.       Все люди уходили с пляжа, а Глеб бодрым шагом шел против шерсти в противоположную сторону. И Серафим, складывая свои вещи и потихоньку собираясь, очень удивился, когда увидел знакомое пятно, маячившее неподалеку от его шезлонга. Глеба спутать с кем-то было сложно: он единственный на просторах, кто носил черную одежду, поэтому отлично выделялся из толпы.       - Брат, а ты какими судьбами? – усмехнулся Сима, когда Глеб плюхнулся рядом с ним. На ближайшем пластмассовом столике он увидел пепельницу, придвинул ее к себе и без зазрения совести достал сигареты из кармана шорт.       - Решил составить тебе компанию. Я уже нашел бар.       - Я вижу, - Серафим ухмыльнулся. И хоть Глеб сидел в солнцезащитных очках даже после захода солнца, его довольная улыбка после выпитого алкоголя не скрывалась ничем.       Накупавшиеся и назагаравшиеся люди покинули пляж, а вместо них стали подтягиваться отдыхающие в красивых нарядах. В основном женщины в шикарных платьях и их спутники, которые фотографировали своих дам. Близился ужин и вечерня шоу-программа, поэтому все преобразились. И только мальчики сидели на своем шезлонге, курили и смотрели на остальных, находясь в молчании и думая о чем-то своем каждый про себя.       - Пойдем, - выбросив окурок, скомандовал Сима. Глеб последовал его примеру.       - Куда?       - В номер, потом ужинать.       - Я хотел искупаться.       Серафим воспринял слова кудрявого за шутку, поднялся со своего места и потянулся. Он обтряхнул свои сланцы от песка, бросил их на проходящую рядом деревянную дорожку и посмотрел на Глеба, который действительно не собирался никуда уходить. Наоборот, он стал раздеваться, от чего лицо Серафима вытянулось.       - Ты дурак? Уже поздно, – произнес Серафим. – Нельзя купаться.       Глеб посмотрел на него, как на душевнобольного. Его разморило после тяжелого дня, жары и выпитого алкоголя. И ему уже ничего не было страшно: ни темнота, ни море. Правда купальных трусов, которые он в последний момент бросил в свой чемодан, на нем не оказалось. Но он решил, что его черные боксеры в кромешной тьме могут спокойно сойти за них, поэтому избавился от шорт и остался в одном нижем белье. Серафим попытался его вразумить, но Глеб остался непреклонен. Оставил телефон, сигареты и пошел к морю, а Сима лишь покачал головой, совершенно не одобряя эту задумку.       - Вернись! - требовал Сидорин, все еще надеясь хоть на каплю адекватности, которой и не пахло. - Ты не знаешь, что по ночам просыпаются всякие твари?!       - Ты время видел? Сейчас не ночь, - издалека парировал Глеб, не оборачиваясь. Он с полной уверенностью шагал по песку, перемешанному с галькой. Серафиму пришлось пойти за ним, издалека присматривая и контролируя ситуацию. Вот маленький кудрявый силуэт в черных боксерах добегает до воды, а потом моментально плюхается в нее. Пиво помогло ему по-другому посмотреть на его нелюбимое занятие.       Из-за темноты линия воды сливалась с берегом, и Серафиму приходилось напрягать зрение, чтобы следить за Глебом и тем, чтобы он не утонул с дуру. Тут же в голове промелькнули знания, приобретенные на уроках по ОБЖ, о том, почему нельзя купаться ночью: различные морские гады выползали из своих укрытий. Не хватало еще чтобы Глеба укусила ядовитая змея.       Вода разбушевалась страшно. У Симы сжималось сердце каждый раз, когда он видел, как одна за другой поднимаются волны и накрывают Глеба. Пока еще не с головой, но все было впереди. Он свистнул, чтобы кудрявый выбирался из воды как можно скорее, но тот умело игнорировал его, дурачась.       Вдалеке виднелись яркие огни отеля, а на черном небе застыла россыпь из звезд. До слуха доносилась музыка, и так хорошо было в моменте: теплая вода, алкоголь в крови, хорошее настроение от осознания цели поездки. И Глеб чувствовал себя самым счастливым человеком, покачиваясь на волнах и все еще думая про завтрашний концерт.       Наконец-то он мог расслабиться. С довольным видом плескался в черной воде, в которой кое-где отражались блики небесных светил и больше не было видно ничего. И в какой-то момент Глеб настолько поверил в себя и свои навыки плавания, что стал отходить от берега все дальше и дальше. У Серафима, караулившего его, совсем сердце сжалось от страха.       - Глеб, сука! – рявкнул он, размахивая руками. В голове всплыли не только уроки ОБЖ, но и рассказы Глеба о том, как он чуть не утонул два раза за жизнь. – Выходи из воды!       Море штормило. На этот раз собралась высокая волна. Она подкралась незаметно, накрыла Глеба с головой и чуть не утопила в третий раз. Все забурлило, завертелось, и на мгновение молодой человек почувствовал себя как в стиральной машине и испугался. Внутренний голос подсказал ему, что лучше не испытывать судьбу и вылезти из воды.       Эйфория сменилась паникой. Выплюнув соленую воду, Глеб обернулся и, убедившись в том, что очередная волна далеко, поплелся к берегу, сопротивляясь обратному течению, которое засасывало его, унося все дальше и дальше в открытое море.       Он спешил покинуть разбушевавшуюся стихию и был уже на половине пути, как почувствовал острую боль в правой ноге. Да такую, что на глазах выступили слезы. Сам не понял, что произошло, просто схватился за стопу и вскрикнул.       Серафим, которому плохо было видно, что происходит, вздрогнул. По началу он думал, что Глеб все-таки пошел ко дну, морально настраиваясь на то, что сейчас придется его спасать. Но буквально через две минуты Викторов мокрый и испуганный показался на берегу.       - Что случилось? – беспокоился Сима. Глеб шел к нему, хромая. Идти по песчано-галечному пляжу и так было довольно затруднительно, а с острой болью в ноге и вовсе невыносимо.       - Нога! - стонал он, морщась. - Я на что-то наступил!       - Еб твою… - Серафим тут же подбежал к другу, подхватил его и помог дойти до первого попавшегося лежака. Усадил Глеба, принес их вещи, отмыл от песка поврежденную ногу питьевой водой из бутылки, включил фонарик на своем телефоне и попытался рассмотреть, что же произошло. Но ничего, кроме следов от нескольких уколов он не заметил.       - Наверное, напоролся на камень, - предположил Серафим, почесав затылок. – Болит?       - Да, - с сожалением ответил Глеб. - Жжется. Сильно.       - Давай покажем тебя врачу. Лишним не будет.       - Нет, сейчас все пройдет. Тем более услуги доктора в отеле платные.       - Да похуй, я заплачу.       Глеб впал в легкое уныние. Не думал, что вечерние купание может обернуться травмой. Не хотелось, чтобы завтрашний концерт испортили камни на дне моря. Десять минут он просидел под теплым ветром, обсыхая, а потом, игнорируя еще влажные трусы, натянул свою одежду, надел тапки и поковылял за Серафимом, чувствуя нарастающее неприятные ощущения в ноге, которые сменялись то онемением, то ужасной болью.       Обидно было до слез. Местный врач посмотрел его ступню и на ломаном английском объяснил, что Глеб наступил на морского ежа. Неприятно, но не опасно. Посоветовал выпить антигистаминное и отлежаться. И несмотря на положительный прогноз, что-то в глубине души пугало музыканта. Он был жутким аллергиком. И нога болела сильнее, чем просто при аллергии.       Никаких рекомендаций ему не дали. И за эту абсолютно бестолковую консультацию Серафим отдал свои кровные сто евро, чтобы по итогу парни занялись самолечением, как и планировали. Проще было не обращаться в медпункт вовсе.       Глеб очень волновался. Всю дорогу до корпуса он хромал, то и дело спрашивал у Серафима, насколько с ним все серьезно: отрежут ли ему ногу и доживет ли он вообще до завтрашнего концерта?       - Это обычная аллергическая реакция, - рассуждал Серафим, ведя Глеба под руку по коридору к нужному номеру. – И к тому же у тебя ранки, в них попала соленая вода. Вот и болит. Все пройдет.       - Думаешь?       - Конечно.       Оказавшись в номере, Серафим в очередной раз попытался убедить Глеба, что никто не ампутирует ему конечность, а потом отправил его в душ. А сам достал из чемодана пакет с лекарствами. Предчувствовал, что что-то может пойти не так и перестраховался и собрал дома аптечку, прекрасно зная Глеба и его способность притягивать к себе неприятности.       Обработали ногу, и Глеб немного успокоился. Он посмотрел на намазанные йодом ранки и выдохнул. Теперь ему было не страшно, что в них попадет грязь или какая-то зараза. И после пары таблеток Глеб надеялся проснуться утром и понять, что он полностью здоров.       От мыслей о завтрашнем концерте живот скручивало. Он не представлял, как поедет на площадку с больной ногой и как выстоит с ней несколько часов. Глеб ложился спать с надеждой, что все обойдется. Он боялся что-то пойдет не так и винил себя в своей же безалаберности, хотя еще не до конца выветрившаяся из него мешанина из алкоголя сглаживала углы конфликта, происходившего внутри него. Вся надежда была на супрастин, который всегда помогал во время аллергии. Только почему-то в этот раз привезенные русские лекарства не смогли справиться с турецкими морскими ежами.       Лучше не стало. Глеб с трудом уснул, он плохо спал. А посреди ночи и вовсе почувствовал, как распирает его ногу. Спать стало совсем невыносимо. Если сначала он чувствовал дискомфорт, то потом и вовсе сон как рукой сняло.       Глеб с трудом дотерпел до рассвета. Он ворочался под простынкой, иногда включал кондиционер, а потом выключал. Его бросало то в жар, то в холод, он потел, просыпался , а потом снова засыпал. И в моменты бодрствования у него закрадывались мысли, что у него поднимается температура. А когда в номер проникли первые лучи солнца, Глеб посмотрел на конечность, все это время прятавшуюся под тонкой простынкой, которой он укрывался. И от ее ужасного вида у него пропал дар речи.       Ступня и щиколотка распухли, как у слона, и покраснели. Глеб даже дотронуться до ноги не мог, настолько невыносимой была боль, что хотелось не просто вскочить, а побежать бегом за обезболивающим, лишь бы прекратить это.       В голову полезли ужасные мысли. Он уже представлял, как на этом месте будет красоваться стальной протез, когда ему отрежут ногу. Не выдержав, Глеб посмотрел на время в телефоне, а потом растолкал Симу и продемонстрировал ему это безобразие.       - Что делать?!       - В больницу ехать, - заспанным голосом ответил Серафим и потер лицо. – Сейчас позвоню в страховую.       - Сука…       - Все будет хорошо, брат. Я с тобой.       С горем пополам Глеб смог привести себя в порядок. По номеру он прыгал на одной ноге, потому что не мог наступить на другую. Серафим думал о том, чтоб донести его на руках до ресепшена, где их уже ждала заказанная до больницы машина, но Глеб отказался от предложения. Он шел через боль и слезы на глазах.       По пути в ближайший госпиталь он молился, чтобы ему дали любую другую таблетку и все прошло. До концерта оставалось чуть больше двенадцати часов, и он так боялся пропустить его – одно из самых главных событий в его жизни. Ждал этого целый месяц, а за один день все планы перевернулись на сто восемьдесят градусов.       В медицинском учреждении им тут же нашли русскоговорящего сопровождающего, который помог разобраться с местной системой оказания помощи, оформиться, занять очередь и попасть в нужные кабинеты. Глеба осмотрели и сделали неутешительные выводы: сильная аллергическая реакция на яд, содержащийся на иголках. У него в принципе много на что была аллергия. Но про морских ежей он узнал впервые, именно благодаря этой поездке.       Глеба мурыжили в больнице несколько часов. Никто не знал, как ему помочь и что с ним сделать. Его отправляли из кабинета в кабинет, показывая ногу то одному доктору, то другому. И в какой-то момент его нервы не выдержали, силы закончились. Он, еле опираясь на ступню, вышел от очередного врача в коридор, сел на лавочку в зоне ожидания и разревелся, в то время как на него смотрели все: сопровождающий, местные жители, Серафим.       Сима утешал Глеба как мог, хотя прекрасно понимал, что Викторов сам виноват. Не надо было лезть в воду после захода солнца да еще и в шторм. Видимо, какого-то морского ежа принесло волной, и тот решил немного отомстить за это первому попавшемуся человеку.       Врачи увидели, что пациент ревет взахлеб, а его нога распухает все сильнее, спохватились и принесли ему несколько таблеток. Ничего не объяснили, ничего не сказали, просто заставили выпить. А Глеб был согласен на все лишь бы уехать отсюда и лечиться дальше самостоятельно.       То ли медицина в Турции отличалась настолько, то ли просто им не повезло с клиникой, но их хваленые лекарства не помогли нисколько. С каждым получасом боль в ноге только усиливалась, изводя мальчика все сильнее. В какой-то момент, признаваясь в своем бессилии, врачи предложили Глебу лечь в местный стационар на обследование, а он разочаровался в своей удачливости окончательно.       Никто не знал, чем помочь, поэтому в ход шло все: таблетки, уколы, капельницы. Глебу выделили одноместную палату, чем-то похожую на чулан, уложили его на кушетку и подключили к системе. Вливали все лекарства без разбору, лишь бы остановить воспаление, которое уже дошло до колена.       Аллергия прогрессировала, отек нарастал. Вся голень была похожа на красный надувной шар. А Глеб лежал без сил под капельницей, все еще вытирая слезы и думая об одном: концерт через восемь часов. И, кажется, его заветной мечте сегодня не суждено было сбыться.       Столько денег вложил, столько нервов и сил потратил, чтобы в итоге все закончилось не самой хорошей турецкой больницей, обшарпанными стенами и медицинским персоналом, разводящим руками. И сердце болело не только из-за рушившихся на глазах планов, но и из-за осознания, что понемногу Глеб лишался ноги. Он уже в красках представлял, как приедет в Москву и сразу попадет на стол хирурга, который вынесет ему приговор.       - Нужно будет сделать промывание желудка, - после беседы с врачами в палату зашел представитель, делая у себя в бумажках, прикрепленных к пластиковому планшету, какие-то пометки. - И клизму. Нужно вывести токсины из вашего организма. Мне нужно ваше согласие.       - У него в ноге токсины, блять, а не в жопе, - Серафим злился. Он все сорок минут, что Глеб провел под капельницей, сидел на табуретке в углу и раздражался со всего: с уровня оказания помощи, с отношения персонала, с тупости врачей. - Сами себе сделайте.       - Это по протоколам.       - По вашим ебучим протоколам он бы уже давно поправился, - Сима рукой махнул на Глеба, который успел задремать после всей нервотрепки и бессонной ночи. Вколотое обезболивающее сделало свое дело. Страшно подумать, что было бы без него.       И тогда на разговор с врачами отправился Серафим. Он позвонил в страховую, отельному гиду, а потом еще и фирме, которая помогла им с билетами. Теперь о том, что Глеб наступил на морского ежа и повредил ногу, знали абсолютно все. Зато после скандала выдернули от отпуска одного из лучших аллергологов и заставили его приехать в больницу, пообещав невероятный клинический случай, который никто так и не смог разгадать.       Пришел невысокий смуглый мужчина с бородой, осмотрел стопу Глеба, поругался на турецком и ушел. Медицинский персонал опять развел суету, зашептался. И только лишь через время Серафим и Глеб смогли получить внятный ответ: в ноге все еще находились обломки иголок, которые продолжали отравлять организм. И после такой «чудесной» новости и осмысления, что никто из оравы работников не додумался до этого, Глеба утащили в небольшую операционную, где из него вытащили последнее воспоминание о вчерашнем ночном заплыве.       Больно было до ужаса. Глеб даже не думал сдерживаться и орал на всю больницу, прекрасно осознавая, что он точно запомнится местным врачам надолго. Возможно, даже в кошмарах будет сниться. А что поделать? Из его опухшей, воспаленной ноги выдирали твердые иголки как раз в тот момент, когда действие обезболивающего прекратилось. Его держали санитары, чтобы сильно не брыкался, а он на родном языке проклинал врачей и тот день, когда познакомился с местной медициной.       Ногу обработали, забинтовали, а парня отправили отлеживаться, настаивая на промывании желудка и клизме. Но в палату Глеб не вернулся. После всех манипуляций он убегал из учреждения так быстро, что адреналин в крови помог забыть о всяком дискомфорте в ноге на какое-то время.

***

      После всех кругов ада, мальчики наконец-то вернулись в отель.       Они оба пропахли больницей, но Глеба это никак не волновало. Он опустился на кровать. Сил не осталось. Особенно душевных.       Атмосфера резко отличалась от той, в которую они заселились. Их праздник превратился в настоящий траур. Глеб лежал, уткнувшись носом в подушку. Он не чувствовал себя живым: его измучили в больнице, а поездка на концерт Пласибо отменилась. Ему прописали постельный режим, да и сам он находился в состоянии овоща с больной ногой и температурой.       - Глебушек… - ласково проговорил Серафим. Он присел к нему на кровать и погладил по спине. – Ну, сука, не конец же жизни.       - Конец, - пробормотал тот. – Я хочу сдохнуть. Все, что я просил - этот ебучий концерт! Я столько денег отдал за эту ебаную поездку! А в итоге что?!       Глеб бросил беглый взгляд на свою голень и тяжело всхлипнул. Если раньше он еще мог купаться в море, хоть не особо любил это занятие, то после случившегося, он обещал себе никогда не заходить в воду.       У Глеба было настоящее горе. Потратив столько сил, он в итоге остался и без денег, и без Пласибо, и без ноги. Хотелось улететь в Москву сегодня, но приходилось лежать в постели и терпеливо ждать завтрашний день, чтобы вернуться домой и забыть об этом, как о страшном сне.       Морально ему было даже хуже, чем физически. Молодой человек ругал себя за эту авантюру и то, что под действием алкоголя поддался слабости и нанес вред своему здоровью. Он утыкался носом в подушку, вытирал сопли рукой, проглатывая слезы, чтобы не впадать в истерику перед Серафимом. Ему было неловко от всего сразу: и от своей слабости, и от сложившейся ситуации.       До концерта три часа. Глеб даже не заходил в интернет и не следил за новостями, чтобы не расстраиваться сильнее. Он просто пытался смириться с тем, что его все разрушилось, мучаясь от боли теперь уже в его груди.       Серафим очень сочувствовал другу, но не знал как помочь. Пытался подобрать слова, подбодрить, но прекрасно понимал, что сделать это нереально. Он ходил по номеру из угла в угол и думал, как им поступить, а потом вышел на балкон и закурил, чтобы привести в порядок свои мысли. В голову пришла идея поехать на концерт в одиночку и сделать для Глеба приватную трансляцию. Но он быстро отбросил эту мысль, посчитав задумку плохой. Не хотел ухудшить состояние Глеба.       - Как твоя нога? - спросил Сима, вернувшись в номер. Глеб ничего не ответил. И не удивительно, потому что он продолжал мочить белоснежную наволочку слезами, всхлипывая так тихо, что это практически не было слышно.       Серафим подошел к Глебу ближе. Уже начало темнеть, поэтому он включил прикроватное освещение и посмотрел на его ногу. Выглядела она чуть лучше: краснота немного спала, но отек и болезненность сохранялись. Затем Сидорин попытался дотронуться до лба друга, но сделать это не получилось: черные кудри рассыпались по всей подушке, а Глеб все еще лежал лицом вниз. Удивительно, как он еще не задохнулся.       Серафим дотронулся до его шеи, попытался прикинуть температуру тела. Все еще горячий, но уже не так критично. И внезапно что-то щелкнуло в его голове, заставив принять окончательное решение.       - Харе киснуть. Пей таблетки все, какие есть. Я найду костыли.       - Что? Нахуя? - впервые за сорок минут Глеб отлип от промоченной насквозь наволочки и красными глазами посмотрел на Серафима. Он сощурился из-за яркого света лампы, а потом попытался вернуться в исходную позицию, но Сидорин забрал у него подушку.       - Все, хватит киснуть. Мы едем на концерт. Два часа до начала, переодевайся. А то у тебя вся футболка в соплях.       Глеб продолжал смотреть на Серафима убитым потухшим взглядом. Он все еще думал, что это какая-то шутка и что Сима просто издевается над ним. Но, когда ему прямо в руки прилетела его черная рубашка, найденная в недрах его же чемодана, понемногу энергия стала возвращаться в измученное тело.       - Что? - Глеб все еще не мог понять, что от него хочет Серафим. А тот уже звонил на ресепшен, интересовался, есть ли в медпункте костыли или что-то, что позволило бы одноногому человеку почувствовать себя полноценным. - А нога?       - Ничего с ней не случится. Иголки достали, лекарства покапали. От того, что ты будешь помирать здесь, тебе же будет хуже. Так что крепись. Сейчас придумаем, во что ее упаковать, и поедем на площадку.       Глеб не верил своим ушам. Обычно Серафим был против ситуаций, подвергавших здоровье опасности. Однако сейчас он настаивал. Да, температура держалась. Да, нога болела. Но Серафим считал, что если они сейчас не поедут на концерт Пласибо - Глеб будет жалеть об этом до конца жизни. Да и он тоже.       Серафим помог Глебу со штанами. На больной ноге поправили бинты, чтобы в ранки не попала никакая грязь, а сверху надели носок, так как сейчас на нее не налезала никакая обувь. К этому же моменту в дверь номера постучались: работник отеля в пестрой форме передал Симе два костыля из медпункта. А довольный собой Серафим посмотрел на Глеба.       - Сейчас мы тебя полечим, братик, - он не мог сдержать свою улыбку. На его глазах Викторов немного повеселел, ожил. Даже побрился и причесался, чтобы выглядеть более-менее опрятно на таком важном мероприятии, правда костыли его сильно смущали. После тест-драйва по пути на ресепшен, он почувствовал себя очень медленным и до жути неповоротливым. Вся нагрузка приходилась на вторую ногу. Он не представлял, как отстоит весь концерт, но Серафим поддерживал его. Обещал придерживать руками и помогать ему во всем.       Ехать на площадку оказалось гораздо приятнее, чем в больницу с ногой, которую разрывало от боли. Сейчас тоже неприятно было, но радостные эмоции все равно выходили на первый план и перекрывали собой все невзгоды. Но теперь Глеб со страхом и трепетом ждал начало концерта. Был научен горьким опытом и понимал, что абсолютно все, что угодно может пойти не так и испортить их планы окончательно.       Приятное и очень волнительное чувство от возможности поменяться местами со своими фанатами. Глеб ковылял на костылях, испытывая странные ощущения от того, что он шел не за кулисы, готовясь к выступлению, а вместе с огромной толпой к проходу на танцевальную площадку под открытым небом.       Стемнело, поэтому жара отступила, позволяя присутствующим людям чувствовать себя комфортно и не бояться получить солнечный удар. Серафим шел рядом с Глебом, контролируя его на случай, если вдруг его поведет в сторону. Кудрявый поджимал больную ногу, чтобы не волочить ее по земле, став похожим на цаплю. Хорошо, что народу было очень много, и со всех уголков слышалась иностранная речь. Про себя Глеб радовался, что никто из фанатов не увидит его в таком состоянии.       Если весь день он рыдал от ощущения собственной беспомощности и горя, то сейчас ему хотелось плакать от восторга. Глеб не верил в происходящее. Это было не сравнимо с его концертами, он чувствовал то, что не мог испытать, находясь на сцене, как артист.       Считанные минуты оставались до встречи с Пласибо, и Глеба всего трусило от волнения и предвкушения. Они с Серафимом попали на танцпол и встал у самого ограждения сбоку, чтобы не лезть в толпу. В любое другое время они бы с удовольствием рванули в слэм, но сейчас это было не безопасно. Находились они довольно далеко от сцены, но огромные экраны по бокам обещали им видеть все, как на ладони.       Глеб забыл про ногу. Он с восхищением горящими глазами смотрел на сцену, на огромное количество аппаратуры и невольно сравнивал все с тем, что устраивала его команда. У него дрожали руки от ощущения, что это все происходит с ним по-настоящему: он сам работал музыкантом, чтобы заработать деньги и увидеть своих любимых артистов вживую. Он снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который впервые услышал песни Пласибо и влюбился. Тогда ему казалось, что еще вся жизнь впереди.       А в последние годы Глеб был уверен в том, что все самое лучшее осталось в прошлом и ничего, кроме непроглядного тлена и депрессии, его не ждет. Поломанная психика, проблемы на работе, испорченное здоровье - все это сильно подрывало его доверие к жизни и к такой банальной возможности - мечтать. Но сейчас он на мгновение стал счастливым. Проблемы остались где-то там, в отеле. Сейчас он как никогда понимал значение фразы «быть в моменте» и даже почувствовал такое забытое им чувство постепенно расцветавшей в душе надежды на то, что у него все еще впереди и все проблемы решаемы. Даже дурацкая нога, которая продолжала болтаться в воздухе.       Не удивительно, что случилась задержка, мало когда концерты начинались во время. Серафим забрал костыли у Глеба, взял его под руку и дал ему возможность передохнуть до начала выступления. Обещал же, что будет рядом. Обещал, что поддержит его и в прямом и в переносном смысле слова.       А Глеб посмотрел на него влюбленными глазами уставший, замученный. День для него стал одним из самых ужасных. Но было приятно, что именно с Серафимом он мог разделить все события: и горестные, и радостные. И морского ежа в ноге, и концерт Пласибо.