Что-то пошло не так

Шёл уже пятый день моего проживания в Москве. Сегодня у дяди Шуры репетиция и очень рано. Я проснулась от шума за дверью. Встала. Посмотрела на часы. 6:15. Вышла из своей комнаты и встретилась с дядей, который выбирал рубашку. – Доброе утро. – Доброе-доброе... – Ты чего так рано? – Репетиция в 7:30. Сегодня вечером «Над пропастью во ржи». Они на весь день и вечер сцену займут. – Вы вчера только «Женитьбу Фигаро» записывали. Совсем отдохнуть не дают? – Работа такая. – Андрей Александрович сегодня играет? – Да. Могу вечером тебя ссобой взять. Посмотришь. – Он повернулся ко мне и показал две рубашки, весящие на вешалках. Голубая и белая. – Во что мне ополчиться? – Если честно, тебе ни одна не идёт. – Откровенно ответила я, на что дядя одарил меня злым, многозначительным взглядом. Иногда... точнее часто, я его бесила. – Одень голубую. Она тебе лучше. – Я направилась в ванную комнату. До вечера я просидела в своей комнате. Дядя Шура вернулся домой в 18:00. Я начала собираться. Он всё ходил за дверью и громко спрашивал: «Ты всё? Ты готова?» Вскоре я была готова. Надела лёгкое платье, подчёркивающее ключицы и декольте, туфли на небольшом каблуке и мы поехали в театр Сатиры. Дядя взял нам места в пятом ряду почти посередине. Народу в театре было крайне много, просто не протиснуться. Зал был переполнен. Дали третий звонок и спектакль начался. Всё это время я не могла оторвать взгляд от сцены, а точнее от Андрея Александровича. Боже... Да он был просто прекрасен! По-моему Миронов вытягивал весь спектакль, он значительно выделялся на фоне других артистов, он жил на сцене. В конце представления актёры вышли на поклон, зрители побежали дарить цветы. Весь зал громко аплодировал, кричали «Браво!». Почему-то в такие моменты меня просто пробирают эмоции. Я всегда любила театр, и одной из причин этой любви были именно такие моменты. Приятно видеть, что люди ценят искусство и его творцов. Занавес. Последние авиации и зрители стали расходиться. Мы с дядей Шурой встали со своих мест. Он вдруг остановился, глядя на уходящих из зала зрителей. – Ты чего? – Я слегка толкнула его, чтобы выходил. – Мария Владимировна. – Кто? Чего? – Ширвиндт осторожно указал на женщину, что шла по коридору как хозяйка театра. Хладнокровная и уверенная. – Кто это? – Мама Андрея. Я её не заметил. Мы вышли из зала и направились в гримёрку дяди. Он немного прибрался после рабочего дня, что не успел сделать раньше, так как уехал за мной, и мы покинули помещение. Он закрывал дверь на ключ. – Мы зайдём к Андрею Александровичу? – Тихо спросила я. – Он в гримёрке с Марией Владимировной. – И что? – И то. – Он ничего толком не объяснил и подтолкнул меня в спину, чтобы шла вперёд. Мы вышли на улицу. За нами вышла Мария Владимировна. Дядя поздоровался с ней, на что та ответила тем же и направилась дальше. От её взгляда по телу пробежали мурашки. Мы столкнулись с покидающей театр Егоровой. – Танька? – Позвал Ширвиндт. – Привет, Шур! – Девушка улыбнулась и подошла к нам. – Не знаешь где Андрюшка? – Я думала он уже ушёл. – Удивилась она. – Андрюша в своей гримёрке был, но она уже закрыта. – Понял. Не смею задерживать Вас, миледи. – Татьяна улыбнулась и ушла. – Так, иди садись в машину и жди меня. – Скомандовал Александр, глядя на двери театра. – Ты куда? – Андрей не выходил из театра... – И что? – А гримёрка закрыта... – И? – А с какой стороны то закрыта?.. – Я ничего не понимаю. Ты о чём? – Шура обернулся. – Иди в машину и жди! – Он вернулся в театр. Я села в автомобиль на задние сиденья. Прошло минут 20. Я задумчиво глядела в окно на парк, где гуляла влюблённая пара. Они смеялись, обнимались, целовались... Любовь или влюблённость? Как их отличить? Сколько раз за жизнь человек любит по-настоящему? Наверное эти вопросы волнуют каждую юную девушку. Они волновали меня. Я боялась ошибиться. Мои мысли прервала открывшаяся дверь машины. Я обернулась. Это был дядя Шура. Он держал ели стоящего на ногах Миронова. Я так и обомлела. – Настюха, ближе к окну двигайся. – Сказал дядя. Он стал усаживать Андрея в машину. – Что с ним? – Накидался. Не обращай внимания. – Ширвиндт хлоплкл дверью. Миронов оказался на задних сиденьях рядом со мной. Он пьяно откинулся назад и закрыл лицо рукой. Ширвиндт сел за руль и мы поехали по, уже темнеющим, улицам. Андрей повернулся в мою сторону и лёг щекой на спинку сиденьев. Временами он открывал пустые, безжизненные глаза. Шура ехал молча. Даже не поглядывал назад. Я не выдержала: – Почему ты молчишь? Что происходит? – Я же говорю тебе – накидался. – С чего это вдруг? – Тебе знать не обязательно. Тем более, мелкая ещё. – Спокойно говорил он, а меня это дико раздражало. – Хватит! Это уже издевательство! – Успокойся. – Как можно быть спокойной, когда не понимаешь, что творится вокруг тебя?! – Выполила я. – Ты волнуешься за Андрея? – Прямо спросил Александр. – Он дрожит... – Сказала я, не отрывая тревожный взгляд от Миронова. – Он болен? – Нет. Всё нормально. – Нормально? – Дядя вздохнул. – Я дома тебе расскажу, договорились? – Я покивала. Очередная кочка и обессиленный Андрей рухнул головой мне на плечо. Я оторопела. – Не трогай его. Пусть. Ничего страшного. – Глядя в зеркало заднего вида, сказал Ширвиндт. Внутри меня что-то больно кольнуло. Он казался разбитым и беззащитным. Его волосы касались моей шеи, я слышала тихое, рваное дыхание. Постепенно мужчина стал скатываться по моему плечу. Я осторожно придержала его голову и Андрей уместился у меня на коленях. Он дышал мне в бёдра и изредка тихо постанывал. – Всё там нормально? – Спросил Ширвиндт. – Да. – Тихо ответила я. Дядя обернулся на нас, ухмыльнулся и громко вздохнул. Он был недоволен. Недоволен тем что Андрей пьян и видимо тем, что он сейчас лежит на моих коленях. – Спит? – Да. – Ох, не спал бы, давно в ухо бы получил. Сама не знаю от чего, но меня сильно пугало то, что его трясло. Я положила теплую ладонь на плечо Андрея, медленно поглаживая. Через минуту он успокоился, перестал дрожать. Дыхание стало ровным. – Это как-то связано с его мамой? – Дядя Шура только подтверждающе кивнул. – Андрей Александрович останется у нас? – Да. Не будем Катьку расстраивать. Себе заберём. – Он подмигнул мне, через стекло заднего вида. – Завтра только к нему не подходи. – Почему? – Завтра будет депрессия. – Нервно и досадно сказал он. У меня в голове уже побывали всевозможные догадки. Как же я ненавижу, когда меня не ставят в известность происходящего. Когда мы были уже дома, дядя Шура оставил Миронова в гостиной и зашёл в комнату ко мне. Я не отреагировала. Сидела на подоконнике и глядела на ночную Москву. Ширвиндт не сказал ни слова. Он сел на мою кровать. – Мать Андрея Александровича, Мария Владимировна, всегда очень требовательно к нему относилась. Называла его актёрскую игру кривляниями. Вот он и переживает, когда Мария Владимировна приходит в театр. Хочет от неё добиться похвалы, а получает только критику да наставления. Ну вот человек она такой! А Дрюсик у нас парень очень ранимый... – Что ей не нравится? – Спросила я не глядя на дядю. – Он более чем серьёзно относится к профессии. – Я не лезу в их семейные отношения, точнее стараюсь не лезть. И тебе не советую. – И что ты будешь с ним делать? – Ничего. Утром домой отправим. – Ширвиндт щёлкнул пальцами, что-то вспомнив. – Точно. Надо Катю предупредить. А то Бог знает, что полумает... – Он вышел из комнаты и закрыл дверь.

***

8:00. Я встала по будильнику, не смотря на то, что сейчас лето. Не хотелось бессмысленно спать до обеда. Хотелось переделать как можно больше дел, погулять. В комнату постучали. Дверь открылась. Тётя Наташа. – Доброе утро. – Доброе утро, тёть Наташ. – Я потянулась. – Завтракать пойдёшь? – Да. Только умоюсь схожу. – Женщина улыбнулась и ушла на кухню. Я сходила в ванную, привела себя в порядок и пришла на завтрак. – Ммм, блинчики. – Тебе с вареньем или с мёдом? – Спросила Наташа, стоящая у плиты. – Давай с вареньем. – Женщина поставила на стол блюдце с вареньем и села завтракать сама. – Прямо как у бабушки. – Я принялась за еду. – Мишка скоро из лагеря приедет? – Через 9 дней. Из гостиной вышел дядя Шура и сел к нам за стол. – Андрей завтракать не будет? – Спросила Наталья. Ширвиндт только отмахнулся и сам начал завтракать. – Голодный ведь. Вчера не ужинал. – Этот обидчивый ребёнок щас принципиально сюда не придёт. – Равнодушно протягивал Александр. – Поругались что ли? – Шура долго молчал, потом начал рассерженно бубнить себе под нос: – Приволок сюда с горем пополам... Если у тебя проблемы, будь добр не хамить всем подряд... Когда Ширвиндт насытился, поблагодарил Наталью, взял свою трубку и вышел на балкон. Я перевела взгляд на тётю Наташу. – Давай я ему в комнату поесть отнесу, пока дядь Шура не видит? – Тихо предложила я. – Давай. – Так же тихо согласилась она. Женщина отложила несколько блинов в чистую тарелку. – Только осторожненько. – Ты в плане дяди или Андрей Александрович злой? – Он не злой. – Брови Натальи стали домиком. – Он расстроенный. – Я поставила на поднос тарелку с блинами, чай и варенье. – Давай быстро, пока Шурка не видит. – Я усмехнулась. – Он что, Андрея кормить запрещает? – Они оба принципиальные. Один не идёт, другой не зовёт. Это они так свой характер друг другу показывают. Я ещё раз оглянулась на балкон. Убедившись, что дядя до сих пор курит, отправилась в гостиную. Постучавшись в дверь, я медленно открыла её. Андрей сидел на диване и покуривал, вопросительно глядя на меня. – Можно? – Он кратко кивнул. Я зашла в комнату и закрыла дверь. – Привет. – Миронов нервно затушил сигарету о пепельницу. – Доброе утро. – Я поставила поднос на тумбочку рядом с диваном. Андрей молча следил за моими действиями. Выглядел артист не очень, ибо спад в той же одежде, в которой вчера ехал на спектакль. – Завтрак. – Мужчина улыбнулся. – Спасибо. – Он был помятым, волосы немного растрёпаны, усталые улыбка, грустный взгляд. Но эта забота его немного прибодрила. – Извини. Я вчера там в машине... – Он замялся. Видимо дядя Шура уже поведал Андрею, как он сюда попал. – Всё впорядке, Андрей Александрович. – Мой голос был нежным. Я не хотела, чтобы эта ситуация приносила нам обоим какое-то неудобство. – Напугали меня просто. Вы так сильно не переживайте. Так нельзя. – Он улыбнулся уголком рта, покивал и принялся за завтрак, уместив поднос у себя на коленях. – Насть, ты садись. Не бойся. – Я села рядом с ним на диван. Глядя на Миронова, глаза мои так и загорелись. – Вы вчера так играли... – Тебе понравилось? – Андрей с надеждой посмотрел на меня. – Я до сих пор под впечатлением. Ещё не видела, что бы актёр так выкладывался на сцене. Вы молодец. А спектакль просто чудо. – Миронов грустно улыбнулся. Он взял чашку с чаем, а я заметила что та трясётся в его руке. – Плохо Вам? – Тихо спросила я. – Да не обращай внимания. Ерунда. – Поспешно оправдывался Миронов, подразумевая столь отвратительное похмелье. – И да, давай просто Андрей? – Он посмотрел мне в глаза. – Андреем Александровичем меня никто не называет. Можно на «ты». – Хорошо. Он уплетал завтрак за обе щеки. За сутки явно изголодал. – Дядя Шура то не будет ругаться, что ты меня подкармливаешь? – Я не знаю. Он не видел. – Мои глаза игриво забегали по комнате. Реакция дяди меня забавляла. – Да и вообще, на каком основании? – Андрей вскинул брови и закатил глаза, мол «смело». Дверь открылась. Вошёл Ширвиндт. Он был крайне не доволен. Прожигал нас глазами. – Ты что тут делаешь? – Дядя обратился ко мне. – Сижу. – От безысходности ответила я. В глаза его я не смотрела. Было немного стыдно, ведь вчера он по-хорошему просил меня, не подходить к Андрею утром. – Шагом марш к себе. – Я встала и вышла из гостиной. Ширвиндт проводил меня взглядом и посмотрел на Миронова. Тот, как ни в чём ни бывало, продолжал есть. Александр долго молчал, и в этом молчании выражалось всё его недовольство. – Шурка, не кипетись. – Сказал Андрей, даже не взглянув на него. – Просто Настя добрая, а ты – нет. – Шура сел рядом с Мироновым на диван и стал рукой рассеивать воздух. – Фу, накурил. – Ой, не выдумывай! Давно всё выветрилось. Ширвиндт уже остыл. Смягчился. Он стащил с тарелки Андрея последний блин и принялся активно жевать. Миронов недовольно вздохнул и убрал поднос на тумбочку.

***

Я закрылась в своей комнате и села на диван. Я просто сидела. Одна. В тишине. Прислушивалась к разговорам дяди и Андрея, но ничего не услышала. Почему дядя Шура не позволяет мне общаться с ним? Зачем ищет эти глупые поводы запретить? Я подошла к окну. Город греет солнце. Прохожие куда-то спешат. Дети резвятся, радуются каникулам. Я не хотела оставаться дома. Пойду гулять. И сообщать никому не буду. Я оделась в лёгкое жёлтое платье и тихо вышла из квартиры. На улице оказалось значительно холоднее, чем я предполагала. Но возвращаться я уже не буду. Получу ещё раньше времени. Мне так надоела эта опека. Чувствую себя школьницей начальных классов рядом с дядей Шурой. Теперь он ещё и будет запрещать мне гулять одной и общаться с людьми? – Нет уж.