Любовь – это начало конца.

Наступало раннее прохладное утро. Тихо прокрадываясь, маленький тусклый лучик горящей звезды пробежал сначала по красивому лбу, спускаясь все ниже и бегая по выразительным глазам. Но вскоре внезапно остановился на прикусывающих тонких губах. Яркий луч стоял и не двигался, словно целовал их. От такого Круспе стал ворочаться и жмуриться от только-только восходящего теплого солнца. Будто заметив это, маленький поток света быстро скрылся в густых облаках, чтобы не разбудить Цвена окончательно. Но, увы, тот сонно открыл глаза и стал разглядывать пустоту. Перевернувшись на левый бок, глянул в не зашторенное окно. За ним пролетели какие-то птицы, на которые Рихард так и не обратил внимание. Пролежав еще несколько минут в таком положение, музыкант потер тыльной частью ладони заспавшие глаза и все-таки перевел глаза на часы, там было примерно 5:05 утра. – Да бляяядь… Почему так рано? – Возмущено пробурчал в мягкую подушку Рихард и резко откинул приятное на ощупь одеяло в угол кровати. Еле-как встал с нее. Взглянув вновь в окно, он потянулся и направился вниз по не такой уж длинной лестнице в сторону кухни. «На удивление, на улице было очень светло, даже несмотря на время». ─ Заприметив такое редкое явление для ранней осени, Рихард уже хотел пройти через стрельчатую арку, как вдруг он остановился. Что-то было не так, а точнее запах. «Кто-то здесь был…» – Задумался Круспе, но все же зашел на кухню. – Ой, а вы чего так рано тут сидите? – Растерянно спросил Цвен, видя всех ребят за столом. Кто-то сидел и пил бодрящий кофе, кто-то стоял около старого гарнитура, а кто-то сидел с какими-то листами, предположительно это были тексты будущих песен. – Хорошо, что ты проснулся, а то я думал, нам надо с холодной водой к тебе идти, – не отрывая глаза от бумаг, сообщил с усмешкой Тилль. – Садись, мы тебя одного ждем. – Добавил мгновенно он. Лид-гитарист сел рядом с Оливером, который в это время читал утреннюю газету и попивал зелёный чай. – Что-то случилось? Можно взглянуть? – Протягивая еще не согревшуюся руку от неожиданного пробуждения к другу, полюбопытствовал настороженно Круспе. Ему было очень интересно, на что так внимательно и серьезно уставился Тилль. – В общем, тексты вышли неплохими. Но мы подумали, что без тебя поспешных выводов лучше не делать. – Вокалист отдал матовые листы и после откинулся на спинку стула, попутно легонько потягиваясь. – Вы серьёзно?! – Тот мельком взглянул на бумаги. Все мгновенно напряглись. Им было даже страшно представить, как за такое долгое время пока они все были в длинной ссоре, отреагирует на них Рихард. – Ребят, это все в прошлом. Не надо меня больше спрашивать. Если вам нравиться эти тексы, то это супер! Потому что они и вправду хорошие. – С искренней улыбкой произнес Цвен, и положил белые листы на клеёночный стол, после одобряюще посматривая на ребят. – Ты точно уверен, что они нормальные? – Переспросил обеспокоено его Шнайдер, поднимаясь и опираясь руками на кухонную тумбу, затем чуть позже подошел к Оливеру сзади. – Конечно! – После этих слов Рихард вышел из-за стола и пошел варить себе ароматный кофе. – Хорошо, получается, мы будем сегодня писать музыку к этим стихам? – Поинтересовался еще раз Линдеманн. – Мхм.. – Машинально промычал лид-гитарист, сипя в свою стеклянную кружку сладкий сахар. – Прекрасно! – Тот с улыбкой на лице, тоже вышел из-за старого стола, который достался ему от деда, и направился на улицу покурить. Группа до самого раннего вечера сидела над новыми песнями и трудилась. Каждый из участников предлагал или записывал что-то свое, а потом все идеи обговаривались. И это безусловно пошло на пользу процессу да самим членам группы, ведь раньше такого не было. Для всех это был что-то новое, как глоток свежего воздуха, совсем не похожее на то что было раньше, ведь все и всегда решал один Круспе: он проверял, писал, обдумывал и только потом говорил другим ребятам, что надо делать. Никто, конечно, с ним не спорил, да и смысла не было. Но каждый очень хотел высказать или предложить что-то свое, потому что не всем нравились идеи или тексты. Но, к большому счастью для группы, это все осталось в дурном прошлом. Все эти многочисленные ссоры и не нужные скандалы были заперты в долгий ящик перемирия, который никто и никогда не сможет открыт или достать. Большая пауза все-таки пошла им на пользу. Они стали друг друга вновь слышать, перестали бояться показывать свое недовольство, а самое главное стали работать в команде. Раньше между всеми участниками накапливался негатив. Все смотрели друг на друга, как на «мясо». Каждый хотел убить, растерзать или даже в прямом смысле съесть ближнего. Но теперь этого не было (и больше никогда не будет). Ужасный сгусток отрицательной энергии, наконец, окончательно испарился, и теперь веяло лёгкостью и новыми идеями. Все улыбались и даже иногда смеялись, когда кто-то кого-то подкалывал своими старыми добрыми шутками. Они были счастливы делать что-то снова вместе за долгое время. В конечном итоге, под комфортные и в то время на самом деле нужные разговоры, они смогли разобрать и написать все песни, их даже оказалась больше чем нужно, но позже участники приняли решение, что они уйдут в другой альбом, название которого они уже планировали в ближайшее будущие.

***

– Дум, я вот все хотел спросить тебя, как ты умудрился перед записями повредить себе руку? – Выдыхая горький дым, спросил с интересом в глазах Рихард. – Это произошло, когда ты позвонил. Я тогда был в шоке. Поэтому случайно сжал бокал с вином, и он лопнул. – Трогая порезанную руку, ответил Кристоф, который сидел на лавочке рядом с Цвеном. – Офигеть, я уже одним звонком могу убить человека. Прогресс. – Потушив сигару об пепельницу, проговорил серьёзно тот. – Рих, какой убить?! Это просто небольшая рана, она уже проходит. Завтра, думаю, можно будет снять повязку. – Смеясь, произнес Шнайдер. – Это меня несомненно радует, – быстро косясь на барабанщика, проторил музыкант. – Ладно, пойду я готовить ужин, а то в прошлый раз Тилль делал шашлык. Теперь моя очередь удивлять вас. – С улыбкой на лице поднимаясь со скамьи, сказал Круспе. – Ой… – Вдруг он резко согнулся от боли в колене и присел на дорожку из красивого камня. – Что с тобой?! – С испугом, поинтересовался Шнайдер. Он в ту же секунду встал со деревянной скамейки и мгновенно присел рядом с младшим, стал разглядывать ногу. – Да все нормально, убери руку. – Шипя и потирая больное место, отрезал младший. – Сегодня походу подвернул ее, когда с лестницы спускался. – Тот, встал и поспешил удалиться. – Хорошо… – Дум проводил Цвена взглядом и прищурился, будто обдумывал его слова. Позже он взял телефон и набрал номер… – Алло? Тилль, тебе нужно поговорить с Рихой… Да… Нет, просто он что-то недоговаривае. Что? А, да, – Вставая с прохладной дорожки, сообщил барабанщик. – Я еще забыл сказать, что нам тоже надо будет поговорить… Хорошо, я понял. – И после разговора положил трубку.

Через час.

Стол на кухне был накрыт, и все участники уже трапезничали. На этот раз главным блюдом было изысканное ризотто. Вокруг него стояли маленькие салатницы. Они привлекали глаз своим минимализмом и запахом. А около каждой тарелки стояли хрупкие стеклянные бокалы с белым вином. Вся атмосфера ужина манила и подзывала как можно скорее приступить к приятной на вид еде и лёгкому напитку. – Ну что… – Выходя из-за обеденного стола, начал беспечально говорить вокалист. – Наконец-то мы в полном составе, теперь уж точно. И поэтому я хочу поднять свой бокал за нашего прекрасного друга и гитариста… Рихард, оставайся таким навсегда. – С большой улыбкой проговорил эти слова Тилль. После все подняли свои наполненные бокалы и стали звонко чокаться. – Тилль, у меня же не день рождение. Зачем так официально? – Отпивая горькое вино, с любопытством спросил его Цвен. – Да просто так. Давайте есть. – Прояснил Линдеманн, накладывая себе ризотто. Наступила тишина. – Я хотел поинтересоваться, мы получается, завтра вылетаем в Стокгольм? – Нарушая покой, поинтересовался Пауль, взяв салатницу для того, чтобы наложить салат. – Да. Мы вылетаем в десять минут седьмого, там мы будем предположительно в двадцать минут двенадцатого. Лететь недолго, но лучше выспаться. – Ответил безмятежно ему Тилль, затем положил себе в рот маленькую порцию осеннего салата. – Хорошо.

Прошло примерно 3 часа.

Участники уже поужинали и теперь каждый занимался своим делом, но в какой-то момент всю эту пастораль прервал Линдеманн: – Ребят, так закругляйтесь. Мы тут с Рихой все уберем, идите. – Он чуть-ли не подбежал к младшему и после приобнял его, заканчивая эту сцену натянутой улыбкой. – В смысле вместе?! Я так-то… – Круспе хотел договорить, но тот быстро прикрыл его рот ладонью. – Тихо… Все нормально, я тебе помогу с уборкой. А вы, мои дорогие коллеги, все живо спать! – Серьезно произнес вокалист и затем прищурился, разглядывая других участников. – Согласен, завтра рано вставать. – Поддакивая, сказал Шнайдер, после настороженно переглянулся с Линдеманном и ушел с остальными прочь. Тот проводил их огромной натянутой улыбкой и неожиданно для друга, усадил гитариста на стул. – Что случилось с твоей ногой? – С ноткой холода в голосе спросил старший. – Нормально, а ты чего такой злой? – Цвен был в недоумении от такого поведения. – Ой… Не пудри мне мозги, я-то знаю, что все хреново. – Нависая над ним грозно срываясь на крик, сообщил вокалист. – Ну да, все хуево и что теперь?! Я же хожу, значит все нормально! – Закричал на него друг. – Да мне похуй, ходишь ты или нет. Твою ногу нужно показать врачу! Потому что я так понимаю, что она давно в таком состоянии! – Начал кричать в ответ Тилль. – Засунь себе в задницу своего врача! – Продолжил настаивать на своем Рихард, как вдруг его легонько ударили в то самое колено, и он мгновенно осёкся. – Я еще раз повторяю, что это не шутки. Ты либо показываешь ногу врачу, либо вылетаешь нафиг из группы вон. – С прищуром поставил условие Линдеманн, после отошел от гитариста и скрестил руки на груди. – Лааадно… Убедил. Завтра, как прилетим, сразу поедем в больницу. – Шипя от боли, согласился Цвен. – Прекрасно, там как раз, куда мы едем есть один человек, который сможет осмотреть тебя. Теперь иди спать, я сам все приберу. Цвен неохотно встав с пластикового стула, направился на второй этаж. Почти выходя из кухни, он внезапно столкнулся с испугавшимся Кристофом. – Ты что тут делаешь? Подслушиваешь? – Со злобой в голосе выдал Рихард. – Ты че совсем? Я воды вышел попить, какой подслушиваю?! – Дум быстро примял разгневанного коллегу и прошел на кухню. Гитарист последовал примеру друга и ушёл в своем направлении. – Тилль, ну что? – Шнайдер подошел сзади, тот в это время мыл посуду. – Поговорили, пойдет к врачу. – Ладно. Как думаешь, насколько все серьезно? – Встав рядом с кухонной тумбой, искренне поинтересовался барабанщик. – Не знаю… Посмотрим, что скажет врач. – Вокалист громко поставил очередное блюдце в подставку для сушки посуды и тяжело вздохнул. – Боже, ну почему он такой безответственный… – Грустно буркнул он себе под нос и в один миг замолчал. – Не переживай. Ты же знаешь, выкарабкается он. Все будет хорошо… Давай помогу. – С улыбкой произнес Дум, подавая тарелку в руки другу. – Спасибо. – Тот посмотрел на него. На мгновение их мокрые пальцы соприкоснулись, и они застыли словно две статуи на темном кладбище. Они, всматриваясь в друг друга, искали что-то в глубине их закрытых и недосягаемых душ. Весь мир как будто перестал функционировать, а время не возобновляло ход. Стрелки словно нарочно замерли. – Ой, извини… – Барабанщик вдруг резко отдернул руку, для того чтобы подать бокал. – Да ничего. – С усмешкой на лице проговорил Линдеманн и начал намывать грязную тарелку.